Текст книги "Страдание (ЛП)"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 43 страниц)

– Ты в порядке? – спросила я.

Он издал резкий, раздраженный звук:

– Мне уже больше шести сотен лет; можно было бы подумать, что я должен перерасти такие глупости.

– Какие глупости?

– Нам надо забрать наших юношей и удалиться в отель, но мне сказали, что наш chat со своей семьей.

Chat с французского переводилось как «кот», а значит, он говорил про Мику. Натаниэля он называл minet – котенок, или киска с французского.

– Так пойдем, проведаем его отца. Это будет не просто, но…

Он покачал головой:

– Не печальная участь его отца так тревожит меня.

– А что тогда?

– Знакомство с семьей Мики будет проблематично.

– Он тебя не представил?

– Я пришел сразу к тебе, так что у него не было времени представить меня.

– Тогда ничего не понимаю.

Он вздохнул:

– Я веду себя как девчонка, да?

– Если ты про то, что ты меня окончательно запутал, то да.

– Я хочу поприветствовать Мику, утешить его, но не уверен, что он захочет, чтобы я делал это на глазах у его родных. Я вампир и мужчина. Мне сказали, что они очень религиозны.

Я улыбнулась:

– Некоторые, но его родители нормально отнесутся в части насчет парень-с-парнем. – Я объяснила ему внутреннюю политику родителей Мики.

К тому времени, как я закончила, Жан-Клод уже смеялся:

– Мика терзался из-за того, что подумает его семья о нем и Натаниэле, а все это время у них был собственный ménage-à-trois. Это слишком идеально.

Я кивнула, улыбаясь:

– Они не парятся по поводу того, что он оборотень, так что, думаю, к вампирам тоже отнесутся нормально.

– Так они приняли вас обоих и Натаниэля к своему семейному очагу?

– Все прошло очень хорошо, – сказала я.

– Но ménage-à-trois куда приемлемее наших более расширенных отношений.

У меня, наконец, появилась догадка, почему он был как на иголках:

– Ты беспокоишься о том, как тебя представит Мика своей семье?

Он изобразил это изящное галльское пожатие плечами, что значило все и ничего.

Я подошла к нему и обернула руки вокруг его талии, а он положил руки мне на плечи. Я посмотрела на него и улыбнулась:

– Думаю, то, что ты волнуешься о Мике и его семье, одна из самых милых вещей, что я от тебя слышала.

– Это не мило, ma petite, это смешно. Единственный мужчина, которого он любит, это Натаниэль, и я это знаю.

– Но и ты его любишь не так как Ашера.

– Это правда, но Ашера теперь уже не с нами.

– Вообще-то, я пообещала Деву, что поговорю с тобой о нем.

– А что там с Ашером и нашим красавцем Дьяволом?

– Дев скучает по нему.

– Многие из нас скучают по нему, ma petite, – сказал он, и едва заметная интонация в его голосе дала мне понять как много в этих «нас» было от него.

– Ты говорил с ним недавно?

– Да.

Я изучала его прекрасное, нечитаемое лицо. Он скрывал от меня все, что чувствовал и думал, а значит либо не хотел этим делиться, либо я из-за этого расстроюсь. И, кажется, у меня была одна догадка.

– Ашер рассказал тебе о своем новом мужчине?

Жан-Клод напрягся и замер, став таким неподвижным, как людям не свойственно. Змеи могут так замереть, застыть или вытянуться, прикинувшись веткой, ожидая пока минует опасность или пока добыча подберется чуть ближе.

– Я так понимаю молчание – знак согласия.

– Он упомянул о своем новом кавалере, – сказал Жан-Клод пустым и нейтральным, на какой только был способен голосом. Раньше я думала, что ему плевать, но теперь знала, что иногда самый нейтральный тон значил, что он чертовски нервничал.

– Дев хотел позвонить Ашеру, пока я приводила себя в порядок.

– Да? – опять его голос был чересчур нейтральным.

– Угу. – Я сжала руки на его талии. – Дев хотел уточнить, сколько из всех гадостей, что наговорил ему Ашер было правдой и сколько из них только чтобы насолить нашему Дьяволу.

Жан-Клод посмотрел на меня, лицо его все еще оставалось осторожно-нейтральным:

– У Ашера талант на жесткое словцо.

Я кивнула:

– Дев так по нему скучает, что готов отказаться от всех ради Ашера.

Жан-Клод позволил своему выражению слегка дрогнуть:

– Что заставило Мефистофеля изменить свое мнение?

– Он никогда ни по кому так не скучал, как по Ашеру. Не думаю, что он осознавал, будто кто-то может стоить того, чтобы ради него отказаться от всех остальных.

– Наш Дьявол никогда раньше не был влюблен?

– Видимо, нет.

– Нет, потому что только любовь способна превратить расставание в сущий ад.

– Ага.

Его тело расслабилось и он, наконец, обнял меня, перестав просто держать. Эта тревожная, почти рептильная неподвижность исчезла и его тело обрело подвижность, не просто ощущение пульса и жизни, а как будто он мог остановить и свою энергию, ауру. Может, оно так и было? Может это некая экстрасенсорная способность, эта вампирская неподвижность, при которой они могли ограничить не только физическое, но и все прочие «движения» в них.

– Это нормально, что ты скучаешь по Ашеру, – сказала я.

Он притянул меня к себе, и теперь моя голова покоилась у него на груди, в колыбели бархатного пиджака. Я прижалась к нему и по мягкости его пиджака знала, что это не настоящий бархат, а какой-то современный синтетический аналог. Современные вещи всегда мягче.

– Так ли, ma petite? Я скучаю по нему, но все еще не верю, что он усвоил урок, что мы хотели ему преподать. По телефону он довольно красноречиво отзывался о своем новом мужчине и как этот новый гиенолак ему ни в чем не отказывает.

Я попыталась отстраниться, чтобы увидеть его лицо, но он удержал меня на месте. Я не боролась, потому что иногда он так делал, когда не был уверен, что может контролировать выражение своего лица. Старые вампиры неосторожные выражения воспринимают как нечто потенциально опасное для себя. Их веками наказывали за неправильный взгляд не в то время, и это научило большинство из них скрывать свои настоящие ощущения. Жан-Клод сказал мне однажды, что на самом деле приходиться прилагать усилия, чтобы показать эмоции. Думаю, это перестало быть истиной, когда он стал метафизически близок со всем своими теплокровными слугами, типа меня. Мы передали ему часть своего тепла, но это стоило ему части своего выстраданного контроля.

– Я и не въехала, что это был гиенолак, – сказала я, прижимаясь щекой к его груди.

– Да, но это не вожак местных гиен, просто симпатичный малый, попавший под очарование Ашера, – устало сказал он.

– То, что Ашер соблазнил этого гиенолака взбесило лидера стаи?

– Их лидер женщина, а так как я послал Ашера в ее город, он наверно воспринял это как намек, что я хочу от него больше гетеросексуальности.

– А значит, он сделал все наоборот и перешел чисто на парней.

– О, даже лучше; он соблазнил ее, а потом бросил ради этого нового кавалера.

Я подняла голову, и в этот раз он мне не мешал:

– Срань господня, он что, хочет, чтобы его убили?

Жан-Клод отступил назад, качая головой:

– Если бы он не был моим посланником, лидером, Дульчия бы сделала из Ашера пример. Она позвонила мне с месяц назад и рассказала о его злодеяниях.

– В сообществе гиен матриархат, поэтому Нарцисс не допускает в клан женщин. Он боится, что женщина автоматически перетянет на себя одеяло, как это происходит у диких гиен.

– Я в курсе, ma petite.

– Но может Ашер не в курсе, – сказала я. – Он не проводит исследования как ты, я, Мика, Натаниэль, черт, Никки, да все. Нарцисс управляет своей группой не как остальные сообщества гиен, и если Ашер проводил время только среди его стаи, может он не знает насколько опасны они могут быть.

Жан-Клод подумал мгновение и кивнул:

– Мудрое замечание, ma petite. Ты возможно права. Ашер всегда был орудием, направленным на кого-то или что-то своей госпожой, Белль Морт. Я начал как простое орудие в ее арсенале, но научился задавать больше вопросов и получать больше ответов. Ашер был согласен следовать ее планам, а потом моим.

– Ага, стратег из него никакой.

– Боюсь, что да, – подтвердил Жан-Клод.

– Он достаточно силен, чтобы быть Мастером собственной территории, Жан-Клод, но для этого у него неподходящий нрав.

– Согласен, неподходящий.

– Он никогда и не собирался становиться Мастером Города.

Мы посмотрели друг на друга, и одного взгляда стало достаточно:

– Либо я должен позволить Дульчии убить его за оскорбление либо приказать ему вернуться домой.

Я покачала головой:

– Мы не можем дать ей его убить.

– Нет.

– Как долго он тонет в этом дерьме?

– Почти месяц.

– Так что, он прилежно себя вел почти полгода, а потом вдруг начал доводить себя до самоубийства посредством вергиен?

– Похоже на то.

– Изначально мы отослали его на месяц, потом растянули до трех, потому что ты сказал, что он добивается дипломатического успеха.

– Так и было, но никто из нас не верил, что он познал ценность дома и своих любимых, так что я решил оставить его там чуть на дольше.

– Помнится, ты собирался вернуть его домой хотя бы по прошествии шести месяцев. Ты, все мы, надеялись, что за полгода разлуки он научится ценить то, что мы есть у него, и быть может даже попытался бы обратиться к специалисту по поводу своих проблем с ревностью и жестокого нрава в придачу.

– Все так, ma petite.

– Но он не знал, что ему осталось всего месяц быть паинькой, после чего мы позовем его домой.

– Верно.

– И когда пять месяцев прилежного поведения не принесли ему желанного, он решил действовать как трудный подросток.

– Часть его всегда останется взбалмошным ребенком. Не знаю почему, но он всегда был таким.

– Не удалось добиться внимания по-хорошему, решил добиться его по-плохому.

– Правда, истинная правда, ma petite.

– Из чего следует, что Ашер так ничему и не научился, и если вернем его домой сейчас, его плохое поведение окажется только вознаграждено. Но если его за это вознаградить, он снова начнет себя так вести, Жан-Клод.

– Чего ты хочешь от меня, ma petite? Ты говоришь, что не позволишь Дульчии убить его за оскорбление. После того, как он разрушил все дипломатические связи, что построил Мика с группой Дульчии, я не верю, что наш король леопардов позволит Ашеру просто переехать в другой город.

– Избегая проблему, ее не решить, Жан-Клод.

– Да, согласен, не решить. – Он прислонился к стене и потер пальцами виски, будто избавляясь от головной боли. Не думаю, что видела когда-нибудь у него такой жест и не думала, что у него бывают мигрени.

– Ты в порядке?

– Нет, – ответил он. – Нет, не в порядке. Если бы я не любил Ашера, тогда мы могли бы просто предоставить ему отвечать самому за свои поступки, потому что в его нынешнем настроении он будет продолжать нападки, пока кто-нибудь не ответит ему тем же.

– А как мы ему ответим?

– Я не знаю. Если бы я только его не любил.

– И я.

Тогда он посмотрел на меня:

– Ты любишь его не так, как меня, или Мику, или Натаниэля. Я даже не уверен, что ты переживаешь за него так же, как за Никки или Синрика. Кто он для тебя, ma petite?

– Я и правда люблю Ашера, но знаю, что некоторые из моих глубочайших чувств к нему являются отголоском твоих, твоей любви к нему. Так что, честно говоря, я не всегда могу сказать, где кончаются мои эмоции и начинаются твои, когда дело касается его.

– Я сожалею об этом. И не хотел бы, чтобы ты мучилась из-за mon chardonneret[17]17
  mon chardonneret – мой щеголь (с франц.).


[Закрыть]. Достаточно и одного из нас зачарованного и переживающего из-за него.

– Он не мой щеголь, как ты его называешь. Он пытался заставить меня обращаться к нему «Мастер»[18]18
  Мастер – отсылка на термин употребляемый в БДСМ культуре. Так саб (сабмиссив/подчиненный) обращается к своему Дому (Доминанту/Господину) во время сессии.


[Закрыть] в спальне как обращается к нему Натаниэль, но ты единственный на всей планете, кого я буду называть Мастером, даже если ты захочешь чтобы я это говорила из-за вампирской политики.

– Он на самом деле верил, что ты станешь звать его Мастером, просто потому что он доминирует над тобой в спальне?

– Может быть, или может Ашер просто проверял на прочность свои границы, хотел увидеть как сильно он может давить на меня.

Жан-Клод кивнул:

– К несчастью это очень на него похоже. Он всегда должен видеть как далеко может зайти в отношениях. Это знак неуверенности и его порочной натуры.

– Как ты и сказал, к несчастью.

С минуту мы простояли в тишине, а потом я сказала:

– Нам и так известна вся эта дрянь об Ашере. Он только доказал, что ничему в изгнании не научился, и когда вернется по-прежнему будет вести себя как мудак.

– Знаю, – ответил Жан-Клод.

– Так почему мы вообще обсуждает, можно ему вернуться в Сент-Луис или нет?

– Потому что, если не вытащим Ашера с территории Дульчии, она, в конце концов, просто его убьет, потому что он продолжит на нее давить пока она не сломается или мы не позовем его обратно.

– Ашер понимает, что если она сломается, то убьет его, а о подрыве власти будет беспокоиться после?

– Дульчия боится нас, ma petite. Она боится, что первый вампирский правитель Америки станет ее врагом.

– Она боится нас достаточно, чтобы и дальше проглатывать оскорбления Ашера?

– Я не так хорошо ее знаю, чтобы ответить на этот вопрос, зато знаю Ашера. Он становится неумолим, как только решит быть жестоким, и у него настоящий талант в поисках того, кого можно бросить, унизить или запугать.

– У меня есть несколько твоих воспоминаний, просто фрагменты того, как Ашер насиловал людей ради развлечения двора Белль.

– Я был вынужден содействовать в некоторых таких развлечениях, ma petite, иначе рисковал занять место пленников. Я решил стать хищником и иметь возможность сбежать, нежели быть жертвой.

– Но Ашера не приходилось запугивать, чтобы он это делал, не так ли?

– Когда-то он наслаждался жестокостью. Сейчас он стал лучше, чем был тогда, но часть его, что наслаждается причинением боли и страхом, все еще с ним. Он нашел применение своим пристрастиям в спальне посредством бандажа и игр в подчинение. Сейчас он понимает, что игры должны быть безопасными, разумными и согласованными с нами.

– Думаешь, часть его скучает по тому, чтобы кое-что из этого делать по-настоящему?

– Как ты можешь спрашивать такое о том, кого любишь?

– Только та часть любви слепа, что приходит с первым приливом эндорфинов и сумасшествия; после прекращения их действия, никто не воспринимает тебя так бескорыстно, со всеми недостатками, как те люди, что любят тебя, по-настоящему любят тебя.

– На протяжении многих веков я встречал людей, которые оставались слепы к недостаткам своих любовников.

– Настоящая любовь значит, что ты любишь реального человека, а не идеал, что создаешь себе в голове и проецируешь на него. Как по мне, это ложь и иллюзия.

– Но если любовники счастливы в своей лжи и иллюзии, что тогда, ma petite? Любовь перестает быть настоящей, если для ее продолжения требуется ложь?

– Да.

Он удивленно посмотрел на меня, не пытаясь скрыть своих эмоций:

– Чтобы любовь жила, нужна некоторая загадка, ma petite. Если бы мы знали все друг о друге, о бремени наших преступлений, или о сомнениях, это бы нас уничтожило.

– Мы знаем, что Ашер упрямый, жестокий, садистский ублюдок, и все равно его все еще любим.

– Не думаю, что мне понравилось бы, если бы ты и из моих недостатков составила всю подноготную. Думаю, мне было бы больно знать, что ты так ясно и так сурово меня видишь.

Я улыбнулась ему:

– У тебя есть недостатки, и у меня они есть, но твои хорошие качества значительно перевешивают плохие. То же самое можно сказать и про Ашера.

– Он красивый, – сказал Жан-Клод.

– Очень, – согласилась я. – И потрясающий Доминант в БДСМ. Так как в этом деле он стал у меня первым, я не совсем понимала как трудно найти кого-то, кто будет наслаждаться тем уровнем власти, что мне нравится при бандаже, и что нет никого столь же разумного, кто сможет удовлетворить нужды Натаниэля в этом вопросе.

– Наш котенок может быть довольно пугающим в своих запросах.

– Вот именно; это пугает и тебя, и меня. Нам не нравится доминировать над Натаниэлем таким образом, как он хочет, а Ашеру нравится. На самом деле, я даже не уверена, что полностью доверяю им оставаться наедине без дополнительных правил от меня или тебя.

– Думаю, этот оттенок опасности приводит в восторг их обоих, – сказал Жан-Клод.

– Согласна.

– Так что, он красив и хорош в доминировании, но это вряд ли достаточно, чтобы перекрыть все его недостатки.

– Это правда, но и без БДСМ он не менее потрясающий любовник, – сказала я.

Жан-Клод отвернулся, будто на какой-то момент ему пришлось взять мимику под контроль, а потом повернулся ко мне:

– Да. – И этого одного слова было достаточно. Его «да» прозвучало почти с болью.

– Думаешь, вернуть его домой, это плохая идея, – сказала я.

– А ты? – спросил он.

Мы просто стояли, глядя друг на друга. Наконец, я сказала:

– Ага, и я тоже.

– Логика подсказывает нам предоставить Ашера его судьбе, – сказал Жан-Клод.

– Ты про то, чтобы дать Дульчии его убить?

Он чуть заметно кивнул. Лицо его было особенно осторожно в выражениях, когда он смотрел на меня. По нему ничего нельзя было прочесть, но само отсутствие эмоций говорило красноречивее всяких слов.

– Ты хочешь, чтобы решение зависело от меня, да?

– Я был в плену его красоты и его жестокости на протяжении столетий, ma petite. Я не могу судить его беспристрастно.

– Я не могу позволить его убить кому-то другому.

Его глаза слегка расширились:

– Мне не нравится эта формулировка, ma petite.

– Мне тоже, но когда он с такой силой ударил Синрика, что вырубил его, я думала он сломал ему шею, а повреждение позвоночника может стать аналогом обезглавливания как у вампиров, так и у оборотней. Если бы он убил его, пусть даже случайно, я бы выстрелила в него, Жан-Клод. Мне пришлось бы стрелять в него, и я стреляла бы на поражение.

– Я не сомневаюсь, что ты достаточно сильна, чтобы это сделать, но сомневаюсь, что ты смогла бы потом с этим жить.

– Я думала об этом, после того как Ашер уехал. И знаю, что так бы и поступила. Я знаю, что он мог меня до этого довести, но думаю, от этого что-то у меня внутри сломалось бы навсегда. Черт, я стреляла в Ареса, зная, что это я подвергла его опасности. Я практически скормила его этому грозному негодяю-вампиру, а потом убила его. Я любила, хоть и не была влюблена, Хэвена, но что-то умерло во мне, когда я смотрела на него через дуло пистолета, а потом застрелила.

Жан-Клод ближе придвинулся ко мне, но я отмахнулась от него:

– Нет, просто не надо.

– Что я могу сделать, ma petite?

– Ты практически сказал мне сейчас, будто думаешь, что Ашера надо убить, но ты этого сделать не можешь. Ты только что сказал мне, что если все же придется, то эта работа достанется мне.

– Ты тоже не обязана это делать. Мы можем дать ему и дальше плохо себя вести, и просто позволим ему быть слабостью нас обоих. Я не могу винить тебя за то, что ты не можешь противостоять его жестокой красоте, как и я.

Я покачала головой:

– Ты ублюдок, знаешь же, что не могу.

– Будучи той, кто ты есть – нет, – мягко сказал он.

– Тогда что ты предлагаешь, Жан-Клод?

– Наш мудрый король леопардов говорит, что мы должны вернуть его домой, потому что слишком многие из нас по нему скучают.

– Он такого не говорил.

Жан-Клод улыбнулся:

– Нет, он сказал, что мы или дадим Дульчии его убить, или заберем его к чертям собачьим с ее территории, чтобы он мог попытаться спасти репутацию перед ней и ее кланом гиен.

– Натаниэль ужасно по нему скучает.

– Как и наш Дьявол, – добавил Жан-Клод.

– Даже Ричард скучает по тому что ему больше не над кем доминировать в спальне. Это дает ему какую-то отдушину для его тьмы. Он стал капризнее, когда уехал Ашер и ему не с кем стало поиграть и некого посадировать.

– Mon lupe[19]19
  Mon lupe – мой волк (с франц.).


[Закрыть]оказался удивительно талантливым Доминантом.

– Он пытается принять всего себя, и часть его по-настоящему наслаждается истязая Ашера[20]20
  Читайте об этом подробнее в рассказе «Закрытая система» Анита Блейк 22,6 (для доступа к материалу необходимо зарегистрироваться на сайте) или освежите память о первой их БДСМ игре в начале 19 книги «Пуля».


[Закрыть] плетками, кнутами и сексуальной ориентацией. Ашеру нравится быть первым парнем, который лишает невинности гетеросексуального мужчину, а Ричарду нравится выставлять себя напоказ перед Ашером, но никогда не позволять ему до себя дотрагиваться.

– Кажется, они удовлетворяют нужды друг друга, как и Ашер с Натаниэлем и тобой, ma petite.

– И с тобой, – добавила я.

– И Нарцисс, наш собственный лидер гиен, тоскует по Ашеру.

– Таким образом, он удовлетворяет наши нужды, которые кроме него, никому не удовлетворить.

– Похоже на то, – согласился Жан-Клод.

– Если бы мы только его не любили.

– Я столетиями то хотел этого, то нет.

– Не сомневаюсь. Ашер просто так… разрушен, и ни за что не пойдет на терапию и не станет работать над своими проблемами.

– Терапия будет одним из условий его возвращения, – сказал Жан-Клод.

– Мы можем заставить его сидеть в кресле врача, Жан-Клод, но не можем заставить его на самом деле пройти терапию.

– Верно.

– То, что я тоже хочу его возвращения, значит, что не только ты имеешь к нему слабость.

– Любовь это и великая сила, ma petite, и великая слабость, что зависит от дня, часа, момента.

Я пошла к нему, и он встретил меня на середине комнаты. Мы обнялись, но я продолжила смотреть на его лицо:

– Мы вернем его домой, потому что недостаточно сильны, чтобы сказать ему «проваливать», да?

Он улыбнулся:

– Что-то вроде того.

– Разве любовь не важна?

– Важна, – сказал он и наклонился меня поцеловать. – Важна, и какое бы она не несла наслаждение, боль, или даже страдание, я бы ничто не променял на ее отсутствие.

Мы поцеловались, потому что нам нужно было почувствовать прикосновение друг друга, чтобы успокоить себя, что мы не вели себя как чертовы идиоты по поводу Ашера, или, по крайней мере, если и были идиотами, то оба. Иногда любовь заключается не в том, чтобы быть разумными. Иногда она заключается в том, чтобы обоим быть глупыми. Я терпеть не могла такие моменты, но уже выросла и понимала, что любовь, настоящая любовь, полна выбора, в которых нет смысла, которые могут привести к абсолютно ужасным последствиям, но ты все равно сделаешь этот выбор. Почему? Потому что любовь это надежда; ты надеешься, что на сей раз все сложится по-другому. Иногда так бывает – и мы с Жан-Клодом тому доказательство; иногда не выходит – Ричард и мы трое тому доказательство.

Робкое сердце никогда не завоевывало прекрасной дамы, думаю, то же самое относится и к завоеванию прекрасного принца. Это и зовется надеждой.