Текст книги "Я помню детсво, России край заснеженный (СИ)"

Автор книги: Лариса Мамонтова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)

Выбрав удобный день, и тщательно подготовившись к работе, я запустила сразу две установки, имевшиеся в лаборатории. Более коротким путем, который прояснился в процессе предыдущего эксперимента, я синтезировала двойное количество столь дорого доставшегося желанного продукта. И этим снова удивила и преподавательницу, и Лиду – девушку, работавшую со мной в паре. На сей раз, сюрприз для них оказался еще более приятным, чем первый. – Значит можно проводить синтез более рациональным и быстрым способом?! Лишь после этого я объявила им, что научную работу по биохимии на этом прекращаю. Возражать никто не стал, и, тепло попрощавшись, мы расстались. А Лида Ж. завершила наши начинания и сделала доклад по биохимии на Конференции Научного студенческого общества, в котором я была упомянута как соисполнитель темы.

Таким вот методом исключения я определила, наконец, свое магистральное направление в химико-биологических науках.

Экзамен по Дарвинизму

К концу семестра из Комсомольского-на– Амуре Пединститута приехал преподаватель по общей биологии. Экспресс методом ему предстояло начитать нам курс такой сложной, но увлекательной науки как Дарвинизм. Преподаватель был новатором. Его первую лекцию – с показом слайдов и других наглядных пособий – сейчас можно было бы сравнить с презентацией. Это был сжатый, но насыщенный информацией экскурс в историю Земли и всего живого на ней. Остальные лекции такими яркими уже не получились.

В то время – в 60-х годах – Дарвинизм – эволюционное учение о происхождении и развитии жизни на Земле – преподавался нам как неопровержимая догма. Однако с тех пор, как Чарльз Дарвин в 1859 году издал свою книгу «Происхождение видов путем естественного отбора», разные аспекты его теории оспаривались даже среди передовых ученых-эволюционистов. Сегодня дискуссия ведется напряженнее, чем когда-либо прежде. Сам Ч. Дарвин отдавал себе отчет в недостаточности своей теории. Органическая эволюция – теория о том, что первые живые организмы развились из неживой материи. Затем, размножаясь, они, как принято считать, превращались в разные виды живых организмов и в результате произвели все формы жизни, когда-либо существовавшие на земле, включая людей. Свидетельства ископаемых остатков, геологическая летопись не давали во времена Дарвина и не дают до сих пор строго последовательной цепи медленно прогрессирующей эволюции. Некоторые примеры, употреблявшиеся раньше в защиту эволюции, теперь уже не могут рассматриваться, как таковые. Современная теория эволюции в трех критических областях оказывается несостоятельной. Палеонтологическая летопись обнаруживает скорее структуру эволюционных скачков, а не постепенные преобразования. Гены – мощный стабилизирующий механизм, главная задача которого заключается в предотвращении развития новых форм. Случайные, возникающие друг за другом мутации на молекулярном уровне не являются объяснением высокой организованности и растущей сложности живых организмов. «Если дарвинизм действительно является великим всеобъемлющим принципом биологии, то он заключает в себе необычайно большие области неведения. Он не объясняет некоторые из самых основных вопросов: как безжизненные химические вещества оживились, какие принципы лежат в основе «генетического кода, как гены определяют строение организмов». – Фрэнсис Хитчинг, эволюционист, автор книги «The Neck of the Girafе» (Шея жирафа), 1982, стр.12

Недавно, уже в 2008 году в одной из газет я увидела заметку следующего содержания: «Сенсационную теорию появления жизни на Земле выдвинули британские ученые. Ее основные положения опубликовала лондонская Daily Telegraph. Источником биологической жизни ученые считают уникальное место на дне Атлантического океана – «Потерянный город». Оно расположено в 3000 км от восточного берега Флориды на глубине 900м. Благодаря уникальным химико-биологическим и электро-температурным условиям в вулканических породах происходит синтез химических соединений и превращение новых структур в живую материю. Эти результаты были получены во время научной экспедиции в район «Потерянного города». И мне подумалось, что эти британские ученые еще априори, то есть до опыта, были и остаются эволюционистами, сторонниками идеи, которую когда-то выдвинул их гениальный соотечественник – Чарльз Дарвин, признававший одновременно и существование Творца Вселенной.

Учению Дарвина скоро исполнится 150 лет, и полемика вокруг него продолжается. Однако нас старались сделать убежденными дарвинистами. Нам и в голову не приходило сомневаться в том, к чему пришел великий английский ученый, совершив кругосветное плавание на корабле «Бигль» и собрав палеонтологические и другие материалы из разных точек земного шара. После курса лекций был экзамен, и преподаватель, выслушав мой ответ, сказал: «А Вы – молодец! Мне Ваш ответ больше всех понравился». И поставил пятерку.

122. На новом огороде

К середине мая подсыхала земля, подходило время сельхозработ. Огородами в новом жилом районе могли заниматься немногие, лишь настоящие энтузиасты этого дела, так как никаких специальных земельных участков здесь не было. А того, что имелось, было явно недостаточно для всех желающих. Дело в том, что эта новостройка своей дальней от шоссе стороной почти вплотную примыкала ко все той же привычной для нас железной дороге. В этом районе находилась товарно-погрузочная станция – «Хабаровск-2», отгороженная высоким забором от жилых домов. Параллельно железной дороге, в метрах 50-60-ти от нее над поверхностью земли пролегала широкая и массивная труба теплоэлектроцентрали. И вот эту-то узкую полоску земли – между железной дорогой и трубой – и начали стихийно обрабатывать первые жители улицы Трамвайной. И наш папа примерно в километре от дома нашел еще не освоенный участок, продолжив эту огородную полосу. На пониженных местах под трубой можно было пройти, сильно пригнувшись, и, шагая по тропинке, попасть в свои новые земельные владения. Прямо под трубой ТЭЦ протекал неширокий ручей, дававший воду для поливки огорода.

И опять главным работником был папа. Вооружившись вилами, лопатой, граблями, он – в брезентовых рукавицах, в сапогах – сам раскорчевал участок, оставив лишь один большой куст, в тени которого можно было присесть отдохнуть. Сам вскопал делянку, сделал гряды для мелких овощей и рядки для посадки картофеля, которому отведена была большая часть огорода. Мама тем временем сажала уже проращенные семена других овощей. – Садила мелочевку, – говорила она. То были: лук, укроп, редиска, свекла, морковь, горох, кукуруза и другое.

На большие работы – посадку, уборку картофеля мы выходили всей семьей в субботние или воскресные дни. Обычно папа предупреждал нас заранее, в какой день будем работать, и ничего другого на это время уже не намечалось. Папин призыв к коллективной работе исключал отказы. Я не помню случая, чтобы кого-то из нас четверых в такой день на участке не было. Надо и все!

Теперь подошло время сажать картофель. У папы всегда было все подготовлено: посадочный материал – чуть проращенные на свету клубни картофеля, самые крупные из которых разрезались на части; удобрение органическое; удобрение минеральное. На уже готовых рядках треугольной в сечении формы оставалось только тяпкой сделать лунки. Этим папа тоже занимался сам. Сам же в рабочих рукавицах разбрасывал органическое удобрение – в каждую лунку определенное количество. Кто-то из нас также в каждую лунку насыпал удобрение минеральное – понемногу, примерно столовую ложку. Затем с ведром картошки шел «главный сеятель», разбрасывая в лунки по одному, по два, по три клубня, в зависимости от их величины. И в завершение папа, проверяя – правильно ли все заложено, опять же сам тяпкой засыпал землей все лунки и подправлял рядки.

Как-то, много лет спустя, будучи на отдыхе, уже на Украине, я, к слову, однажды рассказала украинским женщинам о том, как мы семьей занимались посадкой картофеля. И они – завзятые огородницы, которых, казалось бы уже ничему учить не надо, заинтересованно слушали и уточняли детали этой работы.

Солнечно ли было в такой день, пасмурно – не играло роли. Главное, что наша «овощеводческая бригада» – наша семья – была в полном составе, работала споро и слаженно, понимая, что делаем нужное для себя дело. Я помню те весенние полевые запахи – горьковатого дыма от костра на чьем-то дальнем огороде, взрыхленной подсыхающей земли, новой, только появившейся зелени и свежего ветра, приносящего и уносящего с собой эти давно знакомые ароматы. Тогда я не задумывалась о том, что огород – не только подспорье на нашем домашнем хозяйстве, но и частица уклада нашей семьи, залог ее прочности и благополучия. Он был близко от дома, туда можно было прийти в любое удобное время, что и делали регулярно наши родители. Но когда наступал пик сезонных работ, мы – дети – были наготове. Наш сосед по огороду всегда работал один, рано, чуть ли не в семь часов утра, приходя на участок. И в назидание папа нам уже говорил, – надо приходить на огород не в семь утра, а всемером.

Другой участок под картофелем – далеко, в поле – все еще сохранялся у нас, и на уборку урожая родители тоже брали нас с собой. Ну а ближний огород скоро начал радовать нас первой зеленью: луком, укропом, редиской. Как-то спонтанно на участке появился щавель, который с тех пор не переводился у нас. Со щавелем обычно варились зеленые борщи, в которые, помимо картофеля, моркови, лука, добавлялась фасоль. А еще, в пору года, когда созревал щавель, из дрожжевого теста мама пекла пирожки с щавелевой начинкой. Листья растения промывались, откидывались в дуршлаг, потом на полотенце – для просушки. Затем на кухонной доске деревянной скалкой мама эти листья толкла, чтобы стали мягкими. Складывала в миску и посыпала сахаром. Это и была начинка для пирожков. Жарила пирожки она в чугунном продолговатом казане, который мы называли жаровней, и который можно было накрыть крышкой. Употребляли мы для жарки обычно сало растительное – кулинарный жир светло-молочного цвета, не дававший резкого запаха, чада и не разбрызгивавшийся при нагревании. Уже позднее, переехав жить на Украину, этого продукта я в магазинах не нашла и долго привыкала к применению для жарки не столь диетичного подсолнечного масла, которое, наряду с животными жирами было здесь в ходу.

А летом, когда созревали огурцы, нашим излюбленным блюдом была окрошка, основу для которой – квас – мама делала в летнее время всегда. По очереди, у кого было время, нарезали мелко зелень, отварной картофель, крутые яйца, вареную колбасу, если не было мяса, заливали квасом и заправляли сметаной.

Такие овощи, как баклажаны, кабачки, сладкий перец, а также овощи для консервирования мы покупали.

Также организованно проходила и уборка урожая. Всегда все вместе! И только мама уходила с участка немного раньше, чтобы встретить нас дома вкусным обедом.

123. В Комсомольском заповеднике

Конец мая наш профессор А.П. Нечаев намеревался провести в Комсомольском заповеднике, изучением флоры и растительности которого занималась его аспирантка – Светлана Ш. Научным руководителям и в полевой сезон полагалось курировать своих учеников. Он предложил и мне на эти дни приехать в заповедник в качестве студента-помощника и побыть там до прибытия основной рабочей силы – студенток III-го курса. Чтобы освободить себе эту неделю, мне пришлось досрочно сдать один экзамен и договориться об отработке нескольких практических занятий по агрохимии в более поздние сроки, что я и сделала.

Добравшись до населенного пункта, где базировалась дирекция заповедника, встречаюсь с Андреем Петровичем и Светланой. Втроем мы обследуем близлежащую территорию заповедника. Относится она к бассейну Нижнего Амура, отличается северным обликом, преобладанием темнохвойных пород, то есть ели и пихты. Однако на территории заповедника есть рефугиумы, где сохранились реликты третичного периода. Например, южное вечнозеленое хвойное дерево – тис ягодный, известный своей ценной твердой древесиной. Произрастает также довольно редкая вишня Максимовича. Много других незнакомых мне растений. С флорой заповедника Светлана уже освоилась, и на пару с Андреем Петровичем они быстро называют виды растений по латыни, попадающиеся на пути. С блокнотом и карандашом я иду следом, записывая и досадуя по поводу своих бесконечных вопросов. – Твой этап такой – спрашивать, записывать, запоминать, – успокаивает меня Андрей Петрович.

Закончив свои консультации, Андрей Петрович уехал, и вдвоем со Светланой мы переселились в старый, но пригодный для проживания в летнее время дом. Дней у меня в запасе оставалось мало, а увидеть хотелось побольше. В ближайшие дни большой маршрут намечался лишь у зоолога, штатного сотрудника заповедника – Феликса Робертовича Штильмарка, и мне можно было отправиться вместе с ним. Ф.Р. Штильмарк – охотовед, знаток природы, автор научно-популярных книг и многих научных работ, интересный собеседник. Живя постоянно в Москве, в летний период работает в заповеднике.

Подготовившись к дальней дороге, запасшись кое-какой едой и получив от аспирантки наставления – в какой точке маршрута на что обратить внимание – я, немного волнуясь, ожидала начала похода. Вышли мы с Феликсом Робертовичем рано утром. Сопровождала нас довольно резвая охотничья собака, приученная, однако к таежной дисциплине – не лаять попусту, дабы не спугнуть нужный зоологический объект. В этот раз зоолога интересовали белки. И уж когда прыгавший по веткам прыткий зверек с развевающимся пушистым хвостом выдавал себя, собака, подбежав к дереву, подавала голос, подзывая хозяина. Феликс Робертович вскидывал мелкокали-берное ружье и стрелял. Ему нужно было, настреляв и отпрепарировав определенное количество белок, узнать, что происходит в данное время года с этими грызунами.

Все дальше в лес уводила нас проторенная тропа. Вокруг все зеленело и цвело и лишь в таежной чаще ярких красок становилось все меньше. В течение первых часов маршрута нужное количество белок было отстреляно, и вблизи ручья мы сделали привал. Разместившись поудобнее, Феликс Робертович стал препарировать белок, внимательно разглядывая их внутренности и записывая необходимые сведения. Я тем временем осматривала растительность, не слишком отдаляясь от стоянки. Потом мы развели костер, подвесив над ним котелок с водой для чая. А вокруг огнища наш охотовед разместил насаженные на деревянные прутья свежепотрошенные и помытые беличьи тушки. Довольно скоро беличье мясо стало готовым к употреблению, и мы устроили такой вот охотничий обед. Правда, мне это мясо показалось каким-то «резиновым», и наесться им было никак нельзя. Подкрепившись и попив чаю, мы двинулись дальше.

Послеполуденное солнце ярко светило. Нечастые пологие склоны сменялись равнинной поверхностью. Мы долго шли. В очередной раз поднялись на возвышение. В низине, среди расступившейся зелени леса зияло пустотой огромное пространство выгоревшего леса. Утыканная черными пнями гарь была совсем свежей. Пожары – бич дальневосточных лесов. Особенно часты и опустошительны они весной и осенью, когда подолгу нет дождей и в лесу накапливается много сухих растительных остатков. Лесные пожары, бывает, держатся подолгу, и дым от них, распространяясь далеко, стоит и над расположенными рядом городами. Такое неоднократно происходило и в Хабаровске.

Мы обошли этот участок стороной, сильно уклонившись от заданного маршрута и попав на тоже неожиданно появившуюся лиственничную марь. – То гарь, то марь, – шутили мы сначала. Но когда эти унылые ландшафты стали повторяться снова и снова, наш юмор иссяк. Стало ясно, что мы либо кружим на месте, либо сбились с пути. Дело принимало серьезный оборот, время шло к вечеру.

Вот закончилась гарь, и мы вышли на пологий зеленый склон с разреженно стоящими деревьями. Тут наш четвероногий друг, придя в замешательство, громко залаял и резко устремился в сторону. – Это что-то серьезное, – сказал Феликс Робертович, – просто так он звука не подает. И вдруг с той стороны леса, куда метнулся пес, послышались звуки потрески-вающих веток, и метрах в двадцати от нас как-то очень быстро, почти кубарем пронесся медведь. Живой, настоящий, почти рядом! Застыв от неожи-данности и не успев испугаться, мы стояли, провожая взглядом темно-бурое мохнатое животное. А пес, заливаясь лаем на весь лес и этим, наверное, пугая зверя, отгонял его все дальше, вниз по склону. – Это молодой медведь, годовалый медвежонок, – сказал Феликс Робертович. А меня он потом назвал своей фартовой спутницей, которой в первом же походе по заповеднику удалось увидеть столь редкое зрелище.

Ближе к вечеру вышли-таки мы к домику лесника, где можно было передохнуть и угоститься свежим душистым медом. Оттуда быстро зашагали к своему поселку.

Стемнело, и на небо взошла огромная полная оранжевого цвета луна. Желая, чтобы и мы со Светланой не пропустили это явление природы, Феликс Робертович пришел к нашему дому. – Вот это лунища! – восторгался он. Втроем мы смотрели на небо, ярко сиявшее ночное светило, и долго еще обсуждали события этого знаменательного дня.

С Феликсом Робертовичем я случайно встретилась еще в одной экспедиции, но то была очень короткая встреча. Уже в 2006-ом году, спустя почти сорок лет после нашего похода, в автобусе международного сообщения разговорились мы с человеком, сидевшим рядом – москвичом. Он знал Ф.Р. Штильмарка по книгам и сообщил мне, что известного зоолога недавно не стало.

Подошло время уезжать домой, на смену мне приехала другая студентка. И вот обратная дорога. Станция, откуда отправлялся мой поезд, находилась на правом берегу Амура. Весь состав загружали на большой паром и переправляли через Амур, и там – на левобережье реки – от железнодорожного вокзала города Комсомольска-на-Амуре поезд следовал по направлению к Хабаровску. Разместив свой рюкзак на сидении вагона и взяв с собой документы и деньги, я на время погрузки состава вышла из поезда. От причала, где загружался паром, в сторону Комсомольска отправлялись и пассажирские катера, и к ним подходили люди.

Все вагоны были уже на пароме, а я все прохаживалась вдоль берега и как-то упустила момент отплытия парома. Подбежала к нему, когда расстояние между дебаркадером и плавучим сооружением уже начало раздвигаться. Я запаниковала – отстала от поезда, в котором остался мой рюкзак. Начала что-то спрашивать у стоявших на краю парома рабочих. Хотелось тотчас спрыгнуть с дебаркадера на паром. Эти люди меня подхватили бы, в случае чего. Но в этом месте на пароме было приделано металлическое крепление для троса, еще какие-то громоздкие приспособления, и я не решилась, побоялась переломать об них ноги. Те рабочие видели мой испуг и поспешили успокоить: состав подадут к вокзалу и до отправления поезда хватит времени переправиться через реку на катере и доехать до вокзала на трамвае. Пошла к катеру, купила билет и, уже сидя в салоне, немного успокоилась.

Среди пассажиров катера заметно выделялась небольшая группа матросов. На лентах их бескозырок была надпись «Тихоокеанский флот». Один из них – высокий, статный, симпатичный, как видно, был за главного. Катер тронулся и, разрезая волны, быстро поплыл через речную стремнину. Я вышла из салона и, стоя у борта катера, залюбовалась рекой. Тот высокий матрос подошел ко мне, и мы разговорились. Звали матроса Сергей. Его четырехлетняя служба на флоте заканчивалась осенью этого года. Он был старшиной на корабле. Их группа, прибывшая из Совгавани, заезжала в приамурский поселок к родителям одного из сослуживцев, которого во время шторма смыло с палубы судна волной. Мой новый знакомый был серьезным, много повидавшим человеком, имевшим к тому же опыт литературной работы. Его очерки и рассказы были посвящены военно-морской теме. В ответ я коротко поведала о себе. Мы еще говорили о чем-то, свободно и доверительно. Приближался левый берег Амура, пришло время прощаться. Сергей попросил мой адрес, обещал написать письмо, и мы расстались.

Доехав от пристани до вокзала и зайдя в, наконец, настигнутый поезд, я увидела свой рюкзак в целости и сохранности. В купе вагона никого не было.

124. Сельхозпрактика

Началась большая летняя практика по сельскому хозяйству. Сначала нас возили на поля Краснореченского совхоза – передового хозяйства края – для ознакомления с полеводческими работами, а также на другие сельскохозяйственные предприятия. Затем практика проходила на Агробиостанции факультета. Нам нужно было отработать определенное количество дней на полях и делянках станции. Здесь была и теплица, где в это время уже созревали огурцы, которыми нас иногда угощали. Обедали мы здесь же, принося с собой еду из дома, и наши девушки заметили, что у меня с собой бывало всегда что-нибудь домашнее. В учебных помещениях станции мы выполняли лабораторные работы по агрохимии и почвоведению. Поскольку эти работы уже начались, пока я была в Комсомольском заповеднике, я стала интенсивно отрабатывать долги, иногда выполняя по две работы в один день, и быстро догнала своих однокурсниц. К слову сказать, работы эти были довольно интересными. Все занятия вела Н.П. Лукашук. И, наконец, к зачету необходимо было написать реферат на одну из предложенных тем. Выбрала тему я ботанического содержания – о сорных растениях. Взяла в институтской библиотеке рекомендованную литературу и дома писала реферат.

Брат Володя, сдававший экзамены, занимался рядом в этой же комнате, на своем рабочем месте у окна. Когда я отлучалась, оставив свои пестрящие иллюстрациями книги открытыми, он подходил и, видя, чем я занимаюсь, рисовал мне на черновике смешную рожицу, подписывая рисунок соответственно. Такая надпись, например, гласила: сорная трава – латук растопыренный, а сорную траву – с поля вон!

После экзаменов студентов-первокурсников Железнодорожного института тоже направляли на практику. Но это была практика совсем другого рода – работа в строительных отрядах. Нелегкой, видно, была та работа, если после нее брат приехал сильно похудевшим. Отдохнув какое-то время дома, ближе к осени, он работал проводником на поезде «Хабаровск-Москва», что, наверное, тоже засчитывалось как практика. В этих рейсах студенты осваивали специфику работы на железной дороге, протянувшейся почти через всю страну.

Мой день рождения я отмечала в этот раз со своими походными друзьями за оформлением фотоальбомов зимнего похода Боевой славы к слету туристов, о чем я писала выше. Друзья, наверное, по совету Валеры С., подарили мне книги по искусству. Одна из подруг вручила еще и книгу Антуана Экзюпери, в которую входили его самые известные произведения: «Планета людей» и «Маленький принц». Уже после слета туристов мы – трое девушек навестили нашу подругу Галю Б., жившую в городе Бикине Приморского края.

От Сергея я стала получать письма – добрые, содержательные, на которые отвечала вовремя.

Во время каникул осваивалась на новой территории, окружавшей Парк им. Гагарина. Гуляла по парку, ходила ближней дорогой на реку, часто посещала кинотеатр «Спутник», располагавшийся в парке. Как-то воскресным летним днем я, проходя мимо парка, услышала музыку в исполнении «живого» Симфонического оркестра и поспешила подойти поближе. Да, наш Симфонический оркестр Хабаровской Краевой филармонии в полном составе размещался на летней танцплощадке, красиво и профессионально, как всегда, исполняя одно музыкальное произведение за другим. Но кроме музыкантов на площадке не было никого, хотя объявление о концерте, как я потом выяснила, на большом рекламном щите помещалось у входа в парк. Произведения были популярные, рассчитанные на широкую публику. Я прошла к боковому сидению и слушала концерт одна, аплодируя и восхищаясь не только музыкой, но и самоотверженностью оркестрантов, отыгравших полную программу концерта в отсутствии слушателей. Скорее всего, жители этого района, не избалованные подобными мероприятиями, просто не обратили внимание на афишу. Ведь зал ОДОСА, где эти концерты проходили регулярно, никогда не пустовал – покупали абонементы, следили за рекламой.

Главное событие этого лета должно было состояться в августе. А.П. Нечаев, вместе с четырьмя другими студентами, брал меня в большую ботаническую экспедицию на Нижний Амур. И я готовилась к ней. Взяла в библиотеке недавно вышедшую книгу В.Н. Ворошилова «Флора Советского Дальнего Востока», по сути служившую нам определителем растений, наряду с другим пособием – «Определителем высших растений Приморья и Приамурья», изданным дальневосточным Филиалом АН СССР. Из этой книги я начала выписывать в небольшой блокнот, который можно было взять с собой в маршрут, указанные для территории Нижнего Амура названия родов и видов растений, причем, не только русские, но и латинские, помня о том, как в Комсомольском заповеднике мои наставники употребляли только латынь. Растений, ареал которых охватывал Нижний Амур, получилось много. Каждый день я заучивала по десять названий на обоих языках, повторяя их вечером перед сном. Потом в экспедиции щеголяла своими познаниями перед преподавателем и студентами, удивляя их этим, так как по программе обучения в нашем институте такие знания не были предусмотрены. Подготовила также кое-что из снаряжения; сшила себе легкую блузочку – на выход. Так, в полной боевой готовности ожидала отъезда.

125. Экспедиция на Нижний Амур.

Гора Шаман

В первых числах августа наша группа отплывала на теплоходе вниз по Амуру. Нас было семеро. Андрею Петровичу Нечаеву – нашему руководителю – в тот год исполнилось 60 лет. Но это был не только пытливый исследователь, неутомимый путешественник, но и хороший отец своим пятерым детям. Судя хотя бы по тому, что в эту экспедицию он взял двух своих взрослых сыновей-биологов: старшего сына Виталия – орнитолога по специальности и среднего – Анатолия – студента второго курса химбиофака, ставшего впоследствии ботаником. Десятка два фотографий, которые подарил мне Анатолий после экспедиции, сейчас перед моими глазами, и по ним я могу вспомнить разные моменты тех экспедиционных дней. Кроме троих Нечаевых в нашей группе был студент-однокурсник Анатолия – Гриша Г. и три девушки: Галя П., Света М. – с младших курсов нашего факультета и я – четверокурсница. Коллектив боевой и дружный, никаких конфликтов.

Цель экспедиции – обследовать растительность бассейна Нижнего Амура близ поселений: Софийское, Мариинское, Сарапульское, Сусанино и других, где проходят северные границы ареалов растений кедрово-широколиственных лесов Дальнего Востока.

Базировались мы при школах, где обычно работали выпускники Хабаровского Пединститута, и учителя-биологи знали Андрея Петровича. Останавливались также в небольших домах для приезжих. Продукты закупали в сельских магазинах. Пищу готовили мы – студенты, дежуря по очереди. Виталий, изучавший пернатое население окружающей местности, работал один, по своему индивидуальному графику. Поднимался ни свет, ни заря, до рассвета, часа в четыре утра и уходил в маршрут. Такова специфика работы орнитолога, таков объект этой науки – птицы, активность которых приходится на ранние утренние часы. К тому времени, когда мы, позавтракав, выходили в свой маршрут, он уже возвращался на базу, с ружьем, биноклем, рюкзаком пройдя многие километры. Днем обрабатывал собранный материал.

А мы вшестером шли своими дорогами и тропами, обследуя леса, луга, скалы, прибрежную растительность. Это были увлекательнейшие походы, из которых мы возвращались с наполненными растениями гербарными папками. Нижнеамурские ландшафты – благодатная для ботаника зеленая страна! Познавательная и наглядная. С богатой флорой и мало нарушенной растительностью, то есть близкой к своему изначальному облику. Сопровожда-емые комментариями нашего профессора, те уроки ботаники на природе превращались в живой информационный поток, заполнявший ботаническими знаниями наши головы. Хороший практикум для нас, можно сказать, подготовка к профессиональной ботанической работе.

Дольше всего мы пробыли в селе Софийском. В этом районе находилась знаменитая гора Шаман, порядка 1000м в высоту. Это лишь часть средневысот-ного горного хребта, имеющего многочисленные отроги. Гора Шаман – классический пример для изучения вертикальной поясности растительности. Снизу вверх идут: пояс широколиственных лесов; пояс темнохвойных лесов; пояс кедрового стланика; горно-тундровый пояс. Весь горный хребет Андрей Петрович называл флористическим узлом, то есть плотным сплетением растительности соседствующих зон и высотных поясов.

Подъем на гору Шаман был, пожалуй, самым сложным испытанием в этой экспедиции, и в нем участвовала вся наша группа, включая Виталия. К подножью горы нам удалось подъехать на машине, которая развозила по утрам рабочих на лесные делянки, а вечером доставляла обратно в село. Перед подъемом всех нас фотографирует Виталий у ствола огромного дерева, и Андрей Петрович поясняет, что лес этот темнохвойный – зрелый, коренной. К тому же, в подлеске черника, даже спелая. Улучив минутку, лакомимся ягодой.

Начинаем подъем. Довольно успешно продвигаемся по темнохвойному лесу и вскоре оказываемся в густых зарослях кедрового стланика. Одна из девушек – Галя П. – остается с Андреем Петровичем, идти на самую вершину ему небезопасно. Мы же впятером, под предводительством Виталия взбираемся все выше. Преодолеть заросли кедрового стланика не так-то просто. Никаких троп, лишь корявые пружинистые ветви, стелющиеся по земле. В них можно утонуть и потерять друг друга из виду. Потом выбраться из лап смолистой древесной паутины и снова погрузиться вниз. – Сущее наказание!

Вот, наконец, свобода и простор! Под ногами – беспорядочное нагромождение камней, покрытых лишайниками, однако гербарная папка наполняется и здесь неплохо. Я вижу на фотоснимках своих спутников, севших передохнуть на вершине. Кто-то взял в руки бинокль, кто-то прицелился, стоя с ружьем, кто-то просто улегся на камни, глядя в небо, кто-то в очередной раз нагнулся за новым растением. С фотоаппаратом – Толик. Вот вчетвером сидим мы на уступе, глядя на уходящие вдаль отроги горного хребта. Вижу себя со светящимся от счастья лицом. Незабываемые минуты – ты на вершине огромной горы! Звездный час всей нашей походной эпопеи!

В жизни человека должны быть такие вершины – реальные или аллегорические, как подведение итога целому этапу жизни. Ты знал, зачем шел. Тебе нужна была эта дорога. Ты нашел свою тропу и поднялся по ней. В награду с высоты тебе открылось огромное пространство, неподвластное даже птице. И еще что-то, несравненно большее, хотя и сиюминутное. – Пусть миг, но миг удовлетворения и высочайшего блаженства.