Текст книги "Я помню детсво, России край заснеженный (СИ)"

Автор книги: Лариса Мамонтова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц)

В начале 50-х годов некоторые люди в центре города держали небольшое хозяйство. Так, семья тети Наташи имела кур. Они помещались в больших клетках в коридоре. В теплое время года клетки выставляли во дворе дома, в холодное – заносили на кухню, устанавливая одну на другую. На ночь клетки накрывали плотной тканью, чтобы свет не мешал птицам. Они и в самом деле быстро успокаивались, лишь изредка издавая негромкое квохтанье.

19. Снежные бои

Как водилось, в январе стояли трескучие морозы, завывали ветры, мела метель и падал снег, засыпая расчищенные дорожки, заполняя овраги. Домой со школы возвращались иногда целой гурьбой. И не по улице Большой, а через поперечно идущую прямо от школы улочку, где овраг поглубже и снега побольше. Как тут не затеять с мальчишками снежный бой? Они же безжалостно загоняли нас в сугробы, и забрасывали снежками. Кто-то, самый задиристый, бросал громкий клич и вел остальных в атаку. – Санитарку держи! – кричал он звонким голосом. И вот я уже в сугробе, по пояс в снегу. Выбираюсь, отряхиваю одежду. То ли смех, то ли слезы? Главная беда выясняется позже, дома, когда я обнаруживаю, что снег попал и в портфель, и, растаяв, оставил в тетрадях чернильные потеки. Что ж, урок на будущее!

Довольно обычным явлением в школе были пропажи мелких вещей, рукавиц, например, в зимнее время. У меня терялись рукавицы неоднократно. Найти пропажу, как правило, не удавалось. – Виноват не вор, а ворона.

Учеба постепенно становилась делом привычным и продвигалась неплохо. Зима подходила к концу. Наступил март. Как-то утром, еще не успев дойти до школы, вижу детей, возвращающихся обратно. Занятия в школе отменены. То было 5-е марта – день смерти И.В. Сталина – «дорогого и любимого» вождя страны Советов. Помню всеобщее смятение, слезы на глазах родителей, портреты вождя, обрамленные черной траурной лентой.

Но вот все звонче звенят ручьи, темнеет и оседает снег, все труднее пробираться по раскисшей грунтовой дороге. Лишь на пригорках желтеет быстро подсыхающая земля.

Солнечным весенним днем у дома на завалинке сидят люди. Придя со школы, дожидаюсь родителей и, желая поделиться с соседями своими школьными делами, показываю им свои тетради. Они остаются довольными. Но папа, пришедший на обеденный перерыв и увидевший эту сцену, категорически запретил мне делать это впредь.

Закончилась третья четверть, и я получаю книгу из классной библиотечки как поощрение за отличную учебу. За время каникул я должна ее прочесть. Книга, правда, оказалась совсем простой, про какую-то маленькую смешную собачку.

20. Пионерлагерь Связи

Быстро пробежала последняя четверть, наступило лето. Первый раз родители отправляют меня в пионерский лагерь. Отдых за городом, на природе настолько пришелся мне по душе, что я весьма охотно ездила в лагерь каждое лето, случалось, даже на две смены, первую и третью. Первые годы отдыхала в лагере на Втором Воронеже. Так называлась живописная лесистая пригородная местность в пойме реки Амур и его притоков. Путевку для меня брал сначала папа на своем предприятии связи. Отсюда шло название лагеря – лагерь Связи. Очень быстро дети придумали к этому названию нехитрые стишки, которые шли в ход, когда была, допустим, дружеская футбольная встреча с соседним лагерем – работников Аэрофлота:

Лагерь Связи – по колено грязи,

Лагерь Аэрофлота – по колено болото.

Лагерь Орджоникидзе – по колено пшеницы.

Лагерь Молотова – по колено золота.

Никакой такой грязи в лагере, конечно, не было. Под сенью густого дальневосточного кедрово-широколиственного леса легко дышалось, привольно бегалось, а в деревянных корпусах – крепко спалось. Детская жизнь подчинялась строгому распорядку дня, о чем возвещали звуки пионерского горна: подъем, зарядка, утренняя линейка, завтрак, обед, полдник, ужин, вечерняя линейка, отбой. И много разных дел происходило между этими призывами: уборка территории, занятия в кружках, подготовка к спортивным соревнованиям или к смотру художественной самодеятельности, прогулки, выходы к реке, купанье, послеобеденный сон, кино, концерты, спектакли кукольного театра и т.д.

За 21 день пребывания в лагере дети обычно успевали поправиться, примерно на один килограмм, окрепнуть, загореть, подружиться друг с другом, узнать и увидеть много нового. Вспоминаю, как ходили мы на так называемую «Лысую гору». По узкой хорошо протоптанной тропинке поднимались долго, идя гуськом. То была сопка с пологой вершиной и разреженным лесом на ней. Там обычно устраивали большой пионерский костер. В один из таких походов я случайно потеряла одну сандалию, о чем потом мы дома, смеясь, часто вспоминали. В темном лесу, вдоль тропинки, по которой мы спускались с горы, иной раз встречался старый гнилой пень, трухлявые обломки которого, рассыпанные вокруг, светились в темноте фосфорическим светом. Это было волшебно, и всегда завораживало. Такие пни попадались и на территории лагеря, и часто становились добычей для нас. Мальчишки начинали потрошить этот остаток дерева, стараясь добыть самую крупную гнилушку – так называли мы светящиеся кусочки пня. Мне тоже хотелось иметь такие необычные «игрушки». Однажды я набрала горсть их, завернула в бумагу, надеясь сохранить надолго. Но днем эти сокровища выглядели лишь как обыкновенные влажноватые древесные крошки, которые и в темноте уже светиться переставали.

Празднично и весело проходил День открытия лагеря. На торжественной линейке всем детям полагалось быть в парадной форме – белый верх, темный низ. Приезжали шефы, духовой оркестр Хабаровского Дворца пионеров. На деревянной танцплощадке массовики-затейники выстраивали детей парами, и начинался танец. Такой, какой покажут: «Гречаники», «Краковяк», «Ту-степ», «Нареченька» и т.д. Девочки старших отрядов, которые занимались в студии бальных танцев того же Дворца Пионеров, танцевали очень красиво, и мы старались подражать им, окрыленные звуками настоящей оркестровой музыки. В этот день детям обычно давали угощения и сладости.

Но как бы весело ни было в детском коллективе, а выходного дня, когда приезжали родители, ждали с нетерпением. Иногда родителям разрешали заходить на территорию лагеря, иногда позволяли брать детей с собой на реку. Нас непременно чем-то подкармливали, хотя необходимости в этом не было, оставляли что-то вкусненькое.

21. Полинина свадьба

В это лето наша общая любимица Полина заканчивала Медицинский институт по специальности гинекология. Приближалось и другое радостное событие – Полинина свадьба. Ее женихом стал однокурсник Николай Лозицкий – темноволосый парень с приятным улыбчивым лицом. Полина говорила, что он украинец. Бывая в гостях у тети Наташи, мамы невесты, мы часто видели в их доме Полининых подруг, общее волнение, приготовления к свадьбе. Помню заполненную гостями небольшую комнату в квартире тети Наташи. Мы – дети сидели на кухне или выбегали во двор. Красивая счастливая Полина и ее жених принимали поздравления, целовались, когда гости хором громко кричали «Горько!», принимали подарки. Некоторые вещи дарились в распакованном виде, например, маленькие предметы одежды для будущего малыша – распашонки, ползунки и конечно, соска, что сопровождалось всеобщим бурным ликованием. Гости пели, веселились, гурьбой выходили во двор. В ярком крепдешиновом платье с венком русых кос на голове в кругу гостей, задорно отстукивая каблучками, плясала Полина. И было шумно, весело и радостно.

Однако после свадьбы обнаружилась пропажа некоторых коробок с подарками, в суете и спешке выставленных хозяевами в коридор, на лестницу, которая вела далеко в здание Треста. В обычное время она была перекрыта, и ею никто не пользовался. Но, видимо, кто-то, знавший о свадьбе, пробрался по ней в этот день и ограбил молодую пару.

В конце августа намечалась поездка молодоженов к родителям Николая в Ситу – село, расположенное недалеко от Хабаровска, по той же Оборской ветке, где еще недавно жил наш дедушка. В эту поездку Полина решила взять меня с собой. И вот уже, стуча колесами, мчится поезд, и я с Полиной и Николаем еду по все той же узкоколейке, как и некоторое время назад. Развлекаю молодоженов своим пением. Петь любила до самозабвения, громко и правильно выводя мелодию. Что пела? Конечно, «Ой, цветет калина», которая вместе с другой популярной песней композитора И.О. Дунаевского – «Каким ты был» после фильма «Кубанские казаки» сразу стала народной. А наша семья и была частицей народа и пела она то, что пел народ. И я пела, что слышала дома или по радио. Полине и Николаю понравилось.

Подошло время ужина. Я раскладываю приготовленную мамой в дорогу еду – хлеб, помидоры, еще что-то и начинаю кушать. – А как же мы? – спрашивают молодожены. – Мама сказала, что вы и на поцелуях проживете. Взрывом хохота встретили молодые мою реплику и долго потом, смеясь, вспоминали ее. Распаковали свою провизию и тоже стали ужинать.

Родителей Николая, которым было примерно лет по 50, я называла не иначе как дедушка Митя и баба Дуня. Дедушка был высокий, с бородой. Работал он мастером на железной дороге, а баба Дуня занималась хозяйством. Просторный дом, большой огород, корова. Николай был у них единственным сыном. Помню, на том огороде было много подсолнухов и еще недозревших зеленых помидоров. По примеру своих знакомых Полина придумала варить из них варенье. Получилось довольно вкусно, правда, в будущем я нигде больше такого рецепта не встречала. Это варенье молодые собирались повезти с собой в город. В гостях мы были недолго. В день отъезда баба Дуня вручную взбивала из молока сливочное масло – гостям в подарок, энергично тряся и раскачивая большую бутылку, в которой постепенно загустевала молочная масса. Длилась эта работа очень долго. Прибыли в Хабаровск мы в ночь на первое сентября, и рано утром дядя Ваня отвез меня домой, так что к школьным занятиям я приехала вовремя. К тому же во втором классе я училась во вторую смену, то есть с 14-ти часов.

К этому времени у Полины с Николаем уже было распределение на работу. Они должны были ехать в далекий сибирский город Иркутск. Подошел прощальный вечер. Собрались Полинины однокурсники, родственники. Обсуждали новое назначение. Много пожеланий было сказано молодым специалистам-медикам. Тогда и мой папа дал будущим врачам свой наказ. Я запомнила это слово «наказ», потому что Полина, и спустя много лет, вспоминала и это слово, и само папино наставление. Звучало оно примерно так: Если придет к вам на прием простой человек, не кичитесь своей образованностью, не заноситесь. Помните, что и вы сами вышли из простых людей, и будьте одинаково внимательны ко всем пациентам.

Думаю, что Полина с Николаем выполнили тот наказ. С тех пор видела я их редко, лишь во время их приездов в Хабаровск, в отпуск, обычно летом.

22. Второй класс

Начались занятия. Училась я хорошо. По-прежнему оставалась санитаркой на своем ряду, и папа прикрепил мне на черный форменный фартук небольшой нагрудный значок с надписью, кажется, «Отличник сандружины» – из своих армейских запасов. С маленькой прикручивающейся колодки на цепочках свешивалась круглая белая медалька с изображением красного креста и красного полумесяца. Значок привлекал внимание и нравился детям. Но недолго красовался он у меня на груди. Один дерзкий мальчишка из классов постарше, находившихся этажом выше, подбежал ко мне как-то на перемене, схватил рукой белую медальку, оборвал ее и быстро скрылся из виду. Было очень обидно. Тот мальчишка не смог бы надеть этот значок, так как колодка осталась на чуть надорванном фартуке. Больше мне нечего не подвешивали, хотя у папы было много подобных значков.

В канун праздника 7-ое ноября на работе у папы должен был состояться праздничный вечер, и мы собирались пойти на него, но в этот момент почтальон принес телеграмму с известием о смерти маминого отца – дедушки Григория. Мама, обхватив нас с братом руками, горько заплакала. Папа, я и брат растерянно молчали. Поехать на похороны в Читинскую область, где в последнее время у маминой сестры жили бабушка с дедушкой, возможности тогда не было. Выход на праздничный вечер отменялся. Но папе, по его служебным делам непременно нужно было там присутствовать, и он засобирался на выход. Мне же очень хотелось посмотреть праздничный концерт и, не понимая тогда, как тяжело было маме, я высвободилась из ее рук и собралась идти с папой. С мамой в тот вечер был только брат.

Мы же с папой пошли на «Базу», как принято тогда было называть Войсковую часть. Ничего особенного там не было. Помню, как читала стихи про Октябрь девочка – дочка одного майора. Кто-то спросил папу о случившемся, так как настроение у него было явно не праздничное. Он ответил, что умер его тесть.

Наступившая зима оказалась последней из зим, прожитых в доме на улице Лазо. Все также завывал ветер, и снегом заметало дорогу. Обычно до обеда я сидела дома одна. Брат посещал детский сад, мама с папой работали. Дверь комнаты закрывали на ключ. Занималась я разными делами: прибирала в комнате, делала устные уроки, письменные же задания выполнялись все также вечером под папиным контролем. Читала заданные на дом маленькие рассказы из родной речи или учила стихи, играла в куклы, рисовала. И часто пела, так, что соседка тетя Шура, занимавшаяся домашними делами и присмотром за маленьким внуком Сережей – сыном дочери Нины, все время меня слышала. Песен знала наизусть много. Тексты песен тогда часто печатали в главной Хабаровской газете «Тихоокеанская звезда». Мы вырезали эти стихи, и со временем их накопилось довольно много. Кроме того, по радио в определенное время шла такая передача «Запомните песню», слушая которую, можно было и записать слова и запомнить мелодию. Помню, как нравилась нам тогда песня «Не забывай» композитора И.О. Дунаевского. Одним словом, я не скучала. Потом на обеденный перерыв приходили родители, мы кушали, и меня отправляли в школу.

С этого года в параллельном классе – «А» появился один интересный мальчик, голубоглазый, темноволосый. Это была моя первая любовь, длившаяся все школьные годы, до самого выпускного класса. Чисто детская, платоническая. Я видела этого мальчика только на переменах, иногда по дороге в школу. Ни подойти к нему, ни заговорить я не смела – стеснялась, робела, боялась огласки. Лишь глазами и помыслами я могла выразить свое чувство. Все остальное было – Табу, и он, может быть, даже не знал моего имени. Но любовь, даже детская – это сила, которая преображает и улучшает человека. Когда любишь, стремишься стать лучше. И по-своему я к этому стремилась.

Наступил год 1954. Все сложнее становились письменные задания, все труднее были задачки по арифметике, в два, в три действия. И нужно было учиться находить узловой момент для их решения. А тут как раз в начальные классы нагрянула комиссия из РайОНО с проверкой. Наша учительница – Валентина Кузьминична, много лет отработавшая в школе, знала, как поступать в таком случае. Урок арифметики, подлежащий проверке, мы репетировали несколько раз, как театральную пьесу. И лучший математик Леня Кислецов, стоя с мелом у доски, объяснял ход решения задачи, которая была выбрана для показательного урока. Проверка прошла без осложнений, комиссия осталась довольна.

Во втором классе, единственный раз за все школьные годы до выпуска, мы сфотографировались классом. Нас 40 человек, девочек и мальчиков почти поровну. На «4» и «5» училась примерно четверть класса. Уже во втором классе к нам попали второгод-ники, число которых с каждым годом не убывало, и одновременно покидали класс другие дети. Уезжали в далекие города со своими семьями дети военнослужа-щих, кто-то переходил в другую школу, были и такие, кто оставался на второй год. Переформирование класса шло очень активно.

Жизнь нашего класса была привязана только к школе, лишь к учебному процессу. Внеклассные мероприятия появились значительно позже, когда мы стали постарше. Может быть, сыграло роль то, что учительница наша была в возрасте. Однообразно и скромно одетая женщина с грустноватым лицом. Жила она в маленькой комнатушке вдвоем со взрослой дочерью.

23. Новая квартира

Условия проживания нашей семьи – из четырех человек – тоже нельзя было признать удовлетворительными, даже для того времени. И мои родители, наверное, давно думали об этом и стояли в очереди на расширение жилищной площади. И вот к марту месяцу 1954 года такая возможность появилась. Причем папе на работе предложили два варианта. Можно было дождаться, когда достроят небольшой двухэтажный деревянный дом по той же улице Лазо, немного ближе к Эмальзаводу. Мы с родителями тут же сходили на разведку и осмотрели новостройку. Как оказалось, дом имел слишком легкую конструкцию, малопригодную для дальневосточной зимы. У родителей, наверное, были и другие соображения, и предпочтение было отдано другому дому, располо-женному недалеко от железной дороги, по улице Восточный Семафор. – Да, обычный железнодорож-ный знак дал название нашей новой улице, берущей свое начало от улицы Ленинградской, недалеко от Вокзала. Отсюда удобно было добираться до центра города: пройти пешком и проехать три остановки на автобусе. И паровозные гудки стали привычными звуками в нашей жизни.

Это было еще одно место компактного проживания работников Базы, большей частью офицеров Войсковой части. Их семьи жили в капитальном двухэтажном доме из красного кирпича, названном жителями «Красным» домом. Таких домов во всей округе было мало. Говорили, что эти дома строили еще японцы во время Гражданской войны на Дальнем Востоке. Дома отличались повышенной прочностью и хорошо защищали от холода. В них подавалась холодная вода, но отопление было печное. На первом этаже «Красного» дома размещался хлебный магазин «Булочная», а рядом с домом – военизированная Пожарная часть.

Но нашу семью ожидали не столь комфортные условия жизни. Переселили нас в небольшой одноэтажный дом, расположенный по соседству с «Красным» домом. И домик наш был совсем другого цвета – белого. Находился он как бы в отдельной усадьбе, огороженной невысоким штакет-ником. Жили в нем три семьи. С одной стороны дома был небольшой двор, а с другой – огород, постепенно спускавшийся к заболоченному озеру, называвшемуся в народе «Шалохманкой». На спуске к озеру стоял еще один маленький кирпичный дом. И все пространство между нашей усадьбой и «Красным» домом выглядело как большой квадратный двор, огороженный со всех сторон сараями, где люди хранили дрова и уголь а также держали какую-нибудь живность. Это простран-ство безраздельно принадлежало детям. Сюда редко заходили чужие люди. Во время субботников двор всячески обустраивался: подсаживались деревья по его периметру; была разбита волейбольная площадка. Во дворе стояли деревянная беседка, песочница и качели.

В конце марта предстоял переезд на новую квартиру. Я помню, как мама, желая сберечь стеклянную и фарфоровую посуду, чтобы не побилась при перевозке, упаковала все в большой алюминиевый таз и собственноручно перенесла в новую квартиру. От улицы Лазо туда можно было пройти по шпалам Железнодорожной ветки, тянущейся примерно километр вдоль все тех же заграждений, с колючей проволокой поверху и часовыми на вышках на обоих концах этого пути. Ветка использовалась не часто, к тому же рядом была обычная дорога. Этим путем родители потом ходили на работу, что занимало примерно минут 15.

Итак, наша семья переехала на новое место жительства. Никаких удобств в доме, понятное дело, не было. Но зато теперь мы имели просторную светлую комнату с большим окном, из которого открывался вид на озеро и дорогу, идущую над ним. Кухня была маленькой. Со временем площадь комнаты была уменьшена, для чего разобрали стену между комнатой и кухней и перенесли ее так, что комната стала меньше, а кухонное пространство больше. В нем тоже была установлена перегородка, но не до самого потолка. Получилась маленькая комнатка, где находились наши с братом две кровати и письменный стол.

Из кухни был выход в узкий коридор, общий с соседями. Там стояли два керогаза – соседский и наш. Они необходимы были в летнее время, когда печь не топилась, а также и в зимнее для быстрого подогрева пищи. Имелся еще небольшой чулан, где стояла бочка с водой и хранились хозяйственные принадлежности. Воду папе приходилось носить опять же ведрами на коромысле из колонки, к которой нужно было идти через озерный овраг: спуск, подъем – с пустыми ведрами и снова – спуск, подъем – с полными. И делалось это регулярно и бесперебойно.

Печь в квартире была только на кухне. В большую комнату выходил так называемый обогрева-тель – небольшая кирпичная ниша, выбеленная известью, как и все стены дома. Но особого тепла он не давал, и в большой комнате в самое холодное время года было холодно. Мы прозвали эту комнату «холодильником» и пережидали холода чаще на кухне, поближе к печке. В дальнем углу большой комнаты был установлен специальный объемистый ящик, в котором хранилась зимой картошка. Ящик мама накрыла скатертью, и он никак не портил вида комнаты. Дело в том, что подполье в этой квартире было маленьким, и весной в нем часто появлялась вода, которую приходилось вычерпывать. Для хране-ния овощей оно не годилось.

Перед домом находился небольшой двор, ограниченный опять же традиционными сараями – и нашими, и внешними, принадлежавшими людям уже другого – соседнего двора. Там, кстати, был еще один двухэтажный дом – «Белый» и, хотя мы и знали детей из этого дома, но игры с ними почти не водили. Как-то спонтанно сформировалось чувство собственного пространства и своих людей.

Много хозяйственных проблем появилось у нашей семьи на новом месте, и их постепенно решали родители. Выбрав это жилье, однако, не ошиблись они в главном: оно было удачно расположено; здесь были условия и для переустройства квартиры, и для ведения домашнего хозяйства, и для огородничества. А человеческое окружение на фоне большинства жителей слободки Карла Маркса можно было назвать даже элитарным – семьи офицеров, работавших на одном предприятии. А военные, как правило, – люди дисциплинированные, и детей своих стараются воспитывать хорошо. Все это было на пользу семье и нам – детям.

Большую комнату нам не терпелось обставить по-новому. Руководством для оформления интерьера послужил принесенный папой обыкновен-ный плакат – рисунок Госстраха, призывавший граждан страховать свое домашнее имущество. На рисунке крупным планом была изображена красиво обставленная комната. Эта картина в рамке под стеклом долгое время висела у нас в кухне над столом. Глядя на нее, мы представляли свое жилье в недалеком будущем. Картина вдохновляла и показы-вала наглядно цель, к которой надо было стремиться. Вскоре после переезда родители купили новый диван, круглый стол, занявший место в середине комнаты, и стулья. Остальное – комод, этажерка, трюмо, второй письменный стол приобреталось позднее. Под круглым столом появился толстый теплый китайский ковер, а над столом – оранжевый абажур с кистями. По периметру комнаты стояли: тумбочка с приемником, шифоньер, который папа обновил, покрыв лаком. Далее – родительская кровать; у окна – стол для занятий; в углу – комод; новый диван – у стены, расположенный рядом с обогревателем; возле дивана – этажерка с книгами. В общих чертах все совпадало с «генеральным» планом благоустройства квартиры. Имелись и некоторые старые вещи, расстаться с которыми в то время никак нельзя было. Два сундука, например. Покрытые гобеленовой тканью, они стояли в укромных местах, не привлекая внимания. Один из них – темно-красный кованый папа также отреставрировал. На нем лежала стопка недавно прочитанных газет. И снова особенно приятной и уютной делали квартиру заботливые мамины руки: на столе – скатерть с бахромой, на окне – красивые шторы, на диване – сшитый мамой чехол. Покрывало, расшитые ажурной вышивкой ришелье и гладью накидки, салфетки... Родители снова нам с братом подарили уютное гнездышко, в котором всегда было хорошо.

За порядком следила я: собирала игрушки, вещи, поправляла, где что не так. Постепенно осилила влажную уборку и мытье полов во всей квартире – один раз в неделю, по субботам. Не легко мне это было, новая квартира-то была намного больше прежней. Поначалу я делала это по частям, устраивая себе передышки, во время которых успевала иногда заиграться с подругами или зачитаться. Потом, спохватившись, спешно домывала полы, стараясь успеть сделать это до прихода родителей с работы. Крупные вещи и половики трясла всегда мама; ковер выбивал или чистил в свежевыпавшем снегу папа. Конечно, какие-то тяжелые работы по наведению порядка в доме, связанные, к примеру, с ремонтом или загрузкой овощей в зимнее «хранилище» и другие, делали сами родители.

24. Новые игры

С удовольствием знакомились мы с братом с новыми детьми, новыми играми и правилами. В Красном доме жили те самые девочки-плясуньи, которые так понравились мне на Новогоднем утренни-ке: Наташа Чабанова, Валя Шмудзе, Зоя Черныш и Люда Лебедева, мама которой играла на баяне. Девочки были моими одногодками, а учились в другой школе.

Но теперь была весна – пора всеобщего оживления и беспрестанной детской беготни, всевозможных игр на воздухе. Как не попрыгать «в классики» на только что просохшей части площадки! А на скакалке, когда вслух считают, сколько раз ты подпрыгнешь, следят, все ли элементы прыжков выполняешь и на каком месте окажешься среди соревнующихся. Или попрыгать парами, залетая на ходу под скакалку, которую в заданном темпе вращают два человека.

А наши любимые игры в мяч! Можно было играть с мячом у какой-то стены, чередуя броски с хлопками, поворотами, прыжками и другими движениями рук и ног. Но групповые игры с мячом – «в лапту», «в выжигала» – нравились нам более всего. Детей хватало на две команды. Появлялся настоящий спортивный азарт. Никакой усталости не было и в помине.

Конечно, нравилось нам играть «в прятки», «в пятнашки». Была такая игра – «в кóндолы», когда две команды детей, крепко взявшихся за руки, стоят друг против друга на расстоянии метров 20 и сначала перекликаются – Кóндолы! – Закованы! – Раскуйте нас! – Кем? – Атаманом! – Каким? Далее называлось имя «атамана» – кого-то из детей, и этот человек, разбежавшись, должен был разбить цепь. Если это получалось, он забирал одного человека «в плен», в свою команду. Если нет, сам оставался «в плену». Побеждала команда, перетянувшая к себе почти всех игроков.

В дождливую погоду мы усаживались в беседке, рассказывали всякие небылицы или играли в сидячие игры: «в испорченный телефон», «в садовника» и другие. Иногда нам что-нибудь рассказывали дети постарше, которые уже заканчива-ли школу. И конечно же мы – девочки – часто играли в дом, в магазин, в школу. Мальчики тоже иногда принимали участие в этих играх, но у них были и свои пристрастия – бегать, стрелять, прятаться, сражаться, играть в футбол или в «городки».

Трудно сказать, откуда бралось знание правил той или иной игры. Может быть, достаточно было того, что кто-то из старших детей иногда участвовал в наших играх. Взрослые, во всяком случае, нами не руководили, но детское времяпровождение в том дворе всегда было целенаправленным и организован-ным. Нам никогда не было скучно. Жили всегда интересно, дружно и весело. Со временем появлялись новые идеи и более сложные игры, и также устраивались концерты, о чем я скажу ниже.

25. Ближайшее окружение

Тем временем папиными усилиями благоустраивался наш двор. Сюда был перевезен стоявший еще у старого дома кузов. Эти списанные военными маленькие утепленные вагончики часто использовались людьми в подсобном хозяйстве. В нем вскоре наша семья стала держать кур – пять штук. Все белые, но заметно отличавшиеся по внешнему виду. Мы даже распределили их между собой и дали им прозвища. Например, мамина курица, несшая больше всех яиц, звалась «Рекордисткой». Гулять по двору птицам быстро надоедало. Они так и норовили пробраться либо в соседний огород, либо – через крупные отверстия в заборе – в соседний двор. Папе пришлось сделать им крытый летний загончик рядом с другим – дощатым сараем.

Однажды весенним воскресным днем в большой двор приехала машина, груженная саженцами. Мы – дети охотно помогали старшим садить молодые деревья. Одно дерево папа тогда посадил посреди нашего дворика, окопал приствольный круг и обложил его половинками кирпичей. Как потом выяснилось, это была дикая яблонька (яблоня Палласа), растущая в природе в смешанном лесу. Весной она покрывалась белыми цветами, а к осени – маленькими плодами на длинных плодоножках. Но в большом дворе выживали только тополя и лишь некоторые деревья, посаженные в укромных местах.

Нашими ближайшими соседями была семья Страмиловых: пожилая женщина – Евдокия Михай-ловна и ее сын – Алексей – молодой мужчина лет тридцати. Две старшие дочери Евдокии Михайловны со своими семьями жили отдельно. Алексей также работал на Базе, так что в рабочее время дома оставались я и соседка. И это тоже было удобно, так как за мной был какой-то присмотр. Я называла соседку бабушкой, родители часто – просто Михай-ловной. Была она спокойной, доброжелательной и тактичной, и жили мы дружно.

На своей половине двора соседи держали собаку по кличке Абрек. Абрек жил в будке, на привязи, был строг, но понятлив, и я с ним очень скоро подружилась. Свободно подходила к нему, гладила его и разговаривала с ним. Другие наши соседи имели отдельный вход с дальнего торца дома. Это была семья Нагорных. Дядя Толя, тетя Шура и двое их сыновей – Витя и Сережа, которые были младше меня. Дядя Толя был военным. В этой семье некоторое время назад произошла трагедия. Погиб от пожара их первый сын, оставленный ненадолго одним в квартире, где топилась печь. Случилось все неожиданно и быстро.

Хотя дом наш стоял на пригорке, окружала его сначала пологая терраса, занятая огородами, а затем шел спуск в овраг, к озеру, к Шалохманке. Дорога над озером выполняла роль дамбы и делила овраг поперек на две части. Стоячий водоем образо-вался только здесь, с нашей стороны. Другая же часть оврага уходила в еще необследованные нами дали. Над оврагом там тянулись все те же заграждения и также стояли вышки с часовыми. Днище дальнего оврага заболачивалось, и мы там почти не бывали, лишь слышали с той стороны многоголосый хор лягушек, особенно громко квакавших по вечерам.

С присущими нашему папе энтузиазмом и неутомимостью принялся он обрабатывать новый огород. Вместе с мамой на пологой его части посадили они огурцы и помидоры, а на идущих вдоль склона рядках – картошку, поверх которой садили еще и редиску. Ну а под нашим комнатным окном вскоре зазеленели кусты смородины и вишни войлочной, возле которой, спустя некоторое время, можно было полакомиться ярко-красными плодами, сидящими прямо на ветвях. Здесь же имелась грядка, засаженная горохом, а рядом росли кое-какие цветы, самыми красивыми из которых были гладиолусы. Все это дополнялось ажурной кулисой из вьющейся ипомеи с ярко-фиолетовыми грамафончиками цветков, скручи-вавшихся на ночь и раскрывавшихся по утрам. Вдоль стеблей этого вьюнка были натянуты веревочки, идущие от земли почти до подоконника. Все было ухожено, аккуратно и красиво. Иногда, правда, на огород покушались чужие куры. Охранять неприко-сновенность наших владений было моей задачей.