Текст книги "Любовь хранит нас (СИ)"

Автор книги: Леля Иголкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 32 страниц)

Эпилог
Даша и…

Судорожно сжимаю кожаные ручки своей сумки и молчаливо с нетерпением ожидаю вердикта врача. Все! Нормально! Отлично! По-другому просто быть не может! Не может…

– Волнуетесь? – светило по женской части что-то неторопливо пишет и разговаривает со мной, не отрывая взгляд от амбулаторной карточки.

– Юрий Григорьевич, не томите, пожалуйста, – похныкиваю и поскуливаю, опустив в пол глаза. – Я очень переживаю. Вы даже не представляете, насколько сильно. Это как…

– Ну, значит, не стоит дальше продолжать! Оленька, все хорошо. Как всегда! Вы – моя самая послушная пациентка. И за это получаете… Конфетку! Но сегодня…

– Господи! – перебиваю доктора и резко задираю голову, блаженно прикрываю глаза и бред какой-то лепечу. – Хорошо-то как! Хорошо, хорошо! Хорошо же? А? Юрий Григорьевич, ну, подтвердите? Я Вас очень прошу.

– … но сегодня, мамочка Смирнова, надо бы ультразвуковое обследование провести. И…

– Еще одно? – бухчу и выпучиваю на врача глаза.

Замученный мною гинеколог прищуривается и смотрит исподлобья:

– Устали? Были планы? Тут теперь одно занятие намечается.

– Нет-нет, это очень хорошо. Готовы заниматься – без проблем! – быстро исправляюсь. – Просто… Да-да. Говорите, пожалуйста, мы все сегодня сделаем.

– Посмотрим, что там да как! Померяем, поищем, послушаем, что нам маленькая жизнь ответит. Может у малютки есть вопросы или ребенок, наконец-таки, соизволит показать свою половую принадлежность. Там какой-то скромник, Оленька. Крутится-вертится, замирает и постоянно отворачивается. Скромняга!

Скромняга? Он ведь сказал скромняга? Смирняга – мальчик-симпатяга, а теперь ребенок – малыш-скромняга!

– Сюрприз готовит. Такое ведь тоже может быть? – волнуюсь.

– Возможно, возможно. Дети, сами по себе, непредсказуемые пациенты. У них свой график, а тем более в животике у мамы. Спокойно, тепло, под надежной защитой – твори, что в голову придет.

А с таким отцом в голову кому-то может прийти совсем шальная мысль! Кстати, об отце.

– А с мужем можно?

– Куда? – доктор вздрагивает и как-то дико начинает осматриваться. – Сюда? Ко мне? На осмотр? Боже упаси.

– На УЗИ? – изумляюсь. – Вы же сказали…

– А он что, здесь?

– Сегодня – да! – с гордостью выпаливаю. – Он там в коридоре ждет. Я не стала…

– Правильно! Терпеть не могу, когда тут мальчики ценные указания нам отвешивают или когда неуместное хихиканье разводят, или…

– Алексей не такой, – даже надуваю губы. – Он серьезный…

– Это пока в кабинет к гинекологу не попадают, а потом тут на них обстановка как-то неадекватно действует, вот они и начинают в юношеский пубертат опять впадать. Но на УЗИ можно, если сонолог разрешит. Хотя думаю, что там к таким праздным зрителям уже давно привыкли.

Смирнов решился, значит, сегодня и попробуем. Алексей, как оказалось, не переносит врачей и все, что связано с больницами, родильными домами и женскими консультациями, в частности. Вернее, не в том смысле, что мой муж боль плохо терпит, чего-то страшится и испытывает аллергическую реакцию, а в том, что очень нетерпелив. Он с таким воодушевлением по факту пролистывает мою карточку дома, а как по-настоящему, воочию, так:

«Оль, это как-то… Я – здоровый, а там эти беременные женщины, ты же знаешь, я боюсь, что напугаю, что как-то не так повернусь, дернусь, оступлюсь, наступлю на ногу, в конце концов».

Смирнов, Смирнов!

«Ну я же тоже беременная женщина! Обижаешь, Лешка! – К тебе, душа моя, я уже привык!».

– Четырнадцать полноценных недель – второй триместр, Оленька…

– Я как-то не очень поправилась, – тут же перебиваю и укладываю свои ладони на не очень кругленький живот. – Это ведь нормально?

– Олечка, ну вы же знаете свою конституцию, знаете, что да как. Зачем опять накручиваете? У Вас по анализам все замечательно, по осмотру тоже нет никаких проблем. Первый скрининг делали, – он пролистывает мою карточку, – на одиннадцатой неделе?

Я быстро-быстро киваю и подтверждаю:

– Да-да. Сразу пришли, как положено.

– Там все замечательно, никаких проблем. Помним про возможные сюрпризы…

Да, действительно! Что со мной, в самом деле? Надо успокоиться и просто глубоко и медленно дышать.

– Ну, – Юрий Григорьевич откладывает ручку в сторону, закрывает мою карточку и откидывается всем телом на свое огромное кресло, начинает даже из стороны в сторону крутиться, – с мужем-то познакомите? Хотелось бы…

Это еще зачем? Муж – Алексей Смирнов, тридцать четыре полных года, сильный, уверенный, немного говорливый, но не балабол.

– Юрий Григорьевич, я не совсем понимаю, – начинаю запинаться и как-то странно то одним, то другим глазом моргать. – Мы…

– Чересчур настойчивый мужчина, словно обет по деторождению выполняет…

Так и есть! Все так и есть!

– А на УЗИ будет направление? – пытаюсь свернуть с обозначенной врачом темы. – Надо же очередь занять.

– Ясно! Скрываете! Ну, ладно-ладно. Роды партнерские планируете?

– Нет-нет.

– Однако! – он сильно удивлен. – Не верю, Оленька.

– Я категорически против, а Алеша меня в этом полностью поддерживает. Он просто ждет в комнате и контролирует процесс оттуда – ментальная поддержка. На иное я не согласна. Я не хочу, чтобы муж меня там отвлекал.

– Нежный, чувствительный и ранимый?

– Наоборот. Он настаивал на своем присутствии, но мама сказала, что пойдет вместо него. У нас такое эксклюзивное партнерство.

– Мама?

Ну… Это еще труднее объяснить! Тонечка… Антонина Николаевна… Смирнова, как и я. Мама! Наша! У нас с Алешкой одна мать на двоих – вот такая с родственной составляющей чехарда. Она, к счастью, не свекровь мне – ей это, видимо, не дано, генетически в код природой не заложено, как говорится, не ее амплуа – командовать невесткой совершенно не умеет, ценные советы, нравоучения или простая констатация «Это же мой сын!» – не ее «пальто», а вот побаловать, повеселить, а главное, поддержать в трудную минуту, сказать нужные слова и даже просто промолчать там, где это очень необходимо – это да! Поэтому…

– Это разрешено законом, тем более у нас уже есть договор с Вашей клиникой, юрист сказал, что не видит никаких проблем.

– Я знаю-знаю. Просто очень странное семейство беспокойных Смирновых, – он забрасывает руки за голову, скрещивает пальцы сзади на затылке и громко выдыхает вверх. – Фух! Мы это сделали, Ольга Сергеевна Климова!

– Я – Смирнова!

– Еще бы! Помню-помню. Ладно, кабинет номер…

– Двадцать три? – уточняю.

– Великолепная память, как для беременной.

– Шутка неуместна, Юрий Григорьевич. Ребенок никогда не вызывает размягчение мозговой оболочки. Знаете, сколько я медицинской литературы в этом направлении прочитала? Могу рассказать…

– Пора делом заняться. Двадцать третий кабинет, Оленька. Желаю удачи. Результат мне передадут.

– Спасибо.

Медленно привстаю и чуть ли не с поклоном, задом выхожу из кабинета, а попой там, снаружи, сразу утыкаюсь в знакомый пах.

– Леш, – произношу и медленно оборачиваюсь.

– Как дела? – он суетится взглядом по моему лицу, считывает настроение, ищет подводный камень или яркий лучик света. – Что он сказал?

– Что ты настойчивый и верный клятве! – улыбаюсь и закидываю руки Смирнову на шею. – А если серьезно, то надо сделать УЗИ и посмотреть на половые причиндалы этого бойца.

– Там мальчик? – муж хищно ухмыляется. – Пацанчик! Чувствую! Дух бунтарский – так нас напугал.

– А может…

– Нет! Там Смирнов! Я с Серым на деньги поспорил. Не могу проиграть.

– А Сережа сказал, что…

– Девчонка! Мол, у него видение было. Ну это же младшенький, там всюду какой-то подвох. Грибов наелся и увидел чудо.

– Когда он возвращается? – беру Алешку под локоть и тяну по коридору к нужному нам кабинету. – Слишком задержался.

– Да уж, мама точно его проклянет. Он у нас, как перекати-поле. Привет, друзья, я к вам приехал! Пока, друзья, пора и честь знать. Оль, давай о нем не будем. Родители смирились, мы тоже особо не горюем – он хочет быть там, значит…

Сергей оказался очень стойким малым. С момента нашей свадьбы прошло пять лет – младший брат мужа столько раз свою страну и посетил, пять за пять – и каждый раз эффектно. Он не хочет или не может, или чего-то действительно боится, но связь поддерживает – регулярно пишет, звонит и даже видео сообщения присылает, когда мой муж не спит. Лешка очень переживал за их содержимое, но там все, тьфу-тьфу, благопристойно – «вот я в клубе», «вот я с гитарой», «кролики, познакомьтесь, это Кейт», «в сотый блядский раз повторяю – я трезв, не курю, не нюхаю, не употребляю», «дорогая ХельСми, это исключительно тебе!». Да-да! У меня новое прозвище! ХельСми – Хельга Смирнова! Сказал, что имя Ольга там, в Манчестере, никто не выговаривает, а вот скандинавский аналог, как это ни странно, каждому понятен и заходит на «ура». Алешка подкатил глаза, но принял и с глубоким выдохом произнес:

«Что с юродивого взять, ХельСми! Ты ж не против? – Нет-нет! Даже прикольно!».

На том и порешили!

– Фиксируем положение. Вот он! – сонолог разворачивает к нам экран и улыбается.

Мы перестаем дышать, а Лешка даже моргать. По-моему, Смирнов сейчас застыл, как изваяние, и боится даже сделать малюсенький шаг.

– Леш?

Он молчит, как рыба, но с экрана взор не сводит.

– Лешка?

Нет! Все впустую – тишина.

– Смирнов!

– Я тебя слышу, Оля, но ты мне мешаешь. Я не пойму, – теперь он обращается к врачу, – а почему он… Погодите, это ведь он?

– Трудно сказать. Ребенок затаился и отвернулся. Прячется и не хочет показывать родителям свое достоинство.

– Нельзя ли его как-то растормошить и повернуть?

– Между прочим, он все слышит, уважаемый отец. Какие методы Вы предлагаете применить к очень неокрепшему ребенку весом, – щелкают кнопки – прибор пищит, а врач и мой Смирнов синхронно крутят головы, – всего лишь пятьдесят пять граммов. Нормальный, кстати, весьма солидный вес, как для четырнадцати недель.

– Замечательно. Душа моя, ты слышишь? Аж целых пятьдесят пять граммов. Господи! Богатырь! Но мы хотели бы узнать – мальчик или девочка.

– Принципиально? – врач прищуривается и, кажется, становится в стойку «вы обалдели, что ли».

– Нет-нет, – я вклиниваюсь в их разговор. – Все равно! Нам с мужем все равно.

– Я поспорил с младшим братом. Сказал, что там мальчишка, а он на девочку забился, поэтому…

У сонолога открывается рот и смешно выпучиваются глаза – я прыскаю со смеха, живот колышется, а датчик дергается. Ну что ж, картинка пропадает, а малыш, взмахнув ручками, куда-то шустренько уплывает и совсем с наших радаров исчезает.

– Лешка, – шепчу, а он наклоняется к моим губам своим ухом, – перестань, пожалуйста, пугать врача. Подумают еще, что мы тут тотализатор организовали.

– Да, нормально все, душа моя. Какой тотализатор? Просто интересно, кто этот пятидесятиграммовый бармалей.

– Заново. Тишина, – узист к нам обращается.

В этот раз спокойнее и увереннее – специалист двигается по уже пройденным следам и еще раз ловит в сети своего датчика моего маленького непоседу:

– Так! И снова здравствуйте, мои родители. Послушаем сердечко?

– А пол?

– Леш, успокойся, – хватаю его за руку.

– Я думаю, – врач приближает свое лицо к экрану, Смирнов все в точности повторяет за ней, а я, как привязанная к мужу, на локтях приподнимаюсь, – что это определенно папина дочка. Шустрая, подвижная, игривая малышка.

– Девочка? – улыбаюсь. – Дочечка?

– Определенно, – женщина тычет в нужное место, а Смирнов в это же время прикрывает двумя руками лицо. – Вы…

– Обалдеть! – шепчет и шипит. – Немыслимо.

– То есть? – она очень изумляется – да уж, наши отношения трудно посторонним объяснить. – Вы рассчитывали на мальчишку? Бывает, но тут, если можно так сказать, Ваша «вина». Последнее в кавычках, если что.

Я пытаюсь оправдать поведение любимого мужа:

– Вы не подумайте, он очень-очень рад. Леш?

– Угу. Просто зашибись как!

Не пойму, он там плачет, что ли? Господи! На какую сумму они там поспорили, что он так эмоционально реагирует?

– Да-да, я рад. Это великолепно! – красный, возбужденный с полосками от ногтей на лице, Смирнов к нам с некоторым воодушевлением в голосе наконец-то возвращается. – Великолепно! Девчонка… Маленькая… Дочка… Крошка… Солнышко мое!

Дальше все строго по медицинскому протоколу. Врач проверяет стойкий бодрый сердечный ритм, измеряет малышку, проверяет рефлексы – улыбка, слух, реакция на свет.

– Вам не кажется, что он, то есть она, немного, – Лешка мнется, вижу, как тщательно подбирает слова, – как бы это сказать… Ребенок словно не доедает, она очень худенькая, тоненькие ручки, ножки. Любимая, прости, но она – доходяга.

Лучше, видимо, слова не подобрал!

– Все в пределах нормы. Абсолютно никаких проблем – и подвижность, и размеры, и даже ее игривое настроение говорят о том, что для своего срока ребенок развивается нормально, ни в весе, ни в росте, ни в ЧСС не отстает. Это маленькая жизнь и она только-только развивается, а подкожный жирок малышка запросто наберет ближе к родам. У Вас всего лишь четырнадцать недель…

Так! Смирнов немного успокоился – стал улыбаться, чаще заглядывать в монитор, трогать мои пальцы и даже что-то как будто бухтеть под нос.

На улице, по пути к машине, я задаю вопрос:

– Что ты там напевал?

– Напевал? – делает крайне изумленное лицо и даже шею слегка вытягивает. – Когда? Я и петь-то не умею.

Я щипаю его за бок и еще раз спрашиваю:

– Лешка, ей-богу, перестань. Что пел?

– Да имя я подбирал. И-М-Я для малышки, – усмехается и притягивает меня к себе на бок. – Надо уже думать, одалиска. Это же важно.

– Я…

– Нет! Нет! Нет! Ты уже придумала, что ли? – Лешка осторожно меня приподнимает и оставшиеся пару метров просто, как дорожную сумку, несет.

– Это сейчас обязательно было делать, мой любимый муж?

Он опускает меня возле двери, не спешит ее открывать, а с прищуром внимательно рассматривает мое лицо, потом шею, грудь, талию…

– Смирнов, заканчивай меня пытать, – прячу взгляд и переступаю с ноги на ногу. – У меня все горит, пылает, и даже уши чешутся. Алешенька!

– Называй, – негромко приказывает. – Давай! Громко и в эфир! Пусть весь город слышит. Ну!

– Ксения, – глядя ему в глаза, произношу.

Он громко выдыхает, широко улыбается, затем несильно приседает и как-то смешно руками и пальцами двигает, словно желает меня пощекотать.

– Ты чего? – пугаясь, отступаю назад.

– Слава Богу, что не сколопендра, – дергает замок и распахивает дверь, затем подхватывает меня и усаживает на постоянное месторасположение. – Пристегивайся, малыш.

Пока я вожусь с ремнем безопасности, Лешка кому-то звонит. Наблюдаю за широчайшей улыбкой мужа и его активной жестикуляцией, а по завершении звонка мне в мессенджер приходит сообщение от Сережи:

«Леха до хренища бабосиков потерял, ХельСми! Он теперь в долгах, как в шелках, и самое прикольное, – что передо мною».

Алешка забирается в салон, мостится на своем месте и замечает мой в изумлении открытый рот:

– Ты как, душа моя? Все в порядке? Оль? Что случилось? Где-то болит? Смирнова, отомри!

– Ты много проиграл? – с нескрываемым волнением в голосе интересуюсь.

– Чего? В смысле проиграл? О чем речь?

– Денег… Сережа мне только что прислал сообщение… – показываю все еще светящийся отбитым уведомлением экран. – Он сказал, что ты теперь в долгах…

– Вот уродец мелкий! Да не на деньги спор был, а на… Короче, Серый возвращается домой…

– Это же замечательно, – выдыхаю и улыбаюсь, откидываюсь на сидение и даже закрываю глаза, – замечательно, замечательно. Мама так обрадуется…

– Сергей попросил подготовить почву к его триумфальному вхождению в землю необетованную.

– Куда-куда?

– Орленок с подрезанными крыльями и надколотым клювиком, короче нежилец, возвращается в гнездо к грозному орлу-отцу и маленькой орлице-матери. Соскучился или кто под киль с ноги за бугром надавал? Тут совсем не интересовался. И, если честно, да пофиг, Оль, на его причины! Он, как та свинья, грязь всегда найдет. Ты дай ему подуться повод – он раздует апокалипсис с галопом всех четырех всадников – бледно-бело-рыже-черных. Это же… Смирнов! Сказал, что «ждите, родственники, папочка намерен осквернить своим присутствием родную землю».

– Я ничего не понимаю, – расправляю ремень, одергиваю платье, усаживаюсь и смотрю вперед. – Вы с ним, как дети малые. Ему уже четвертый десяток, а он, как ребенок…

– Я должен ему девушку найти.

Я поперхнулась, но тут же пришла в себя.

– Это шутка такая? То есть? Должен найти? А сам? Он – не маленький мальчишка, а вполне состоявшийся взрослый мужчина. Ты что, Леш? Сергей на это согласился? Верится с трудом! Он хоть в курсе, что ты тут затеваешь?

– Ну, как сказать, душа моя. Чего не сделаешь ради возвращения блудного сына домой? И да – это наше условие пари. Не деньги, Оля, не деньги. Это было бы примитивно и очень-очень глупо – ставить финансовую составляющую на того, кто через несколько месяцев в любом случае порадует своим появлением на свет. Ребенок есть ребенок, маленький человечек – тут только два возможных варианта. «М» или «Д». Был бы третий брат, на что бы он забился? Так что, нет! Деньги – это ерунда, а вот шаловливые фанты…

– Алеша! – наигранно возмущаюсь. – Детский сад!

– Да что ж такое-то! Все будет зашибись, душа моя! У младшенького уже нет выбора – он выиграл, а я проиграл. Спасибо, крошечка, – сейчас муж разговаривает с моим животом. – Я абсолютно уверен в успехе. Тем более что этим подбором, так сказать, подходящей кандидатуры заниматься буду не я, а…

Нет! Только не она!

– Тонечка? – присвистываю.

– Мы так предсказуемы, родная? – он приподнимает уголок рта.

– Это же неправильно. Что за спекуляция такая? Я типа вернусь, если вы найдете мне «подушку с грудью». Леш, ты отец…

– Все под контролем – никто ведь не сказал, что будем строго выполнять установленные этим умником правила. Мы его надуем, вокруг пальца обведем, а там…

Весьма самоуверенно! Весьма! Но ничего уж не поделать – два брата звонко ударили по рукам. Поживем-увидим!

Домой, в наш коттеджный поселок, возвращаемся довольно быстро. Всего-то пятнадцать минут скоростного вождения, которое я со Смирновым просто «обожаю», и вот наш бешеный экипаж на нужном месте – штурман только в несознанку отъезжает:

«Будь любезен, в следующий раз не за сто! Мы договорились, Лешка? Во мне маленький ребенок, которого слегка укачивает, я же испытываю адскую невесомость, а это – мощные перегрузки для моей физической и нервной системы! В конце концов, я – простая женщина, а не космонавт! – Извини, Оль, долбаная привычка! В последний раз – честно-честно, дальше только шестьдесят кэмэ в час, не больше! Клянусь!»

Останавливаемся у ворот старших Смирновых, в одну сторону синхронно поворачиваем головы и молча, не дыша, разглядываем дом.

– Кто им скажет? – Лешка не сводит взгляда с окон, расположенных на втором этаже – там за легким тюлем сейчас скрывается наша любимая семья.

– Вместе, наверное? Ты как? Готов?

– Всегда, детка. Никакого волнения. Как святой на исповеди, намерен сдать нас с потрохами. А ты?

– Ага. Не против. Все пучком.

Волнуемся, как перед экзаменом. С чего бы? Ведь все просто… Раз, два, три! Мы ждем ребенка! И это девочка! Ура-ура! Просто зашибись!

– Мам, – Смирнов просачивается вперед меня. Мы ждем друг друга, пока снимаем обувь, при этом муж не выпускает моей руки. Его хватка становится как-то крепче и увереннее – Лешка перебирает мои пальцы и, по-моему, слегка дрожит, а я, заметив это, начинаю повторять:

– Тшш, тшш, все хорошо, нормально.

– Тихо как-то, Оль? – он улыбается и подмигивает. – Зловещая тишина, тебе не кажется? Я чувствую подвох. По-моему, сейчас тут из-за угла кто-то выскочит!

– Может просто отдыхают? Все-таки летняя жара сморила – легкий послеполуденный сон…

Из кухни к нам неспешно выплывает хозяйка дома – Тоня, наша мамочка, старшая Смирнова, лучшая подруга и по совместительству, и только лишь по документам моя прекрасная свекровь.

– Вы как, детвора? – она зевает и почесывает затылок. – Как-то задержались? – поглядывает на наручные часы. – Все в порядке? Не пугайте, засранцы. Как все прошло? Ну?

– Это – девочка, мама, – Алешка выпаливает и пристально следит за ее реакцией.

– Девочка? Правда? Ура!

– Дочка! Еще одна Смирнова, мама! – муж осматривается по сторонам, разворачивается вместе со мной, как с тряпичной куклой. – А где отец?

Тоня ухмыляется и опирается спиной на дверной проем, затем скрещивает руки за спиной, подкладывает ручной замок под попу и отталкивается по-детски – туда-сюда, туда-сюда. Та-а-а-к! Сейчас начнется!

– Отдыхают! – мама вскидывает вверх глаза и безмолвно, одним взглядом, на комнату указывает. – Устали! Оба! Ну, еще бы…

– Максим Сергеевич как? – волнуюсь и бегаю глазами с лица Смирновой на второй этаж.

– Сдал все нормативы на «почти отлично», с огромным, правда, минусом. Скажем так, ребята, дедушка успешно «аттестовался» и получил новое назначение с присвоением внеочередного специального звания – «Деда-а-а-а, я тея лю!». И то… За прошлые заслуги! Испек песочные куличики – я все конечно же сфотографировала и вложила в личное дело аттестуемого, а вам за обедом так, между прочим, покажу. Затем катался на качелях – увы, очень слабый вестибулярный аппарат, Лешка. Папу сильно укачало. Господи! Это было так смешно! А потом бойцы немного перекусили, что я им предложила, и пошли в кроватку отдыхать. Он там…

Мой Смирнов улыбается и, кажется, пытается… заржать. Я грубо дергаю его за руку и останавливаю неблаговидное намерение:

– Перестань! Леш, это…

– Она укатала полковника службы гражданской защиты, сынок. Сделала его, уложила на лопатки и поставила крохотную ножку ему на грудь. Запросто, играючи, даже не запыхавшись! Только Дашка смогла это сделать! За это я зайку-внучку поощрю маленькими медальками за отвагу, за стойкость и за верность женскому полу – испекла ей прянички с печатью. Оля, эта дама всем еще покажет, настоящая Смирнова, с характером, со стержнем, с шилом в попе, истинная амазонка – даже грозный Смирный присмирел.

Тоня просто заливается от хохота и тут же быстро прикрывает своей маленькой ручкой рот.

– Отец в жизни так не уставал, как с этой маленькой красоткой, – смеется. – Это ему не свою банду строить. Слава Богу, что на пенсии себя нашел.

– Десятый номер*, мам? – Лешка подмигивает ей, а меня вперед себя пропускает и осторожно подталкивает к ступеням, наверх. – Мы пойдем?

– Конечно-конечно. Я бы сказала настоящий десятый в квадрате*, Алексей. Колоссальная энергия трехлетки основательно погнула крепкий дух доблестного несдающегося бойца.

Мы с мужем практически на носочках подкрадываемся к закрытой комнате и, задержав дыхание, взявшись одновременно за ручку, прокручиваем ее и тихонечко приоткрываем дверь – настоящая идиллия, любовь волшебная, что-то расчудесное и очень милое, нет – однозначно неземное и стопроцентно сверхъестественное. Даша, распластавшись, как медуза на песочке, лежит животиком на груди у деда, уткнувшись маленьким личиком в мужскую шею. Ручкой дочечка осуществляет тот самый кошачий «молочный шаг» – равномерно разминает Максиму Сергеевичу щеку, а он с одухотворенным выражением на лице спокойно дышит – дедушка, за день умаявшись, сладко-сладко спит.

– Леш, – хватаю Смирнова за футболку и оттягиваю назад, – не будем им мешать, пусть отдохнут. Посмотри, как сладко ангелочки сопят.

– Блин, Оль, я своего отца таким расслабленным вообще не могу вспомнить. Сколько знаю, он все время что-то решал, где-то разруливал, горел на адских пожарах, мать неизвестностью доводил, нас с Серегой в каждое мероприятие затаскивал, но всегда был, как говорят, в полной боевой готовности, а тут… Его, похоже, развезло. Дашка расслабила батю! Кто бы мог подумать?

– А теперь еще одна с изюминкой, – напоминаю о втором номере нашего юного семейного подряда. – Леш…

– Ты счастлива? – перебивает и внимательно разглядывает меня. – Ответь, не раздумывая. Быстро! Счастлива? Довольна? Детка, ты спокойна?

– Тшш!

Он силой вытаскивает меня из комнаты и вжимает спиной в стену:

– Нет никаких «тшш», «хочу подумать» и «подожди», – Алексей повторяет свой вопрос очень медленно, негромко и четко, чеканит каждую букву и ставит ударения на каждом слоге. – Ты счастлива, душа моя?

– Очень, – улыбаюсь и пытаюсь ладонью прикоснуться к его щеке.

Смирнов выкручивается и слишком грозно произносит:

– Перестань! Не смешно! Я ведь серьезно…

– Сто тысяч раз могу повторить – да, да, да, да! – порыкиваю и щипаю мужа за бока.

Кто-то очень нежный и воспитанный снизу жалостливо квохчет:

– Ребят? Я так рада за вас.

Улыбаясь друг другу, спускаемся на первый этаж. Тоня, как обычно, чересчур радушно и настойчиво приглашает нас посидеть на улице и на природе пообедать, пока молодое и подрастающее поколение разминает «старые кости» Лешкиного отца.

– Мама, – трогаю ее руку, держащую половник и разливающую нам с Лешкой пахучую окрошку, – можно кое-что предложить? Есть небольшая идея. Надеюсь, вы нас поддержите и присоединитесь. М?

– Угу, конечно. Какие-то тайны? Дружим против мальчиков? Мое медовое золотко тоже в нашей команде?

– Мы с Алешей хотим вас пригласить провести летний отпуск у моря, в том нашем доме. Ремонт наконец-то закончен – все удобства, огромное пространство, морской воздух, солнышко, легкий загар. Дашка, мы и вы, дедушка и бабушка…

– Олечка… – жалостливо произносит мое имя и нежно улыбается. – Ох-хо-хо…

– Раньше ведь у папы все никак не получалось – служба, часть, плюс вынужденное полное отсутствие летнего отпуска, а сейчас… Мы подумали, что когда он вышел на заслуженный отдых и Вы свободны от занятий со студентами, то…

– С преогромным удовольствием. Мы со Смирным вместе не отдыхали с рождения Сережки. А тут такая замечательная компания! Да-да-да!

– Он приезжает, – перебиваю ее, наклоняясь к самому лицу, практически шепчу ей в нос. – Он… Сережа… Вы меня слышите?

– Я…

Она, по-моему, сильно растерялась! Это видно! Теперь вот не знает, что сказать. Только бы не заплакала. Нет-нет-нет! Я поворачиваюсь к мужу и ищу поддержки:

– Ле-е-е-ша, я прошу тебя.

– Мам, чего ты? Наша безумная овца решила почтить родную сторону своим присутствием. Ты же в курсе, какие там условия пребывания? А?

– Он… – Тоня опускает руки, затем, как будто на автомате, двигает тарелки по столу, раскладывает хлеб и что-то быстро шепчет. – Там… Леш, это ведь навсегда? Я просто больше не смогу. Это чересчур…

– Я надеюсь! – он недослушивает мать. – Очень сильно надеюсь! На худой конец растянем на пружинной кровати и будем бешеной качкой пугать.

– Привет-привет! – Максим Сергеевич с маленькой козявочкой появляется на пороге.

Я подскакиваю и лечу, не разбирая дороги, к ним.

– Дашка, привет! Привет, мой ребенок! Привет, – нежничаю с дочкой и осторожно прикасаюсь губами к щеке свекра. – Здравствуйте, Максим Сергеевич. Как Вы? Все хорошо? Вы не устали?

– Оль, это адский пятидесятый номер*! – глухо говорит на ухо. – Дашенька такая егоза. Откуда у малышки столько силы?

Она просто очень сильно хочет жить, ярко радоваться, остро чувствовать, задорно смеяться, без конца играть и… Изощренно мучить дедушку – это тоже надо не забывать! Дашка выкручивается на его руках, шустро водит головой, наводит резкость – скрученными кулачками растирает немного сонные глазенки, тут же хватает меня за цепочку, потом бросает и тонко-звонко пищит, завидев своего отца:

– Па-а-а-а-а-а!

Вот она любовь, хранящая всех нас! Истинная, чистая, неприкрытая, наивная… Любовь ребенка к своему прекрасному и сильному отцу! Лешка специально испытывает на прочность немного сонную малышку – он неспешно поднимается со стула, вальяжно выходит из-за стола и, раскрыв руки, вальсируя, направляется к нам, а Даша в это время не сводит с него взгляда и практически выпрыгивает из трусов.

– Па-а-а-а! Па-а-а-а! Па-а-а-а! – подскакивает, как мячик на руках у деда.

– Алексей, заканчивай терроризировать ребенка, – Максим Сергеевич привычно отдает приказ. – Можно побыстрее? Шире шаг – девчушка просит!

– Дама должна за кавалером скучать. Непрерывно и постоянно – перманентно! Она обязана все время испытывать чувство острой необходимости – как будто ей чего-то не хватает. Все рядом, но все не то! Не хватает нежности – ах, вот она, пожалуйста, возьмите; ласки вроде бы недостает – нате и такое есть, как говорится, пользуйтесь и не благодарите. Такая, знаешь, легкая приятная зависимость, но без адской ломки! Я воспитываю истинную леди! Дари-Дори, ты там как? Похоже, зашибись! Иду-иду, бусинка моя, потерпи немного!

– Па-па, па-па, па-па!

Господи! Вот он – мой ироничный муж! «Воспитывает» крошечку фактически с пеленок – балует мужским вниманием и лаской, потакает ее слабостям, ждет ответных поцелуев и следит за постоянным присутствием улыбки на этом розовощеком лице.

– Иди ко мне, – они с отцом обмениваются ценной ношей. – Дари-Дори, ты сегодня молодец!

Алешка осторожно подкидывает дочь и спрашивает у старшего Смирнова:

– Ну как? Не устал? Все зашибись?

– Пучком, дамы и господа! Обед? И без нас с Дашкой-очаровашкой? Кроха, что за дела? Не порядок в части! Наверное, наряд?

Смирнова молчит и ни на что не реагирует… Она, похоже, плачет! Взгляд матери направлен в безбрежную расплывчатую даль. Я приставляю палец к своим губам – делаю всем знак «потише», а Алексей, одной рукой обхватив за плечо отца, аккуратно уводит его в дом.

– Мама, – шепчу, – мамочка. Вам плохо?

Она поворачивается ко мне лицом и силится хоть как-то улыбнуться:

– Все замечательно, я, – прячется в ладонях, скрывает женскую красивую слабость и сквозь непослушные настойчивые слезы тихо-тихо говорит. – Я так счастлива, Оленька… Счастлива, понимаешь? Ты понимаешь меня? Я не могу это выразить и словами описать.

– Наверное, да. Потому что…

– Я очень многое выдержала! Многое пережила! Господи, все ведь было! Даже то, чего в принципе не могло в жизни произойти, моя семья хватала самозабвенно, с лихвой, с огромной жадностью и зверским аппетитом. Как будто конченым магнитом все беды и ненастья притягивались к нам. Я… Оль, я потеряла надежду, разуверилась без веры. Одна любовь осталась. Понимаешь?

– … – плачу вместе с ней и в знак согласия скулю. – Угу.

– Просто плюнула. Я… Как я ненавидела Максима… Ты… Господи! Что я такое говорю? Не слушай, не слушай! Люблю, люблю его. Я жить без него не могу…

Я тоже, мама! Тоже, тоже, тоже! Мой Лешка – самый яркий светоч в этом мире, как разряд щадящего тока, к жизни одним ударом возродил меня. Дашка, маленькая Ксюшка… Мама, Максим Сергеевич, стойкие Смирновы и я… Климова! СМИРНОВА Я!

– Мамочка…

– Ты называешь меня «мамой»? – она пытается меня обнять, а я с радостью иду навстречу – мы топчемся в объятиях друг у друга и продолжаем что-то еще шептать. – Ты не насилуешь себя? Нормально? Свободно? Не трудно?