Текст книги "Страдание (ЛП)"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 43 страниц)

Гонсалез глянул на меня, а затем поочередно на стоявших рядом мужчин.

– Ладно, как себя чувствуешь? Ты малость позеленела.

– Скажу лишь, что жалею, что не выпила побольше жидкости за обедом.

Он слегка усмехнулся, но взгляд его оставался настороженным, и снова оглядел всех мужчин. Гонсалез снова перевел взгляд на меня и его подозрительные глаза полицейского сказали, что я в полном дерьме и он мне не верит. Вы можете спросить: не верит чему? Он ветеран полиции, который уже десять лет как в запасе. Он не верит ни одному чертову слову, что ему говорят.

– А я думал, что ты крута, Блейк, – пробасил мужчина с другого конца коридора. – Слышал, тебя беспричинно вывернуло ланчем.

Это приперся Трэверс, оказать моральную поддержку Каллахану и продолжить быть занозой в заднице.

– Трэверс, какая-то проблема? – спросила я, слегка повысив голос, как он в своем комментарии, потому что мы находились в разных концах коридора.

– Ты, ты и твои… мужики – вот моя проблема. – Он направился к нам.

Я обошла Гонсалеза и двинулась навстречу Трэверсу.

– Анита, – начал Сократ, – не нужно…

Я повернулась и выставила указательный палец.

– Даже не начинай.

Никки преградил мне путь.

– Что ты собираешься делать?

Я понимала, что Трэверс напрашивается на драку, чего хотелось и мне. Я остановилась.

– Блядь.

Он мне улыбнулся.

Но у Трэверса не было причины с ним связываться. Он был просто разгневанным здоровяком, ожидавшим, чтобы кто-то нанес первый удар, чтобы он мог ответить. Язык его тела так и кричал: «Ну, давай».

– Чего лыбишься? – спросил Трэверс.

Я поняла, что этот вопрос был адресован Никки, который повернулся и смотрел на него. Трэверс не был новобранцем, и должен был понимать, что означает такой взгляд, но ощетинился и сжал кулаки. Никки устойчивее поставил одну ногу, если придется развернуться на удар. Я вышла перед ним.

– Анита, – начал Никки.

– Все в порядке, Никки.

– Нет, Никки, не в порядке, – пропел Трэверс, плохо и нелицеприятно пародируя меня.

– Трэверс, мы не позволим тебе нас спровоцировать.

– Они ввяжутся в драку, Блейк, просто не смогут ничего с собой поделать. Пни собаку, и она тебя тяпнет.

– Трэверс, они не собаки, в них нет ничего ручного.

– Нет, они не ручные, а просто тряпки.

– Что общего между всеми собравшимися и этой фразой? – спросила я.

Теперь Трэверс стоял прямо перед нами. Его руки по-прежнему были сжаты в кулаки, предплечья практически вибрировали от гнева. Он хотел, почти нуждался в том, чтобы что-то ударить.

– Никки, ты всегда прячешься за спиной своей подружки?

– Нет, – произнес Никки, и его «нет» оказалось сравни моему: очень твердое, очень уверенное, не оставляющее пространство ни для чего, кроме отрицания. Он двинулся к Трэверсу, но я встала между ними.

Я опустила некоторые из своих щитов, не все, и не до конца, но достаточно для того, чтобы когда прикоснулась к руке Трэверса, могла вытянуть его гнев. Способность кормиться сексом – сила Жан-Клода, но еще я могла кормиться гневом и это было моей силой, моим особым маленьким талантом. Я тренировалась, пока не научилась забирать чей-то гнев, вычерпывая его словно скопление сливок, оставляя обезжиренное но цельное молоко.

Я не стала слишком много забирать гнев Трэверса, потому что это могло привести к каше в голове и быть замеченным остальными полицейскими. Я вроде как слизнула чуть-чуть его гнев, будто съела вишенку с торта.

Трэверс нахмурился, секунду выглядел потерянным, затем отдернулся от меня, придерживая руку так, словно в месте, где я к нему прикоснулась, ему было больно.

– Что ты со мной сделала?

– Почему ты на нас зол? – спокойно спросила я.

Он покачал головой, потер руку.

– Блейк, сделай мне одолжение: в следующий раз, когда я окажусь на грани смерти, не спасай меня, и своим сраным вампирам не позволяй это сделать.

– Ты скорее в страшных страданиях сгниешь до смерти, чем позволишь Истине высосать из тебя гниль?

Трэверс посмотрел на меня, в его глазах плескалась настоящая боль.

– Да, – прошептал он.

Глядя в его глаза с расстояния касания, я понимала, что он серьезен. Что-то в кормлении Истины обеспокоило его настолько, что он решил, что смерть предпочтительнее.

Не знаю, что отразилось на моем лице, но Трэверс резко развернулся и, так и придерживая руку, быстро направился к лифтам.

– Что ты только что с ним сделала? – спросил Гонсалез.

– Всего лишь чуточку утихомирила его гнев. И все.

– Неужели нам не все равно, что происходит с Трэверсом? – спросил Никки.

– «Не все равно» в каком смысле? – спросила я.

– В смысле живет от или умирает?

– Истина рисковал своей жизнью ради спасения Трэверса, поэтому пусть уж лучше будет жив.

– Тогда обеспечь ему надзор с целью предотвращения самоубийства, – произнес позади нас Сократ.

Я повернулась и посмотрела на него.

– Что?

– Обнаружив у себя ликантропию, получив благодарность за храбрость и пережив изъятие полицейского жетона, я подумывал сунуть дуло пистолета в рот. Мне знаком этот взгляд.

– Тебе тоже знаком этот взгляд? – спросила я, глянув на Никки.

– Если бы у меня не было брата и сестры, о которых нужно заботится, я бы сделал это еще ребенком.

Я понимала, что под «этим» подразумевалось – самоубийство. Вот черт, Никки только что рассказал мне, что серьезно подумывал о самоубийстве, когда был подростком, а может и еще раньше. Не знаю, сколько ему было, когда все это началось.

Я взяла его ладонь в свою, не заботясь о том, что это могли увидеть остальные полицейские. Меня едва не стошнило без реальной причины. Они бы приписали себе очки превосходства. Если им так хочется приписать себе очки за превосходство надо мной из-за того, что я взяла своего любовника за руку, то флаг им в руки. В этот момент мне было куда важнее поддержать Никки, чем быть самой крутой в этом здании.

Никки опустил взгляд на наши сплетенные руки и улыбнулся. Лишь одна эта улыбка была достойна того, чтобы я вынесла подначки из-за держания за ручки.

– Почему спасение жизни Трэверсу твоим другом-вампиром, подтолкнуло его к грани самоубийства? – спросил Гонсалез.

– Не знаю, – ответил Сократ. – Но что-то его испугало.

Открылась дверь в комнату. Вышел Мика. Под глазами у него не было темных кругов; больше походило на то, что из-за отсутствия отдыха кожа под глазами исчезла и те казались пустыми провалами. Мне уже доводилось видеть как он не спал на протяжение долгого времени, но выглядел тогда на порядок лучше, но порой на тебе отражается не количество часов отдыха, а качество их проведения.

Всего каких-то несколько минут назад я была на него так зла, но увидев его усталые, такие унылые красивые шартрезовые глаза, захотелось как-то ему помочь. Я отпустила руку Никки и пошла навстречу Мике.

Он выглядел почти удивленным, но затем, когда я его обняла и крепко прижала к себе, он сжал меня в ответ и уткнулся лицом в мои волосы. Его дыхание было прерывистым, а затем я почувствовала, как по шее потекло что-то горячее. Все, что покидает тело, секунду или две горячее, но, соприкоснувшись с воздухом, теряет свое тепло. Ничто не выдавало его плача: плечи не тряслись, он был почти неподвижен, а из-за того, что он зарылся лицом в мои волосы, никто не видел того, что я ощущала. Его горячие слезы падали на мою кожу и, скатываясь по шее, остывая.

Я обнимала Мику, позволяя его соленым слезам оставлять дорожки на моей коже, и не могла на него злиться. Все, что в этот момент я могла делать – это крепко его обнимать. Это не казалось достаточным, но порой, когда все катится к черту, крепко держащие тебя руки – это все.

Глава 68

Гонсалез повез Беатрис домой, взявшую обещания с оставшейся в коридоре полиции, что при малейших признаках изменений они позвонят. На прощание она поцеловала меня и Мику и ушла без извинений за то, разваливается на части. Я бы ощущала себя вынужденной извиниться, но это же я. Сократ забрал Домино в отель, где тот мог отпустить своего внутреннего тигра и не оказаться подстреленным полицией. Также Сократ хотел держаться подальше от меня и моей ново-обретенной внутренней гиены. Вообще-то он даже сказал:

– Есть у тебя такая тенденция очень быстро обзаводиться животным зова, а я бы предпочел им не быть.

– Это не значит, что мне подойдет любая гиена, – ответила я.

– Тогда какое-то время я бы предпочел держаться подальше.

Согласна.

Я убедила Мику пройти в кафетерий. Никки отправился с нами, как и остававшийся с Микой телохранитель – Брэм. Он был сто восемьдесят сантиметров ростом, темноволосый, красивый, с чрезмерно бугристыми мышцами, хотя был худее Никки и не настолько накачанным. Во многом Брэм и Арэс были темной и светлой копией друг друга. Впервые я встретилась с Брэмом после того, как стреляла в его любимого соратника и хорошего друга. Я не знала, что ему сказать и должна ли вообще что-то говорить по этому поводу. Когда я сомневалась в личных вещах, то вела себя как обычно: ничего не делала. Если Брэм поднимет эту тему, я с этим справлюсь, но если нет, буду помалкивать, пока не решу, что и как сказать.

Никки шел впереди нас, Брэм завершал нашу вереницу, а посередине, держась за руки, шли мы с Микой. Он знал, что нужно держать меня за левую руку, чтобы правая, которой я держу пистолет, была свободна. По большей части для меня это было обычным делом, особенно, когда я была на работе и вооружена до зубов для охоты на вампиров. Мило, что Мика без напоминания, даже под влиянием такого стресса, об этом помнил. Я любила его по множеству причин, но больше всего за то, что он так спокойно относился к этой части моей жизни. Конечно, его нормальное отношение объяснялось тем, что он вырос с отцом-полицейским.

Мы выбрали столик в углу так, чтобы за нашими спинами оказались две стены, а перед глазами практически все пространство кафетерия. Брэм и Никки заняли места за соседним столиком, как поступали телохранители, пытаясь дать вам уединенность и все же обеспечить безопасность.

Было немного странно, что Никки остался на втором плане, телохранителем, и вел себя так, словно они с Брэмом имеют одинаковое значение для нас с Микой. Никки жил с нами, мотался из «Цирка Проклятых» в округ Джефферсон и обратно. Если я не была с Микой, Натаниэлем или Жан-Клодом, то была с ним. Казалось бы, это должно создать разницу, но мне хотелось побыть с Микой наедине. Нам нужно было серьезно поговорить, вероятно, о многом, но сперва ему требовалась еда и вода, или, может, кофе.

Мы повернули наши стулья так, что оба сидели спиной к стене, а наши ноги слегка соприкасались. Мика продолжал держать меня за руку, а лбом уткнулся мне в плечо. Конечно, это было бы более романтично, если бы не мой бронежилет, но я находилась при исполнении, к тому же, когда в последний раз я была в больнице, жилет мне пригодился.

Я гладила его заплетенные в косу волосы – французскую косу, которую, как я знала, заплел Натаниэль перед тем, как покинул гостиницу. Ни я, ни Мика не умели заплетать чертову французскую косу, и оставляли волосы распущенными. Не так приятно гладить его по заплетенным волосам, но я понимала, что так волосы не будут скрывать его лицо и с ней куда меньше мороки, чем с любой другой прической.

Мика поднял голову и внезапно я заглянула в его потрясающие глаза, которые сейчас были всего лишь в нескольких сантиметрах от моего лица. Они были зелеными и золотистыми, но не это делало их такими примечательными. Зеленый ободок опоясывал зрачки, а желтое – внешние края радужки. Насыщенность цвета зависела от того, ссужен или расширен зрачок, и в тусклом свете зеленый почти казался серым, но прямо сейчас зеленый цвет его глаз напоминал бледность молодой весенней листвы, а желтый – осенние листья, как будто в глазах Мики одновременно было и возрождение и увядание природы. Цвет особенно поражал на фоне его очень смуглой кожи; когда кожу Мики покрывал летний загар, его глаза смотрелись еще более восхитительными. Он был таким же смуглым, как Ричард Зееман, наш Ульфрик, король волков, но в его семье не было коренных американцев. Я спрашивала у Мики, есть ли в его роду коренные американцы или испанцы, как у меня, но он просто ответил «нет». Интересно, что это никогда не приходило ему в голову и не объясняло его смешанного наследия. Либо он сам об этом не думал, либо не считал, что для кого-то из нас это важно.

– Я не знаю как с этим справиться, Анита, – наконец произнес он.

– С чем?

– Спустя столько лет вновь обрести отца и тут же его потерять.

В этом был весь Мика: прямолинейный, говорящий все как есть, и прямо в точку. И тут я осознала, что это совсем не он. Больше трех лет, что мы вместе, он скрывал от меня кое-что важное.

– Что случилось? Я только что увидел на твоем лице тень какой-то мысли.

– Да многое случилось с тех пор, как мы тут приземлились, а ты спрашиваешь, что не так, – ответила я и сделала все возможное, чтобы выдавить из себя улыбку.

Мика улыбнулся в ответ.

– И, по твоему, я только что вообразил, что ты о чем-то подумала?

Я вздохнула. И осознала, что не собираюсь ругаться с ним из-за драк за доминирование до тех пор, пока мы не вернемся домой. Мне не хотелось причинять ему боль, когда он и так подавлен, и пока не утихнет боль, которую я увидела в его глазах, когда он вышел из палаты отца. Но я слишком долго ждала. Я могла врать, но Мике я лгала редко. На самом деле, то, что он так долго скрывал от меня такой важный момент наводило на мысль, а не скрывал ли он от меня что-то еще. Мне не нравилось об этом думать, и я просто ненавидела предстоящую тему разговора, тем более сейчас, когда Мика и так никакой.

– Я люблю тебя, – просто сказала я.

– Я тоже тебя люблю, но твои слова прозвучали как предисловие к чему-то плохому, – ответил Мика.

– Ты меня слишком хорошо знаешь.

– Мы давно вместе. Неужели не должны хорошо знать друг друга?

Я улыбнулась.

– Ты прав, и признаюсь, я была очень серьезно настроена с тобой поговорить кое о чем, не касающемся твоей семьи и нашего здесь дела, но увидела тебя и…

– И я был полностью расклеенным, – закончил за меня Мика.

– Я этого не говорила. Я считаю, что ты чертовски хорошо держишься при таких обстоятельствах.

Он улыбнулся.

– О чем ты хотела поговорить?

– Мика, потенциально эта тема может привести к серьезной стычке. Давай не будем ее сейчас обсуждать.

– Что-то настолько серьезное и ты честно хочешь отложить обсуждение?

– Да, сама себе удивляюсь, но могу подождать, – кивнула я.

Он склонил голову набок и посмотрел на меня.

– Считаешь, что идея с «подождать» для меня будет хорошей?

– Да, считаю.

Мика прищурился.

– Ты поймешь, если я скажу, что ты чересчур рациональна и меня это на самом деле нервирует?

– Да, вообще-то пойму, – рассмеялась я.

Мика улыбнулся, и на этот раз его улыбка вышла ярче прежней.

– Анита, рассказывай, потому что сейчас я просто убежден, что речь о том, что рассказал нам мой отец о Ван Клифе и псевдо военной фигне.

– Эта информация может оказаться не ложью, но речь не об этом.

Мика глянул на меня.

– Клянусь, – ответила я на его взгляд.

– Ты же понимаешь, что сейчас же должна мне все рассказать, иначе накручу себе самое худшее.

Пришла моя очередь положить голову ему на плечо.

– Мика, я пытаюсь быть рациональной. Позволь оставить как есть. Позволь хоть раз быть взрослой.

Он коснулся моих волос, поднял мое лицо, чтобы мы посмотрели друг на друга.

– А теперь ты меня пугаешь.

– Проклятье, мы оба по-своему непреклонны.

– Да, и это одно из твоих качеств, которое я полюбил сразу.

Я держала его за руки и смотрела ему в глаза. Я боялась этого разговора, потому что, если он мог скрыть подобное от меня, то мог скрывать и другое, более серьезное, способное разрушить нашу пару. Я поняла, что боюсь заводить этот разговор, и не завести его боюсь, что совсем не имело смысла.

– А я люблю то, что ты любишь это во мне, потому что очень многие мужчины это ненавидели.

– Тогда, Анита, чем бы это ни было, мы через это пройдем. Мы оба слишком ценим друг друга, чтобы позволить чему-то все испортить.

Сидя вот так, держа Мику за руки, глядя на него, я ему верила, но… я всегда ему верила, а сейчас чувствовала себя, словно он мне врал, и… а, да к черту все.

– Ладно, дело в том, что на самом деле ты дрался с лидерами других животных групп, чтобы вынудить их присоединиться к нашей Коалиции?

– Иногда. – Мика произнес это так, словно это было ничем, обычным делом, само собой разумеющимся.

Я попыталась вырвать от него свои руки, но Мика их крепко держал.

– Почему ты злишься?

– Почему я злюсь? Черт, Мика, ты уезжаешь из города, участвуешь в опасных боях насмерть и считаешь, что я не должна об этом знать?

– Говори тише.

Мне хотелось закричать громче, но Мика был прав; я только что сказала, что он, согласно людскому закону, связан с убийствами. Я понизила голос, наклонилась к нему, но мой голос по-прежнему оставался сердитым – чуть мягче гневного шепота.

– Как ты мог от меня это скрывать?

Выражение его лица было закрытым, но уже проступал гнев. Мика не часто выходил из себя, но если уж это делал, то сердился так же сильно, как я. Этот разговор принимал очень скверный характер.

– Я ничего от тебя не скрывал. Просто не рассказывал.

– Суть та же.

Мика отпустил мои руки.

– Ты рассказываешь мне о каждом разе, когда рискуешь жизнью в качестве маршала Соединенных Штатов?

– Нет, но это совсем другое.

– От чего же?

Мне хотелось сказать «от того же», но это был не ответ. Открыла рот, чтобы объяснить разницу, но остановилась. Нахмурилась.

– Я считаю это разные вещи, абсолютно.

– А в чем разница? У нас есть работа, и она подразумевает опасность.

– Но я не знала, что твоя работа опасна.

Он внимательно всмотрелся в мое лицо.

– А по-твоему, чем мы занимались, чтобы присоединить все те группы к нашей Коалиции?

– Я думала, вы их убеждаете. Думала, используете дипломатию и логику, которые заставляют присоединяться их к нам.

– Анита, по большей части я так и делаю, но нас окружает множество оборотней. Ты же знаешь, что у некоторых животных фракций напрочь отсутствует логика или рассудительность.

– Если бы я об этом задумалась, то, наверное, посчитала бы, что некоторые из твоих телохранителей участвуют в поединках, как делают королевы тигриных кланов, чтобы выявить чемпиона.

– Анита, я не вертигр. Ты привлекла всех вертигров к участию, когда имела возможность их созвать.

– Магия и секс обеспечили нам вертигров.

– Да, – подтвердил он.

– А что обеспечило нам остальной успех? – тихо спросила я.

– Ты знаешь, что я сплю с некоторыми доминантками.

Я кивнула.

– Ты делишь меня со многими, я не вправе злиться.

– Скорее, – улыбнулся Мика, – у тебя нет повода для злости, потому что ты все же могла взбеситься.

– Не мне жаловаться, – пожала я плечами. – Потому что это было бы глупо и нечестно с моей стороны.

Мика улыбнулся шире и нежно коснулся моего лица.

– Многие женщины и мужчины несправедливы к своим половинкам, Анита. Может у тебя и репутация безрассудной и жестокой, но ты самая прагматичная женщина из всех, с которыми я когда-либо был.

– А ты самый прагматичный мужчина из всех, с которыми я когда-либо была.

– Большинство людей не посчитало бы это особо романтичным.

Я улыбнулась.

– С нашей жизнью никак без небольшой безжалостной прагматичности.

– Да, так и есть.

– Когда ты можешь выбрать чемпиона, верно?

– Да.

Тогда я осознала, что он брал с собой людей, которые были моими друзьями или кем-то большим, и подумала о том, что они находились в опасности. Вот блядь.

– Что на этот раз? – спросил Мика.

Теперь я сразу ответила на вопрос:

– Просто осознала, что все, кто выезжает с тобой из города, находятся в такой же опасности, что и ты. Я должна была об этом подумать.

– Ты имеешь в виду, что я должен был тебе сказать или ты должна была догадаться?

– Наверное и то, и другое. Не знаю, но, Мика, ты же моей комплекции, а многими животными группами руководят гораздо крупнее и ублюдочнее, из всех них. Как ты выиграл столько битв? Я видела тебя в бою и ты хорош. Но ты же такой же, как я. Да мы даже просто не сможем достать. У многих высоких людей длинные руки и ноги. Они могут просто ударить нас прежде, чем мы их достанем, если только не окажемся счастливчиками или они лохами в бою, но чтобы бороться за лидерство стаи или прайда, ты должен быть лучшим.

– Обычно я делаю что-нибудь безумно безжалостное и абсолютно внезапное прежде, чем они смогут этого от меня ожидать. Леопарды быстрые, быстрее многих львов или тигров. От меня только и требовалось первым нанести удар.

– Имеешь в виду убить их одним ударом, – тихо поправила я.

– Да, – ответил он, внимательно всматриваясь в мое лицо. – Это беспокоит тебя?

Я подумала о том, что много лет он регулярно убивал людей, а я об этом не знала. Мне эта часть не нравилась, но я без сомнений знала, что если бы он не убил их, они бы убили его. Я хотела, чтобы Мика был жив и был рядом со мной куда больше, чем идеального человеческого мира.

– Нет, не думаю, что меня это беспокоит. Если что и беспокоит меня, так это то, что мы приходим на их территории и вынуждаем присоединиться к нам.

– Все началось с приглашения фракций, которые хотели послушать о Коалиции. Они захотели присоединиться, а затем образовалось несколько групп, которые нападали на тех, кто присоединились к нам, потому что в одном, в чем они соглашались, это не развязывать войну. Мы пытались ввести закон о ненападении, как у Вампирского Совета в отношении вампиров, но у ликантропов уже несколько веков не было централизованного правительства, которому бы они подчинялись. Некоторые из них хотели сохранить независимость или просто считали, что верльвы лучше вервольфов, поэтому не хотели становиться частью смешанной животной группы, что составляло всю концепцию Коалиции.

– Львы самые агрессивные. Предполагаю, что много групп гиен тебе удалось склонить на свою сторону через секс, ведь у них матриархальная система.

– Большинство, – улыбнулся Мика, – но, честно говоря, многие животные группы предпочитают животных своего вида, поэтому иногда отдуваются охранники. Мне не всегда нравится грубый секс, который так люб гиенам или львам. Некоторые стражи счастливы с этим помочь.

– Готова на это поставить, – ответила я.

Мика улыбнулся.

– А если лидер имел репутацию очень хорошего и очень грубого бойца, тогда, порой, я убивал менее доминантных членов группы за нанесенное мне оскорбление. Для большинства животных групп проявление неуважения к посетившему их лидеру может развязать войну или я вправе это сделать сам. То, как я ловко использую когти, нервирует других оборотней, и понимание того, что я готов убить за что-то столь незначительное заставляет их бояться того, что я могу сделать в официальной схватке.

– Я знаю, что многие альфы способны на частичную трансформацию рук, отращивая когти, но твои когти больше смахивают на ножи выкидушек, которые ты аккуратно и чисто способен выпустить в мгновение ока. В этом ты лучший.

– Спасибо, делаю все возможное.

– Но ты запугиваешь лидеров, чтобы те шли на переговоры, а не бой.

– Анита, их это не пугает, или не так, как ты думаешь. Наша культура отличается от человеческой. Мы ценим агрессию и жестокость больше, чем люди. Не только поэтому я готов убивать, чтобы заставить делать то, что хочется мне, но и потому, что они понимают, что, присоединившись к нам, получат защиту.

– Ты говорил, что когда мог, использовал чемпионов. Кого обычно? – спросила я.

– Брэм и… Арэс помогали мне, когда могли.

– Теперь Арэс тебе не поможет, – сказала я и в груди все сжалось. Я не была уверена, была ли это печаль или так все сжалось из-за мысли, что я убила того, кто спасал Мике жизнь больше, чем мне было известно. Я чувствовала себя глупой и заторможенной. Они все хранили от меня секреты.

Мика снова взял меня за руки.

– Анита, не делай этого с собой.

– Не делать чего?

– Не вини себя за Арэса. Ты сделала то, что должна.

Я кивнула.

– Если бы мне пришлось это сделать снова, единственной разницей оказалось бы то, что я пристрелила бы его, как только он попросил меня в первый раз, до смены облика. Если бы я так сделала, то другие копы остались бы живы и не ранены.

Мика сжал мои руки и, наклонившись, притянул меня к себе. Он накрыл мои губы своими, и попытался углубить поцелуй, но я прервала его. Мика нахмурился.

– Что случилось? Мне казалось, мы не собираемся ругаться.

– Дыхание, может, и мятное, но меня вырвало в туалете. Подумала, что прежде чем мы углубим поцелуй и сплетемся языками, ты захочешь, чтобы я почистила зубы.

Мика рассмеялся и притянул меня в объятия.

– Боже, как же я люблю тебя.

Я тоже рассмеялась.

– А я сильнее.

Мика чуть подался назад, чтобы заглянуть мне в лицо.

– В местном сувенирном магазинчике продаются зубные щетки.

– Намекаешь, что хочешь меня целовать?

– Я хочу от души нацеловаться с тобой, пока тебе не пришлось вернуться к работе.

Я улыбнулась во весь рот.

– Ладно, но прежде тебе нужно поесть и попить больше жидкости.

Мика нахмурился.

– Откуда тебе известно, что я не ел?

– Твоя мама не ела и, думаю, вы оба пренебрегаете основами.

Уголки его губ опустились.

– Не знаю, что они с Таем будут делать без отца. Я продолжаю размышлять над тем, что бы делал я, случись что-нибудь с Натаниэлем.

Я притянула его в объятия, уткнулась лицом в косу, которую ему заплел наш любимый, и поняла, что до безумия хочется поделиться с ним информацией, которой я еще не делилась.

– Помнишь, как ты говорил о женитьбе на нас обоих?

Я почувствовала как он кивнул, по-прежнему вжимаясь в мои объятия.

– Жан-Клод сделал предложение.

Мика отстранился, чтобы заглянуть мне в лицо. Выглядел он ошеломленным.

– Когда?

– В больнице.

– И что ты ответила?

– Сказала «да».

Лицо Мики стало очень спокойным, очень участливым.

– Это замечательно.

Я хмуро глянула на него.

– Знаю, здесь еще многое придется выяснить, но если кто и может это сделать, то это мы.

Мика кивнул.

– Конечно же, можете.

Я нахмурилась еще сильнее.

– Мика, пойми, мы говорили о групповой церемонии, а не только о нас с Жан-Клодом.

– Анита, он наш Мастер. Даже если бы не было Натаниэля, он бы никогда не позволил тебе выйти замуж за кого-то еще.

– Не знаю за кем я официально буду замужем, если будет позволено лишь за одним, но речь шла о нескольких. И я спросила должно ли у всех быть обручальное кольцо?

Мика посмотрел на меня со странной, неуверенной улыбкой.

– И что ответил Жан-Клод?

– Что не знает ответов на мои разумные вопросы, но то, что я просто не сказала ему «нет» оказалось больше, чем он смел надеяться, и что мы все выясним.

– Серьезно? Он так и сказал?

– Сказал, что если бы мог хоть помыслить, что я скажу «да», то сговорился бы с другими моими мужчинами и организовал бы самую романтичную ночь в моей жизни, от которой у меня снесло бы крышу.

Улыбка Мики стала счастливее.

– Прямо слышу, как он это говорит.

– Я спросила у него, кто войдет в этот состав, но помимо тебя и Натаниэля, мы ни в ком больше не уверены, но так же и не уверены, как они сами к этому отнесутся.

– И кто еще?

– Беспокоюсь о том, что сделает Ашер, если мы не включим его в список, – вздохнула я.

– Я не вступлю в брак с Ашером.

Я рассмеялась.

– Знаю, я тоже, но у Жан-Клода на этот счет могут оказаться иные соображения. В общем, я еще ничего не знаю. У меня не было времени об этом подумать. – Затем я осознала, что, наверное, нужно сказать кое-что еще. – Когда мне пришлось оставить Никки в подвале и я не знала, что с ним может произойти, я призналась ему в любви.

Мика кивнул.

– Мы с Натаниэлем все гадали, сколько тебе потребуется времени, чтобы это понять.

Я хмуро уставилась на него.

– Все всё знали кроме меня?

– Все, кроме Никки и, возможно, Синрика.

От этого мои плечи чуть поникли.

– Не уверена, как Синрик отнесется к групповому браку.

– Если его внесут в список, то, думаю, как-нибудь справится.

Я уставилась на Мику.

– Ты же шутишь, да?

– Почему? Из-за того, что он еще слишком юн?

– Нет, я имею в виду… да, об этом… Ты серьезно хочешь вступить в брак с Синриком?

– Я хочу вступить в брак лишь только с двумя – тобой и Натаниэлем.

– Но ты вступишь в брак с Жан-Клодом. Почему?

– Потому что он наш Мастер, ты его слуга-человек, и он представляет меня как «наш Мика».

– И, все же, что ты думаешь по этому поводу?

– Я не большой фанат предстоящей перспективы, но Жан-Клоду как-то удалось повлиять на других вампиров, чтобы заставить их поверить, что ты не изменяла ему с нами. Среди вампиров и ликантропов репутация очень важна. Он должен быть у тебя на первом месте или произойдет сбой его структуры власти, нашей структуры власти, над который мы так усердно трудились.

– Ты поэтому не возражаешь, что другие вампиры считают тебя любовником Жан-Клода?

Мика кивнул.

– Я в безопасности и, кроме того, влюблен в Натаниэля. И не похоже, что я брезгую быть с другим мужчиной.

Я откинулась назад, чтобы мы больше не обнимали друг друга. Мика по-прежнему держал меня за левую руку, но мы сидели, глядя друг на друга. Мы оба внезапно напряглись.

– Так, значит, ты, Натаниэль, Жан-Клод и я, и… кто еще?

– Не знаю, – ответил Мика.

– Ты еще в кого-нибудь влюблен?

– Нет, а ты?

– В Никки, и я люблю Синрика, но не влюблена в него. Я люблю Ашера, но и в него я тоже не влюблена, и так как однажды он вынудит меня его убить, я бы предпочла и не влюбляться.

Мика сжал мою руку.

– Я верю, что мы вернем его домой прежде, чем он все испортит с местными вергиенами, но согласен, он может вынудить нас его убить.

Я кивнула и ощутила необъяснимую печаль.

– Разве брак не должен быть счастливым и менее запутанным?

Мика рассмеялся.

– Мы говорим по меньшей мере о четырех, а может и большем количестве участников, собирающихся вступить в брак, Анита. Это все запутанно.

Я закатила глаза и вздохнула.

– Ладно, ладно, я не об этом.

Мика снова рассмеялся.

– Вот еще одна тема для размышлений. Если мы вступим в брак, тогда тебе – или Жан-Клоду – придется рассказать об этом Ричарду, пока он не услышал об этом от кого-то еще.

Я обхватила голову.

– Проклятье, он бывший.

– Бывший, с которым у тебя по-прежнему, время от времени, секс, которому Ашер позволяет быть топом в подземелье, с которым Жан-Клод и ты, а порой еще и в компании Ашера, спите.

– Он не занимается сексом с мужчинами.

– Ты имеешь в виду отсутствие генитального контакта.

Я посмотрела на Мику.

– Ух-ты, именно это я и имела в виду, но это просто… от тебя это звучит как-то очень прямолинейно.

Мика улыбнулся.

– Думаю, раз уж мы собрались это сделать по-настоящему, то нужно быть прямолинейными.

– Мне бы хотелось с тобой поспорить, но боюсь мои аргументы прозвучат убого, так что я пас.

– Буду честен: мне бы очень хотелось жениться на тебе официально, и чтобы Натаниэль стал частью этой церемонии в качестве мужа тебе и мне, но частью этой церемонии должен быть Жан-Клод, и, вероятно, законной ее частью.