Текст книги "Я помню детсво, России край заснеженный (СИ)"

Автор книги: Лариса Мамонтова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)

Вижу и свою тетю, сестру моей мамы. Все спорилось в ее быстрых умелых руках. А забот хватало: дом, огород, уход за матерью, а еще муж, сын, а еще и работа – вышивание на дому. Ажурной вышивкой – ришелье. Заказов всегда хватало, да и свой дом увешан кружевами белоснежными. Тогда я сама увидела тетю Лушу за рукодельем. На белой ситцевой ткани с нанесенным через копировальную бумагу рисунком, на ножной швейной машинке быстро обметывала она контуры рисунка, затем маленькими ножничками с закругленными концами вырезала кусочки ткани, оказавшиеся внутри контура. Это было волшебство, сравнить которое можно было разве что с тем, как «рисует узоры мороз на оконном стекле». Выбитые моей тетей ажурные воротнички до последнего класса школы были украшением моей школьной формы. А изготовленные ее руками салфетки, занавески, дорожки, портьеры и другие вещи были непременным дополнением убранства нашего дома.

Говор тети Луши был необычным для слуха – окающим, с частым добавлением к словам частицы – «то», что по моим предположениям походит на север-новеликорусские окающие говоры.

Муж тети Луши – дядя Кузя – Кузьма Терентьевич был человеком рабочей специальности. Их сын – Валерий, наш двоюродный брат, был старше меня на два года. В Балее жили еще и дальние наши родственники, которые собирались все вместе по случаю нашего приезда. Обеденный стол накрывали обычно во дворе, у дома, и уж было взрослым о чем поговорить. Ну а мы – дети в сопровождении соседских ребятишек и под предводительством Валеры направлялись к водоему – карьеру, образовавшемуся в результате открытой горной разработки и заполненному водой. Таких карьеров на территории города с его золотодобывающей промышленностью было много. Карьер имел крутой спуск к воде, и мы с Володей заходить в воду побаивались. Местные дети, в том числе и наш Валерий, плавали свободно.

С соседским девочками мы увлеченно моде-лировали бумажную одежду для маленьких картонных кукол, разрисовывая ее цветными карандашами. Одежда закреплялась на куклах с помощью вырезанных над плечами специальных лямочек, отгибавшихся на спину. Переодевать таким образом кукол было легко, и фантазия наша в этом деле была неограниченной.

Подошел день отъезда. Тяжело нам было прощаться с родными, особенно с бабушкой. И она, уже почти не ходившая, в последний момент как-то вышла все-таки на крыльцо дома и помахала нам рукой.

В начале нового учебного года учительница нашего теперь уже 4 « Б » класса задала нам задание – написать сочинение на тему: «Как я провел лето». Свое сочинение я озаглавила «Поездка в Забайкалье».

33. Первые конфликты

Осенью 1955 года я шла в четвертый класс. Как всегда, к началу учебного года мы с родителями ходили на школьный базар, покупали учебники, тетради, карандаши, ручки и другие школьные принадлежности. Обычно, в начале учебного года папа обворачивал мои учебники плотной бумагой, подписывал их своим каллиграфическим почерком.

Школьная программа усложнялась, появились новые предметы: история СССР, география, естествознание, ручной труд. В конце 4-го класса нам предстояло сдать письменные экзамены: по русскому языку и арифметике. Состав класса, как я уже говорила, каждый год менялся: уезжали наши одногодки, прибывали же чаще второгодники. Были они на голову выше остальных детей, учились и вели себя неважно. Как-то не поладили мы с одной рослой и довольно дерзкой второгодницей – Ниной Лысенко. Произошла ссора в школе, но отомстить мне девочка решила не на виду у всех, а по дороге домой. После уроков, когда мы с попутчицей из нашего класса Аллой Галенко уже отошли недалеко от школы, Нина, догнав нас, быстро подошла ко мне, надавала пощечин и убежала прочь. Я заплакала. Дома рассказала об этом родителям. На следующий день мой папа пришел в школу. Срочно состоялось классное собрание, на котором о случившемся попросили рассказать мою попутчицу. Нину публично пристыдили, и больше никто не смел обижать меня. Думаю, что решающую роль в этом сыграло появление в классе моего папы.

Был у меня как-то инцидент – серьезное столкновение и с самой учительницей. Что-то я сделала не так, и она, наказав меня, в сердцах сказала: «Иди, зови своего папу», но тут же, немного подумав, отменила свое распоряжение. Однако оценку по поведению во второй четверти мне снизила, поставив не пять, как обычно, а пять с минусом.

Конфликтовала я и с родителями. Тот факт, что сейчас, спустя много лет, я восхищаюсь своей семьей, не означает, что не было у нас разногласий, стычек, вспышек негодования со стороны родителей. Все это время от времени случалось, и мама с папой не всегда были мною довольны. Но это закономерно. Разве может ребенок всегда поступать правильно? Он ведь только учится жизни, он пробует, ошибается, опять пробует.

Папа, ходивший обычно на родительские собрания сам, слышал в мой адрес похвалу, особенно за чистоту в тетрадях. Замечания же были примерно одни и те же: Лариса вертится на уроках, разговаривает с соседями по парте. – Что делать, если я была тогда очень общительным и живым ребенком?

Если случались проступки посерьезнее, серьезным был и разговор со мной. Не второпях, не на ходу, не между делом. Вечером, когда никто никуда не спешил, папа усаживал меня перед собой, излагал суть провинности и, глядя в упор, очень строго спрашивал: «В чем дело?». Надо было держать ответ, попросить прощения и обещать исправиться. Более жестокое наказание старалась предотвратить мама. Папина проработка действовала безотказно, я была понятливой. «Грозовые тучи» рассеивались. В доме воцарялись привычное спокойствие и умиротворение.

И опять я вижу много совпадений с постулатами Лууле Виилмы – автора учения о духовном развитии, – касающимися воспитания детей.

Если в семье на ссорятся, то копят горечь в душе.

Ребенок хочет быть хорошим. Дайте ему эту возможность с детства, и Вы никогда не пожалеете.

Жизнь человека есть учеба, приобретение жизненного опыта, и учится человек через плохое, на ошибках учится. Человек сам желает таких испытаний, которые он получит через своих родите-лей. Мать является первым учителем, и учить можно по-разному – посредством хорошего и плохого. По-хорошему – словом, по плохому – через физическое страдание.

Очень трудно заставить человека увидеть плохое в нем самом. Ведь он хочет, чтобы все было хорошо.

Детей учат познавать жизнь – развивать мысль, исходя из опыта. Рассудительно поступают те родители, которые дают ребенку возможность испы-тать трудности в пределах его сил. Учат детей сурово, но справедливо с тем, чтобы жизнь не обошлась с ним еще суровее. Они не подгоняют и без того добросовестного ребенка. Не станут баловать его, так как ими не движет жажда наживы.

Тот родитель, в душе которого присутствует чистая любовь, никогда не станет относиться к своему ребенку с ненавистью. Могут быть разногласия, споры, ссоры, в которых выясняется истина, но никогда не гнев и не оскорбления. Любовь делает человека сильным, понимающим, рассудительным.

Если ребенок заслуживает за свой поступок наказания, то делать это нужно ясно и однозначно. Ребенок в будущем поблагодарит Вас за своевремен-ное и справедливое наказание, за то, что научили уму-разуму.

Кто делает зло другим и не понимает словесных наставлений, того испокон веку пороли розгами, чтобы ум поднялся снизу вверх – в голову. У него не пройден один этап обучения. Каждый человек должен иметь опыт хотя бы одного физического наказания, чтобы суметь это для себя осмыслить.

Ребенок является зеркальным отражением домашнего очага.

В душе женщины расположен родник любви, в мужской душе он отсутствует. Мужчина – средото-чие силы. Источник женской любви вырабатывает столько любви, что затопляет сам источник. Гнев, напротив, как всякая негативность, обладает сокрушительной силой, которая проходит сквозь всякую стену.

Человечество подсознательно училось черпать силу из добра матери и мудрость из материн-ского зла. Ребенка били в детстве, но он понял, что его поступок требовал порки, которая его учила, а душа нуждалась в любви, с которой задавалась эта порка.

Повзрослев, Вы поймете, чему Вас учили родители и что Вами выучено. Прояснение Вашего духа выразится в возрастании рассудительности. Исчезнет чувство сожаления, останется жизненная мудрость.

34. У папы на работе

Изредка, во время каникул папа брал меня к себе на работу, так как сидеть одной дома было все-таки скучновато. Ненадолго я оказывалась по ту сторону тех самых серых, мрачных высоких заборов с колючей проволокой наверху, к которым мы уже вполне привыкли, видя их постоянно неподалеку от своих домов. У больших металлических ворот Войсковой части находилась проходная, где дежурили солдаты. Пройдя ее, мы попадали на просторную внутреннюю площадь, куда через ворота въезжал транспорт. Справа от нее находилось одноэтажное здание, где располагалось командование части. Вглубь территории шла неширокая аллея, ведущая к главному зданию Базы – длинному двухэтажному краснокир-пичному, стоявшему торцом к аллее. Там находились производственные помещения. На втором этаже этого здания имелся открытый холл для проведения собраний, здесь же, по правой стороне – папин Технологический отдел. Несколько столов с чертежными досками, два-три шкафа и чертежный прибор – кульман у дальней стены – вот и все, что находилось внутри кабинета. Слева у окна стоял папин рабочий стол. Работало здесь три инженера-технолога, включая и начальника отдела, которым на военном предприятии должен был быть непременно человек, носивший военное звание. Папа усаживал меня за свободный стол, ну а цветных карандашей, чтобы порисовать, здесь хватало. Долго, однако, я усидеть на месте не могла, начиная расхаживать по кабинету, но папа строго пресекал всякие вольности.

К тому времени на работе моего папу уже избрали председателем Местного Комитета. При этом было учтено, что он – хороший семьянин, старатель-ный работник, и в целом – очень порядочный, положительный человек, пользующийся авторитетом. Он готовил и проводил собрания рабочего коллектива части, умел хорошо и убедительно говорить, принимать правильные решения по личным делам работников.

Как-то в канун праздника мне довелось увидеть концерт художественной самодеятельности части. Запомнилась тогда песня «Летят перелетные птицы», которую исполнил дядя Боря Жарких, живущий с семьей в Красном доме. Носил он офицерское звание майора, а роста был невысокого, и потому между собой мужчины звали его «маленький майор». Это был словесный каламбур. Человек он был веселый, общительный, и песня в его исполнении звучала бодро и правдиво, благодаря его офицерской выправке и главное – голосу – красивому мягкому баритону. Слова же этой песни, написанные М. Исаковским, зазвучали для меня теперь по-особенному.

Летят перелетные птицы

В осенней дали голубой,

Летят они в дальние страны,

А я остаюся с тобой.

А я остаюся с тобою,

Родная навеки страна.

Не нужен мне берег турецкий

И Африка мне не нужна.

Немало я стран перевидел,

Шагая с винтовкой в руке,

Но не было большей печали,

Чем жить от тебя вдалеке.

Немало я дум передумал

С друзьями в далеком краю,

Но не было большего долга,

Чем выполнить волю твою.

Пускай утопал я в болотах,

Пускай замерзал я на льду,

Но если ты скажешь мне слово –

Я снова все это пройду.

Надежды свои и желанья

Связал я навеки с тобой,

С твоею суровой и ясной,

С твоею завидной судьбой.

Летят перелетные птицы

Ушедшее лето искать,

Летят они в жаркие страны,

А я не хочу улетать.

А я остаюся с тобою,

Родная моя сторона,

Не нужно мне солнце чужое,

Чужая земля не нужна.

35. Первые грамзаписи

Слушать музыку, петь хором в подходящей обстановке, в гостях любили и мои родители. Довольно скоро в нашем доме появился проигрыва-тель, который папа установил на приемнике. Появи-лись первые грампластинки. Фонотека пополнялась постепенно. Больше всего в ней было современных советских песен в исполнении: хора имени Пятницкого с солисткой Мордасовой; певцов В. Бунчикова и В. Нечаева; артиста Г. Виноградова; Рашида Бейбутова; Леонида Утесова; Марка Бернеса. Певец Александрович красиво исполнял итальянские песни:

Свет милых глаз юной синьорины,

Нежно звучат аккорды мандолины…

Чарующим голосом пела песни с народной музыкой М. Максакова: «Над полями»; «Что так жадно глядишь на дорогу…». Последняя песня на стихи Н. Некрасова своей недосказанностью обычно погружала в глубокие раздумья:

…Не гляди же с тоской на дорогу,

и за тройкой вослед не спеши,

И тоскливую в сердце тревогу

Поскорей навсегда заглуши!

Песни воспринимались как небольшие повествования о каких-то событиях, воспоминаниях, в центре которых всегда был человек с его делами, мыслями, переживаниями. Картины природы, образные сравнения, красивая мелодия – все это придавало песням особую гармонию, искренность, задушевность. Вот, например,

Тает на старой траве снежок в саду,

Я по знакомой тропе с тобой иду.

Как берег крутой с бурливой рекой,

Так мы неразлучны с тобой.

Помнишь сирени цвели весенним днем.

Много дорог мы прошли с тех пор вдвоем.

Навеки одна любовь нам дана

И дружбой она скреплена…

– пела неподражаемая Клавдия Шульженко.

Были пластинки и с танцевальной музыкой: знаменитый фокстрот Рио-Рита; танго «Куст сирени» и даже Карелофинская полька. Имелись также грамзаписи с юморесками Тарапуньки и Штепселя.

36. Домашнее творчество

Как и кинофильмы, песни увлекали, волновали, взывали. Но выступать хотелось и самой, и вот придумали мы, бывая в гостях у тети Наташи, тоже ставить концерты. По очереди с братом читали стихи, я пела и танцевала. А за столом сидели гости, среди которых присутствовало как бы жюри, и возглавлял его мой папа. За каждый номер на листке бумаги нам проставлялись оценки – конечно, пятерки с минусом и четверки. После концерта результаты смотра оглашались; и гости, и артисты оставались довольными.

Ну а в школе с нашей учительницей наш класс так и не запел и не затанцевал. Уроки наподобие физкультуры, труда, рисования часто заменялись просто внеклассным чтением – так было проще и удобней… Однако оценки за четверть по этим предме-там отличными уже не были, – у меня, например.

Был у нас дома и еще один источник информации – радио. Сидя за столом у окна и делая уроки, я надевала наушники, подключенные к радиосети, и слушала ежедневно в 17 часов передачу для детей. Это были радиопостановки, инсценирован-ные главы из детских книг, сказки, которые так талантливо читал артист Литвинов. В воскресные дни детские радиопередачи начинались в 10 часов, и я, помня об этом, включала погромче радиоприемник, чтобы слышали все. Однако папины сказки еще долгое время были для нас с братом самыми любимыми. Не только сказки, но и рассказы: «Ашик-Кериб»; «Кавказский пленник» – про двух русских офицеров – Жилина и Костылина, попавших к черкесам в плен; про медведя Грызли и другие.

Помню, купили нам родители книгу дальневосточного писателя Николая Шундика «На севере дальнем», и папа, как обычно, начал читать ее нам с братом. Книга оказалась настолько интересной, что я, к тому времени уже читавшая книги более объемистые и более сложные по содержанию, не дождавшись очередной коллективной читки, стала сама читать ее дальше вместо того, чтобы вовремя делать уроки. И папа спрятал от меня эту книгу. Но не слишком надежным оказался тайник. Оставшись дома одна, я быстро отыскала полюбившуюся книгу и снова зачиталась. Так и прочла постепенно до конца, кладя каждый раз книгу к приходу родителей обратно в тайник – под шифоньер. Занятия для души, а не уроки были для меня на первом месте.

Иногда, не справившись с трудной задачей, ко мне приходила одноклассница Галя Александрова, жившая около Эмальзавода. Я, естественно, учебник по арифметике еще и не открывала. Мы садились за письменный стол и совместными усилиями решали задачу. Случалось, что решалась она сразу же. Иной раз задача попадалась такая заковыристая, что приходилось дожидаться папиного прихода с работы. Так или иначе Галя покидала наш дом с готовым решением. Я также довольно часто навещала Галю, но визиты мои были чисто развлекательными. Галины родители, как и моя мама, работали на Эмальзаводе. Это были наши хорошие знакомые. В их семье было четверо детей: три девочки и один мальчик.

Была у меня в то время и еще одна страсть – вышивание болгарским крестом. Цветными нитками – мулине – и узор – из головы! Сама придумывала, по ходу дела. И, слушая детскую передачу, вышивала. Оторваться было невозможно, и мама, пришедшая с работы, была удивлена, как много я успела вышить, да как ровно и красиво. То была наволочка на небольшую диванную подушечку. Многие женщины увлекались тогда такой вышивкой, и моя мама в том числе. Разноцветные нитки, ткань, канва, иглы, наперсток, пяльцы всегда были под рукой.

Всеобщим хобби в то время было также изготовление шкатулок из почтовых открыток с одинаковым, обычно цветочным, рисунком. Всего нужно было 11 – 12 открыток. Сначала из простого картона вырезалась основа – 6 квадратов, сторона которых равнялась ширине открытки. Их края обшивались простыми нитками. Квадраты сшивались в куб с открывающейся крышкой. Затем цветными нитками крестом обшивались края пяти открыток, четырёх вставок эллиптической формы, вырезанных из открыток, и двух полукруглых (или почти полукру-глых) вставок для крышки. Обшивание необходимо было для скрепления отдельных деталей. Далее, каждая открытка, немного выгнутая рисунком наружу, пришивалась сверху и снизу к картонному квадрату, и на крышке тоже. По углам куба к открыткам пришивались эллипсы, и на крышке – полукруглые вставки. (Из открытки можно сделать и донышко). Получалась выпуклая разноцветная шкатулка, оформленная декоративной вышивкой. Почти все это моя мама сделала сама, но я носила шкатулку в школу, и ее засчитали мне как работу по труду, с оценкой «отлично». Потом эта шкатулка красовалась долгое время у нас на комоде.

Держать в квартире домашних животных не получилось. Лишь однажды жил у нас некоторое время котенок. Ему, как и положено, поставили на кухне коробку с песком. С котенком мы крепко подружились, а со мной он не хотел расставаться и на ночь. Но мама, увидевшая вскоре в моей кровати песок, принесенный на кошачьих лапах, запретила вообще держать в доме животное, и котенка кому-то отдали.

То обстоятельство, что папа был хорошим связистом, не могло не найти применения и в нашей домашней жизни. Все электроприборы в доме функци-онировали безотказно. Я, например, знала, что такое аккумулятор – большое, тяжелое устройство, служа-щее для подачи тока, а значит и света там, где не было близко электрической розетки. Под рукой у нас всегда были электрические фонарики, так как в то время часто неожиданно могли отключить электричество. Правда, на этот случай была приготовлена и керосино-вая лампа. В наших игрушках имелся телеграфный ключ, вероятно, отслуживший уже свой срок. Из книги по радиотехнике я переписала азбуку Морзе и, отстукивая точки и тире, посылала брату какие-то сообщения. Ну а для него технические игрушки были главным увлечением.

37. Дела повседневные

Деловая повседневная жизнь проходила у нас в четко налаженном ритме. Быстро справившись с хозяйственными делами, позавтракав, накормив меня и отправив в школу, родители спешили на работу, по пути заводя брата в детский сад. Моей утренней задачей было: умыться, расчесать и заплести волосы, одеться, покушать и выйти из дома в половине восьмого, чтобы успеть прийти в школу к восьми часам. Кстати, мои волосы, коротко подстриженные перед тем, как пойти в первый класс, больше никаким стрижкам не подвергались на протяжении всех школьных лет. В третьем классе я начала заплетать косы, со временем становились они все длиннее и я укладывала их на затылке корзиночкой. Чтобы не сыпать волос по квартире, расчесывать их меня приучили строго в определенном месте – перед зеркалом, над раковиной, возле умывальника. Итак я делаю до сих пор, собирая затем волосы кусочком бумаги и выбрасывая их.

В обеденный перерыв, который у родителей длился с 13 до 14 часов, они всегда приходили домой. При этом на дорогу в один конец уходило минут пятнадцать, то есть в общей сложности полчаса, и на обед оставалось тоже полчаса. Совсем немного, поэтому меня постепенно стали приучать к приходу родителей разогревать еду на керогазе, стоявшем в коридоре. Рядом жила соседка, готовая в экстренных случаях прийти на помощь. Случались иногда сбои и в работе керогаза, и по причине моей невнимательности или забывчивости. Но в основном все получалось, и все-таки маме с папой приходилось считать каждую минуту, чтобы не опоздать с перерыва на работу. Спасала быстрая ходьба и папин точный расчет времени. Ходившие той же дорогой папины сотрудники говорили: «Если с нами идет Мамонтов, то мы не опоздаем».

Ну а мытьем посуды, наведением порядка после обеда занималась я и, в завершение, вышитой салфеточкой накрывала оставшуюся на столе хлебницу.

С закупкой продуктов проблем особых не было, ведь рядом находился хлебный магазин, в котором кроме хлебобулочных изделий продавались и другие продукты. Небольшие покупки доверяли делать и мне. Особенно охотно покупала я свежие булочки: слоенки; с повидлом; обсыпанные маслянистой крошкой; маленькие булочки с кремом; булочки, называвшиеся «жаворонок» с глазами-изюминками. И все это было отличного качества. А какие вкусные пирожные продавлись в то время: бисквитные, заварные и трубочки! Разрешали мне покупать и конфеты, понемногу – грамм по 100: помадку, подушечки, драже, леденцы, а также продававшееся тогда маленькими брикетами сухое какао с сахаром. Эти брикеты мы грызли как конфеты, не вспоминая о том, что из них полагалось делать напиток.

А еще продукты удобно было покупать маме, так как на первом этаже здания заводоуправления, где она работала, находился продовольственный магазин. И если туда привозили что-нибудь дефицитное, работникам бухгалтерии об этом тотчас становилось известно, и в очередях, я думаю, стоять им не приходилось. Так или иначе с работы мама всегда приходила с сумкой, содержимое которой мне не терпе-лось проверить, так как в ней часто было припасено что-нибудь вкусненькое, например, рыба горячего копчения, колбаса, пряники медовые и прочее. На рынок и в дальние магазины родители ходили вдвоем.

К этому времени училась я ухаживать за своими вещами: гладить школьный фартук, пионерский галстук, ленты, которые заплетала в косы; пришивать к форме белый воротничок и манжеты. Следить за обувью и чистить туфли кремом, наводя под конец глянец суконной тряпочкой, научил меня папа.

В поликлинику за мед. справками, а также к зубному врачу водил нас с братом обычно папа, и эти визиты запомнились лишь тем, что ждать своей очереди надо было долго, долго. И уже не один раз обследовали мы с братом небольшой палисадник, окружавший поликлинику, и успевали даже с папой сходить в ближайший киоск за мороженым, а очередь все не подходила. Вот, наконец, оказывалась я в стоматологическом кабинете – надо было удалить больной зуб. И, хотя и готова была принять муки, но вскрикивала от боли, и папе было меня жалко.

Проблемы купания решали посещением бани, которая находилась недалеко от вокзала. Папа с братом шли в мужское отделение, мы с мамой – в женское. После купания в буфете с удовольствием пили газированную воду с сиропом. Позже мама сумела организовать мне посещение душа в цеху на заводе. Я приходила к назначенному часу к проходной, где мама уже ждала меня, и вместе мы отправлялись в душевую. Когда я стала повзрослей, мама отправляла меня в душ одну. В летнее время во дворе у нас, благодаря папиным стараниям, всегда функционировал летний душ. Наверху душевой стоял выкрашенный черной краской бачок, который папа своевременно заполнял водой. За день вода нагревалась, так как дни стояли жаркие.

Четвертый класс подходил к концу, и нам предстояло, как я уже говорила, сдать письменные экзамены – по русскому языку и по арифметике. И хотя годовые оценки у меня по этим предметам отличные, экзамены сдала на четверки. В последний день школьных занятий ходили мы классом на экскурсию в Зеленстрой, территория которого простиралась далеко за школой и была засажена всевозможными деревьями. Цвела черемуха, дикие яблони, груши, и мы, радуясь окончанию учебного года, даже не очень-то и грустили, расставаясь со своей первой учительницей.

В это время заканчивался срок службы у некоторых офицеров Войсковой части и, долго не раздумывая, уезжали они из Хабаровска далеко на запад России. Первой, уехавшей из нашего двора девочкой, оказалась моя подруга Зоя Черныш. Прощаясь, мы дали обещание писать друг другу письма, и я-таки получила письмо из далекого Калининграда, где жила теперь с родителями Зоя. Но ответа ей я так и не написала: чего-то не доставало мне то время – то ли серьезности, то ли чувства ответственности. Переписка не завязалась, и лишь стороной от других подруг я узнавала что-то о жизни Зои.

38. Ларис а – сказочница

И снова пришла беззаботная лагерная пора. Хотелось бегать, плескаться в реке, загорать, кружиться под музыку на танцевальной площадке по вечерам и, конечно, читать – художественную литературу. Лучше всего получалось это во время тихого часа, тайком, потому что полагалось спать. Но как тут уснуть, когда в руках у меня оказалась интереснейшая книга «Мифы Древней Греции», взятая в лагерной библиотеке. О легендарных героях, сиренах и мореплавателях, о красавицах, похищенных великанами, о кентаврах – существах с туловищем коня, головой и грудью человека и других чудесах. И по вечерам, после отбоя, если разрешали воспитатели, мы, уже лежа в кроватях, рассказывали вслух по очереди сказки. Больше всех рассказывала я и о том, что прочитала, и то, что придумывала на ходу. Сказки лились из моих уст и головы легко и свободно, и дети слушали их и просили рассказать еще и еще.

Готовясь к смотру художественной самодеяте-льности, наши вожатые пользовались объемистой книгой большого формата, в зеленом переплете. Называлась она «Песни пионеров Советского Союза». Активистам самодеятельности, к коим относилась, конечно, и я, они доверяли на время эту книгу. Полистать, разучить какую-то песню. И мы с девочками, сидя в тенистой беседке, помногу раз увлеченно разглядывали этот нескончаемый талмуд с нотами и стихами песен детей разных национально-стей нашей страны. Была здесь и знаменитая азербайджанская песня «Цып, цып, мои цыплятки», и белорусская «Бульба – Картошка», и литовские, молдавские, украинские песни. Больше всего было российских детских песен: «Взвейтесь кострами, синие ночи»; «А ну-ка песню нам пропой, веселый ветер»; «…Мы юннаты, мы счастливые ребята нашей солнечной страны…»; «Песенка про чибиса» и многие другие. Слова некоторых песен прямо-таки совпадали с нашими летними делами и настроением:

До чего же хорошо кругом!

Мы друзей веселых в лагере найдем.

Мы подружимся за лето,

Много песен будет спето

Тихим летним вечерком, вечерком, вечерком,

До чего же хорошо кругом!

Просматривая к концу смены эту книгу вновь, я с удовольствием отмечала, что знаю наизусть бóльшую часть этих песен.

Случались в лагере и неприятные инциденты, вспышка педикулеза, например, имевшая место, к счастью, лишь однажды. Достаточно было врачам на медосмотре перед отправкой детей в лагерь пропустить одного ребенка, в волосах которого водились вши, как под угрозой заражения ими оказывалась вся девчоночья палата. Принимались срочные меры: детей отправляли на хоз. двор и обрабатывали волосы дустом, наглухо обвязав затем голову платком. Спустя положенное время, в натопленной лагерной баньке, волосы тщательно с мылом промывались, в чем детям помогали воспитательницы. Менялось в этот же день и постельное белье. Жесткая мера борьбы с инфекцией помогала.

К концу лета в окружавшем лагерь лесу созревал орех маньчжурский, и дети старательно добывали его плоды. Полакомиться почти не удавалось – мало было в зеленых орехах сладковатой белой мякоти, но руки у всех охотников и губы были вымазаны въедливой темно-коричневой, похожей на настойку йода, краской. Несмотря на это, ореховые деревья все продолжали мучить, если на них еще что-то уцелело.

Все лагерные страсти к концу смены достигали точки кипения, бурлили и непременно требовали выхода. И когда же еще мог случиться этот взрыв, как не в последний вечер, когда загорался большой прощальный костер и начинался веселый шумный карнавал. С переодеваниями, играми и танцами. Здесь были и пираты, и разбойники, папуасы и русалки, Бармалей и Кот в сапогах и, наконец, просто переодетые в девчачьи платья отчаянные мальчишки с размалеванными лицами и косынками на голове.

Карнавал продолжался допоздна. Когда все наконец стихало и, припав к подушке, хотелось заснуть после суматошного дня, вдруг почему-то начинал раздаваться равномерный стук в окно, прямо над твоей головой. Различить в темноте возмутителя спокойствия не было возможности, так как он, как потом выяснялось, стоял в кустах и лишь дергал ниточку, к которой был привязан и подвешен над окном небольшой камень, стучавший по стеклу. Он назывался «балабон». Любимым озорством в последнюю лагерную ночь было также вымазывание лиц спящих детей зубной пастой. А каков был эффект на утро! Незабываемое зрелище!

39. В лес, по ягоды

И дома, после лагеря, находились интересные занятия. Снова побывав у папы на работе и обходя знакомую уже территорию, в дальнем конце ее я обнаружила небольшой бетонированный круглый по форме бассейн. Примерно на треть глубины он был заполнен чистой прозрачной дождевой водой, в которой, как ни в чем ни бывало, резвились головастики, личинки стрекоз, еще какая-то мелкая живность. Наблюдать за черноголовыми хвостатыми детенышами лягушек было так интересно, что мне захотелось наловить их и отнести домой. Но нужен был помощник, и я решила отложить ловлю до следующего раза. Помочь мне вызвалась Люда Лебедева, папа которой тоже работал на Базе. Вооружившись сачком для ловли бабочек, небольшой баночкой с водой, мы с Людой на следующий же день благополучно осуществили задуманное дело. Хотелось увидеть, как эти мелкие шустрые существа будут превращаться в лягушек. Но опыт не удался: оказавшись в неволе, головастики погибли.

Хотя бы раз в сезон семьей мы посещали цирк, который в Хабаровске тогда работал только летом. Рядом с рынком сооружалась палатка с высоко поднятой остроконечной вершиной. От цирка мы всегда ожидали чуда: жонглеры, воздушные гимнасты, дрессированные животные, иллюзионисты и фокусни-ки и, главное – клоуны – разряженные, всегда смешные, озорные и веселые. Много позже, прочитав книгу народного артиста СССР Юрия Никулина «Почти серьезно», я порадовалась тому, что как раз в те годы, в начале своей артистической карьеры, он с напарником часто гастролировал в Хабаровске, в цирковых представлениях в качестве клоуна. Вполне возможно, что мы видели номера с его участием.