Текст книги "Подменная дочь (СИ)"
Автор книги: Лора Лей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 32 страниц)
Глава 7
Неделю мой распорядок дня не менялся. Ранний подъем, водные процедуры, легкая зарядка, завтрак, прогулка по двору, чтение, благо, книги имелись как печатные – травники, правила для женщин, пособия по ведению хозяйства, что радовало, так и рукописные – слащавые романы о любви простушки и бессмертного. Господи, и здесь такое есть, только слэша не хватает! Каллиграфия (знаю, умею, практикую), еда, сон. И в перерывах – размышления о себе, любимой, под девизом «Кто виноват и что делать?».
Служанки, Шень Мяо и Шень Сяо, поглядывали на меня настороженно, но мои пантомимические просьбы исполняли. Когда дала понять, что у меня амнезия (ооо, это клише!), оживились, начали болтать, что позволило расширить информационную базу о конкретном особняке, в котором я, волею неведомых сил, оказалась. Об остальном окружающем мире спрашивать опасалась, решив выяснять детали постепенно.
* * *
Вернемся к нашим баранам, то бишь, к месту обитания и ближайшему будущему провинившейся ненужной (?) дочери. Так вот, жила Чень Ю после появления истинной дочери Гу в небольшом типично-дорамном – или традиционно-китайском – павильоне на территории семейного особняка, в стороне от прежнего, но не совсем уж на задворках. Потому что чуть дальше имелся неиспользуемый десятилетиями дворик, куда раньше ссылали неугодных наложниц.
Он слыл опасным местом, неблагоприятным, но там были пруд, бамбуковая рощица и небольшой огород, на котором одна из наложниц выращивала цветы. Двор граничил с западной оградой особняка, где имелась малая калитка, которой пользуются слуги и золотари (знаете, кто это?).
От центрального входа до этого двора почти 2 ли (один километр, прошу заметить!), а сам дворик небольшой, всего 2 му. У меня голова от масштабов закружилась! «2 му – это 30 соток, Карл! Да там в гольф играть можно!» Возьмем на заметку.
Не знаю, что отразилось на моем лице при описании заброшенного двора, но девчонки-служанки, Шеньки, как я их про себя называла, прыснули, прикрывая рты и отворачиваясь.
Они, вообще, ожили за последние дни, расслабились, и мне это нравилось. Кроме них, было еще четверо слуг рангом ниже, как я понимаю: дворник, прачка-кастелянша, водонос и подай-принеси, все – женщины разного возраста, немного пришибленные и молчаливые. Я с ними не общалась, передав управление Шень Мяо, как наиболее сдержанной и опытной.
Девушки прожили рядом с предшественницей три года – дольше всех остальных ее служанок – и смогли пережить издевательства и капризы бывшей владелицы моего нынешнего тела. Крепкие, судя по всему, девочки, надо с ними дружить.
Было странно находиться в обществе чужих людей практически постоянно. Я к такому не привыкла, поэтому норовила отсылать слуг как можно чаще.
Оставаясь одна, старалась записывать, «на всякий пожарный», все, что вспоминала из своего прошлого (технологии, формулы, рецепты, да все подряд) и что всплывало «бегущей строкой» в мозгу независимо от моей воли – сказывалась пресловутая «память тела»?
Свои секреты записывала по-русски, хоть и сложно было пользоваться для этого кистью, а если машинально переходила на иероглифы, заметила, что они стали немного другие – отголоски кинематики прежней Чень Ю? Пролистала все книжки, пытаясь проникнуться стилистикой речи – ну хоть частично, примерялась к нарядам, косметике. Вживалась в образ, так сказать.
Ах, да! Приходил доктор, порадовал хорошим пульсом и цветом лица, выписал укрепляющий отвар и пошел «стучать» генералу о моем состоянии. Мать больную дочь больше не навещала: девчонки донесли, что там проблемы с подготовкой к свадьбе сестры, вроде еще и старшего брата помолвили или собираются, и что-то с хозяйственными делами. Да и господь с ними!
Я уж было подумала, что про меня забыли. Ага, как же…Рано радовалась.
* * *
На восьмой день от «прибытия» Шень Мяо, вместе с завтраком, принесла повеление отца Гу явиться пред его светлы очи в главный дом. «Разбор полетов и оглашение приговора» – решила я. Ну, деваться мне некуда, пойдем.
Оделась как можно скромнее, никаких украшений, неожиданно понравилась сама себе и, подняв голову, отправилась навстречу судьбе, то есть, родне.
По дороге рассматривала поместье. Впечатляюще! Много цветов, прудов, мостиков и клумб, беседки, деревья. По ощущениям – дело к осени. Воздух упоительный, настроение поднялось, и я решила – будем биться!
Неужели продвинутая дама XXI века не справится с дремучими аборигенами, тем более – ровесниками! Это телу шестнадцать, а мне-то в 2,5 раза больше! И пусть этой страны на карте Земли не было, люди как биологический вид не меняются, увы и ах! У каждого есть кнопка, надо её нащупать и надавить! Думаю, скромность и показное смирение будет лучшей тактикой.
* * *
К главному дому подошли минут через двадцать. Долго или коротко? Вот не знаю! По времени – прилично, по расстоянию? Ножки ходить не привыкли, вот и плелись мы – медленно и печально.
Двор Благого просветления (пафос, пафос!) был прям как декорация к фильму «Нефритовое сердце Ши»: широкая веранда, толстые, темного дерева, столбы, темные полы, внутри зала по центру – двойное кресло со столиком, в котором восседала пожилая женщина с аристократическим лицом, платиновыми волосами и в богатой одежде насыщенного темно-зеленого цвета, с тростью рядом с подлокотником. «Владычица морская» – чуть не рассмеялась я.
Сбоку, по левую руку от бабки (матриарх?), в другом кресле, сидел крупный мужчина лет пятидесяти в коричнево-красном ханьфу, с убранными в пучок, заколотый металлической заколкой, волосами, похожий на Чен Юнь. «Отец, генерал» – определила про себя.
Мать предшественницы сидела недалеко от мужа (на табуретке?) и смотрела на меня с тревогой, сжав в руках платок. Около каждого из присутствующих, чуть в отдалении, замерли слуги.
«Эх, была, не была!» – решила я и прям с порога бухнулась на колени, ударилась несколько раз лбом об пол и хрипло произнесла:
– Ничтожная внучка приветствует бабушку! Неблагодарная дочь приветствует отца! Несчастная дочь приветствует мать! Да продлятся ваши годы до скончания веков, да пребудут ваши тела и сердца в здравии и благополучии!
И замерла. Судя по тишине, произвела впечатление.
* * *
Первой подала голос бабка.
– Вставай, нечего лоб расшибать зря. Поговорим лицом к лицу. Подойди ближе!
Встала я, поклонилась (глаза вниз скромненько), подошла и только тогда прямо взглянула на матриарха – уже не смущаясь, спокойно, но без лишнего подобострастия. Вроде, осознала и оценила себя верно, но унижаться сверх того не буду.
– И что скажешь? В прошлый раз ты была многословна и шумна, а теперь? – с издевкой начала старуха. – Как ты думаешь, как нам следует поступить с тобой?
Я распрямила плечи и, глядя в глаза визави, прохрипела (ну, не восстановился голос, я не специально):
– Мое поведение ранее было неправильным и постыдным. Я заслужила все наказания, которые Вы мне назначите. Я приму их с благодарностью и смирением, ибо не оправдала ожидания Ваши и моих дорогих родителей. Я была ревнива, заносчива и самонадеянна. Прошу меня простить! – и на колени – бух! «Этак я все себе отобью».
Предки молчали, я стояла на коленях, пока опять не взяла слово старая госпожа Гу.
– Встань, вторая барышня. Так как же нам тебя наказать? Что думает твой отец?
Я повернулась к генералу. Его лицо выражало недовольство, но и некоторую жалость – тоже. Мать предшественницы взяла его за руку, слегка сжала и просительно посмотрела в глаза. Гу Чен Вэй откашлялся и ответил своей матери:
– Мы поступим по Вашему слову, матушка, – на меня даже не глянул. Ну, это понятно, значит – вперед, на амбразуру!
Не дожидаясь, пока бабка опомнится, снова бухнулась на колени, изобразив на лице максимальное смирение и раскаяние:
– Бабушка, взываю к Вашей мудрости и доброте! Позвольте мне удалиться в Бамбуковый павильон для жизни непраздной и скромной! Прежде жила я по Вашей милости, не ценя ее как должно, простите! Теперь я буду жить смиренно, терпеливо сносить все тяготы, посланные мне для исправления дурного характера, чтобы однажды Вы могли смотреть на меня без отвращения! Своим трудом я буду добывать себе пропитание, сама буду справляться со всеми трудностями, которыми небеса решат меня испытать! Прошу лишь Вашего благословения, дабы ступить на путь исправления! Если позволите, я закрою ворота и не потревожу покой семьи так долго, как Вы скажете! Мне просто нужно знать, что Вы живете хорошо, что Вы здоровы, поэтому и не рискну отправиться в дальнее от Вас место! Отец, мать, простите меня и разрешите жить в Бамбуковом павильоне!
Замолчала и напряглась в ожидании. Почему-то мне показалось, что такого от меня никто не ждал, точнее, от капризной и эгоистичной Чень Ю. У них произошел разрыв шаблона, как говаривал мой брат. До точки невозврата в отношениях старейшины, видимо, не дошли, да и скандал вовне раздувать не желательно. И мать девушки переживает за нее, может, дула мужу в уши… А так и не на глазах, и не в дикой природе. «Ну, чего молчишь, матриарх?»
Бабка выдерживала паузу, прям как Джулия Ламберт, молодец. Но чем дольше она молчала, тем больше я уверовала в положительный исход моей авантюры. Мне главное, переехать, а там я смогу устроиться, планы уже набросала. Девчонок только уговорить остаться со мной! Одной будет слишком тяжело!
Наконец старая госпожа Гу разомкнула уста:
– Хорошо, будь по-твоему. Завтра я велю осмотреть Бамбуковый павильон, потом возьмешь пару слуг и переедешь. Три года не показывайся в главном доме, если только не будет крайней нужды. Никому не будет дозволено общаться с тобой. Раз в год тебе будут передавать постельное белье, ткани для сезонной одежды и обувь, раз в месяц – бумагу и остальные принадлежности для письма, чтобы ты переписывала буддийские писания по моему заказу, уголь и дрова для отопления, свечи, мыло и немного серебра для слуг, раз в неделю – немного продуктов. Если тебе нужно что-то еще, до завтра подумай и напиши, я посмотрю и отвечу. А теперь иди!
«Слава богу, все прошло даже лучше, чем я предполагала». Поклонилась старухе, безмолвным родителям и, пятясь, покинула сей приют благочестия и праведности. Отсчет новой жизни пошел!
Глава 8
Служанки встретили меня вопросительными взглядами, но я молчала до самого своего двора, а там, расслабившись, без предисловий задала им главный вопрос – вы готовы пойти со мной?
Девки реально испугались, потом вдруг переглянулись и хором сказали: «Да!». Ох, у меня прям камень с души свалился! Не удержалась, обняла каждую, явно тем шокировав, даже всплакнула от чувств и предложила начать сборы, вкратце обрисовав будущее взаимодействие с главным домом. Шеньки слушали, раскрыв рты.
– Госпожа, Вы, правда, готовы сидеть взаперти три года? И что-то делать своими руками? – Мяо выпалила это, смутилась, но продолжила – Вы изменились, госпожа.
Развела руками – что, мол, поделать? А потом попросила Шень Мяо собрать все инструменты, которые есть в доме. Оказалось, их не так много: деревянные лопаты, пара тяпок, серп, метлы, молоток деревянный опять же. Маловато будет…Ладно, разберемся.
* * *
Переезд состоялся через четыре дня. Лаотайтай Гу (матриарх семьи) слово сдержала: к моменту моего переселения в доме убрались, заменили кое-какую мебель, подлатали крышу, двери, обновили бумагу на окнах, заменили порожек, переложили плиту в кухне, добавили утварь для готовки, поправили запоры на воротах, укрепили местами ограду по периметру, вычистили колодец и пруд, скосили траву на всей площади и смастерили курятник и свинарник. Ударно потрудились!
Я попросила дополнительно все виды инструментов, которые использовались в особняке, все семена, которые смог найти управляющий в городе (овощи в первую очередь), несколько кур, уток и пару поросят, чем удивила хозяйственника донельзя; книги по истории, праву, экономике, несколько пачек бумаги и прочих расходных материалов, забрала постельные принадлежности, жаровни, самые простые платья и украшения (на всякий случай), простые хлопковые ткани, найденные в кладовой, швейные и вышивальные принадлежности, чудом оказавшиеся у предшественницы шахматы и пипу. Набралось прилично барахла, но, как говорила мама, запас карман не тянет.
Шеньки смотрели на меня во все глаза, но не возражали и паковали все, на что указывала. Наконец, процессия из двух десятков слуг и нас, нагруженных по самое не балуйся, двинулась на рассвете к новому месту жительства. Ожидаемо, никто нас не провожал. Мое желание исчезнуть совпало с их «не видеть». Пока-пока!
* * *
Закрыв ворота изнутри, я подняла голову к небу и рассмеялась! Я снова живу! Это невероятно!
Девчонки разбирали наше имущество, я знакомилась с новыми владениями. Мне понравилось! Тихо, спокойно, много места для огорода и выпаса птиц, пруд неглубокий, но купаться в нем можно, да и уткам есть, где разгуляться. Бамбуковая роща покорила зеленью, шумом листвы и возможностью использовать древесину для изгородей и поделок (появились у меня такие идеи).
А главное – ограда в самом конце загораживала выход в город! И там не было охраны, но были какие-то высокие раскидистые деревья! У меня есть план, в котором походы наружу просто обязательны! Сделаю лестницу, осмотрюсь, где лучше перелезать и – ура, свобода попугаям!
* * *
Втроем мы обживали Бамбуковый павильон почти неделю. Я работала наравне с Шеньками, чем, по-моему, заслужила их уважение. Готовили по очереди из того, что выделила бабка. Мяса не было, но яйца, рис, пшено и просо, масло кунжутное, немного сахара, соли, разные приправы и соусы нам выделили.
Мне было дико готовить на дровах и во встроенном воке, но ничего, освоилась. Не хватало хлеба, это я поняла быстро, пришлось смириться. Может, позже, в городе, найду муку, хоть блинов напеку.
Среди оставшейся по ограде травы нашла мяту, тархун, аптечную ромашку, зверобой и чабрец. Были еще какие-то пахучие травки, но собирать не рискнула: не такой уж я знаток китайской флоры, как ни крути. Описывала, да, но не пробовала. Шень Сяо оказалась более продвинутым пользователем: она обнаружила за домом хурму, османтус, у дальнего угла – персиковое дерево и куст мушмулы. Живем, господа!
* * *
Потекли дни свободы и труда. Главный дом не давал нам голодать, но и жировать не приходилось, однако ни я, ни Шеньки не видели повода для жалоб. Первое время девчонки чурались откровенного общения, но уже к зиме освоились, и у нас образовался девичий тройственный союз.
Мы вместе работали по дому, перекапывали понемногу участок под огород, я увлекла их цигуном, начала учить читать и писать. Мы вставали засветло и ложились сразу, как стемнеет. Пока я читала или писала, девчонки вышивали. Я тоже иногда бралась за иглу, и получалось вполне прилично, даже гордилась собой и вспоминала бабушку Чжан. До пипы руки не дошли, а вот штаны и тунику для тренировки я сшила.
Каждый месяц я получала от бабки несколько листов сутр или сказаний и возвращала в следующем три-четыре копии – как она велела. Видимо, моя каллиграфия ей нравилась, потому что через четыре месяца количество бумаги и продуктов увеличилось, нам даже стали приносить остатки еды для поросят. Я как-то размахнулась с ними: траву скосили, и кормить скотину было затруднительно. Уж не знаю, кто там решил нам помочь, но свинок пока удавалось поддерживать.
Я сделала лестницу из бамбуковых стволов и оглядела пространство за оградой: там обнаружился переулок, с двух сторон ограниченный высокими стенами – с моей и с противоположной. Однажды просидела наверху целый день – увидела только золотаря, собиравшего отходы жизнедеятельности двух особняков, и служанку, выбегавшую на пару часов в город. Надо составить расписание приходов золотаря и спланировать экскурсию в местный вариант Сучжоу. Очень любопытно!
Глава 9
Первую осень и зиму мы с девчонками пережили с трудом. Должна признать, что я, несмотря на возраст и опыт, оказалась самонадеянной вертихвосткой. Не зная броду, полезла в воду! Если бы не продуктовые вливания главного дома и их уголь и дрова, нам пришлось бы гораздо сложнее. Пока в саду имелась трава, птицы перебивались, а вот зимой их пришлось забить, как и поросят. Правда, последних я подарила особняковой кухне к новому году – сами убить хрюшек мы не смогли.
Тогда же мы впервые поели мяса! Повторю – мы не голодали, но ни мяса, ни рыбы нам не выделяли. Хорошо, фрукты выросли, полакомились немного. В остальном – рис да пшено и наоборот. Изредка – соленья, которые мне было трудно воспринимать.
Я, даже живя в Нанкине, питалась в основном европейской едой, поэтому перейти полностью на местную псевдо-китайскую мне было крайне тяжело. Не хватало картошки, квашеной капусты, помидоров, а главное – хлеба. Обычного черного хлеба, он мне даже снился! Уж про сало с чесноком, стейк или бифштекс вообще молчу. Но приходилось есть, что дают, и не выступать.
Зато с Шеньками мы нашли общий язык, даже подружились: ну, если так можно назвать наше общение «госпожа – доверенные слуги». Обе служанки были миленькими аккуратненькими юницами, чем-то похожими внешне: примерно моего роста, маленькие лица, яркие глаза и губы, кожа на щечках чистая, обе носили одинаковые прически – «двойные бублики» и форменные кофточки-юбочки.
Характер же разнился, как выяснилось: Шень Мяо была смелая, говорливая, практичная и хваткая, а Шень Сяо – этакая квочка-рукодельница, домашняя девочка, повариха, но тоже порой «зрила в корень», хоть и высказывалась реже подруги. Их тандем был крепкий, несмотря на различия, но верховодила, определенно, Мяо.
Девчонки, много позже переселения, рассказали, почему решились разделить со мной добровольную изоляцию. Оказалось, что на них положил глаз управляющий, искавший жен иили наложниц для своих сыновей, что абсолютно не устраивало девушек.
Мужик сам-то был неплохой, а вот парней вырастил развязными и жестокими. Их боялись и избегали, от жалоб господам и увольнения из особняка наглецов спасало положение отца и его деньги. Поэтому, не имея покровителей среди остальных привилегированных слуг и господ, девчонки были беззащитны перед похотью младших управленцев. Так что, даже моя предшественница для них была предпочтительнее постели братьев Куй (почти х… символично!).
Теперь, узнав меня получше, они вообще считали себя счастливицами и готовы были холодовать и голодовать вместе со мной. Было лестно, хотя я не обольщалась. Опыт женской дружбы у меня был неприятный, так что про дистанцию и тайны я не забывала. Но, тем не менее, несколько месяцев преодоления трудностей нас сблизили до приемлемого для душевного комфорта уровня.
Особо лично мне нравились наши посиделки: девчонки шили или вышивали, а я читала вслух захваченные книги или рассказывала им истории из своей жизни, выдавая их за фантазии. Шеньки слушали внимательно, задавали много вопросов и однажды предложили записать мои повествования для продажи.
У меня такая мысль была, но я не решалась об этом говорить, дабы не спалиться. Теперь, получив подтверждение догадок относительно уровня развития местной литературы, растормошила своих наперсниц на предмет «что и как». Оказалось, что недалеко от особняка есть торговая улица, где расположены несколько книжных магазинов и даже (!) типография.
В Сучжоу этого мира, политической и культурной столице империи, действует несколько учебных заведений, главным из которых считается старейшая Академия Танлинь – кузница чиновничьих кадров, где учатся самые выдающиеся таланты империи, имеется самая богатая библиотека, а преподаватели сего храма науки известны во всем цивилизованном мире (ха! два раза).
Так вот, эта самая академия как раз недалеко от торговой улицы, и местная студенческая элита предпочитает там покупать учебные и писчие принадлежности, а также проводить свободное время в беседах и дискуссиях на возвышенные темы в ресторане «Небожителей».
К чему все эти подробности? Да к тому, что первыми читателями и ценителями новинок традиционно становятся студенты и преподаватели Академии Танлинь: они покупают рукописи, читают и выносят вердикт. Если новинка набирает более ста голосов, ее передают в типографию и печатают уже большим тиражом. Тираж зависит от обсуждения в «Небожителях»: вызвала книга бурные споры – тираж высокий, нет – меньший. Сложно, но разумнее, чем просто риск владельца.
– Госпожа, думаю, Ваши истории понравятся студентам. Я никогда ничего подобного не слышала! На площади у ресторана «Белый лотос» на берегу Тайху каждый день выступают сказители, я несколько раз слушала их рассказы. Так вот, Ваши – лучше! – с жаром убеждала меня Шень Мяо, а Сяо кивала. – На этом и заработать можно! Думаю, даже больше, чем на вышивании.
Да, всю зиму мы готовили вышивку на продажу. Шеньки были готовы рискнуть и перелезть через стену, чтобы реализовать товар в городе: кое-кого среди торговцев они знали, по поручениям госпожи ходили. Мне тоже хотелось, но девчонки категорически не советовали. Шень Мяо сказала:
– Надо, чтобы про Вас забыли! Я пошепталась с момо Го в последний раз, так вот: пока еще слухи нет-нет да возобновляются, особенно, в ожидании свадьбы первой барышни. Многие интересуются Вашей судьбой, и слугам запрещено выходить лишний раз из дома под страхом наказания. Главный дом продал Ваших прежних слуг, заменили и часть других, старательно замалчивают любые сведения о Вас. Думаю, к лету вообще перестанут говорить и спрашивать. Вот тогда и попробуем выйти вместе. А пока запишите, что сможете. Во время свадебных торжеств я перелезу через стену и продам вышивку и рукопись, куплю вкусностей и мы отпразднуем… Да все отпразднуем!
Мы рассмеялись, и я отдалась сочинительству с оттенком плагиата. Шеньки были первыми слушателями и ценителями, даже подкидывали повороты сюжета и характеристики персонажей. Ну прям творческий триумвират!
Как и планировала Мяо, первые два романа в стиле «плаща и шпаги» и «любовь неземная» и несколько десятков саше, кисетов и платков были готовы ко дню великой свадьбы.
Я не удержалась и выпендрилась: десять платков оформила в технике «ришелье» – всегда она мне нравилась, да времени не было! А у бабы Люси все полочки в гардеробе закрывали такие подзоры. Я в детстве их рассматривала, гладила и любовалась.
С шелком не справилась, а вот хлопок поддался моим ручкам-крю́чкам. Шеньки подивились новинке, и я вдруг вспомнила уроки труда. Наша учительница, пожилая фронтовичка, всегда носила с собой носовые платки, обвязанные крючком нитками № 10, как она сама говорила. Интересно, а здесь такое рукоделие водится? Пришлось нарисовать крючок, объяснить требования к изделию и озадачить Мяо – найти умельца на такое дельце.
