Текст книги "Страдание (ЛП)"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 43 страниц)

Глава 40

Некоторые из местных полицейских оказались как Янси из спецназа и восприняли меня как одну из своих, потому что я не спасовала под огнем, но остальные… были очень заняты, пытаясь повесить на меня вину за то, что сделал Арэс. Им нужно было кого-то винить, а так как я ликвидировала того, на кого они хотели выплеснуть свой гнев, роль козла отпущения выпала мне.

Дев и Никки привезли меня в полицейский участок. Там мы встретились с Эдуардом/Тедом, где нас представили маршалу Хетфилд и остальным. У нас были показания свидетелей, кадры с мест преступления, фотографии пропавших, некоторые из которых были обращены в ходячих мертвецов той или иной масти. Я терпеть не могла тратить темное время суток на то, что могла сделать днем, но на сегодня арестованные вампиры были спасены своим адвокатом. Может быть, к тому времени, как я их смогу допросить, у меня появится возможность получше ознакомиться с делом. Именно это я и твердила себе, стараясь скрыть разочарование. У нас было двое отличных подозреваемых, видевших грозного плохого вампира, который и был реальной опасностью, а мы ни черта не могли у них расспросить.

Согласно плану, мои мужчины будут ждать в общественном месте, пока я не закончу с делами или пока их не сменит на посту другая пара телохранителей. Они знали что нужно делать. Также, у них было разрешение на ношение оружия и они были готовы сдать свои пистолеты в сейф местного департамента полиции, если потребуется. Чего мы не ожидали, так это детектива Рика Рикмана, проходящего через стойку регистрации. По большей части люди опасаются оборотней потому, что те могли сойти за обычных людей, потому что они и были обычными людьми. Это просто болезнь, и за исключением анализа крови и смены формы, вы могли сойти за простого человека. Я не пыталась протащить их куда-то тайком, я просто об этом не думала.

– Уводи отсюда свою животину, Блейк! – заорал Рикман. Не то, чтобы он был так уж зол, просто хотел, чтобы все в округе его услышали. Он был переполнен самоуверенности вроде я-же-вам-говорил. Это было бы похоже на праведный гнев, если бы только он не был так доволен собой.

– Они не животные, Рикман, – спокойным тоном ответила я.

Один из офицеров в униформе спросил:

– Они верживотные?

– Ага, все до единого, – рявкнул Рикман.

– Откуда вы знаете? – спросил офицер. Глаза у него были слегка расширены, отчего он стал выглядеть еще моложе, чем был. Замечательно.

– Я могу просто сказать, – ответил Рикман.

Я шепнула Никки и Деву:

– Чтобы не случилось, не вмешивайтесь. Не делайте ничего, что раззадорит его.

Никки едва заметно кивнул, а Дев сказал:

– О’кей, босс.

– Если собираешься шушукаться о телячьих нежностях со своими меховыми качками, делай это в другом месте, – огрызнулся Рикман; он уже двигался к нам, ко мне, пытаясь запугать своим ростом.

Я оставалась спокойна, но постаралась передать это и голосом:

– Во-первых, Рикман, не заливай; ты знал, что они ликантропы, потому что об этом я сказала тебе. Во-вторых, они не животные, а люди.

– Твой последний питомец убил Бейкера и оторвал к херам Биллингу руку! – Рикман навис надо мной, крича прямо в лицо.

Вокруг нас уже образовалась толпа. Повсюду раздавались шепотки: «Они не должны были сюда приходить», «Выведите их отсюда», «Животные», «Они монстры».

– Во-первых, он был не моим питомцем, он был морским пехотинцем. Во-вторых, он был зачарован вампиром точно так же, как некоторые офицеры, – сказала я.

– Он не был офицером, – выплюнул Рикман мне прямо в лицо. – Он был чертовым животным!

Оттерев со своего лица брызги слюней, я улыбнулась Рикману. Не потому, что хотелось. Это было такое непроизвольное выражение, обычно предшествующее неприятным и чаще всего – насильственным действиям с моей стороны. Я была зла. Но, несмотря на самоконтроль, эта улыбка меня выдавала.

– Какого черта ты лыбишься, Блейк? – заорал он.

Тому, что я сделала после, у меня не было оправдания; я сознательно двинулась на Рикмана. Я его не ударила; и даже руки держала при себе, так что мы едва касались друг друга бронежилетами под рубашками, но я понимала насилие и мужчин. Все началось с этого крохотного движения. Я прикоснулась к нависавшему надо мной мужчине, выплевывавшему свой гнев мне прямо в лицо; легчайшее прикосновение может привести к применению физической силы. Большинство женщин не понимают тех правил, что большинство мужских драк похожи на собачьи бои и начинаются со словесной перепалки и невербальных жестов, а потом одно легкое прикосновение проносится через переполненное адреналином тело как острый, почти болезненный разряд тока. Судя по его телу, его гневу, я словно его ударила.

Мы стояли слишком близко, чтобы Рикман мог размахнуться, так что он просто толкнул меня достаточно сильно, чтобы я от него отшатнулась. Я раздумывала нарочито упасть, но слишком долго решалась и упустила момент, при котором обидчиком бы оказался он, но когда кто-то настолько зол, шансы следуют один за другим.

– Дерешься как баба, – сказала я.

Рикман замахнулся и не важно насколько казался глуп, он был копом, и прослужил достаточно долго, чтобы дослужиться до детектива, а значит и драться умел. Я все еще была достаточно быстра и хороша, чтобы блокировать удар, но так же, я была достаточно быстра и хороша, чтобы его принять. Мне нужно было показать Рикману, кто он.

Удар с кулака пришелся мне прямо в скулу, и я грохнулась. Рикман был обычным человеком, но ростом выше ста восьмидесяти сантиметров, и к тому же был копом; а они знали как бить, потому что иногда их жизнь зависела от того, могли ли они уложить противника и удерживать его в таком положении. Я грохнулась задницей на пол, а в голове от удара стоял звон. Я поднялась до того как прояснилось в голове, потому что одно из правил в драке – ты как можно скорее должен подняться на ноги. Единственное, что я могла сделать с пола, это ударом вывихнуть ему колено. Но я хотела не только обездвижить его, поэтому поднялась с пола уже с поднятыми руками, приняв стойку, распределив вес и успокоившись, балансируя на носочках, так, чтобы было удобно передвигаться.

Рикман оказался проворнее, чем казался, потому что в мою сторону уже летел второй кулак. На этот раз я блокировала удар предплечьем, а другой рукой нанесла удар в бок. Я развернулась на ногах, вкладывая весь свой вес в удар и сжимая кулак под конец, как вы обычно делаете, когда тащите тяжелые сумки. Я выполнила прием, как тому училась, но прошло много лет с тех пор, как я дралась с обычными людьми. Рикман ударил меня в полную силу, и я не осталась в долгу, но забыла, что сильнее любого человека моей комплекции и пола. Я забыла, что ношу несколько штаммов ликантропии и метафизически связана с вампирами. Я просто ударила его и забыла обо всем, кроме как вложить в удар всю свою силу.

Я почувствовала, как поддались ребра, услышала тихий хруст, как будто что-то сломалось, и знала, что сломалось не у меня. Потом между нами выстроилась стена из мужчин в униформе, растаскивая нас в разные стороны.

Я ожидала, что Рикман начнет меня проклинать, но сквозь толпу не доносилось ни звука. Я заметила знакомое лицо среди оттаскивающих меня мужчин; офицер Буш держал меня за плечо и пытался разделить свое внимание между мной и человеком за ним. Правую сторону его лица украшал впечатляющий синячище. Его я вырубила, когда вампир промывал ему мозги. На мгновение меня так резко окатило волной сожаления, что сбилось дыхание, потому что в голове возникли те нелепые мысли, что всегда появляются от чувства вины. «Почему я не попыталась вырубить Арэса?» Ответ: Как только он начал перекидываться, эта хрень уже не сработает. На самом деле, все может стать только хуже, потому что вы можете вырубить человека, и зверь получит больше контроля. Разумом я это понимала, но сожаления с разумом не связаны, они связаны с эмоциями, а в эмоциях нет никакой логики.

Я стояла в маленьком пузыре изоляции, хотя Буш и остальные держали меня, оттесняя назад, как будто я пыталась вырваться. Я не предпринимала попыток добраться до Рикмана. Драка была закончена, насколько можно судить. Она началась только из-за того, что я поддалась эмоциям после потери Арэса. Дерьмо, я же не до такой степени глупая.

Буш усмехнулся, глядя на меня сверху вниз:

– У вас чертовски неплохой удар, маршал Блейк.

– Эй, вас всех зачаровал вампир, я должна была что-то сделать.

– Я не про себя, – сказал он, – про детектива. Говорят, вы сломали ему ребро.

– Всего лишь подвижное ребро, – ответила я. – Они ломаются легче, чем те, что выше.

– Как ваша рука, маршал? – осведомился офицер в штатском с головой, полной непослушных черных волос.

Я согнула правую руку и ничего не заболело:

– В порядке.

Он улыбнулся, сверкнув ямочкой на одной стороне симпатичного рта. Глаза у него были приятные, насыщенно-карие, не слишком темные, не слишком бледные.

– И все же вам следует приложить лед к лицу.

Было больно, когда Рикман меня ударил, но ушибленное место не беспокоило, пока о нем не напомнил новый детектив. Если учесть мои восстановительные способности, тот факт, что лицо у меня болело, означал, что Рикман намеревался серьезно меня покалечить. Теперь я уже не чувствовала себя такой виноватой из-за истории с ребром.

– Я МакАллистер, детектив Роберт МакАллистер; но друзья зовут меня Бобби.

Хотелось спросить «а мы друзья?», но подобные вопросы обычно воспринимаются как флирт или враждебность, поэтому просто ответила:

– Рада познакомиться, детектив, Бобби. Я Анита. – Я сказала это на автомате, сосредоточив все внимание на маячившей за грудью Буша и МакАллистера толпе. Я чувствовала себя отстраненно, как будто плавала где-то там. Что б всех, у меня шок. «Как я могла впасть в шоковое состояние после такой незначительной потасовки?»

Дев оказался рядом со мной. Он прикоснулся к моему лицу и осторожно повернул его к себе, чтобы осмотреть ушиб:

– Если продолжишь приказывать нам не вмешиваться, другие телохранители начнут над нами смеяться.

Я улыбнулась на это, чего он, видимо, и добивался:

– Буду иметь это в виду.

Никки встал рядом с нами:

– Ты только что из больницы.

Я повернулась, чтобы посмотреть на него. Сквозь каскад волос на его лице, я могла видеть только привычно строгие черты, но поняла, что приказала ему не вмешиваться не смотря ни на что. Был ли Никки вынужден смотреть, как кто-то калечит меня, пытается убить, и не иметь возможности мне помочь только потому, что я отдала ему прямой приказ? Я не была уверена, и мне следовало об этом подумать прежде, чем говорить.

Я протянула ему левую руку, и он обернул свою здоровенную ладонь вокруг моей. Обычно я не держалась «за ручки» со своими любовниками, когда они при исполнении, но только так я сейчас могла извиниться за то, что сделала для него невозможным выполнять свою работу, потому что ляпнула не подумав. Я должна была знать, что любые мои слова могут помешать ему меня охранять, но, кажется, нереально просчитать всего. Его рука в моей была такой теплой и настоящей. Это помогло.

Он улыбнулся, и мне стало радостней от того, что я держу его за руку, даже на глазах у копов.

– Эй, Никки, вам маршал вообще дает себя защищать? – спросил Буш.

Никки ухмыльнулся:

– Бывает иногда.

– Не-е, – ответил Дев. – Обычно она сама рвется нас защищать.

Буш посмотрел на высокого парня, будто ожидая подтверждения шутки, но что-то в лице Дева остановило его и заставило нахмуриться вместо этого. Он, может, и спросил бы нас не шутим ли мы, но в этот момент кто-то появился позади нас, отчего Буш встал в полицейскую версию стойки «смирно». МакАллистер внезапно сделался очень серьезным. Остальные офицеры разбежались по углам, как будто мы вдруг стали заразными. Кто бы за мной не стоял, он явно тут всем заправлял. Мне-то он не был начальником, но я была в их избушке, а это значит…

– Маршал Блейк, детектив Рикман, оба в мой кабинет, сейчас же.

С абсолютно серьезным лицом, МакАллистер наклонился и прошептал:

– Вас вызвали в кабинет капитана а вы только пришли, быстро работаете.

– У меня всегда так, – вздохнула я и повернулась с профессиональным лицом, но рука потянулась к расцветающему синяку на щеке. Я позволила Рикману ударить себя, чтобы остальные не истерили по поводу Дева и Никки, что они верживотные. Потому что ничто не опровергает чьи-то обвинения лучше, чем когда заявитель выставляет себя непрофессионалом и задирой для кучи. Это сработало, но синяк есть синяк, и я собиралась использовать его по-полной программе. Хотя бы в том случае, если капитан расстроится, что я поломала одного из его детективов.

Глава 41

Капитан Джонас был высоким афро-американцем, который, скорее всего, играл в баскетбол в школе, или колледже, но от сидячей работы раздался в районе талии, и мне было интересно, проходил ли он тот же медосмотр, что и его патрульные офицеры. Он сидел за столом глядя на нас. «Нас» не включало Рикмана. Он был на пути в больницу. Среди «нас» были маршал США Сьюзен Хетфилд, Эдуард и я. Очевидно, из-за того, что я натворила дел и меня вызвали на ковер к Джонасу, подхлестнуло боевой дух Хетфилд, и она снова принялась пытаться снять меня с дела.

Хетфилд была почти под метр семьдесят, а значит почти одного роста с Эдуардом. Он добавил себе еще пяток сантиметров, надев свои ковбойские сапоги, а на ней были такие же ботинки на плоской подошве, как у меня, так что она казалась ниже, или просто Эдуард казался выше. Ее каштановые волосы были собраны в небольшой, аккуратный хвостик. Она двигала головой вслед за сердитой жестикуляцией и верхний свет отбрасывал темно-красные блики на ее волосах. Им не хватало пару тонов, чтобы перейти из каштановых к насыщенному темно-рыжему. Она была стройной, но ее стройность была выработана генетикой и тренировками, а не голоданием. Пока она махала руками, я заметила как на ее предплечьях проступали мышцы, но они не были перекаченными. Она вся была такая вытянутая, накаченная, с почти мужскими бедрами и маленькой грудью. Из той породы женщин, которым удавалось выглядеть деликатно и женственно без тех округлостей, что обычно идут в комплекте с треугольным лицом. На мой вкус у нее был слишком острый подбородок, но не мне с ней встречаться, я просто замечала мелкие детали, пока она разглагольствовала. В основном она обвиняла меня в том, что я слишком близка с монстрами, чтобы делать правильный выбор. Если честно, я не особо вникала в ее тираду, так как не раз уже все это слышала, и устала от этого. Я просто стояла и давала ее словам проноситься мимо меня как «белый шум».

Послышался голос Эдуарда:

– Анита, Анита, к тебе обращается капитан. – От его слов я заморгала и снова обратилась вся во внимание.

Я посмотрела на Эдуарда, стоящего чуть позади от Хетфилд, а потом на Джонаса за столом:

– Простите, сэр, я не расслышала, что вы сказали.

– Мы вас утомили, Блейк? – спросил он.

– Я всю эту хрень уже слышала, сэр.

Эдуард вышел вперед в образе старины Теда:

– На лице Аниты расплывается охрененный синяк. Думаю, у нее еще не прояснилось в голове после удара Рикмана.

– Вы оправдываетесь за нее? – спросил Джонас.

– Нет, сэр, просто напоминаю, что она только что выписалась из больницы, и может, она и залечивается как сукин сын, но это излечение не полноценное и не мгновенное. У меня подозрения, что она ранена сильнее, чем притворяется.

Джонас прищурился, глядя на Эдуарда, а потом снова посмотрел на меня:

– Вы ранены, Блейк?

– У меня лицо болит, – ответила я таким же безэмоциональным голосом, насколько голос Хетфилд был им переполнен.

– Отсюда синяка не видно. Повернитесь, я хочу посмотреть.

Я повернулась к нему нужной стороной лица, где пульсация начинала переходить в настоящую головную боль. Перед глазами у меня оказалась Хетфилд, уставившаяся на меня в ответ.

Я услышала как откатилось назад кресло Джонаса.

– Отек слишком сильный для простого ушиба. – Он обошел стол, чтобы лучше разглядеть пострадавшее место. Он поджал губы, нахмурившись. – Рики ударил вас прямо в кость. Думаете, он сломал ее?

– Я не слышала перелома, – ответила я.

– Как сильно болит?

– Не достаточно сильно для перелома, как мне кажется.

– У вас были переломы?

– Да, сэр.

– Так что вы знаете, как они ощущаются.

– Да, сэр, знаю.

Он испустил долгий выдох:

– Вам нужно приложить лед, пока опухоль не добралась до глаза. Не могу выпустить вас в таком виде, как будто вас тут избили. – Он пошел к двери, открыл ее и крикнул кому-то: – Нужен пакет со льдом и пару полотенец. – Видимо, он решил, что все принесут, потому что закрыл дверь и вернулся за стол. Он сцепил пальцы, положив локти на живот, потому что для подлокотников он был тяжеловат. Жест выглядел обыденным, словно использовался еще до того, как образовалось брюшко. Он глянул на нас поверх пальцев.

– Ордер на ликвидацию этих вампиров выдан на имя маршала Хетфилд, а она хочет, чтобы вы и маршал Форрестер занялись своими гребаными делами.

– О, это я слышала, – сказала я.

– Технически, я вам троим не начальник – вы федералы, – но именно местная полиция будет прикрывать ваши спины. Хетфилд – местный ликвидатор. Я ее знаю. С чего вообще я должен вас слушать?

– Если бы нам просто нужно было убить вампиров, то никаких проблем, – сказала я. – Подождите до рассвета, прикуйте их цепями к металлическим носилкам с освященными предметами и заколите их задницы, но нам нужна от них информация, а для этого они нужны нам живыми.

– Они не живые! – выкрикнула Хетфилд, и в одном этом предложении было слишком много эмоций. Она была одной их этих, вампироненавистников. Это все равно, что дать члену Ку Клукс Клана жетон и лицензию на убийство расовых групп по его усмотрению, и это может стать настолько же мерзким.

– По закону, они живы, – сказал Эдуард дружелюбным, почти шутливым тоном.

Хетфилд повернулась к нему, тыча пальцем, и сказала:

– Конечно ты защищаешь Блейк, ты же с ней спишь.

– Хетфилд! – рявкнул Джонас.

Она повернулась к капитану, и под всем этим гневом проступила всем нам заметная неуверенность.

– Вообще-то, – сказал Эдуард, – я защищаю закон, а не маршала Блейк. По закону, арестованные вампиры имеют такие же права, как и прочие граждане.

– Единственная причина, из-за которой я не могу убить их сегодня, это закон, который она же, – и Хетфилд ткнула в меня пальцем, даже не глядя, – и помогла создать.

Я подавила порыв схватить ее за палец и сломать его, пока она тыкала им мне в лицо, но она продолжала смотреть на Эдуарда:

– Ну убьете вы этих вампиров, что дальше, Хетфилд?

Она, наконец, соизволила посмотреть на меня:

– В округе будет ошиваться на два вампира меньше.

– В таком случае вы скорее заботитесь об убийстве вампиров, нежели о закрытии дела.

– Как только они умрут, дело будет закрыто.

Я посмотрела на Джонаса:

– Двое арестованных вампиров всего лишь пропавшие месяц назад люди, по крайней мере, так мне сказали местные. Я собиралась сегодня вечером просмотреть файлы, но разве они не правы?

– Правы, – подтвердил Джонас.

– Тогда кто их сделал вампирами? Кто создал тех гниющих вампиров, которых мы истребили в лесу?

– Ублюдок, заправляющий кровососами в этом городе, вот кто! – сказала Хетфилд резким голосом, что было почти похоже на крик.

– Они были гниющими вампирами. А это значит, что ваш Мастер Города не мог создать их, потому что он не может гнить.

– Все они ходячие трупы, Блейк; все они, в конечном счете, сгниют.

– В конечном счете, все сгниют, Хетфилд.

– Фредерико отрицает, что ему было что-то известно о вампирах в лесу, – сказал Джонас.

– Конечно, отрицает, – фыркнула Хетфилд. – Что еще он может сказать? Что потерял контроль над кем-то из его кровососов и они накинулись на людей?

– Пропали целые семьи, – сказала я. – Вампиры не обращают целые семьи. Обращать детей в вампиров противозаконно.

– Я убивала детей-вампиров, – сказала она.

– И много? – спросила я.

Она нахмурилась и, наконец, пробормотала:

– Двоих.

– Но они были старше, чем выглядели, я права?

– Что это должно значить? – нахмурилась она.

– Я о том, что они выглядели как дети, но детьми не были.

– Они были детьми, – очень уверенно ответила она.

– Вы вообще с ними говорили?

– Говорила с ними? Говорила с ними?! Да кто вообще говорит с вампирами? О, постой-ка, ты, и еще много чего прочего, помимо разговоров.

– Вы хоть с одним вампиром говорили прежде чем его ликвидировать? – спросил Эдуард.

Она не стала на него смотреть, когда отвечала:

– Нет, днем они не особо-то разговорчивые.

– Вы хоть когда-нибудь выполняли активный ордер? – спросил Эдуард.

– Как только ордер выписывается, он уже рассматривается как активный, – ответила она.

– Ты когда-нибудь участвовала в охоте на вампиров? – спросила я.

Она просто стояла, уставившись на нас.

– Ты только в морге убивала вампиров?

– Нет, я выслеживала кровососов до их логова и убивала этих гадов в гробах и гребаных спальных мешках. Мне везло и в основном я находила их в дневное время, так что не особо приходилось трепаться; к тому же, они меня не бояться. Я же не Истребительница.

Мы с Эдуардом переглянулись. Хетфилд была не совсем новичком, но и одной из нас не была. Может, это отразилось на наших лицах, потому что она сказала:

– Я законный ликвидатор вампиров; я выполняю свою работу, но я не Истребительница. Вампиры еще не успели дать мне миленькое прозвище.

– Они не всем маршалам дают прозвища, – сказал Эдуард.

– Да-да, я в курсе, что ты Смерть, – сказала она.

На секунду я подумала, что Хетфилд известно о великой тайной личности Теда как Эдуарда, потому что он был Смертью задолго до того, как я стала Истребительницей, но эта кличка была ему дана задолго до жетона и до того, как влюбленность в Донну его, малость, остепенила. Но вампиры прозвали Эдуарда Смертью как убийцу/охотника за головами, а потом как охотника за головами/маршала. Им просо было удобней использовать все тоже прозвище в обоих случаях.

Я попыталась сохранить нейтральное выражение лица, когда Эдуард протянул своим лучшим голосом старины Теда:

– Если вам известно, что я один из Четырех Всадников, тогда должно быть известно, что у Аниты два прозвища среди вампиров.

Она выглядела угрюмо:

– Ага, я знаю, что у нее два прозвища.

– А я нет, – подал голос Джонас. – Просветите меня.

Мы оба посмотрели на Хетфилд. Она пялилась на нас, потом, наконец, обратилась к Джонасу:

– Форрестер это Смерть, а Блейк – Война.

– А кто остальные два Всадника?

– Отто Джеффрис – Чума, а Бернардо Конь-в-Яблоках – Голод.

– Я знаком с Конем-в-Яблоках и знаю репутацию Джеффриса; они оба бывшие военные, как и вы, Форрестер, правильно?

– Так точно, сэр.

– Тогда почему Блейк – «Война»? Она даже в армии не служила.

– У нее количество убийств больше, чем у меня, – сказал Эдуард. – И вампиры считают Смерть убийцей один-на-один, тогда как Война косит всех подчистую зараз.

– Вы спрашивали вампиров, – сказал Джонас.

– Спрашивал.

– Но почему не Джеффрис или Конь-в-Яблоках?

– Вы же встречали Бернардо, да? – спросила я.

– Я тоже его встречала, – вставила Хетфилд. – Не такой уж он и устрашающий.

– Он Голод, – сказал Эдуард.

– Не догоняю, – сказала Хетфилд.

– Вампиры говорят, что Бернардо аппетитный, но никто его еще так и не пробовал, так что он оставляет их голодными.

Она нахмурилась.

Джонас, казалось, задумался на минутку, а затем широко улыбнулся и рассмеялся:

– Аппетитный в качестве еды, я понял.

– Опасная еда, – подтвердил Эдуард. – У него пятое место среди маршалов по количеству истреблений.

– Я однажды видела Джеффриса. Он так смотрел на женщин, когда думал, что его никто не видит, как будто мы мясо, и это было еще до того, как он подхватил на работе ликантропию. Думаю, сейчас, мы на самом деле стали для него мясом. – Она вздрогнула, слегка ссутулив плечи, а когда поняла, что сделала, то встала ровно, распрямив плечи.

Мое мнение о Хетфилд чуть улучшилось, узнав, что она заметила это в Отто Джеффрисе. Я знала его как Олафа. Его хобби были серийные убийства; не в этой стране, и не во время исполнения государственной службы, так что, если вы могли обеспечить его работой, он был «паинькой». Военные не держали его без дела, а когда он получил жетон, работы у него только прибавилось. Будучи одним из маршалов Сверхъестественного подразделения, он мог пытать и убивать вампиров и одичавших оборотней как ему заблагорассудится, а так как он, в итоге, их все равно убивал, то никто не спрашивал каким образом он выполняет ордер и как много времени у него на это уходит. Олаф был одним из самых страшных людей, живых и немертвых, которых я встречала, а это был довольно таки длинный список. Хетфилд права – он был страшен и до того, как его ранил верлев, заразив ликантропией. Он ушел в самоволку после того как пришли результаты его анализов, но несколько месяцев спустя, вышел из подполья. Если он и делал что-то нехорошее, пока учился контролировать своего зверя, то людские власти об этом ничего не слышали.

Мика поспрашивал в сверхъестественном сообществе и по их сведениям, Олаф, кажется, ведет себя как лев отшельник. Держится подальше от любых групп. Где он учился себя контролировать, тоже никому не известно. Я даже задавалась вопросом, что если он никуда не уезжал, если его часть серийного убийцы оказалась настолько близка к его внутреннему зверю, что он понял как контролировать обоих?

С тех пор, как Олаф начал считать меня своей подружкой-серийного-убийцы, потому что однажды мы вместе охотились и убивали людей, я стала избегать его еще до того, как он научился обрастать мехом; сейчас он избегал меня также усердно, как и я его. Он знал Никки до того, как тот стал моей Невестой, и Олаф боялся, что я укрощу его таким же способом. Как по мне, так годилось и то и то, лишь бы Олаф держался от меня подальше.

– Я тоже не видела Отто с тех пор, как он подхватил ликантропию.

– Ты же меховая маньячка, так чего тебя так беспокоит то, что он стал оборотнем? – спросила Хетфилд.

Я обернулась и посмотрела на нее:

– Как ты меня назвала?

– Так ты не отрицаешь, что спала и с Джеффрисом?

– Я с ним не спала, но поняла две вещи. Первая – невозможно доказать отрицанием, что я чего-то не делала. Вторая – когда женщина спит более чем с одним мужчиной, ее начинают обвинять, что она трахает почти всех подряд. Но вернемся к тому, что ты назвала меня «меховой маньячкой».

– Мне этот термин не знаком, – сказал Джонас. – Так что пока я не начал на кое-кого орать, просветите меня, что это значит.

– Так называют тех, кто трахается с оборотнями, – пояснила Хетфилд.

– Нет, – возразила я. – Так называют тех, кто будет трахаться с любым оборотнем только потому, что он оборотень.

– Хетфилд, это звучит довольно оскорбительно по отношению к вашему коллеге маршалу.

– Я слышала, что ты живешь с сыном шерифа Каллахана и еще одним верлеопардом из его группы, это правда?

– Да, правда.

– Те два блондинчика, с которыми ты сегодня пришла. Они тоже оборотни, как и сказал Рикман, верно?

– Ага.

– Ты спишь и с ними?

Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Про себя я медленно посчитала, перед тем, как сказать:

– Да.

– Так уже четыре оборотня, – подытожила она.

– Я никогда не говорила, что не встречаюсь с оборотнями.

– И еще с Форрестером, да?

Я посмотрела на Эдуарда:

– Отрицание нам хоть чем-то поможет?

– Если она хочет в это верить, то нет, – ответил он, и в его голосе поубавилось тедовской интонации, становясь холоднее и более пустым. Начал просачиваться настоящий Эдуард.

– И я слышала, что твой Мастер Города прилетел к тебе, так что ты и с ним путаешься.

– Знаешь, Хетфилд, я собиралась попытаться с тобой сработаться, но не думаю, что хочу так надрываться. Давай просто ненавидеть друг друга, и сойдем уже с этой мертвой точки.

– Ты меховая маньячка и гробовая подстилка, и подбиваешь Форрестера изменять его невесте, у которой двое детей; ты мне никогда не понравишься, Блейк.

– Хетфилд, – резко сказал Джонас, недовольный ее поведением.

– Если я действительно трахаюсь с Тедом, тогда почему Донна, его невеста, не против моего присутствия на их свадьбе? Кстати, она так же изъявила желание, чтобы там присутствовал один из моих меховых парней. Я знаю, что на свадьбе будет кое-кто из сотрудников полиции; может, когда они увидят, как я стою у алтаря рядом с Донной и Тедом, эти идиотские слухи, наконец, прекратятся.

Рот у Хетфилд открылся и закрылся, но, к сожалению, снова открылся:

– Если это правда, то я извинюсь после свадьбы.

– Замечательно, какие у тебя были самые длительные отношения?

– Это вообще не относится к делу.

– Ты обзываешь меня и в лицо высказываешь свое «фи» по поводу моей личной жизни. Распространяешь слухи обо мне и маршале Форрестере, и оскорбляешься, когда я задаю простой вопрос?

Она опять стала выглядеть сердито. Вокруг ее рта проступили линии, показывающие, что она хмуриться намного чаще, чем улыбается. Морщины от улыбок как знаки счастья, а от хмурого вида только прибавка возраста. Если Хетфилд не будет осторожнее, то состариться преждевременно.

– Блейк сама вежливость после всего того, что ты ей наговорила, Сьюзен, – сказал Джонас.

Она еще сильнее нахмурилась, но ответила:

– Три года. Я была замужем три года.

– Хорошо. Мика Каллахан, Натаниэль и я живем вместе уже три года. Я встречаюсь с Жан-Клодом, моим Мастером Города уже почти семь лет. Блондинчики, как ты их назвала, со мной уже больше года.

– Это не то же самое, что быть замужем, – сказала она.

– Не моя вина, что нельзя выйти замуж за нескольких мужчин сразу. Это все равно что сказать, что пара геев не настоящая, в отличие от пары натуралов, потому что натуралы женаты, хотя в тоже самое время вы не даете права жениться геям.

– Хочешь сказать, что ты вышла бы за них всех замуж? – Она убедилась, что я заметила презрение в ее голосе.

– Не за всех, но за многих, да.

– За многих? – Опять же, презрение прямо таки сочилось из ее слов.

– Мы пока еще выясняем, кто на ком будет жениться.

– Хочешь сказать, что помолвка с сыном Каллахана не фиктивная?

– Что-то вроде того, ага.

– Это не только ради того, чтобы шериф мог спокойно почить с миром, зная, что его сын в порядке и не гей?

Я рассмеялась, не могла с собой ничего поделать. Она, очевидно, ничегошеньки не знала о семейных отношениях шерифа.

– Что тут смешного? – спросила она.

– Хетфилд, – сказал Джонас, – может, ты и наш местный ликвидатор вампиров, но ты здесь совсем недавно. И еще очень плохо знаешь местных копов.

Она посмотрела на него, на меня, на Эдуарда, и опять на Джонаса. Она знала, что во что-то вляпалась, но не знала во что. У меня не было ни единого намерения ее просвещать. Я не была уверена, в курсе ли Эдуард о личной жизни отца Мики, но никто из людей не принимает бесстрастное выражение лица лучше Эдуарда, так что единственной в комнате, кто не знал, что шериф Каллахан проживает с другим мужчиной и женщиной, была Хетфилд.