Текст книги "Я помню детсво, России край заснеженный (СИ)"

Автор книги: Лариса Мамонтова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 31 страниц)

Все так, как сказала поэтесса Римма Казакова в своем стихотворении «Тайга».

Тайга строга. В тайге не плачут –

вдали от самых дорогих.

А если плачут, слезы прячут,

спокойно помня о других.

В тайге не лгут и не воруют –

нельзя:

себе и у себя.

Тайгой идут. В тайге воюют.

Поют, простуженно сипя.

В тайге, за все в ответе сами,

за все в тревоге наперед,

сквозь зиму честно тащат сани

и лето переходят вброд.

Тайга – с безмерными вещами,

с добром, чей мед всегда горчащ,

с энцефалитными клещами,

с тысячелетними хвощами.

с тысячеверстными плащами

глухих тысячеглазых чащ…

Деремся из-за каждой пяди.

и вот, багульником дыша,

через беспутье белых пятен –

твои распутанные пряди,

И расколдованные пади

И настежь –

Вся твоя душа!

Вот и стоянка. Рядом – небольшая речка и недавно построенная охотничья избушка. Мы с Галей поспешили занять в этом домике место для ночлега и … жестоко поплатились за свое легкомыслие. Окна избушки не были застеклены, и всю ночь нас одолевали комары. Как написал потом в своем очерке В.Д. Яхонтов, комары нам устроили веселую ночку. Впредь мы не пренебрегали большой походной палаткой, одной на всех студентов. Там было спокойно, надежно и никаких комаров. Старшие члены группы ставили себе отдельные палатки.

И снова дорога. Вокруг тишина и безлюдье. Из живности – лишь птицы и насекомые. Впереди затяжной пологий подъем, затем спуск. Неглубокую речку переходим вброд, бурлящий ручей – по бревну, перекинутому на противоположный его берег. За проводником следуют парни, по очереди ведущие навьюченных походным грузом лошадей. Правильно провести нагруженную лошадь по ухабам и кочкам – задача не простая.

Да, это был бой за каждый километр. Никаких таких спортивных достижений никто не демонстрировал. Тайга изматывала всех. Лично я дала себе обещание: как бы трудно ни было, не показывать этого, не жаловаться, хотя по существу физически была слабее остальных походников. Думаю, что присутствие двух девушек в отряде из шестнадцати человек как-то дисциплинировало мужскую команду. Наши с Галей спутники не допускали вольностей и нам – девушкам – всегда старались облегчить дорогу. Рюкзак у меня был не тяжелый, а на трудных отрезках пути я несла за плечами только гербарную сетку. То обстоятельство, что нас часто снимали на кинопленку, тоже налагало на группу ответственность.

Поддержка со стороны мужского состава группы была не только физической, но и моральной. В.Д. Яхонтов обычно выступал в роли советчика, наставника. Однажды днем на привале он провел с группой целую беседу о том, как легче переносить тяготы походной жизни. Много полезного услышали мы тогда, из чего особенно запомнилась мудрость о преодолении чувства голода: нужно всегда иметь в кармане хотя бы кусочек сахара или хлебный сухарь – на первый случай. Мало ли что могло случиться – отстал кто-то или заблудились все, допустим. К счастью, пока с нами был проводник – удэгеец, об этом не было даже мыслей. Настолько надежным был этот человек. Если он сомневался в правильности пути, группа ждала, и он сам шел на разведку. В тайге принято на стволах деревьев делать зарубки: с одной стороны дерева – по дороге туда и с другой – по дороге обратно. Еще нужно заламывать ветки, заслоняющие тропу. Не забывать, что с северной стороны стволы деревьев больше покрыты мхом, чем с южной. Были у нашего следопыта, конечно, и какие-то свои профессиональные секреты. Вел-то он нас именно тем путем, которым прошла когда-то большая экспедиция В.К. Арсеньева.

Когда особенно трудной становилась дорога, настроение резко падало. И вдруг в этот момент я слышала звонкий мальчишеский голос Валеры Б., который, как бы случайно обходя меня с «левого фланга», напевал:

Встань пораньше, встань пораньше,

встань пораньше,

Только утро замаячит у ворот,

Ты увидишь, ты услышишь, как

веселый барабанщик

С барабаном вдоль по улице идет…

Валера Б. – парень особенный. По националь-ности он нанаец. Нанайцы – другая коренная народность Дальнего Востока. Живут они по берегам Амура. Прежде эта народность называлась гольдами. Именно гольдом был легендарный проводник В.К. Арсеньева – Дерсу Узала, о котором знаменитый путешественник написал книгу с одноименным названием. Для Валеры тайга – родная стихия, и походные трудности, казалось, он переносил играючи. Костер развести, веток нарубить, палатку поставить – все ему легко. В этом симпатичном темноглазом пареньке было что-то особенно теплое. От него исходили флюиды доброты, от природы обостренной чуткости, внимательности и готовности в любую минуту прийти на помощь. Во всяком случае, я всегда могла положиться на него.

Другим надежным походным товарищем стал Юра Б., с рыцарским благородством опекавший меня в самые ответственные минуты. Это он оказывался рядом, когда мы вброд, чуть ли не по пояс в воде переходили стремительную таежную реку. Это он сильной мужественной рукой крепко держал меня за руку, чтобы подстраховать на переправе. Я вижу на походных фотографиях этих ребят, идущих рядом со мной. Я чувствую их тревогу и заботу. – Мало ли какие опасности грозили нам в той нелегкой схватке с дикой, полной препятствий и неожиданностей природой.

Были и другие ребята, охотно помогавшие в трудный момент, но эти двое, возможно, испытывали ко мне еще и личную симпатию.

Отрядный дух – общности, коллективизма зародился не сразу. Слишком серьезным испытанием стал для нас поход, и каждый переживал его по-своему. Общая цель объединяла нас, общие трудности сближали. Малознакомые до похода люди, мы начинали постепенно привыкать друг к другу и к нашим таежным будням. Лучшим временем для сближения становились вечера. После походного дня так приятно было сбросить рюкзак, умыться, переодеться. Подойти к костру, у которого уже хлопотали дежурные. У меня вечерами была забота – переложить в сухие газеты–«рубашки» гербарий, подписать этикетки к собранным растениям. И опять эти приятные минуты портил мокрец. Тоже слетался к костру, к людям. Мало помогали дымокуры и дым сигарет куривших мужчин. В пасмурную погоду докучливая мошка и вовсе зверела, и приходилось снова надевать на себя надоевшую за день энцефалитку, капюшон которой хоть как-то спасал от крошечного, но сильного своей ратью вампира.

Походных песен мы тогда не пели, и, «Голубая тайга» из популярной песни виделась нам не в столь радужном цвете. Не хотелось почему-то подпевать и нашему руководителю, когда он вдруг слишком бравурно заводил: «Главное, ребята, сердцем не стареть…» В искренность слов из уст этого человека уже не верилось после нескольких его попыток злоупотребления спиртным в начале похода. С ребятами же находились общие темы для разговоров, общие шутки в адрес некоторых походников, принимавших их снисходительно, как знаки особого внимания.

Итак, мы на подходе к перевалу Эдельштейна. Раскинув свои скалистые отроги, во всем могуществе предстал перед нами седой Сихотэ-Алинь. Но в этот день у нас случилась авария: парень, который вел тогда лошадей, допустил оплошность, и одна из них, переходя ручей, упала. Намокли тюки с продуктами. Пришлось делать непредвиденную остановку, чтобы посушить то, что еще можно было спасти. Я помню те намокшие рожки, рассыпанные на полог от палатки, разостланный на хорошо прогреваемой солнцем гальке вблизи ручья. Такое случилось за время похода лишь однажды, и наши ребята винили того незадачливого погонщика.

Вскоре после этого наш отряд встал на уже запланированную дневку. Дело в том, что у нас была лицензия на отстрел одного крупного животного, лося, например. Мясные консервы были на исходе, а походники нуждались в подкормке. Лося, кстати, чаще называют по-другому – сохатый.

Возле речки выбрали удобное для стоянки место. Тут в наших мужчинах проснулся древний охотничий инстинкт. Группа добровольцев ни свет, ни заря отправилась к месту, куда на водопой приходит лось. Руководил ими опять же наш проводник-удэгеец. Рогатое животное нужно было выследить, дождаться его, затаившись в засаде, и охотники долго отсутствовали. Остальные туристы, в том числе и мы с Галей, с удовольствием отсыпались в это утро. Вот вдалеке раздался выстрел, чуть погодя, еще один – сигнальный, которым по уговору нас оповестили, что охота завершилась успешно.

Весь день на стоянке горел костер, в большой походной посуде варилось мясо. Время варки лосиного мяса равно шести часам, и мы долго дожидались его готовности, вдыхая у костра лишь соблазнительный аромат. Потом был обед, сытный и необычный, но незнакомая пища, к сожалению, не всем пошла впрок. Тот единственный точный выстрел, сразивший зверя, был произведен, конечно, же нашим проводником.

Вот и пройден почти весь маршрут, и до конечной его точки – метеостанции – идти оставалось совсем немного. Мы тепло прощаемся со своим провожатым, и он с двумя лошадьми отправляется обратно в свое село. Остатки походного груза несут в рюкзаках теперь наши парни. И, окрыленные радостью, что главные трудности уже позади, мы трогаемся в путь за своим руководителем – Александром В. Но… не говори гоп, пока не перепрыгнешь. Оставшись без настоящего проводника, наша походная группа словно лишилась глаз и ушей. Наш добрый ангел-хранитель нас покинул. Только теперь мы осознали, как надежно было идти за опытным таежником. Что это был за день? Руководитель наш долго не мог правильно сориентироваться на местности. Начались метания из стороны в сторону. Мы то карабкались по склону, то натыкались на залом у реки, то переходили эту реку чуть не по пояс вброд. Но правильной дороги все не было.

После полудня, изрядно уставшие, мы вышли на лиственничную марь. От серого косматого лишайника, клочьями свисавшего с ветвей, и голубики в подлеске рябило в глазах. Но даже созревающая ягода не очень-то радовала, так как дороге все не было видно ни конца, ни края.

В тот день случилось со мной нечто такое, что могло бы кончиться очень плохо. Когда мы взбирались на отвесный скалистый берег реки, я где-то на середине пути к вершине оступилась, заскользила вниз и упала. Какая-то сила, словно подхватив мое тело, стала вращать его с боку на бок, увлекая вниз по склону. Не успев опомниться, ухватиться за что-то, волчком крутясь по наклонной, я неумолимо приближалась к высокому обрыву в реку. Поблизости никого не было. И тут вдруг откуда-то сверху, чуть вперед меня, преграждая мне путь, прыгнул Валера и этим приостановил мое вращение. Сила инерции, работающая на крутом склоне, еще какое-то время тянула вниз уже нас обоих, и несколько мгновений мы катились вдвоем, но Валера, ухватившись за что-то, тормозил ногами, держа меня. И мы все-таки остановились.

Не помню, рассказывала ли я кому-то об этом. Позже я напомнила Валере о случившемся, но он, не считая свой поступок особым геройством или не желая неприятных воспоминаний, быстро оборвал этот разговор: катились, ну и катились. И все, никаких комментариев. Но я то знала настоящую цену его отваге и еще то, что лично мой ангел-хранитель не покинул меня и в тот сумасшедший день.

Под вечер несколько человек из группы, разуверившись в правильности выбранного нашим руководителем пути, пошли к метеостанции другой дорогой. Как выяснилось потом, достигли цели они довольно быстро. Остальным же, уже предвкушавшим ночевку в более комфортных условиях, пришлось снова ставить палатку в тайге. Наутро кто-то из вчерашних «бунтарей» пришел в лагерь и сообщил, что метеостанция совсем близко. Быстро собравшись, мы, наконец, вышли к ней.

Вот они – забытые радости оседлой жизни: хорошая еда, крыша над головой. Я помню тот свежеиспеченный белый хлеб, тугие огурчики с грядки, которыми нас угощали работники метеостан-ции. То была молодая супружеская пара. Их маленькому ребенку не было еще и года, и я с удовольствием подержала его на руках, сфотографировавшись на память.

Нашим ребятам-физкультурникам предсто-яло еще одно испытание – спуск по реке на плоту. И в тот же день они начали его строительство. Все тяжелые вещи, в том числе мой гербарий, коллекцию, собранную В.Д. Яхонтовым, часть отснятой кинопленки, решено было доставить к месту водным путем – на плоту, на лодках. Для нас с Галей поход закончился, и вскоре по реке Сукпай, затем р. Хор нас на моторной лодке переправили в поселок Хор. Отсюда шла узкоколейка, но поезд до крупной станции ходил не каждый день, и дня два мы с Галей дожидались своей оказии, остановившись на ночлег у добрых хозяев. В этом доме днем был какой-то свой праздник. Гости уже разошлись, и нас пригласили к столу, где было еще много вкусной, хорошо приготовленной еды. Такое пиршество в далеком от города лесном поселке? Кто они – эти гостеприимные люди? Как попали они сюда? Немногословная приятная пожилая женщина, чуть улыбаясь, участливо смотрела на нас.

Дождались поезда – одного, потом другого и прибыли, наконец, в свой любимый Хабаровск. Галю я привела к себе домой и ночевала она у нас, так как общежитие, где она жила, летом было на ремонте. Потом она уехала в город Бикин Приморского края, где жили ее родители.

В назначенный день возле нашего института я встретилась с ребятами, вернувшимися из похода. Кто-то из них стал рассказывать мне, как по чьей-то вине лодка, нагруженная походными вещами, среди которых был и мой гербарий, на реке Хор перевернулась. Часть вещей и мои сборы спасти не удалось. Я не верила своим ушам. – Ты врешь? – быстро выпалила я парню, сообщившему эту печальную новость. – Нет, не вру, – ответил он. Так все мои ботанические старания пропали в одночасье. В память о походе остались фотографии, уже упомянутый мною очерк В.Д. Яхонтова и документальный фильм Хабаровской студии телевидения. Назывался он «Тропой удэге».

112. Работаю пионервожатой

Подошел август месяц. Что еще мне нужно сделать в это лето? Ну конечно же, отработать пионервожатой одну смену в пионерском лагере, а не откладывать это на следующий год, как я собиралась. Правда третья лагерная смена уже началась, но день-два особой роли не играют. Быстро собираю чемодан и на автобусе еду в пригород, на Бычиху в пионерлагерь имени Володи Дубинина, лагерь моего детства. Начальник лагеря, помнивший меня еще с пионерских времен, соглашается взять на работу, но, поскольку ставок свободных уже нет, работать я буду без оплаты, помогая вожатым четвертого отряда. Четвертый отряд размещался в одном жилом корпусе с третьим. Рядом с детскими палатами были небольшие комнаты для вожатых. В одной из них и поселили меня вместе с двумя другими девушками – вожатыми, студентками физмата нашего же института. Мою напарницу по работе звали тоже Ларисой, другую девушку – Светой. Их однокурсник курировал мальчиков нашего отряда. Дополнительно мне поручили еще работу в лагерной библиотеке. И после пронзительной таежной тишины я окунулась в шумное море детских голосов, нескончаемой суеты и ребячьих проказ. Теперь хорошо налаженную и упорядоченную жизнь детей в лагере, которая так нравилась мне в детстве, надо было контролировать и поддерживать нам самим – мне и моим сверстникам.

В любом детском коллективе есть свои заводилы – живые изобретательные дети, увлекающие за собой других. Правда, чаще – на озорство какое-нибудь. Вот за ними и нужен особый присмотр. Глядя сейчас на отрядную фотографию того времени, я вижу лица 10-11-летних детей, и ни о ком из них ничего не могу вспомнить, но вот что эти два сорванца – крайние слева во втором ряду – доставляли много хлопот, вспоминаю сразу.

Чем занималась с детьми лично я? Помимо участия в общелагерных мероприятиях старалась организовать какие-то неординарные отрядные дела: рейд помощи пожилым жителям соседнего села по примеру Тимуровской команды; игру «В стрелы»; ботаническую экскурсию в лес; познавательную викторину и другие. После отбоя, перед самым сном что-то рассказывала детям. Рассказы были научно-популярного содержания. Детям это нравилось. Ну и конечно, с детьми мы активно готовились к смотрам, соревнованиям, к концерту, карнавалу.

Одна из живущих со мной девушек – Света Чистякова – оказалась интересной собеседницей. Света блистала интеллектом и математическими способностями. Ее фотография была на Доске почета физико-математического факультета. Научную и научно-популярную литературу она предпочитала художественной. Общаться со мной ей тоже было не скучно, и наша дружба, начавшаяся в лагере, продолжалась и потом.

Быстро пролетела смена, завтра разъедутся по домам дети. Но сегодня – праздник! Торжественная линейка в честь закрытия лагеря, а вечером – долгожданный большой костер и праздничный карнавал. По этому случаю в лагерь приехал духовой оркестр Хабаровского Дворца пионеров.

На торжественной линейке, куда собрался весь лагерь, и где было так много детских глаз и взрослых, мне – вожатой четвертого отряда – вручают Почетную грамоту – «за хорошую работу с пионерами в п/лагере им. В. Дубинина» (22.08.66г.) А вечером горел большой костер, звучала знакомая песня:

Гори костер поярче, гори не догорай,

А завтра лагерю скажем:

Прощай, прощай, прощай!

Да, в этот раз с пионерским лагерем я прощалась навсегда, и костер – пионерский – для меня был последним. На смену ему пришли другие костры – походные, экспедиционные.

На следующий день лагерь опустел, но персонал еще продолжал работу: собирали в корпусах подотчетные вещи и сдавали их на склад; что-то паковали, переносили, то есть готовили лагерь к зимней консервации. Вечером решено было провести в столовой прощальный ужин для работников лагеря – с музыкой, танцами, для чего духовой оркестр попросили задержаться в лагере. В конце августа вечерами бывает прохладно, и на банкет я надела недавно сшитое синее шерстяное платье.

И вот все разместились за длинными уставленными разными угощениями столами. Зазвучали поздравления, тосты, в которых говорилось о том, что еще один воспитательно-оздоровительный сезон в лагере прошел успешно. Потом заиграл оркестр, начались танцы. Под такую-то музыку! Чуть позже включили магнитофон. И тут ко мне подошел один из музыкантов оркестра – кларнетист. Симпатичный парень, которого звали Сережей. Вскоре мы вышли с ним погулять по аллеям лагеря. Разговорились. Я рассказывала ему о недавно прошедшем походе. Сели на скамейку. Никого не было вокруг. Темнота ночи окружала нас, и лишь один корпус, где пировали люди, светился огнями. Мы все говорили, говорили и как-то незаметно слились в поцелуе. Он будто пьянил нас обоих, хотелось целоваться еще и еще. Снова гуляли по лагерю и опять целовались. Разошлись за полночь.

Назавтра мой новый знакомый еще подошел ко мне, но, ни о каком продолжении этого внезапно нахлынувшего чувства не было и речи. Сережа года на два был младше меня. Наш лагерный физрук, случайно видевший нас вчера, удивленно так заметил, что всю смену ни с кем меня ни разу не встречал, и тут вдруг такое. То был первый в моей жизни поцелуй.

113. Осенние сюрпризы

А дома ждала большая радость – брат Володя поступил в Институт инженеров Железнодорожного транспорта на факультет «Автоматика, телемеханика и связь на железнодорожном транспорте». Вот такой он у нас умница! Родители были в восторге и я – тоже.

Перед началом учебного года опять хотелось сшить себе обнову – увиденный в журнале мод элегантный костюм из полусинтетической ткани голубого цвета. С завышенной талией юбка на лямочках хорошо компоновалась не только с жакетом, но и с двумя другими новыми блузками. Одна из них была спортивного покроя, другая – легкая белая гипюровая с коротким рукавом. Сочетание белого с голубым мне особенно нравилось.

Осенью я приобрела себе две самые модные вещи того времени: болониевый плащ темно-синего цвета и светло-сиреневую кофту крупной вязки, производства КНР. Аналогичная кофта скоро появилась и у мамы.

Этой осенью две моих подруги справляли свадьбы. Первой шла под венец моя Людочка. Ее жених – Володя – был работником Авиаремонтного завода Гражданской авиации и, к тому же, соседом по даче. И ясным осенним днем, с цветами, в окружении гостей, с женихом под руку моя подруга отмечала свое вступление в новую жизнь. Их свадьба была в ресторане «Уссури». Жили они с мужем первое время у родителей Люды, и я, идя на концерты в ОДОСА, обычно навещала их, чтобы повидаться, поделиться новостями. Другой невестой стала Галя С., с которой мы учились в одной подгруппе. Галя была немного старше нас, в институт она поступила, уже имея рабочий стаж. К свадьбе она готовилась основательно. Летом работала проводницей на поезде «Хабаровск – Москва», и к своему торжеству даже припасла в столице всем известные московские конфеты, считавшиеся у нас эталоном качества и вкуса. Галин жених был военнослужащим. На этой свадьбе дома у Гали мы пировали целых два дня. На фотографиях тех дней я вижу себя с длинными по плечи волосами, в нарядном платье с большим вырезом и с золотым маминым медальоном в качестве украшения.

Как-то, гуляя по городу в обществе двух молодых ребят, с которыми накануне познакомилась в парке, я вдруг увидела Валеру А. – того самого, с которым мы еще недавно обменивались письмами. В военной форме, в пилотке он шел навстречу – наверное, получил увольнительную – и … ел мороженое. Я опешила, попросила ребят подождать и подошла к нему. Ситуация была неловкая, просто разоблачительная: пока он служит в армии, я прогуливаюсь с другими. Вид у меня был крайне смущенный, хотя переписка наша к тому времени почти сошла на нет. Мы перекинулись парой фраз, договорившись встретиться в ближайшие дни. Потом я вернулась к ребятам, пытаясь как-то объяснить свое замешательство. В результате – и Валера на свидание не пришел, и с теми парнями я больше не встретилась.

Началась учеба. Самым емким предметом на IV-ом курсе стали у нас «Основы сельского хозяйства» и сопряженные с ними науки: агрохимия, почвоведение, краткий курс животноводства. Последний предмет вел преподаватель, приглашенный из другого института. Основы с/х, все практические занятия по ним, а также работу на факультетской Агробиостанции преподавала и курировала очень строгая и пунктуальная женщина Ника Павловна Лукашук. Довольно сложной была биологическая химия, которую после химии органической вела Л.А. Бочарова. Остальные предметы химико-биологического цикла модифицировались в методики их преподавания в школе. Это было легче, но и не особо интересно.

Из общественных наук нравились эстетика, атеизм. Вяло проходили лекции по научному коммунизму. Для изучения Дарвинизма был приглашен преподаватель из Комсомольского-на-Амуре Пединститута. Казалось, что «девятый вал» теоретического курса факультета уже миновал, и учеба теперь не напрягала так сильно, как на первых курсах. Все больше нас приобщали к применению полученных знаний в преподавательской работе. Да, во втором семестре нас ожидала первая практика работы в школе.

Как и намеревалась, я решила попробовать свои силы в биохимии, и, договорившись с преподавателем – Любовью Алексеевной Бочаровой, начала заниматься в научном кружке. Собственно, работало нас всего двое – я и девушка с III-го курса – Лида Жучкова. Целью работы было получение сырья для производства аминокислот, применяемых при синтезе белка. Под руководством преподавателя мы смонтировали сложную установку из колб, электромешалок, змеевика, нагревательных приборов и других приспособлений. Кипело и перемешивалось содержимое первой колбы. За ходом дальнейших реакций необходимо было внимательно следить. Ожидаемый продукт – органическая соль – должен был получиться в последней колбе нашей установки, но до этого было еще далеко. Пока что мы вместе с напарницей или по очереди раза два в неделю проводили эту реакцию, включая установку и по прошествии двух-трех часов работы выключая ее. Вечерами или по выходным дням, когда в институте никого не было.

Продолжались и занятия музыкой на факультативе, и снова все разучивали пьесы для оркестра. Для индивидуального исполнения мы с преподавателем выбрали мне популярный вальс композитора Тихонова «Фейерверк». – Летящая искристая музыка! Тональность соль-минор; темп –Allegro kon brio с преобладанием восьмых нот, триолей. Вторая часть вальса начиналась исполнением одного и того же звука стаккато, то есть отрывисто, в нескольких тактах подряд, когда одну и ту же клавишу надо нажимать двумя соседними пальцами по очереди. В целом вальс был красивым концертным произведением и мне очень нравился.

114. Квартира со всеми удобствами

Главное событие осени 1966-го года в нашей семье произошло неожиданно, во всяком случае, для нас с братом. На Эмальзаводе – предприятии, где работала наша мама, подошла ее очередь на получение квартиры. Новой двухкомнатной, со всеми удобствами! Мы слышали из разговоров родителей, что на том решающем заседании завкома присутствовал и наш папа, и они вдвоем с мамой отстаивали право нашей семьи на новую квартиру.

Квартира оказалась расположенной далеко от центра города, в районе новостройки, рядом с Парком им. Ю.А. Гагарина. Еще недавно по выходным дням там устраивался базар-толкучка. От железнодорожно-го вокзала до остановки «Парк Гагарина» можно было доехать трамваями №1, №2. Теперь родителям на работу и нам с братом в институты нужно было добираться около часа. Но отдаленность квартиры от всего нас мало смущала, как и то, что для четырех членов семьи с двумя взрослыми разнополыми детьми размеры квартиры были маловаты. Две смежные комнаты, маленькая кухня, прихожая. Что поделаешь, таковыми были представления о комфорте в так называемые хрущевские времена. Зато в новые квартиры переселялись тогда многие люди!

Главными преимуществами новой квартиры в нашем холодном крае были паровое отопление и горячая вода, избавление от необходимости топить печь каждый день в холодное время года, чем занимались исправно мои родители в трех предыдущих квартирах на протяжении двадцати лет. И теперь, прожив в Красном доме ровно пять лет, мы прощались и с этим домом, и с этим районом города – «завокзальем». Наша семья, сильно повзрослев, входила в новый жизненный стандарт. И никаких сожалений о старом! После переезда лично я никогда больше не подходила к домам, в которых жила ранее, лишь из окна вагона поезда смотрела на Красный дом, проезжая мимо. Мой жизненный поток делал крутой поворот к новым далям и горизонтам. Может быть, в этой невозвратности была заложена одна из тайн бытия, точно переданная в стихах Николая Новикова, которые я прочла значительно позже:

Никогда

Ничего не вернуть,

Как на солнце не вытравить пятна,

И, в обратный отправившись путь,

Все равно не вернешься обратно.

Эта истина очень проста,

И она, точно смерть, непреложна.

Можно в те же вернуться места,

Но вернуться назад

Невозможно…

Наш новый жилой массив примыкал к главной дорожной магистрали Индустриального района города. Рядом находился Трампарк, и улица наша называлась «Трамвайной». Массив был плотно застроен пятиэтажными домами из серого силикатного кирпича, стоявшими друг за другом параллельно дороге. Наша пятиэтажка от дороги стояла далеко, и это спасало от лишнего шума. Магазины размещались в домах, идущих вдоль шоссе, детский сад, школа – внутри застройки. Все очень компактно и функционально. Главной отдушиной нового места жительства был, конечно же, недавно заложенный парк, названный именем первого космонавта – Ю.А. Гагарина, совершившего полет в космос 12-го апреля 1961 года. В парке есть дерево, посаженное космонавтом во время его посещения г. Хабаровска. Территория парка была вытянута в виде прямоугольника вдоль того же шоссе, которое соединяло наш район с центром города. Я помню те длинные аллеи совсем молодых деревьев. Зимой вдоль них в толстом слое снега школьники и спортсмены-любители прокладывали лыжню, которую опробовала и я. Весной же на дорожках парка подолгу застаивалась талая вода, не находя стока на такой большой ровной поверхности. Сказывалась также близость поймы реки Уссури и молодой возраст парковых насаждений. Кстати о реке. Уже позже – летом – я нашла кратчайший путь от своего дома к р. Уссури, но пойма реки в том месте часто оказывалась затопленной, и удобнее было выходить на пляж от Судоверфи, куда нужно было проехать две остановки на трамвае.

Итак, выход в природу – в парк, к реке – от нашего нового дома имелся. В перспективе была и третья возможность «пообщаться с природой» – чисто практически – на огороде, участок для которого недалеко от дома подыскал папа. Но это будет весной, а пока что хозяйственные вещи и запасы картофеля были перевезены в подвальную кладовочку, находившуюся в цокольном этаже нового дома. Позднее наш деревянный ящик с картофелем зимой стоял в лестничном пролете подъезда до того времени, пока не появился у нас рядом с домом собственный гараж с подвалом для хранения овощей. Перечисляя эти бытовые подробности, я хотела бы подчеркнуть, что и в этих улучшенных условиях жизни была необходима хозяйская рука и забота о нашей семье, и наш папа и здесь не переставал заниматься обустройством нашего быта. С первых же дней жизни в новом доме его выбрали «Старшим» подъезда, и в подъезде у нас всегда была чистота и порядок. Всегда закрывалась входная дверь, не было надписей на стенах, каких-либо неисправностей или поломок, чем грешат до сего времени неохраняемые подъезды «хрущевских» кварталов. Забегая вперед скажу, что при строительстве возле нового дома гаражей Председателем гаражного кооператива тоже выбрали нашего папу. Таким вот внушающим доверие, надежным и пробивным человеком он был.

Тоненькие молодые деревца и кустарники были посажены на газонах у домов, однако не скоро еще превратятся они в пышное зеленое обрамление дворов. Под нашим балконом уверенно и быстро поднималось дерево ясеня маньчжурского. Теневая сторона дома и почвенные условия пришлись ему впору, и впоследствии ясень дотянулся-таки до нашего балкона на третьем этаже дома, так что сильно затенял и без того не слишком солнечную квартиру. Мама даже как-то пыталась убрать слишком густые его ветви.

Из жильцов нашего 80-квартирного дома две семьи были нам знакомы. Семья еще одной работницы Эмальзавода, жившая в нашем же подъезде на первом этаже. Чаще всего общалась с нами их бабушка – Ефросинья Пантелеевна. С другой семьей по фамилии Покрова из четвертого подъезда мы жили когда-то в одном доме на улице С. Лазо. Старшие члены этой семьи были примерно одного возраста с моими родителями. Тетя Валя Покрова работала мастером по пошиву одежды в ближайшем ателье, и мы с мамой скоро стали туда наведываться. Эта женщина, знавшая меня когда-то восьмилетней девочкой, видела теперь уже взрослую девушку. Нашего папу она всегда хвалила за умелые руки и хозяйский глаз. С другими соседями, большей частью из своего подъезда, знакомились постепенно.