Текст книги "Я помню детсво, России край заснеженный (СИ)"

Автор книги: Лариса Мамонтова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)

Увидев так много икры, некоторые наши девушки стали самостоятельно солить ее, паковать и отсылать домой. Но самодеятельность и отсутствие стерильности в таком деле грозили скорой порчей продукта.

Часто в рабочее время в разделочный цех забегали сельские ребятишки, находили кучи потрошеной рыбы, и, нагнувшись, ловко извлекали что-то из рыбьих тушек. Оказалось, что они добывали рыбьи сердца, расположенные у самой головы, и, приготовив дома, лакомились ими. Сердца имеют вкус настоящего мяса.

Как-то около наших рядов появились молодые люди нестуденческого контингента. Они якобы занимались заточкой ножей, и по неопытности я дала свой нож одному такому точильщику, но обратно его не получила, хотя и видела потом этого парня. Тоже – промысел. Стоимость этого ножа у меня вычли из зарплаты.

От напряженной работы нас спасали длительные паузы, когда улова не было. По субботам все собирались в сельский клуб на танцы. Кавалеров – студентов из Политехнического института – хватало, но любовные романы заводить никто не спешил. Рыбы в тот год ловилось мало. Самые крупные косяки прошли, и нас стали перебрасывать на другие виды работ. Так поработали мы жабровщиками, удаляя жабры у еще мерзлой после засолки рыбы, затем отмывали эту рыбу от соли, после чего она была уже готова к транспортировке.

Прохладнее становилось по утрам. Тонкой кромкой льда затянулась береговая линия острова, а на прибрежных камнях оседала ледяная крошка. Наш трудовой десант подходил к концу. В последний рабочий день нам выдали зарплату. У девушек она была маленькой, не превышавшей размеры месячной стипендии. Лишь кто-то из ребят, подённо работавший в разных цехах, получил приличный заработок. Накануне отъезда у одного хозяина я приобрела две крупные рыбины, чтобы взять с собой.

Уезжали студенты в один день. Снова на барже. Доставили нас в г. Николаевск-на-Амуре, в аэропорту которого мы просидели еще двое или трое суток в ожидании самолета. Ночевали в зале ожидания на полу, постелив лишь газеты. Изредка наведывались в портовый ресторан, чтобы поесть горячего. Зато кета, привезенная мною, моим домашним пришлась по вкусу.

96. Второкурсники

И снова город – большой и многолюдный, снова спокойная домашняя обстановка, снова институт, подруги-однокурсницы. Четвертого октября у Люды День рождения, круглая дата, и мы отмечаем ее за праздничным столом в кругу родных и близких Люды. Хлопочет у стола Лидия Ивановна, неторопливо и деловито разрезает арбуз отец Люды. У моей подруги живое приятное лицо, голубые глаза, светлые волнистые волосы. Люда, как и я, похожа на папу, ее младшая сестра Ольга – на маму. Люда бывала у нас дома, и моим родителям очень нравилась.

Началась учеба. Много новых предметов – науки химические, науки биологические, а также науки общественные, имевшие всегда большой вес в нашем учебном процессе. В этом году мы изучали первый раздел философии – диалектический материализм – учение о всеобщих связях, о наиболее общих законах развития природы, общества и мышления. Лекции по диамату читала приятная интересная женщина И. Савина. Философские законы: единство и борьба противоположностей; переход количества в качество; закон отрицания отрицания и другие, а также философские категории: причина и следствие; форма и содержание; пространство и время; случайность и закономерность и так далее растолковывались нам на простых жизненных примерах и были вполне понятны. Тогда же начали мы изучение таких философских трудов как «Анти-Дюринг», «Диалектика природы» Ф. Энгельса и других. И опять подолгу засиживалась я в институте, с удовольствием конспектируя работы великих классиков. Нам прививали таким образом материали-стическое мировоззрение – систему взглядов, исходящую из того, что материя первична, а сознание вторично, а также из того, что материальный мир существует независимо от сознания людей. Никто не возражал против этих постулатов. Лишь недавно, столкнувшись с уже неоднократно упомянутым мною учением о духовном развитии, Л. Виилмы, я нашла мысли о не очень хорошем влиянии материализма на духовную сферу жизни людей. Так например, автор пишет: «…материальная жизнь является малой частью жизни духовной… Материализм, сковавший чувства – серьезный поучительный урок человечеству. Этот момент духовной темноты очень необходим для того, чтобы человечество умело ценить правду света, чтобы оно умело и хотело духовно освободиться… Материа-лизм с его возвеличиванием материального явился для человечества большим и болезненным уроком. Началась и по сей день продолжается погоня за богат-ством, что поставило мужчин в трудное положение. ...Человечество испытывает душевный кризис, иначе говоря, кризис любви. …Современный кризис человечества является кризисом материализма. Мысль управляет жизнью. Хорошая мысль творит хорошее, плохая – плохое».

О том, что довелось нам изучать геологию, я говорю обычно с чувством гордости, ведь из наук о земле геология – самая фундаментальная. И довольно сложная. Сначала шел раздел динамической геологии, и на практических занятиях мы учились распознавать основные минералы, горные породы, из которых состоит земная кора. Строению и истории ее формиро-вания был посвящен другой раздел – историческая геология. И тут уж вся надежда на память, в которую нужно было уложить все эры и периоды истории Земли и все так давно происходившее на ней.

Изучение педагогики – науки о воспитании и обучении немного наводило тоску. Оно напоминало о будущей специальности, о педагогической работе, что особого энтузиазма у меня не вызывало. Другое дело – аналитическая химия – опыты, опыты, в основе которых лежал процесс титрования.

Практические работы к сдаче на зачет мы всегда готовили вместе с Людой. Химические науки моей подруге нравились более других. Однажды в наш институт приехал автор учебника по аналитической химии, профессор Болезин. Обходя химические лаборатории факультета, он заглянул и в ту из них, где как раз шло занятие нашей подгруппы. Профессор-химик решил поэкзаменовать кого-то из студентов, и ближе всех к столу преподавателя и к нему оказалась я. Он быстро назвал мне несколько исходных величин химической задачи, нужно было пояснить ход ее решения. Я тоже быстро сообразила, что одной величины в его условии не хватает, и сказала ему об этом. Тогда он добавил еще одну величину, и я ответила правильно, на что автор нашего учебника сказал: «Мне все ясно». Но наши девушки радовались потом тому, что спросил он меня, а не кого-то другого.

Совершенно не нравились мне лекции по зоологии позвоночных. Старательно записывая их, я с трудом улавливала связующую нить в этом запутан-ном самим же преподавателем материале: в учебнике де, неправильно описана кровеносная система такой-то группы животных, запоминайте так, как я вам говорю… Подобные комментарии звучали часто. И если зоологию беспозвоночных спасло качество преподавания, то к зоологии позвоночных интереса так и не появилось.

Раздел ботаники, посвященный низшим растениям, преподавала нам Саяпина Р.Я. Водоросли, грибы, мхи, лишайники – все было интересно. Печально было одно: Нина Сергеевна практические занятия у нас больше не вела. Поступив в аспирантуру Биолого-почвенного института АН СССР, она уехала в г. Владивосток. Зато дальневосточная наука получила молодого перспективного исследователя, изучавшего растения одного из наиболее сложных семейств – злаковых. С Ниной Сергеевной мы переписывались. Она стала для меня доброй наставницей и примером для подражания.

Все также интенсивно и поступательно занимались мы английским языком, по которому в конце третьего курса предстояло сдать гос. экзамен. Весной должны были закончиться курсы медсестер. А пока что теоретические и практические знания мы получали то в одной больнице, то в другой, далеко от института, и на дорогу уходило немало времени. Намного уверенней чувствовала я себя на физкультуре. Теперь мы разучивали конкретные комбинации к сдаче на разряд. Вольные упражнения стали выполнять под музыку, для чего на занятия к нам специально приходила пианистка. Та мелодия, под которую я исполняла свою композицию, мне хорошо запомнилась. Как выяснилось позже, это был вальс Франца Шуберта.

97. Стремление захватить все

А что же было для души? Было и немало. Снова музыка, в том же раскладе. Новым сольным номером на этот раз стал «Галоп» композитора Хведченя. Вообще-то галоп – это скачкообразный стремительный бальный танец, а также музыка в ритме этого танца. Мой галоп требовал от меня быстрой и техничной игры, и я трудилась. Оркестро-вые вещи были приурочены к знаменательной дате, о чем я скажу ниже. Наш ансамбль все разрастался, но по-прежнему баянистов-парней в нем было больше. Из девушек-аккордеонисток вспоминаю Люду Травкину, учившуюся на факультете иностранных языков. Люда играла хорошо, и первые партии в ансамбле мы вели вместе.

К моим хобби добавились в этом году еще два. Одним из них стали курсы «Кройки и шитья», объявление о которых я увидела на стенде клуба на улице Владивостокской, идя в институт. Первые попытки шить самостоятельно были не смелыми, и мною овладело желание научиться шить хорошо. Плата за курсы была небольшой, и два раза в неделю по вечерам я стала ходить в клуб и осваивать премудрости такого необходимого женщинам ремесла. Преподавание велось достаточно профессио-нально. Наша учительница подробно объясняла, чертила на доске, показывала образцы и приемы шитья и т.д. Я аккуратно все записывала в большую тетрадь, которую тогда именовали «амбарной книгой». Появились первые образцы швов – ручных, машинных; первые изделия, сшитые мною по всем правилам.

Перед курсами прибегала домой – переодеться, покушать. Оно было уже и накладно: уходило дополнительное время, силы. Сплошная беготня – этаким «челноком». Даже папа как-то заметил, что я хочу все захватить. Но мне так было нужно. Я старалась заполнить все свое время какими-то полезными делами. Все до предела, и никаких просветов. Зачем я это делала? Во-первых для того, чтобы не оставалось места для уныния. Ну, скажем, по поводу отсутствия у меня молодого человека – хорошего друга, с которым у нас были бы общие инте-ресы, занятия. Мои кавалеры служили в армии, а из ближайшего окружения никто особо не заинтересовал. И потом, тема замужества меня тогда не привлекала вообще, даже отталкивала, и я никак не одобряла девушек, которые уже на втором, на третьем курсах стали выходить замуж.

Во-вторых, столь ненасытная жажда знаний и умений, возможно, объяснялась природными свойст-вами моей натуры, о чем я узнала недавно, когда и в шутку, и всерьез люди стали прислушиваться к астрологическим прогнозам. По гороскопу я отношусь к знаку Близнецов, которым, если верить звездам, при рождении энергии и способностей досталось вдвое больше, чем другим знакам Зодиака. Они вообще живут в ускоренном ритме, им хочется быстро завершить все задуманное. Однако им нельзя забывать при этом, что их близкие и друзья – не Близнецы, так что неплохо было бы поделиться с ними своей энергетикой, что потребует от них и времени и внимания. Советуют даже быть неподалеку от Близнецов, так как они полезны окружающим.

Тем временем в институте объявили набор в Школу танцев. Плата за обучение была умеренной, и мы с Людой записались туда. Вел занятия известный в городе балетмейстер и танцор по имени Борис – стройный молодой мужчина с вьющимися темными волосами. Работал он в паре с аккомпаниаторшей, игравшей на фортепиано. В программе у нас было восемь бальных танцев, наиболее распространенных и популярных в то время: три вида вальса – обычный, фигурный и вальс-бостон; танго, фокстрот, «Летка-енка» и другие. Танцевать надо было в паре. Люда танцевала с одним парнем с физмата. Еще две или три пары были «укомплектованы» партнерами и все. Обучаться танцам юноши не желали. Хорошо и то, что в нашем оркестре их было большинство. Со мной танцевала девушка с нашего курса Галя П. Галя была солидней и выше меня ростом и хорошо справлялась с ролью партнера. Занимались с удовольствием – под музыку, с шутками, с прибаутками. Помню, как старательно вел за собой наш строй Борис, показывая элементы танго: два коротких шага, два длинных вписывались у него в схему – «носок, носок, каблу-ук, каблу-ук…»

Месяца за два программу мы осилили. Навыки, полученные в Школе танцев, мне пригодились, хотя чаще приходилось танцевать так, как вел партнер.

98. Пожар

Это было в конце ноября или в начале декабря 1964-го года. Однажды утром, подойдя к институту, я увидела нечто необычное – толщу намерзшей воды у входа в здание. В вестибюле института царил раскардаш и сильно пахло гарью. В растерянности стояли студенты, занятия не начинались. Этой ночью сгорел большой Актовый зал, расположенный на втором этаже главного корпуса института.

Нас собрали в большой аудитории. В сопровождении нескольких преподавателей появился ректор нашего института. С этим человеком на занятиях мы сталкивались мало, лишь однажды он читал нам лекцию по истории КПСС. То была лекция о разоблачении культа личности Сталина. Говорили, что наш ректор служил когда-то в личной охране вождя. Серьезной была тема, серьезным и угрюмым был тогда и наш лектор. Наверное, эта тема была тесно связана с его личной судьбой. И вот сейчас этот убитый горем человек в накинутом на плечи пальто – институт в тот день не отапливался – чуть сутулясь, медленно прошел к кафедре. Помню главную фразу его выступления: «Беда пришла в наш дом…» Оказалось, что накануне вечером в Актовом зале была репетиция, и кто-то оставил дымящийся окурок. Остальные помещения не пострадали, так как пожар был затушен.

Занятия в институте возобновились, но мы остались без большого красивого зала. Его так и не успели отремонтировать до нашего окончания института. Большие вечера и смотры проходили теперь то в арендуемом зале Железнодорожного техникума, который находился поблизости – через дорогу, то в залах Медицинского и Политехнического институтов. Для проведения остальных мероприятий служили спортивный зал на четвертом этаже и лекционный зал Нового корпуса, которые, конечно, не были столь просторными и торжественными, каким я помню главный Актовый зал Пединститута.

В декабре снова прошел смотр агитбригад, и нашу – прошлогоднюю – почти в том же составе опять утвердили, хотя конкурент у нас был достаточно сильный – бригада первокурсников нашего же факультета. Среди них были двое сольно поющих мальчиков, один баянист, но аккомпанировала группе руководительница на пианино, которое с собой не повезешь, а в сельских клубах пианино нам не встречалось. И так после зимней сессии мы опять должны были ехать с концертами.

Новогодний вечер прошел в спортивном зале, соответственно украшенном по случаю всеми любимого праздника. После вечера мы с Людой пошли к нам домой, так как автобуса к дому Люды можно было уже не дождаться. Ночевали в нашей детской комнате. Так и встретили мы Новый 1965-й год.

99. Противостояние

Началась подготовка к зимней сессии – зачеты, зачеты. Потом экзамены, которые я сдала на отлично, после чего стала получать повышенную стипендию – 35 рублей.

И снова в путь – с лекциями, концертами, по другому маршруту. Сначала поездом до Комсомольска-на-Амуре, потом – узкоколейками, машинами – в далекие поселки, не густo разбросанные по тайге. Свой второй рейд мы начали с поселка Манома. Принимали нас также хорошо. После концертов – танцы. Помню, провожали нас с Людой тогда два приятеля. Обоих из них по странному совпадению звали Богданами. В этом селе, много лет спустя, с экспедицией института, в котором я работала, мне приходилось бывать летом. Люди обосновались там неплохо, но место очень уж комариное. Или лето тогда выдалось такое. Наши студентки-практикантки не выдерживали атаки насекомых и не могли долго находиться в лесу.

Все было как и год назад: долгие переезды в холодных машинах, засыпанные снегом клубы, вкусные горячие обеды в сельских столовых, репетиции и волнение перед концертами. Только взрослее и смелее стали мы, и нашим девушкам уже хотелось «для сугреву» и храбрости принять перед концертом по несколько глотков алкоголя. Я не пила, мне нужно было точно попадать на клавиши.

Закончилась поездка день в день с окончанием каникул, и наша группа артистов в первый учебный день решила не идти на лекции. Занятий в институте я не пропускала и не захотела участвовать в этой проделке. Явилась одна из группы.

За этим случаем последовал другой, когда мы с Людой действительно противопоставили себя коллективу. Некоторые студентки нашей группы, жившие в общежитии, наполучали в сессию двоек и остались без стипендии. Одной такой девушке и из дома якобы помощи не было. Группа решила, что со стипендии каждый будет сдавать ей по рублю и таким образом содержать нерадивую студентку – здоровую, способную девушку. Мы с Людой отказались финансировать лентяйку, вместо занятий благополучно отсыпавшуюся в общежитии, чему я была свидетелем, часто заходя туда. Платить денежные премии человеку, который не заслужил этого, мне казалось вопиющей несправедливостью. Группа была возмущена, нас осудили, но спустя пару месяцев, материальную помощь прекратили и остальные члены группы.

100. Новые экскурсии

Занятия шли полным ходом. Появился, наконец, у нас главный раздел ботаники – систематика высших растений. Систематика – это определенный порядок в расположении растений, их классификация, объединение в группы по какому-либо общему признаку. Так, например, в семейства растения объединяются по одинаковому строению репродуктивных органов, то есть цветков. Есть семейства розоцветных, бобовых, крестоцветных, зонтичных и многие другие.

Лекции по систематике высших растений читал профессор Андрей Петрович Нечаев, недавно защитивший докторскую диссертацию, посвященную одной из древесных пород Приамурья – бархату амурскому. Андрей Петрович был председателем Хабаровского отделения Всесоюзного Ботанического общества, большим знатоком флоры Дальнего Востока, популяризатором ботанических знаний. Им написаны научные и научно-популярные книги, а также многочисленные газетные статьи о растениях Приамурья. Так и я со временем стала героем его книг: «Охотники за растениями», «Зеленые стрелы». Ежегодно летом организовывал он ботанические экспедиции – водные, сухопутные, в которые брал студентов. Под его руководством обучались в аспирантуре молодые исследователи флоры и растительности Дальнего Востока. Он был центром притяжения для студентов, интересующихся ботаникой, в число которых попала и я.

В этом году у А.П. Нечаева были две новые аспирантки. С одной из них – Галиной Н. трое девушек из нашей группы – я, Люда и Таня Ш. познакомились поближе. Дело в том, что Галине в это лето предстояло отправиться в большую экспедицию по теме ее работы. В качестве помощников нужны были студенты, которых в таких случаях даже освобождали от полевой практики. Правда, с условием, что весь требуемый гербарный и коллекционный материал по биологии будет ими подготовлен и сдан к зачету. Выбор пал на нас троих, и, увлеченные новой идеей, мы стали чаще встречаться с Галиной, обсуждать будущую поездку и постепенно готовиться к ней.

Стояла ранняя весна, и для начала наша небольшая группа во главе с Галиной выехала на природу. Не доезжая до Хехцирского заповедника, вышли из автобуса и долго бродили по лесу, покрытому тонкой коркой еще не растаявшего снега. На память приходили стихи уже знакомых авторов, которые я продолжала выписывать в свою поэтическую тетрадь.

Снега на всех лужайках прежних,

Метут метели, спит река,

А я хочу найти подснежник,

Хоть и не время им пока.

Все кажется, что можно, можно,

Лишь стоит наст январский снять

И, наклонившись, осторожно

У снежных лап цветок отнять.

И так я верю в это чудо,

Так я хочу его найти,

Что каждый день наверно буду

В сугроб сворачивать с пути.

Я верю в то, что в рыхлом снеге,

На время головы склонив,

С зимою борются побеги

Весенних шелковистых нив.

Но ранневесенних травянистых растений еще не было, и все наше внимание сосредоточилось на деревьях и кустарниках. Вот где пригодилось приобретенное прошлой весной умение определять их по почкам. В завершение экскурсии попадаем на дачу к Люде, где со своими друзьями был в тот момент отец Люды. Топим печь-буржуйку, греемся, обедаем, смеемся, беседуем, фотографируемся на память. Такая вот небольшая получилась вылазка.

В начале апреля в Хабаровск по делам приехала Нина Сергеевна, встрече с которой мы были очень рады. Как человек обязательный, она, как обещала, повела нас в оранжерею. Я говорю уверенно, когда это было, опять же потому, что есть фотография, на которой вместе с Ниной Сергеевной четверо девушек из нашей группы и еще одна работница кафедры ботаники изображены на фоне института. Фотографировали нас перед экскурсией. Кто-то из нас еще в зимнем пальто, кто-то – в осеннем. На мне – новое сшитое в ателье демисезонное пальто цвета морской волны и из такой же ткани шляпа с небольшим козырьком. На второй фотографии, сделанной в этот же день уже в оранжерее, видна ветка магнолии, которую рукой придерживает Нина Сергеевна так, чтобы лучше было видно красивые белые цветки.

Первый раз я увидела в тот день так много экзотических растений и услышала много новых названий. Казалось, сама красота, совершенство, а порой причудливость пришли к нам из южных широт. Из тропических дождевых лесов – монстера с висячими воздушными корнями, орхидеи разнообраз-ной формы и окраски, отдельные виды которых способны произрастать на стволах деревьев. Из горячих пустынь Мексики – агавы, юкки, всевозможные виды кактусов. Роскошные бегонии, амариллисы, фуксии, пестролистные традесканции, хлорофитумы увидели мы. Царственные камелии, гардении, магнолии. Я была в восторге! Немало поразили меня и познания нашей уважаемой Нины Сергеевны – оранжерейные виды растений она знала также хорошо, как и виды приамурской природной флоры.

Наша учебная экскурсия в лес под руководством А.П. Нечаева была позже, когда совсем растаял снег, и в травяном покрове появились первые растения. И тоже есть фотографии: я вижу девушек из нашей группы, стоящих на вокзале в ожидании поезда на Хехцир; вижу себя на фоне безлиственного леса; а вот часть нашей группы на привале, вместе с Андреем Петровичем.

101. 20-й май со Дня Победы

Вместе с пробуждением природы хотелось обновить и свои чувства. Да, я все еще находилась в лирико-поэтическом настроении, навеянном прошлогодней зимней встречей в поезде. Наша переписка с Валерой продолжалась. Люда знала о моих делах сердечных и решила сдвинуть их с мертвой точки, предложив вместе сходить к моему солдату в часть и увидеться с ним. И в один из праздничных майских дней мы с Людой пришли в Волочаевский городок. На КПП нас пропустили, подсказав, в каком корпусе городка находится названное нами подразделение. Подходим к двухэтажному кирпичному зданию, просим дежурного солдата позвать Валеру. Я страшно волнуюсь, и только присутствие Людмилы помогает мне владеть собой.

И вот выходит он – в военной форме, в пилотке. Здороваемся за руку, я знакомлю его с подругой. Он тоже в замешательстве, не ожидал. – Как снег на голову, – произносит он. Идем по аллее, садимся на скамейку, разговариваем. Мимо проходят его сослуживцы, улыбаются, поздравляют с праздником. Но времени у него не так много, он – сержант, под его началом взвод, и надо идти к людям. Смущенные прощаемся, пожав друг другу руки. Вот и вся встреча. Об остальном он напишет в письме.

Девятого мая 1965 года исполнялось 20 лет со Дня Победы нашей страны в Великой Отечественной войне. Праздник отмечался широко. Наш оркестр баянов, аккордеонов приготовил соответствующую программу к смотру, пьесы из которой потом мы неоднократно исполняли в праздничных концертах. Я выступала сольно, но главным номером стала оркестровая «Фантазия на темы песен военных лет». Подготовил и расписал партитуры нам наш руководитель Г.Г. Рудаков. Начиналась фантазия широко, спокойно, рисуя картины мирной жизни. Затем сурово, ритмично звучит мелодия песни «Священная война». Следующим фрагментом был вальс «В лесу прифронтовом» с переливной вариацией в первой партии. Этот отрывок нравился мне более других, и я часто потом играла его сама. Завершалась фантазия аранжировкой мелодии песни «Ехал я из Берлина» – «…Эх, встречай, да крепче обнимай…». Все исполнялось нами на каком-то радостном боевом подъеме, чему способствовала атмосфера общего большого праздника. В той программе были и пьесы, сыгранные квинтетом, в котором я тоже принимала участие. Уже на сцене один из парней-баянистов перед началом номера говорил нам тихонько что-то смешное, и сдержать улыбку было невозможно. Ведущую партию в квинтете исполнял сам Геннадий Георгиевич.

Та двадцатая послевоенная весна стала и для меня победной. Один за другим успешно сдавала я зачеты. Неплохо шла и подготовка по гимнастике. Тренировки под руководством Валентины Ивановны не прошли даром. Все меньше шероховатостей оставалось в выполняемых нами гимнастических комбинациях. Самым коварным снарядом было бревно. Но нас научили-таки, как не терять равновесие, лежа на нем на спине, поджав к груди ноги и держась руками за бревно за головой. Нужно крепко зажать руками эту самую голову. Тогда оказывается зафиксированным и само тело. Постепенно появилась пластика и согласованность движений частей тела. Казавшееся непостижимым ранее стало получаться. Правда, предшествовали этому многократные упражнения, падения и ушибы. Лучше всего шли у меня вольные упражнения – на ковре, под музыку! Сдала зачет хорошо, в результате чего мне был присвоен III-й разряд по спортивной гимнастике.

Заканчивалась и наша медицинская подготовка. Теоретический курс я сдала на отлично, а самым большим практическим достижением стало умение делать укол. Правда, попробовала я только один раз, и то мне жаль было того лежащего в больнице мужчину, который мужественно согласился терпеть эту экзекуцию: нужно делать резкий, как бы внезапный нажим, а я надавливала медленно. Но все-таки теперь мы стали медсестрами, военнообязанны-ми, годными к службе в военное время, рядовыми запаса.

Подошла сессия. Экзамен по историческому материализму принимал у нас по какой-то причине не наш преподаватель, а с другого потока. Но на экзамене он, узнав меня по выступлениям на сцене, еще и спросил, я ли это играла на аккордеоне. – Да, я. – Как красиво! Как красиво! – повторил он дважды и, полистав зачетку и удостоверившись, что и здесь все неплохо, поставил «отлично», чего мой ответ вполне заслуживал.

Вот уже четыре экзамена сдала я на отлично, оставался экзамен по зоологии позвоночных. Препода-ватель заметил, наверное, что от его лекций я не в восторге, и решил непременно найти огрехи в моих знаниях. Говорят, экзаменаторы делятся на две категории – те, которые ищут знания, и те, кто ищет пробелы. Последнее сделать несложно, ведь абсолют-ных знаний у студентов нет. Получила четверку, о чем наши девушки потом сожалели – они «болели» за меня.

Но предаваться унынию было некогда. Нас ожидала дорога. К этому времени из Комсомольска-на Амуре приехал муж Галины – Женя, работавший преподавателем в Судостроительном институте, и во время отпуска готовый оказать жене всестороннюю помощь в экспедиционных делах. Женя был заядлым туристом, имел навыки походной жизни, наконец, он знал много туристических песен, был общительным и компанейским старшим товарищем для нас. К его советам мы всегда прислушивались, и скоро наш небольшой отряд был готов к отъезду.

102. Экспедиция к Японскому морю

Объектом научно-исследовательской работы Галины был довольно редкий вид шиповника – роза морщинистая (Rosa rugosa), произраставшая на Дальнем Востоке вдоль побережья Японского моря. Необходимо было обследовать дикорастущие популяции, то есть заросли розы морщинистой, начиная с южных точек ее произрастания и кончая северными. Упор будет делаться на изучение изменчивости в строении различных частей кустарника по мере продвижения его с юга на север. То есть наш экспедиционный маршрут должен был охватить самые южные точки Приморского края, подняться на север и завершиться в северной части побережья Японского моря. От нас – студенток требовались исполнительность и готовность выполнять любую порученную нам работу. Кроме того, мы должны расширить свои ботанические познания, ведь экспедиция приравнивается к полевой практике по систематике высших растений.

И вот мы уже сидим в вагоне поезда, идущего в город Владивосток. Довольные, оживленные. Ужинаем, разговариваем. Утром следующего дня – мы во Владивостоке. Двигаться самим с тяжелыми рюкзаками не просто. У каждого, помимо личных вещей, еще какое-то экспедиционное оборудование. У меня была стеклянная посуда: пробирки, чашки Петри, предметные и покровные стекла и тому подобное. Женя помогает нам надеть рюкзаки, отрегулировать длину плечевых ремней. На себя поверх рюкзака нагрузил две наши экспедиционные палатки. Мы рады, что в походной группе есть хоть один мужчина.

В городе пришлось задержаться. В Управлении Морского пароходства нам нужно получить пропуск для пребывания в пограничной зоне Япономорского побережья. В один день такой документ оформить нельзя было. Необходима ночевка. Где? У Люды есть тетя, живущая здесь. Остановились у нее. Пока Галина с Женей добывают пропуск, пока Галина консультируется с учеными-ботаниками Биолого-почвенного института АН СССР, мы бегло знакомимся с городом, его центром. Видим море, бухту «Золотой Рог», куда заходят морские суда разных стран мира. Идем по главной улице, носившей тогда название «Ленинская». Помню, как в ГУМе я купила маме подарок – ткань понравившейся мне расцветки – на платье. Людина тетя кормит нас вкусным супом из рыбных консервов, устраивает нам ночлег.

Пропуск получен, и теперь от одного пункта к другому мы продвигаемся исключительно водным путем на судах разных размеров и видов, начиная от теплохода и заканчивая небольшими катерами. Море – вот к чему отныне прикованы наши взоры. Я пишу эти строчки, сидя на берегу большой реки, и вспоминаю Японское море – огромное водное пространство, которое вдруг оказалось рядом с нами. Вот также хрустела под ногами прибрежная галька, таким же прохладным и чистым был воздух у воды. Я слышу плеск волн, набегающих на берег, тихое шипение морской пены, оседающей на песке. Вижу берег с густо разбросанными лентообразными обрывками бурой водоросли – ламинарии. Ее слоевища, обитающие в морской пучине, достигают гигантских размеров. Водоросль называется иначе морской капустой, и имеет промысловое значение. Но выброшенные на берег, подсыхающие на камнях рыжевато-буроватые ее остатки лишь портят вид побережья, а морской воздух пронизывают резким запахом прелых растений. И лишь кристаллики морской соли, застывшие на поверхности водоросли, надолго продлевают ее существование на суше.