Текст книги "Меч Кайгена (ЛП)"
Автор книги: М. Л. Вонг
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 34 страниц)
ГЛАВА 6: ПРОШЛОЕ
Цусано Мисаки выпрямилась, тяжело дыша. Она не дрожала. Нет. Скорее гудела.
– Мы это сделали! – она повернулась к фигуре в капюшоне дальше в переулке. Она еще никогда не ощущала себя такой живой. – Мы это сделали!
– Ты сделала, – Эллин Элден сдвинула капюшон, золотые волосы вырвались, ее зловеще светлые карие глаза разглядывали кровоточащих и бессознательных теонитов. – Я только их привела.
Литтиги держала нож перед собой, но он ей не требовался. Едва иллюзия опустилась, Мисаки ворвалась, повалила четырех мужчин раньше, чем они заметили тень в их рядах. Эллин не была брезгливой, но хмурилась, глядя на работу Мисаки.
– Прости за это, – сказала она. – Я не должна была мерцать, – Эллин часто делала так, говорила о своих иллюзиях, как о себе. – Просто… когда они вытащили мачете, я потеряла фокус. Прости, что тебе пришлось вступиться.
– Ничего, – лицо Мисаки озаряла довольная улыбка.
– Мы могли бы задержать их тут, не раня, – Эллин нахмурилась сильнее. – Если бы я удержала себя в руках…
Грохот разнесся эхом с улицы за переулком, девушки посмотрели на небо. Пока еще не сигнал Жар-птица. Робин еще бился.
– Я пойду, – Мисаки перешагнула ближайшего мужчину без сознания, направляясь к улице, но Эллин поймала ее за руку. – Что? – спросила Мисаки. Слабые ладони Эллин не могли сильно надавить, но напряжение в ее хватке намекнуло, что она хотела удержать.
– А если эти мужчины умрут от потери крови раньше, чем прибудет помощь?
– О, – Мисаки посмотрела на своих жертв, валяющихся на грязном асфальте. – Уверена, они не… – она утихла, уловила свободно текущую кровь и неохотно признала, что Эллин была права. Некоторые ее порезы оказались глубже, чем она намеревалась. Почему тела людей были такими мягкими? Разве таджаки не должны быть крепче? Может, малузианский контрабандисты были слабее из-за смешанной крови. – Ладно, – Мисаки вырвалась из хватки Эллин. – Я сделаю так, чтобы они не умерли.
– Я пойду в бой, – сказала Эллин. – Уверена, ты скоро присоединишься.
– Если я не попаду туда первой.
– Ха, – убрав нож в ножны, Эллин скрыла белым капюшоном волосы и выбежала из переулка.
Мисаки было все равно, жили ли эти бойцы, но Робин расстроился бы, если бы узнал, что кто-то умер во время его миссии, и разобрался бы с каждым таджакой. Она обработала даже мелкие порезы, сгустив кровь, текущую из них. У двоих кровь текла из головы, где Мисаки ударила кулаками, усиленными льдом. Третьего она ранила сильно, рассекла руку почти до кости. Потребуется операция.
Она работала с мелкими ранами последнего, когда он пошевелился и застонал. Ее ладонь потянулась к кинжалу, но малузианец был оглушен и не мог стать угрозой. И она ударила хорошо по его голени. Он не будет ходить – тем более, биться – в ближайшее время. Он моргнул, но не увидел ее лицо. Коли продумал их наряды для сражения, даже с опущенным капюшоном, открывающим ее волосы, темная маска на лице Мисаки скрывала ее черты.
– Ч-что… – мужчина начал говорить, но умолк, кривясь, попытавшись пошевелить раненой ногой.
– Тебе очень повезло.
– Почему? – спросил он, все еще отчасти в сознании.
– Жар-птица не хочет, чтобы ты умирал.
– Жарь… птицу? – прошептал он. Явно еще не в сознании.
– Жар-птица, – напряженно повторила Мисаки. – Если хочешь жить в этой части Ливингстона, запомни имя.
Закончив с ногой мужчины, Мисаки встала и поискала нож, брошенный в бою. Она ощущала себя без равновесия, когда только один кинжал-кумбия был на ее бедре, но она не могла найти другой. Может, один из мужчин упал на него?
– Ты… – мужчина снова пошевелился, пытаясь встать.
– Оставайся там, – резко приказала Мисаки. – Твой идиот-наниматель привел тебя на территорию Пантеры. Выползешь на открытое пространство, получишь стрелу в шею. Лежи тут тихо, и Жар-птица обеспечит заботу о тебе. На твоем месте я сыграла бы мертвого.
– Сыграть мёртвого?
– Да. И не бери работу у Яотла Техки снова.
Решив, что нож не найти, Мисаки подняла капюшон и поспешила к настоящему бою, пересекая улицу и следующий переулок. Она потратила достаточно времени на бесполезных подельников Техки, когда Робин и Эллин могли нуждаться в ней.
Бездомные адины удивленно завопили, когда она помчалась к ним. Неудобно. Они заполнили переулок, будет долго обходить их. Вместо этого она побежала к ним, повернула в последний миг и взбежала по бетонной стене. На пятом шаге вверх она оттолкнулась обеими ногами. Молекулы воды полетели к ее ладоням и ступням. Она врезалась в стену напротив, формируя лед, и застряла там.
Адины восклицали в шоке. Наверное, они редко видели иностранку, прилипшую к стене, как ящерица. Они потрясенно глазели, Мисаки карабкалась. Она держала воду у ладоней и носков, топила ее каждый раз, когда нужно было поднять ладонь или ступню, а потом замораживала ее на здании.
Она была все еще медленнее, чем хотела быть, с новой техникой карабканья, но как только она нашла ритм – правая нога, правая ладонь, левая нога, левая ладонь – она вскоре добралась до вершины здания. Забравшись на плоскую бетонную крышу, Мисаки огляделась.
Высоко над трущобами Северного Конца ветер трепал ее капюшон и плащ вокруг нее. Дым в паре улиц отсюда раскрыл местоположение Робина, и там была Эллин, белое пятно, бегущее к действиям. Мисаки легко могла догнать. Человеческое биение сердца привлекло ее внимание, она повернулась и увидела адина с волосами цвета песка, появившегося на пороге крыши. У него был арбалет в руке, желтая сумка Пантеры на поясе.
– Шиматта, – выругалась он под нос на диалекте Широджимы.
– Ои! – сказал мужчина. – Что у тебя тут за дело? Это территория Пантеры!
Он поднял арбалет, но, как многие адины, был медленным. Мисаки выстрелила в него водой, превратила ее в лед ударом джийя.
Мужчина закричал, лед приморозил снаряд к арбалету, а оружие – к его ладони.
– Нарушитель! Нару…
Следующий ком воды попал в его рот, закрыв его льдом.
– Простите, – Мисаки подошла к адину и толкнула его к двери, игнорируя то, что он направил кулак в ее лицо.
Удар от взрослого адина был почти равен удару четырехлетнего ребенка – раздражал, но не вредил. Ее младшие братья били сильнее, чем этот мужчина, раньше, чем смогли говорить. Ушибив ужасно костяшки об скулу Мисаки, адин потянулся к мачете на поясе. Мисаки поймала его ладонь, не дав дотянуться до оружия.
– Прости, – повторила она, сжала рукоять мачете и вытащила из его жалкого подобия ножен. – Я одолжу это.
Отпрянуть от мужчины было облегчением, его немытый запах был страшнее костяшек, попавших по ее лицу. Она покрутила мачете и скривилась. Баланс был ужасен, но оружие было длиннее, чем ее кинжалы.
– Мы не проникли на вашу территорию, – сказала она адину, надеясь, что простой мужчина поймет ее с ее акцентом. – Мы уйдем, как только разберемся с вашими нарушителями-малузианцами.
Оставив потрясенного адина стоять, Мисаки подбежала к краю крыши и спрыгнула. Она не прыгала лучше всех, но смогла удвоить обычное расстояние, собрав лед под ногами и оттолкнувшись от него джийей. Ветер ревел вокруг нее в прекрасном моменте полета, бетон следующей крыши несся к ней.
Новая вода собралась под ногами Мисаки, стала снегом. Не так много, только чтобы убрать удар с колен и лодыжек при приземлении. Ударившись об крышу, она перекатилась, встала на ноги и побежала. Несколько прыжков с помощью джийи, смягчение приземлений снегом и лед, приклеивающий к стенам, и Мисаки поравнялась с Эллин.
– Вот и ты, Тень, – выдохнула литтиги, пока они бежали. – Вовремя.
Эллин заметно устала, но, учитывая, каким слабым был ее вид, Мисаки потрясало, что белая девушка могла бежать так же быстро, как она, на большое расстояние. Длинные ноги и решимость дополняли ее слабые мышцы, пока они неслись последнюю улицу к дыму.
Жар-птица останавливал мелкие преступления, если нужно было, но активно он охотился на убийц. Три контрабандиста-малузианца – Яотл Техка, Мекатл Силангве и Колонка Матаба – ограбили дома некоторых соперников из Абрии за последние несколько недель, убив при этом двух человек. Мужчины, с которыми Мисаки и Эллин столкнулись ранее, были наемниками Техки, иммигрантами-малузинцами, которым просто нужна была работа. Сами убийцы были впереди.
Мисаки и Эллин бежали к действию, миновали малузианца без сознания на бетоне среди разбитых бутылок и прочего мусора.
– Какой это был? – спросила Мисаки, оглянувшись на смятую фигуру.
– Силангве, – сказала Эллин, ее фотографическая память сразу же узнала лицо.
За углом бились три сердца, три пылающие точки в прохладном воздухе. Техка и Матаба, два серьезных противника, все еще бились.
– Готова, Тень? – выдохнула Эллин.
– Если готова ты.
Две девушки обогнули угол, и Колонка Матаба тут же повернулась к ним, ее длинная черная коса пролетела над ее плечом, ладони были полными огня. Робин за ней бился со знаменитым Яотлом Техкой, но Мисаки и Эллин пока не могли переживать за него.
Их тревогой была угроза огня Матабы – бело-голубого, а не оранжевого, куда горячее обычного огня таджаки, Мисаки не могла такой потушить. Ладонь Эллин дернулась к плащу Мисаки, и Мисаки поняла, что она глупо шагала к таджаке.
– Когда я скажу, – только Эллин могла звучать так спокойно перед огнем, который мог растопить плоть на ее костях. За ней Мисаки ощущала уставшую литтиги, сделавшую глубокий вдох, чтобы сосредоточиться. – Готовься… – Эллин оттянула Мисаки на шаг, пока Матаба шагала к ним, а потом прижала ладонь между лопатками Мисаки. – Иди!
Она толкнула.
Мисаки рванула вперед. При этом из нее вылетели шесть Мисаки, мерцающие иллюзии были в том же сине-черном плаще, двигались ловко. Копии Мисаки от Эллин устремились во все стороны, на миг Матаба растерялась, но таджака не была дурой. Она махнула рукой по широкой дуге, выпуская хлыст голубого огня, который прошел сквозь кольцо иллюзий.
Так можно было легко определить, какая девушка в черном капюшоне была настоящей. Мисаки пригнулась под огонь, выделила себя среди иллюзий, на которые жар не повлиял.
Иллюзии дали ей минуту, но ее отец всегда говорил, что великий боец использует даже каплю преимущества. Когда Матаба сосредоточилась на настоящей Мисаки, она уже подобралась близко к таджаке. Ощутив головокружительный жар ауры Матабы, Мисаки направила руку вверх. Мачете резал не так чисто, как катана, которая легко отсекла бы женщине руку, но оружие нанесло серьезный урон.
Матаба завизжала, огонь угас, раскаленная кровь полилась из ее руки. Обойдя взмах другой руки женщины, Мисаки направила кулак с ледяными костяшками в ее висок. Удар попал с силой, но тайя Матабы была такой горячей, что ослабила лед Мисаки, смягчая атаку. Высокая женщина пошатнулась, оглушенная, но в сознании.
Огонь ударил, задел ладонь Мисаки, заставив ее выронить мачете. Мисаки отпрянула, вытащила нож, держала короткое оружие перед собой в левой руке. Правая ладонь сжалась в кулак, ее жгло, но она отвела руку и формировала на костяшках новый лед.
Голубой огонь вспыхнул вокруг Матабы, создавая сильные волны жара, но Мисаки не боялась. Жар заставил ее кровь кипеть в волнении, будто воду. Ей нужно было открыть еще одну рану ножом, и тайя женщины снова дрогнет, а потом она ударит льдом. Это будет просто и приятно. Мисаки улыбалась, готовая биться, готовая…
Бам!
Бетонная плита, такая большая, что Эллин едва могла ее держать, сломалась на несколько кусков об голову таджаки. Колонка Матаба пошатнулась в облаке пыли, падающей на ее волосы и плечи. Она сделала шаг… и рухнула на асфальт без сознания.
– О… – Мисаки опустила нож, Эллин отряхнула руки. – Спа…
– Помоги Жар-птице, – сказала Эллин.
Когда Мисаки посмотрела на Робина, он оказался придавлен к земле Яотлем Техкой. Она еще не видела, чтобы Робина сбивали в бою, и это вызвало в ней вспышку паники. Она не могла винить друга, он гнался за тремя взрослыми теонитами, оставив Эллин и Мисаки разбираться с наемниками. Обычно он мог собрать противников, используя скорость и знание улиц Северного Конца, но было ясно, что он устал, ладони дрожали, пока он пытался не подпустить мачете Техки к своей шее.
Не думая, Мисаки бросилась. Было глубо для юной джиджаки, как она, бросаться на старшего таджаку, чья ньяма могла подавить ее и сжечь, но Мисаки узнала, что могла временно оглушить огонь в противнике сосредоточенным ударом холода. Она достигла полной скорости, собрала всю ледяную джийю и врезалась своим телом в тело Техки.
Удар вызвал боль. Она и огромный таджака сцепились, покатившись, царапая плечи и локти об бетон. Они катились, Техка схватил ее за плащ, наверное, думая, что его размер легко придавит ее, но Мисаки опередила его. Она использовала их движение, чтобы перебросить таджаку через бедро на его спину, оказалась на нем, подняв нож для удара.
Едва услышав крик протеста Робина, она направила нож к груди жертвы, но Техка был быстрым. Он ударил ее руку, отразив атаку. Нож вонзился в его руку, не задев сердце.
Мисаки уже была со льдом на костяшках. Она ударила Техку изо всех сил раз, два, три. Четвертый удар разбил ее лед, а таджака все еще был в сознании. Она вонзила ладони в его виски, но, когда отвела руки, создала брешь.
Кровь текла из его носа и рта. Техка взмыл и схватил ее за горло. Его огромная обжигающая ладонь сжала всю ее шею. Наверное, он легко сломал бы ей позвоночник, но она не дала ему шанса. Вода потекла от ее костяшек к кончикам пальцев, она ударила Техку когтями по лицу, другая ладонь порвала его ладонь на ее горле. Он завизжал, отпустил шею Мисаки и схватился за свое лицо.
Джийя Мисаки двигалась инстинктивно, когти на правой ладони стали ледяным шипом на пяти пальцах. Она отвела руку, зная, что в этот раз, ослепленный кровью и болью, Техка не сможет ее остановить…
Рука обвила ее плечи, оттащив ее. Ее лед задел шею Техк, но не пронзил, ее оттянули от добычи. Она боролась, но Робин держался решительно, встал между ней и Техкой.
– Нет! – Робин сжал ее плечи, и он был сильным, когда был в отчаянии. – Прошу, не надо!
– Что ты делаешь? – возмущенно спросила Мисаки.
– Он упал. Не нужно это делать.
– Он в сознании, – возразила Мисаки, вырываясь из хватки Робина, едва подавляя желание направить на него лед. – Он опасен!
– Это не оправдывает… – Робин прервался на крик боли. Ее друг опешил, и Мисаки опустила взгляд, увидела свой кинжал, торчащий из голени Робина. Техка вырвал оружие из своего плеча и ударил им по ноге Робина.
Малузианец вскочил на ноги вспышкой бело-оранжевого огня. Мисаки пришлось отскочить, чтобы ее не обожгло, кулак мужчины врезался в грудь Робина, отталкивая его. Робин закашлялся, занял боевую стойку, но тяжело дышал, а Техка не остался для боя. Его огонь угас, он повернулся и побежал. Он собирался уйти!
Отведя ладонь, Мисаки собрала влагу в ледяное копье и толкнула ладонь вперед, направляя снаряд в спину Техки.
– Нет! – заорал Робин. Огонь вырвался из его ладоней, такой горячий, что он растопил тонкое копье Мисаки, не дав ему попасть в цель.
Техка завернул за угол и пропал. Мисаки побежала за ним, но, когда завернула за угол, он пропал. Не было ясно, какую дорогу или переулок он выбрал. Она забралась бы наверх и попыталась броситься на него с высоты, но знала, что не догонит его. Робин мог бы, если бы не был ранен в ногу, как идиот.
Она повернулась к нему.
– Что это было?
– Мы не убиваем, – сказал он, скрипя зубами, прижался к ближайшей стене для поддержки.
– Он убил бы нас, – возразила Мисаки. – Он собирался добить тебя, когда я…
– Спасибо за это, – сказал Робин, а потом твердо повторил. – Мы не убиваем.
Мисаки хотела ответить, но последствия боя не были местом для долгих споров. Нужно было все быстро закончить и почистить.
Пока Эллин застегивала наручники на Силангве и Матабе, Мисаки вытащила капсулу, которую Коли Курума создал для нее, и разбила об землю. Капсула разбилась, химический туман растекался, ярко-зеленый, Мисаки легко могла следить за тем, как он распространялся по переулку, покрывая сцену. Где нужно, она раздвигала облака джийя, чтобы весь переулок был покрыт.
После этого она взяла вторую капсулу и поспешила повторить процесс над местом, где пал Силангве. Химическое вещество служило двум целям, искажая отпечатки пальцев, которые могла оставить она, Робин или Эллин, меняя кровь, чтобы ее нельзя было проверить. Так они не давали полиции или кому-то еще с лабораторным оборудованием раскрыть их личности. Мисаки закончила распространять зеленые облака, чтобы покрыть последние брызги крови на асфальте, и колонна огня вырвалась из переулка, где она оставила Робина.
Она не хотела отвлекаться – она видела вспышку Жар-птицы Робина раньше – но ее ладони опустились, и она глазела, словно могла пить жар глазами. Огонь поднимался до облаков, а потом раскрылся парой крыльев, откуда и было название Жар-птицы. Сейчас все в этой части Ливингстона знали, что означал сигнал: преступников могла забирать полиция.
Конечно, Жар-птица не бросал сцену, доверяя улов полиции, без инцидентов. Многое могло пойти не так: сильный преступник мог прийти в себя и ранить офицеров, нервные офицеры могли навредить пленнику, кто-то третий мог вмешаться и подвергнуть всех опасности.
– Скройся и проследи, ладно? – сказал Робин Мисаки, когда она вернулась в переулок. – Я позабочусь о других четырех.
– Тебе стоит закрепить ногу, – сказала Мисаки. Ее кинжал все еще торчал из ноги Робина, его светло-коричневая кожа побледнела от боли.
– Не сейчас, – сказал Робин. – Ты уже обработала сцену. Я не хочу вытаскивать клинок и пускать больше кровь.
– Я могу не пустить твою кровь на землю, – сказала Мисаки. – И у меня есть еще капсулы…
– Мы будем переживать об этом в общежитии.
Он повернулся и пошел, хромая, в сторону четверых, которых вырубила Мисаки, Эллин служила костылем и скрывала их иллюзиями от любопытных глаз.
Мисаки нашла себе укрытие на крыши, устроилась и следила за Матабой и Силангве. Ей было плевать, стала бы полиция плохо обращаться с преступниками, или Пантера убила бы их, выйдя из укрытия, но Робин переживал. Эллин переживала. И это был их город, не ее. Вскоре появилась полиция Ливингстона в машинах из стекла джонджо, чтобы забрать Матабу и Силангве. Они закрывали двери на преступниках, когда огонь привлек их внимание.
Робин послал второй сигнал с места первого боя Мисаки и Эллин – не крылья Жар-птицы, которые сообщали властям об аресте, а вспышка с тремя шипами: универсальная просьба медицинского внимания. Глаза офицера посмотрели на сигнал, Мисаки отпрянула от края крыши, чтобы ее не заметили. Возможно, зря, ведь никто не заметил тень за ярким огнем Робина. В том и была задумка.
– Думаешь, это тоже Жар-птица? – юный офицер был потрясен.
– Возможно, – сказал его старший не так впечатлено. – Это не важно. Это вспышка медицинской помощи, а не крылья. У него нет Техки.
– Но нужно ли проверить? Или послать скорую? Кому-то может понадобиться помощь.
– Возможно. Не наша проблема.
– Но…
– Эти каллааны убивают друг друга все время, – рявкнул третий офицер. – Если бы мы каждый раз посылали скорую помощь, город обанкротился бы. Полезай в машину, короден. Если не хочешь, чтобы я оставил тебя тут, на территории Пантеры, на ночь.
Это заткнуло юношу. Топот ног, стук закрывшейся двери. Мисаки выпрямилась и увидела, что полицейские машины поехали прочь от сцены, колеса скользили по плохо уложенной дороге. Даже в бронированных машинах офицеры-теониты не хотели оставаться в черной части города.
Выполнив работу, Мисаки пошла к месту встречи с Робином и Эллин. Когда она дошла до переулка, Робина не было видно, но она быстро нашла мерцающий силуэт Эллин Элден. Долговязая девушка сидела на коротком заборе на краю игровой площадки, которая казалась Мисаки худшим местом для детей. Металлические сооружения были кривыми и острыми, таджаки искривили части и забрали куски для оружия. Песок был полон стрел после столкновения банд.
Эллин замерцала, появлялась и пропадала, пока Мисаки приближалась. Литтиги часто так делала – играла со светом на теле, превращая себя в мираж.
В начальной школе Мисаки говорили, что светлые волосы и глаза хадеанцев были знаками, что они были более примитивным вариантом людей, близко связанные с собаками и обезьянами схожего цвета. Она понимала, что ей говорили много глупостей.
Правда была в том, что Эллин была красивой, резко и до боли. Люди всегда обвиняли кайгенцев Широджимы в строгости, но эта девушка была напряжена в ином плане. Она прибыла в Кариту в юном возрасте, как беженка, как и Робин. Она не говорила о том, что видела на родине до этого, только сказала, что улицы Ливингстона выглядели как рай. Что бы там ни было, это ее ожесточило. Хоть золотые волосы и бледные глаза Эллин немного пугали – может, потому что они были немного жуткими – Мисаки считала их красивыми. Она решила, что, если Эллин была связана с животным, это было что-то достойное и опасное, как леопард или ястреб.
– Чего ты хочешь, Тень? – у Эллин был интересный акцент, видимо, из ее родины в Хейдесе. Она могла говорить на линдиш, как каритианка, но оставила намеренно акцент своего племени. Бледно-карие глаза посмотрели на Мисаки. – Думаю, ты ожидаешь, что я тебя поблагодарю? Справедливо, – хоть ее голос был спокойным, Мисаки ощущала, что подруга страдала. – Спасибо, что спасла меня.
– Я думала… может, тебе не стоит сидеть тут, на виду? – Мисаки нервно огляделась. – Это территория банды, да? Тут могут быть лучники.
– Лучники не стреляют по пустым площадкам, – отмахнулась Эллин. – Мы можем видеть друг друга, но для людей в окружающих зданиях тут никого нет.
– О, – Мисаки забыла, что Эллин могла не только сплетать из света картинки по своей фотографической памяти, но и делать людей невидимыми с определенных углов. – Прошу, не переживай из-за того, что было раньше, – сказала Мисаки. – Не думаю, что тебе стоит стыдиться. Твоя иллюзия была поразительной. Она сдержала их, и я смогла добраться до тебя. И даже когда она потеряла четкость, они растерялись так, что мне было просто закончить работу.
– Ага, – Эллин хмурилась, крутя ленту света пальцами, а потом дав ей исчезнуть. – Об этом я всегда мечтала, как девочка: продержаться достаточно долго, чтобы меня спас настоящий теонит.
– Элл… Белокрылка, все в порядке? – они должны были использовать клички, когда были под прикрытием, на случай, если фоньяка или сондатиги слушали, но было неправильно говорить такое. Эллин фыркнула и оскалилась.
– Ты заметила, – сказала она, – что каждый борец с преступностью моего телосложения – белый. Словно это нужное качество – быть не настоящим, а белым.
– Я это не замечала, – сказала Мисаки.
– Не удивлена. Репортер, который назвал меня Белокрылкой, тот же гад, который решил, что я была помощницей Жар-птицы.
Эллин обычно была крепкой, отпускала резкие замечания о других, но обычно не раскрывала много о себе. События дня, видимо, задел ее глубокую рану. Мисаки не могла остановить такое кровотечение.
Другие четырнадцатилетние литтиги гордились бы, что выжили в бою с теонитами, но Эллин никогда не радовало то, что она могла делать. Хадеанцы не были созданы для физического боя с таджаками и джиджаками. Выживая в каждом бою, Эллин уже потрясала.
– Если тебе нужно благодарить меня, то я отвечу тем же, – отметила Мисаки, надеясь, что это поддержит литтиги. – Ты тоже меня спасла.
– Я хотела быть полезной, – Эллин хмуро смотрела на землю. – Ты была готова биться с ней сама.
Мисаки не знала, что сказать. В ее культуре женщин считали хрупкими. Она все еще привыкала к Карите, где целая раса была более хрупкой, чем теониты. Способности Эллин были такими, о каких многие белые и не мечтали, но у нее были недостатки. Это точно ее раздражало.
– Я думала, твои иллюзии были хорошими…
– Не надо снисхождения, принцесса, – слова звучали не враждебно, как должны были. Эллин звучала печально.
– Я и не делала этого, – наставала Мисаки. – Правда, Эллин, я…
– Белокрылка, Тень, – перебила ее Эллин.
– Точно.
– Оставайся и убедись, что Жар-птица не попадет в беду, да? – она спрыгнула с забора и поправила белый плащ. – Я вернусь и потренируюсь до ужина.
– Где Жар-птица? – спросила Мисаки.
Эллин подняла руку, Мисаки проследила за указывающим пальцем, увидела крышу, откуда было видно переулок, где они бились со стражами Техки. Он стоял на краю здания, бахрому красного пальто трепал ветер.
– Увидимся на уроке завтра, – сказала Эллин и пропала в воздухе, только биение сердца медленно двигалось к ближайшему переулку.
Понимая, что иллюзии Эллин уже не защитят ее от жителей Пантеры, Мисаки поспешила в укрытие другого переулка. Вода собралась у ее рук, и она забралась по бетонной стене к Робину.
Когда она перемахнула край крыши, он все еще был там, стоял у края многоквартирного дома спиной к ней. У Робина в чем-то были сильные чувства, но он плохо ощущал ньяму в общем. Если Мисаки не шумела, он будет стоять, не замечая холодное пятно в форме человека за собой.
Он стоял неподвижно на фоне серого неба, ветер трепал черные волосы и красный плащ за ним. Слои плотной красной ткани пересекались на спине плаща, формируя символ Жар-птицы, созданный Коли.
Мисаки не понимала, почему это была птица. В Рюхон Фаллее птицы были зловещими фигурами, вестниками хаоса, болезней и разрушений. В легендах ее детства человек, похожий на птицу, был демоном. Но Робин объяснил, что было честью иметь птицу – как символ его альтер-эго. Видим, у хадеанцев и коренных баксарианцев это было сильное существо. В зависимости от вида птицы и племени, это мог быть символ мудрости, свободы или перерождения. Мисаки полагала, что, если Робин был демоном, он хорошо старался, выглядя как сила и свобода в красном плаще.
Коли говорил о новых дополнениях плаща Жар-птицы – голографические фибры, которые заставляли бы его сливаться с тьмой, сиять или будто гореть – но Мисаки считала это глупым. Робину помог бы плащ, поглощающий звук, но он и без помощи сиял.
Выпрямившись, Мисаки кашлянула.
Робин склонил голову.
– Тень.
– Жар-птица, – она скрестила руки. – Я пришла проверить твою ногу, но я вижу, что ты задумался, так что уйду, – она повернулась, собираясь спуститься тем же путем, которым пришла.
– Моя нога в порядке, – сказал Робин. – Она перемотана достаточно, чтобы кровь пока не текла. Кто-нибудь осмотрит ее позже. Мне не нужно, чтобы ты ее латала.
– Кто сказал, что я ее залатаю? – Мисаки повернулась, возмущенно отбросив волосы. – Я хотела вернуть нож.
Робин поднял руку. Серебряный силуэт вылетел из его ладони, крутясь. Мисаки поймала кинжал за рукоять.
– Спасибо, – она убрала оружие в ножны и сказала серьезнее. – Точно не хочешь, чтобы я сделала корку?
Робин пожал плечами.
– Рана в порядке.
– Наверное, – сказала Мисаки, – раз ты стоишь на краю смерти, – она подошла к нему и посмотрела на расстояние до земли. – Ты знаешь, что ты все-таки не птица? Если упадешь с такой высоты, разобьёшься и умрешь.
– Нет, – Робин закатил глаза, со слов капал сарказм в стиле Кариты, к которому Мисаки только привыкала. – Я этого не знал.
Кровь все еще была на бетоне далеко внизу от боя Мисаки со стражами Техки, но самих мужчин не было видно.
– Я буду в порядке, – добавил он. – Я должен был остаться. Убедиться, что они были в порядке.
– Кому до них есть дело? – нетерпеливо сказала Мисаки. – Они были ужасны.
– Они были просто наемниками Техки. Они даже ничего плохого не сделали, кроме работы не на того парня.
– Они направили мачете на Эллин, – возмутилась Мисаки, – на подростка.
– После встречи с тобой они не повторят эту ошибку. Ты понимаешь идею? Не разрушать людей этого города, а делать их лучше.
– Они и недели в этом городе не прожили. Они – чужаки.
– Как и ты, – сказал Робин. – И я был таким, когда прибыл сюда. Мы не можем бороться с преступностью, если не уважаем жизнь так же, как преступники, с которыми мы боремся.
– Не думаю, что убийство ужасного человека – неуважение жизни, – сказала Мисаки. – Многие коро сказали бы, что это долг, – было определено во всех культурах воинов – Кайген, Ямма, Сицве – что убийство из самозащиты или защиты невинных было благородным делом.
– Я – не многие коро, – сказал Робин, – и я не хочу спорить с тобой. Ты не обязана оправдываться. Я понимаю это. Просто… Я хочу, чтобы ты пообещала, что не будешь никого пытаться убить на этих миссиях, ладно?
Мисаки нахмурилась.
– Ты знаешь, кто я, да? Я – джиджака из необычной семьи, известной убийством людей мечами. Если ты не хотел смерти врагов, зачем брал меня в команду? Зачем… – Мисаки сделала паузу, гадая, стоит ли озвучивать вопрос, мучавший ее два месяца. – Зачем ты меня выбрал?
Мисаки больше времени, чем хотела признавать, размышляла над вопросом. Да, она уже дружила с Робином и Эллин, когда друзья-сироты решили, что им нужен третий коро в команде. Но у Робина было много друзей, они были куда сильнее Мисаки. Она не видела причины, по которой Робин и Эллин выбрали ее в свой тайный мир.
Робин долго не отвечал, она стала тревожиться, больше слов полилось из ее рта:
– Думаю, моя способность исцелять людей привлекала, раз ты любишь оставлять врагов живыми.
– Они – не мои враги, – сказал Робин. – И это не связано с твоими способностями.
– Тогда почему? – спросила Мисаки.
– Я выбрал тебя из-за этого… ты споришь со мной из-за такого. Ты видишь мир не так, как я, и это… – он отвел взгляд от ее любопытных глаз, не хотел смотреть ей в глаза. – Это важно для меня.
– Да? – Мисаки склонила голову. – А мне казалось, ты хотел бы работать с людьми, видящими мир как ты, – разве не этого все хотели? Общество единомышленников?
– Думаю, это было бы ошибкой, – сказал Робин. – Кто сказал бы мне тогда, что я вел себя глупо?
– Эллин, – сказала Мисаки. – Она любит говорить, что ты ошибаешься, и ее личность отличается от твоей.
– Да, но мы из одного места. Мы как брат с сестрой в этом. Мы о многом не думаем, что стоило бы рассмотреть. Мы не можем позволить себе такую слепоту.
– Вряд ли было бы сложно найти кого-то, готового задавать вопросы, – сказала Мисаки с изумлением.
– Да, но… не такого, как ты. Многие спорили бы со мной, чтобы ощущать себя лучше, умнее, благороднее. Ты так не делаешь. Ты хорошая.
Удивление заткнуло Мисаки. Это удивление быстро сменилось неприятным уколом стыда, и она вздохнула.
– Слушай… прости, что я атаковала Техку в спину, ладно? – буркнула она. – Ты прав. Это было не благородно, – ее отец стыдился бы. Нужно было смотреть воину в глаза, убивая его, все это знали.
– Мисаки, мне все равно, если ты нападаешь на людей сзади, сверху или из люка, – Робин снова ее удивил. – Уличные бои всегда грязные и полные обмана.








