Текст книги "Любовь хранит нас (СИ)"
Автор книги: Леля Иголкина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц)
– Какая разница? – возвращается к своему кофейному занятию. – Не все ли равно? Да и зачем тебе это знать? Все неважно. Теперь-то я здесь, а завтра вечером мы с тобой вернемся в город, а потом через семь дней…
– Об этом не мечтай, – быстро перебиваю ее слишком монотонную речь, отталкиваюсь от дверной коробки и переношу вес своего тела на одно плечо, уткнувшееся в проем. – Продлим наше знакомство однозначно. Говорю сейчас не для обсуждения. Ставлю перед фактом, изумруд. Информирую тебя, довожу до сведения все стороны намечающегося бурного «конфликта».
– Ты обещал! – бурчит под нос, но очень четко – мне хорошо отсюда слышно. – Обещал ведь!
– И что? – с усмешкой спрашиваю. – Обещал – не выполнил. И что? Мне недостаточно тех семи дней, которые ты из календарного года черной, наверное, ручкой еще не вычеркнула. Мне их не хватает и не хватит – точно знаю, поэтому заранее говорю, что хочу продлить и закрепить наше знакомство, встречи, дружбу…
– То есть? – упирается двумя руками в столешницу и поднимает плечи к аккуратненьким ушам, но лицом не поворачивается ко мне. – Ты обманул? Обманул?
– То и значит. Нет! – подхожу ближе и становлюсь строго за ее спиной, смотрю в женский темный затылок. – Хотя да, наверное, обманул. Что тут такого? Невинная же ложь – я ведь не деньги у тебя выманил или заставил купить ненужную в хозяйстве вещь, или… Да твою мать! Что я бред какой-то несу? Я хочу продолжения, – отшвыриваю рубашку на стул, она следит за полетом тряпки, а сам двумя руками обнимаю ее за талию и притягиваю к себе. – Слышишь, одалиска? Очень хочу продолжения. Очень-очень. Давай по-настоящему встречаться? Ты и я, как женщина с мужчиной. Регулярно и постоянно. Я свободен, не состою в отношениях, так что тут точно без обмана – говорю, как есть.
– «Не изменяешь женщинам, с которыми встречаешься», – шепчет обреченно.
– Молодчина, изумруд! У тебя отличная память…
– Еще семь дней, Алексей. И все! Ты меня слышишь? – вполоборота степенно со мной разговаривает, как маленькому ребенку пытается уложить хрень в башку.
А я как будто совсем не слушаю ее:
– А ты? У тебя есть мужчина? Муж? Любовник? Жених или парень? Хотя… Оставим только «муж»? Ты замужем, Оля? Замужем? Только это ответь и все – мне достаточно, а остальное вообще не важно. А?
– Алексей, – с нытьем каким-то тянет. – Прошу…
– Тшш. Погоди-погоди. Пока не отвечай! Я еще не все условия оговорил, – опять лезу наглыми ладонями ей на грудь – у меня, видимо, зацикленность на этой части тела именно у этой женщины. – Хочешь справку от венеролога о состоянии здоровья? Оль? Это нужно?
– Перестань. Какая пошлость, – пытается сбросить мои грабли.
Ну-ну!
– Все нормально. Прекрасно тебя понимаю. Но с этим не будет проблем – я чист, а за подтверждением дела не станет. Вернемся в город, я ее добуду и тебе в клювике принесу…
– Нет! Прекрати, – подключает плечи, пытается выкрутиться, дергается и шипит. – Господи! Да что это такое?
– Ты даже не подумала, – грудь сжимаю и не отпуская, одновременно с этим вожу губами вдоль тонкой шейки, не прикасаясь к ее коже, сильно дую и шепчу. – Подумай, я прошу. Ты…
– Я подумала, мой ответ «нет».
– Почему? – носом в ушную раковину окунаюсь. – Почему? Почему?
Господи! Сука! Везде этот миндаль, розмарин, лаванда, словно в лавке у травника… Что это за хрень на ней?
– Не обязана давать объяснения никому, а тем более тебе. Нет, значит, нет, – вцепляется руками в тыльную часть моих ладоней и скребет по коже ногтями. – Отпусти меня!
– Что с кофе, одалиска? – ощущаю наступающую женскую ярость, но терплю, отчаянно стараюсь, сцепив до стачивания эмали зубы.
– Я сказала, отпусти меня! – заметно повышает голос.
Громко выдыхаю и освобождаю ее, поднимая в жалком сдающемся жесте обе руки. Отхожу назад, делая широкие шаги.
– Оль, я отпустил и определил безопасную дистанцию. Успокойся, пожалуйста. Все! Все… Все…
Слышу, как сопит, затем вздыхает, с деловым видом выключает конфорку, затем берет чашки и разливает кофе.
– Это твой, – поворачивается и протягивает мне чашку.
– Спасибо, – неосторожно беру чашку, специально прихватывая женские пальцы, задерживаю наши руки в таком положении и киваю на откинутую в сторону рубашку. – А это тебе мое тепло.
– Через семь дней мы разойдемся, Алексей. На этом все. Не нужно нам обоим что-то большее, иное. Услышь меня, пожалуйста. Ничего не выйдет. Я не смогу.
Это мы еще посмотрим, одалиска! За эти семь несчастных дней пробью по всем своим фронтам, всю подноготную твою вскрою, если сама, конечно, не расколешься. В твоих интересах нанести мне информационный превентивный удар.
– Сойдет? – отпивает свою порцию, а на меня встревоженным взглядом смотрит.
Пробую:
– Хорошо. Такой, как я люблю. Спасибо. Идем, – киваю ей на выход.
– Угу.
Надевает рубашку, подкатывает рукава, сосредоточенно застегивает каждую пуговицу, поправляет воротник и вскидывает на меня глаза:
– Что?
– Ничего. Тебе определенно идет эта безразмерная на женском теле штука. Встречались бы чаще – возможности росли бы в маминой прогрессии.
– Маминой? Наверное, арифметической?
– Пофиг, одалиска. Они бы тупо росли – это главное. У меня рубашек очень много, их однозначно больше, чем штанов. Идем подышим свежим деревенским воздухом. Я тебе там обрисую план на наш не менее насыщенный сегодняшний денек…
Все как обычно! Завтрак у Суворовых – беременная Настя не на шутку расстаралась, на целую свадьбу наготовила, такой банкет с утра, как правило, – отсутствие последующей дневной работы, но кобылы ржут, а я упорно молотком стучу. Ольга традиционно на заборе изучает каждое мое движение и следит за эмоциональным состоянием этого «скотного двора». Таинственно улыбается, как будто бы о чем-то грезит, куда-то улетает, потом вдруг хмурится и смотрит на меня из-под бровей. Считанные минуты, а гамма чувств, сука, да полнее просто не бывает. Потом, устав от монотонности моей работы, вдвоем гуляют с Настей под руку вокруг загонов, шушукаются, очень громко смеются, а Николай с открытым ртом рассматривает свою неповоротливую жену:
– Здорово, что ты ее привез! – вдруг выдает мне в ухо. – Ольгу! Круто! Молодцы!
– Ты не мог бы не орать, Колян. Я не глухой, но вот теперь стопудово приобрел легкую тугоухость, причем, по-моему, на оба уха.
– Извини, не рассчитал. Интересная девчонка, эта твоя «одалиска». Что означает слово?
Разбежался! Так я тебе и сказал:
– Это личное, Суворов. Наш тайный шифр. Типа, «котеночек» – «да, моя пухленькая зайка», или «озабоченный дегенерат» – «моя крохотная извращенка». Я – жесткий, иногда жестокий властный «господин», а она – бесправная сексуальная рабыня-«одалиска». Ну там еще кое-что заложено в ее персональные функции, заточенные исключительно под хозяина – такова ее прошивка, но об этом не могу с тобой говорить. Контракт!
– Как познакомились? – похоже, Колю не смущает функционал Климовой и мое личное в том участие. – Где встретились?
Хмыкаю и сочиняю фантастическую историю:
– С шеста снял, – не моргнув глазом, говорю.
– Чего-чего?
– Танцевала в ночном клубе сексуальная полуголая девица. Я подошел – был мой день рождения, естественно, выпил и осмелел, сразу же спросил красотку про индивидуальный отдых – нет проблем, очень быстро согласилась, кивала головой, как китайский улыбающийся болванчик, а я слюнявил красные купюры. А что⁈ Она призывно скалилась и трогала пальцами с вот такими ногтями свою какой-то блестящей хренью намазанную грудь. Потом быстро сориентировалась по обстановке – бабы, бабы, бабы, тут же назвала свою цену, поправила постоянно сползающее трико и перекрывающие кровоснабжение кожаные ремешки на босоножках с охуительно-высоким каблуком, – рукой показываю приблизительный рост Ольги на этих ходулях – на десять сантиметров выше меня. – Как зовут тебя, прекрасная и страстная незнакомка? Имя, сестричка, имя! Она назвалась Эсмеральдой – я посмеялся, но поверил, зашел ее обман ко мне – не стал портить зарождающуюся ролевую игру, а потом все закрутилось и так, и этак, пару раз в моей малышке друг друга отодрали, и через шесть безумных дней я вот привез ее к тебе. На природе дышится легче и потом всегда мечтал побыть с женщиной на муравейнике, когда все эти гады ползут туда, куда не надо, а она извивается на кишащей горке и визжит. Короче, брат, думаю, что после обеда мы пойдем с ней в вашу импровизированную тайгу и там…
– Ты – придурок, что ли? – похоже, Николай на полном серьезе о моем умственном развитии спрашивает. – Она – стриптизерша в ночном клубе или дешевая проститутка?
– Такого я, Колян, не говорил.
– Блядь, Смирняга! Иди ты, знаешь, куда.
– Я ничего о ней не знаю, Коля, – перехожу в режим «Смирнов-серьезный вид». – Ничего! Глухо. Кроме имени и фамилии, конечно. Она – дочь хорошего друга моего отца, как оказалось, училась у моей мамы в институте, потом куда-то испарилась, и вот заново нашлась. Я, – сглатываю и тянусь за белоснежным полотенцем, – действительно встретил ее в ночном клубе. Она танцевала какой-то восточный танец. Вообще не обратил на нее внимание, а потом… Коль, хрен теперь поймет, но она меня очень заинтересовала. Она…
– Мужчины! Эй, Коля, Леша! – Настя орет во всю свою беременную глотку. – Есть заманчивое предложение…
– О, твою мать! – Колька шепчет. – Это, бля, вообще не к добру. Она такое сейчас просит, что я теряюсь. А в интиме… Ты знаешь, Лешенька, есть подозрение, что мы вчетвером сегодня отправимся в эту тайгу и там, разбредясь по сторонам, устроим гон-интим, как в брачный период у оленей…
Он ржет, а мне вот не до смеха.
– Заткнись, Суворов. Интим! Беременная в «тайге» с одноруким «насильником и извращугой». Все! Этот стойкий воин, – легонько бью себя в грудь, – может блевануть от таких супружеских подробностей.
– У нее гормоны, как у крольчихи…
– Заткнись, кому сказал, однорукий бандит, – рявкаю на друга и строю сверхсерьезную морду.
– Все-все. Молчу.
– Мальчики…
Чудесненько! Я – мальчик под два метра ростом, с жаждой плотских утех и коварным планом по завоеванию одной строптивой дикой козочки. Такой себе… Пацанчик со взведенным курком!
– … идемте в лес! – Настя озвучивает то, что я только вот транслировал ее горе-мужу. – Все вместе. Подышим воздухом, посидим у костра. Обед на природе, что скажете? А? Коленька?
– Я – за, – хоть и не «Коленька», но тоже имею право голоса, тем более что у Климовой очень заинтересованно сверкают глаза.
Завелась, чертовка! Секса, видимо, просит? Твою мать, что я порю? Остынь, Смирняга, перестань. С утра вы с ней очень плодотворно помолчали после того, как на кухне за утренней чашкой кофе выяснили, что «я какого-то настоящего продолжения хочу».
– Оль? Что скажешь? Заманчиво, а? – подхожу как будто только к ней и неуверенно беру за руку. – Прогуляемся на свежем воздухе?
– Я не возражаю, Леша. Если ты закончил, то хотелось бы…
Я шумно усмехаюсь – шиплю и со свистом весь окружающий воздух носом забираю:
– Так! Колян! Готовь провиант. Настя, а ты как? С таким-то грузом!
– Не переживайте. Машиной доберемся до кромки, а там чуть-чуть пройдем.
Через два часа выдвигаемся в лесок. Я подхихикиваю и тяну Олю за руку к своей машине:
– Не боишься в лес идти со мной? Я там стану неконтролируемым – возможно, ничего пока не обещаю, – настоящим диким зверем. Гиббоном, длинноруким орангутангом, – рычу и демонстрирую ей свой грозный вид. – Повалю тебя на землю, схвачу за волосы и затяну в какую-нибудь берлогу, медведя матом выгоню – пусть снаружи покараулит, и, – взмахиваю рукой, словно даю на благое дело властную отмашку, – сполна отыграюсь на тебе за оставшиеся семь дней. У?
– Нет.
И все? Ни объяснений, ни подколов, типа, я со снежным человеком в интимных отношениях была, а со Смирновым и подавно сдюжу.
– Оль…
– Перестань. Это не смешно.
Заткнуться, что ли? Замолчать до тех пор, пока сама о разговоре не попросит?
Периодически проверяю свой телефон – жду звонка или сообщения от Макса насчет моего возможного крестного отцовства Сашки. Пока Надежда не дает добро – то им холодно, то вдруг жарко, то крысеныш слишком маленькая, то кукла не в настроении, то у шефа очередной приход. Малышке три с небольшим, скоро будет уже четыре месяца – рановато, но у меня это крестное отцовство сильно подгорает:
«Хочу, хочу, хочу!».
– Ты ждешь звонка? – замечает мое нетерпение и кивает на телефон.
– Мне кое-кого обещали, одалиска. Гарантировали, а теперь вот благополучно сливаются.
– Кое-кого? Рабовладельческий строй какой-то, – дергает ручку и не может открыть дверь, то ли силы не хватает, то ли какой-то хитрый человек специально плотнее замкнул – история умалчивает об этом факте.
– Помочь?
– Если тебе нетрудно.
– Легко, без проблем.
Немного подтягиваю вверх, а затем открываю и быстренько хватаю Климову за талию. С двумя важными целями – обнять и приподнять.
– Спасибо, – усаживается и расправляется в салоне, осторожно отталкивает мои руки. – Мне уже удобно и помощь не нужна.
Ухмыляюсь и иду на свое место. Как скажешь, строптивая девчонка? Но вот так, изумруд души моей, я тебя и приручу! Будешь-будешь из моих ладоней есть и пить.
– Алеша?
– Угу…
– Не придумывай себе ничего, ладно?
Это еще к чему? Ляпнула и на хрен все мечты похоронила. Ей-богу, бабам нужно подрезать язык.
– Оль, у меня с фантазией вообще беда. Ни в школе, ни в институте, да и во взрослой жизни ничего толкового соорудить не могу. Сочинения – стабильно два-два. В голову никакая муть никогда не приходила – любви в современной прозе-лирике не находил, отец смеялся, а мать ремня давала. Серега выкручивался за себя и за меня, как за того парня. Ну не лезет в этот чугун никакая чушь и, уверяю тебя, в ближайшем будущем и не предвидится в том направлении никаких подвижек, мозг мягче и пластичнее с возрастом и накопленным опытом, увы, не стал, – нажимаю кнопку запуска двигателя, поворачиваюсь к ней и, широко улыбнувшись, чуть ли не кричу. – Поехали за приключениями, одалиска!
Они нас точно в том диком месте ждут.
Я люблю этот лес, деревню, Суворовскую базу, за возможность просто побыть в одиночестве. В тотальном, абсолютном, без пресных рож опостылевшей людской толпы. Всегда после выполненных обязательных работ уезжал в придуманную чащу, так небольшие лиственные заросли и немного хвои – Малышка знает все потайные места «Смирнова А. М.». Она – надежная и молчаливая подруга, в курсе всех моих «неблаговидных» дел, но ни ржания, ни гу-гу, ни звука. Там я спешиваюсь, усаживаюсь на слишком частые пни, поваленные деревья, или лежу на душистой хвойной подстилке, уставившись в небесный потолок; иногда ору – куда без этого, но все чаще молча растираю руками брови, сжимаю переносицу, массирую виски или щипаю щеки – так себя от приобретенного дерьма в безумном мире избавляю. А сегодня в этом месте вместе с ней! Впервые! Понравится ли ей? Очень странно, но я не хочу быть один – сейчас мне это совершенно не нужно. С ней, с Ольгой, просто помолчать, как ощутимо прикоснуться к чему-то божественному. Какая-то бесовщина и странные дела!
– Не отходи от меня далеко, пожалуйста, – мы следуем параллельно друг другу, на расстоянии где-то метра три, не больше. – Слышишь? Оля! – кричу, а она в ответ мне молча кивает, вижу только, как губы растягиваются в буквах:
– Угу.
Прогну девчонку! Заставлю! Она мне интересна. Хочет дружбу, значит, будем крепко дружить. Это я умею! Перекрещу девчонку, дам ей мужское имя «Олег» и буду считать, что с парнем хорошо общаюсь. Твою мать! Откуда эта живая на мою голову беда вообще пришла? Долбаное первое апреля, тот чертов клуб, ее танцульки, несостоявшийся приват, больной отец и на финал моя упрашивающая мать.
– Алеша, – по-моему, пугливо, с ужасом мое имя шепчет, – Алешенька… Я… Иди сюда, пожалуйста. Скорее-скорее.
Твою мать! Быстро двигаю ногами к ней, а она показывает знак рукой, мол, тише по иголкам наступай. Тут нет медведей, и кабанов ни разу не встречал, зато есть тонконогие косули. Зимой сбиваются в небольшие стайки и выходят к Суворовым на индивидуальный продуктовый прикорм.
– Смотри! Там, – указывает рукой. – Вон она…
Красивое и грациозное животное замерло и, по-моему, смотрит на нас, но вроде бы не видит или искусно маскирует безразличие. Жует жвачку, дергает ушами и размахивает малюсеньким хвостом.
– Их там двое, – Ольга шепчет и подходит еще ближе ко мне, укладывает обе тонкие кисти мне на грудь и разговаривает как будто с моей шеей. Чувствую ее дыхание, но боюсь спугнуть, поэтому смотрю туда, куда она рукой показывает.
– Видишь-видишь? Леш, ну отомри, пожалуйста. Это мама с косуленком?
Вряд ли? Скорее это… Он и она! Пара! Странно. Рано для животного интима, а может просто природный сбой или у этих тварей чувство неземное. Тот, что покрупнее, обнюхивает самочку – она маленькая, с тонкими и сухонькими ножками, с тем самым серебряным копытцем, с умными сливовыми глазами и изящной шеей, а он, нахал, усердно носом лезет ей под хвост. Она поворачивается, подскакивает, пытается его боднуть растопыренными ушами и прихватить зубами шкурку, он крутится и не дается, настаивает на близости. Самец уверен, что добьется своего!
– Оль…
– Угу, – она заинтересовано разглядывает пару и укладывается щекой мне на грудь.
– Косули – это те же олени. Род один, понимаешь? – разглядываю ее затылок.
– Я не знала, – еще тише шепчет и перебирает пальцами мою ветровку. – Теперь… Господи, Алеша, ну, посмотри. Тебе разве не интересно?
– Детеныш косули – олененок, иногда – теленок. Когда они сбиваются в стаю, то говорят – косулята. Одалиска? – губами женские волосы жую. – Ты сейчас продавишь меня.
Дожился, Смирняга! Наблюдаешь за животным трахом, и тут же пересказываешь ей журнал «Натуралист», зачитанный до дыр в счастливом замусоленном добром и лаской детстве.
Климова тихонько в кулачок смеется и елозит гладким лбом по моей груди:
– Откуда ты все знаешь? Врешь ведь и не краснеешь? Брехло! Трепло и фантазер!
– С отцом и дядей Сережей на охоту ходили…
– Да ладно? – на мгновение поднимает голову и взором бегает по моему лицу. – Хотя, вообще-то да, можно допустить на одно мгновение… Понятно, – приоткрыв рот, приподнимается на цыпочках и направляет взгляд на парочку, которая, по всей видимости, с минуты на минуту начнет творить все то, что я хотел бы с ней произвести.
– Оля…
– Подожди, пожалуйста, – крутит голову, как будто бы смеется.
– Это… Сейчас… Не смотри! – шиплю.
Самец вскакивает на самку и обнимает ее передними лапами, пристраивается сзади, а «дама» степенно ждет, смешно вытягивая и без того слишком длинную шею. А Климова по-пуритански зажимает обеими руками рот и поворачивается ко мне с очень возмущенным видом:
«Ты видел? Видел? Да как же ты посмел допустить постыдное деяние?».
Мне кажется, что я сейчас из-за этого озабоченного и очевидно бешеного гада с не пойми каких херов солидно отхвачу. Широко открытыми глазами смотрит на меня – взглядом полосует, типа, сделай что-нибудь? А я могу только вслух с внутриутробным звуком пробурчать, чтобы хоть как-то оправдать копытного «героя»:
– Вот же идиот! У всех на виду. Бесстыдник! Похабная тварюка. Ну, я его…
– Мы… – удар в плечо и женское смешное недовольство.
– За что, одалиска? Иди-ка сюда, – обнимаю ее и придавливаю спиной к первому попавшемуся дереву. – Блядь! Извини! Тебе не больно? – она хорошо прикладывается своим затылком об ствол, быстро переворачиваю нас, меняемся взаимным расположением, теперь я опираюсь всем телом на выбранную сосну. – Не смотри туда. Не будем им мешать. Тшш, тшш, не спугни мальчишку. Пусть постарается, а месяцев через десять тут будет бегать его сынок…
Там довольно громкая возня! Да, блядь! Самец сопит, а самка ревет. Он что, сто лет не видел «бабу»? Да и май месяц на носу, чего он, белены объелся? Ну точно, идиот!
– Это…
– Ну…
– Господи, мы что, за ними тут подсматриваем-подслушиваем. Мерзость-то какая! – шепчет и утыкается лицом в мою куртку, руками натягивает полы и с приказом мне рычит. – Смирнов, застегни! Слышишь, кому говорю? Застегни ее скорее. Не хочу смотреть и слышать…
– Это недолго! – кривлю морду и пытаюсь молнию соединить. – Раз-раз….
– На охоте папа говорил? Природу вместе изучали?
– Заканчивай херню пороть. Я сразу пытался сказать, хотел тебя отвлечь, но ты тут про их детенышей мечтательно заворачивала. Умилялась живой природой, лесной красотой. Разглядывала уши, копыта, считала на заднице у дамы пятна. Он тоже время даром не терял. Вот мужик сейчас ей основательно подгонит косулёнка. Усердный парень, но не долгий, – а про себя добавляю, – где-то «минут на пять».
– Смирнов, перестань похабничать. Мерзко и неприятно. Ты вроде бы романтик, так по крайней мере, твоя Настя говорит, а как до дела…
– Ты не знаешь, какой я, когда доходит до того самого дела, вот и закрой рот, иначе, – по-моему, я ей сексом угрожаю, – иначе…
– Что? Возьмешь, как этот бедную косулю.
– Блядь, Оль, перестань. Ненавидишь мужиков или какого-то одного, конкретного, героя. Как звали сволочь? Попробую угадать. Сережа? Нет, мимо. Брат и дядька не производили впечатление отъявленных подлецов. Максим… Как я мог так неуважительно подумать! Нет-нет! Образец верности, долга и какой-то там чести. Гриша? Гриша может, но, увы, опять не он. А если Дима, например… Что скажешь, одалиска? У Морозова брательник Димитриус, но думаю, что не он…
– Заткнись… – шипит змеей.








