Текст книги "Покоритель джунглей"

Автор книги: Луи Жаколио

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 41 страниц)

Все случившееся произошло с такой быстротой и Сердар придал такое значение побегу тоты, что друзья забыли о Нариндре, который, умирая от усталости, не в состоянии был обогнуть озеро и ждал, что его переправят на шлюпке. Повторные крики Ауджали напомнили им об этом. Слон обожал своего погонщика, у которого всегда были в запасе лакомства для него. Поэтому, едва услышав первые звуки рога, он не переставал вздыхать и волноваться.

– Не надо никого будить, – сказал Сердар, вернувшись к сиюминутным заботам. – Мы вдвоем переедем через озеро, а Сами пусть бодрствует до нашего возвращения. Мне не терпится узнать, какие новости привез нам Нариндра. Может быть, эта его поездка оказалась более удачной, чем остальные. – И он добавил со вздохом: – Ах, если бы получить письма из Франции! Но прочь напрасные надежды, тем горше потом разочарование!

Сердар и Рама молча вернулись в пещеры, закрыв за собой скалу. Отдав распоряжения юному метису, они направились к выходу. Все спокойно спали, в гроты снаружи не проникал никакой шум.

Проходя через комнату Наны, они на минуту остановились. Принц метался на диване, служившем ему постелью, он что-то бессвязно бормотал во сне. Вдруг он приподнялся и, протянув руку, отчетливо произнес на хинди: «За религию и родину, вперед!» Потом вновь упал на кровать, пробормотав что-то невнятное.

– Бедный принц! – с печалью воскликнул Сердар. – С этими словами он посылал сипаев на английские полки.

Если бы он был столь же умен, как и храбр, мы бы не оказались в теперешнем положении.

Когда они пришли на берег озера, Сердар взял трубу из буйволиного рога, чтобы ответить Нариндре, который, не зная, услышали ли его, без конца повторял свой сигнал. Сердар извлек сперва длинную звонкую ноту, которая на их условном языке означала: «Мы слышим тебя», затем вторую, быструю и короткую, что значило: «Мы тебя поняли», и, наконец, две подряд, которые Нариндра понял так: «Мы едем к тебе на шлюпке».

Сердар выждал. Почти сразу же над озером пронеслась волна прерывистых звуков. Это был ответ: «Это я, Нариндра. Я жду вас».

Осторожность требовала, чтобы друзья выработали настоящий сигнальный код. В противном случае они рисковали попасть в западню. Теперь малейшая неточность, касающаяся не только количества звуков, но и их силы и характера, немедленно настораживала.

Пять минут спустя шлюпка бесшумно летела по озеру. В этот час луна находилась по другую сторону горы, и на озеро опустилась глубокая тьма. Окруженное со всех сторон высокими горами Нухурмура, оно молча катило свои чернильные воды. Черное беззвездное небо, казалось, давило на молчавшую природу, словно крышка мраморной гробницы. Все это никак не помогало разогнать мрачные мысли, весь вечер одолевавшие Сердара.

Оба друга уже проделали две трети пути, не проронив ни слова, как вдруг до них донесся пронзительный, словно звук свистка, крик макаки силена, в изобилии водящейся в лесах Малабарского берега.

– Что это значит? – спросил Сердар, сразу вскочив на ноги. – Не сигнал ли?

– Просто мы приближаемся к берегу, – ответил Рама. – В прибрежных лесах живет такое количество обезьян, что в этом крике нет ничего особенного.

– Да, но не забывай, что в случае неминуемой опасности вместо рога, который может выдать наше присутствие, мы пользуемся криками животных, столь многочисленных в этих местах, что ни у кого не возникает никаких подозрений. Так, например, дважды повторенный крик макаки силена означает… – Слова застыли на губах у Сердара, ибо тот же крик снова прозвучал в ночи.

– А-а, на сей раз это сигнал, – с возрастающим волнением произнес Покоритель джунглей и, не дожидаясь ответа Рамы, сбросил скорость, шлюпка замедлила ход, вращение винта прекратилось, и лодка остановилась на некотором расстоянии от берега.

– Я подчинился сигналу, – объяснил Сердар. – Он означает остановку, где бы мы ни находились – на суше или на воде. Значит, что-то произошло.

– При условии, сахиб, – возразил Рама, который в этот вечер был настроен крайне оптимистично, – что сигнал подал Нариндра, ибо я не удивлюсь, если это обезьяны перекликаются между собой, а может, просто одна из них крикнула два раза подряд.

– В любом случае осторожности ради я должен был подчиниться, – с ноткой нетерпения в голосе ответил Сердар.

– Я не осуждаю вашего поведения, просто пытаюсь найти естественное объяснение фактам, в которых для данной местности нет ничего необычного.

– Хотелось бы, чтобы ты был прав, мой славный Рама. Во всяком случае, скоро мы узнаем, в чем дело. Третий, намеренно долгий крик значит: «Возвращайтесь назад», тогда у нас больше не останется сомнений.

Четверть часа прошло в смертельной тревоге, но третьего сигнала не последовало. Напротив, легкий звук трубы дал знать Сердару и Раме, что они могут продолжать путь. Немного погодя они благополучно пристали к берегу.

– Это ты, Нариндра, мой верный друг? – крикнул Сердар, еще не высадившись на берег.

– Да, хозяин, – ответил глубокий, звучный голос, – это я!

И Нариндра тут же добавил:

– Почта из Франции, хозяин!

Услышав эти слова, Сердар почувствовал, как у него подкосились колени, и он едва не упал в обморок. Этих писем он ждал уже много месяцев, ждал страстно, чтобы узнать, могут ли еще семейные узы привязать его к жизни или же для родных он был изгоем, а для общества – авантюристом. Наконец-то Нариндра привез ему вести, они были здесь, в двух шагах от него, через несколько мгновений он все узнает. Речь шла о его жизни, судьба его решалась, ведь если некого больше любить, не на что надеяться… Нет, это невозможно! Его дорогая Диана, его обожаемая сестра не могла изгнать его из своего сердца… Все эти мысли вихрем пронеслись, путаясь в голове, у него подгибались ноги, дрожали руки, перехватывало горло… Двадцать лет он скитался по свету, склонял голову перед презрением родных и проклятием отца. И все это он терпел незаслуженно, Бог тому свидетель, его правосудие, в отличие от суда людского, непогрешимо.

Поймите, какое мучительное волнение охватило душу этого несправедливо оболганного человека при воспоминании об очаровательной светловолосой головке, о сестре, которую он покинул ребенком. При мысли о ней, ставшей женщиной, супругой, матерью, о ее детях, Эдуарде и Мэри, о ее муже, майоре Кемпбелле, которого он спас от мести сипаев, о том, что эта семья могла бы стать для него родной, он почувствовал, как жгучая ненависть, которую он испытывал к тем, кто изгнал его, не выслушав никаких объяснений, тает, словно снег ледников под весенним солнцем. Он ощутил безумное желание вернуться во Францию с высоко поднятой головой, доказав свою невиновность, заставить правосудие признать ошибку и вернуть ему украденную подлецами честь. Он знал, где находятся нужные ему доказательства, и сумел бы добыть их ради воспоминаний детства, ради сестры, которую так любил. Ей достаточно было написать ему: «Брат, вернись. Я тебя никогда не обвиняла, я тебя никогда не проклинала… Вернись, ведь я люблю тебя!»

Через несколько минут, через несколько мгновений он узнает, написала ли ему сестра… Теперь вы понимаете, что Сердар был взволнован и потрясен до глубины души.

Он даже не спросил у Нариндры, в чем причина тревоги, отчего тот заставил их остановиться на середине озера, не спросил, следили ли за индусом, по-прежнему ли английские газеты пишут о нем и Нане, подозревают ли о том, где они скрываются… Письма! Он думал только о письмах. И когда Нариндра протянул их ему, он набросился на них, словно скупец на потерянное и вновь обретенное богатство. Он прижал их к груди, сердце его бешено колотилось. Сердар тут же поднялся на борт, поспешил в каюту, закрыл крышку люка, зажег лампу и разложил на столе драгоценные послания. Их было пять. Почему пять? Ведь только три человека знали способ, как переправить ему письма. Лорд Ингрэхем, верный друг, всегда веривший в его невиновность, именно он дал Эдуарду и Мэри совет обратиться к Сердару за помощью, чтобы спасти их отца; бывший консул в Калькутте, представитель восставших в Париже, и сестра.

Он взял одно наугад. Вдруг слепой случай сразу даст ему в руки желанное письмо? Но он все же слегка сплутовал, ибо выбрал конверт небольшой и изящный. Заметили ли вы, что письма по внешнему виду почти всегда похожи на тех, кто их пишет, особенно это касается женщин? На этом же конверте стояла печать с гербами Монморов и Кемпбеллов. Дрожа, он взломал печать, пробежал первые строчки и вынужден был остановиться, он задыхался. Письмо было от сестры, оно начиналось так:

«Любимый брат,

я никогда не обвиняла и, следовательно, не судила тебя. Я много плакала по тебе и люблю тебя, как любила всегда…»

У него не было сил продолжать чтение, уронив голову на ладони, он зарыдал. Он не плакал двадцать лет, с того самого дня, когда после военного совета, где его разжаловали, с его груди сорвали крест ордена Почетного легиона. И вот теперь он плакал снова.

Пусть текут твои слезы, несчастный мученик чести! День возмездия настанет! Как счастлив ты будешь, когда, протянув любимой сестре доказательства своей невиновности, ты скажешь:

– Прочти, в сердце своем ты меня уже оправдала, пусть теперь меня оправдает твой разум, тогда ты мне подаришь свой поцелуй.

Фредерик-Эдуард де Монмор де Монморен поклялся, что увидится с сестрой только тогда, когда сможет вырвать у погубивших его негодяев доказательства своей невиновности.

Говорят, что от слез становится легче, во всяком случае, они оказали благотворное влияние на нервную систему Сердара. И он смог продолжить чтение письма.

Оно было полно изъявлениями благодарности за спасение жизни обожаемого мужа и отца ее детей. Прелестная женщина знала все: о том, что пришлось прибегнуть к насилию, чтобы спасти майора, ибо честь заставляла умереть его на своем посту. Она была благодарна брату за то, что он спас не только жизнь ее мужу, но и его офицерскую честь. Она знала, что он открылся Лайонелю Кемпбеллу, своему зятю, и его детям лишь в тот момент, когда корабль, увозивший их в Англию, уже отплывал, и нежно упрекала брата за это.

Вдруг Сердар вздрогнул. Что же он прочел? Что заставило его побледнеть и задрожать?

Диана сообщала ему, что Лайонеля только что назначили полковником 4-го шотландского полка, расквартированного в Бомбее, а Эдуарда – лейтенантом в полк к отцу. Могла ли она остаться в Англии с Мэри, если муж, сын и брат, самые дорогие для нее на свете люди, должны были собраться вместе? Нет, сердце ее не могло с этим смириться, поэтому все они отплывали в Бомбей на ближайшем корабле английского флота. Этот корабль был «Принц Уэльский», броненосец под командованием коммодора лорда Ингрэхема, который остался единственным другом и защитником Фредерика де Монморена… Через три недели, быть может, через месяц после того, как он получит это письмо, «Принц Уэльский» бросит якорь на рейде Бомбея. Диана надеялась, что брат придет встретить их и обнять. Ей было известно, какую роль он сыграл в восстании, но теперь все было кончено, порядок полностью восстановлен, и ее муж, пользуясь поддержкой лорда Ингрэхема, добился от королевы указа, где Фредерику де Монмор де Монморену прощалось участие в восстании, как и все действия, которые ему предшествовали, его сопровождали или последовали за ним, и запрещалось всякому, будь то в Англии или Индии, преследовать вышеупомянутого Фредерика де Монмор де Монморена за вышеуказанные действия, если только он не будет продолжать сопротивляться с оружием в руках восстановлению власти Ее Величества в ее индо-азиатских владениях… Диана надеялась, что брат давно сложил оружие и не упустит возможности воспользоваться благосклонностью королевы, что он не станет впредь защищать идею пусть благородную, но совершенно несбыточную. Кроме того, разве может он допустить, чтобы его противниками стали зять и племянник? Ведь будучи солдатами, они вынуждены будут подчиниться приказу, который им могут дать. Диана так не думала, более того, она была уверена в обратном.

– Бедняжка Диана, если б она знала!.. – вздохнул Сердар, добравшись до этого места в письме. – Ах, меня преследует рок, несчастье по-прежнему подстерегает меня. Я не могу изменить клятве, не могу бросить на произвол судьбы несчастного принца, которого англичане станут перевозить из города в город как победный трофей и подвергать его оскорблениям подкупленных париев. А с другой стороны, разве я могу не явиться на свидание с сестрой, не рискуя потерять при этом ее неизменную любовь ко мне? Разве я могу воспользоваться указом, который касается одного меня? В глазах моих друзей я буду выглядеть предателем. Что же делать, Боже мой? Что же делать? Просвети меня, пошли мне хоть частицу твоей безграничной мудрости, ведь если ты и позволяешь торжествовать злу, то, конечно же, лишь затем, чтобы сильнее было торжество справедливости… Неужели я недостаточно страдал и не заслужил того, чтобы вкусить хоть немного покоя на земле?

В конце письма Диана сообщала брату, что отец их, умирая, простил его, убедившись в его невиновности благодаря неустанным усилиям и уверениям лорда Ингрэхема.

Остальные письма были от зятя, племянника и Мэри, в них было несколько ласковых строк, они подтверждали письмо Дианы. Пятое послание, отправленное его корреспондентом в Париже, было всего лишь распиской в получении его почты.

Перечитав раз двадцать письмо сестры и покрыв его поцелуями, Сердар долго размышлял над необычной ситуацией, в которой оказался. Напрасно ломая себе голову над решением, которое удовлетворило бы всех, он сделал наконец такой выбор – чистосердечно рассказать обо всем друзьям, пусть они сами примут решение, которому он подчинится.

Постепенно покой снизошел в его израненную душу, впервые за долгие годы он почувствовал, что живет. Любовь сестры и ее семьи вернула ему надежду, это высшее благо, без которого человечество погрузилось бы в самую черную меланхолию.

Когда он полностью овладел собой, то заметил, что совершенно забыл о своих спутниках. Было, вероятно, около четырех часов утра, вокруг по-прежнему царила темнота, но пелена густых облаков, затянувших небо, рассеялась, и миллионы сверкавших звезд бросали на воды озера свет, освещавший лодке обратный путь.

Сердар поднялся наверх. Нариндра и Рама-Модели, завернувшись в одежду, мирно спали, растянувшись на палубе. Он решил не будить их, тем более что маратх падал с ног от усталости. Он включил мотор, и лодка пошла вперед на малой скорости. Сердар не спешил вернуться в Нухурмур. Ему вовсе не хотелось отдыхать, и дивная ночная прохлада окончательно успокоила его распаленную от пережитого кровь. Он взял курс на пещеры, закрепил соответствующим образом руль, чтобы управление лодкой не отвлекало его от размышлений, и устроился на переднем планшире, откуда легко было наблюдать за движением шлюпки. Такое управление лодкой не представляло, кстати, никакой опасности.

Но он недолго был предоставлен самому себе. Разбуженный шумом винта, Нариндра поднялся и, заметив Сердара, уселся рядом с ним.

– Сон пока не приходит ко мне, – сказал индус мягким, мелодичным голосом, который поражал всякого, кто слышал его в первый раз.

– Я не поблагодарил тебя так, как ты этого заслуживаешь, – ответил Сердар. – Именно тебе я обязан самой большой радостью, которую испытал с тех пор, как нахожусь в этой стране.

– Сожалею, что помешал вам насладиться ею, – продолжал маратх, – ибо я привез печальные новости.

– Говори! Я готов ко всему: после радости – грусть, после счастья – горькое разочарование. Таков удел всякого человеческого существа и мой – в особенности, дорогой друг.

– Новости, которые я привез, могут иметь для нас пагубные или благоприятные последствия в зависимости от решения, которое вы примете, Сердар. Английское правительство объявило амнистию для всех, кто принимал участие в восстании. Оно обязуется также сохранить жизнь Нана-Сахибу и дать ему пенсию, соответствующую его положению. Словом, с ним будут обращаться как со всеми другими принцами, лишенными своих владений. Но все те, кто в течение месяца после объявления амнистии не сложит оружие, будут считаться бандитами с большой дороги и будут повешены. Мне кажется, нам представляется удобный случай покончить с жизнью, которую мы ведем, ибо рано или поздно…

– О, я знаю англичан! – перебил его Сердар. – Они мягко стелют, чтобы захватить Нана-Сахиба и привязать его к победной колеснице Хейвлока. Нет, мы не можем позволить, чтобы смешали с грязью символ независимости, его хотят унизить в глазах индусов.

– Тем не менее, Сердар…

– Продолжай свой рассказ, мы решим потом, что нам делать.

– Благодаря одному факту англичане узнали, что Нана никогда не покидал Индию.

– Что это за факт?

– Я боюсь причинить боль моему другу.

– Не бойся, я ведь сказал тебе, что готов ко всему.

– Да, я скажу, ибо вы должны знать правду. Газеты Бомбея писали, что из заявления вашей семьи стало известно…

При этих словах Сердара охватила столь сильная дрожь, что Нариндра замолчал, колеблясь, стоит ли продолжать.

– Продолжай! Продолжай! – заторопил его Покоритель джунглей, находившийся в лихорадочном возбуждении.

– От ваших родственников было получено заверение, что вы остались в Индии. А поскольку известно, что На-на-Сахиб сумел бежать только благодаря вашей помощи, все уверены, что принц находится вместе с вами. Отдан приказ обследовать Индо-Гангскую равнину и горную цепь Малабарского берега, единственные места, где в джунглях и густых лесах можно долго скрываться от преследований.

– И тогда…

– Тогда, не доверяя туземцам, вице-король послал батальон 4-го шотландского полка, чтобы прочесать Гаты от Бомбея до мыса Кумари, в это время другой батальон будет вести поиски от Бомбея до границ с Кашмиром.

– Ну что ж, они только потеряют время даром, – холодно заметил Сердар.

– Надеюсь, Сердара так просто не поймать. Но не будет ли благоразумнее вместо того, чтобы продолжать сопротивление, уже не преследующее патриотические цели…

– Это все? – твердо перебил его Сердар.

– Я должен вас предупредить, что большое число индусов и иностранных авантюристов, привлеченных размером обещанной награды…

– Да, миллион… Англичане хорошо платят предателям…

– …готовятся последовать за шотландцами.

– Первых мы заставим раскаяться в собственной храбрости. Что касается солдат, никто не тронет и волоса на их голове, они всего лишь подчиняются приказу.

– К их командиру вы будете так же снисходительны?

– Кто он?

– Капитан Максвелл.

– Палач Хардвара, Лакхнау, Агры, Бенареса?

– Он самый.

– Война закончилась, и если он не встанет на моем пути, я не собираюсь сводить с ним счеты. Совсем другое дело – Рама-Модели и Барнетт, для них это возможность подвести некоторые итоги… Я думал, что этот убийца женщин и детей служит в местной артиллерии.

– Да, но вице-король послал его в Бомбей, приказав губернатору поручить ему командовать экспедицией.

– Этот человек счастлив лишь тогда, когда вокруг льются кровь и слезы.

– Мне осталось сказать еще одно слово, и Сердар узнает все.

В этот миг перед Нариндрой возникла тень человека, который возбужденно схватил индуса за руки и произнес:

– Спасибо, Нариндра, спасибо за добрую весть!

Это был Рама-Модели, которого разбудил шум разговора.

– Ты все слышал? – спросил Сердар.

– Я никогда не сплю, если говорят об убийце моего отца, – мрачно ответил заклинатель. – Продолжай, Нариндра.

– У нас есть еще один, куда более опасный враг.

– Мы знаем, это Кишнайя.

– Как, вы знаете?

– Рама-Модели совершил прогулку по равнине, и ему сообщили, что Кишнайя объявился где-то в окрестностях.

– Говорят, что душители провинции, преследуемые со всех сторон из-за предстоящей пуджи Кали, празднованию которой хочет помешать правительство, укрылись в горах в десяти милях от Нухурмура. При условии, что они помогут поймать Нану, им обещали в этом году закрыть глаза на их кровавые обряды, конечно, если жертвы будут из их собственного числа.

– Положение серьезное, надо быть крайне осторожными, – задумчиво произнес Сердар. – Я больше боюсь одного из этих демонов, чем целого батальона шотландцев. Мы с Нариндрой кое-что знаем по этому поводу.

– Да, Кишнайя чуть было не повесил нас в Пуант-де-Галль.

– Если бы не присутствие духа нашего друга заклинателя, мы бы сейчас не беседовали на Нухурмурском озере.

При этом воспоминании оба молча пожали руку Рама-Модели.

Глава V
Торжественная минута. – Совет. – Комический выход Барнетта и Барбассона. – Клятва. – Планы защиты. – Доклад Барбассона. – Ури говорит. – Шпион Кишнайи, вождя тугов. – Факир. – Попавший в собственную ловушку. – Ловкая защита. – Рам-Шудор. – Последний разговор Рамы и Нариндры.

Во время этого разговора шлюпка спокойно продолжала свой путь, и наши друзья уже приближались к обычному месту стоянки в нескольких шагах от входа в пещеры.

– Да, кстати, – сказал Покоритель джунглей Нариндре, – наш разговор был настолько интересен, что мы забыли спросить тебя, в чем причина посланного сигнала «стойте».

– О, это была ложная тревога, – ответил маратх. – Я услышал шум в кустах и на всякий случай, из осторожности, решил предостеречь вас от возможного сюрприза.

Шлюпка приближалась к берегу, и поскольку Сердар и Рама приступили к выполнению свои к обязанностей – один начал сбрасывать скорость, другой встал у штурвала, направляя лодку к пристани, – Нариндра не сумел объясниться более подробно.

Происшествие, так взволновавшее их, когда они находились посредине озера, потеряло в их глазах всякий интерес после того, как сам Нариндра объяснил его ложной тревогой.

Уже начинал заниматься день, когда, поставив шлюпку в маленькую бухточку, со всех сторон окруженную лесом, трое друзей вернулись в Нухурмур. Все, кроме Сами, выполнявшего данное ему приказание, спали.

Сердар велел ему немедленно разбудить принца и Барнетта с Барбассоном, ибо положение было настолько серьезно, что надо было срочно созывать совет.

Нана-Сахиб уже встал и предупредил, что готов принять своих друзей.

– Так, кажется, есть новости, – промолвил он, держа в руке свою вечную трубку. На лице его было написано выражение смирения и покорности судьбе, не покидавшее его с тех пор, как он оказался в изгнании.

– Да, принц, – ответил Сердар, – сложившиеся обстоятельства крайне серьезны, нам необходимо договориться и выработать план действий и защиты, распределив между собой роли и обязанности. Подождем, пока не придут двое наших друзей.

В эту минуту Барнетт и Барбассон вбежали к принцу с растерянным видом, вооруженные до зубов.

– Что случилось? – спросил Барбассон. – На нас напали?

Сердар, догадавшись об уловке юного слуги, не смог сдержать улыбку, несмотря на мрачное настроение. Сами, в обязанности которого входило ежедневно будить неразлучных друзей, знал, каких трудов стоило заставить их вылезти из гамаков: каждое утро они осыпали его тумаками и затрещинами. Бравый метис не обращал на это внимания, лишь бы достичь своей цели. Заметьте, что адмирал и генерал накануне обычно сами назначали час своего пробуждения, если только была не их очередь нести караул. Но Сами, видя, что хозяин спешит, решил сократить обычный церемониал, включая и тумаки, поэтому он ворвался в грот Ореста и Пилада и закричал:

– Тревога! Тревога! На Нухурмур напали!

В мгновение ока оба были на ногах.

– Простите ему эту шалость, – сказал Сердар Бобу и Барбассону, которые не знали, смеяться им или сердиться. – Сами, кстати, обманул вас лишь отчасти, ибо вы будете присутствовать на военном совете, а они обычно бывают накануне сражения.

Серьезность этих слов, словно по волшебству, успокоила Барнетта и Барбассона. Они поставили карабины и сели рядом с друзьями на диван.

По приглашению принца, который вел совет, Сердар взял слово и изложил, ничего не упуская, все факты, уже известные читателю.

Он рассказал о письме сестры, о ее предстоящем приезде вместе со всей семьей, о прощении, которого для него добились, объяснился, не поднимая, однако, завесу тайны, по поводу трагического события, разбившего его жизнь. Он сказал о том, что волею провидения и случая доказательства его невиновности находятся почти в его руках, в самой Индии, что благодаря помощи друзей он надеялся завладеть ими, несмотря на все трудности. Он сказал, что мечтал – разумеется, с согласия своих великодушных друзей – покинуть на время пещеры Нухурмура вместе с двумя из них, чтобы добыть эти бумаги и принести их сестре в тот момент, когда она ступит на землю Индии. Для него это было бы самым большим счастьем, о котором только может мечтать человек. Задумал он этот план, когда в Нухурмуре все было спокойно. Англичане считали, что принц и его соратники – в Тибете, и поиски их были практически прекращены. Но с тех пор произошло одно событие, и его честь приказывает ему все забыть и отказаться от столь дорогой ему мечты.

Голос Сердара задрожал от волнения, но он твердо продолжал:

– Я отказался от этого плана или, точнее, отложил его до лучших времен. Мне было бы слишком тяжело думать, что для меня все кончено, хотя положение изменилось. Горы будут прочесывать и туги, и отряд английской армии, не говоря уже о многочисленных проходимцах, настоящих подонках, привлеченных наградой, обещанной за нашу поимку. Возможно, очень скоро на наш след нападут, и мы вынуждены будем запереться в пещерах, выдерживать осаду, сражаться. И все это из-за неосторожности моих родных, которые, обратившись за моим помилованием к королеве, сказали, что я остался в Индии. Это немедленно навело наших врагов на мысль, что мы можем скрываться только в этих уединенных горах, поскольку за полгода обнаружить наши следы в другом месте не удалось.

Отвечать за ошибку моих родных должен я один, и если я заговорил о ней, то лишь потому, что знаю, к чему меня обязывают долг и необходимость сдержать данное слово. Мы все поклялись защищать принца до последней капли крови, и все мы, я уверен, готовы сдержать нашу клятву.

– Да, да! – воскликнули Барбассон и Барнетт, протягивая руки к Нана-Сахибу. – Клянемся защищать его от англичан! Мы скорее погибнем под развалинами Нухурмура, чем позволим им захватить его.

Странное дело! Ни Нариндра, ни Рама не приняли участия в происходящем. Сердар не обратил на это внимания, но слегка нахмуренные брови принца свидетельствовали о том, что поведение обоих индусов не прошло для него незамеченным.

– Благодарю вас, друзья мои, – ответил Нана-Сахиб, с горячностью пожимая протянутые ему руки. – Я не ждал ничего другого от великодушных сердец, которые одни только остались мне верны.

Когда волнение несколько улеглось, Сердар продолжал:

– Что нам теперь делать? Подумайте, пусть каждый предложит свой план. Я предлагаю следующее. У нас есть две возможности, какую из них выбрать – решим большинством голосов. Во-первых, увидев, что нас окружают, мы можем покинуть Нухурмур, бежав по вершинам гор, и, переодевшись, добраться до Бомбея. Там мы можем сесть на «Диану» и отправиться на поиски какого-нибудь затерянного острова в Зондском проливе или Тихом океане, где принц, которому удалось спасти свои богатства, будет жить счастливо и спокойно.

– Только вместе с вами! – перебил его Нана. – Я смог унести с собой на десяток миллионов одних только драгоценных камней, не считая золота.

– Мое второе предложение, – продолжал Сердар, – запереться в Нухурмуре, где, как мне кажется, обнаружить нас будет довольно трудно. Две движущиеся скалы, закрывающие вход, настолько хорошо подогнаны, что совершенно сливаются с окружающими их утесами. Толщина их такова, что обнаружить за ними пустоту невозможно. У нас, кстати, есть способ сделать так, чтобы полностью заглушить звук, который они могли бы издать при простукивании. Съестных припасов у нас больше чем на два года, мне кажется, мы можем считать себя здесь в полной безопасности. К тому же все говорит о том, что это последняя попытка поймать нас. Через два-три месяца об этом приключении все забудут, и, если наше убежище не будет случайно открыто, мы легко сможем сесть на «Диану», не вызывая подозрений, и отправиться, как и собирались, на поиски более гостеприимной земли. Первый проект опасен, если приступить к его исполнению немедленно, ибо все порты сейчас строжайшим образом проверяются: ни один корабль не выходит в море, если неизвестны его пассажиры и пункт назначения. Если мы попадемся, нас тут же повесят.

Достоинство второго проекта в том, что в случае успеха он без всякого риска приведет нас к первому, во всяком случае, если нас застигнут врасплох, мы взорвем себя и избежим виселицы. Я закончил, теперь ваша очередь, друзья. Я готов принять тот из этих планов, который вам понравится, или любой другой – по вашему усмотрению.

– Право слово, Сердар, – начал Барбассон, – по-моему, я выражу общее мнение, если скажу, что лучше придумать невозможно. Я принимаю ваш последний проект прежде всего потому, что он не исключает первого. К тому же я считаю, что Нухурмур легко защитить, мне здесь нравится, ну и, наконец, надо же доказать папаше Барбассону, что он был не прав, предсказывая своему наследнику смерть на виселице. У меня все.

– Что касается меня, – тщательно выговаривая слова, произнес Барнетт, желая показать, что он не забыл своей прежней профессии стряпчего, – присоединяюсь ко всем заявлениям, предложениям, выводам предыдущего оратора. Если папаша Барнетт еще жив, он будет счастлив узнать, что последний из Барнеттов болтается на конце веревки.

Нариндра и Рама заявили, что у них нет собственного мнения, ибо они привыкли всегда и во всем следовать за Сердаром. Нана, заинтригованный тем, что индусы вновь отказались высказать свое мнение, бросил на них проницательный взгляд. Сердар настолько погрузился в размышления, что почти не замечал, что происходит вокруг. Короче говоря, поскольку никто не возразил открыто против предложения Сердара, было решено остаться в Ну хурму ре.

– Вы не боитесь, – сказал тогда Барбассон, – что присутствие слона может навести на наш след?

– Сразу видно, что вы не знаете Ауджали, – живо возразил Нариндра. – Тот, кто осмелится подойти к нему, уже никому не сможет рассказать об увиденном.

– Ладно, извините меня, но когда вы мне все объяснили, я спокоен.

– Вы совершенно правы, Барбассон, – заметил Сердар. – Более того, я призываю всех последовать вашему примеру. Быть может, у кого-нибудь есть вопросы или соображения?

– У меня есть кое-что, – ответил провансалец. – Черт возьми, я готов пожертвовать жизнью, но для меня было бы большим утешением, если б в последний час я мог сказать себе, что все изучил, все предвидел и что другого выхода просто не было. Что об этом думает генерал?