Текст книги "Я помню детсво, России край заснеженный (СИ)"

Автор книги: Лариса Мамонтова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц)

Благополучно пройдя первый этап приема, в назначенный день и час мы пошли в Райком ВЛКСМ Железнодорожного района, к которому относилась Комсомольская организация нашей школы. Бытовало такое выражение – «гонять по Уставу». Да, спрашивали, и о политике тоже. Всех приняли. Прощай, детство, прощай, красный галстук! Теперь лишь маленький темно-красный значок – знамя с золотистым профилем вождя – будет красоваться у меня на груди.

59. На заводе

Наша Средняя школа №13 в то время была реорганизована в Одиннадцатилетнюю школу с политехническим обучением. Это означало, что, наряду с общеобразовательными предметами, мы будем осваивать рабочую специальность, причем сразу на производстве в роли практикантов. Сначала один день в неделю, а затем два полных дня шло производственное обучение. Базовым предприятием поначалу стал Эмальзавод, в бухгалтерии которого работала моя мама. В цехе, где производилась штамповка деталей посуды, нас распределили в качестве учеников к специалистам-рабочим и, стоя рядом с рабочим и наблюдая за его действиями, мы постепенно осваивали практически эту работу. Позднее к практике добавили и теоретический курс, связанный с работой на других – металлорежущих станках.

Помню, поставили нас с напарницей Леной Халиной штамповать заготовки для изготовления ведер – половинки, соединив которые впоследствии получали цилиндр, и к нему потом прикреплялось дно. Станок стоял в начале конвейера, на который после штамповки и закручивания между двумя вращающимися валиками так, что получалось «полуведро», заготовки попадали на конвейер для дальнейшей обработки. За штамповочным станком мы сидели по очереди. Другой практикант в это время запускал готовую деталь между валиками. Злоключение случилось в тот момент, когда я стояла у конвейера. Работали мы в специальных брезентовых рукавицах. Когда отштампованная заготовка уже вошла в почти невидимый зазор между валиками, туда попала и моя рукавица, а вместе с ней и кончик среднего пальца правой руки. Что-то заскрежетало. Наверное, я вскрикнула от боли, и Лена, повернув-шись в мою сторону и быстро сообразив, в чем дело, с силой дернула мою руку, застрявшую между валиками. Шла кровь. С перевязанной рукой пришла я потом на урок музыки, и учитель искренне пожалел меня. Некоторое время не могла играть, лишь переписывала ноты. Моя мама разговаривала после этого с руководителем нашей практики, но никто виноват в этом не был, кроме меня самой.

60. Увлечения

Интерес к иностранному языку не ослабевал, напротив. К урокам английского в то время нам, помимо текущего учебного материала, задавали дома-шнее чтение – главы из романа какого-либо англий-ского писателя, которые мы дома самостоятельно читали и переводили. На уроках осуществлялась проверка домашнего задания. В работе тогда были главы из романа Герберта Уэллса «Человек-невидимка». И тут меня опять увлекло. Главу за главой названного романа я стала переводить письменно в специальной тетради, где для компактности писала мелким почерком. Делала я это уже в поздние вечерние часы, после всех дел и уроков. В тишине, когда все домашние спали, с настольной лампой за письменным столом в нашей маленькой комнатке, отгороженной от кухни легкой и не очень высокой перегородкой. Там было тепло и уютно. И, забывая обо всем, увлеченно следила за событиями, описанными в романе, извлекая фразу за фразой на свет божий из пут английской грамматики. Это стало моим ритуалом. Тексты переводила на несколько уроков вперед. Постепенно записей стало так много, что получилась целая книжка – тот самый роман, только уже на русском языке. Такую работу в классе проделывала лишь я одна, и одноклассники часто брали у меня эту тетрадь почитать. Домашнее чтение практиковалось и в последующие школьные годы, менялись лишь авторы и романы, и я продолжала переводить произведения английских классиков письменно.

А вот новый предмет – черчение – требовал пространства, и чертила я за круглым столом в большой комнате. Чтобы изобразить что-нибудь линиями на плоскости нужно было много терпения, точного расчета, сноровки. Карандашом чертить было не сложно, главные мучения начались, когда мы стали работать тушью. Этой черной краской мы наполняли рейсфедер – специальный чертежный инструмент для проведения линий тушью. И тут уж было не до шуток. Только и смотри, как бы не нажать сильней, не посадить кляксу, которая испортит весь чертеж. Тогда все приходилось переделывать заново, иногда и по несколько раз. Старательно и кропотливо. Освоив изображение предметов на плоскости, мы перешли к изображению объемному, в трех измерениях. Если, к тому же, нужно было начертить данную фигуру в разрезе, появлялся азарт, как при решении сложной задачи из геометрии. Мне нравились такие работы. Сложные чертежи стали получаться, и я выполняла их все лучше. В аттестате по черчению у меня стоит пять.

Вот и снова зимушка-зима. Первый снег – рыхлый, рассыпчатый, пушистый радовал и звал на улицу. Как ни загружены мы были уроками, а лишить себя удовольствия прокатиться на санках с горы по свежему снегу, было просто грешно. Лед на замерзшем озере – Шалохманке – старались вовремя очищать от снега. И в этом детям стали помогать солдаты военизированной пожарной части, которая, как я уже говорила, располагалась тут же, рядом с Красным домом. Солдатам ведь тоже хотелось покататься на коньках. Более того, пожарники стали заливать водой нашу Шалохманку. Получался гладкий, ровный лед, огражденный невысоким снежным бортом, и наше скромное озерко превращалось в настоящий Ледовый стадион под открытым небом, на котором неизменно царило оживление.

Наконец и у меня появились коньки, прикреп-ленные к ботинкам. Они были большеваты, и для плотности я надевала несколько пар носков. Каталась чаще вечером, другого времени просто не было. Катание на коньках было делом для меня новым, и я старалась хотя бы просто научиться ездить по льду. Ярко сияла луна, освещая заснеженные склоны, и лед на озере сверкал отблесками лунного света и света уличных фонарей у дороги. И, если никого не было, скользя по лунным дорожкам, я напевала в полголоса какие-то мелодии.

Приближался Новый 1960-й год. На централь-ной площади города устанавливали большую красивую елку. В конце каждой четверти в Детской музыкаль-ной школе – ДМШ – проходил Академический кон-церт – концерт без зрителей, лишь в присутствии пре-подавательской комиссии. Нужно было исполнить этюд – музыкальное произведение виртуозного характера, то есть технически сложного, и пьесу, которая могла быть и лирической, и виртуозной. Комиссия оценивала исполнителей. Мои дела шли хорошо, занималась музыкой я с удовольствием и на концерте сыграла отлично.

И опять в предпраздничные дни наша школа приходила в невероятное волнение. В классе готовился выпуск новогодней стенгазеты, которую наши художники старались украсить блестками от елочных игрушек, изображением еловой ветки, Деда Мороза и другими. Готовились небольшие новогодние сценки, конкурсы, игры. Например, с завязанными глазами и с ножницами в руках нужно было сделать несколько шагов и срезать подвешенный на ниточке небольшой приз. Обладателей лучших карнавальных костюмов тоже ожидали призы. На Новогодний вечер я решила нарядиться цыганкой, несмотря на то, что в жизни я цыган побаивалась. А после вступления в комсомол дала себе слово не играть в карты, даже чисто по детски, в шутку. Просто в тот момент для этого костюма были подручные предметы, и я рискнула. К своему цветастому летнему платью с широкой оборкой внизу я пришила еще одну оборку из блестящего набивного шелка, и платье получилось почти до пола. Главным же было скрыть лицо под маской с вырезами для глаз. Помню, на вечере учительница по истории, к которой мы подошли с одноклассницей, улыбаясь, спросила: «А как же зовут-то эту цыганку?» Имя я себе заранее не придумала. Ответила первое, что пришло в голову, из поэмы А.С. Пушкина «Цыганы». – Земфира. Меня, конечно, узнали, скорее всего, по манере держаться. Цыгане такими скованными не бывают, а актерскими данными я не обладала.

Накануне Международного Женского дня тоже поднимался ажиотаж: как лучше поздравить, что подарить учителям, мамам. Классом собирали деньги, кому-то давали поручение и 8-го Марта торжественно вручали подарок классному руководителю. Дома нашей маме мы с братом обычно дарили какие-то самоделки. Володя, освоивший к тому времени выпиливание и выжигание, и на этот раз решил порадовать маму симпатичными поделками из дерева. Мне же уже хотелось купить маме в подарок какую-нибудь вещицу. На сэкономленные небольшие деньги, из тех, что родители давали на школьные завтраки и на автобус, я покупала и дарила чаще всего что-нибудь из посуды. Папа, ласкательно называвший маму «Валёк», тоже в этот день старался сделать для мамы что-то особенное. Некоторые папины сослужив-цы говорили своим женам-домохозяйкам по поводу подарков: «Пусть Мамонтов своей жене дарит подарки, она у него работает!» Да, конечно, подарки маме дарились, к тому же не простые. Примерно в это время маме были куплены прелестные золотые дамские часы и очень нарядная шерстяная китайская кофта синего цвета, которая так шла к голубым маминым глазам. На кофте мелким крестом был вышит узор, и спереди, чуть ниже талии, свисали два клинышка, обрамленных кистями. Такие подарки любимой жене папа мог позволить потому, что, будучи передовиком производства, часто дополни-тельно к зарплате получал премиальные деньги. Кроме того, он был неутомимым рационализатором производственных процессов, а каждое внедренное рационализаторское предложение оплачивалось.

К школьному смотру художественной самодеятельности нам помогла подготовиться Вера Николаевна – мама Киры. До смотра оставались считанные дни. Появление Веры Николаевны с аккордеоном на школьной сцене нас окрылило. Казалось, мы воспарили в небеса, и хоровое пение в ее сопровождении звучало легко и радостно. – Вот, если бы вы мне раньше попались, – сказала она. Да, тогда, наверное, мы бы и по голосам спели. Но и так было здорово. Вспоминаю, как наши девочки танцевали испанский танец под мелодию «О, Маританна, моя Маританна, я никогда не забуду тебя…», которую так страстно и переливчато играла им настоящая эстрадная артистка. Причем, играла Вера Николаевна обычно стоя, и я на будущее переняла эту манеру выступления на сцене, хотя в музыкальной школе мы выступали сидя. – Это было правильно, такое положение дает бóльшую уверенность в игре, чем положение стоя, где скорее можно переутомить левую руку. Ну а как же наш классный ансамбль баянов, аккордеонов? – Он пополнился еще одним человеком, к нам присоединилась Кира.

Кира в то время, напару с Галей Александровой, увлеклась занимательной химией под руководством нашей учительницы Нонны Викторовны. Шла подготовка к химическому вечеру. На вечере рассказывалось о таинственных превращениях веществ, а также были показаны интересные похожие на фокусы опыты. Вечер всем понравился, девочки хорошо выступили, соответственно нарядно одевшись. Поверх школьных форм Кира и Галя надели одинаковые расшитые национальным орнаментом коричневые шерстяные жилетки, привезенные мамой Киры из Латвии.

В этот год моей новой подругой стала еще и Элла Ибрагимова, жившая в нашем же доме, через стену. Когда я приходила к ним, всегда просила сыграть на пианино что-либо. Чаще всего это был Полонез М. Огинского, который Элла хорошо исполняла. Мне она помогала, наигрывая с листа, разбирать новые пьесы, которые я раньше не слышала. Однако их бабушка, которая обычно была дома, не очень-то приветствовала такую помощь, давая мне понять, что надо всего добиваться самой. В их большой квартире особого порядка не было, и, когда Элла с сестрами заходила к нам домой, они ахали от восхищения – настолько разительно отличалось убранство нашей квартиры от их.

В то время Элла больше внимания уделяла спорту, являясь членом сборной команды нашей школы по легкой атлетике. В эту же команду входила и ученица нашего класса – Галя Щ., дружившая с еще одним спортсменом из 9-го класса – Сашей Г. Саша был сыном военнослужащего, из семьи с хорошим достатком. Заметный красивый парень с высоко зачесанными волнистыми волосами. Школьная команда участвовала в районных и городских соревнованиях. Однажды на соревнованиях, в подсобном помещении, где спортсмены переодевались и хранили вещи, Саша украл у кого-то фотоаппарат, еще что-то, в результате попал под следствие, и вскоре после суда – в тюрьму. Школа была скомпрометиро-вана. Не знаю, как пережила это Галя.

61. Каникулы

В конце учебного года в ДМШ состоялось важное событие – встреча с известным советским композитором Дмитрием Борисовичем Кабалевским, который в тот год приезжал в Хабаровск. Встреча проходила в Актовом зале музыкальной школы, присутствовали на ней преподаватели, учащиеся школы и их родители. И я увидела этого легендарного человека, таким, каким он был на фотографиях: высо-ким, худощавым, узколицым. Дмитрий Борисович – автор многих симфонических произведений; из детского цикла хорошо известна его симфоническая сказка «Петя и Волк». А его песню «Наш край» знали, кажется, и взрослые, и дети.

То березка, то рябина,

Куст ракиты над рекой,

Край родной навек любимый,

Где найти еще такой…

Д.Б. Кабалевский интересно рассказывал о своем творчестве, присаживался к роялю, исполняя тот или иной фрагмент; вспоминал эпизоды из своих поездок. Был он уже в годах, и я вспоминаю его фразу-пожелание: Вот было бы у человека две жизни: одна – для работы, а другая – чтобы путешествовать. В конце встречи он обратился к родителям, сидящим в зале, сказав, что очень одобрительно относится к тому, что эти люди учат своих детей музыке, так как музыка – это великое искусство, обогащающее жизнь человека.

Восьмой класс я закончила на хорошо и отлично; первый класс в музыкальной школе – на отлично. Одним из номеров на отчетном концерте ДМШ был «Музыкальный момент» Ф. Шуберта, задорно и весело исполненный нашим хором, так как стихи, положенные на музыку, были хорошим напутствием нам перед предстоящими летними каникулами:

Лишь в весеннем небе

Засияет солнце

В лес бежим скорее…

Погулять.

Нет зимы суровой,

Нет и дней холодных.

Там в лесу сосновом

От зимы суровой

Отдохнем.

В конце мая мы поздравляли нашу маму с успешным окончанием двухгодичных курсов и переводом её на новую должность – старшего бухгалтера. А своих соседей – дядю Лешу и тетю Машу поздравили с рождением дочки, которую они назвали Ириной. Нас с братом ждал отдых – от зимы суровой и, конечно, в густом, наполненном ароматом трав лесу, где находился наш любимый пионерлагерь.

В лагере все нужно вовремя успеть. Вот утренний горн, трубит подъём. Всем отрядом надо выйти на спортивную площадку – на зарядку. Но как это я перед всеми выйду не причесанной? Такого не бывало, ни дома, ни в общественных местах. Вставала всегда раньше, умывалась, расчесывалась, заплетала косы. Свои белые парусиновые спортивные тапочки держала в чистоте и, по мере необходимости, влажными покрывала для белизны зубным порошком. Высыхая, тапочки становились белыми. Кровати всем нужно было застилать одинаково – «конвертом»: на подвернутую под матрац нижнюю простыню клалась верхняя простыня, на нее – сложенное вчетверо по ширине одеяло. Поверх одеяла подгибались края верхней простыни в виде рамки, обрамляющей темную одеяльную полосу на белом фоне. Потом горн зазывал нас на утреннюю линейку, после которой мы шли на завтрак. После завтрака убирали территорию, то есть подметали вокруг своего корпуса вениками из наломанных в ближайших зарослях веток. Вот и все хозяйственные дела. Остальное делали дежурные – мыли пол в палате, в коридоре корпуса и на веранде. Начинались занятия по интересам, согласно плану.

Старшие отряды по очереди дежурили по лагерю. Это означало – везде дежурные: на главных воротах, на хозяйственных – в парадной форме, по двое. Никого не впускать без специального разрешения. Больше всего детей дежурило в столовой: в хлеборезке, в посудомоечной, на чистке картофеля. На раздаче выстраивались цепочкой, которая начиналась от кухни и тянулась по всей столовой, либо разносили подносы с посудой, наполненной едой.

Как-то, во время нашего дежурства чистили мы картошку с одной девочкой, на открытой площадке рядом с кухней. Звали девочку Стелла Эмирзиади. Она говорила, что в ее роду были греческие корни. Стелла была стройной высокой с гладко зачесанными черными, заплетенными в косы, волосами, с приятным румянцем на щеках. По семейной традиции она любила петь и увлекалась опереттой. Она исполняла, например, арию Пипиты из оперетты И.О. Дунаев-ского «Вольный ветер». Ну а за чисткой картошки мы с ней вдвоем громко выводили другую арию из той же оперетты: «Стелла, ты всегда и повсюду со мной…», да так здорово, что наш лагерный врач Н.Д. Старосель-ский, находившийся в столовой в тот момент и слышавший нас, тоже стал подпевать.

И опять самодеятельность, массовки с танцами по вечерам. А еще – хороший танцевальный кружок. Не всегда в лагерь попадал массовик-затейник, умев-ший не только организовать бальные танцы, но и быть постановщиком народного танца на сцене. И в этот раз был такой хореограф, и я с удовольствием занималась в его кружке. Подготовили к смотру отличный танец. Был в нашем отряде и хорошо танцевавший мальчик – Костя Ниговский, но выступал он только с сольными номерами.

Вспоминаю двухдневный поход с вареной на костре кашей, приправленной тушенкой, с вечерним костром на берегу реки, с ночевкой в палатке под несмолкающий писк надоедливых комаров.

А на прощальный карнавал наша воспитательница захотела нарядить меня индианкой. Сама соорудила мне костюм из белой простыни – индийское сáри, сделала прическу, поставила черным карандашом точку по центру лба. Все мы тогда любили индийские фильмы: «Бродяга», «Господин 420», где играли очень популярные индийские артисты – Радж Капур и Рита Наргис. Наверное, мое лицо имело какое-то отдаленное сходство с индийским типом лица, да и еще темные волнистые волосы, темные глаза. Так один вечер я побыла в столь необычной для себя роли.

Что я делала летом дома? Каталась на велосипеде – далеко и долго. По улице Ухтомского, которая от нашего разъезда тянулась по-над оврагом в сторону Железнодорожного вокзала. Вперед ехать было легко, дорога шла под уклон, на обратном же пути приходилось преодолевать не крутой, но продолжительный подъем. Еще – вместе с детьми играли в волейбол и другие игры с мячом. Помогала родителям, читала и, конечно, разучивала заданные на лето пьесы по музыке. Однажды я сидела дома одна, увлекшись игрой на аккордеоне. Неслышно зайдя в дом, пройдя через коридор и кухню, на пороге комнаты, где я находилась, вдруг появился совершенно незнакомый мужчина. Остановился, глядя на меня. Я онемела от ужаса. Чужой человек в квартире, а я – одна! Чужие люди и во двор-то наш заходили редко. Собаки во дворе к тому времени уже не было, она пропала. Оказывается, я забыла закрыть на крючок входную дверь. Постояв несколько мгновений, он лишь сказал: «Хорошо играешь, девочка», повернулся и пошел прочь. Это была мне наука. Не помню, рассказала я об этом родителям, или нет, но следить за дверным замком стала внимательней.

И снова уезжали семьи военных из Красного дома. Переехала на другую квартиру семья Жарких. Уехали в Москву Шарапаны, а в их квартире поселилась новая семья, и наша детская дворовая компания пополнилась еще одним мальчиком, и опять аккордеонистом – Валерой Ханенко. Ну как тут снова не вспомнить постулат В. Лууле о том, что подобное притягивает подобное. Прямо какой-то мистический магнетизм! Одни музыканты вокруг! Валера был на год младше меня. Красивый интересный мальчик, он нравился нашим девочкам, и мне – тоже. Его мама – тетя Зина – единственная из жен военнослужащих работала, причем в центре города, на радио. У нее был хороший голос.

Детей во дворе было много. Время от времени девочки организовывали представления – с декора-цией и с костюмами. Руководила этими спектаклями самая старшая из нас – Нина К. Вывешивались объявления, готовились самодельные билеты, приглашались родители. И летними вечерами на импровизированной сцене проходили выступления детей, под аплодисменты и другие знаки одобрения. Но музыкальных номеров в этих спектаклях не было, и инструменты мы на улицу не выносили.

Были в нашем дворе и трагичные случаи. Так после продолжительной болезни умер А.А. Шмудзе – бывший папин начальник, отец двух моих подруг – Вали и Люды. Люда в связи с этим даже была освобождена от сдачи экзаменов в седьмом классе. Еще в двух семьях умерли отцы, оставив по двое-трое детей школьного возраста. В семье, где было двое детей, заболел старший сын, уже закончивший техникум. Говорили, что с ним случился нервный приступ, и вскоре его нашли мертвым на какой-то стройке далеко от дома. Его отец на похоронах сказал: «Прости, что я не уберег тебя».

62. Девятый класс

В новом учебном году в музыкальной школе я решила штурмом взять 2-ой и 3-ий классы и отучиться в них за один год, так как фактически опережала рядовых второклассников. И потом с музыкой мне нужно было уложиться в оставшееся школьное время – еще три года, и закончить полный – 5-летний курс обучения – вместе с общеобразовательной школой, то есть в общей сложности за 4 года. Получив согласие преподавателя на интенсивный курс по специальности – аккордеон, я стала посещать уроки сольфеджио и во 2-ом, и в 3-ем классах. Правда, преподавательница предлагала мне экстерном сдать теорию за 2-ой класс, но я отказалась и посещала все занятия в двух классах. К тому же, появился новый предмет – музыкальная литература. Классическую музыку к урокам мы слушали в специальном фонокабинете, стены которого изнутри были оббиты плотной тканью, чтобы слышимость из кабинета была меньше. Всю теорию я учила на ходу: пока ехала в автобусе до центра города, читала перед уроком, читала на переменах. Запоминалось хорошо, и отвечала я обычно на пятерки.

Помимо игры на аккордеоне в этом году мне полагалось изучать еще и общее фортепиано, и вел его у меня мой же учитель – Арсений Васильевич. Наконец я поставила обе свои руки на клавиши того инструмента, которым я грезила с детских лет. Начались упражнения, гаммы, этюды, несложные пьесы. Домашнее задание на фортепиано приходилось разучивать там же, в музыкальной школе. Я приходила туда во внеурочное время, находила свободный класс – а пианино было во всех кабинетах – и занималась.

И это было еще не все. С этого года у нас появился новый предмет – ансамбль, оркестр аккордеонов. Преподаватель расписывал какое-либо произведение на партитуры разной степени сложности и, в зависимости от подготовки детей, раздавал их нам. Совместные репетиции проходили по воскресным дням. Так что музыкой я была загружена предельно. Но это был тот случай, когда «своя ноша не тянет».

Дома занималась музыкой я абсолютно самостоятельно. Мне никогда не напоминали, что надо выучить новую пьесу, не усаживали за инструмент и не говорили: «Хватит играть». Я занималась столько, сколько нужно было. Родители, видя мое энергичное продвижение в музыке, не захваливали меня, но думаю, что искренне рады и горды были слышать похвалу преподавателя музыки, когда на родительском собрании Арсений Васильевич назвал меня «самородком». А моя мама, лишь много лет спустя, написала мне (как-то) в письме: «Я признаюсь, как твоя мама: таких игроков я не слышала и не видела, как училась прелестно ты!!! Я не хвастаюсь, но это так!!!»

Ну а в тот момент, уже в начале учебного года родители решили подарить мне новые наручные часы. До этого с седьмого класса я носила старые мамины часы, формы «кирпичик», уже дававшие сбои. И вот однажды вечером мы с папой отправились в ювелирный магазин специально за этой покупкой. Папа хотел, чтобы я сама выбрала себе часы. Выбор был сделан, и с этого дня на руке у меня заблестели красивые миниатюрные часики в фигурном анодированном корпусе, прослужившие мне много, много лет. Одноклассницам моим они тоже очень понравились.

В общеобразовательной школе в 9-ом классе появился новый предмет – тригонометрия, радостных воспоминаний, к сожалению, не навевающий. Много времени уделяли мы русской литературе, поскольку сочинения теперь писали не только классные, но и домашние. Один за другим открывали нам свои помыслы и устремления самые яркие герои отечественной классики: Базаров, Наташа Ростова, Онегин, Печорин… Как умен был этот человек! Перечитав недавно роман М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени», не могу не включить хотя бы одну цитату из этого гениального произведения: «Меня невольно поразила способность русского человека применяться к обычаям тех народов, среди которых ему случается жить; не знаю, достойно порицания или похвалы это свойство ума, только оно доказывает неимоверную его гибкость и присутствие этого ясного здравого смысла, который прощает зло везде, где видит его необходимость или невозможность его уничтожения».

С удовольствием учила я стихи, отрывки из поэм. Как прекрасная музыка, звучала поэзия А.С. Пушкина.

…Тиха украинская ночь.

Прозрачно небо. Звезды блещут.

Своей дремоты превозмочь

Не хочет воздух. Чуть трепещут

Сребристых тополей листы.

Луна спокойно с высоты

Над Белой Церковью сияет

И пышных гетманов сады

И старый замок озаряет.

И тихо, тихо все кругом…

Вспоминаю один курьез на уроке литературы, когда мы изучали роман Л.Н. Толстого «Война и мир». В устном ответе мне нужно было описать образ М.И. Кутузова – великого русского полководца. И желая подчеркнуть глубокий ум, жизненный и военный опыт фельдмаршала, я, подразумевая слово «мудрость», вдруг сказала – «целомудрие», не зная еще тогда подлинного значения этого слова. В классе послышались смешки, на лице учительницы появилась улыбка. Меня быстро поправили и все. Но наша староста – Люда Б. потом подразнивала меня, говоря уже обо мне, «что я скромная и целомудренная, как Кутузов». Я не очень-то обиделась. Однако впредь старалась не употреблять тех слов, точного значения которых не знала.

Класс наш к тому времени стал небольшим, число учащихся постепенно сокращалось, новеньких было мало. Кабинетная система, введенная в школе, особого восторга у нас не вызывала, так как на переменах надо было с вещами перекочевывать с места на место, на другой этаж, например. Лишь для преподавания некоторых предметов – химии, физики, биологии – кабинеты были действительно необходи-мы. Несколько позднее в школе кабинетной системы строго придерживаться не стали. Все также один день в неделю в качестве практикантов работали мы на заводе.

Однажды осенью был организован общегород-ской субботник. Нам, старшеклассникам, поручили засадить деревьями крутой откос, окружавший недавно установленный Памятник партизанам. Есть такая остановка автобуса на улице Карла Маркса, по дороге, ведущей в Аэропорт. Проезжая мимо этого памятника, я всякий раз с гордостью вспоминала, что в зеленой тополиной рощице, поднявшейся на том месте, есть и деревья, посаженные мною.

63. Решаем проблемы

В этом учебном году наша ученица – Тамара Липаева не могла посещать школу, так как у нее была серьезно повреждена нога. Летом в лагере Тома через спортивный тапок нечаянно проколола гвоздем пятку, в результате чего получилось осложнение. Настолько сильное, что девочке пришлось находиться дома весь учебный год. Родители Тамары приняли все меры, чтобы программа 9-го класса была пройдена их дочкой на дому. Мы стали навещать Тамару, к ней на дом, наверное, за отдельную плату приходили учителя, и в учебе Тамара от класса не отставала, много занимаясь и самостоятельно. Родители Тамары постарались также создать условия, чтобы дочка не чувствовала себя оторванной от коллектива. Наш класс был приглашен к Тамаре на День рождения, и праздник 7-го ноября мы классом в складчину также отмечали у Тамары дома. В их большой квартире с дорогой мебелью, китайскими коврами, расписными вазами, множеством книг, кукол, усаженных на пианино, было нам не совсем свободно, но как необходимо было видеть весь класс Тамаре, ведь большую часть времени общалась она лишь с домашними. Помню изящно сервированный стол, изысканные блюда, холодильник с красиво разложенными продуктами. Немногие люди имели все это в то время. Не оставляла равнодушной и богатая библиотека в их доме, и я стала брать у Тамары ненадолго книги для чтения. Прочла, к примеру, собрание необычайно увлекательных сочинений Майн Рида.

Поздней осенью по причине, которая с нами, детьми, не обсуждалась, наш папа вдруг решил уволиться с работы и перейти на другое предприятие, находившееся далеко от нашего дома, в районе Базы КАФ. Как мне сейчас кажется, причиной столь серьезного папиного поступка был долго не решаемый на месте прежней работы вопрос об улучшении наших жилищных условий. Как говорилось выше, квартира наша не имела никаких удобств и была довольно холодной. Наступил день, когда на Базе папа получил полный расчет. Уже на следующий день приступил он к новой работе, добираться до которой надо было на трамвае, далеко и долго. Но, либо что-то не заладилось там, либо не соблюдены были обещанные условия, только папа уже через день вернулся на прежнее место работы. Потом это отразилось на размере его заработной платы, которая у людей, проработавших на одном и том же предприятии много лет, бывает несколько выше. Так или иначе, но в проблеме с квартирой «лед тронулся», и в маленьком белом доме нам предстояло прожить еще лишь одну зиму. И, наверное, надо было радоваться тому, что наше жилье было все-таки не самым холодным. Некоторым людям приходилось за день сжигать по восемь ведер угля, как, например, делал это наш учитель музыки, показавший нам однажды свои огрубевшие от ежедневной колки угля руки – руки профессионального музыканта. Но ему хотелось, чтобы его жене и маленькой дочке дома было тепло.

Мой брат Володя, успешно закончивший 4-й класс и ставший в этом году пятиклассником, и на этот раз спокойно преодолел все препятствия, связанные с переходом на новую систему обучения. Никаких вопросов и трудностей учеба у него не вызывала. Как и в младших классах, продолжал он делать уроки сразу после школы. Родителям хотелось, чтобы и он занимался музыкой. К тому же появилась возможность посещать музыкальный класс, открывшийся при Управлении Эмальзавода, и некоторое время мой брат занимался там. Но мы хотели перевести его в ту музыкальную школу, где обучалась я. И как-то раз, договорившись предварительно с моим учителем, мы с братом пришли к нему на прослушивание. Музыкальных способностей на тот момент у Володи оказалось еще не достаточно. И потом, наклонности у него были иные – сугубо технические. В тот раз мы с ним еще зашли в свободный класс, и я немного поиграла на пианино, так как папа просил Володю послушать, как я это делаю. Сами родители тогда не слышали моей игры на другом музыкальном инструменте.