Текст книги "Я помню детсво, России край заснеженный (СИ)"

Автор книги: Лариса Мамонтова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 31 страниц)

В кругу родных, в домашней обстановке отдыхалось родителям хорошо. Конечно же, и похозяйничать они были непрочь. Затеяли как-то пельмени, в изготовлении которых оба были большими умельцами. Дедушка Митя, увидев нашего папу на кухне за этим занятием, мимоходом обронил фразу: «Смотри, не осрамись, повар!» Он просто еще не знал, каким превосходным мастером ручной лепки был наш папа. Пельмени, как всегда, получились отличные, и вся их большая семья по достоинству оценила старания своих родственников.

А вот наша с братом жизнь без привычной роди-тельской опеки особо радостной не была. Приготовле-нием пищи занималась я одна, и, поскольку это нужно было делать почти каждый день, к кухне я быстро охладела, и готовила лишь из чувства долга перед родителями. Дополнительно к своим делам я постоян-но ощущала эту нагрузку. Тогда я по-настоящему начала осознавать, как нелегко приходится нашей маме, которая всегда старалась вовремя накормить нас. И хотя другая домашняя работа была распределена у нас, на кухне мы маме лишь помогали, и главным поваром была она сама.

Этот период времени был омрачен и одним возмутительным эксцессом. Однажды вечером, как это нередко бывало, брат Володя пошел в кинотеатр «Спутник», находившийся в Парке Гагарина. Я была дома. Вернувшись после сеанса, брат как-то неестест-венно быстро, не сказав ни слова, скрылся в ванной комнате. Я заподозрила недоброе. Когда он вышел оттуда, на лице его я увидела следы побоев. Он рассказал, что, возвращаясь из кинотеатра, столкнулся в парке с ватагой хулиганов. Они остановили его, попросив прикурить, потом стали приставать к нему, наносить удары. Как-то все-таки вырвался он и сбежал от них. Вот так запросто – беспрепятственно и безнака-занно – могли совершаться злостные правонарушения в нашем – увы, безнадзорном парке, да и в ближайшем к нему жилом массиве – тоже.

Родителям я рассказала об этом уже после их поездки, и они сокрушались и жалели сына.

Месяц апрель подходил к концу, и так хотелось, чтобы мама с папой быстрее приехали. Вот и встреча! Отдохнувшие, полные впечатлений, с подар-ками, с гостинцами вернулись родители домой, тоже, наверное, немного соскучившись и по своим детям, и по своей ухоженной уютной квартире. Наведением порядка дома обычно занималась я, но именно тогда, пожив в разных местах, родители по-особому оценили мои усилия. – Спасибо за чистоту, – сказал мне папа. Спустя некоторое время, они снова приступили к работе на своих предприятиях, к домашним делам. В мае, как это бывало всегда в эту пору, у нас снова началась посевная.

Обновы, привезенные родителями, я то и дело примеряла, подгоняла, укорачивала. В готовом виде надевала на себя, желая покрасоваться перед домашни-ми. В нашей семье бытовал маленький обычай – демонстраций новой одежды. Мама с папой рассажи-вались в кресла, а я в новых нарядах, в туфлях на высоких каблуках, как по подиуму, расшагивала перед ними. Им нравились эти «шоу моды», и я всегда, сшив себе в ателье что-то новое, обязательно демон-стрировала это сначала в своей семье.

149. Пробные маршруты

Но приближался первый самостоятельный полевой сезон, и думать нужно было о снаряжении совсем другого рода. Таком, как энцефалитка, туристические ботинки, рюкзак. Для работы нужны были: компас, гербарная папка, полевая сумка, полевой дневник; мерная вилка для измерения диаметра стволов деревьев; шнуры для закладки пробных площадей; мешочки для отбора почвенных образцов и многое другое. Все это я получала на складе, находившемся в подвальном помещении института.

Особую ценность представляли топографи-ческие карты, аэрофотоснимки севера Амурской области. Дешифровать их, то есть опознавать объект по его изображению, можно было только с помощью стереоскопа – прибора, в котором два плоских изображения предмета сливаются в одно объемное изображение. Пользоваться этим прибором меня учили геоморфологи, работавшие в институте. Аэрофо-тоснимки и топографические карты мы получали в Секретной части, и для этого нужно было оформлять «Допуск».

В начале июня лаборатория биогеохимии, при которой я состояла, став полевым отрядом, отправлялась в свою экспедицию. На некоторое время к ним присоединилась и я, чтобы лучше отработать методику исследований с соруководителем – Анатоли-ем Александровичем. Я помню тот выезд. Большая нагруженная экспедиционным оборудованием машина ГАЗ-66 отъезжала от здания института рано утром. Рядом с водителем – начальник отряда – Владимир Витальевич Бардюк. Перед ним разложена топографи-ческая карта, он показывает дорогу водителю. Остальные четверо членов отряда, включая рабочего, едут в кузове, хорошо оборудованном для дальней дороги. На выезде из города машина вместе с людьми переправляется на пароме на левый берег Амура и скоро оказывается на территории Еврейской Автономной области. Мы ехали целый день, сделав остановку на ужин в поселке «Известковая», затем продвигались в сторону Кульдура.

Вот и первая стоянка, называемая полевиками то лагерем, то табором. Быстро и умело работают эти люди. Вот уже стоят три палатки, одна из которых моя. Вот уже дымится костер. Костер – это магическое таинство походной жизни. Костер – это свет, это тепло, это горячая пища. Костер объединяет людей, собирает их вокруг себя, располагает к разговору, к откровению, к шутке, к песне. У костра всегда хочется посидеть всем вместе после долгого дня. Можно просто послушать транзистор или, глядя на пламя, думать о своем. Костер – это момент истины, которую пытаются найти путники или работающие в поле люди в каждый отдельно взятый день.

Утром следующего дня идёт дождь. Все остаются на таборе. А за обедом мне в честь предсто-щего Дня рождения дарят замечательный подарок – бадминтон, который в этот же день был опробован. Потом готовились к закладке пробных площадей.

Новый день. Погода немного налаживается. Первый маршрут – рекогносцировочный, в нем проводится предварительное обследование местности для последующих работ. Штурмуем сопку, высотой метров 500. Здесь недавно было найдено олово. У меня подъем идет тяжело: большой перерыв в походах, целых два года; мало тренировки, осталось лишь упорство. Вот вершина, но ее обступили темные тучи. Злой ветер приносит колючие капли дождя, которые, кажется, вот-вот превратятся в хлопья снега. Недавно здесь был пожар, растительность бедная. Геологи берут пробы почвы и растения на спектральный анализ.

Спускаемся вниз по склону. Вокруг камни, обгоревшие и упавшие на землю деревья. Видна штольня – горизонтальная выработка в скале, имею-щая выход на поверхность. После взрыва измельчен-ная порода отгребается и сбрасывается вниз по склону, в результате чего образуется целая мелкощебнистая дорожка. Она еще не затянута растительностью, и, сев на щебень, мы быстро съезжаем по нему по одному, метров 200 вниз. Все гениальное просто!

Переходим болото, маленькую речку и делаем привал. Мужчины упражняются в стрельбе из писто-лета в цель. Это необходимо для самообороны. Места здесь глухие, безлюдные, возможна и встреча с диким зверем.

Новая сопка, новый подъем. От подножия к вершине сменяют друг друга растительные формации: недавно горевший кедрово-широколиственный лес, ненарушенный хвойно-широколиственный лес и, наконец, коренной, потому очень живописный, лес елово-пихтовый. У вершины возвышается, похожий на обелиск, останец горной породы. Здесь встретилось много новых для меня растений, и я закладываю их в гербарную папку. Самое привлекательное из них – башмачок пятнистый из семейства орхидных.

Возвращаемся в лагерь. Долго определяю растения; потом – бадминтон, ужин, музыка из радио-приемника. Отбой не раньше 24 часов.

Еще один день. Сегодня, наконец, в наш «гнилой угол» пришло солнце. Едем на машине на разработку залежей брусита, главным элементом которого являет-ся магний. Вот бруситовый карьер. От белизны камня слепит глаза. На глубине он как застывший белый лед. От примесей бывает матовым, сероватым, желтова-тым, зеленоватым. Брусит – сырье для получения мягкого, легкого, серебристо-белого металла магния, применяемого в электротехнике, в целлюлозно-бумаж-ной промышленности и в других отраслях. Так в недрах земли, в толще горной породы таятся запасы то одного, то другого ценного камня. Отыскать их – большая наука, и все новые и новые методы приходят ей на помощь.

Биогеохимический отряд продолжал работу, а я возвратилась в Хабаровск, чтобы вскоре отправиться в свой, тоже не бедный таежный край. Край, где, по сло-вам наших геологов, «золото роют в горах». Но мне там нужна была «руда» другого вида. Моей «рудой» была живая природа, и многое из увиденного и познанного нужно было просеять в сознании, чтобы выстроить в конце концов целостное представление о природном комплексе, который назывался Зейский заповедник.

150. Город гидростроителей – Зея

Итак, в Зейский район Амурской области 20-го июня 1970г. должен был отправиться геоботанический отряд ХабКНИИ СО АН СССР. В отряде всего два человека – я и рабочий. Как аспирантке, мне полагалась такая штатная единица. Кроме того, работать в тайге одному не положено по технике безопасности. В качестве рабочих в экспедиции на летний период часто брали студентов. Конечно мне – молодой девушке, в роли помощника в поле, нужен был физи-чески сильный, выносливый, дисциплинированный парень. Таким помощником, по предварительной договоренности, согласился стать студент четвертого курса химбиофака Пединститута Гриша Г., хорошо знакомый мне по совместной экспедиции на Нижний Амур и по агитбригаде 1968 года. Но присоединиться к моим работам он мог только после летней сессии, то есть в конце июня. И разделив снаряжение между собой, мы решили отправиться в экспедицию порознь – сначала я, потом он.

В город Зея я еду поездом, затем – автобусом. Смотрю в окно, особенно внимательно – на раститель-ность, окружающую дорогу. Приезжаю в центр города. Здесь есть гостиница, хорошая столовая. Оставив свой тяжелый рюкзак в номере и пообедав, иду искать контору заповедника, и нахожу ее вдали от центра. Но она оказалась закрытой, поскольку был воскресный день. Что ж, есть время немного ознакомиться с городом, раскинувшимся на правом берегу реки Зеи и получившим свое название в честь этой реки. Река Зея – горно-равнинная, крупнейший левый приток Амура. Длина ее 1242 км, что соизмеримо с самыми большими реками Западной Европы (р. Рейн – 1320 км). Берег реки в черте города песчаный, и оттого, наверное, здесь так много сосновых деревьев, любящих рыхлые осадочные грунты. Бóльшая часть улиц выходит к реке. Вода в ней прозрачная, течение не быстрое.

Центр города застроен одноэтажными, в основном деревянными домами, в том числе и хорошо сохранившимися старинными, начала века – с резными карнизами и наличниками. Эти давние постройки принадлежали когда-то купцам и золотопро-мышленникам. Теперь в них размещены магазины. Дороги в городе грунтовые, не мощеные, и проходящий транспорт поднимает клубы пыли.

Вот городской парк, летняя танцплощадка, куда под вечер собралось много молодежи. Дело в том, что тогда же в городе Зея проездом находился большой студенческий стройотряд, который отсюда должен был переправляться вверх по реке Зее на строительство одного из участков БАМа. Я спросила у ребят, откуда они. – Из Одессы, – сказал один из них, четко выговаривая в этом слове именно букву «е», как это делают сами одесситы, а не «э», как произносим мы. Непривычной для глаза в одежде одесситов были и шорты у парней. В наших краях молодые люди так тогда не одевались. Но вот зазвучала быстрая ритми-чная музыка, и одесситы, огромной толпой выйдя на середину танцплощадки, самозабвенно и неистово стали танцевать.

На следующий день, придя в контору заповед-ника, я познакомилась и с его директором – П.В. Бра-тенковым, и с научными сотрудниками – зоологом В.И. Щетининым и ботаником – Геной Шаповалом – молодым парнем, учившимся заочно на биофаке Даль-невосточного государственного университета. Обычно по понедельникам собирались на планерку и лесники заповедника. У каждого из них на заповедной терри-тории был свой кордон, иначе говоря, пост охраны, где они следили за порядком и вели наблюдения за природой.

В недавно построенном, новом просторном деревянном здании конторы заповедника мне выделили небольшой кабинет – для жизни и для работы. Там помещались два письменных стола, шкаф; у стены поставили раскладушку, к которой прилагался спальный мешок. В другом кабинете в шкафах хранился гербарий заповедника – хотя и далеко не полный, но какое-то представление о флоре данного резервата природы дававший. Состав же растительных группировок прослеживался при изучении лесотаксационных материалов, которые имелись в Зейском лесничестве Зейского лесхоза, находившегося в центре города. Там я и работала первое время, переписывая данные по характеристике древостоя территории заповедника, по кварталам – участкам леса, ограниченным просеками и дорогами. Эта работа необходима была и для выбора наиболее рациональных маршрутов.

Рядом с конторой заповедника недавно были построены два деревянных жилых дома для своих работников, в которых имелось помещение для лиц, командированных в заповедник. Туда и был поселен мой студент-рабочий, приехавший в назначенный день. Оставалось решить проблему питания. В маленькой подсобной комнате конторы можно было приготовить лишь самое необходимое, поэтому мы стали посещать столовую гидростроителей с гордым названием «Бригантина». Дизайн большого обеденного зала столовой и в самом деле навевал романтику морских дорог: на главной стене зала красовались большое штурвальное колесо и контуры морского парусного судна. «Бригантина» находилась примерно в пятнадца-ти минутах ходьбы от нас, в рабочем городке, занятом серийными малометражными постройками временного типа.

Работы по сооружению Зейской гидроэлектро-станции шли полным ходом. Это была большая, союзного масштаба стройка, призванная зарегулиро-вать сток реки Зеи, спасти земли, лежащие в низовьях реки, от затопления, обеспечить эти края электроэнер-гией. На стройке было много молодежи из разных уголков страны. Решалась и проблема жилья, начато было капитальное строительство жилых домов. В уда-ленной от реки северной части города, упиравшейся в сопки – отроги хребта, среди деревьев виднелись первые пятиэтажки из силикатного кирпича. Ступенями они поднимались все выше и выше. Там рос настоящий поселок гидростроителей. Вместе с тем, в первоначально возникшем городке уже были по-строены некоторые здания культурно-общественного назначения: кинотеатр, магазины; имелась даже летняя эстрада. В свободное время мы иногда наведывались туда. Совсем рядом с этой кипучей стройкой и ее многолюдьем безмолвно возвышались горы, и часть этой горной территории была заповедана.

151. Хребет Тукурингра

Горы, окружающие реку Зею, в целом предста-вляли собой 500-километровую цепь средневысотных хребтов Янкан-Тукурингра – Соктахан-Джагды, про-стиравшуюся в широтном направлении южнее Станового хребта и параллельно ему. По геоморфоло-гическому районированию они входят в область Средневысотных гор Амуро-Алданского междуречья. Названия хребтам и рекам даны проживающими здесь эвенками. Вторым в этой системе гор является хребет Тукурингра. Слово «тукурингра» в переводе с эвенкий-ского означает «изгиб»; слово «зея» означает «лезвие». Река Зея, подобно лезвию, прорезает хребет Тукурингра поперек, протекая в узкой и глубокой до-лине, нижний конец которой назван Зейскими Воротами, где и возводилась плотина Зейской ГЭС. Выше по течению в восточной части хребта Тукурингра находится Зейский заповедник. К северу от хребта расположена заболоченная Верхнезейская равнина, к югу – Амуро-Зейское плато.

Территория Зейского заповедника вытянута с юго-востока на северо-запад на 50 км, при ширине около 25 км. На севере заповедник ограничивает река Гилюй – один из крупнейших правых притоков реки Зеи, на юге – Золотогорское шоссе. Высота горных склонов колеблется от 400 до 1500м, что в сочетании с климатическими факторами обусловливает поясное распределение растительности. Для района характерна резкая расчлененность рельефа, большая крутизна склонов (25 – 30^о). При движении нас ожидали непре-рывные спуски и подъемы, если маршрут не пролегал вдоль русла ручья или мелкой речки.

Климат здесь переходный – от муссонного к континентальному. Средняя месячная температура воздуха в январе составляла – 30,1⁰, в июле + 18,6⁰; в отдельные летние дни стояла сильная жара. Продолжительность периода активной вегетации растений 60 – 70 дней.

В бассейне реки Зеи имели место инверсионные явления. Это означало, что в летние вечера прогретый за день околоземный слой воздуха поднимался вверх, а холодный – из вышележащих слоев атмосферы – опускался вниз. Эти инверсии мы всегда ощущали на себе. Каким бы жарким ни был летний день, вечером становилось прохладно, особенно вблизи реки.

Самым грозным фактором из природных условий территории заповедника было островное залегание здесь многолетнемерзлой толщи, мощность которой составляла 60 м. В летнее время верхний слой мерзлоты оттаивал, но практиковать частые ночевки в палатке, поставленной на таком грунте, было опасно. Положение спасали построенные работниками заповедника деревянные избушки, где можно было при необходимости затопить печь, приготовить пищу. Этих деревянных домиков, установленных в местах, откуда удобно было прокладывать маршруты, тогда уже на территории имелось штук шесть.

Хребет Тукурингра, конечно же, и ранее посещался исследователями. Так в очень объемистой книге русского географа А.Ф. Миддендорфа «Путеше-ствие на север и восток Сибири», изданной в 1867 году, есть такие строки, относящиеся к призейским ландшафтам: «…По целым дням едешь среди листвен-ниц, елей и берез. Томительное однообразие!...» В наше время, спустя столетие, я могла бы поспорить со знаменитым путешественником. Только в Зейском заповеднике нами было выявлено 445 видов сосудистых растений, из них – более 20-ти древесных, охарактеризовано 23 ассоциации лесной и множество ассоциаций горнотундровой растительности.

Здесь бывали Н.И. Прохоров и О.И. Кузенёва – научные работники Амурской экспедиции, организованной Переселенческим управлением в 1908 – 1914гг. Ими было отмечено, что хребет Тукурингра является естественной границей распространения растительных формаций и делит Амурскую область на две части – северную и южную. Этими учеными на хр. Тукурингра был найден новый для науки вид березы, который впоследствии получил название березы Прохорова. Вид обитает только здесь, поэтому является эндемичным.

Весьма удивительным было для меня указание зоолога, профессора Дальневосточного университета, руководителя Гилюйской экспедиции Г.Н. Гассовского на то, что хр. Тукурингра представляет район, топографически благоприятный для организации запо-ведника, которое было сделано еще в 1929-ом году. И только 34 года спустя, заповедник здесь был учрежден.

Данные о флоре высогорных участков хребта имелись в работе ученых БПИ из г. Владивостока. Но обобщенной геоботанической характеристики террито-рии Зейского заповедника до начала наших работ не существовало.

По схеме ботанико-географической зонально-сти юга Дальнего Востока территория Зейского заповедника находится в южнотаёжной подзоне зоны хвойных лесов. По своему характеру она приближа-ется к среднетажной. Растительность хребта Тукурингра расчленяется на следующие высотные пояса:

1. Пояс хвойно-широколиственных лесов с дубом монгольским, березой даурской (б. чёрной), липой амурской (250 – 500 м). Точкой отсчета является отметка 250 м, так как хребет уже стоит на этой высоте над уровнем моря;

2. Пояс лиственничных лесов с участием ели аянской (500 – 800 м);

3. Пояс темнохвойных лесов из ели аянской (800 – 1100 м);

4. Пояс кедрового стланика (1100 – 1300 м);

5. Горнотундровый пояс (выше 1300 м).

Разнообразие условий местопроизрастания, контрастное сочетание растительности на относитель-но небольшой территории обусловлено микроклима-тическими отличиями различных участков заповед-ника, степенью удаленности от р. Зеи, высотой над уровнем моря, рельефом и другими факторами. Это позволило нам разделить заповедник на 3 района:

1) нижнегорный (250 – 500 м) – с преоблада-нием лесов сложного состава; 2) среднегорный (500 – 800 м) – с преобладанием лиственничных лесов; 3) высокогорный (800 – 1400 м) – с преобладанием горнотундровой растительности и подгольцовых ельников.

152. Пр и зейские биотопы

Самым ярким, красочным и жизнерадостным был район нижнегорный, примыкавший к долине р. Зеи. Водоразделы, почти перпендикулярно выходив-шие к реке, с правильной последовательностью: гора – ключ, гора – ключ, ровными складками обрамляли правобережье р. Зеи и самого крупного ее притока – р. Гилюй. Горные ключи, пронеся свои холодные воды с вершин хребта и изрезав днища долин у подножия гор, извилистыми строчками сбегали в р. Зею. Каждый из ключей имел своё название: ключ Тёплый, ключ Смирновский, ключ Бояркинский, ключ Руденко и так далее. Это была юго-восточная часть заповедника, здесь мы прокладывали свои первые маршруты.

Вот первый самостоятельный выезд. – Куда? – Конечно же на ключ Тёплый. Сюда на моторной лодке по Зее нас завозит лесник по фамилии Федотов. Его «вотчиной» были водные границы заповедника, и на берегу Зеи, у ключа Тёплого находился его кордон с деревянной избушкой. «Тёплым» этот ключ звался абсолютно условно, струилась в нём такая же кристально чистая и обжигающе холодная, как и в других заповедных ключах, вода.

Первый подъём на ближайшую к ключу гору оказался самым трудным. Мы даже не смогли до конца подняться на нее – настолько тяжело это было. Резкая крутизна, торчащие на поверхности склона камни, кустарник, да еще и жара, и кусючие насекомые. Скорее всего, тогда мы штурмовали гору «в лоб», по прямой. Не было навыка поднятия по склону, ходьбы по касательной, зигзагами, – то вправо, то влево, но не прямо. Нужна была помощь работника заповедника, который бы показал какие-то тропы, подходы. Кроме того, в тот раз по неопытности мы не взяли с собой некоторых необходимых для походной жизни вещей. Оценив обстановку и поняв, что задержаться здесь, даже на несколько дней не сможем, мы решили вернуться в город и подготовиться к «десанту» более основательно.

В следующий заезд все было настроено для работы как надо. Даже ботаник Гена Шаповал согласился поработать с нами первое время. У Гены, хорошо знавшего территорию, была своя тактика взятия высот. Начинал он маршрут вдоль ручья, где обычно проходила тропа. Тропа – ключевое понятие для таёжников: по тропе легче идти, тропа выведет, не даст заблудиться. На звериной тропе лежащее поперек поваленное дерево останется нетронутым; человек же на своей тропе постарается сделать проход, разрубив дерево или сдвинув его в сторону. Гена, кстати, всегда в маршрут брал с собою карабин, лучше зная обстановку с диким зверем в тайге и заботясь о безопасности.

Пройдя по ключу, в удобной развилке мы поднимались на водораздел. Более всего в маршрутах доставалось ногам – непрерывный тренинг – сокращение опорных мышц, расслабление. То были и «фитнес», и «бодибилдинг», вместе взятые, если учесть еще и летнюю жару. Лишь к концу полевого сезона подниматься в гору было уже не так трудно, а пока что нас ожидали штурм за штурмом.

Кроме ног напряженно работали и глаза. Они внимательно изучали зелёный покров, стараясь не упустить из виду незнакомое растение, которое нужно заложить в гербарную папку, заметить новую растительную группировку, чтобы описать ее. Но главным координатором действий оставалась голова.

Летающие кровососущие насекомые не забывали о нас ни на минуту. Вместо мокреца и гнуса, оставшихся в более теплых южных лесах, здесь, в средней тайге, свирепствовали большие желтые комары и крупные, похожие на ос, слепни, оставлявшие на месте укуса округлые вздутия. Защищала от двукрылых разбойников одежда с длинным рукавом и специальный крем от комаров «ДЭТА», тюбик которого я всегда носила в кармане. Перед тем, как начать делать записи, смазывала этим кремом кисти рук и участки кожи за ушами, подобно тому, как пользуются ароматными духами. Окружив себя облаком резко пахнущей «ДЭТЫ» и присев на какой-нибудь выступ, могла спокойно писать. Постепенно запах репеллента улетучивался, и повторялось все сначала. Увлекшись работой, о комарах я просто забывала. Мои спутники от крема чаще отказывались, и комары донимали их сильнее. На лугах вокруг меня кружили бабочки, наверное, потому, что я была в светлой одежде. В пасмурную погоду или у ручьев от комаров, казалось, не спасало ничто. Сколько раз мы досадовали на этих мелких пакостников, отравляющих само пребывание в лесу, и лишь мечтали о том, как приятно было бы без них работать и наслаждаться красотой и гармонией природы.

Одно неприятное столкновение было у нас и с насекомыми других родов и видов. Однажды нам нужно было переночевать в избушке у ключа Бояркинского. Но в ней для ночлега, кроме дощатых нар, ничего не было. Ни клочка сена. И решили мы – биологи – нарезать свежей травы и настелить на доски, чтобы помягче спать было. Да, сначала все было удобно, но среди ночи все принесенные с травой насекомые устроили нам «коллоквиум» по зоологии беспозвоночных, выползая из травы и ища выхода на свободу. В ужасе мы повскакивали с нар и стали выбрасывать всю траву прочь, подальше от избушки.

Однако тот маршрут запомнился еще и тем, что у ключа я нашла тогда редкое растение – кортузу амурскую, красиво вырезанные листья которой так удивительно и натурально источали запах свежих яблок.

Уставшие и взмокшие от жары и быстрой ходьбы мы возвращались на свой маленький стационар – к избушке на берегу Зеи, к устью ключа Тёплого. Приятно было подойти к ручью, где встречала тебя тень и прохлада, но холодная вода и комары сильно ускоряли водные процедуры. Потом мы разво-дили костер, готовили обед – суп, кашу, универсаль-ной добавкой к которым было консервированное мясо – тушёнка. Если для еды не хватало обычного карто-феля, покупали сушеный, нарезанный кружочками, похожий на чипсы. Он был легким по весу, удобным при переноске, быстро разваривался в кипятке, превращаясь в аппетитное пюре.

Под вечер занимались закладкой растений в гербарные сетки или иными камеральными работами.

В другой раз маршрут проходил через расширенную часть межгорной долины, выходившей к р. Зее и поросшей луговыми травами вперемежку с березово-осиновыми колками. Здесь было много света и простора. Валериана, кровохлебка, астильба китай-ская, волжанка, василистник, борец, подмаренник, вороний глаз и другие виды сплелись в густой трехярусный травостой. Это был парад цветов, изящной зелени и тонких цветочных ароматов. Над яркими соцветиями трав весело порхали красивейшие бабочки, и почему-то так хотелось их поймать и засушить. Царицей здешней энтомофауны была крупная белая бабочка –аполлон – с яркокрасными пятнышками на крыльях.

К долине и лугам были обращены южные склоны ближайших гор, растительность которых также являла собой необычную для средней тайги картину. Взрыв биоразнообразия! Это был уже упомянутый мною пояс хвойно-широколиственных лесов, наиболее богатых видами и сложных по строению. В структуре этих лесов главную роль играли хвойные – сосна, лиственница, типична была примесь дуба, березы даурской, ильма лопастного, липы амурской. Из кустарников, кроме доминирующе-го рододендрона даурского, встречались: леспедеца двухцветная, спирея средняя, сирень амурская и даже древесная лиана – лимонник китайский. В травяном ярусе были обычны: венерин башмачок, володушка длиннолучевая, красноднев малый, патриния скабиозо-листная, колокольчик точечный, осока Коржинского и другие виды.

В пределах хр. Тукурингра эти леса, образую-щие полидоминантные формации, распространялись узкой полосой вдоль береговой линии р. Зеи. Объяснялось это явление влиянием долин рек Амура и Зеи на климат прилежащих территорий. Вдоль этих рек ботанико-географические рубежи формаций широколиственного комплекса смещаются, и элементы их флоры проникают дальше на север. Для большинства видов этих лесов наш район являлся северной границей распространения.

153. В среднегорной заповедной чаще

Далеко на северо-запад от города Зея шла боль-шая дорога – Золотогорское шоссе, ограничивавшее территорию заповедника с юга. Вдоль этой южной границы также находились кордоны, которые именовались по километровым отметкам на шоссе: 19-ый км, 36-ой км, 52-ой км. На машине, принадлежа-щей заповеднику, по шоссе мы заезжали на какой-либо из этих кордонов и от него прокладывали маршруты. В другой раз, заехав на кордон, заходили от него вглубь территории с палаткой, разбивали бивуак у реки Большой Гармакан или реки Мотовой, хорошо различавшихся на карте. Работали там несколько дней и возвращались на исходный кордон, откуда в назначенный день и час забирала нас машина, специально присланная работниками заповедника.

Леса придорожного пространства до установле-ния заповедного режима вырубались и неоднократно горели. Теперь здесь господствовали длительно-произ-водные сомкнутые сообщества ольхи кустарниковой, и возобновление лиственницы, ранее произраставшей в этих условиях, шло плохо. Заросли ольхи однако стали естественным заграждением, кулисой, прикрыва-ющей заповедный лесной массив со стороны дороги. Кроме того, ольха кустарниковая выполняла почвоза-щитную и мелиоративную функцию на вырубках и гарях лиственничных лесов.

Путника, попавшего в ольховостланичник, ожидали чаще всего неприятности, хотя ольха кустар-никовая здесь не стелилась по земле. Высокие древовидные ветви ольхи, выходящие из одной точки, были густо облиствлены. Ярус ольхи таким образом сильно затенял поверхность, здесь всегда царил полумрак. Все ориентиры исчезали из виду, и в этих зарослях легко было заблудиться, что и происходило с нами неоднократно. Но полоса ольхи была заметной и неотъемлемой частью растительного покрова заповед-ника, и её роли в сменах лиственничных лесов я посвятила целую научную статью, которую написала после второго полевого сезона.

Пройдя ольховые заросли поперек, мы попадали в сердцевинную часть заповедных лесов, отражавших зональные черты растительности хребта Тукурингра. Это был среднегорный район с преобладанием листвен-ничных и производных от них березово-лиственничных лесов, составлявших в совокупности 68% от общей лесной площади. Лиственница заселяла в этом районе самые разнообразные экотопы. Наиболее продуктив-ные древостои были приурочены к платообразным формам рельефа, к достаточно дренированным поло-гим склонам. Леса низкой производительности зани-мали днища долин, плоские речные террасы, подверженные заболачиванию, шлейфы склонов. Из кустарников здесь доминировали береза Миддендорфа и багульник болотный. Близкое залегание многолет-ней мерзлоты предопределило отбор психрофильных, то есть устойчивых к холоду видов в травяно-кустарничковом покрове: смилацины трехлистной, княженики, лютика лаппонского и других. Моховой покров был образован видами сфагнума.