Текст книги "Я помню детсво, России край заснеженный (СИ)"

Автор книги: Лариса Мамонтова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 31 страниц)

Один раз в неделю классные руководители в своих классах проводили перед уроками пятнадцатиминутную политинформацию. Чтобы быть в курсе новостей, я срочно подписалась на газеты: «Комсомольская правда» и «Молодой дальневосточник», а также на журналы: «Химия в школе», «Юный натуралист». Скоро мне подключили радио, и вечером, накануне политинформации, слушая последние известия, я записывала самые важные сообщения в специальную тетрадь. После новостей рассказывала детям что-то занимательное из прочитанного в газетах и журналах.

Наметив план внеклассных мероприятий, первым делом я хотела отправиться с детьми на лотосовое озеро, расположенное в окрестностях села Шереметьево. Лотос – южное земноводное растение семейства лотосовых с красивыми крупными, чаще розовыми, цветками и крупными листьями, украшающими водную поверхность озер и небольших прудов. Данное местонахождение лотоса было известно дальневосточным ботаникам, о нем говорил мне профессор А.П. Нечаев перед распределением на работу. И сентябрьским воскресным погожим днем я с группой учеников своего 5-го «Б» класса отправилась на поиски экзотического растения, которое и сама еще ни разу не видела.

Мы долго шли по проселочной дороге, но озера впереди все не было. Может быть, где-то не туда свернули – точной дороги никто не знал. Дети, которым было по 11-12 лет, уже и устали. Пришлось делать привал. Не обошлось и без приключений: одного мальчика ужалила в лицо оса. Эта неприятность ускорила события. Не дойдя до вожделенной цели, мы повернули обратно. И лотосового озера мы ни тогда, ни позже так и не увидели.

Быстро пробегали школьные будни, но мне, первый раз надолго покинувшей родительский дом, очень его не хватало, и на выходной я стала уезжать домой. Родители, желавшие приехать в гости ко мне в Шереметьево, не могли улучить подходящего для этого момента. – Только соберемся ехать, а ты уже опять здесь, – говорили они. За год моей работы так и не побывали они у меня в гостях.

Да, я боялась завязнуть в сельской жизни и школьных делах. Я хотела оставаться горожанкой и хотела учиться дальше. Для подготовки к поступлению в аспирантуру мне нужно было освободить себе время, и я попросила завуча составить расписание так, чтобы суббота у меня была свободной. Мне пошли навстречу, и, таким образом, я имела сдвоенные выходные. У некоторых учителей по поводу моих частых визитов домой даже появились нелепые домыслы, но свои планы я ни с кем не обсуждала.

Дома было хорошо и спокойно. Родители с интересом слушали мои новости и делились своими. Брат Володя возобновил учебу в институте. В ту осень моя двоюродная сестра Полина, по прошествии шести лет упорного труда по выхаживанию матери после паралича, привезла ее из Эстонии обратно в Хабаровск. На этом настоял супруг матери – дядя Ваня. – Будет у меня забота, – говорил он. Да и мама Полины – тетя Наташа, хоть и не совсем, но оправилась уже от того первого удара. Она стала говорить и передвигаться по комнате, опираясь на стул. А Полина потом каждый год приезжала к матери во время своего отпуска.

Отдохнув от шумной школьной жизни, запасшись кое-какими продуктами, я снова ехала в село на работу. Кроме чувства долга, в этом появился и некий материальный стимул: по окончании учебного года, на летних каникулах я планировала отправиться в какую-нибудь зарубежную поездку. И получая зарплату в 118 рублей, 50 рублей я стала ежемесячно откладывать впрок. Оставляла деньги родителям, и папа, как и раньше, клал их на мой счет в сберкассе.

139. Уроки пения

Но вот подошло время уроков пения, и в школе зазвучал мой аккордеон. Сначала я по просьбе учителей продемонстрировала свое мастерство в учительской после уроков. Присутствующие были в восторге, а директор школы воскликнул, что я для них – «находка», делая почему-то в этом слове ударение на первом слоге. Для детей пятых, шестых и седьмого класса уроки пения скоро стали отдушиной, дающей выход эмоциям и чувствам, и хоровое пение в сопровождении музыкального инструмента – своеобразной формой единения, сопереживания. Некоторые дети и сам инструмент – такой красивый, необычный – видели, может быть впервые, а уж спеть под музыку, дружно, слаженно – это ли не в радость? Вскоре и восьмой класс, в котором пения, как предмета, уже не было, почувствовал себя обделенным и тихо возмущался тем, что у них не было таких уроков.

Учебники по пению были хорошим подспорьем для проведения уроков, так как в них давались азы нотной грамоты, общие понятия о музыке, а также песни для разучивания, разумеется, с нотами. Но песен этих, как скоро выяснилось, было недостаточно и я начала пополнять школьный репертуар новыми детскими, а также военно-патриотическими песнями, ноты и слова которых часто публиковались в газете «Пионерская правда», в журнале «Пионер» и других изданиях. Это дело приняло вскоре несколько неожиданный оборот: вырезки из газет мне стали приносить сами дети, причем они помнили, что к стихам должны прилагаться ноты. Я поощряла этот почин, и мы разучивали на уроках пения одну песню за другой. Тексты песен я диктовала детям, и писать им приходилось довольно часто и много, что не осталось незамеченным. – Мы ни на одном уроке так много не пишем, как на пении, – говорили они, но, думаю, это было им только на пользу. Не только как упражнение в письме: каждая песня, сама по себе, – это маленькое поэтическое повествование о чем-то важном, примечательном, это – высокая поэзия, положенная на музыку, которая не могла не волновать детские души.

Тот учебный год – 1968-69-й проходил в канун юбилейной даты – 100-летия со дня рождения В.И. Ленина, и по школьной программе первой песней для разучивания была песня о Ленине:

В маленьком и тихом городе Симбирске,

Там, где катит воды мать российских рек,

Всем народам мира дорогой и близкий

Родился великий человек…

С удовольствием исполнялась детьми мелодичная польская народная песня «Висла»:

Гей ты, Висла голубая,

Лес вокруг, лес вокруг.

У меня свирель пастушья

На боку, на боку.

Разольются переливы

По реке, по реке,

Поведут волы ушами

Вдалеке, вдалеке.

Вскоре помимо программных произведений в классах на уроках пения зазвучала песня «О маленьком трубаче» – слова С. Крылова, музыка С. Никитина.

…И встал трубач в дыму и пламени,

К губам трубу свою прижал,

И за трубой весь полк израненный

Запел «Интернационал».

И полк пошел за трубачом,

Обыкновенным трубачом.

Солдат, солдат, нам не положено,

И верно, что там, плачь не плачь, -

В чужой степи, в траве некошенной

Остался маленький трубач…

А он, ведь он, все дело в чем, –

Был настоящим трубачом!

Одной из любимых песен стала популярная песня на стихи М. Матусовского и музыку В. Баснера «С чего начинается Родина?» из недавно вышедшего на экраны кинофильма «Щит и меч».

Внутришкольное пространство было не слишком большим и, наверное, хоровое пение слышали и другие классы, однако никто из учителей никогда не жаловался, что оно им мешало решать, к примеру, с детьми сложную задачу или писать диктант по русскому языку.

Мой довольно тяжелый аккордеон по моей просьбе приносили в школу на перемене двое мальчиков, которым я давала ключи от своей квартиры, и проблем с доставкой инструмента не было. Правда, однажды, неся его в горизонтальном положении, они чуть не вывели из строя мою ценную вещь: запали басы – все кнопки левой клавиатуры опустились ниже уровня крышки. С ремонтом помог сосед по квартире – муж одной из наших учительниц.

Забегая вперед, скажу, что на протяжении всего учебного года дети продолжали приносить мне все новые вырезки из газет с новыми песнями, которые отражали жизнь пионерии, а также события, происходившие в то время. Были среди них и совсем взрослые песни, в которых воспевались любовь и преданность к своему отечеству, к своему народу. Так, например, в песне Б. Мокроусова, на слова Я. Хелемского «Высокое имя – солдат!» были такие строки:

Громыхали фронты, полыхали закаты,

Горько пела тревога военной трубой,

И солдаты, солдаты, солдаты, солдаты

Заслоняли Отчизну собой.

Но строки эти были абсолютно понятны детям, выросшим в маленьком приграничном селе, когда зимой следующего – 1969-го года случился вооружен-ный конфликт на советско-китайской границе, на острове Даманском. Об этом чрезвычайном происшествии тоже слагали стихи и песни, одну из которых разучили и мы. Начиналась она словами: «На острове Даманском тишина…»

Отдельные, самые лучшие песни, разученные в классах, на уроках пения, вошли в программу концерта, с которым весной 1969-го года Шереметьев-ская школа успешно выступила в г. Вяземске на Районном смотре школьной художественной самодеятельности.

140. Неоконченный пограничный роман

В расписании моих уроков случались «окна» – свободные часы, которые я тоже тратила на подготовку к урокам предстоящим, сидя в учительской за письменным столом. Однажды, еще в начале сентября во время такой паузы в учительскую вошли два молодых человека в военной форме. По темно-зеленым нашивкам видно было, что это пограничники. Коротко побеседовав с директором и, казалось, не обращая особого внимания на присутствующих, они быстро удалились. Но в этот же день эти двое вдруг пришли ко мне домой. Это были военнослужащие соседней погранзаставы, стоявшей в селе Кедрово. Дело было в том, что одному из них – старшему сержанту, собиравшемуся сдавать экстерном экзамены за последние классы школы, нужна была помощь по… тригонометрии. И почему-то самой подходящей кандидатурой на роль педагога – репетитора оказалась я. – Учительница математики занята, у нее семья, маленький ребенок. А Вы – после института. Без помощи этот раздел математики ну никак не идет, а экзамен сдавать надо… Я не знала, что и сказать. Не помогла и отговорка о том, что в институтском курсе математики у меня вообще не было. Они очень просили, и пришлось согласиться. Мы договорились о времени проведения занятий – два раза в неделю по вечерам.

Итак, старшего сержанта звали Вячеслав или просто Слава, его спутника – солдата-водителя звали Толиком. Вдвоем на военном газике они стали приезжать ко мне к назначенному часу. Все вместе мы подсаживались к столу и час-полтора, открыв учебник и тетрадь, штудировали тригонометрию. Я помнила, каким камнем преткновения был этот предмет для меня в школе, еле-еле вытянула я его под конец на четверку. А тут все пошло, как по маслу. С первой страницы учебника, читая параграф за параграфом, вникая и сама в прочитанное, я стала объяснять молодым людям весь учебный материал. Соотношения между сторонами и углами треугольника; синус, косинус, тангенс, котангенс… Теперь-то все было понятно, а когда понимаешь сам, легко объяснить и другому. И дело пошло: от урока к уроку мы продвигались довольно быстро и уверенно.

Попутно говорили и на общие темы. Иногда я зачитывала им какие-то смешные заметки из газет, рассказывала о своей работе, жаловалась на мальчишек – нарушителей дисциплины. Интересова-лись они и моими увлечениями. Конечно, просили сыграть на аккордеоне. Обоим им нравилось петь. Слава даже выступал на армейской сцене, хорошо пел своим низковатым густым баритоном. Его коронным номером на тот момент была популярная песня:

Ночью, в тихих улочках Риги

Слышу поступь гулких столетий,

Слышу века, но ты от меня далека,

Так далека, что тебя я не слышу.

Ночью мое сердце крылато,

Верю, что полюбишь меня ты,

Время придет, и по улочкам Риги вдвоем

Будем бродить мы с тобой до рассвета…

Слава был симпатичным стройным среднего роста парнем с коротко стриженными волнистыми русыми волосами. Это был человек военного типа: сдержанный, дисциплинированный, строгий. До перевода на Дальний Восток он несколько лет служил на финской границе. На своей погранзаставе был теперь первым помощником командира части. Настоящий военный!

Прошло несколько недель, и однажды он явился ко мне в гражданской одежде, с букетом цветов. И после первого успешного штурма тригонометрических функций вдруг что-то изменилось в наших чисто школьных, типа «учитель-ученик» отношениях. Неожиданно для меня он сделал мне предложение выйти за него замуж. – Быстрота и натиск! И не дать «противнику» опомниться! Я молчала, потом попросила ждать ответа.

В ближайшие выходные я поехала домой и рассказала обо всем родителям. Папа сразу предупредил меня: «Смотри, дочь, будет двойная нагрузка».

Итак, дело приняло серьезный оборот, и надо было в следующую нашу встречу дать Славе ответ. А как же все мои планы? Они могли рухнуть. О замужестве я все еще всерьез не думала, а уж офицерской женой стать вообще никогда не мечтала. О такой женщине писала в своих стихах Римма Казакова:

Поделись со мною скукой,

офицерская жена.

По-армейски очень скупо

начинается весна.

Муж уехал на маневры.

Жди. У двери долго стой.

Прямо действует на нервы

запах лиственниц густой!

На судьбу свою посетуй,

подосадуй на себя:

от порога –

за полсвета

увела тебя судьба…

Дождик каплет,

дождик каплет,

пограничный гриб как зонт.

Здесь не Сочи и не Капри.

Здесь военный гарнизон.

Для тебя здесь нет работы.

А пойти – куда пойти?

На резиновые боты

налипает полпути!...

Сколько мужества и любви надо иметь в душе! А любви-то у меня и не было. Не могла она созреть так быстро, нужно было время, и я решила честно сказать об этом парню. Он, конечно, обиделся, пытался искать причины моего отказа. Одной из них он считал наше с ним разное положение в обществе. Прекратились его визиты, правда, ненадолго.

141. В новом взрослом окружении

В связи с уплотнением графика моей работы бывали дни, когда я вела по шесть уроков подряд. Тогда я узнала, как это непросто: шесть часов на ногах, в напряженном состоянии, говорить, говорить. Это было по-настоящему трудно, за это время я выкладывалась полностью, ощущая потом усталость и какое-то опустошение. После уроков быстро шла в совхозную столовую, едва успевая попасть туда до 14-ти часов, в последние минуты перед закрытием. Работала она бесперебойно и, поскольку совхоз был животноводческий, в столовой всегда имелись мясные блюда, что позволяло хорошо подкрепиться и восстановить свои силы. Приходя домой после обеда, я часа два-три спала, и только после этого чувствовала себя снова работоспособной. Однако некоторым учителям не нравилось то, что я не контролировала свой класс после уроков, и на первом же педсовете мне было сделано замечание. Оправдания о необходимости обеда казались им не слишком убедительными. Кто-то вызвался даже продать мне мешок картошки, советовал отваривать ее и есть с селедкой. – Не бойтесь, не будет у Вас гастрита!

Мое домашнее хозяйство в то время было еще слабо налажено, и много продуктов я не запасала. Обидевшись на эти нарекания, я все-таки продолжала посещать столовую.

Прошел первый месяц работы в школе. В начале октября традиционно отмечался День учителя, и в своем почтовом ящике я нашла в этот день много, много поздравительных открыток, подписанных детьми всех пяти классов, в которых я вела химию, биологию и пение. В сложенном виде это была довольно толстая стопка. Такого количества поздравлений, присланных в один день, мне больше получать не приходилось, и я долго потом хранила эти послания.

И это было признание, хотя абсолютным оно не являлось. Отдельные дети могли быть жестокими даже на фоне неоспоримых стараний учителя. Это были зачатки той человеческой неблагодарности, которая так расхожа во взрослой жизни. А может быть, сказывалась моя молодость, неопытность, и дети относились ко мне как к человеку, более близкому им по возрасту, чем другие учителя. Так оно в сущности и было, но порядку на уроках иногда мешало.

Другой сферой приложения сил стала для меня комсомольская работа. Начался новый учебный год в системе политпросвещения. По заданию Райкома ВЛКСМ при комсомольской организации совхоза должен был работать кружок марксизма-ленинизма, и секретарь Комитета комсомола, не долго думая, поручил вести этот кружок мне. Нам прислали программу занятий, к каждому из которых мне нужно было читать отдельные работы классиков марксизма. Это было кстати, так как могло пригодиться для подготовки к экзамену по философии. И в выходные дни, свободные от поездок домой, я конспектировала эти работы, беря книги в сельской библиотеке. Политзанятия проводились один раз в неделю. Руководителей таких кружков время от времени приглашали в Вяземский Райком ВЛКСМ на районные семинары. В такие дни от работы эти люди освобождались.

Забегая вперед, скажу, что Райком пополнял свои ряды кадрами, работавшими на разных должностях в разных частях этого же района. Привлекались особо отличившиеся комсомольские активисты. И однажды к нам в село приехал Секретарь Вяземского райкома. Он наведался ко мне домой с предложением в будущем стать работником райкома. Но от комсомольской работы я отказалась, признавшись Секретарю, что хотела бы в дальнейшем заниматься наукой. И он с пониманием отнесся к этому.

Кроме кружка по политучебе были у меня и другие комсомольские дела. Довольно быстро оказалась я вовлеченной в молодежную художественную самодеятельность, поскольку в это время – осенью 1968-го года – началась активная подготовка к празднованию 50-летия ВЛКСМ. Да, то был юбилейный год. При сельском клубе проходили репетиции к праздничному концерту. Молодежь села, большей частью парни, охотно взялась за дело. Особенно любили ребята петь – громко, от души – комсомольские песни, лирические, эстрадные. Аккомпанировали им по очереди мы с баянистом. Настоящим, как сейчас говорят, «хитом» программы была тогда быстрая и ритмичная песня «Лада» (Хмуриться не надо, Лада…). После показа кинофильмов в клубе обычно устраивались танцы, и я посещала их.

Подошел тот праздничный день, и на Торжественном собрании, проходившем в зале клуба, меня наградили Почетной грамотой – за активное участие в общественной и производственной жизни совхоза, в честь 50-летия ВЛКСМ. После собрания успешно прошел наш концерт. Потом были танцы, звучали вальсы, танго, твисты, шейки. Но вот баянист заводил плясовую, и все желающие танцевать выходили на круг. Какая-то сила и меня подталкивала в центр этого круга или кто-то выводил за руку. И как лихо отплясывала я! Обходила стоявших вокруг, кружилась, отбивала чечетку – в своем новом платье-мини, в туфлях на шпильке. – Все Шереметьево любуется тобой! – говорили мне девушки. Но больше всего, как и раньше, я любила кружиться в вальсе. Находились и здесь партнеры!

Конец первой четверти и День 7-го ноября коллектив учителей отметил, устроив в складчину банкет в фойе школы. Накрыли столы, организовали музыку. Учителя-женщины пригласили на вечер своих мужей. Учителей-мужчин в школе работало лишь двое: директор школы, преподававший черчение и рисование, имевший опыт работы на крайнем севере и молодой учитель истории, географии, физкультуры, фамилия которого чисто случайно совпадала с названием села.

Были в моей сельской жизни и отрицательные моменты. Однажды вечером, когда я, как обычно в это время, сидела за столом, что-то читая, в комнату ко мне через балконную дверь, которая плохо закрывалась, вдруг вошел солдат. Квартира была на втором этаже и он сумел неслышно забраться наверх. Не потеряв присутствия духа, я стала выпроваживать его, пригрозив пожаловаться командиру части, и он тут же удалился. О случившемся я все-таки рассказала завучу школы – учительнице, которая была супругой командира.

С наступлением холодов мне по распоряжению Сельсовета привезли дрова, и двое парней, нагружая их на мешковину, перенесли все дрова в мою кладовку. Но замок на двери кладовки оказался ненадежным, и скоро кто-то из жильцов дома понемногу стал красть у меня эти дрова. Обнаружила я этот досадный факт, когда он стал явно заметен.

К концу ноября мое уединение в квартире закончилось: с моего согласия ко мне подселили девушку – Надю, приехавшую из города Тулуна работать в это село в качестве воспитательницы Детского сада. Кстати сказать, сюда переезжали люди и из дальних областей России, из Горьковской области, например, как мои соседи по квартире. Надя была спокойной, дружелюбной, и мы с ней быстро поладили. Поставили ей раскладушку вдоль одной из стен комнаты. Надя была младше меня. Вскоре у нее появилась подруга – девушка ее возраста, и вечера Надя чаще проводила вне дома, в кругу своих новых знакомых.

В это же время возобновил свои визиты Слава. С тригонометрией он теперь справлялся самостоя-тельно. Приезжал обычно с водителем, и когда мы оказывались в квартире вчетвером, было довольно весело и более непринужденно чем тогда, когда я общалась с военными одна. Ребята даже обещали вскоре взять нас с собой на охоту на косуль. И однажды морозным зимним вечером они приехали за нами на большой военной машине – ГАЗ-66. Разместили нас с Надей в кабине, рядом с водителем, Слава же, хорошо утеплившись, устроился в кузове. Проехав какое-то расстояние по автомобильной дороге, мы свернули на лесную. Затем, насколько можно было, заехали в чащу и остановились. Вокруг стояла полная тьма, лишь на небе сияли звезды, и фары машины освещали обступивший нас лес. И в такой вот глуши на свет могло внезапно выскочить испуганное животное. Но ничего такого, к счастью, не произошло. Однако огнестрельное оружие системы АК было наготове, и нам с Надей солдаты показали, как с ним обращаться. В завершение под руководством Славы я даже пустила автоматную очередь в черноту леса – баловства ради. Замерзшие, в своих кожаных сапожках, мы с Надей поспешили снова спрятаться в кабине, и огромный ГАЗ стал выбираться из леса. Приехав к нам домой, все вместе пили горячий чай.

Зима, как обычно, была холодной и снежной и, чтобы не мерзнуть в своей угловой квартире мы с Надей, дополнительно к паровому отоплению, стали чаще топить печь на кухне. По субботам, растапливая и титан, устраивали себе банные дни. Но для всех хозяйственных работ этой горячей воды не хватало, и крупные вещи я отвозила стирать домой. В холодное время наведывалась к родителям не так часто в надежде пробыть у них все зимние каникулы.

Один раз Слава привозил меня на свою заставу. В небольшом доме для офицерского состава у него была своя двухкомнатная квартира. В квартире мебель, идеальный порядок. Сидя за его письменным столом, мы долго говорили. Слава показал мне свой альбом и попросил в следующую нашу встречу подарить ему мое фото, мне же подарил свою фотогра-фию. Помню, мой папа тогда сказал, что обмен фотографиями – это к расставанию. Да, при всей надежности этого человека совместного нашего будущего я разглядеть не могла, и все еще не давала ему окончательного ответа. Его же заявления становились все более категоричными – да или нет! Он даже намекнул мне, что предпримет в случае полного поражения: уедет работать на отдаленную «Точку». Если и это не поможет, есть еще один выход: тут он открыл ящик стола, и я увидела лежащий там пистолет… Но я все молчала.

Подошла к концу вторая четверть. Последний учебный день, зачитаны учащимся четвертные оценки. Начались каникулы, и я хотела уже ехать в Хабаровск, но Слава попросил меня дождаться 31-го декабря: встретить Новый год нас обоих пригласила к себе семья командира части, где служил Слава. А утром 1-го января я поеду оттуда домой.

Приехав в новогодний вечер на заставу, мы со Славой сначала отправились в часть. Солдаты, подчиняясь обычному распорядку, уже готовились к отбою. Слава повел меня в радиорубку. Там был аккордеон, и меня попросили что-нибудь сыграть солдатам после поздравительных слов офицеров. Я сыграла какую-то мелодию. Уже на выходе из казармы к Славе подошел солдат, он просил отпустить его в эту ночь, наверное к подруге, но Слава не разрешил.

И вот в уютной квартире командира мы сидим за красиво накрытым праздничным столом: хрусталь-ные фужеры, Шампанское, салаты, закуски. На праздник к хозяевам приехала мама жены командира. Она-то и помогла им накрыть стол по всем правилам. Сначала, как водится, провожали Старый год: сухое белое вино, тосты. И тут случилась одна оплошность: когда я накладывала на свою тарелку салат-Оливье, одна горошина, соскользнув с ложки, угодила прямо в мой фужер с недопитым белым вином, в котором ее хорошо было видно сидящим за столом. Сгорая от смущения, я оставила все как есть. Я и без того-то очень стеснялась самой этой ситуации – как невеста на смотринах – а тут еще эта нелепость. Но когда все вышли из-за стола – походить, освежиться, кто-то незаметно вынул эту горошину из фужера, чтобы прекратить мои мучения.

Часы пробили полночь, начав новый отсчет времени. Слава отвел меня в свою квартиру, а сам заспешил в часть, так как в эту ночь он дежурил. Я же спокойно отдыхала до утра на его кровати, застеленной чистым и даже пахнущим одеколоном бельем.

Наступило утро. Быстро собравшись, я должна была идти к автобусу. Необходимые вещи были со мной. Слава пришел проводить меня. И готовые на выход, я – в зимнем пальто, он – в шинели, мы на минуту задержались, стоя друг перед другом и, наверное, осознавая, что это – прощание. Я вдруг шагнула к нему навстречу, мы обнялись и поцеловались. – Лариска, как я буду без тебя? – проговорил он. И я не знала, что сказать ему в ответ. Казалось, это и есть начало нашей любви. Но времени уже не было, надо было идти к автобусу. Он проводил меня, и в полном смятении я отправилась в путь.

Так с того утреннего зимнего поцелуя начался Новый 1969-й год. Потом мы виделись лишь однажды. Мое состояние тем новогодним утром и всяческие колебания он посчитал минутной слабостью, возникшей в результате оторванности от привычной окружающей среды. Я подарила ему свою фотографию с надписью на обратной стороне: «Как жаль, что ты прав!» Он заехал ко мне как бы случайно, сопровождая жену командира части – у нее были какие-то дела в нашем селе. Вдвоем они зашли ко мне, может быть, просто проведать. Глядя на него, я старалась угадать его мысли, но ни один мускул не дрогнул на его лице. Настоящий военный!

142. Второе полугодие в школе

С удовольствием проводила я зимние каникулы у родителей, и, хотя прошла только половина учебного года, мысли мои начали перестраиваться в сторону осуществления ранее задуманных планов. А пока что, имея на руках немаленький список литературы для сдачи кандидатского экзамена по философии, я стала посещать Краевую научную библиотеку и опять же конспектировать эти работы, одну за другой. И за этим занятием в библиотеке меня увидел учитель истории нашей Шереметьевской школы, который, будучи студентом-заочником, тоже приехал в Хабаровск сдавать очередную сессию. Пришлось ему объяснить, почему я этим занимаюсь.

Но вот я снова в Шереметьево. Началась третья четверть учебного года. Теперь все шло уже привычным порядком. Но в марте 1969-го года, как я упоминала выше, случилось вооруженное столкновение на советско-китайской границе, на острове Даманском. Те дни были очень тревожными и на нашем участке границы. Население призвали быть готовыми к обороне. С молодежью села проводились занятия по военному делу, на которых обучали прави-лам пользования оружием и конкретно – автоматом Калашникова. С девушками отдельно поселковый медработник проводила занятия по оказанию первой медицинской помощи, и я посещала их. Наша застава была в полной боевой готовности, но говорили, что нужен еще один БТР.

На политинформациях в классах мы обсуждали события на Даманском, и по лицам детей было видно, насколько серьезно они восприняли тот пограничный инцидент. К счастью, вскоре он был остановлен.

Тем временем к нам с Надей подселилась молодая учительница младших классов – Галина, жив-шая ранее с мужем в квартире по соседству. И наше жилье превратилось в женское общежитие. Жили дружно и не скучно. Вместе ходили в кино, вместе готовили пищу, вместе занимались хозяйством. В пятницу вечером делали уборку, причем, пол в квартире обычно мыла я сама, а девушек отправляла на внешние работы: принести дрова, вынести мусор, вытрясти половики. Теперь к нам чаще приходили гости: то к Галине, то ко мне приезжали друзья по студенческим походам, то отмечали чей-нибудь день рождения, пели, танцевали.

С Галиной у нас и в школе появилось совместное дело – подготовка к Районному смотру-концерту детской художественной самодеятельности. Разученные на уроках пения песни, отобранные для концерта, должны были прозвучать в исполнении школьного хора. Я была в роли аккомпаниатора, а Галина встала перед хором и начала дирижировать им, и это было то, что надо. Такие репетиции проходили после уроков. Учителя выстраивали свои классы, следили за порядком, а мы вдвоем, можно сказать, воодушевляли детей и вели их за собой. Я организовала еще и вокальную группу, участницами которой охотно согласились стать девочки восьмого класса, разучила с ними новые песни. В целом наша школа проявила себя на смотре исключительно хорошо.

Примерно в это же время – в конце марта – начале апреля прошел Районный смотр и молодежной самодеятельности, в котором я также участвовала, аккомпанируя поющим.

Весной со школьниками была проведена также любимая ими военная игр «Зарница», но это было поле деятельности других организаторов. Учителям тоже полагалось принимать участие в этой беготне с детьми по заснеженной опушке леса, однако здесь мое присут-ствие было чисто формальным.

Мои личные отношения с окружавшими меня молодыми людьми не переходили рамок чисто дружеских, деловых. Но вскоре в село, в гости к родственникам, должен был приехать один парень, которого женщины, знавшие меня, из лучших побужде-ний захотели познакомить со мной. Меня предупредили об этом, сказав, что парень – интересный, красивый. Его родственницей была женщина – комендант жилищного отдела Сельсовета. В ее доме нам устроили встречу-застолье, на которую пригласили меня и девушек, живших со мной – Надю, Галину. Красиво, как на праздник, накрыли стол. И вот появился этот самый кавалер, и я поняла, почему выбор пал на меня: он был невысокого роста, хотя и несколько меня выше. Одет был в униформу темно-синего цвета, так как являлся работником Речного флота. Люди постарше, сидевшие за столом, подсказывали мне: «Соглашайся, он увезет тебя отсюда в город» и тому подобное.

Посидев за аппетитно накрытым столом, послушав музыку, наша молодежная компания вскоре вышла на улицу. Потом с этим парнем вдвоем мы гуляли по оттаявшим дорожкам села. Настроен он был решительно, но его кандидатура не пришлась мне по вкусу, и мы распрощались. Потом я видела его уже с другой девушкой. Побыв в селе несколько дней, он уехал.

Кстати о застольях. За год работы мне неоднократно приходилось бывать в домах сельских жителей, где по разным поводам собирались гости, накрывались столы. То крестины, то праздник, то просто встреча в воскресный день. И всегда застолья эти были щедрыми и обильными. Помню проводы в армию одного нашего комсомольца. Полный дом гостей, и ряд накрытых столов переходил из одной комнаты в другую, не прерываясь даже в дверном проеме. Все приглашенные сидели как бы за одним столом, вместе пели, веселились. Да и в повседневной жизни ни о какой бедности в том селе – на Дальнем Востоке России – не было и речи. Кто работал, тот имел – и дом, и подсобное хозяйство, и зарплату.