Текст книги "Страдание (ЛП)"
Автор книги: Лорел Кей Гамильтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 43 страниц)
Арэс и Никки тоже нацепили свои жилеты и обвешались опасными игрушками. Как только мы были одеты и вооружены до зубов, пришло время Натаниэлю снять свою одежду, всю одежду. Когда он стоял там, роскошно обнаженный, на прохладном горном ветерке, как будто ему совсем не было холодно, я просто пялилась.
Эл крикнул из-за внедорожника:
– Блейк, не шибко там отвлекайся, слышишь?
– Если перестану отвлекаться на наготу Натаниэля, значит я мертва.
Натаниэль улыбнулся мне, потом сказал:
– Шаг назад, если не хочешь испачкать свою одежду.
Я не сразу догнала о чем это он, что было показателем, как я отвлеклась. Я кивнула и отошла ровно настолько, чтобы не попасть под брызги. Когда новенькие оборотни меняют форму, вокруг них расплескивается кровь и прозрачная жидкость. С опытом кровь перестает течь и становится меньше жидкости, но она все равно всегда есть, словно некая смазка помогающая человеку превратиться в зверя и наоборот. Хотя, когда оборотень из зверя превращается в человека, беспорядка всегда меньше, нежели когда человек превращается в зверя. Я спрашивала всех своих друзей-оборотней почему так, но они тоже не в курсе. Просто так было.
Никки и Арэс тоже отошли от машины, чтобы не попасть под брызги. Никки стоял к нам спиной, вглядываясь в темноту, а Арэс к нам лицом. Я уже хотела спросить почему, Но Натаниэль выбрал именно этот момент, чтобы высвободить своего зверя.
Энергия омыла меня волной жара, словно я открыла дверцу неведомой мне доселе духовки. Никогда не ощущала его зверя подобным образом, как волну тепла, энергии, силы, что омывала меня, проходила сквозь меня, и я почувствовала, как на его появление откликнулся мой внутренний зверь, оскалив белые клыки на фоне угольно-черного меха. Глаза моего леопарда были как старинные монеты – темно-золотого цвета, наполненные жизнью и теплом. Я попыталась подавить эту энергию как меня учили – направить ее в покрытую сосновыми иглами землю под ногами, но моя леопардиха не хотела, чтобы прилив этой энергии ушел в землю, помогая росту деревьев. Моя леопардиха желала выйти и поиграть с этим жаром. Я не могла менять форму, но это не значило, что мои звери не хотели вырваться на волю.
Я тяжело дышала, словно после пробежки, сердце грохотало в горле, пульс стучал в ушах. И вдруг я поняла, что никогда не бывала на такой высоте. Я почувствовала легкое головокружение, а потом услышала невозможно громкое урчание, оно словно гудело в воздухе и разливалось по моей коже, проникая в мое тело. И когда этот глубокий, вибрирующий звук прокатился по моему позвоночнику, резкое эхо вырвалось из моих человеческих губ. Я уставилась на черного леопарда размером с крупного пони, и в три, может в четыре раза крупнее обычного леопарда. Он сидел, потряхивая мехом и разминая лапы, впиваясь белыми когтями в землю, словно пытаясь освоиться в новой форме. Из-за черного меха он почти терялся в тени машин, и если бы он не двигался, его можно было и не заметить. Он поднял изящную, округлую голову и посмотрел на меня серо-голубыми глазами; насколько мне было известно это необычный цвет для леопарда. Словно его человеческие глаза перетекли в его животную форму. Таким образом, что цвет глаз был ближе к его человеческим глазам цвета лаванды, а не наоборот: глаза животного не отражались на его человеческих глазах. Он двинулся ко мне и я заметила блеск мускулистого меха под лунным светом. Он снова затарахтел и у меня подогнулись колени. Арэсу пришлось подхватить меня, иначе я бы свалилась.
– Что случилось? – спросил он.
Никки обернулся и спросил:
– В чем дело?
– Не уверена. – Голос у меня был запыхавшийся. Моя леопардиха рычала на меня, прямо внутри. И мое тело как будто вибрировало от этого звука, что и звуком-то быть не могло. Иногда я мурлыкала, непроизвольный счастливый звук, но никогда не рычала, и все же…
– Ее лихорадит от ее зверя, – проговорил Арэс.
– Такого не должно быть, – возразил Никки.
– Я знаю, – сказал Арэс, понизив голос.
Пока Эл не возник за плечом Арэса, я не понимала, почему он шепчет.
– Что случилось? – спросил Эл, повторяя вопрос Арэса. Эл выпучил глаза и слегка побледнел, увидев Натаниэля в полной кошачьей форме.
– Мы не уверены что именно, – ответил Никки спокойным, пустым голосом.
Натаниэль подошел ближе, подняв на меня взгляд беспокойных леопардовых глаз. В этой форме он не мог говорить, но мы рассчитывали, что я смогу почувствовать, или услышать что с ним происходит, так? Когда его мохнатая щека потерлась о мою руку, колени у меня совсем отказали. Арэс тут же меня подхватил. Какого хрена тут происходит? У меня никогда не было такой реакции на Натаниэля в животной форме, да и на других тоже.
Арэс покрепче обхватил мою талию и выпрямился. Он был достаточно силен, чтобы у остальных сложилась иллюзия, будто я стою, но ноги меня совсем не держали. Натаниэль сел, недоуменно глядя на меня. Я не могла точно сказать, откуда узнала, что он недоумевал; морда леопарда в полной животной форме не мимикрировала и не выражала эмоций, как это бывало в полузвериной форме, но каким-то образом я понимала его выражения лучше, чем когда-либо.
Никки улыбнулся Элу:
– Не дашь нам минутку, Эл? Спасибо. – Как только Эл скрылся из виду, улыбку с его лица смыло, как будто ее там и не было. Никки был социопатом, что делало его превосходным актером. Он прошептал: – Какой у тебя сейчас период цикла?
Я старалась сфокусироваться на нем, обняв Арэса, пытаясь держаться за него, как будто вергиена нуждалась в помощи держать меня без усилий:
– Цикла? Какого цикла?
– Девчачьего цикла, менструального.
– У меня его нет.
– Я знаю, но если бы был, ты сейчас была бы фертильна?
Я нахмурилась.
– Что? Я на противозачаточных, ты же знаешь.
Он попытался прикоснуться к моему лицу, а затем остановился и потер ладонь о штаны, как будто хотел очиститься от того, к чему прикоснулся.
– Боже, энергия настолько плотная. Как ты можешь стоять и прикасаться к ней?
– У нее нет гиены в ее зверинце, помнишь?
Никки кивнул.
– Что со мной происходит? – спросила я.
– Ты была когда-нибудь так близко к Натаниэлю в полной леопардовой форме, когда наиболее фертильна?
Восстанавливая контроль над телом, я сжала руки на талии Арэса, так что, наконец, стала помогать ему меня держать.
– Не знаю, я не слежу за своей фертильностью. Я на таблетках и почти со всеми своими любовниками использую презервативы, так что она не имеет значения.
– За все то время, что пробыл с вами, я ни разу не видел Натаниэля и Мику в полной леопардовой форме. Ты когда-нибудь находилась рядом с ними когда они были в полной кошачьей форме? – спросил Никки.
Я постаралась припомнить. И уже хотела ответить «конечно я находилась рядом с ними когда они были в полной леопардовой форме», но чем дольше об этом думала, тем меньше могла припомнить нечто подобное. Натаниэль получил возможность принимать полузвериную форму, когда стал моим леопардом зова. Он гордился тем, что вместо двух форм у него их теперь три. Но видела ли я его в такой форме раньше? Нет. А Мика принимал полную кошачью форму при мне? Нет. Химера заставлял его находиться в животной форме так долго, что он потерял человеческий цвет глаз. Он говорил нам, что с тех пор ему не нравилось принимать полную леопардовую форму.
– Нет, не была, – ответила я.
– Никто из вас не перекидывался в полную животную форму рядом с ней, – заключил Арэс. Его руки уверенно обнимали меня за талию, но с тех пор, как мои ноги вновь стали работать, он слегка ослабил хватку.
– Потому что она не будет заниматься с нами сексом в полной животной форме, не сможет заниматься сексом с большинством из нас.
– Это уже переходит в сферу зоофилии, – сказал Арэс.
– Это не так, – возразил Никки. – В полной кошачьей форме верлеопарды предпочитают трахать леопардих в полной кошачьей форме.
– Это ведь значит больше, чем кажется? – спросила я.
– Я думал у тебя степень по биологии, – сказал он.
Натаниэль издал низкий, недовольный звук. Мы оглянулись на него, потом снова на Никки.
– Просто скажи мне, что ты там понял, – буркнула я.
– Если женщина находится в наиболее фертильном периоде цикла, иногда перекидывание в полною кошачью форму заставляет острее ее реагировать, чем, если бы она была в полузвериной форме. Теоретически, в полной животной форме мы выделяем наиболее сильные феромоны.
Арэс стал меня отпускать и я покачнулась. Он снова подхватил меня, а я его обняла.
– Я не могу так работать.
– Твой человеческий разум найдет выход, просто подожди пару минут, – успокоил Никки.
– Откуда ты все это знаешь? – спросил Арэс.
– Львы более общительны среди других крупных кошек. Анита, если ты так сильно реагируешь на него в полной леопардовой форме, я бы был поаккуратнее сегодня в отеле; не увлекайтесь сексом.
Леопард низко и глубоко зарычал.
Никки посмотрел на Натаниэля и сказал:
– Шипы на члене.
Никогда не видела, что бы кошки выглядели так встревожено, но ему это удалось. У меня была минутка все это обдумать.
– Черт, в полной леопардовой форме у него будут шипы на пенисе, как и у большинства кошек.
Никки кивнул:
– Если ты так сильно реагируешь на него сейчас, я бы поостерегся находиться с ним в отеле наедине. Феромоны могут подействовать как наркотик. Я в курсе, что тебе нравится грубый секс, но не уверен, что твое человеческое тело выдержит такой секс с ним в полной животной форме.
– Я вообще-то и не собиралась это делать.
– Человеческая часть тебя может и нет, но леопарду внутри тебя это идея очень понравилась, в ином случае ты бы так не отреагировала.
Я не могла с этим поспорить, хотя и очень хотела:
– Хорошо, никакого секса ни с кем в полной животной форме, я поняла.
Никки опустил голову, избегая прямого взгляда.
– Что? – спросила я.
– У львов нет такого набора шипов, как у других кошек. – Он поднял взгляд и улыбался, а его единственный глаз сверкал. Он стал приобретать насыщенно-желтый цвет, цвет его глаз в львиной форме. Что-то взбудоражило его собственного зверя. Никки смотрел на меня, а из его глаза на меня смотрел его лев и он сказал: – У львов он скорее ребристый а не шипованный и доставляет больше удовольствия.
Я смотрела в этот золотисто-желтый глаз на его красивом лице и поняла, что какая-то его часть в предвкушении от этой идеи, а может он весь. Я не знала, что ответить на это желание, сквозившее на его лице, поэтому промолчала. После затрагивания этой темы, мы постояли какое-то время, пытаясь сделать вид, что этого разговора не было. Через несколько минут я уже могла стоять самостоятельно.
Я застегнула массивный кожаный ошейник вокруг мускулистого бархата шеи Натаниэля. К наружной части ошейника крепилась серебряная пластинка. На ней было выгравировано слово с витиеватыми буквами.
– Котик? Там действительно написано «Котик»? – сказал Арэс.
– Да, – ответила я и пристегнула увесистый кожаный поводок к ошейнику. Теперь пришла моя очередь отводить взгляд.
– Котик? – все не унимался он.
– Она дала ему такое прозвище, – ответил Никки.
– Ашер тоже его так называет, – добавила я.
– Ашер отымел мне мозг, словно я какое-то ничтожество и заставил попытаться причинить вам вред, – он вздрогнул. – Никто и никогда так не подчинял меня.
– Не так уж и много вампиров, призывающих гиен.
– Хорошо, – ответил он. Потом опустил взгляд на блестящую серебряную пластинку и ухмыльнулся. – Котик. Копам будут в восторге.
Я нахмурилась:
– Это должно было остаться личным; в лучшем случае он одел бы его на фетишистское мероприятие. Это не должно было выставляться на глаза полиции – никогда. – Натаниэль потерся своей щекой о мое бедро и я погладила его густой мех. Запустив пальцы в эту толщу меха, я нащупала лихорадочно-горячую кожу. У большинства животных температура тела выше обычных человеческих близких к тридцати семи по Цельсию. Мне не часто приходилось касаться верживотных в полной животной форме. Они все такие горячие?
Я послала Никки за Элом, чтобы мы, наконец, смогли начать поиски Генри и Малыша Генри Кроуфордов.
Арэс стоял возле меня, ухмыляясь от уха до уха.
– Что в этом такого чертовски смешного?
– И у всех такие милые прозвища?
– Нет.
– Да ладно тебе, – протянул он. – У Мики точно должно быть, или, возможно, у Сина?
– Закрыли эту тему.
Никки вернулся с полицейскими и пришло время представить им большого черного котика на конце моего поводка. Я знала, что мы взяли верх, когда кое-кто из них погладил его, словно он большая собака. Но некоторые все еще боялись подходить слишком близко, не говоря уж о том, чтобы дотронуться до огромного леопарда. У Эла была куртка и старые тряпки из грузовика Кроуфордов, так что Натаниэль знал по какому запаху ему предстояло взять след. Я заметила, как рейнджер Беккер произнесла «Котик» себе под нос, пока читала надпись на ошейнике. Она кинула на меня взгляд и ее улыбающиеся глаза так сильно искрились, едва сдерживая смех, что видно было даже в таком тусклом свете.
Вслух спросил только Трэверс:
– Котик?
Я закатила глаза и тут Натаниэль почуял дуновение ветра и целенаправленно направился к деревьям.
– Он взял след. – Натаниэль снова натянул поводок и мне пришлось перейти на трусцу, чтобы за ним поспевать. Он двигался быстро, но и я тоже. Он издал тихий, нетерпеливый звук и мы побежали.
Глава 24
Мы бежали меж темных, незнакомых деревьев и я пыталась не отставать от Натаниэля. В этой форме он был быстрее, словно две дополнительных ноги прибавляли ему лошадиных сил или вездеходных способностей. Мое человеческое тело старалось поспевать и лавировать между сосен. Их иголки были повсюду: на скудной почве, камнях и мир пах Рождественскими деревьями и острым, чистым запахом леопарда. Как и тату остается на коже под мехом, так и шампунь с мылом, которые он сегодня использовал, все еще примешивались к запаху леопарда. Я могла почувствовать запах кожаного поводка в моей теплой руке. Сосновые иглы застилали почти всю каменистую почву, так что, подныривая под ветви, я могла бежать в полную силу, беря на веру, что поверну вслед за ним, следуя за его телом, как за проводником через деревья и все будет в порядке. Одну руку я держала свободной, чтобы прикрывать лицо от, достаточно низко, чтобы мое человеческое тело их задевало, висевших ветвей.
Слева от себя я почувствовала Никки, но не человеческой своей частью: моя львица знала, что он там. Эта была первая нить, что привязала его ко мне как Невесту и как льва. Как Невеста, он чувствовал меня сильнее, чем я его, но львица во мне ощущала его лучше. Никки промелькнул бледной тенью под деревьями. Я попыталась почувствовать Арэса, но ничего не ощутила, не было никакой метафизической связи с его гиеной. Мне пришлось использовать свои человеческие глаза, чтобы разглядеть, как он бежит под деревьями справа. Я знала, что Никки мог меня почувствовать, но Арэс на мой счет был так же метафизически слеп, как и я на его, поэтому нам приходилось посматривать друг на друга. Может он мог учуять мой запах лучше чем я его, но даже и без этой сильной связи он был здесь, на нашей стороне, бегущий на длинных ногах через лес.
Я услышала окрики позади нас и поняла что это Эл с остальными полицейскими. До этого момента я о них и не вспоминала. Мир сузился до леопарда рядом со мной, неровной почвы, уколов хвойных ветвей в мою поднятую руку, Никки как спутника около нас, и издаваемых Арэсом шорохов.
Я замедлилась и Натаниэль натянул поводок. Я понимала насколько силен он мог быть и знала, что если он не захочет, чтобы я вела его на поводке, то просто собьет меня с ног и просто поволочет за собой.
– Натаниэль, медленнее. – Решительная команда, точно как меня учили много лет назад разговаривать с большими собаками, когда по языку тела можно сказать, что она собирается сделать что-то, о чем ты потом пожалеешь. Большущая кошка замедлилась и обернулась на меня, глядя через плечо. Было какое-то выражение на этом – на его – лице. Я не могла его прочитать, но хотела. Я еще немного опустила свои щиты и внезапно ночь ожила запахами, звуками и прикосновениями, которых раньше не было.
Запахи были повсюду, как толстое, невидимое подвижное покрывало, накрывающее меня такой… что-то маленькое и пушистое затаилось справа от нас. Оно было съедобное и пахло как мышь, но не она. Аромат хвои был так силен, что ему приходилось его фильтровать, как люди реагируют на постоянный гул машин – со временем привыкаешь. Но сейчас много чего обрело запах. Я могла сказать, что почувствовала аромат листвы, но тут был резкий зеленый запах, старый коричневый и не леопард добавлял эти цвета в мою голову, а я сама, потому что в моем человеческом мозгу не было слов, чтобы различить эту палитру запахов. Я добавила цвет, потому что без визуальных подсказок не могла понять все эти запахи. У людей недостаточно большая часть мозга, отвечающая за расшифровку запахов. Мы относимся к приматам, которые больше опираются на зрение, так что я пыталась перевести эту богатую, поразительную информацию в цвет: один запах был резкий, горячий, красный; другой мягкий, спокойный, голубой; острый был красно-коричневым; ель пахла синим и зеленым, сосна была как океан зелени, через который нам надо было проплыть, чтобы почувствовать что-то еще. Я знала про термин «глухой нос» применяемый для охотничьих собак, но понятия не имела, насколько ограничен мой мир для моих зверей. Как разочарованы они должны быть будучи заперты в этом человеческом теле с его ограниченными способностями почуять ветер.
Я всегда думала, что мои звери недовольны пребыванием в этом неопасном, без когтей и клыков, теле, неспособном карабкаться и бежать как они бы того хотели, но я стояла здесь посреди леса с леопардом Натаниэля и пыталась разделить с ним все, что он чувствовал, и мой человеческий мозг не мог это перевести. Я понимала лишь какие-то проблески, обрывки, фрагменты и это было потрясающе, но в тоже время понимала, что это как объяснять цвет слепому. Как можно описать красный, не сравнивая с жаром? Огонь, но он бывает как красный, так и оранжевый, даже голубой, а раскаленный добела жар неспроста называется так. Как описать красный тому, кто его никогда не видел? Как зверь мог объяснить запах моему почти глухому человеческому носу?
Когда леопард потерся своей большой головой о мою руку, только тогда я поняла что плачу. Я плакала, потому что не понимала и возможно впервые осознала, как много я упускала.
Никки обнял меня одной рукой, оставляя место леопарду прижиматься и тереться о мои ноги. Я не столько гладила его, сколько позволяла ему перекатывать свой густой бархатный мех под моей рукой. Мне было интересно, как много его леопард понимал о причине моих слез, но как любое домашнее животное, он знал, что мне грустно и этого было достаточно. Никки мог чувствовать мои эмоции и был вынужден попытаться улучшить мое самочувствие. Отчасти именно ради этого и существовала Невеста, хотя когда прислонилась к теплу его мускулистой груди под кожаной курткой, мне подумалось, что нам надо переименовать его в Жениха, наверное. Мы остановились на термине Невеста из-за Дракулы и его Невест. Он был самым известным вампиром с такой способностью, но это не значило, что язык не мог измениться. Я осознала, что использую термины и их значения, чтобы отстраниться от мира запахов и чуждых ощущений, что передавал мне леопард Натаниэля. Я думала о сленге и о развитии языка, потому что в этом животные ни черта не смыслили. Это помогло мне прийти в себя, вернуться в свое тело, в свой разум, к своим ограниченным органам чувств. Я думала о чуждых леопарду и льву во мне вещах, как и мир запахов был чужд мне, и это помогло вернуться на землю и сконцентрироваться на себе.
Арэс стоял чуть в стороне от нас и всматривался в темноту:
– Боже, они как стадо слонов.
Я отняла голову от груди Никки и прислушалась. Леопард сильнее прижался к моим ногам, я подумала, что он тоже замрет, чтобы прислушаться, но он так не сделал. Он уже давно «услышал» или унюхал, что полиция наподходе, пока я заливалась слезами, касалась их двоих и предавалась своим человеческим размышлениям.
Никки поцеловал меня в лоб:
– Слишком глубоко пустила леопарда в свой человеческий разум, да?
Я посмотрела на него, вытирая на лице слезы:
– Ага, как ты узнал?
– Уловил некоторые ощущения, с которыми ты пыталась справиться, словно тебя накрыло с головой. – Он прислонился щекой к моей макушке и прижал к своей груди. Леопард лизнул мою руку и издал тихий фыркающий звук.
– От тебя я такие ощущения не улавливаю.
– Ты и эмоции мои тоже не улавливаешь, в отличие от меня с твоими.
Я нахмурилась, подумав об этом.
– Быть моей Невестой, моим Женихом, кажется довольно односторонняя связь, словно я ни черта не должна заботиться о твоих чувствах и нуждах, а лишь о своих.
– Да, – согласился он. Его тело еще крепче прижалось ко мне и, казалось, к нашим объятиям присоединился леопард под ногами – Натаниэль начал протискиваться меж наших ног, не с целью нас разделить, а чтобы создать групповые обнимашки. Энергия была мирной, комфортной; единственным в этих объятиях, кто думал, что мы не должны были быть так рады насчет всего этого, была я. Меня по-прежнему тревожило, что Никки был так мной одержим. И словно почувствовав это, а может, оно так и было, он сказал: – Я никогда не был счастливее, чем после того, как ты привезла меня в Сент Луис, Анита.
Я чуть отодвинула голову, чтобы увидеть его лицо:
– Тебя совсем не волнует, что все это вампирские силы и игры разума?
– Не-а, – ответил он, нежно целуя меня и шепча прямо в губы: – Я счастлив; так какая разница как это получилось?
Я хотела возразить, что «разница есть», но так ничего и не сказала. Я разрешила ему снова себя поцеловать, пока леопард-Натаниэль расхаживал между нашими ногами как огромный домашний кошак. Он замурлыкал и этот звук завибрировал в наших телах как какой-то счастливый, довольный моторчик, завернутый в мех, мускулы и красоту, потому что в этой форме он тоже оставался прекрасен. Я стояла, пробуя на вкус рот Никки и ощущая толчки тела Натаниэля и это не сильно отличалось от того, когда мы трое находились в постели в человеческом виде. Может я хапанула лишку леопарда в свою голову?
– Копы почти здесь, – оповестил Арэс.
Мы оторвались друг от друга, поэтому, когда Эл с остальными, наконец, нас догнали, мы уже не обнимались, а просто стояли и ждали их. «Не-е, какие обнимашки и поцелуйчики, о чем вы?» но затем до меня вдруг дошло, что помада-то у меня красная. Я взглянула на Никки и увидела след помады на его губах, небольшая полоска, словно дорожка наркотиков. Мы целовались довольно аккуратно, поэтому на мне она не размазалась, но спрятать улики времени не было. Если он вытрется сейчас, то размажет еще сильнее. Может в темноте они не заметят? Конечно, они пришли с кучей фонариков, разрушая наше и свое ночное зрение. Некоторые из фонариков несколько раз возвращались к лицу Никки, или это опять моя паранойя?
– Никогда раньше не видел, чтобы кто-то еще передвигался как вы, – сказал Эл, как только подошел к нам поближе.
– Извиняемся, что заставили вас так долго ждать, чтобы мы, жалкие людишки, смогли вас догнать, – начал Трэверс, – но полагаю, вы просто старались выкроить время, чтобы немного потискаться, вместо того, чтобы искать пропавших.
Мы не могли ничего объяснить, и нам попросту ничего не оставалось кроме как нападать:
– Если это вас осчастливит, мы могли бы просто стоять здесь и бездельничать, пока вы парни нас не догоните.
– Малыш Генри – мой друг, и мысль, что вместо того, чтобы его искать, вы стояли здесь сосались, в то время, как он может быть ранен или того хуже… да, это беспокоит меня и это чертовски непрофессионально.
Никки встал прямее, а Натаниэль издал горловой резкий звук, не совсем рычание, но и не усмешка. Арэс встал между нами и полицией, руки по швам, ноги напряжены, не то, чтобы в боевой стойке.
Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула.
– Да, ты прав, это было непрофессионально. И этого больше не повторится.
Трэверс, похоже, не знал, что делать с извинениями.
– Я слышал, что ты вспыльчива и никогда не идешь на уступки, Блейк.
Я пожала плечами.
– У меня есть темперамент, но когда я не права, то не права.
– Что ж, пока мы все поступаем неправо, – произнес Хортон. – Не могли бы мы оставаться в группе чуточку дольше? Сложно координировать действия, если мы все разбредемся по лесу.
Я кивнула.
– Согласна.
Все фонари указывали на землю, но мне этого хватило, чтобы увидеть, как нахмурился Хортон.
– Офицер Трэверс прав; у вас репутация человека, с которым сложно договориться.
– Я больше брюзжала, когда была помоложе, – сказала я.
Это заставило его улыбнуться, а потом он постарался перестать это делать. Можно сказать, он выглядел озадаченным:
– Тебе не может быть больше двадцати пяти; насколько же моложе ты была тогда?
– Мне тридцать, – сказала я.
– Я видел в досье твой возраст, но все равно, ты выглядишь моложе меня.
– Это потому, что ты высокий, а я низкая; так всегда – шпалы выглядят старше, тогда как карлики – моложе своих лет.
Он снова улыбнулся.
– Верно.
– Может, мы все же продолжим искать моего друга? – не вытерпел Трэверс.
Я посмотрела на сидящего возле меня огромного леопарда. Он смотрел на меня бледными глазами леопарда. Я сказала:
– Ищи их, возьми след.
Леопард по-прежнему продолжал смотреть на меня. Сосредоточившись, я представила себе то, что хотела, чтобы он нашел. Я воспроизвела в голове пиджак и запах тряпки, сейчас слова были неважны.
Поднявшись на лапы, он изящно повернул голову в пол-оборота. Он не пригнулся к земле, не внюхивался в запах ветра, как будто и так знал куда нам нужно идти.
