Текст книги "Я помню детсво, России край заснеженный (СИ)"

Автор книги: Лариса Мамонтова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 31 страниц)

Лиственничкам зеленомошным была свойст-венна примесь ели аянской, более высокая производи-тельность древостоев, сходный с флорой ельников зеленомошных состав флоры нижних ярусов.

Исключительно широкораспространенными на территории заповедника были лиственничники родо-дендроново-разнотравные. В составе древостоя отме-чалась примесь березы плосколистной, осины. Доминантом подлеска являлся рододендрон даурский. Для травяного яруса характерны были растения лесостепного типа: полынь пижмолистная, осока Кор-жинского, очиток живучий, подмаренник настоящий, володушка длиннолучевая и другие виды. Эти леса давали гамму переходов от южно-таежных сообществ с чертами неморальности до среднетаежных лесов.

В эту, удаленную от шоссе часть заповедной территории не проникали никакие звуки, сопутствующие человеческой деятельности. Здесь стояла тишина, от которой «резало» ухо. Известно, что в абсолютной тишине человек никогда не находится. Даже когда исчезают последние отголоски урбаниза-ции, остаются звуки природной среды, окружающей человека: шум дождя или порывов ветра, шелест листвы и так далее. Здесь же окружала нас неправдопо-добная тишина! Звуки, лесные шорохи начинали чудиться ночью, перед сном. Казалось, недалеко от палатки по своим тропам идут дикие звери. – Какие они деловые, какие неугомонные. Сколько они будут здесь ходить? – думала я. Но потом все-таки засыпала. Свою палатку мы ставили недалеко от ручья, так что обитатели лесов и в самом деле могли подходить к воде. Мы часто видели звериные следы, звериные тропы, но заметить живого зверя лично мне за все время работы в заповеднике удалось лишь один раз. То была грациозная и пугливая коричнево-золотистого цвета косуля, которая паслась на опушке леса вблизи реки Зеи. Не часто попадались на глаза и птицы. Однажды мы видели сидящую на ветке большую светло-серую сову, которая, повернув свою голову на 180⁰, удивленно взирала на нас.

Рельеф среднегорного района был спокойным, без резких поднятий. Нам, попавшим в эти угрюмые, сероватые от лишайника лиственничные леса, природа ставила все новые вопросы. Этот лес навевал ощуще-ние близости северной границы лесной зоны, за которой начиналась уже тундра, затем Северный полярный круг. Но на самом деле это было не так. Да, появление лиственницы даурской (она же – Larix gmelinii) ученые связывают с ледниковой эпохой. Как вид, она складывалась на вечномерзлых грунтах, в заболоченных равнинах севера и в таких же суровых условиях верхнегорного пояса. Затем она расселилась к югу, отвоевав местообитания у сосны. В целом лиственница как род, как древесная порода, распространена очень широко на территории России. Это – главная лесообразующая порода светлохвойной тайги севера Европы и Азии. И потому лиственницу считают национальным деревом России.

Сделав описания, пересчеты и замеры, мы шли все дальше, встречая что-то интересное по пути. То новый ручей, у которого ожидало нас еще не найденное растение. То вдруг на вершине водораздела рудимен-том доисторических времен вставал перед глазами останец горной породы, покрытый целой коллекцией мелких скальных папоротников: многоножкой, вудсией, камптозорусом и чрезвычайно редко попадавшимся – хейлантусом серебристым. То синими ягодами спелой жимолости хотели нас побаловать лесные дебри. Полакомившись, мы брали ягоду и с собой, и на стоянке варили с жимолостью вкуснейший кисель, крахмальной основой которого был обыкновен-ный любой другой кисельный концентрат. Встреча-лись нам и ягодники крупноплодной смородины – моховки – с бурыми кислосладкими плодами, а также – более обычной смородины красной.

Но подходило время возвращаться обратно, и к назначенному часу мы выходили из тайги на шоссе. Если машину приходилось ждать, мы усаживались на поваленное у обочины дороги дерево и играли с Гришей в шахматы или шашки. Маленькие дорожные шахматы, которые подарила мне подруга детства, я обычно брала в походы с собой. В случае дождливой погоды или ожидания транспорта они всегда приго-ждались.

Простившись с морем спокойствия лиственнич-ной чащи, мы снова возвращались в свою Зею-Пристань^*). Ну а мне в середине полевого сезона по служебным делам потребовалось съездить в еще более крупный центр цивилизации – город Хабаровск. Заодно отвезти гербарий, взять кое-какие вещи, увидеться с родителями. Перед долгой поездкой мама с папой всегда просили нас с братом писать им письма. Папа даже не настаивал на подробных письмах – короткое письмо отправить гораздо легче. Главное, чтобы мы вовремя давали о себе знать. И мы всегда писали им. Уже чисто по своей инициативе я старалась излагать все обстоятельно, так что родители чаще всего были в курсе моих дел.

И вот я дома. Все вместе мы радуемся встрече. Родителям нравятся перемены в моей внешности, появившиеся в результате работы в тайге, постоянного лазанья по горам: загорелое лицо, чуть выцветшие волосы, подтянутый вид.

Сделав в Хабаровске свои дела, я вновь отправилась в г. Зею. В мое отсутствие Гриша, как мы условились, продолжал работу с таксационными материалами, начатую мной в Зейском лесхозе. К концу полевого сезона переписанных нами таксацион-ных описаний получилось четыре толстые общие тетради. Математическая обработка данных была произведена также моим студентом-рабочим. Осенью на основе этих материалов я написала свою первую научную статью «О некоторых закономерностях распределения растительности Зейского заповедника», опубликованную в сборнике «Ландшафты юга Дальнего Востока». За участие в написании этого сборника мне, как и другим авторам, была выдана денежная премия.

Но это будет потом, а пока мы втроем – я, Гриша и Гена начали готовиться к маршруту «на гольцы!», то есть в самую труднодоступную часть заповедника – район высокогорный (800 – 1400 м) – с преобладанием горнотундровой растительности и подгольцевых ельников.

154. Горнотундровый пояс

Гольцы – каменистые вершины максимально высоких для данной территории отрогов хребта. Участки гольцов находятся в северо-западной части заповедника – в верховьях реки Мотовой (1443 м) и в восточной, в бассейне нижнего течения р. Гилюй (1143 м). Гилюйскую вершину мы штурмовали во второй полевой сезон, сейчас же все внимание было приковано к высшей точке восточной части хребта Тукурингра. Чтобы попасть туда, надо проехать от г. Зея но Золотогорскому шоссе до отметки «52-ой км». Здесь тоже есть кордон, к которому мы должны в срок вернуться из похода.

Наш путь пролегает по тропе, идущей в узкой долине, вдоль русла реки Большая Эракингра. Время от времени по камням, по валунам мы переходим с одного ее берега на другой. Русло извилистое, неширокое и неглубокое.

Долина окружена склонами гор, нижние пояса которых заняты густыми и влажными еловыми лесами. Лишь в долинных ельниках ярус кустов довольно плотен, в остальных случаях – разрежен. Господствует здесь ель сибирская, производительность лесов низкая, однако возобновление ели достаточное. Травяно-кустарниковый ярус включает виды высокотравья – лабазник, какалию, а также папоротник – кочедыжник.

Тропа ведет нас все выше. Первым, с карабином на плече, идет Гена. На смену долинным ельникам приходят среднегорные – из ели аянской, в древостоях которой может быть небольшая примесь лиственницы. В подлеске – ольха кустаниковая, сморо-дина; нижний ярус либо мелкотравно-зеленомошный, либо бруснично-зеленомошный. Брусника здесь не плодоносит. К обычным видам таежного мелкотравья – майнику, кислице, грушанке – добавляются гудиера, калипсо. Это пояс темнохвойных лесов из ели аянской (800 – 1100 м).

В середине этого долгого пути делаем короткий привал, и снова продвигаемся вперед и вверх. Вот преграждает нам путь главное препятствие – река Мотовая. Она – из разряда горных рек с большим падением, быстрым течением, с перекатами и порогами или даже с водопадами. Но сегодня она мелкая и смирная – накануне не было дождей, и реку мы форсируем, перепрыгивая с одного крупного валуна на другой. Затем идём всё выше. Примесь берёзы каменной в древостое аянской ели подсказывает нам, что начался пояс подгольцовых ельников, а значит верхняя граница леса близка. Снижается сомкнутость древостоя, в подлеске появляется кедровый стланик; в травяно-кустарниковом ярусе наименьшее число видов, доминирует брусника. Площадь еловых лесов составляет всего 3,8% от общей лесной площади заповедника.

До наступления темноты, продвинувшись вверх и в подгольцовой полосе, мы приближаемся к избушке, окруженной стройным еловым лесом. Быстро разводим костер. Гена даже к ручью за водой ходит с карабином. – Ему видней! Собранные по пути грибы превращаем в грибной суп, добавив картофель, крупу и лук. На вершину опустилась тьма. Ужинаем в нашем деревянном укрытии при свете свечи. После трудного дня быстро засыпаем.

День следующий – особенный, и рано утром мы спешим выйти на тропу, которая из ельников ведет к верхней границе леса. Обрамляют ее фрагменты лесов из березы каменной. Возобновление ели в этих лесах проходит успешнее, чем под пологом материн-ского древостоя. Разнотравные каменноберезники встречаются на склонах северной и западной экспозиции по бортам водосборных воронок вблизи гольцовых вершин. Днища таких воронок покрыты мочажинами, окруженными осоково-вейниковыми группировками с участием чемерицы, можжевельника сибирского, черники – редкого для нашего района растения.

Каменноберезники мелкотравно-зеленомошные вкраплены в массив темнохвойного леса на склонах южной и восточной экспозиции. Каменноберезники с подлеском из кедрового стланика окаймляют подголь-цевые ельники на пригребневых склонах.

Субальпийский пояс с высотными границами 1100 – 1300 м образуют кедровостланичники: зелено-мошные, рододендроновые, багульниковые, лишайни-ковые. Характер растительности, формирующей верх-нюю границу леса, зависит от направления господст-вующих ветров, особенностей рельефа, перераспреде-ления влаги, термических, эдафических (почвенных) факторов, степени подвижности субстрата, возраста осыпей. Горные вершины, поднимающиеся выше границы леса и отметки 1300 м, образуют горно-тундровый пояс.

Миновав заросли стланика, выходим на откры-тое, всем ветрам подвластное пространство. Вершина! Как долго пробирались мы к ней! Она дарит нам встречу с неоглядной далью, с величественной и суровой панорамой гор! Вот она – покоренная нами гольцово-таежная страна, огромное древесно-каменное образование на поверхности планеты! Наш «макро-косм», в лабиринтах которого мы долго кружили, стараясь познать его изнутри. Теперь он открылся нам целиком, в своем завершенном природой тысячи лет назад виде. Сглаженные вершины, покрытые листвен-ничной тайгой, ясные контуры темнохвойных лесов, плотные полукольца стланика. Гармония красок, форм и размеров!

Радостное чувство охватило нас! После сумеречной тихой и безветренной тайги вдруг так много света, простора, свежего ветра. Другого облика растительный покров. Царство растений-карликов, подстриженных ветрами под одну высоту, прижатых к поверхности гор и стелющихся по ней. Растений, среди которых даже древесные особи не выделяются своей высотой и, вместе с кустарниками и травами, силой ветра превращены в пестрый, мозаичный ковер, покрывающий вершину.

Это тундра! Она и в самом деле была близка, но не как растительная зона, а как верхний пояс гор, как горная тундра. Открытая арена ожесточенной борьбы живой природы с неживой. Статичный мир растений, медленно трансформирующий горную породу в почву, – с одной стороны, и с другой – субстрат, ветер, холод, атмосферные осадки – факторы окружающей среды, сохранившие здесь лишь избран-ные, приспособленные к этим условиям виды растений – подгольцовые и гольцово-тундровые. У них – малые размеры, кожистые листья, крупные цветки. Они декоративны, и образуют здесь настоящие альпийские горки!

Вечнозеленые кустарнички – кассиопея, диапенсия, шикша-водяника – с сочными черными съедобными ягодами становятся здесь фоновыми видами. Обильноплодоносящей голубикой устланы огромные площади гольцов, но частые следы медвежьей трапезы в этих ягодниках отбивают охоту даже пробовать ее.

Чрезвычайная бедность фауны беспозвоночных на гольцах нам очень импонировала. Никаких комаров! Однако была другая причина, не дававшая много писать, – холод. В полевом дневнике у меня есть записи карандашом, которые постепенно тáят, сходят на нет, оттого, что замерзли руки.

Казалось, горная тундра – невероятный сумбур, нагромождение камней и всех жизненных форм растений, спрессованных и сплётшихся в один плотный слой. Как разгадать тайну растительности самой высокой точки хребта, вершины сего творения природы? Три поднятия на нее в разные годы, включая и этот, понадобилось мне, много литературы прочесть необходимо было, чтобы найти и здесь свой момент истины, который отражал бы объективно существующую картину.

Решение, наконец, пришло. Тип растительности – горнотундровый – слагается тремя формациями: лишайниковой, кустарничковой, моховой. Пояс горной тундры мы разделили на две полосы вертикальной поясности: собственно горнотундровую и нижнегольцовую. Для последней – эдификаторами чаще являются мхи, в верхней полосе усиливается значение кустарничков. Покрытие поверхности растениями почти сплошное – 80 – 90%. Образование разнообразных сочетаний растительности, мозаич– ность и фрагментарность – это результат неоднородности экологических условий. Группы ассоциаций связаны со стадиями разрушения каменных глыб, выравнивания рельефа, накопления мелкоземистых продуктов и формирования почвы. В обобщенном виде мы представили это графически избраженным эколого-фитоценотическим рядом по возрастающей степени увлажнения субстрата и стадиям формирования почвенного покрова.

Видовой состав горнотундровых сообществ беден; наиболее распространены ценозы кустарничково-лишайниковой группы ассоциаций, связанные с начальными стадиями разрушения горных пород и значительной пестротой экологических условий. Эдификаторами их можно назвать: арктоус, шикшу, кассиопею, диапенсию, некоторые виды ив. Местообитания кустарничкоко-моховой и, в особенности, осоково-моховой групп ассоциаций отличаются большей однородностью, растительный покров здесь составлен меньшим количеством ассоциаций.

Перечисленные черты растительного покрова характерны для сибирских горных систем. По общему характеру растительности высокогорий хребет Тукурингра довольно сходен с горными системами материковой части южной половины Дальнего Востока. О горнотундровой растительности Зейского заповедника я также написала отдельную статью.

Фотоаппарат был всегда при мне, и фотографий за время работы в заповеднике накопилось великое множество. Они необходимы были как иллюстративный материал. Среди них есть и снимки, на которых изображение необъятного горного пространства или – сжатого лесного оживляется присутствием людей. Вот я стою на вершине хребта на фоне уходящих за линию горизонта гор. Вот сижу на камне, пишу в полевом дневнике; рядом делает свои записи Гена Шаповал. На этом снимке хорошо видна верхняя граница пояса темнохвойных лесов. Вот мы стоим с Гришей среди лиственничного леса. Здесь Гриша изображен с полевым дневником в руке – это для масштаба, чтобы было видно, что диаметр стволов деревьев в этом чахлом лесу составляет не более десяти сантиметров. А это – призейский биотоп, я стою у березы.

Есть снимки, сделанные перед выходом в маршрут: стоим у избушки или сидим на крыльце перед дальней дорогой. На фотографиях, сделанных после походов, я стою то у ручья, то на поваленном дереве, то с карабином в руках, целясь в невидимую мишень, то на берегу реки Зеи.

Имеется даже снимок, сделанный в кабинете конторы заповедника.

В дни пребывания на вершине часто шел дождь, маршруты отменялись. В такую погоду были проблемы и с сушкой гербария. Перекладывать растения в сухие газетные «рубашки» приходилось чаще. Заодно, имея время, можно было найти что-то интересное в этих газетах и почитать.

Время, отведенное на гольцы – 5 – 6 дней, пробежало быстро. Подошел день, когда нужно было возвращаться на кордон. В обратный путь мы отправились с утра. Теперь предстоял спуск, и расти-тельные пояса шли в обратном порядке. В зеленомош-ных ельниках ноги утопали в подушках мха, и проще было, сев на него, съехать на какое-то расстояние вниз, что мы время от времени, и делали. Гербарную сетку я несла всегда сама – в рюкзаке за спиной.

Спустившись вниз, мы не узнали реку Мотовую, преобразившуюся за эти дождливые дни. Наполнившись водой, бурля, пенясь и прыгая по валунам, она превратилась в действительно серьезное препятствие. Как перейти реку? Только теперь мы заметили неподалеку корявое дерево, перекинутое с одного берега на другой и лежащее высоко над водой. Идти по нему над ревущим потоком было страшновато. Но выбора не было. Первым пошел Гена – Успешно! Второй должна была идти я. Я видела, как парни, стоя по обе стороны потока, жестами показывали друг другу, как они будут спасть меня в случае падения. Они боялись за меня. Но переход прошел успешно, и у Гриши – тоже.

Надо сказать, что в тот полевой сезон никаких падений и травматизма ни с кем не случилось. Стрелять из карабина, к счастью, тоже не пришлось. Лишь однажды, когда мы долго шли по берегу реки Зеи под дождем, простудился Гриша. Добравшись до места, мы быстро вылечили его.

155. Осенние встречи

Вернувшись в г. Зея, мы занимались камеральной работой, иногда ходили в кино. Как-то на автобусной остановке встретили знакомого человека – выпускника худграфа нашего Хабаровского Пединсти-тута – Бориса Арренгауза. Став профессиональным художником, он жил и работал в этом городе, устраивал выставки своих картин. Борис пригласил нас в свою мастерскую, находившуюся неподалеку. Конечно же, мы с удовольствием ознакомились с его работами, большинство из которых отображали суровую красоту этих мест, героику труда и освоения края. Здесь были и интересные фотографии, в том числе зимний портрет самого художника, окутанного густым облаком инея.

В процессе работы на стационаре мы часто советовались с сотрудником заповедника, зоологом В.И. Щетининым. Он хорошо знал фауну Амурской области, увлеченно рассказывал о жизни диких зверей. Тема его работы была связана с изучением животных из отряда грызунов. Однажды В.И. Щетинин познакомил нас с неординарным человеком по фамилии Лайко – главным энергетиком строящейся Зейской ГЭС, который, в то же время, живо интересовался природой, много путешествовал вместе со своей женой. Они часто выезжали на моторной лодке по реке Зее на природу. А тут как раз мы – новые люди, недавно побывавшие на вершине рядом расположенного хребта. И супруги Лайко пригласили нас троих – В.И. Щетинина, меня и Гришу к себе домой. Их семья жила в отдельном одноэтажном коттедже. Несколько таких строений для работников Управления Зейской ГЭС стояло особняком недалеко от реки.

В их удобной благоустроенной квартире мы смотрели видеофильм об Индии, в которой они недавно побывали; пили сухое вино «Рислинг», закусывая шоколадными конфетами «Ассорти». Я рассказывала нашим новым знакомым о походе на гольцы, после чего жена хозяина дома загорелась желанием тоже подняться на вершину. Но в заповед-нике побывал с нами однажды только сам тов. Лайко. С этими людьми мы неоднократно встречались и впоследствии.

К концу августа Грише нужно было возвраща-ться в Хабаровск, так как с первого сентября у него начиналась педагогическая практика в школе. Накануне его отъезда мы устроили прощальный ужин в ресторане, находившемся в центре г. Зея, и пожелали ему дальнейших успехов в учебе и в жизни.

Подошла осень, зачастили дожди. В непродол-жительные маршруты я ходила теперь с работниками заповедника. Быстро начал желтеть и увядать травяной покров. Каждый вид растений имел свою осеннюю окраску, и по ней можно было легко определить размеры той или иной популяции. Еще какое-то время я работала с гербарием в конторе заповедника. 15-ого сентября мой полевой сезон был закончен.

Я снова в своем городе. В сентябре в Хабаровске обычно стояла сухая солнечная погода. Походное обмундирование можно было отложить до лета следующего года и переодеться в свои модные городские одежды. К ним в ту осень добавилось сшитое в ателье, цвета бордо, демисезонное пальто с отложным воротником и металлическими золотистыми пуговицами. Я носила его с черным меховым беретом, а потом – с белой, связанной мамой, шапочкой. Из подаренных мамой тканей были сшиты также голубое трикотиновое платье с длинным рукавом, розовая гипюровая кофточка и темно-коричневый костюм с юбкой в складку.

Приятно было снова вернуться в институт, засесть за книги, начать обработку собранного материала. После полевого сезона из разных точек юга Дальнего Востока съезжались сотрудники института, делились впечатлениями о работе в экспедициях. В институте регулярно выходила стенная газета, редактором которой был в то время д.м.н. Чулков – заведующий лабораторией медицинской географии. В этот раз он решил дать слово новичкам и попросил меня написать заметку в газету о своем первом полевом сезоне, что я и сделала. «Всякое начинание, – писала я, – таит в себе массу неожиданностей и препятствий, но вместе с тем, радость открытий, новизну впечатлений…» Затем, коротко рассказав о летней работе, я описала и самый волнующий момент – восхождение на вершину, вспомнив слова из недавно прочитанной книги: «…Как радостно, стоя на покорен-ной вершине хребта, дышать холодным воздухом, навеянным из цирков, лежащих далеко внизу, любо-ваться необозримой далью!»… Это были строки, принадлежащие перу Г.А. Федосеева – отважного геодезиста и писателя, чьи книги, равно как и труды географа и писателя В.К. Арсеньева, вдохновляли молодых исследователей Дальнего Востока.

В начале октября, как это часто бывало, меня пригласила к себе на День рождения моя подруга Люда, которая с мужем и дочкой жила теперь в небольшой отдельной квартире. В этой веселой компании присутствовал друг мужа, новый работник завода Гражданской авиации, молодой инженер, приехавший по распределению после окончания Харьковского Авиационного института. По собствен-ному желанию приехал работать на Дальний Восток. – Довольно смелое решение для человека, родившегося и выросшего на Украине. Звали этого парня также, как и мужа Люды, – Владимир. Это был общительный симпатичный молодой человек, хорошо певший и игравший на гитаре. Меня познакомили с ним. С шутками, с песнями и танцами провели мы этот осенний день.

Теперь мне предстояла командировка во Владивосток. Весь собранный за лето материал – гербарий, геоботанические описания – я должна была показать своему руководителю. Часть гербарных образцов растений останется в БПИ; другую часть – трудноопределяемые растения – после просмотра специалистов я увезу обратно, в Хабаровск, как справочный гербарный материал для дальнейшей работы. С большой упаковкой я еду во Владивосток. Останавливалась я обычно либо у своей руководи-тельницы – Г.Э. Куренцовой, либо у Н.С. Пробатовой по их любезному приглашению.

Мне повезло: в это время в Отделе высших растений БПИ работал приехавший из Москвы, из Главного ботанического сада (ГБС) АН СССР Владимир Николаевич Ворошилов – один из самых компетентных и авторитетных знатоков дальневосточ-ной флоры, автор нашей настольной книги «Флора Советского Дальнего Востока». Ему-то я и показала свой гербарий. Собственно, вместе ним смотрели его и другие специалисты. Гербарий, привезенный издалека, просматривали обычно коллективно. Семейство и род растения называли сразу, по поводу видовой принад-лежности растения могли быть разногласия. Сами мы в таких случаях разглядывали детали растения под микроскопом. В.Н. Ворошилов же называл вид сразу, и для нас это была истина в высшей инстанции. Можно было спокойно подписывать гербарную этикетку.

Геоботаническую часть работы, описания растительности мы обсудили подробно с Галиной Эразмовной. По ним уже сейчас можно было говорить о бореальном, то есть северотаежном характере расти-тельности Зейского заповедника. В ближайшей перспективе было написание первой научной статьи. Все существовавшие на тот момент неясности были обговорены. На основе объема проделанной работы я получила от руководителя заключение о том, что план первого года обучения в аспирантуре мною выполнен, и по приезду в институт меня аттестовали за первый год. Так делалось и после каждого последующего года – второго, третьего.

Итак, я стояла на первой ступени лестницы научного роста. Вся же она в общих чертах выстраива-лась таким образом. Результаты своих исследований, в виде статей, научные работники сначала апробировали на заседаниях лаборатории, отдела, затем – Ученого Совета института. Получив одобрение этих инстанций, либо положительный отзыв авторитетного ученого, автор отсылал статью в печать или докладывал на конференции, симпозиуме региональ-ного или всесоюзного масштаба, материалы которых затем публиковались. Обширные многолетние законченные исследования издавались в виде монографий, либо представлялись как диссертации на соискание ученой степени кандидата или доктора наук.

Помимо академических издательств существо-вали издательства Всесоюзных обществ – Ботаничес-кого, Географического и других. Хабаровское отделе-ние Географического общества, членами которого были многие ученые нашего института, выпускало даже свой сборник, где публиковались статьи по вопросам географии Дальнего Востока и эволюции его ландшафтов. Как и Ботаническое общество, оно регулярно устраивало заседания, на которых также заслушивались научные доклады. Я тоже стала посещать эти собрания, и вторую свою статью опубликовала в названном сборнике. Кстати, на одном из заседаний Географического общества в конце года присутствовал В.Д. Яхонтов – орнитолог, который принимал участие в нашем студенческом походе на Сихотэ-Алинь. Мы оба были рады встрече, и наш добрый походный наставник отметил мое повзросле-ние – еще бы, как-никак, с тех пор прошло четыре года. Тогда же, во время похода я казалась ему совсем юной.

К концу описанного года я имела картотеку видов флоры Зейского заповедника; занималась унификацией геоботанических описаний, чтобы придать им единую форму и разместить их на перфокартах, удобных для обработки. Написала статью. Одним словом, окунулась в науку. Но близил-ся самый веселый и самый любимый наш праздник – новогодний.

В канун новогоднего вечера мы встретились с моей подругой Людой в квартире ее родителей, и она вместе со своей мамой – Лидией Ивановной – пригласила меня встретить Новый год у них. В этой большой веселой компании были родители Люды, ее сестра, соседи, друзья, и снова – тот молодой специалист, друг мужа Люды – Владимир, работавший на Авиационном заводе. На фотографиях того ново-годнего вечера мы все изображены танцующими кругом, взявшись за руки, потом – танцующими парами. После полуночи шумной гурьбой мы выходили на улицу, в морозную, уже январскую ночь и, погуляв, вскоре возвращались в теплый дом. Так незаметно пробежали эти первые радостные часы Нового 1971-го года.

156. Во льдах – Амура берега, в снега укутана тайга!

После праздничного веселья расходились мы уже к вечеру нового дня, и Владимир проводил меня до дома. Договорились встретиться вновь, потом встречались еще и еще. Ходили вместе в кино, на концерты, в библиотеку. Но хотелось чего-то необычного, экстремального, и в ближайший январский воскресный день мы отправились в поход через заснеженный Амур. Пересечь по льду огромную реку пешком было своего рода геройством, зимней традицией хабаровчан.

Летним ли днем или зимним, под ярким ли солнцем или в морозный туманный день – всегда «величав Амур седой»! Сегодня эта грозная водная стихия вдруг присмирела под кристаллической броней. Бескрайняя, ослепительно белая ледяная пустыня, усеянная торосами и припорошенная серебрящимся снегом. Сказочные владения Снежной Королевы! Безлюдье. Видны лишь редкие неподвиж-ные фигурки рыбаков-фанатов зимнего лова, сидящих у своих лунок, и отдаленные темные точки, в которые превратились случайные пешеходы, такие же энтузи-асты, как мы. По снежным полянам, прозрачным льдинам, извилистым проходам среди глыб мы продвигаемся все дальше, к середине реки. Тишина, полное безмолвие, лишь хрустит под ногами снег. Свежий морозный воздух кажется сладковатым.

Левый берег реки уже близко. Пологий, однообразный. Песчаные и снежные наносы, голые обледенелые деревца ивы, сухая прошлогодняя трава. Но это только пойма, прибрежная полоса. Дальше будет тайга, как и поется в известной песне об Амуре:

«…Спокойны реки берега,

Шумит золотая тайга»…

Не видно ни души. Холодает. Походив по земной тверди левобережья, снова ступаем на лёд и держим путь обратно, в город. Согреться, выпить стакан горячего чая, чашку кофе с пирожным можно было в кафетерии на втором этаже Центрального гастронома, и мы часто заходили туда, как в зимнее время года, так и в летнее. Летом пили коктейли, ситро, соки, отдавая предпочтение томатному.

В ту зиму мне посчастливилось отдохнуть за городом, и вскоре другие картины природы предстали перед глазами. Это были таежные зимние акварели. Дело в том, что после каждого учебного года аспиран-там полагался отпуск, причем, довольно продол-жительный, целых два месяца. Тогда это казалось непозволительной роскошью, и отдохнула я за все три года лишь однажды и всего 12 дней – зимой 1971-го года. Это было в Доме отдыха «Уссури», близ поселка «Бычиха». В это же время рядом, в санатории, также называвшемся «Уссури», отдыхал мой папа. Мама с братом Володей, который учился уже на IV-ом курсе института, остались дома.

Отдых – это смена занятий. Отдых в загород-ном Доме отдыха – это еще и смена обстановки. Вместо шумной городской жизни – тишина, спокой-ствие, беззаботность, умиротворение. Для кого-то это были идеальные условия для творчества, например, для одного дальневосточного писателя. В Доме отдыха он временно жил, уединенно и сосредоточенно работал над большим романом. Посещал лишь столовую. Свой творческий процесс писатели называют «сладкой каторгой».

Ну а мне нужно было отвлечься от работы. Увлекательной книги и участия в художественной самодеятельности вполне для этого хватало. Но при Доме отдыха работала спортивная база, выдавали лыжи и коньки. Имелся и специально огороженный расчищенный каток, и я не утерпела. Хотелось вспом-нить свои детские катания, которых не возобновляла лет пять. Но увы, коньки теперь слушаться меня не очень-то желали, времени для тренировок было мало, и я отступилась. Зато лыжные пробежки по лесу стали коронным номером того зимнего отдыха.