Текст книги "Я помню детсво, России край заснеженный (СИ)"

Автор книги: Лариса Мамонтова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 31 страниц)

90. На поэтической волне

Близилась весна и, находясь под впечатлением от той зимней встречи в поезде, я оказалась во власти нового чувства. Я получала от Валеры обычные товарищеские письма, воображение же рисовало наши встречи. То был эмоциональный взрыв, тонкий роман-тический настрой, полет фантазии и прилив вдохнове-ния. В такие моменты жизни человек или сам начинает писать стихи, или находит уже написанное другими поэтами, удивляясь тому, как точно они передают то, что хотелось бы выразить самому. И поэтическая волна меня захлестнула. Получая увесистые стопки учебников в институтской библиотеке, я не забывала прихватить и небольшие брошюры со стихами. Пришла и моя пора в лучших поэтических творениях тех лет отыскать строчки, созвучные моим чувствам и переживаниям. Все те поэты, стихи которых моим одноклассницам были давно знакомы, обступили теперь и меня. Это было наваждение. Я завела тетрадь, куда переписывала особенно понравившиеся стихи названных выше поэтов. Они ассоциировались у меня либо с картинами и явлениями природы, либо с жизненными коллизиями и моим отношением к ним. Но тепернь была весна и связанное с ней пробуждение природы. Не могу сейчас точно сказать, чьи стихи цитирую, но без них просто нельзя.

* * *

Ничего еще не зацветало,

Спят луга и местные сады.

Между голых веток краснотала

Голубеют лыжные следы.

Но уже береза на опушке

Прямо в снег роняет семена,

Подойдешь, а на снегу веснушки,

Значит рядом прячется весна.

Не она греется в сторожке,

И с волшебным зеркальцем в руке

Примеряет вербные сережки,

Да стучит капель невдалеке,

Да кричат болтливые сороки,

Мол, глядим и радуемся мы,

Что ручей разлился на припеке

И бежит вприпрыжку от земли.

* * *

Осчастливь меня однажды,

Позови с собою в рай,

Исцели меня от жажды,

Подышать немного дай.

Он ведь не за облаками,

Не за тридевять земель,

Там снежок висит клоками,

Спит апрельская метель.

………….

На стволах рыжеет мох,

Перепархивает белка,

Словно розовый дымок.

Там поют лесные птицы,

Там душа поет в груди,

Сто грехов тебе простится,

Если скажешь: «Приходи».

* * *

Летящим листьям вперерез

Любовь свою тебе несу.

Давай уйдем с тобою в лес,

Давай заблудимся в лесу.

Пусть мрак шагнет со всех сторон,

Пусть ночь пугает пнями нас,

И сквозь навес дырявых крон

Глядит луны совиный глаз.

Я отведу тебя туда,

Где врассыпную брызнет лес,

Где стынет талая вода,

Глотая глубину небес.

Тугую радугу чудес

Я там тебе вплету в косу,

Давай уйдем с тобою в лес,

Давай заблудимся в лесу.

Мысли о любви, о выборе спутника жизни и последующем замужестве для девушек нашего возраста были не новы. Кое-кто на курсе уже был замужем. Кстати, в нашем институте тогда был проведен молодежный диспут на тему: «О девичьей гордости и мужском достоинстве». Помню Актовый зал, заполненный студентами нашего института и Политехнического, с которым часто проводились совместные мероприятия. Из выступлений юношей было ясно, что легкодоступные девушки им не нравятся. Ну а девушки свои сокровенные мысли вслух высказывать не решались. В студенческой же жизни очевидным было одно: общежитские девушки, живущие далеко от родителей, легче поступались своими принципами в моральном плане и физическом. Данный фактор вместе с посредственной учебой сильно принижал их престиж. Думаю, что не только в моих глазах. На 8-е Марта в нашей группе решено было дарить подарки друг другу. Вопрос кто – кому решался с помощью вытянутого билетика с фамилией. И я тогда попросила организаторов этой лотереи сделать так, чтобы подарок мне дарил кто-то из городских а не общежитских девушек, на что последние, конечно, обиделись.

Между тем некоторые наши девушки начали заниматься научной работой. В институте существо-вало Научное студенческое общество. Так при кафедре гистологии, которой руководила декан факультета И.Э. Эпова, проводились опыты на живом материале, в качестве которого использовались белые мыши. Для этих работ был отведен специальный кабинет, и трое девушек из нашей группы проводили там свои первые эксперименты. Я иногда заходила к ним, видела, как они работали. Поразило меня другое: как одна из этих девушек, едва-едва сдавшая сессию на тройки, строила уже тогда далеко идущие планы – по окончании института она намеревалась поступать в аспирантуру. – Она будет научным работником? – недоумевала я. – А я – хуже, что ли? Может быть, и мне стоит об этом подумать? Тот гистологический кружок вскоре распался. Одна из девушек уехала в другой город, кто-то перевелся на заочное отделение.

91. Готовимся к смотру

Однажды в середине марта первокурсников попросили после занятий собраться в 29-ой аудитории. Подкрепившись в буфете, более семидесяти девушек курса привычно разместились за партами. В сопровождении декана факультета в аудиторию вошел худощавый молодой человек с темными выразительными глазами. Нам объявили, что скоро в институте состоится смотр художественной самодеятельности. Химбиофак традиционно, из года в год занимает на нем первые места, и на этот раз факультет не должен ударить лицом в грязь. Помочь нам в этом сможет студент-дипломник дирижёрско-хорового отделения Высшего музыкального учебного заведения города Ленинграда Владимир Баяндин. Он берется подготовить с нами несколько хоровых номеров. Первокурсники – самый бесправный народ, и, несмотря на усталость после занятий, нам ничего не оставалось как держать марку факультета. В качестве вспомогательного музыкального инструмента наш хормейстер принес аккордеон. В тот же день нас распределили по голосам, состоялась распевка, разучивание партитур первой песни. Это была песня о Ленинграде, сочиненная, как мне показалось, самим уважаемым дипломником. Вот строчки из этой песни:

Снег растает, метели откружатся,

Голубые ручьи зазвенят,

И нагрянет весна в город мужества,

В город мужества – мой Ленинград.

Белая ночь, шелест ветерка,

И в руке любимая рука.

Ты волшебница-ночь, и поэтому

Для тебя невозможного нет.

Будут все над рекою поэтами…

Заниматься пением с молодым специалистом-хоровиком было одно удовольствие. Это был уже готовый мастер своего дела и, кроме того, – веселый, остроумный, интеллигентный человек. С аккордеоном на плечах, переходя от поющих первым голосом к ведущим вторую партию, он терпеливо и напряженно работал с нами. И за месяц или чуть больше мы разучили три произведения. В их числе была довольно известная «Золотая рыбка», слова которой мне хотелось бы привести полностью.

Золотая рыбка по реке плывет,

На лугу ребенок цветики алы рвет.

– Выйди, выйди, рыбка, из холодных волн, –

Молвил так ребенок, весь ожидания полн.

Ах, там мрак и холод, нет и солнца там,

Все цветочки, рыбка, хочешь, тебе отдам.

– Мне, дитя, не нужен алый твой цветок,

Холодна душою я, как речной поток.

Грусть твоя напрасна, полно слезы лить,

В холоде и мраке мне так приятно жить.

И вздохнул ребенок, но не плакал он,

Только не видали больше его у волн.

В исполнении нашего хора зазвучала также «Колыбельная» И.О. Дунаевского («Сон приходит на порог…»). Это В. Баяндин назвал Дунаевского верши-ной советского музыкального творчества, считая, что равного этому композитору в то время не было. Ну а нам – девушкам, – говорил он, – «Колыбельная» обязательно пригодится в жизни, и знать эту песню совсем не лишне.

На смотре мы выступили хорошо. Наш хор был частью дипломной работы В. Баяндина. Забегая вперед, скажу, что по окончании института он приехал работать в наш город.

На том первом институтском смотре я выступила и как сольный исполнитель. Вальс Ф. Шопена №10 в переложении для аккордеона на концертах можно было слышать не часто. В оригинальном замысле это – фортепианное произведе-ние. Но я подготовила этот номер, и нашему руководителю он нравился. Прозвучал тогда и наш оркестр баянов, аккордеонов. Эти музыкальные номера прошли на городской смотр, который должен был состояться во Дворце спорта. Я помню, как наши ребята грузили музыкальные инструменты на выделенную институтом машину, чтобы доставить их к месту выступления. На городском смотре наши труды оценили высоко. Блистали в то время своими выступлениями и мужской вокальный квартет художественно-графического факультета, и дуэт третьекурсниц нашего факультета.

92. Первая ботаническая экскурсия

Оживала природа, таял последний снег, а значит начиналась работа для ботаника. И в один из апрельских дней наш курс выехал на первую ботаническую экскурсию в лес, на Хехцир. Так назывался, как я выше говорила, крупный горно-лесной массив, находившийся недалеко от города. С нами было три преподавателя. А.П. Вашкулат провел вводную беседу об эфемероидах – раннецветущих травянистых растениях, которые первыми вегетируют, цветут и плодоносят, когда деревья и кустарники находятся еще в безлиственном состоянии. В это время в лесу много света, и эфемероиды, ассимилируя питательные вещества, запасают их в своих подзем-ных органах – корневищах, луковицах. К эфемероидам относятся, например, горицвет весенний – с ярко-желтыми цветками, ветреница амурская – с белыми. Тогда же нас учили распознавать древесные и кустарниковые породы по почкам, по расположению ветвей. Так легко можно было определить дуб, ясень, клены, орех маньчжурский, бархат амурский, маакию, иву и другие породы; из кустарников: чубушник, жимолость, рябинник, спирею и др. А.П. Вашкулат в свое время опубликовал «Определитель растений по почкам». Продолжалась экскурсия уже отдельными группами.

Нашу группу вела Нина Сергеевна. Она отвечала на все наши вопросы. Нина Сергеевна была к тому же классным руководителем нашей группы. По ее инициативе мы недавно посетили передвижную выставку голландской и фламандской живописи. Еще нам были обещаны две ботанические экскурсии – на водоем и в оранжерею. Учебный материал Нина Сергеевна излагала подробно и интересно, а в жизни была тактичным, обходительным, внешне красивым и духовно богатым человеком, неизменно располагаю-щим к себе, и мы все ее очень уважали.

93. Летняя сессия первого курса

После Первомайской демонстрации мы собра-лись у Люды Н. в компании ее друзей и знакомых. Люда жила тогда в доме, расположенном на стыке улиц Тургенева и Ленина. Подошла пора зачетов и подготовки к экзаменам, и мы часто занимались у нее дома. Мама Люды – Лидия Ивановна – очень положительно относилась к нашим совместным занятиям. Помню, как корпели мы над физикой, разбирая один сложный раздел за другим. Вместе заниматься было веселей. Смеялись, острили, изучая закон Бернулли, и радовались тому, что наконец мы его раздраконили. По физике я получила четверку. Экзамен по истории КПСС сдала на отлично. После изучения полного курса предметы, казавшиеся поначалу малопривлекательными, воспринимались теперь по-другому. Например, зоология беспозвоноч-ных. Читал ее у нас Александр Филиппович Шамрай – высокий мужчина, с темными кудрявыми волосами. Свою национальную принадлежность он подчеркивал, часто надевая под пиджак украинскую вышитую сорочку. А.Ф. Шамрай любил музыку. На лекциях по зоологии снова и снова приходилось удивляться тому, как сложно устроены насекомые, моллюски, ракообра-зные и другие животные. С особым удовольствием Александр Филиппович рассказывал нам о строении и жизни паукообразных. Очень объёмистый, крупного формата учебник по зоологии беспозвоночных мы к концу учебного года осилили, и, к своему удивлению, экзамен по этому предмету я сдала на отлично.

С экзаменом по ботанике дела обстояли не просто. О строгости А.П. Вашкулата ходили легенды. Готовилась я, как всегда, основательно, но до последней минуты с учебником в руках стояла у дверей кабинета, где шел экзамен. Уже сидя в кабинете и собираясь с мыслями, я обычно беззвучно проговаривала то, что полагалось рассказать при ответе. Мои одногруппницы даже заметили, как при этом я всегда шевелила губами. И вот отвечаю преподавателю: на один вопрос, на другой, на третий. Александр Павлович одобрительно кивает головой. – Хорошо, хорошо, – приговаривает он, – даже отлично!

Счастливая с зачеткой в руках выбегаю из кабинета. То была едва ли не единственная на курсе пятерка на экзамене по ботанике.

94. Практика по биологии

Ну вот, теоретический первый курс пройден. Теперь нам предстояло опробовать свои биологические знания на практике, то есть непосред-ственно на природе. Практика проходила далеко от города, в селе Петропавловка, с которым мы познако-мились во время школьного похода. Жарким июньским днем в полной боевой готовности 1-ый и 2-ой курсы химбиофака дожидались переправы на другой берег Петропавловского озера, к месту стационарной студенческой практики. Переправлялся с нами и увесистый институтский груз – лабораторное оборудование, необходимое для работы: микроскопы, гербарные сетки, стеклянная посуда для фиксации мелких животных и прочее.

Приехали. Нас – человек 140, размещают в большом деревянном корпусе. Снова казарменный быт, теперь уже на двухъярусных нарах. Столовая – под дощатым навесом. По очереди, втроем или вчетвером дежурим в ней, стараясь приготовить хоть и простые блюда, но вкусные.

Нас делят на рабочие группы по три, четыре человека. Каждый день экскурсии в различные природные биотопы: в лес, на луг, к водоему, на скалы, на болото, в сад и огород, где много насекомых-вредителей, даже на скотный двор, где тоже своя энтомофауна. Однажды нас группами переправляли на лодке к сильно заиленному водоему, где обитало много моллюсков – прудовиков, перловиц, а под кочками осоки, растущей вблизи, водились раки. К концу практики группа должна сделать доклады, сдать отчеты по экскурсиям и собственным исследованиям на заданные темы. Кроме того, нужно было подготовить демонстрационный материал: гербарий по ботанике, энтомологические экспонаты – по зоологии. Предварительно отловлен-ных насекомых полагалось морить, то есть держать какое-то время в стеклянной баночке, куда клалась вата, смоченная в эфире. Насекомое засыпало, затем небольшой иглой его прикалывали на лист картона для сушки.

Тему для практических работ выбирали по желанию из списка, нам предложенного. Наше звено – Люда Н., я, еще кое-кто – по зоологии выбрало тему «Население пней». Вспоминаю первую экскурсию в лес, полный жизни, красок и радостного птичьего щебетания. Правда, не такая уж безобидная она – дальневосточная лесная чаща: энцефалитного клеща в ней предостаточно, и потому перед практикой необходимо было делать противоэнцефалитные прививки. Прививки делались не только студентам, но и людям, так или иначе в летний период связанным с работой в лесу. Ну и конечно, комары, эти двукрылые вампиры, извечный бич влажных лесов. Но не до них нам сейчас. Мы слушаем рассказ преподавателя о богатстве и разнообразии животного мира лесов, и беспозвоночные представители его никак не скрывают своего присутствия. А зря, ведь студентов, вору-женных сачками, морилками, пинцетами, к вам в лес пришло сегодня немало.

После вводной беседы звенья работают самостоятельно. Приступаем к работе и мы – пней в лесу много. Только отваги ненадолго нам хватило: население пней, живущее под старой корой в рыхлой влажноватой древесине, в гости никого не ждало. Стоило поднять кору, как тучи мелких животных стали стремительно расползаться в разные стороны. От ужаса, с криком и визгом мы отпрыгиваем подальше. Но прытких обитателей пня надо было отлавливать и сажать в морилки, чтобы потом опреде-лить – кто есть кто, описать их строение, дать им подробную характеристику. Так, смеясь и визжа, чуть ли не с закрытыми от страха глазами собирали мы свою фауну: разных видов жуков, мокриц, многоножек, пауков, муравьев и прочих букашек. Вскрываем еще один пень, еще и еще. Шум голосов и крики несутся с разных сторон леса. Там работают наши однокурсники. Эмоции аналогичные, ведь объект наблюдения у нас общий – мелкая быстроногая живность.

Пугали нас в лесу не только беспозвоночные. Довольно часто натыкались студенты на пресмыкающихся: ужей – уссурийских полозов; видели даже ядовитого щитомордника. Эти объекты изучали второкурсники, но и среди наших однокурсниц находились отважные девушки, бравшие полозов в руки: одной рукой – пониже головы, а другой – за извивающееся тело.

Все экскурсии надо было подробно описывать, делать рисунки. Оформительскую работу в нашем звене вела я. Остальные его члены собирали демон-страционный материал, пополняли коллекции.

Тема работы по ботанике называлась «Развитие цветков в соцветиях». Для наблюдения мы выбрали три вида растений: борщевик Миддендорфа – из семейства зонтичных; веронику сибирскую, сем. норичниковых и зверобой Геблера, сем. зверобойных. На растения повесили таблички, чтобы было видно, что это объекты наблюдения. Часто навещали свои объекты, записывали и зарисовывали все изменения, чтобы выяснить, в какой последовательности и как происходит распускание цветков каждого из этих трех видов. Оформляя работу, я увлеклась описанием этого процесса, стараясь выразить и свои эмоции, свое восхищение, невольно охватывавшее меня, когда под микроскопом растения открывали мне тайны перехода от маленького плотного бутона к раскрывшемуся полностью цветку. Отчасти этот лиризм был навеян книгой А. Дюма «Виконт де Бражелон», которую я привезла с собой и читала в свободное время. Художе-ственное изображение женских персонажей, образные сравнения и любование своими героинями добавили и в мой отчет небольшую долю стилизации. Нина Сергеевна, проверявшая наш отчет, отметила это, похвалила и поставила отличную оценку. Она и здесь – на полевой практике – не упускала возможность познакомить нас с чем-то интересным, неординарным. И такой случай представился. В школе с. Петропав-ловка работал учитель, который был прекрасным знатоком творчества С. Есенина, знал на память многие его стихи. Звали учителя Юрий Петрович. И Нина Сергеевна устроила нам такой литературный вечер, попросив учителя выступить перед нами. Это было феноменально! Не влюбиться в Есенинские стихи, не выучить наизусть особенно полюбившиеся из них после того вечера было просто невозможно. К примеру такие:

Гой ты, Русь моя родная,

Хаты, в ризах образа,

Не видать конца и края,

Только синь сосет глаза.

Как заезжий богомолец

Я смотрю в твои поля

А у низеньких околиц

Звонко чахнут тополя…

Наша Русь была сейчас перед нами, и живя в селе и каждый день видя это синее небо, этот простор, эти поля, мы острее чувствовали свою связь с родной землей.

Впоследствии Юрий Петрович переехал жить и работать в Хабаровск.

Село Петропавловка довольно обычное – небольшие дома, сады, огороды; стадо коров, размеренно идущее по главной улице. Настоящей же достопримечательностью села было, конечно, озеро – большое, чистое, судоходное. На берегу – огромные валуны. Какая нас там ожидала благодать! И после экскурсий, занятий мы отправлялись туда – купаться, загорать. За время летней практики всем первокурсни-кам полагалось сдать зачет по плаванию. С нами был преподаватель физкультуры, проводивший тренирово-чные занятия. Предстоящий зачет мне грозил провалом, так как плавать я тогда не умела. Но не зря со мною рядом всегда была подруга Люда – завзятая пловчиха, и мы с ней нашли выход из положения. Так как во время зачета в воду студенты заходили небольшими группами, Люда зашла на заплыв дважды – и за себя, и за меня. Я лишь для видимости помаячила на берегу. Таким образом подруга спасла меня от позора.

С Людой мы всегда держались вместе, рядом были наши места для ночлега. В условиях выездной практики, среди огромного количества вместе живущих студенток немаловажно было иметь рядом верного товарища. Именно там, на практике, мы с ней дали друг другу безобидные прозвища: она была «Шустрик» – бойкий, проворный, всегда впереди идущий человек, а я – «Мямлик» – этакий нереши-тельный и медлительный индивидуум. Это разделение было чисто условным, и думаю, что в какие-то моменты мы менялись ролями. Учеба Люде давалась труднее, так как год после школы она уже работала.

Для решения организационных вопросов во время практики нас выстраивали возле жилого помещения на линейку. Сообщали новости, говорили о каких-то изменениях в обычном распорядке дня, делали кому-то внушение, если в этом была необходи-мость. Нарушителей дисциплины ожидало ужасное наказание – они должны были чистить общественный туалет. Помню, как несколько наших девушек однажды после работы забрели в чей-то чужой огород и полакомились там созревшей смородиной. Но хозяева огорода увидели их и пожаловались руководителю нашей практики. Девушек публично пристыдили на линейке и дали наряд вне очереди – тот самый…

Присутствие рядом целой армии второкурсниц всегда ощущалось. Они увереннее держались, где-то немного притесняли нас, навязывая свой стиль поведения, свой песенный репертуар, исполнявшийся часто в разухабистой манере. От них мы услышали песни со словами: : «Сижу на нарах, как король на именинах…», «Обязательно, обязательно я на рыженькой женюсь…», «…Так наливай студент студентке, студенты тоже пьют вино, непьющие студенты редки, они уж вымерли давно. По рюмочке, по маленькой, налей, налей, налей…» Или еще: «…От сессии до сессии живут студенты весело, а сессия всего два раза в год…» Даже обычная русская народная песня «Виновата ли я» в их исполнении звучала пошловато. Подобные «шедевры» передавались младшему курсу, как эстафета. Эти песни запоминали и пели потом и наши сверстницы. Лично я – нет. Случалось, поведение второкурсниц с оттенком осуждения разбирали на общих собраниях.

Все накопившиеся эмоции и невысказанные слова, как у детей в пионерлагере, вылились в последнюю ночь. Когда все стихло после долгого прощального концерта, смеха, разговоров, тех, кто спал в нижнем ярусе, откуда-то сверху окатили водой. Спустя некоторое время, когда многие уже спали, начался «обстрел» маленькими зелеными яблочками. Кто занимался этим в кромешной темноте видно не было.

А потом была дорога домой, последний отрезок которой нам долго пришлось идти пешком.

95. Путина

После практики наступили каникулы, и я с удовольствием провела их дома. Сшила себе, как умела, новое ситцевое платье и, принарядившись, поехала на Бычиху проведать маму, отдыхавшую тогда в Доме отдыха «Уссури». Неподалеку, все в том же пионерлагере отдыхал и брат Володя. Он сфотографировал нас с мамой на природе.

В один из дней августа должна была состояться экскурсия на водоем, обещанная нам Ниной Сергеевной. Я ожидала этого дня, но накануне поранила руку. Рука распухла, и на экскурсию я не поехала. Вместе с мамой на следующий день мы отправились в платную поликлинику, которая находилась на улице Шеронова, и там случайно встретились с Ниной Сергеевной – она жила в том районе. Я познакомила их и объяснила причину своего отсутствия на экскурсии. Руку мы вылечили с помощью мази Вишневского и еще каких-то препаратов.

Тем временем в нашем институте появилось объявление: студентам 2-ых, 3-их курсов вместо уборки урожая в совхозе в течение месяца предлагалось ехать на путину – промысловый лов рыбы на островах вблизи побережья Охотского моря. И мне захотелось этой новой романтики – увидеть море, попробовать себя в новом качестве, хотя главным стимулом для студентов на путине был заработок. Люда по какой-то причине ехать не могла, а я стала собираться в дорогу. Таких желающих с нашего факультета оказалось человек 18 – 20, большей частью третьекурсниц, с нашего курса – человек 6 – 8. Но в целом, из разных институтов набрался довольно большой отряд путинщиков. Отъезд должен был состояться в последних числах августа.

Это был не отъезд, это было отплытие – на теплоходе, вниз по Амуру. Плыли довольно долго, разгуливая по палубе и разглядывая диковатые скалистые берега Амура. Прибыли к некоему распределительному пункту, где весь отряд расформировали на отдельные группы, которые к конечным пунктам доставлялись уже на более мелких судах. Довольно многочисленную группу, в которую попали и студенты химбиофака, пересадили на баржу с большим трюмом, и мы поплыли, теперь уже по Татарскому проливу, в который впадает Амур. Пролив выходил в Охотское море, было ветрено, и морская качка не преминула заявить о себе. Баржу бросало из стороны в сторону, находиться наверху было опасно, и всю гвардию любителей острых ощущений попросили спуститься в трюм. Это плавание я долго потом вспоминала. Около сотни или больше студентов сидело в слабоосвещенном нижнем отсеке баржи прямо на полу или на своих рюкзаках. Некоторые, не выдерживая качки, поднимались наверх с приступами морской болезни. Чаще это были юноши.

Меня же больше беспокоило другое: почему-то сильно хотелось есть, а все запасы провизии, как на грех, закончились. Многие, как и я, расчитывали, что ехать к месту придется недолго. Лишь два года спустя, от одного бывалого человека я услышала мудрость о том, что в дороге у человека обязательно должен быть с собой хотя бы минимальный запас еды – кусок хлеба, кусочек сахара, которые снимают чувство голода. А пока что я познавала эту аксиому на собственном опыте, и уже в будущем старалась предотвратить подобные ощущения.

Прибыли мы на остров, названный именем отважного летчика Байдукова. Продуваемый морским ветром и омываемый водами холодного Охотского моря, остров имел все-таки оседлых жителей, работавших на рыбном комбинате. В поселке были: рабочая столовая, школа, клуб, библиотека и прочее. Людей, живших здесь временно, так называемых вербованных, тоже хватало. Царившая на острове атмосфера хорошо передана в стихотворении Риммы Казаковой «У Охотского моря»:

Я знаю это побережье,

любой завод его и дом.

Там утром медленно, с трудом

рассвет волну лучами режет.

Там просыпаются в тумане

И засыпают под пургу.

Там окна в желтом целлофане

Почти до пояса в снегу.

Там избы с жаркими печами,

Там старожилы-охотчане

Гостеприимны и просты

И величают всех на «ты».

Там жмутся ласковые лайки

К теплу хозяйских добрых рук.

Там прямо на прибрежной гальке

растет картошка, зреет лук.

Там ночь длинней и солнце реже,

Там и шторма, и холода…

Я заю это побережье

И не забуду никогда.

……………………

Там гастролеров не любили,

Там жил артельный верный люд –

На совесть чист, до дела лют…

Для сезонных рабочих, каковыми были мы, имелись деревянные дома с печным отоплением. В одном из таких домов и оказалось наше химико-биологическое «подразделение». Большое, человек на двадцать спальное помещение, заставленное кроватями; большой обеденный стол, несколько табуреток. У входа – небольшой коридорчик, где развешивалась рабочая одежда; деревянное крыльцо, умывальник – на улице. Нас устроили, выдали небольшой аванс для пользования столовой, кое-какую рабочую амуницию – резиновые сапоги, непромокаемые фартуки, перчатки. По желанию распределили по бригадам – бригада резчиков, бригада мойщиков. Я пожелала быть резчицей, большинство наших девушек – мойщицами. Нам велели быть наготове, вызов на работу мог случиться в любой момент, в том числе и в ночное время. А пока что все ждали хода красной рыбы – кеты, горбуши – на нерест.

Но рыба все не шла, и у нас было много свободного времени. Можно было сходить в библиотеку, обследовать остров. Ровная песчано-галечниковая его поверхность в местах, удаленных от побережья, была покрыта негустыми зарослями кедрового стланика, деревянистые ветви которого длинными языками простирались в направлении господствующих ветров. В небольших понижениях между песчаными дюнами росла доселе незнакомая мне ягода шикша с водянистыми и безвкусными черными плодами. Позже из ботанической литературы я узнала, что названные виды растений встречаются на материке высоко в горах – в подгольцевом поясе, а к северной окраине материка становятся зональными – гипоарктическими, выходят на плакор, то есть на равнинную поверхность. И сейчас, находясь на северо-восточном побережье Евроазиатского континента, я пока что визуально постигала первые правила геоботанической науки – науки о распределении растительности по поверхности земного шара. Берег острова был покрыт крупными валунами и галечником, и море дышало ледяной чистотой и холодом.

Уже прочитаны были первые главы взятой в библиотеке книги – романа Л. Леонова «Русский лес», пройден вдоль и поперек рыбацкий поселок, а путина для нас все еще не начиналась. Наступило первое сентября, и сельские дети утром отправились в школу. И тут объявили, что добыта первая партия рыбы. Надо было быстро, как в армии, одеться и спешить на завод. Первый раз вижу я огромную гору серебристой искрящейся на солнце рыбы, только что выгруженной из баркаса. Рыбу распределяют по платформе, вдоль которой за разделочными столами левым боком к платформе – так удобнее начинать разделку рыбы – стоят друг за другом резчики. Они потрошат рыбу и передают ее своему мойщику, стоящему также за своим столом справа от резчика. Отходы сбрасываются в специальную емкость, для икры же каждому резчику выдавался деревянный судок с ручкой наверху, наподобие кошелки, который, по мере наполнения, забирали работники икорного цеха.

Нас – резчиков – поставили на рабочие места и показали основные приемы разделки рыбы. Взяв рыбину за хвост, клали ее перед собой на стол наиско-сок – голова выше, хвост – у края стола. На разделоч-ном столе была прибита маленькая деревянная скоба. Если размер рыбины не достигал этой отметки, она шла в засолочный цех «на колодку», если же превышал – «на семгу», то есть маленькую и большую рыбу солили разными способами. Разрез производился от анального отверстия к голове. Обнажив внутренно-сти, левой рукой обхватывали их возле головы, как бы накручивая на руку, а правой – обрезали все это как можно ближе к голове рыбины. Затем делался ровный разрез пленки, идущей вдоль позвоночника, чтобы вышла кровь. – Натуралистично? – Да, но в тот момент шла рыба, и никто не думал ни об охране животного мира, ни о жестокости, к которой, может быть, невольно нас приучали. Это был фронт. Работать нужно было быстро и проворно. Кто-то же должен выполнять такую работу? Все мы любим красную рыбу и обожаем икру. И никто не вспоминает потом, каким путем попали к нам на стол эти деликатесы.

Начались трудовые будни. Работать, стоя в холодном помещении, в любое время суток было не легко. Особенно страдали девочки-мойщицы. Перчатки плохо защищали руки от постоянного соприкосновения с холодной водой и от уколов рыбных костей. Случались и кожные нарывы. Но мы же были добровольцами, никто не виноват. Зато рыба и икра вошли в наш рацион, но почему-то быстро стали приедаться и никого уже не удивляло то, что эти продукты часто выбрасывали на мусорку. Полноценно обедали мы все-таки в столовой; в остальное время у себя в комнате в складчину устраивали небольшой перекус: чай, хлеб с маслом. В результате к концу путины я заметно поправилась.