Текст книги "Меч Кайгена (ЛП)"

Автор книги: М. Л. Вонг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)

Слезы катились по щекам Мисаки. Впервые с прибытия в Такаюби – может, впервые в жизни – она знала, что была человеком. Невыносимо человечной. Теперь было слишком поздно.

– Твоя мать – эгоистка, Мамору, – она сжала рукав и вытерла слезы, но новые полились на их место. – Я не буду это отрицать. Я всю жизнь не могла отпустить «если бы». Я не могла из-за них думать о муже. Я не могла забыть любовь своей жизни, и мы все пострадали из-за этого. Яд моих сожалений убивал моих не рождённых детей, которые могли быть после тебя и до Хироши. Мои сожаления травили семью годами, но, клянусь, Мамору, я не дам им коснуться тебя. Ты важнее, чем они. И то, что я не смогла сделать для своих родителей, Робина, Такеру или не рожденных детей, я сделаю для тебя. Мой сын, я сделаю это для тебя. Ты сделал в этом мире больше, чем кто-либо мог просить. Хоть раз позволь мне бить матерью, какой я должна была стать с самого начала. Дай мне позаботиться об остальных, хорошо?

Она подползла вперед и коснулась его ладони, но в этот раз не рыдала и не тянула. Ее джийя была под контролем. Она тихо плакала, слезы сами катились. Она не поднимала его.

– Я знаю, что не имею права ничего у тебя просить, но, пожалуйста… если твоя бедная глупая мать может попросить тебя об одном напоследок… дай еще раз обнять тебя. Всего раз дай Каа-чан обнять тебя и ценить так, как я должна была делать со дня твоего рождения. А потом я отпущу тебя с благословением. Хорошо?

Фины говорили, что женщине не стоило трогать мертвых, но фины Такаюби были потеряны в торнадо с их храмом. Некому было судить Мисаки, она обняла своего мальчика и прижалась к нему в последний раз.

«Прошу, Нами, прошу, Наги, – молилась она сквозь слезы. – Он такой хороший мальчик. Не давайте его глупой матери все испортить для него. Прошу… дайте мне силы отпустить его».

Мать должна была пойти в храм после смерти ребенка. Она должна была говорить с духами Мертвых, пока не выскажет все, что нужно, ребёнку, пока не выпустит все чувства, не решит все конфликты, не забудет обо всех ссорах, пока фины не скажут, что душа покоится с миром. Но храм пропал, как и все маски и мудрые монахи в нем.

Мисаки могла только держать ребенка, любить его и надеяться, что этого хватит, чтобы она смогла его отпустить.

– У тебя нет долга перед Дюной, – прошептала она, прижавшись щекой к его холодной голове. – Хватит того, что у меня даже на миг был сын, как ты. Хватит того, что Хироши, Нагасы и Изумо будут равняться на таком брате, как ты, когда они станут юношами. Этого хватит, – сказала она себе, хотя не услышит больше, как он смеется с младшими братьями, как красиво исполняет ката, как улыбается с ямочками, как улыбка из детской становится мужской. На миг ее ладони были полными жемчуга. Она качалась и повторяла. – Этого достаточно. Этого достаточно, – а потом Чиба Мизуиро вернулся с волонтёрами, чтобы помочь отнести тело на гору.

Перед тем, как они ушли, Мисаки замерла перед трупом солдата, убившего ее сына. Она опустилась на колени, провела ладонью над его глазами, закрывая их, давая себе простить его. Было просто простить юношу, выполнявшего приказы.

Слишком просто.

И это не убрало груз с груди Мисаки, потому что ей нужно было простить не солдата из Ранги.

ГЛАВА 21: ЛОРД ГРОЗЫ

Сецуко проснулась позже в тот день, жалуясь на головную боль, вместо юмора. Когда Мисаки тихо рассказала ей, что случилось с ее мужем, она притихла. Было ясно, что она ожидала новости. Если бы Такаши пережил бой, он был бы рядом с женой, когда она проснулась.

– Как он умер? – спросила она, наконец. – Это было ясно?

– В бою, – сказала Мисаки. Это было легко понять. Это было преуменьшением. Он умер, разрывая врагов, так было лучше описать сцену, которую Такаши оставил на южном переходе. – Послав Такеру в деревню защищать нас, он остался одним из последних из наших мужчин, – он и Мамору.

– Его тело? – спросила Сецуко, странно спокойная.

– Ну… тела нет, – объяснила Мисаки. Волонтеры создали плиты льда внутри дома Мацуда, где собирали тела. Но от Мацуды Такеру почти нечего было собирать. Его кости были сложены в корзину. – Волонтеры забрали его мечи, но его джийя в смерти была так сильна, что вся кровь в его теле стала шипами льда. Это было зрелищно, – добавила Мисаки. Может, леди не стоило так описывать нечто кошмарное, но она думала, что Сецуко хотела бы знать.

– Зрелищно? – довольное лицо Сецуко показало, что Мисаки правильно подумала.

– И жутко.

– Что ж, – Сецуко выдавила смешок. – От тебя это высокая похвала!

Уголок рта Мисаки дрогнул, но она не могла ответить на улыбку Сецуко. Часть нее надеялась, что удар по голове Сецуко убрал воспоминания об атаке на дом Мацуда, резне, которую устроила Мисаки, но если Сецуко было не по себе на одной скамье с монстром, она не подала виду, склонившись вперед.

– Расскажи мне больше, – сказала она.

Больше? Она хотела знать больше о жуткой смерти своего мужа?

– Я не видела еще такую смерть джийи, – сказала Мисаки и постаралась описать жуткие шипы. – Я не знала бойца, который был бы до конца так грозен в бою. Судя по полю боя, он забрал с собой несколько фоньяк в миг смерти, а до этого убил около сотни.

Сецуко странно улыбнулась, это было на грани между дикостью и восторгом.

– Это мой муж, – сказала она, в глазах были слезы.

«А это моя Сецуко, – подумала Мисаки, сжимая ее ладони, – яркая, прочная, даже перед немыслимым».

– Слышишь это, Аюми-чан? – Сецуко улыбнулась сквозь слезы малышке, которая проснулась и зашумела в ее руках. – Твой отец – герой и божество!

Мисаки хотела бы силу Сецуко. Она думала много лет, что у нее была сила – изображать улыбку сквозь боль и гнев – но честная способность улыбаться от сердца была тем, что у нее не было. Потому она шла за Робином, как мотылёк за огнем. Потому Сецуко была и всегда будет самой красивой женщиной в мире.

– Идем, малышка, – Сецуко встала, потёрлась носом об Аюми, вызывая ее смех. – Выразим уважение.

– Я же сказала, тела нет, – сказала Мисаки.

– Да, – улыбка на лице Сецуко увяла, она посмотрела на Мисаки. – Но мне нужно попрощаться с храбрым племянником, да?

Мисаки удивленно посмотрела на нее. Она только проснулась.

– К-как ты…?

Сецуко прижала ладонь к лицу Мисаки, провела нежно большим пальцем под ее глазом.

– Ты обычно не плачешь, сестренка, – мягко сказала она. – Я еще не видела у тебя такие красные глаза.

Что-то на лице Мисаки пробило спокойствие Сецуко, потому что на миг она показалась печальнее, чем Мисаки когда-либо видела ее. Ладонь потянула Мисаки за щеку. Она приняла приглашение, прислонилась головой к груди Сецуко.

Никаких слов. Беззвучная поддержка.

Мисаки закрыла глаза, вспомнив, как мама держала ее в бурю, убеждая детей, что ветер и гром им не навредят. Мисаки знала, что уже не ощутит такое утешение, которое она не могла предложить своим детям.

– Думаю, я должна извиниться, – сказал Сецуко, – раз мой муж уже не может сделать это сам.

– О чем ты?

– Такеру вернулся защитить нас по его приказу… Он мог послать Мамору и… – и Мамору был бы еще жив. Мисаки старалась не думать об этом. – Прости.

– Это не твоя вина, – сказала Мисаки. И не вина Такаши. Он должен был понимать, что место на передовой было верной смертью, и что тот, кого он послал на гору, будет управлять домом Мацуда без него. Такаши мог сам поменяться местами с Такеру, но Мамору был слишком юным. Мальчик четырнадцати лет не мог возглавить семью, не то что деревню в кризис.

Она игнорировала голосок в голове, который требовал узнать, поему Мамору не мог пойти на гору с отцом. Почему Такеру не настоял на этом? Как он мог оставить сына умирать без спора? Как?

– Это было необходимо, – настаивала Мисаки, словно это могло ослабить боль. – Тебе не нужно извиняться передо мной.

– Мм, – Сецуко гладила спину Мисаки. – Но кто-то должен.

Поток трупов на носилках двигался по горе весь день. Было ужасно слышать крики горя и отрицания от членов семьи, которые встречали каждое новое тело, но для Мисаки было куда ужаснее видеть, как тела несли в тишине. Некоторые из тех людей умерли со всеми, кто мог их помнить. Они лежали одни на ледяных плитах, никто не горевал по ним.

Сецуко ушла поговорить с рыбаками, которые собрали кости ее мужа. Мисаки стояла перед телом Мамору, одна ладонь лежала на голове Нагасы, другая – на плече Хироши. Она пыталась объяснить сыновьям. Нагаса не понимал. Как он мог в его возрасте? Он тряс Мамору, спрашивая, почему он не просыпался.

Нагаса сжимал рукав Мамору, а ладонь Хироши медленно скользнула к лакированным ножнам меча брата.

– Мамору-нии-сан был первым сыном… – медленно сказал он.

– Да, – ответила Мисаки.

– И… дядя Такаши был первым сыном.

– Был, – сказала Мисаки, глядя на Хироши. Она смотрела, как он прищурился, его пятилетний разум тщательно работал над иерархией, в которой он родился.

– И я…

Хироши не знал слово «наследник», но было ясно по вопросу в его глазах, что он понимал смысл.

За один день он из второго сына стал наследником Мацуды. Даже если он полностью не понимал перемену, он ощущал это. Его маленькие плечи напряглись, словно физический вес упал на них. Он сжал кулаки, и Мисаки поняла, что ее второй сын, крепкий, как лед, со дня рождения, дрожал. Когда она посмотрела в его глаза, она увидела то, что никогда там не видела. Даже когда он бился с солдатом в четыре раза больше него. Страх.

– Я еще недостаточно большой, – сказал он. – Недостаточно сильный.

– Нет, – Мисаки попыталась улыбнуться Хироши, гладя его волосы, опустила ладонь на его плечо. – Ты еще недостаточно большой, но ты довольно сильный. Ты сильный, Хиро-кун.

Хироши будто не слышал ее.

– Он еще не может уйти, – он смотрел сквозь нее, будто бредил. – Не может.

– Он уже умер, Хиро-кун. Мы ничего не можем с этим поделать.

– Но он не может, – лицо Хироши исказил гнев, взгляд был рассеянным. – Я его еще не догнал.

Нагаса рыдал, Хироши тихо дрожал под ее руками, и Мисаки поняла, как важен был для них Мамору. Не только первый сын, но и на десять лет старше братьев, он был для них таким большим. Он был ориентиром и мостом между ними и далеким взрослым миром. Для Нагасы он был другом и защитником. Для Хироши, может, он и не был другом, но был важнее: тем, за кем он гнался.

– Я еще не догнал его.

– Хиро-кун, все хорошо. Не переставай гнаться за ним. Он больше не будет тут с нами, но его дух будет рад знать, что ты следуешь его примеру. Ты все еще можешь вырасти сильным, как он, со временем.

– Но… я не первый сын, – возразил встревоженно Хироши. – Я недостаточно большой.

Мисаки поняла в тот миг, что Хироши пытался выразить ужас, но ему не хватало слов. Первые сыновья Мацуда – Такаши и Мамору – были для Хироши большими не только в плане возраста и размера. Он говорил о размере их навыков, их силе, их ответственности. Они оба были очень сильными фигурами в мире Хироши, разбирались с взрослыми опасностями, чего не могла остальная семья. Теперь они оба умерли, сражаясь с той опасностью, и Хироши стоял на их месте. Такой маленький.

– Я не готов.

– Знаю, Хиро-кун. Никто из нас не готов. Но мы постараемся вместе, хорошо?

Натянутый сильнее, чем тетива Катакури, Хироши кивнул.

– Сейчас мы должны помолиться за Мамору, помочь ему в пути. Мы можем теперь только отпустить его без переживаний за нас. Если хочешь сказать что-то брату, что ему нужно знать, говори сейчас.

Хироши стоял, долго смотрел на тело брата. Он отошел и встал на колени, прижался лбом к полу.

Мисаки могла лишь догадываться, что прошло между Хироши и духом его брат. Было невозможно сказать, ругал ли он Мамору за то, что он бросил их, просил ли он силы или прощения за то, что он занял его место, или он обещал стать сильнее и защищать семью, но он глубоко ощущал свою молитву, потому что его джийя поднялась с осязаемой силой, превращая снег вокруг него в лед. Нагаса все это время рыдал.

– Что делать с похоронами? – спросила Сецуко. Она и Мисаки сидели на отчасти разбитом крыльце дома с детьми.

– Не знаю, – Мисаки водила круги на спине Нагасы. Мальчик долго всхлипывал, но она дала ему держать Изумо, это успокоило его на миг. – Я не знаю, как Такаюби справиться с таким количеством смертей.

– У аристократов обычно много вычурных церемоний, да?

– Да, – через день после смерти Мацуды Сусуму каждый монах в Такаюби прибыл одеть тело, спеть Донкили, украсить гроб и подготовить место кремации. Мисаки провела ваатину, чтобы ее волосы, оби и белое кимоно были подготовлены, чтобы не оскорбить дух ее озлобленного свекра. После каждого выкидыша фины вели ее через молитву, пост и очищение, и он думала, что это никогда не закончится.

– Нужно было укрыть домашний храм, защитить его от злых духов, – сказала Мисаки, вспоминая ритуал, который всегда проводили после трагедии.

– О, – плечи Сецуко опустились. Храм Мацуда был в части дома, которая рухнула. – Можно посыпать округу солью? – предложила Сецуко.

– Точно, – Мисаки порой забывала, что у низших классов соль работала против всех суеверий. Для простых людей это было проще, чем звать монаха в дом каждый раз из-за призраков.

– Видно мое низкое происхождение? – спросила Сецуко от взгляда Мисаки.

– Нет, это неплохая идея, – утомленно сказала Мисаки, – но соль на кухне.

Кухня не пострадала от бомб, но была разрушена боем с двумя элитными фоньяками. Из разбитого крана лилась вода всю ночь, затапливая пол и комнаты вокруг. Когда Такеру и волонтеры убрали дом, кто-то заморозил кран и возвел ледяную стену, чтобы вода не затопила остальной дом, но кухня была за гранью спасения.

– И у нас нет кладбища, – сказала Мисаки. – Рыбаки, которые помогали искать тела, сказали, что оно разрушено, – торнадо прошёл дальше западной деревне, прежде чем мужчины Такаюби смогли его остановить, и кладбище, храмы и деревья на склоне были стерты.

– Так у нас нет места для праха мертвых? – спросила Сецуко.

Мисаки покачала головой. Могилы были готовы для Такаши и Такеру рядом с их отцом с тех пор, как братьям исполнилось тридцать, но ветер разметал надгробия, прах и кости десяти поколений Мацуда по горе.

– Я слышала, что Амено послали за монахами для всех церемоний, – сказала Сецуко.

– Это хорошо, – Мисаки пыталась звучать уверенно. – Они будут знать, что делать, – но что могли фина в такой ситуации? Столько мертвых детей. Столько умерло без предупреждения. Была церемония, которая могла очистить облако такой боли?

– Где Такеру-сама? – спросила Сецуко.

– Не знаю, – Мисаки пожала плечами. – Наверное, командует волонтерами. Я не знаю, – ей было все равно. Он бросил Мамору умирать. И ради чего? Чтобы он прибыл в деревню и попытался помешать Мисаки спасти Хиори?

– Он молился за Мамору?

– Не знаю, – Мисаки пожала плечами. – Не важно.

– Конечно, важно… – Сецуко умолкла, глядя на Мисаки в смятении. – Ты на него обижена, – сказала она через миг.

– А ты нет? – сказала Мисаки. – Он бросил твоего мужа умирать.

– Он спас меня.

– Твой муж спас тебя, – рявкнула Мисаки. – Такеру просто исполнял приказы.

– Ты не можешь винить его за то, что он покинул передовую, да? – сказала Сецуко. – Если он просто следовал приказам?

Мисаки не ответила. Но она потянула Сецуко за руку, когда на носилках понесли тело Юкино Дая. Лицо мечника было укрыто тканью, что делало его неотличимым от других Юкино, умерших в бою, но Мисаки узнала катану на носилках рядом с ним. Из всех красивых мечей в Такаюби Такенаги был тем, которому Мисаки завидовала. Легче других мечей Котецу и такой быстрый в руках Дая. Она знала с печальной уверенностью, что ни один мечник не будет снова достоин этого оружия.

– Нам нужно идти, – тихо сказала Сецуко.

Мисаки кивнула. Оставив детей под присмотром Котецу и рыбачек, женщины пошли к Хиори.

Они нашли ее там, где она рухнула утром, на каменном символе Юкино, упавшем с дома. Ее голова была уткнута в сгиб руки, словно она спала, но Мисаки знала раньше, чем села на корточки, что Хиори не спала. Ее плечи были напряжены, как могло быть только от боли бодрствования.

– Хиори-чан? – Мисаки коснулась спины подруги.

Она была такой напряжённой и неподвижной, что на жуткий миг напомнила труп в снегу, закоченевший и замерзший. Она не двигалась, когда мужчины опустили Дая на ледяную плиту рядом с укутанными останками его сына.

– Хиори-чан? – снова сказала Мисаки.

Ошеломлено моргнув, она жалобно сказала:

– Что?

– Они нашли тело твоего мужа.

Хиори отвернулась от Мисаки со сдавленным звуком отрицания, словно овечка в пасти волка.

– Нет, – она уткнулась лицом в руки. – Нет.

– Ты должна хотя бы помолиться за него, Хиори-чан, – мягко сказала Сецуко. – Чтобы он покоился с миром. Он так тебя любил.

Хиори сжалась сильнее на камне, подтянула колени к груди.

– Я не могу.

– О чем ты, Хиори-чан?

– Я не достойна, – голос Хиори был полон боли, приглушен рукавами. – Я не должна его трогать. Я не должна даже смотреть на него.

– Хиори-чан, о чем ты говоришь?

– Я подвела его.

– Что? – Сецуко растерялась. – Ты про Рёту-куна? Хиори-чан, это был не твоя вина…

Хиори отпрянула от ладони, которую Сецуко пыталась опустить на ее плечо, и сжалась, мотая головой. Мисаки не говорила Сецуко о том, что последний солдат из Ранги сделал с их подругой – и не сказал бы. Это леди Кайгена не должна была произносить. Это было постыдно.

Мисаки ждала, пока Сецуко выражала уважение Даю, а потом опустилась на колени в негу, обвила рукой плечи Хиори. Она пыталась говорить мягко и тихо, как всегда делала ее мать, пытаясь утешить той магической силой:

– Хиори, – прошептала она, прижавшись лбом к волосам подруги. – Это была не твоя вина.

Хиори не отпрянула. Она сжалась сильнее с жалобным звуком, но Мисаки не дала подруге погрузиться во тьму. Не из-за позорного поведения мужчины.

– Он был сильнее тебя. Ты ничего не могла сделать ради твоего сына и тебя. Твой муж понял бы это лучше всех. Любой воин, знающий победу и поражение, понял бы.

Хиори шмыгнула носом, и хоть Мисаки не видела слезы, она ощущала, как соленая вода текла из глаз Хиори в ее рукав.

– Дай-сан ценил тебя. Он не перестал бы любить тебя за то, что не было твоей виной.

– Д-думаешь… – пролепетала Хиори, и сквозь горе показалось мерцание того, что вызвало у Мисаки облегчение. Надежду. – Думаешь, он мог бы… простить меня?

– Нет, Хиори-чан, – Мисаки погладила голову подруги. – Он не обязан. Нечего прощать.

– Но я не… я уже не чиста.

– Кто-то лишил тебя этого, – яростно сказала Мисаки, – бесчестно. Как кто-то лишил его жизни.

– Думаешь, его убили подло?

– Не глупи, Хиори-чан. Кто мог убить Молнию Дая в честном бою? – Мисаки не упомянула, что голова Дая, казалось, была разбита атакой сзади. Такую деталь нежная Хиори не оценила бы – и это не требовалось, потому что на лице Хиори появилась хрупкая улыбка. Это было самое красивое, что видела Мисаки, и она сжала подругу, отчаянно пытаясь удержать это.

– Думаю, ты права… – робко сказала Хиори.

– Те, кто это сделал… кто бился без чести и уничтожал, не думая… они будут гореть в Аду за это. Не твой муж. Не ты.

– Т-ты уверена?

– Да, – сказала Мисаки. – Если кто и должен извиняться перед Дай-саном, то это я.

– О чем ты говоришь?

– Я должна была прийти раньше. Я знала, что ты могла быть в опасности, я должна была проверить тебя, как только мои дети были в безумности. Нами, я знала, что атака Ранги могла произойти. Я… у меня было много шансов что-то сделать, но я подвела тебя. Я подвела всех. Так что позволь попросить у Дай-сана прощения, а ты… – Мисаки отодвинулась, чтобы сжать плечи Хиори, пытаясь передать в нее силу. – Просто отправь ему всю свою любовь. Хорошо?

Хиори дрожала, слезы были в глазах, но она кивнула.

– Хорошо.

Хиори закончила молиться, и Мисаки с Сецуко сидели с ней. Слова не могли унять ее агонию. Но их слова и не были важны. Хиори просто сидела на коленях и смотрела на тело, не видела и не слышала ничего вокруг себя. Они все равно остались, держали ее за руки, словно могли хоть немного развеять одиночество.

Мисаки все еще шептала мягкие слова, когда трепет знакомых красок привлек ее взгляд.

– О, – она встала, гадая, привиделся ли ей символ, но он был настоящим. Волна с белым гребнем Цусано поднималась среди знамен Амено.

Сецуко кивнула Мисаки, словно говоря: «Я за ней присмотрю».

Мисаки сжала ее руку в безмолвной благодарности.

– Хиори-чан, я на минутку, – она задела ладонью спину Хиори и поспешила так быстро, как позволял статус леди, к Цусано.

Она тут же увидела сине-серебряное хаори отца, но, когда лидер Цусано повернулся, это был не ее отец.

– Казу-кун! – ее голос оборвался.

Она еще никогда не была так рада своему глупому братишке, и она спешила к нему. Может, пустота, оставшаяся от Мамору, была слишком свежа в ее сердце, может, лицо Казу было напоминанием о времени до всего этого. Она не смогла совладать с собой и обвила его руками.

Лорд Арашики удивленно охнул, открыл рот, чтобы что-то сказать, но закашлялся, когда Мисаки сжала его сильнее. От него пахло солью и морским ветром, как дом, которого уже не существовало. Ей пришлось отпустить Мамору, но хотя бы Казу был тут. Она могла держать его так, как в детстве, когда он прибегал в ее комнату, боясь грома.

– Нээ-сан! – Казу звучал бы не так потрясенно, если бы она ударила его по лицу.

Когда они были юны, она всегда ругала его за нарушение правил приличия. Если бы он повис так на ней на публике, он ударила бы его и шипела, что юный лорд так не может себя вести.

– Нээ-сан… ты в порядке? – спросил он, когда Мисаки отодвинулась. – Ты…? – безумна? Намек был таким. – Что случилось?

Мисаки покачала головой, не могла это озвучить. Люди Казу глядели, на лицах были шок и тревога. В тумане эмоций она поняла, что некоторых узнал. Это были члены семей, подданных Цусано, которые служили ее отцу и тренировались в его додзе детьми.

– Умииро-сан, Хакую-сан, – она отцепилась от Казу и поклонилась. – Рада снова вас видеть.

– Мацуда-доно, – они низко поклонились.

– К-как дела в Ишихаме? – Мисаки отвернулась от них к брату. – Как наша семья?

– Наши родители удобно устроились у родственников, и у всех есть место, чтобы остаться хотя бы на короткий срок.

– Хорошо, – Мисаки кивнула. – Я так рада.

В отличие от Такаюби, окружённой бедными деревнями рыбаков и фермеров, Ишихама была рядом с городами, способными принять горстку беженцев.

– Но на Ишихаму напали недавно. Как…

– Знаю, что ты хочешь сказать, – Казу виновато улыбнулся. – Не стоило покидать дом так скоро после… катастрофы, но я оставил Кайто и Райку приглядывать за семьей.

– Точно, – Мисаки забыла, что ее младшим братьям было за двадцать, они могли приглядеть за семьей без Казу. – Но… – время не сходилось. – Как ты попал сюда так быстро? – Ишихама была не так близко к Такаюби, и дороги были плохими. – Как ты…

– Мы отправились в путь два дня назад, – сказал Казу, – по морю.

– По морю! – удивленно воскликнула Мисаки.

Группа сильных джиджак могла двигать себя по воде на гидродинамических формациях изо льда быстрее машины или поезда. Но, несмотря на скорость, путешествие по открытому океану было опасным методом, обычно его использовали в экстренных ситуациях. Даже самые сильные джиджаки глупо рисковали в океане. Казу и его люди пересекли сотни кликов в открытом море, далек от берега, чтобы скорее попасть сюда. Это объясняло, почему они были такими уставшими.

– Ты покинул Ишихаму до того, как ранганийцы попали сюда, – в смятении сказала Мисаки.

– Мы обсудим это позже, – сказал Казу. – Прости, что я тут в таких обстоятельствах, но я рад тебя видеть, Нээ-сан.

Мисаки кивнула и окинула брата взглядом. В тридцать два Казу был мало похож на хихикающего активного мальчика, который плакал от звука гром. К удивлению Мисаки, он выглядел… как лорд с милосердным взглядом и широкими плечами под хаори их отца. Огромный меч рода Цусано, Анрю – Бушующая волна – был привязан к его спине, отмечая его не только как главу дома, но и как лучший воин Ишихамы.

Его кожа была в порезах и синяках, как от падения на обломки. Несколько ран глубже на его лице были с корками, которые он создал на них. Удивление мелькнуло в Мисаки, она поняла, что Казу хорошо смотрелся со шрамами. Он выглядел грозно. Он склонила голову, отыскав взглядом рану глубже у его правой ключицы, которая подозрительно напоминала работу меча.

– Ах… – Казу быстро прикрыл рану воротником кимоно. – Я забыл, как тут холодно.

Мисаки взглянула на него с пониманием. Младшие братья не разделяли ее умение обманывать, но Казу всегда врал хуже всех.

– А ты выглядишь так, словно… повеселилась? – Казу взглянул на синяки и порезы Мисаки на предплечьях от фоньяки с веерами. Нормальный брат переживал бы за сестру, но Казу точно помнил. Сколько раз Мисаки одолела его в додзе Цусано, так что за врагов переживать стоило больше. – Мисаки-нээ-сан… – он понизил голос, чтобы другие не слышали. – Ты же не ходила на передовую?

– О, Казу-сан, я польщена, что ты считаешь, что я пережила бы это, но мне не нужно было, – она указал на разбитую деревню за собой. – Передовая пришла ко мне.

– Мы должны были прибыть раньше, – в его голосе была боль. – Представители армии уже прибыли? – он огляделся, и Мисаки увидела в нем эхо мальчика, боявшегося грома.

– Нет. Самолёты разбомбили всех фоньяк на склоне горы, но никто с нами еще не говорил. Я не видела императорских отрядов на земле.

– Хорошо.

– Что?

– Не тут, – быстро сказал Казу.

– Так… ты знал? – спросила она. – Буря, о которой ты мне писал… это была буря или…

– Я сказал: не тут, – повторил он тверже. – Мисаки-нээ-сан, прости. Знаю, у тебя сложное время, но мне нужно поговорить наедине с братом твоего мужа. Можешь отвести меня к нему?

Мисаки покачала головой.

– Мацуда Такаши не пережил бой. Мой муж теперь глава дома.

– О… – сказал Казу, несколько его людей выразили удивление и потрясение. – Мне так жаль. Можешь тогда отвести меня к своему мужу?

– Да, – Мисаки кивнула. – Конечно. Прости. Ты и твои люди явно устали и голодны. Я пригласила бы вас на чай, но от кухни почти ничего не осталось… как и от дома, – она кивнула на дом Мацуда.

– А твоя семья? – с тревогой спросил Казу. – Кроме брата твоего мужа – ньяма его душе – все в порядке?

Мисаки опустила взгляд и сжала губы.

– Нээ-сан?

– Идем со мной, – тихо сказала она.

Казу и его люди прошли за ней в брешь в стене дома, где волонтеры собирали мертвых. Тело Мамору накрыли, но катана мальчика лежала рядом с ним, и Казу знал меч его племянника.

– О, Нээ-сан… – его голос дрожал.

Он выглядел мгновение как мальчик, на грани слез. Лорд дома не плакал при своих людях, но Мисаки была глупо благодарна брату за миг слабости. Было приятно знать, что один из мужчин в ее жизни переживал из-за смерти Мамору.

Один за другим Казу и его люди выразили уважение Мамору, низко поклонившись перед телом и помолившись. Мисаки не могла смотреть, отдёрнулась от сцены и пошла на поиски мужа, как просил Казу.

Она не говорила с Такеру с прошлого дня, когда он пытался помешать ей пойти за Хиори. Он уже должен был услышать, как нашли тело Мамору. Его первый сын был мертв. Но знания не повлияли на него, он шел по деревне, организовывая работу волонтеров.

– Я занят, – сказал он, едва увидел ее.

– Знаю, Такеру-сама, – она опустила взгляд, сделав голос тихим. Только так она могла скрыть гнев, бурлящий в горле. – Прости, но мой брат, лорд Цусано, прибыл к тебе. Говорит, это срочно.

– Амено-сан, – Такеру обратился к главному представителю семи Амено. – Прошу, руководи тут дальше.

– Да, Мацуда-доно, – мужчина поклонился.

– Надеюсь, я скоро вернусь, – сказал Такеру и пошел за Мисаки туда, где Казу ждал. Он прошёл мимо тела сына, толком не взглянув туда.

– Цусано-доно, – он поклонился. – Давно не виделись. Я рад, что вы здесь.

– Взаимно, Мацуда-доно, – Казу тоже поклонился, куда ниже, чем Такеру. Мисаки знала, что ее брат всегда опасался Такеру, но он восхитительно скрывал это, выпрямившись. – Я сожалею о вашей потере.

Такеру хмуро кивнул.

– Но приятно видеть, что муж моей сестры хотя бы пережил атаку, – добавил Казу. – Я рад знать, что о ней позаботятся.

Еще кивок.

– Мы можем поговорить в уединенном месте, Мацуда-доно? – спросил Казу.

– К сожалению, мой дом сейчас занят ранеными.

– Где-то еще? Чтобы не слышали другие?

Такеру кивнул.

– Идемте, Цусано-доно. Мисаки, ты можешь нас оставить, – добавил он поверх плеча.

– Нет… я предпочел бы, чтобы она пошла, если можно, Мацуда-доно, – сказал с запинками Казу. – Она – моя сестра, и я хочу, чтобы и она меня услышала. Думаю, как ее муж, вы не были бы против…

– Ладно, – Такеру мрачно посмотрел на Мисаки. – Но ты будешь молчать.

– Да, сэр, – тихо сказала она.

Казу перевел взгляд с сестры на Такеру с дискомфортом, но он ничего не сказал. Он не мог ничего говорить. Такеру не только был новым главой Мацуда, но он и был на десять лет старше Казу. Юный лорд не прокомментировал отношение другого лорда к его женщине, даже если женщина была сестрой, которая когда-то укачивала юного лорда и учила его первым приёмам с мечом.

– Вы хотите включить кого-то еще, Мацуда-доно? – спросил Казу.

– Что?

– Уверен, вы доверяете еще кому-то? – сказал Казу. – Кого вы хотели бы включить в эту встречу?

Казу был готов принять власть Такеру, но и не подумал, что второй сын Мацуда и дня не пробыл в роли главы дома.

– Верными помощниками моего брата были я и Юкино Дай, – сказал Такеру. – Последний мертв.

– Молния Дай? – сказал Казу в шоке. – И он мертв?

– Мы потеряли много лучших, – Такеру замедлил шаги перед остатками дома Мизумаки, где Кван Чоль-хи и его отец помогли мужчинам Амено распределят жалкие припасы, которые волонтеры принесли на гору. Он задумался на миг, скользнул взглядом по Амено высокого ранга, двум выжившим старейшинам Мизумаки, калеке Катакури, который не смог вступить в бой.

Амено прибыли на помощь, чудесно работали, но обычно не участвовали в делах Такаюби. Мизумаки и Катакури были близкими союзниками, но остались не их лидеры. Катакури Хисато с кривой ногой был пятым сыном, всю жизнь работал кассиром в магазине в западной деревне. Старейшины Мизумаки были хороши, когда были на пике, но теперь один помнил лишь половину того, что слышал, а другой не слышал вовсе. Такеру задумчиво прищурился.

Потом он принял решение.

– Кван Тэ-мин.

– Да? – северянин поднял взгляд.

– Твой сын может взяться за твою работу?

Тэ-мин взглянул на Чоль-хи.

– Конечно.

– Ты пойдешь со мной.

– О… – Тэ-мин удивился. – Конечно. Дайте минутку.

– Он… северянин, – прошептал Казу, с опаской глядя на Такеру. Кван Тэ-мин сменил хан бок и жилет с узором боголан на кимоно в стиле Широджима, но акцент его выдавал. – Он не один из нас.