Текст книги "Меч Кайгена (ЛП)"

Автор книги: М. Л. Вонг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 34 страниц)

ГЛАВА 30: БУДУЩЕЕ

Военные уехали на следующий день, оставив жителям деревни завуалированные угрозы и пустые слова поддержки. Такеру поговорил с толпой, поднявшись на ледяную платформу, которую сам сделал, озвучил пустые слова благодарности генералу Чуну.

Слова Такеру мало значили, но он тщательно просчитал расположение платформы. Для представителей правительства это ничего не значило. Но жители Такаюби и окрестностей знали, что на этом месте Мацуда Такеру Первый бился с Юкино Изуми тысячу лет назад. На этом месте основатель их общества объявил о новом порядке.

– Теперь объявления, – сказал он, закончив обращаться к военным. – С завтрашнего дня в этой деревне будут внедряться новые практики, важные для нашего выживания. Сегодня всю еду принесут в дом Мацуда, все стройматериалы – в хижину Котецу Каташи. Без исключений.

– Это ваши приказы или Империи? – нагло спросил кто-то.

– Мои приказы, – сказал Такеру. – Я обещал генералу Чуну, что к его возвращению мы отстроим деревню. Этот процесс начинается сегодня. Вы все соберетесь тут завтра утром для дальнейших указаний. Слава Кайгену, – закончил он. – Да здравствует Император.

– Да здравствует Император, – повторили жители без энтузиазма.

Мисаки и Сецуко собирали еду, пока Такеру обсуждал планы с Котецу Каташи и Кваном Тэ-мином. Вечером Мисаки пришла в кабинет Такеру.

– Мы собрали всю еду в одном месте, – сказала она. У других людей Мисаки заподозрила бы семьи в том, что они не все припасы отдали, но не тут.

– Хорошо, – сказал Такеру. – Мне нужно, чтобы вы с Сецуко составили список собранных припасов.

– Ладно.

– Нужно разделить список на то, что нужно съесть в течение недели, в течение месяца, и что можно хранить, пока не растает лед.

– Да, сэр.

Задание заняло остаток дня для Мисаки и Сецуко, и они закончили в свете лампы, укачивая детей, пока заканчивали подсчет.

– Это точно? – спросил Такеру, когда Мисаки принесла ему результаты в кабинет.

– Да, – Мисаки тщательно проверила.

– Хорошо.

– И я принесла чаю.

– Хорошо, – сказал он, словно не слышал ее. Он уже смотрел на список, хотя, судя по кругам под его глазами, ему нужен был кофеин.

– Я оставлю его тут… – Мисаки не сразу нашла на столе место без бумаг. – Здесь.

Она уже шла к двери, когда донеслось скованное:

– Спасибо.

– Не за что.

– И ты можешь закрыть дверь? Ветер шумный, я пытаюсь сосредоточиться.

– Эм… – Мисаки посмотрела на дверь, от которой осталось несколько кусков после того, как Такеру выбил ее… после того, как она напала на него и запечатала его в комнате.

– О… – Такеру моргнул, выглядя растерянно. – Забудь.

– Прости, – сказала Мисаки, думая, что нужно так сделать.

Такеру покачал головой.

– Это я ее выбил, – он отвёл взгляд, осушил чашку горячего чая с тем же отчаянием, как его брат выпивал сакэ. – Иди. Поспи.

– Да, сэр, – сказала Мисаки и ушла в спальню.

Мамору уже не вторгался в ее сны, но той ночью она не могла уснуть. Комната ощущалась… слишком жаркой? Это было неправильно. Была зима. Она вытянула руку, обнаружила пустой футон рядом с собой. Все еще? Она встала, поправила кимоно, чтобы выглядеть прилично, и пошла по коридору. Свет лампы лился из кабинета Такеру мягко на деревянный пол коридора.

– Ты еще не спишь? – прошептала она, пересекая порог.

– Я еще занят, – ответил Такеру, не отрываясь от стола. Его стол покрыли еще несколько слоёв кайири, на каждом листе были текст, диаграммы и расчёты.

Он перевёл взгляд с одной страницы в другую с безумной скоростью и яростью воина, направившего меч с убитого врага на другого. Она всегда думала, что угловатое лицо мужа было без возраста, но в свете лампы он выглядел как мужчина за сорок.

– Оставь меня, – кратко сказал он. – Я сосредотачиваюсь.

Мисаки хотелось послушаться. Она делала так, когда говорила себе, что муж не был ее ответственностью.

– Ты должен говорить завтра перед своими людьми, – напомнила она. – Ты хочешь сделать это без сна?

Такеру в отдохнувшем виде был грозным без жутких кругов под глазами. Если он не поспит, она переживала, что он распугает оставшихся жителей Такаюби. Он посмотрел на нее, щурясь, лицо осунулось. Ей показалось на миг, что он рявкнет на нее не задавать вопросы.

– Я не хочу делать это без плана, – сказал он. – Ты же можешь это понять?

Мисаки кивнула. Она скользнула ладонью по его плечам, потом по спине, миновала символ Мацуда с четырьмя бриллиантами, ощущая под ним мышцы. Он напрягся на миг, расправил плечи, словно хотел стряхнуть руку. А потом передумал и замер под прикосновением. Он всегда был таким напряженным? Таким холодным? Словно провода замерзшей стали в человеческой коже… Она прижала пальцы к точке давления.

Мгновение она будто давила пальцами в твердый камень. А потом она послала кончиками пальцев джийю и улыбнулась, ощутив, как немного напряжения покинули его плечи.

– Я могу с чем-то еще помочь? – спросила она.

– Ты хороша с цифрами?

– Нет, – честно сказала она.

– Мм, – он нахмурился. – Тогда придется дать Квану утром просмотреть мою работу.

Он расправил плечи, стряхивая ладонь Мисаки. Она приняла мелкое движение как отказ и хотела отодвинуться, когда Такеру взял со стола пару листов кайири.

– Просмотри это для меня.

Мисаки взяла у него страницы и удивилась, увидев, что там не было цифр, а были столбики слов. Почерк Такеру был изящным и безупречным, как в каллиграфии, но многие строки были вычеркнуты и переписаны.

– Мой брат… хорошо умел вдохновлять других, – объяснил Такеру. – Я никогда не был так хорош с людьми, как он. Если я не продумываю слова, я не знаю, что сказать.

– И… ты хочешь, чтобы я…?

– Просмотрела ее за меня. Ты знаешь людей. Пожалуйста?

– Конечно, – Мисаки села на колени напротив Такеру, стала читать речь.

Такеру писал мелко, экономя место, заменяя компактными ранжи широкие символы, когда было возможно. Мисаки смутило то, что ей было сложно читать. Она говорила на кайгенгуа лучше Такеру, но он лучше использовал древние символы.

Рассвет озарил небо, она отдала ему кайири.

– Думаешь, я должно это сказать? – спросил он.

– Да.

– Тогда я запомню это. Я… – он посмотрел на кайири и замер. – Ты вычеркнула всю страницу, – он пролистал страницы. – Ты… вычеркнула все.

– Да, – сказала Мисаки. – Я делала сначала правки, а потом передумала.

– Не понимаю.

– Вряд ли тебе нужно это говорить.

– Ну… – Такеру моргнул, потер глаз ладонью. – Тогда… что…

– У тебя есть план для них, Такеру-сама?

– Да.

– Хороший?

– Думаю, да.

– Тогда это важно, – твёрдо сказала Мисаки. – Они слышали достаточно «Слава Империи» и пустых слов утешения, хотя твои были красивыми. Тебе не нужно притворяться твоим братом.

– Так… что мне им сказать?

– Свой план, – сказала Мисаки. – И все. Ты – коро, Такеру-сама. Твои действия всегда будут громче слов. Все в этой деревне уже знают, как долго ты работал на мэра, они знают, что ты заботишься о них, и они видели твою силу. Им нужно знать, что все будет хорошо.

Она подняла голову, уловив плач Изумо.

– Я должна разобраться с этим, – она встала, чтобы уйти, но замерла, глядя на мужа. Не думая, она склонилась и поцеловала его в морщинку между бровями.

– Что? – он в смятении поднял голову…

И она поцеловала его в рот. Он не отодвинулся, и она запустила пальцы в его волосы, сжала его шею и притянула его ближе.

Его рот был ледяным, как весь он, но поцелуй не был твердым. Он не скрежетал. В холодном поцелуе Мисаки нашла нежность, которой не замечала в своем муже. Он не был куском льда. Под ледяной горой бушевали волны. Под снегом журчал ручей Кумоно, реки неслись подо льдом, глубоко под землей. Под соснами корни тянулись, как пальцы, в почву, впивались в теплое от весны ядро горы.

Не было шипения пара, огонь не пылал во тьме с бесцельным восторгом. Но где был свет, было место тени. В снежно-белом свете Такеру она глубоко пустила корни.

Когда она прервала поцелуй, Такеру молчал, но он уже не был растерян. Он понимал, что это означало.

– Я жду твой план, – сказала она и поспешила к Изумо.

* * *

Люди собрались перед ледяной платформой, чтобы послушать Такеру. Мисаки и Сецуко нашли Хиори и встали рядом с ней. Женщина младше была заметно беременной, и она, казалось, спала меньше, чем Такеру.

– Доброе утро, Хиори-чан.

– О, – Хиори моргнула, посмотрела на Мисаки пустыми глазами, обрамленными тьмой. – У-утро.

– Как ты? – спросила Мисаки.

– Нормально, – с дрожью сказала Хиори. – Я в прядке. Спасибо.

– Не глупи, Хиори, – прямо сказала Сецуко. – Твое лицо по цвету как этот снег, а глаза как у енота.

– Не нужно так, Сецуко, – сказала Мисаки.

– Все хорошо, – Хиори скривилась, ее губа дрожала. – Я знаю, что стала уродливой.

– Эй! Я не это сказала! – возразила Сецуко.

– Ты назвала меня енотом.

– Ага. Самым милым енотом в мире, – Сецуко ущипнула Хиори за щеку, хотя там было почти не за что щипать. – Очевидно.

– О, Сецуко, – вздохнула Мисаки.

– Ты ела? – спросила Сецуко у Хиори, коснувшись впадины ее щеки.

– Я… не была голодна, – Хиори сжала кулаками рукава своего кимоно, чтобы скрыть дрожь ладоней.

– Хиори-чан, тебе нужно есть, – сказала Мисаки.

– Ты пообедаешь с нами сегодня, – заявила Сецуко.

– Все хорошо, Сецуко-сан. Я не…

– Мы настаиваем, – сказал Мисаки, и Такеру поднялся на платформу и кашлянул.

– Люди Такаюби, – его голос был монотонным, звучал четко и сильно. – Доброе утро. Я созвал вас сюда, потому что я придумал план нашего выживания, – он не взял с собой страницы. Ему не нужно было. Он хранил цифры в голове, как компьютер. – Прошу, послушайте внимательно, ведь нам нужно придерживаться плана, если мы хотим выжить в ближайшие месяцы. Благодаря стараниям моей жены и жены моего брата, я получил список всей еды, какая сейчас есть в деревне. А еще наши соседи согласилась вносить щедрое количество риса, свежей рыбы и прочего каждый месяц, пока мы будем в этом нуждаться. По моим подсчетам, этот припас поддержит деревню и ограниченное количество волонтёров в следующие одиннадцать месяцев, до Соколокало 5370. Распределение еды и ее приготовление будут под присмотром моей жены, Мисаки, и тех, кого она назначит себе в помощники. Все просьбы о дополнительной еде передавать ей.

Мисаки нервно смотрела на толпу, но никто не спорил. Они доверяли ей. От осознания тепло появилось в ее груди, а Такеру продолжил:

– Я хочу, чтобы все поняли, что с этого дня я считаю, что внос еды и труда извне – долг, а не вклад.

– Что? – сказали несколько голосов.

– Что это означает, Мацуда-доно?

– Это означает, – спокойно сказал Такеру, – что мы будем платить тем хорошим людям за их услуги в будущем. Я понимаю, что вы сейчас заняты, восстанавливая дома, но так не будет всегда. Я ожидаю, что каждая семья найдет надежный источник дохода в следующие одиннадцать месяцев.

– Как? – осведомился кто-то.

– Мы все домохозяйки, – отметила одна из женщин Икено. – Как нам получить деньги для поддержки семьи, а потом еще и заплатить волонтёрам за все, что они сделали?

– Спасибо за вопрос, Икено-сан, – сказал Такеру. – Ваш вопрос приводит к следующей части моего плана. Я знаю, что у нас сейчас мало осталось, но один источник мы не заметили.

– Какой, Мацуда-доно? – спросил один из Гинкава.

– Сосновые леса, – сказал Такеру. – Большую часть древнего леса, окружавшего западную деревню, разгромил торнадо, остальная часть сильно пострадала. Разрушение чуда природы было трагедией, хотя никто не думал об этом толком посреди такого количества человеческих потерь. Когда жители деревни и волонтеры проверили павшие деревья в поисках тел, в лес никто не вернулся. Все вы знаете, что лес стоял с дней Юкино Хаясэ и Мацуды Такеру Первого, – сказал Такеру. – Его корни тянутся глубже, чем вы думаете, это важная часть этой горы. Павшие деревья нужно будет убрать, чтобы лес вырос снова, если мы не хотим оползней, и чтобы почва испортилась, чтобы наша гора стала опасно меняться экологически. Потребуется проделать огромную работу, но это шанс получить необходимые деньги для Такаюби в короткий срок. Котецу Каташи оценил, что мы можем собрать несколько тысяч гули с павших и повреждённых деревьев, если мы правильно обработаем дерево. Губернатор Ло дал нам лицензию продать дерево строительным компаниям в столице провинции весной. Часть припасов будет отложена для нашей стройки. Я хочу, чтобы дом каждой семьи был отстроен, но первым проектом будет простое школьное здание, чтобы заменить публичную начальную, среднюю и старшую школу Такаюби, уничтоженную бурей. Нуму Котецу нарисовал планы, строительство начнется немедленно.

– Что? – сказал кто-то в смятении.

– Зачем нам строить школу? У нас едва хватает домов для всех нас.

– Мы не можем позволить детям лишиться образования, – сказал Такеру. – И публичные школы в западной деревне были важным источником дохода для многих семей. Правительство не дает нам прямую помощь, но оно должно платить зарплату работникам публичной школы. Любой житель, который может читать и учить по стандартной программе Империи, может служить как учителя и администрация, включая женщин.

Идея была хорошей. Многие жители Такаюби были достаточно обучены, чтобы читать на кайгенгуа.

– Для тех, кто не может читать, школа предоставит места уборщиков и помощников, и ту зарплату тоже будет платить правительство. Если все будет идти по плану Нуму Котецу, школа будет построена и открыта через два месяца – раньше, если коро помогут нашим нуму. Губернатор провинции Ло согласился оставить активной лицензию публичной школы Такаюби, если у нас будут открыты классы за это время. Когда здание школы будет завершено, мы начнем строить новый офис, который даст еще не меньше четырех вакансий.

Глядя на Такеру, Мисаки поняла, что она держала Изумо крепко и нервно кусала губу. Одна школа и офис управления не могли дать работу всей деревне, и многие женщины Такаюби остались одни, не могли работать весь день. Но Такеру не закончил.

– Я хочу обратиться теперь к волонтерам, которые помогали нам эти недели. Мы щедро отплатим вам в будущем, а еще я хотел бы пригласить вас всех остаться.

Шепот смятения пробежал по толпе.

– Я не могу сразу заплатить монетами, но я открываю додзе Мацуда для обучения.

Это послало рябь восторженного шепота и восклицаний.

– Если мужчины хотят переехать в Такаюби, поддержать овдовевших родственниц – или поселить тут свои семьи – я обучу их.

Пару месяцев назад предложение не было бы таким заманчивым. Меч казался непрактичным, просто церемонией в мирное время. Но Ранга могла в любой день постучать в их дверь, и армия Империи не защитила бы их, так что обучение у величайшего бойца Меча Кайгена, вдруг стало заманчивым.

– Нуму Котецу Каташи ищет напарников и учеников, если мастера хотят присоединиться к нам, – еще одно заманчивое предложение. – Две рыбацкие семьи переехали к подножию горы, чтобы рыбачить тут, но все мы знаем, что берег Такаюби раньше поддерживал больше двадцати семей рыбаков, ньяма их душам, – Такеру склонил голову к Сецуко. – Я говорил с женой моего брата, которая одна выжила в одной из тех семей, и с Чиба из соседнего района. Они согласились, что берег должен быть открыт для всех рыбаков, желающих поселиться там. Любы рыбаки, которые переедут к горе, получат нашу помощь со строительством дома и всем, что нужно для начала.

– При всем уважении, Мацуда-доно, а как же помощь армии Империи?

– Ну… это не важно, – сказал Такеру. – Как я объяснил, нам она не понадобится.

Вся деревня наполнилась илами после речи Такеру и рьяно приступила к работе, собирая бревна со склонов и строя новую школу.

Исключением была Хиори. Пока другие боролись с горем, Хиори не смогла миновать ужасы атаки. В ее глазах была пустота, и Мисаки было не по себе, словно ее подруга умерла в ночь ветра и пуль.

Одной ночью Мисаки проснулась от звука босых ножек, топающих по татами.

– Каа-чан? – сказал голос, она села и увидела Нагасу на пороге.

– Нага-кун? Что такое?

– Снаружи призрак.

– Что? – шепнула Мисаки, протирая глаза. Нагаса стал за месяц лучше выражать словами мысли, но они не всегда имели смысл. Хотя он давно не просыпался от кошмаров.

– Снаружи призрак, – повторил Нагаса, глаза были огромными во тьме. – Я его слышу.

Такеру крепко спал рядом с Мисаки. Он так уставал, что проснулся бы, только если бы гора стала разваливаться под ними. Стараясь не беспокоить его, Мисаки выбралась из-под одеяла и прошла к Нагасе.

– Идем, Нага-кун. Вернем тебя в…

Она замерла и уловила звук, разбудивший ее сына.

– Призрак, – серьезно настаивал Нагаса.

Жалобный вой искажал ветер, но любая мать могла понять…

– Это не призрак, Нага-кун, – сказала Мисаки. – Это ребенок.

– Ребенок?

– Да, – звук доносился из дома Хиори. – Нага-кун, останься тут. Иди в постель. Каа-чан скоро вернется.

Мисаки поспешил к гэнкану, надела таби и закрепила их быстрыми пальцами, схватила по путти плащ. Когда она вышла за двери, Сецуко уже стояла снаружи.

– Мисаки, – сказала она. – Ты слышала…?

– Да, – сказала Мисаки, укуталась плащом поверх одежды для нас. Крики малыша звучали из дома Хиори. – Думаешь, она уже родила? Разве еще не рано?

Сецуко сосчитала месяцы и недели на пальцах, ее губы двигались.

– Да, немного, – она выпрямилась. – Может, это хороший знак. Знаешь… может…

Может, это был ребенок Дая.

Мисаки кивнула.

– Идем.

К женщинам Мацуда присоединились Фуюко, Фуюхи и несколько мужчин из соседних домов, которые проснулись от звука. Женщины Мизумаки несли фонари, и Мисаки заметила, что у двух мужчин – Гинкавы Аоки и волонтера по имени Амено Кентаро – были мечи. Было странно брать оружие, чтобы проверить мать с новорожденным, но в крике было что-то жуткое. Стены дома скрипели, группа собралась у двери.

– Хиори-чан? – Сецуко бойко постучала. – Мы можем войти?

Ответа не было, только безумные вопли малыша, их не перебивали, будто там больше никого не было.

– Юкино-сан! – громче сказал Гинкава Аоки. – Вы там?

– Хиори! – тон Сецуко стал тревожнее. – Хиори, прошу, ответь нам! Ты в прядке?

– Простите за вторжение, Юкино-сан, – сказал Аоки, – мы входим, – и он выбил дверь.

Сецуко ворвалась первой, за ней последовала Мисаки и женщины Мизумаки с фонарями.

Хиори лежала на боку на кимоно Юкино Дая, которое она смогла забрать из старого дома, сжимая в руке ткань. Такенаги торчал из ее тела, серебряный клинок выпирал из ее спины.

Она была мертва.

– Нет! Нет! – Сецуко упала на тело Хиори, всхлипывая, Фуюко упала на колени в шоке, а Фуюхи отвернулась. – Хиори! – Сецуко стал умолять, слезы лились по щекам. – Ну же, милая, открой красивые глазки. Хиори! Нет! Нет!

Мисаки не пошла к телу. В ней не осталось слез. Она не могла это объяснить, но она как-то знала до того, как они выбили дверь, что Хиори умерла. Она давно была мертва.

– Мисаки, сделай что-нибудь! – Сецуко всхлипывала, опустив голову Хиори на свои колени. – Останови кровотечение!

Мисаки лишь покачала головой. Даже ели бы сердце Хиори еще билось, она не могла спасти человека от такой раны. Хиори явно уперла Такенаги во что-то и бросилась всем весом на клинок – решительный конец.

– Мне жаль, Сецуко, – прошептала Мисаки. – Она мертва.

Мисаки тихо прошла мимо Сецуко к колыбели, где рыдания не прекращались. Там была девочка, запуталась в одеялах, зажмурилась, откинув голову, и кричала. Мисаки еще не видела такого маленького ребенка, но ее ручки двигались, воздух в хижине задевал волосы и рукава Мисаки.

«Великая Нами», – ни один ребенок, даже Мацуда, не получал силы в день рождения. Это было неслыханно. Мисаки с потрясением вспомнила жуткую смертельную фонью насильника Хиори – та сила отбросила Мисаки в стену и разрушила комнату.

– Это не ребенок Юкино-доно, – в страхе прошептал Амено Кентаро. – Это не из наших.

У ребенка текла кровь из тонкого пореза на шее, который мог быть только от меча Котецу. Мисаки с ужасом поняла, что Хиори держала Такенаги у горла ребенка… но не убила малыша. В конце она не смогла убить своего ребенка.

Амено Кентаро потянулся к катане.

– Нет, – Мисаки быстро обошла колыбель, встала между воином и младенцем.

– Отойдите, Мацуда-доно, – Кентаро начал вытаскивать меч.

Ее кровь кипела, Мисаки схватила его за руку и вонзила оружие в ножны.

– Нет.

Глаза Кентаро расширились от ее силы.

– М-Мацуда-доно… – он глядел, не понимая, на тонкую ладонь на его запястье. – Ч-что…

– Ты не навредишь этому ребенку, – прошипела Мисаки.

– Это фоньяка, – возразил он, пытаясь вырваться из хватки Мисаки, но без толку. – Посмотрите на тот порез. Юкино пыталась убить это.

– Но не убила! – яростно ответила Мисаки. – Она сделала выбор с мечом. Ее последнее решение в этом мире – дать ребёнку жить. Кто мы, чтобы лишать ее этого?

– Но… это ранганийский ребёнок…

– Это ребёнок Хиори, – прошипела Мисаки, отталкивая его, – значит, он принадлежит всем нам. Ты отойдешь.

– Мацуда-доно, – начал Гинкава Аоки. – Вряд ли…

– Отойдите, Гинкава-сан.

Мисаки склонилась над колыбелью, прижала ладонь к шее ребенка, исцелила порез, как могла. Рана была тонкой, но глубокой. Останется шрам. Когда Мисаки ощутила уверенность, что корка удержится, она укутала девочку, чтобы она не шевелилась, поднимая ветер.

– Мацуда-доно, – Аоки попробовал нова. – Я знаю, что вы – женщина, поддаётесь материнским инстинктам, но нужно думать об этом рационально. Это фоньяка.

Игнорируя протесты Гинкавы, Мисаки подняла малышку на руки и прижала к себе, гладя нежную голову. Она была крохотной, а оба мужчины все еще прижимали руки к мечам.

– Вам лучше уйти, господа.

– Мы не уходим, Мацуда-доно.

– Вы уходите.

– Но…

– Ребенка нужно покормить, – сказала Мисаки, и это их заткнуло.

Гинкава Аоки, который переступал трупы во тьме и перевязал руку товарища шнурком от меча, смотрел под ноги в смятении. Амено Кентаро покраснел.

– Прочь, – сказала она, и в этот раз они не спорили.

В конце ребёнок Хиори не взял грудь Мисаки, но малышка перестала плакать. Утром Мисаки отнесла новорожденную в приют.

– Вы вырастите ее вместе с другими детьми, осиротевшими от нападения, – сказала она финам. – Я не могу ее взять, но этот ребенок под моей защитой. Я не хочу слышать, что ей навредили. Понятно?

– Да, Мацуда-доно.

Хиори кремировали на следующий день. Дом, оскверненный суицидом, пришлось сжечь. На этом Юкино в Такаюби умерли. Ребенок не был Юкино.

Хоть им нельзя было говорить, все тихо понимали, что ребёнок прибыл с ветром, который забрал так много. Пока она росла, становилось ясно, что в ней не было ни капли джийи, хотя воздух вокруг нее всегда был беспокойным. Почти казалось, что горе ее матери родилось в ней. Ее глаза были огромными, древними и печальными.

Никто не дал ей имя официально, но в шепотах ее звали Казеко, Дитя Ветра, в честь ужасной вещи, которая принесла ее к ним. Может, потому Такаюби терпели ее присутствие: она была ходячим напоминанием. Тела могли сжечь и похоронить. Кровь мертвых могли смыть с меча. Но это существо с глазами Юкино Хиори и силой фоньяки было неопровержимым. Они могли бояться и ненавидеть ее, но она была живым подтверждением того, что Империя пыталась стереть.

Пока она шла по Дюне, никто не мог забыть то, что случилось на Мече Кайгена.