Текст книги "Страдание (ЛП)"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 43 страниц)

Я нажала на гарнитуру и надеялась, что Мика с Натаниэлем смогут спуститься к нам, или выйти наружу. Мне нужно было увидеть их, коснуться, узнать, что они в порядке не только по телефону. Я чувствовала себя изможденной, и все же, странно конечно, но я не была уверена, что смогу заснуть. Так бывает иногда после драк, вы измотаны, но бодры.

Трубку взял Натаниэль. Они могли спуститься и пожелать спокойной ночи. Ура, просто ура! Ну вот, того и гляди сейчас прослезусь. Обычно я не становлюсь такой эмоциональной сразу после насилия, но иногда мой мозг будто не знает как с этим справиться и пробует разные варианты – юмор, сарказм, изнеможение, смущение, печаль. Когда-то я просто впадала в оцепенение, так и выживала, но проблема в том, что пытаясь справиться с последствиями своей работы, я начала впадать в оцепенение по любому поводу. Это было чертовски депрессивно, но потом меня нашел Жан-Клод и пробил те стены, что я так тщательно возводила вокруг себя. Хорошая новость в том, что я никогда не была так счастлива. Плохая, что отдавшись любви, я начала чувствовать и другие вещи, а некоторые из них были не так уж и хороши.

Двери лифта открылись, а за ними оказались Мика и Натаниэль, и все, на что я оказалась способна, это не кинуться им на руки и не разрыдаться. Меня остановили две вещи. Первая, я вся была в ошметках зомби, а Мике еще предстояло возвращаться к отцу и душ он принять не сможет. Вторая, если я кинусь к ним на руки и зарыдаю как перепуганная девчонка, то никогда с этим не смирюсь. Другие копы тоже будут считать меня обычной девчонкой, а мне нужно, чтобы они видели во мне своего парня. Но когда я просто протянула им руки, а не бросилась к ним, как того хотела, я не была уверена, что быть «своим парнем» того стоило.

Глава 50

Сотрудник на ресепшене очень милого отеля только глянул на нас четверых, когда мы просочились через двери всего за час до рассвета, тут же сделал выводы, что в отеле что-то случилось. Мне хотелось до рассвета повидаться с Жан-Клодом, так что на него у меня терпения совсем не осталось.

– Мы просто направляемся в наш номер, – сказала я.

Он окинул нас взглядом, и по его лицу можно было четко сказать – он не поверил, что у нас есть номер в его столь божественном заведении. Думаю, что стоимость номера, вероятно, была выше зарплат большинства копов.

Эдуард тронул меня за плечо и я поняла, что уже шагнула к стойке ресепшена.

– Полегче, – буркнул он себе под нос.

Я попыталась сглотнуть сквозь неожиданно попытавшийся выскочить из моего горла пульс. «Да что со мной не так?» Я кивнула, давая ему понять, что приняла к сведению.

Именно Дев пустился улыбаться и очаровывать мужчину, помахав картой-ключом от номера. Он уже успел ознакомиться с нашими апартаментами, пока я находилась горах, охотясь на вампов с Никки и Арэсом. От одного упоминания его имени в груди все сжалось, пробирая до нутра. "По крайней мере, он не был моим любовником", но как только я об этом подумала, мне сделалось нехорошо из-за того, что чувствовала облегчение от того, что не была с ним близка, но все равно чувствовала облегчение.

У нас был забронирован номер-люкс, и по обыкновению Жан-Клод бронировал весь этаж отеля, именно поэтому мы пригласили Эдуарда остаться на ночь у нас. Лишняя койка обязательно найдется, по крайней мере, так сказал Дев. Может, мне и не хотелось держать его в качестве прикрытия, пока выполняю активный ордер, но я доверяла ему разбираться с комнатами и доступными спальными местами. Было не мало людей, которым я доверяла распоряжаться моей жизнью, но при этом не доверяла охранять свою жизнь. Точно так же, были люди, на которых я со спокойной душой могла положиться во время боя, но при том они ни черта не смыслили в организации. У каждого свои таланты.

Я наблюдала за Девом, его волосы были все еще слипшиеся на одной стороне от запекшейся крови, но все равно умудрялся очаровывать испуганного портье. Он посылал ему улыбки, которые обычно применял в качестве сексуальных авансов, и, то ли портье предпочитал мальчиков, то ли Дев на самом деле был таким очаровательным. Я не знала в чем именно было дело, но если это поможет нам ускорить попадание в номера, мне было плевать.

Трое из нас направились к лифтам, и Эдуард попросил меня придержать двери, пока они с Никки загружали сумки с оружием; обычно я бы предложила помощь в погрузке, но тогда двери лифта просто закроются с нашим багажом внутри. Так что я держала двери, пока ребята загружали лифт нашими пожитками, а мы ждали, пока, наконец, все определится с нашими комнатами. Эдуард прислонился к раскрытой двери, придерживая ее, пока мы с Никки заходили в лифт, и когда он меня приобнял, возражать не стала. Я прижалась к нему так близко, насколько позволял бронежилет. Я позволила ему обнимать себя и старалась ничего особо не чувствовать, кроме того, что мне действительно хорошо. Дев подбежал к нам, Эдуард зашел в лифт и двери закрылись.

– Он предложил нам помощь с нашим багажом, – доложил Дев.

– Портье предпочитает мальчиков, или твой дар очаровывать лишен сексуальных подтекстов? – поинтересовалась я.

Он ухмыльнулся, глядя на меня:

– Лишен сексуальных подтекстов; ты видимо не настолько устала, как я полагал.

Я сердито зыркнула на него.

Никки обнял меня чуть крепче, и на него я тоже сердито стрельнула взглядом.

Улыбка Дева не померкла и только шире разъехалась.

– Да, портье предпочитает парней.

– Подумываешь как бы увидеться с ним позднее? – спросил Эдуард.

– Нет, ничего более, – ответил Дев.

– Что это вообще значит? – спросила я, и это прозвучало как-то сварливо, даже для меня самой.

– Это значит, что он не навязывался на встречу, но дал портье понять, что ему тоже нравятся парни, – ответил за него Никки.

Я глянула на него из под его рук, и было такое чувство, будто я ребенок, и слишком маленькая, и… я высвободилась из его объятий.

– Что я не так сделал? – спросил он.

– Откуда ты это узнал?

– Флирт в качестве отвлечения одинаково действует как на женщин, так и на мужчин, Анита.

– Хочешь сказать, ты делал также.

– Я был молодым, симпатичным отвлечением на нескольких заданиях, когда работал на свой первый львиный прайд, так что да. – Когда он это говорил, лицо у него было нейтральным, лишенным эмоций. Именно так он закрывался, когда что-то чувствовал, потому что Никки не родился социопатом; его чувства ущемлялись и пренебрегались. Это значило, что они ему по-прежнему не были чужды, просто они были… спрятаны и слегка искажены.

– Ты на работе не только флиртом занимался?

– Не надо, – вмешался Эдуард.

Я уставилась на него:

– Чего?

– Придираться к людям, которых любишь, только потому, что ты, наконец, выкроила минутку посреди чрезвычайной ситуации, а все твои чувства, которые ты затолкала вглубь, пытаются выбраться наружу, и если не предоставишь им чистого, аккуратного выходного отверстия, то они прогрызут себе путь через твою жизнь и твоих ближних.

Мы смотрели друг на друга. Я хотела спросить с кем из своих близких он поцапался, потому что знала, это была не Донна с детьми; на кого бы он не ссылался, это были люди из его прошлой жизни, из той, когда я еще не была с ним знакома. Если бы мы были одни, я бы спросила, но перед всеми остальными он бы не ответил, да и мне может тоже.

Двери открылись и Дев, как примерный телохранитель, выскользнул первым. Эдуарду, таким образом, досталась проверка коридора, а Никки своим широким телом загородил мне весь обзор. Хотя теперь знание того, что я его люблю, и он может словить за меня пулю, вывело все на новый уровень дерьмовщины.

Поднялся шум мужских голосов, и затем я услышала более четкое:

– Извини, дружище, но это приказ.

– Что случилось? – спросила я, борясь с желанием выглянуть из-за тела Никки.

Эдуард ответил, стоя рядом с дверью, которую он удерживал открытой:

– Местной охраной руководит Клодия и очевидно она недовольна.

– Почему? Что мы сделали? – спросила я.

– Это не у тебя неприятности, – сказал Дев. – А у нас.

– За что? – спросил Никки.

– По-видимому, из-за возвращения раненной Аниты.

– Когда я на работе, вы, ребята, не можете меня защитить.

Второй мужской голос сказал:

– Клодия назначена ответственной за безопасность Жан-Клода и Аниты, поэтому она взгреет обоих.

– Лисандро, ты что ли? – Тогда я обошла вокруг Никки, и он позволил мне это сделать, только скользнул своей рукой в мою, и мы пошли рука об руку.

– Я, я, – ответил он, и это правда был он, ростом чуть за метр восемьдесят, красивый испанец, с длинными черными завязанными в хвост волосами. На нем была черная футболка под черным пиджаком от костюма, выпущенная поверх черных джинсов, и ботинки. Пиджак не так хорошо скрывал пистолет на талии, как должен был, если бы его талия была поуже, а плечи пошире, но Лисандро занимался вместе с остальными охранниками, и в отличие от Дева, на тренировках выкладывался по-полной. Он был сложен стройнее Никки и, скорее всего, никогда не нарастит столько мышечной массы, но те мускулы, что у него были, смотрелись весьма прилично. Он дрался лучше, чем могло показаться, но…

– Тебя не привлекают к охранной работе за пределами Сент-Луиса, – заметила я.

– Когда Жан-Клод решил поехать сюда, Рафаэль захотел, чтобы с ним отправились лучшие охранники, так что Клодия у нас во главе, а я ее заместитель, потому что мы – лучшие, – сказал он без какой-либо интонации, просто констатируя факт.

Я открыла рот, но тут же его закрыла. А что я, собственно, собиралась сказать? Что с тех пор, как он едва не погиб на выездном задании, когда охранял меня, я не желала чтобы он снова работал со мной, потому что не хотела объяснять его жене и детям почему их папа умер, пытаясь сохранить мне жизнь? Или из-за того, что однажды в срочном порядке пришлось накормить ardeur, когда мы связались с Матерью Всея Тьмы и Любовником Смерти, а его жена сказала нам, мол «все хорошо, что хорошо кончается», но если он еще раз со мной переспит, она с ним разведется и заберет детей, и я не хотела рисковать этим?

– Эй, значит я тоже один из лучших. – А это уже был Эммануэль, ростом чуть выше метра семидесяти, с короткими светло-каштановыми волосами и такими серо-голубыми глазами, обладателем которых, из всех знакомых мне испанцев, был только он. Этим летом он загорел, но все равно недотягивал до Лисандро. Эммануэль был также одним из наших самых молодых охранников, ему было где-то за двадцать пять, хотя, честно говоря, не была уверена как далеко он перевалил за эти двадцать пять.

– Ты, видать, тренировался у нас за спиной, потому что последний раз, когда я проверял, ты не смог обойти меня ни в чем, – с улыбкой сказал Дев, давая понять другому мужчине, что он дразнится.

– Ну а ты не сильно-то старался сохранить ее в безопасности, да?

А вот это было уже слишком личное, потому что Дев перестал улыбаться. На самом деле, в какой-то момент на этом симпатичном личике проглянула личность куда серьезнее, и в коридор начали просачиваться первые струйки потусторонней энергии, а это значило что он чертовски разозлился, потому что золотые тигры гордились полным контролем над своим внутренним зверем.

– Эй, прости, – пошел на попятную Эммануэль. – Я перегнул палку. – Он выглядел искренне смущенным, и правильно.

– Нам нужно передать Аниту охранникам в главном номере, а потом препроводить вас двоих к Клодии. У меня нет распоряжений по поводу… Маршала Теда, – сказал Лисандро.

– Я выяснил, что у нас найдется для него номер, а на случай заварушки, лучше, чтобы он был с нами, – ответил Дев.

– Насчет части с заварушкой не спорю, тут ты прав, у нас в распоряжении целый этаж, так что койка ему найдется.

– Спасибо, – поблагодарил Эдуард голосом Теда, даже улыбнувшись при этом.

Лисандро пристально глянул на него, потому что он точно знал кто такой Эдуард – и кто такой Тед.

– Не думала, что Клодия работает в охране за пределами города.

– У нас не было времени, чтобы Бобби-Ли мог вовремя сюда добраться, а Фредо на семейном празднике, как что остались я и Клодия.

– Прости, – сказала я, и не знала, понял ли он за что именно я извиняюсь.

Улыбка осветила его смуглое привлекательное лицо:

– Ты едва не погибла и извиняешься за то, что нам пришлось в последнюю минуту сорваться из города. – Он покачал головой.

– Я хочу, чтобы мое оружие было в комнате рядом со мной; если мы все разберем вещи, то справимся быстрее, – сказала я.

Они не стали спорить. Мы подхватили все сумки и Лисандро повел нас к нужной двери. Он постучал, словно подавая сигнал: два коротких стука, один громкий. Дверь открылась, хотя за всеми этими высокими и широкими телами, я не видела кто открыл. Я привыкла быть всегда самой маленькой в классе и определенно была самой низенькой среди моих охранников. Сумки с опасными вещами они разложили прямо за дверью, потому что хоть комната и была большой, места для стольких сумок едва хватило.

Мне, наконец, удалось разглядеть гостиничный номер. Я была уверена, что когда-то он выглядел просторным, но гробов в комнате было столько, что свободной осталась лишь дорожка от окна к ванной комнате. Жан-Клод мог прекрасно спать и на кровати, но было пару вещей. Во-первых, большинство старых вампиров предпочитали путешествовать с гробами. Во-вторых, если горничная откроет шторы, случайно или специально, это будет очень, очень плохо. Многие горничные были чрезвычайно религиозны и из тех стран, где вампиры считались нелегальны, и их можно было убить на месте, если справитесь с этим до того, как они убьют вас. Это просто не стоило риска. Некоторые новые вампиры путешествовали с бесформенными спальными мешками. Их проще упаковать в ручную кладь. Гробы подходили больше для вампиров, у которых были слуги и прислужники, которые могли за ними присматривать и перевозить. У Жан-Клода они были. На самом деле, некоторые из гробов предназначались для этих прислужников.

Я поцеловала Никки на удачу, когда Лисандро отправил его на ковер к Клодии из-за того, что не было его виной, но я достаточно хорошо понимала субординацию и знала, что если вступлюсь за него, она разозлиться еще сильнее. Клодия с ее ростом в метр восемьдесят три была самой высокой женщиной, с которой мне довелось встречаться, а плечи и мускулы вполне соответствовали ее росту, хотя ей все еще удавалось выглядеть женственной, опасной, но при этом красивой. Без макияжа, украшающего ее высокие скулы, и с длинными волосами, обычно стянутыми в высоких хвост, точь-в-точь как у Лисандро, она все еще была одной из самых эффектных женщин, которых я встречала.

Лисандро повел их с Эдуардом на встречу в ней, а также на поиски кровати для Эдуарда и места, куда он мог сложить свои сумки с опасными игрушками. Дев в последнюю секунду высунул голову из-за двери и спросил:

– Ты еще не передумала помочь мне отмыться?

Я улыбнулась, ничего не могла с собой поделать:

– Нет.

Он улыбнулся мне, а Эммануэль по-дружески вытолкал его за дверь:

– Давай уже, озабоченный.

– Да, я такой, – не остался в долгу Дев перед тем, как за ним закрылась дверь. Я обернулась посмотреть через все эти сумки – несколько моих и гору жан-клодовских, – через гробы, и увидев охранников, которым меня перепоручили, улыбнулась.

Нечестивая Истина приехала в качестве телохранителей Жан-Клода. Истина и Нечестивец были высокими, широкоплечими, красавцами с волосами до плеч. У Нечестивца волосы были прямые, гуще и значительно светлее. У Истины – темнее, и чуть волнистее. Оба были обладателями серо-голубых глаз, а значит иногда они казались голубыми, а иногда нет. Когда-то у Истины была борода, неряшливая, но симпатичная, а потом он побрился и, как большинство вампиров, не смог ее отрастить обратно, так что теперь было видно, что у обоих имелись глубокие ямочки на квадратных, мужественных подбородках. Без растительности на лице братья были больше похожи на близнецов, хотя я знала, что они погодки. Также я знала, что это Нечестивец выбрал для них дизайнерские костюмы; на нем был бледно-серый с голубой рубашкой, от которой глаза казались ярко-голубыми. Костюм Истины был темно-серым, а рубашка почти такого же оттенка голубого, как у брата, так что глаза у него были такими голубыми, которые я видела только у него. Поэтому, когда они повернулись и посмотрели на меня, показалось будто они зеркальное отражение друг друга, а потом наглая, дразнящая улыбка Нечестивца разрушила иллюзию. Истина для такой улыбки был слишком серьезен.

Нечестивец все еще улыбался, когда сказал:

– Бесполезно отправлять с тобой телохранителей, если продолжишь настаивать охотиться на монстров без нас.

– Ты идиот, братец, – сказал Истина и направился ко мне через гробы. Комната была похожа на выставочный зал гробовщика.

– Со мной был телохранитель, – тихо ответила я.

– Я идиот, – согласился Нечестивец. – И сожалею по поводу Арэса.

Истина обнял меня, и я не стала сопротивляться. Я позволила этому сильному, надежному телу прижать меня ближе. Я могла проследить его наплечную кобуру под пиджаком костюма, а руки автоматически отыскали его оружие. Костюм был сшит так, чтобы прятать пистолеты и ножи. Торс у него был довольно вытянутый, так что на спине у него был закреплен короткий меч. Ножны у него были такие же, как у меня для самого большого лезвия, хотя я была коротышкой, так что вместо меча носила просто большой клинок. Его короткий меч был длиннее, чем расстояние у меня от шеи до талии. Я знала, что где-то среди его багажа был и большой меч, его настоящий меч. Он тоже крепился к спинным ножнам, но не было ни одного способа его скрытого ношения. Можно было добиться только более современного вида. Его боевой топор также не подходил под современный прикид, но в этом случае топоры как пулеметы; дело не столько в сокрытии, сколько в запугивании и нанесении ущерба. У него было еще несколько топоров поменьше, но только маленькие метательные топорики могли уместиться под современными пиджаками, и то едва ли.

Мне нравилось, что обнимая Истину, всегда приходилось проходить полосу препятствия из закрепленного на нем оружия. Наверно некоторые из моих мужчин чувствовали то же самое по отношению ко мне, хотя я не уверена, что им это «нравилось».

Он гладил меня по волосам и просто держал возле себя. Истина был немногословен, а значит и от других не ожидал многого. Были моменты, когда это было очень даже к месту.

Мы с Истиной разомкнули объятия почти синхронно. Я подняла взгляд на его лицо, на эти удивительно голубые глаза, и обнаружила, что они стали серее после того, как мы начали обниматься. Я поняла, что его глаза поменяли оттенок из-за того, что ему стало грустно, или из-за того, что он знал, что мне было грустно. С серо-голубыми глазами такое случается.

Нечестивец уже стоял рядом с нами. Его красивое лицо было очень серьезным, когда он сказал:

– Мы понимаем, Анита, каково это быть вынужденным убить друга и товарища по оружию.

Я поняла, что они это серьезно. Несколько веков назад глава их линии крови, их sourdre de sang, поехал крышей и подвергся одержимостью крови, которая перекинулась на всех созданных им вампиров, за исключением двух братьев, стоящих теперь рядом со мной. Они вырезали всю свою линию крови, члены которой прослыли лучшими войнами, до того, как приехали ликвидаторы от Совета Вампиров, чтобы привести в исполнение смертный приговор.

Я обернула руку вокруг талии Нечестивца, по-прежнему обнимая другой рукой Истину. Они обняли меня вместе, но именно Нечестивец наклонился за поцелуем. В определенных отношениях он был очень смелым.

– Нам никогда не позволялись подобные вольности с нашей Темной Госпожой, – раздался мужской голос.

Мы обернулись и увидели одного из упомянутых ликвидаторов, уеву тучу времени приводивших в исполнение смертные приговоры. Миша был одним из Арлекина; он был Грациано, одним из ранних имен Доктора из Итальянской Комедии. Он веками носил маску, соответствующую этому имени[24]24
  Маска Доктора (Доктора Баландзоне, Доктора Грациано), – псевдо-учёного доктора права. Самая жуткая маска карнавала. Она появилась не для развлечения. Эпидемии чумы не раз охватывали Венецию и, за счет большой плотности населения, уносили множество жизней. Единственные люди, хоть как-то боровшиеся с болезнью, – доктора для личной безопасности надевали на лицо длинноносые маски. Считалось, что эти «клювы» с помещенными в них ароматическими веществами могут защитить их от заразы. Количество масок в комедии дель арте очень велико (всего их насчитывается более ста), но большинство из них являются родственными персонажами, которые различаются только именами и незначительными деталями.


[Закрыть]. Единственными людьми, которые видели его лицо, были те, кого он выслеживал, или те, кого он убил. Его настоящее лицо в последние мгновения жизни видели тысячи, может даже миллионы. Некоторым членам Арлекина было более двух тысяч лет. За такое количество времени можно приобрести довольно впечатляющий список убийств.

Многие из Арлекина выглядели как истинные шпионы: невзрачной внешности, неопределенной национальности. Настоящие шпионы не катили на Джеймса Бонда; вы не захотите выделяться и привлекать слишком много внимания. Если будете известны настолько, что бармены по всему миру будут знать, что вы предпочитаете мартини «смешивать, а не взбалтывать», как старомодной Бонд, то вы просто подставное лицо, а не шпион. Вас пошлют для привлечения внимания, в то время как настоящие шпионы будут шнырять вокруг и все вынюхивать, или убивать исподтишка, а потом снова растворятся в тени.

Для одного из Арлекина, Миша был довольно высок, чуть больше метра восьмидесяти. У него были густые светлые волосы, почти такие же прямые, как у Нечестивца, но светлее, почти белоснежный блонд; а это значит, что они всегда были такими белесыми, потому что солнечный свет не касался его волос больше тысячи лет. Волосы Нечестивца были почти золотистыми из-за недостатка цвета, чтобы выцвести.

Миша смотрел на нас голубыми глазами, которые могли бы напоминать теплое летнее небо, но они были холодными, и не важно насколько чистым мог быть их голубой цвет. Откуда бы его не завербовали в Арлекин, это должно было быть место, где столь яркие глаза и светлые волосы не особенно выделялись – откуда-то из Скандинавии.

– Из Аниты госпожа вышла добрее, чем из Мать Всея Тьмы, – ответил Истина.

– Завидно? – не остался в долгу Нечестивец.

– Наша Госпожа не должна быть доброй, она должна руководить.

– Анита руководит нами там, где нужно, – ответил Истина.

– Ты веришь, что она хорошо справляется с руководством, – сказал Нечестивец. – И просто ревнуешь, что Анита оказывает внимание нам, а тебе нет.

– Это не так, и ты это знаешь. И говоришь это только, чтобы попробовать меня спровоцировать.

– Я ревновал к другим охранникам, которые делили с ней постель пока меня не включили в их список, – ответил Нечестивец.

– Это ты. Я сделан из более прочного материала, – ответил он, и отошел от того, что было похоже на большую ванную за его спиной.

– Ты все еще не превзошел меня в упражнениях на мечах и не побил мой счет по стрельбе из огнестрела.

Миша покраснел, руки по бокам сжались в кулаки; для по-настоящему древнего вампира он удивительно легко поддавался шпилькам. Большинство истинно старых вампиров способны контролировать свои эмоции до такой степени, что это пугало и казалось почти… нечеловеческим.

– Но я превзошел тебя с ножом и стрельбой на дальние дистанции.

– Но ты не переплюнешь ни одного из нас с мечом и пистолетом, – сказал Истина. – И можешь даже не пытаться тягаться со мной с топором. – Истина, возможно, и не стал бы вмешиваться, но другой вампир приплел их обоих. Истина редко начинал перепалки, но обычно он их заканчивал. Нечестивец мог начать ссору, но выходил из нее со смехом, большую часть времени не заботясь кто выиграл. Но как только подключался Истина, для него все становилось куда серьезнее.

– Даже я побила твой счет по стрельбе из пистолетов, – сказала я.

– Это на стрельбище, а не в реальной битве, – возразил Миша.

– Я и в реальной битве прекрасно стреляю.

Взгляд у Миши был почти страдальческим, когда он сказал:

– Я был впечатлен твоим выстрелом, показанным в новостях. Я и не думал, что ты способна на это.

– Я должна была это сделать, и сделала.

Он кивнул:

– Необходимость что-то сделать не дарует тебе автоматически способность это сделать, Анита Блейк. То, что ты смогла применить такой навык в столь тяжелых условиях, было… впечатляюще.

– Могу поспорить, ты не хотел этого говорить, – сказал Нечестивец.

Миша посмотрел на него:

– Наша Темная Госпожа была оружием; она не нуждалась в пистолетах, клинках и совместных тренировках. Она была куда опасней, чем любой из нас когда-либо мог стать.

– Так значит ли это, что Анита куда опасней, чем весь остальной Арлекин? – спросил Нечестивец.

– Нет. – Миша практически выплюнул это слово.

– Ты сказал, что Мать Всея Тьмы была могущественнее, чем любой из вас; тогда не будет ли тот, кто убил ее, могущественней, чем любой из вас? – вопросил Истина.

Миша покачал головой, но ничего не сказал.

– Они спорят между собой, как это обычной человеческой женщине удалось убить их темную госпожу. – Из соседней спальни вышел мужчина. Он был на несколько сантиметров выше Миши, шире в плечах, да и просто крупнее его. У него были короткие каштановые волосы, лежащие небрежными завитками, и насыщенные красновато-карие глаза. Если бы вы не знали на что смотрите, то решили бы что глаза вполне человеческие, но таковыми не были. Это были глаза медведя, большого, мать его, пещерного медведя. Его звали Горан, и он был вермедведем еще до того, как на месте большинства крупных городов образовались равнины, на которых вы могли продавать свой скот, а Миша был еще старше. Если бы я опустила щиты и позволила своей некромантии их ощутить, то от их возраста у меня бы заныли зубы.

– В этой комнате нет людей, – ответила я. – Где Жан-Клод?

– Он разговаривает по телефону в соседней комнате, – ответил Нечестивец, и в его голосе слышалась какая-то не вполне понятная интонация. С кем бы там не говорил Жан-Клод, он ему не нравился.

У Миши не возникло проблем вслух высказывать то, что ему не нравилось:

– Наш Господин и Мастер разговаривает с мужеложцем, который делает из него подкаблучника.

– Мужеложцем? – переспросила я.

– Он говорит с Ашером, – ответил Нечестивец. – Но я бы не хотел, чтобы Жан-Клод услышал как ты отзываешься о его возлюбленном, Миша.

– Постой-ка, нельзя же одновременно быть мужеложцем и подкаблучником, или это сленг поменялся? – спросила я.

– Сленг не менялся, просто он пытался посильнее задеть, – ответил Истина, и кинул на другого вампира недружелюбный взгляд.

Я пошла к вампиру и большому медведю, его партнеру:

– Насчет части про мужеложца спорить не буду, но не был бы он в таком случае подхуичником?

Миша посмотрел на меня; он знал, что я над ним подшучивала, но не совсем был уверен как именно. Я заметила, что почти у всех старых вампиров проблемы с современным сленгом; даже у тех, кто освоил кое-что из него, не смог охватить его весь. Сленг не особо хорошо путешествует с одного языка на другой.

Истина был у меня за спиной, а Нечестивец шел меж гробов, стоящих вдоль огромного стола для переговоров, который занимал почти все пространство в центре комнаты. Были еще тахта и кофейный столик, сдвинутые к стене, чтобы освободить место для гробов. Мини-кухня была стационарной, поэтому осталась там, где была установлена.

– Тот факт, что наш Темный Мастер умоляет этого мужеложца вернуться в Сент-Луис компрометирует всех нас.

– Я позволила тебе раз его так назвать, – сказала я. – И дала понять, что мне это не понравилось, но может я слишком устала для тонкостей.

– Ты сама сказала, что не можешь спорить с частью про мужеложство на его счет, – сказал Миша.

– Чем мы все занимаемся наедине в наших спальнях тебя не касается, если только ты не наш любовник, а так как ты им не являешься, то какое тебе дело что мы делаем, или с кем?

– Это оскорбление для всех нас, кто зовет его своим принцем, что он позволяет другому мужчине так себя использовать.

Я нахмурилась, глядя на него:

– Так ты недоволен тем, что, по твоему мнению, Жан-Клод подставляется Ашеру?

Миша, казалось, задумался над этим, а потом кивнул:

– Никогда не слышал, чтобы это так называли, но при данных обстоятельствах термин вполне подходит.

Я улыбнулась, почти засмеявшись, и была слишком уставшей для того, чтобы удержать в себе то, о чем думала:

– Что ж, Миша, если тебя только это волнует, то можешь расслабиться. Жан-Клод не подставляется Ашеру, это он покрывает его, а не наоборот. – Тот факт, что я использовала термины БДСМ, которые имели мало общего с сексом как таковым, гомосексуальным или традиционным, был сложным для понимания вампира, слишком сложным.

– Ты хочешь сказать, что Жан-Клод использует иго, но не используется им?

– Если хочешь выразиться так, то да. – Я достаточно взяла себя в руки, чтобы не сказать «Насколько мне известно, пока я с ними». Если они и меняются ролями, когда меня с ними нет, то это их дело, да и вообще не уверена, что это меня волнует, хотя и не видела как они меняются местами, но это не значило… а, черт. Я слишком устала, чтобы волноваться о чем-то, что меня больше не беспокоило.

– Знаешь, Миша, – сказала я. – Я люблю мужчин. Мне нравится наблюдать за моими возлюбленными, когда они вместе, зная, что позже вся эта сила и красота будет направлена на меня, так что перестать быть таким гомофобом. Я пиздец как устала, чтобы сегодня разгребать еще и это.

Не знаю, что он собирался ответить, потому что за ним открылась дверь и в комнату вошел Жан-Клод. Миша посмотрел на нас и этого взгляда было достаточно. Он бы никогда не сказал Жан-Клоду то, что только что сказал мне. Бывший член Арлекина мог говорить всякие гадости о Жан-Клоде и Ашере, но сказал он их только мне, а значит, он не особо меня уважает. Он боялся того, что мог сделать Жан-Клод, но не того, что могла сделать я. Я оставила эту мысль на потом, когда не буду никакущей и покрытой засыхающей кровью и кусочками мертвых, которых я же и помогла умертвить.

Глаза Жан-Клода расширились, но совсем немного.

– Ma petite, я вижу, у тебя выдалась нелегкая ночка.

Его французский акцент был очень явным, такое случалось нечасто – и лишь тогда, когда он испытывал сильные чувства, которые не мог скрыть, хотя и пытался. Я была ему признательна за эту попытку, потому что этот акцент означал: он сказал то, что было вариацией: «Ты покрыта кровью и кое-чем похуже, а значит ты была в страшной опасности, и скорее всего, едва не умерла… снова! Как ты можешь продолжать вот так рисковать собой, когда я так сильно люблю тебя?» Но вместо того, чтобы скандалить, он лишь скользнул ко мне, протягивая руки так грациозно, будто собирался со мной танцевать, когда окажется вплотную ко мне.

Это было одно из тех мгновений, когда я чувствовала себя посредственной, или может быть неуклюжей. У меня была неплохая координация, скорость и умение владеть своим телом, но мне никогда не повторить его грации и красоты движений. У него было слишком много веков практики, и почти все они проявлялись, когда он вот так шел ко мне. Именно это убедило меня в том, что, может быть, страх за меня был не единственным сильным чувством, которое он так сильно пытался скрыть.