Текст книги "Бумажный Тигр 3 (СИ)"

Автор книги: Константин Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 48 страниц)

Громила в превосходном костюме, который оказался главным финансистом Розенбергом, усмехнулся. Удивительно, но усмешка преображала его грубое лицо, делая черты если не интеллигентными, то, по крайней мере, не такими звероподобными. Возможно, такой эффект возникал из-за очков в золоченой оправе.

– Мы торгуем не шерстью, мисс ван Хольц, мы торгуем фьючерсами и опционами, а это не одно и то же. А вы торгуете на бирже, мистер… Лайвстоун?

Лэйд осторожно покачал головой. Он никогда не играл на бирже – в старом добром Миддлдэке с его консервативными взглядами на коммерцию всякая деятельность, выходящая за рамки привычной торговли, считалась зазорной и не одобрялась окружающими. Честный человек может содержать лавку и получать от нее доход, но торговать бумагами, обменивая одни на другие и извлекая деньги из воздуха? С точки зрения богобоязненного Хукахука это было сродни алхимии – подозрительное занятие, которым не пристало заниматься честному джентльмену, пользующемуся уважением в обществе.

– Я… Нет, не очень. В наших краях, знаете ли, весьма замшелые представления о коммерции.

– Вот как? – удивился Розенберг, водружая очки на нос, – А я-то думал, что Новозеландская биржа в Веллингтоне действует еще с восемьдесят второго года.

Лэйд мысленно зарычал. Придумывая своему любимому дядюшке биографию, Крамби не только не посчитал нужным обсудить с ним деталей, но и не успел сообщить тех вещей, которые ему, почтенному торговцу шерстью, должны были быть хорошо известны. Серьезное упущение.

С другой стороны… Какая разница? Его маскировка была небрежной и придуманной на ходу, но она и не рассчитывалась для того, чтобы годами водить за нос искушенных недругов. Достаточно будет и того, чтоб она продержалась один-единственный вечер. Это здание сегодня видит Лэйда Лайвстоуна в первый и последний раз.

– Предпочитаю торговать на старый манер, знаете ли. В моем возрасте разбирать свод биржевых правил не проще, чем читать талмуд на древнегреческом.

– В этом нет ничего дурного, – улыбнулась мисс ван Хольц, – Даже не представляете, как мы все тут погрязли в канцелярите и какое невообразимое количество бумаг требуется оформить, чтобы продать одну-единственную швейную иголку или льняное семечко. У меня в штате двадцать машинисток и они сбивают себе пальцы в кровь, трудясь по десять часов в день. У меня и у самой к вечеру так болят запястья, словно меня разбил артрит!

Она продемонстрировала свои тонкие пальцы, и хоть те были обтянуты лиловым шелком перчатки, Лэйд ощутил себя так, точно они были пальцами хирурга, коснувшимися его обнаженного сердца.

Она хороша, подумал он, ощущая себя старым деревом, внутри которого вдруг проснулись жизненные соки, отчаянно тревожа окаменевшую середину. Даже если Крамби держит ее тут только лишь для украшения конторы, она должна отрабатывать каждый свой пенни. Господи, ну и болваном же я, должно быть, выгляжу сейчас…

Лэйд попытался приосаниться, но с ужасом понял, что выглядит как пыжащийся морж, выбравшийся на берег и натянувший на себя скверный засаленный на локтях костюмишко. Рядом с мисс ван Хольц он должен был являть собой столь плачевное и нелепое зрелище, что удивительно, как все окружающие еще не покатились со смеху – вероятно, их удерживало только присутствие оперативного директора.

– Не люблю канцелярщины, – пробормотал он, – От нее зачастую больше путаницы, чем толку. Однажды мне требовалось написать рекламацию одному поставщику по части… э-э-э… шерсти. Я посадил за печатную машинку своего автоматона. Он малый безалаберный и своевольный, но пальцы у него точно у пианиста и прямые приказы понимает сносно. Я диктовал ему битых полчаса, представьте себе, без конца повторял, придумывал специальные обороты, словом, чувствовал себя самим графом Кимберли[13] на боевом посту, не меньше. И что, вы думаете, напечатал мой дуралей? Когда я вздумал перечитать, у меня борода встала дыбом! Это была поэма о тушеной капусте, причем полная таких фривольных деталей и многозначительных метафор, что меня, пожалуй, упекли бы в полицейский участок, если бы я вздумал отправить ее адресату! Нет уж, нет уж, я не сторонник лишней писанины.

Мисс ван Хольц рассмеялась.

– Вы самый прелестный дядюшка на свете!

В мире нет ничего прекраснее женского смеха, подумал Лэйд, безотчетно ощущая, как в этом звуке размякает и млеет все его существо.Ни одна самая вдохновляющая увертюра, ни звук дождя после раскаленного зноя, ни урчание кота, устроившегося на коленях – ни один этот звук не может соперничать с женским смехом. Наверно, что-то биологическое, заложенное природой на самом низменном уровне душевной архитектуры, что-то древнее…

– Но вам ведь знакомы правила биржевых торгов? – осведомился мистер Розенберг, вмешиваясь в разговор, который явно ему не предназначался, – Это вовсе не такая сложная материя, как принято считать.

– Да, – пробормотал Лэйд, – Отчасти. Немного.

– Уверен, смогу объяснить в двух словах. В сущности, мы торгуем не товаром. У нас нет ни складов, ни приказчиков, ни даже ящиков, куда этот товар можно было бы поместить, – Розенберг снял очки, чтобы протереть их белоснежным платком. При этом его пальцы, которыми вполне можно было бы гнуть гвозди, действовали так аккуратно и мягко, что окажись в них не очки, а хрупкий мотылек, и то вспорхнул бы с его ладони не потеряв даже толики пыльцы со своих крыльев, – Биржевая компания – своего рода посредник, площадка. Регулятор оборота материальных ценностей.

– Кхм… – без всякой охоты пробормотал Лэйд, – Да. Допустим.

– Представьте сами. Владелец корабля, доставивший в Новый Бангор несколько тонн тростникового сахара, не станет бродить по улицам, пытаясь сбыть свой товар, верно? Он пошлет суперкарго на рыночную площадь, чтобы там найти людей, готовых купить его груз по оптимальной цене. Мы и есть та самая рыночная площадь. Наши агенты находят во всех концах Нового Бангора продавцов и покупателей, сводя их вместе, оформляя сделку и занимаясь ее обеспечением. Это может показаться сложным механизмом, но лишь на первый взгляд, уверяю вас. Контанго, споты, конверсионный коэффициент – это все лишь детали, немало не меняющие основной процесс. Если кто-то хочет купить товар, он приобретает через нас соответствующий фьючерс. Фьючерс – это, в сущности, обещание купить определенное количество единиц товара по заранее оговоренной цене.

– Вы торгуете обещаниями? – уточнил Лэйд, – Тогда ничего удивительного, что ваши дела идут в гору. Обещания – самый ходовой товар во все времена.

Крамби, Синклер и мисс ван Хольц рассмеялись, Розенберг лишь мягко улыбнулся.

– Уверен, вы сможете использовать биржу Нового Бангора к немалой выгоде для себя. Итак, вы торгуете шерстью, верно?

– Совершенно верно.

– Поярковой или мериносовой, позвольте спросить?

– Пояр… по сезону, – уклончиво ответил Лэйд.

– Какой класс тонины? Не ниже шестидесятого, угадал?

– Да, – Лэйд вынужден был кашлянуть еще раз, – Конечно. Шестидесятый.

– Но валкость на уровне?

– О да, разумеется. Еще бы!

– А нормы ланостерина?

Лэйду захотелось двинуть этому типу в челюсть, пусть это даже стоило бы ему размозженных костяшек, а заодно и Крамби. Маскировка, которую он придумал, была столь удачна, что стала слезать с него в первые же минуты, точно плохо сшитая овечья шкура с пробравшегося на пастбище волка.

Нет, подумал Лэйд с мрачной усмешкой, не волка. С тигра. И вы, милые овечки, хлебающие дармовое шампанское, даже не представляете, сколько ваших бестолковых сородичей, съеденных хищниками, превратились в трещащие под моими лапами кости…

– Будьте милосердны, мистер Розенберг! – мисс ван Хольц шутливо хлопнула его по плечу, – Не приставайте к гостям со своими расспросами. Между прочим, скоро уже начнется ужин. У кого-нибудь есть часы? Уверена, скоро пробьет восемь.

Лэйд машинально вытянул из жилетного кармана часы – небольшой брегет в скромном серебряном корпусе без всяких украшений и монограмм. Щелкнул крышкой, слишком поздно сообразив, что этого делать не стоило.

– Мистер Лайвстоун! – мисс ван Хольц улыбнулась, покачав головой, – Ваши часы.

– Что?

– Они ведь стоят. И показывают полночь. Кажется, кто-то забыл их завести, а?

Дьявол.

Испытывая нечеловеческий стыд, Лэйд закрыл брегет, поместив его обратно в карман. Надо же было так опростоволоситься, да еще и в обществе…

– Да, – пробормотал он, – Видимо, забыл… Досадно.

К счастью, ему на выручку успел Крамби.

– Без четверти семь, – возвестил он, – В нашем распоряжении еще есть время до ужина. Только, ради Бога, попрошу вас не надоедать дядюшке деловыми вопросами! Он здесь не по делу, а частным порядком, можно сказать, на отдыхе. Едва ли ему хочется обсуждать детали, которые интересны нам. Наверняка он желал бы воспользоваться случаем и осмотреть Контору в спокойной обстановке. Давайте дадим ему эту возможность и не станем докучать нашей болтовней. Так, кажется, я вас со всеми познакомил и можно… Ах ты ж черт, а куда запропастился мистер Госсворт? Кто-то видел мистера Госсворта?

– Кажется, он в своих чертогах с обеда.

Крамби поморщился.

– Боже, что за тюфяк! Даже в такой день не может не пропасть!..

– Видно, не смог разделить наше общество, занятый важными делами, – молодой Синклер натянуто улыбнулся, – Знаете, мистер Госсворт первый в Новом Бангоре специалист по пыли. Я уверен, целыми днями он раскладывает ее по полочкам, каталогизирует и присваивает номера. А в минуты затишья наверняка созерцает свою коллекцию, точно собрание драгоценных камней!

Все искренне рассмеялись, после чего мисс ван Хольц, очаровательно улыбаясь, погрозила Синклеру затянутым в лиловую перчатку пальцем:

– Хватит злословить за чужими спинами, негодник, а то наш гость еще подумает невесть что! Мистер Госсворт, наш незаменимый отшельник, с недавних пор занимает должность начальника архивного отдела и деловодства. Ему приходится день-деньской возиться со старыми бумагами, а при такой работе немудрено сделаться анахоретом. Мы частенько шутим на счет него – про то, что общество старых фолиантов ему куда приятнее человеческого, но совершенно беззлобно. Это милый старик, очаровательно неуклюжий, но, как говорят французы, не лишенный некоторого charmes[14]…

– Который отлично помогает ему в общении с мышами, – вставил Синклер, и все вновь рассмеялись.

– Госсворт, Госсворт… – пробормотал Лэйд, – Знакомое имя, как будто. Это, случайно, не…

Крамби кивнул.

– Да. Слуга покойного мистера Олдриджа. Между нами говоря, он не блещет умом и, кроме того, разбирается в устройстве биржи не лучше, чем обезьяна – в устройстве клавикордов, но… – он немного смутился, – Я не мог допустить, чтобы человек, столько лет верно служивший нашему капитану, оказался вышвырнут на улицу без гроша в кармане. Специально для него неделю назад я учредил архивный отдел, куда определил его начальником. Не могу сказать, что его работа приносит Конторе много пользы, но он безобидный малый и заслужил побыть начальником хоть бы и на старости лет.

– Начальником над кабинетными мышами, – сострил молодой мистер Синклер, и звон фужеров в который раз оказался заглушен взрывом смеха.

Должно быть, Крамби верно расшифровал гримасу на лице Лэйда. А может, наконец вспомнил, по какой причине этот немолодой человек в поношенном и не идущем ему костюме вообще очутился здесь, среди веселых и ликующих людей, портя своей кислой миной атмосферу праздника.

– Хотите прогуляться по зданию, дядюшка? Простите, совсем забыл о своем обещании.

– Да, – пробормотал Лэйд, – Интересное здание, присматриваю себе похожее для… хранения шерсти. Если не против, я прогуляюсь и немного осмотрюсь.

– Нужен проводник?

– Думаю, я пока еще достаточно силен, чтоб обойтись без него.

Крамби кивнул ему.

– Тогда наша Контора в вашем распоряжении. Но постарайтесь не углубляться в дальние части, ужин начнется через час!

Лэйд прикоснулся к полям котелка и попытался обаятельно улыбнуться, подражая какому-то джентльмену из рекламы консервированных бобов, изображение которого ему когда-то встретилось в иллюстрированном журнале. Ему вежливо кивнули в ответ, а мисс ван Хольц даже мило хихикнула, но стоило ему удалиться на десять футов, как за спиной предательски затрещали сдерживаемые смешки.

Я тоже посмешище в их глазах, подумал Лэйд, как бедный мистер Госсворт, владетель архива. Они молоды, полны жизни и уверены в своих силах. Они занимаются делом, важнее которого нет ничего в целом мире. Для них я – реликт старой эпохи, каким-то чудом оставшийся на ходу, представитель того племени невесть чьих дядюшек, которые встречаются на всех торжественных ужинах просто чтоб посмешить окружающих своими смешными ужимками и старомодными манерами. Никчемный газетный обрывок, приставший к сапогу.

И плевать, подумал он.

Плевать я хотел на всех вас, бестолково трещащие разукрашенные попугаи. Я здесь только затем, чтоб выполнить свою работу.

[1] Фолклендский дворец – охотничий дворец в Фолкленде, возведенный в XVI-м веке шотландскими королями.

[2] Кедлстон-холл – усадьба рода Керзон, возведенная шотландским архитектором Робертом Адамом в 1759-м г.

[3] Десюдепорт (от фр. dessus de porte) – украшение над дверью, чаще всего в виде рельефной декоративной композиции.

[4] Диалог Ромео и Бенволио из «Ромео и Джульетты», У. Шекспира, сцена 5.

[5] В биржевой терминологии словом «бык» обычно обозначается торговец ценными бумагами, зарабатывающий на повышении курса ценных бумаг или активов.

[6] Enfant terrible (фр.) – «ужасный ребенок».

[7] Здесь: примерно 136 кг.

[8] Альберт Венн Дайси (1835 – 1922) – английский юрист-теоретик, оксфордский профессор, автор многих работ по конституционализму и конституционному праву.

[9] Уитлэндер (ойтлэндер) – обобщенное название для европейских (главным образом английских) шахтеров, прибывавших в Южную Африку для работы на золотых месторождениях в конце XIX-го века.

[10] Пурбекский мрамор – горная порода, добывавшаяся на полуострове Пурбек, юго-восток Дорсета, Англия.

[11] Ада Кавендиш (1839 – 1895) – английская актриса, популярная по своим ролям в поставновках У.Шекспира и У.Коллинза.

[12] Гедонит – ископаемая смола, разновидность янтаря.

[13] Джон Вудхауз, 1-й граф Кимберли (1826 – 1902) – в 1894-1895 гг. выполнял обязанности министра иностранных дел Великобритании.

[14] (фр.) – Шарм.

Глава 5

Лишь выбравшись из холла, похожего на огромный, заполненный человеческой массой, булькающий котел, Лэйд сообразил, что не попросил у Крамби ни карты, ни схемы помещений. Еще одна оплошность с его стороны. Будь в его запасе неограниченное количество времени, это не представляло бы проблемы, но один час?.. Если он правильно оценил размеры здания, этого времени, пожалуй, может и не хватить чтоб обойти все помещения, особенно если он станет бродить вслепую, точно престарелый Тесей в конторе мистера Минотавра.

Впрочем, опасения Лэйда оказались напрасны. Здание «Биржевой компании Олдриджа и Крамби» лишь снаружи походило на миниатюрную крепость, его внутренние помещения планировались для плодотворной работы, а не для отражения штурма и потому были расположены вполне разумным образом. Никаких слепых галерей, никаких хитро устроенных эркеров, мезонинов или внутренних двориков, всех этих порочных наследий «Новых Тюдоров»[1], кое-где еще встречающихся в колониальной архитектуре. Высокие потолки, просторные залы, оконные проемы, столь широкие, что могли бы заменять собой дверные – во всем этом чувствовался размах, совершенно не свойственный канцелярским помещениям с их лабиринтообразной структурой.

А ведь здание куда старше, чем кажется, подумал Лэйд, внимательно разглядывая потолок. Со стороны могло бы показаться, что почтенный дядюшка разглядывает золоченую лепнину или хитро устроенную систему гальванических кабелей, но на самом деле его интересовали совсем другие детали. Например, трещины странной формы, пятна на потолке или тени, лежащие несообразно законам оптики. Может, оно недостаточно древнее, чтоб спорить с со стариной Тауэром, но уж точно старше мистера Олдриджа, отбывшего в мир иной в возрасте шестидесяти лет. Интересно, что здесь располагалось до этого? Кредитное общество? Библиотека? Может, театр? Вон какие высокие потолки…

Чем бы ни занимались предыдущие хозяева здания, едва ли они предполагали, что здесь появится гальваническое освещение, трезвонящие телефонные аппараты, а коридоры будут наводнены биржевыми агентами, на ходу обменивающимися сводками, спешащими секретаршами и курьерами в желтых фартуках.

Мысленно разбив этаж на сектора и квадраты, Лэйд принялся обходить их по намеченной схеме, не позволяя себе задерживаться и останавливаясь лишь в тех случаях, когда его внимание привлекало что-то необычное. Последнее, впрочем, случалось весьма редко. Рассыпанные на полу скрепки не образовали какого-нибудь кроссарианского сигила, их просто смахнула со стола чья-то юбка. В скрипе рамы не угадывалось латыни, как ему сперва показалось. Потемневшие части паркета потемнели случайным образом, по крайней мере, Лэйду не удалось обнаружить в их расположении никакой системы.

Эта работа не казалась ни изматывающей, ни утомительной, пока он обследовал холл, комнаты ожидания и приемные помещения, но стоило ему углубиться в служебный сектор, как он столкнулся с настоящими трудностями.

Кабинетов здесь оказалось не просто много – к этому он был готов – их оказалось множество. Целые анфилады из комнатушек, каждая из которых была так тесна, что каюта пассажира третьего класса показалась бы по сравнению с ней номером «люкс», а внутреннее убранство зачастую состояло из одного лишь письменного стола, ящичка для бумаг и стула. Лэйд прикинул, что если бы ему вздумалось осматривать каждый кабинет, с работой он покончил бы аккурат к тому моменту, когда Рикардо Белл[2] станет архиепископом Кентерберийским.

Лэйду пришлось ограничиться лишь поверхностным осмотром, тем более, что вторгаться в пустые кабинеты в отсутствии их владельцев едва ли позволила бы даже репутация чудаковатого дядюшки из Веллингтона. Он приветливо улыбался встреченным служащим, иногда даже позволял увлечь себя в необременительную беседу, но при этом старался соблюдать выбранный темп, чтобы обойти все кабинеты, сколько бы их тут не располагалось. Иногда он, останавливаясь на одном месте, извлекал из кармана брегет, чтобы свериться с его показаниями – самый естественный жест для человека, ожидающего начала ужина.

Ничего. Он обошел несколько десятков кабинетов и не нашел ничего подозрительного или хотя бы выглядящего таковым. Ни странных запахов, ни неестественных звуков, ни прочих признаков, великое количество которых хранила его память. Внутренний тигр ни единого раза не насторожился, не ощерил пожелтевшие от старости клыки – дремал где-то в затаенных участках сознания, точно домашний кот…

Пожалуй, можно откланяться, подумал Лэйд. Известить мистера Крамби, что ровно никаких опасных признаков не замечено, что до ужина, я не могу остаться – только сейчас вспомнил о важной встрече, которую назначил на вечер и…

Он вздохнул, покосившись на лестницу.

Еще два этажа, Лэйд Лайвстоун. И лучше бы тебе не терять времени понапрасну.

***

На втором этаже царило затишье. Сюда не забредали служащие с фужерами в руках, здесь не звучали здравицы и тосты – все бурлящее веселье сосредоточилось внизу, вокруг Крамби, и это, несомненно, было весьма удачным обстоятельством. Если бы кто-то из работников обнаружил Лэйда за его занятием, дело могло бы обернутся конфузом – отнюдь не все методы, которые он использовал в своей работе, могли бы найти отклик в их сердцах.

Лэйд злорадно подумал, что не худо было бы захватить с собой десяток мертвых мышей и чаек – пусть методы гаруспиции[3] были весьма грубы, а ответы туманны, он хотел бы увидеть лица мистера Розенберга, мистера Синклера и мистера Крамби, когда они обнаружили бы эту картину…

Нет, подумал Лэйд, прохаживаясь по общей зале и разглядывая вереницы брошенных своими хозяевами кабинетов, на столах которых мертвыми птицами распластались какие-то гроссбухи, сегодня мне не придется разделывать мышей и совершать прочие отвратительные вещи. Сегодня у меня задача попроще.

Кабинеты на втором этаже оказались куда просторнее и комфортнее. Видимо, предназначались для служащих более высокого звена. Кроме того, они и обставлены были превосходным образом, на современный манер. Никакой громоздкой мебели, всех этих тяжелых чудищ, порожденных Карленом, Мажорелем и Вайсвайлером[4], одни только изящные конторки, небольшие столы и несгораемые шкафы.

Восседающие на столах пишущие машинки новейшей конструкции внушали невольное почтение – хромированные, сверкающие клавишами, они походили на какие-то сложные боевые машины, замершие в ожидании сигнала к атаке. Телефонные аппараты с медными рукоятками индукторов тоже выглядели новенькими, только из магазина.

Едва ли все это ввел покойный мистер Олдридж, отстраненно подумал Лэйд. В его представлении старый джентльмен, невесть как вовлеченный в тайну Бангорского Тигра, в глубине души оставался ретроградом из числа тех, которым милее скрипеть перьями по бумаге, чем пользоваться новомодными техническими новинками. Должно быть, Крамби, войдя во власть, обставил здесь все согласно своему вкусу…

Но это не играло никакой роли – по крайней мере, для него, Лэйда Лайвстоуна.

Выбрав один из кабинетов, Лэйд запустил руку в потайной карман пиджака – и стол деловода стал покрываться вещами, которые могли бы выглядеть зловеще и странно – однако в подобной обстановке выглядели дико и неуместно.

Невзрачный деревянный кругляш, лишь немного отшлифованный, в центр которого воткнута закопченная игла. Сплавленные воедино три рыболовных крючка. Склянка с густой, напоминающей чернила, жидкостью. Потертая латунная шестеренка, покрытая вязью из зловещих ржавых пиктограмм. Мелкий грязно-розового цвета турмалин с дефектом огранки, оправленный не то в серебро, не то в олово. Ветхая тряпица, испещренная письменами, равнодалекими как от привычных латинских литер, так и от диграфов полинезийцев. Чайная ложка с опаленным черенком из неестественно светлого металла. Германский пфенниг из Новой Гвинеи, на потемневшем реверсе которого вместо привычной райской птицы был грубо вырезан трикветр[5]. Последним предметом, который он, поколебавшись, возложил на письменный стол, были часы – дешевый жилетный брегет[6] с болтающейся крышкой.

Нелепо. Он сам себе казался школьником, устроившим ребяческую игру вдали от глаз взрослых. Это и верно в некотором смысле была игра, своеобразная и тянущаяся уже очень давно, игра из числа тех, которые благоволят дуракам и в которые можно некоторое время выигрывать даже не зная толком правил.

Лэйд проверил пальцем спаянные рыболовные крючки и убедился, что они не раскалились. Ничего удивительного. Этот амулет обладал способностью ощущать присутствие понатури – кровожадных рыжеволосых тварей, выбирающихся темными ночами из океана – но здесь, в центре обрамленного камнем Майринка, нечего и думать было повстречать кого-то из их мрачного племени.

Кусок дерева, который выглядел большой неказистой щепкой и который был тайком отпилен от виселичного помоста, на котором казнили трех человек, тоже не принес никаких сюрпризов. Вогнанная в него игла не задымилась и не заворочалась, точно клинок в свежей ране, осталась безучастно торчать, как стрелка солнечных часов. Превосходно. Значит, и туреху не посчитали нужным в последнее время посещать обитель мистера Крамби. Лэйд усмехнулся самому себе. Если бы здесь отметились туреху, картина была бы иной, совсем иной. Надо думать, элегантный бежевый особнячок Конторы уже был бы окружен мрачными как катафалки, локомобилями Канцелярии, а на первом этаже вместо звенящих фужеров и смеха слышались бы отрывистые сухие команды снующих крыс в глухих костюмах.

Туреху не считают нужным маскировать свое присутствие, они приходят на запах крови – свежей теплой крови, и уходят лишь когда наедятся вволю. Никто из них не стал бы подменять вино уксусной кислотой или портить фрамугу – как голодный шакал не стал бы утруждать себя сложным ритуалом перед принятием пищи.

Лэйд, поморщившись, спрятал бесполезную щепку. Не требовалось обладать инициацией кроссарианской школы, чтобы понять, на эти роскошные паласы никогда не ступала нога чудовища. По крайней мере, из свиты Танивхе, Аграт или Карнифакса. Вечно голодные, алчущие крови и мяса, те, подобно своим покровителям, действовали подобно хищным зверям, бесцеремонно и дерзко. И пировали обыкновенно на окраинах, не рискуя забираться далеко в город.

Какая-то тварь хитрее нравом? Лэйду были знакомы и такие. В услужении Брейрбрука, к примеру, состояли груаймины[7] – мелкие шкодливые твари, которые чтобы развеселить своего патрона, зачастую творили всякого рода непотребства и недобрые шутки. Эти могли обварить кипятком лицо хлопочущей хозяйке, направить топор дровосека так, чтоб тот отрубил себе пальцы, или даже устроить пожар в доме. Подобные злые шалости вполне в их духе, вот только…

Лэйд потряс склянку с чернилоподобной жидкостью, осторожно, точно это была склянка с нитроглицерином. Но даже спустя минуту на ее дне не обнаружилось белого кристаллического осадка, а поверхность быстро сделалась спокойной и безмятежной. Лэйд хмыкнул, спрятав склянку обратно, нимало не удивившись такому эффекту, а точнее, отсутствию всяких эффектов.

Это же Майринк. Будь дело в Миддлдэке, вотчине Лукавого Жнеца, как именовала паства Брейбрука, груаймины могли бы решиться на что-либо подобное. Тщась угодить патрону, они порой забывали про инстинкт самосохранения, а совести не имели вовсе, как не имеют ее все простейшие существа. Но в Майринке?.. Никто из этого мелкого племени не осмелился бы вторгнуться в ту часть Нового Бангора, которая служила ему сердцем и по правилу, заведенному невесть кем и невесть когда, пользовалась правом экстерриториальности. Ни один из Девяти Неведомых не имел здесь власти, не случайно именно здесь, в Майринке, испокон веков располагалась мрачная громада Канцелярии… Даже пребывая в самом благодушном настроении, Брейрбрук не позволил бы своей стае шалить столь нагло и вызывающе.

Следующей была монета. Подняв пфенниг двумя пальцами, Лэйд аккуратно установил его на ребро. Не все отродья, рожденные проклятой кровью Нового Бангора, чтут кроссарианскую иерархию, считая необходимым кому-то подчиняться. Например, э-гуи, злокозненные духи, не имеют ни покровителя, ни патрона, их направляет один только голод, и голод страшный, почти неутолимый. Похожие на обтянутые маслянистой серой кожей скелеты, они проникают в любой дом сквозь тончайшие щели, втягиваясь, будто дым и, уходя, оставляют внутри лишь причудливые фигуры, сложенные из костей хозяев. Иногда, утолив голод, э-гуи могут пошалить, ощущая себя в полной безнаказанности. Вот только…

Монета не стала вращаться вокруг своей оси. Даже не шелохнулась. А когда Лэйд осторожно подтолкнул ее ногтем, упала на поверхность стола и осталась недвижимой. Э-гуи любят человеческую кровь и сладкое человеческое мясо, но они не любят холодный камень, который жжет их скелетообразные тела, точно раскаленный уголь. Пребывание здесь, в Майринке, было бы им мучительно, как человеку – пребывание в Геенне Огненной.

Лэйд медленно перебирал предметы, лежащие перед ним на столе. В некоторые вглядывался, ища только ему известные перемены, другие, поморщившись, сразу откладывал в сторону.

Кай-Тангата. Еще одно из созданий, обитающих в сумрачных чертогах города, которое время от времени не прочь выйти на охоту. Оно тоже не отказывается от сладкого человеческого мяса, но куда больше его привлекает человеческая боль, эманацию которой он втягивает в себя подобно хорошо выдержанному вину. И это не бездумный хищник, ведомый одними только инстинктами, это настоящая бестия – сообразительная, хитрая, изворотливая… Проникнуть в здание биржевой компании и пошалить там – вполне в его духе, но… Лэйд мысленно вычеркнул этот вариант, как вычеркивал из прейскуранта устаревшие позиции вроде испортившегося яблочного сока или засахарившегося мёда. Во всем Новом Бангоре обитала лишь одна особь этого вида и, судя по той трепке, что он задал ей два месяца назад, оправляться от последствий ей предстоит по меньшей мере до Рождества.

Маэро? Боглы? Ямауба? Лэйд рассеянно перебирал свои охотничьи снасти, походившие на сокровища, добытые из недр сорочьего гнезда. В Новом Бангоре обитает чертова прорва опасных тварей, некоторым из которых не досталось даже имени, а некоторые, вполне возможно, были лишь порождением слухов и в действительности не существовали. Ничего удивительного. Он сам прожил на острове больше двадцати пяти лет, прежде чем судьба свела его с брауни, крошечными и жестокими карликами, и всегда полагал их выдумкой досужих домоседов, ан вон как…

Ощутив болезненный зуд в правом мизинце, Лэйд едва удержался от того, чтобы не почесать его о ребро стола. Некоторые привычки живучи – куда более живучи, чем человеческое тело, странным образом устроенное и ужасно слабое.

Постепенно вся груда выложенных им на стол предметов перекочевала обратно в карманы пиджака. Единственным, что осталось лежать перед ним, были часы – потертый брегет с серебряной крышкой, во многих местах поцарапанный, помятый и давно утративший блеск полировки. Брегет не только выглядел неброско, он и устроен был самым неказистым образом. Не серебро, как можно сперва подумать, а дешевый германский нейзильбер[8], к тому же потертый и потемневший от времени. Вздумай Лэйд расстаться с этими часами, даже честный Скар Торвальдсон не предложил бы ему за них больше десяти пенсов, но Лэйд знал, что настоящая их стоимость гораздо, гораздо выше.

Лэйд зачем-то встряхнул брегет в руке. Как иной раз встряхивают яйцо, пытаясь понять, есть ли в нем что-то кроме пустой скорлупы. Он терпеть не мог использовать в своей практике предметы, устройство или суть которых не до конца понимал, очень уж часто имел возможность видеть, к чему приводит такая необдуманность.

Владелец антикварной лавочки неподалеку от Хейвуд-стрит, испытывавший слабость к эзотерическим игрушкам и собравший недурную коллекцию, имел неосторожность принять в дар от своего должника маленького медного идола, не догадываясь о том, что тот был украден из общины почитателей Медноликого. Увечный Кузнец никогда не считался злопамятным, среди Девяти Неведомых были куда более мстительные особы, однако кара его была резкой и жестокой. Плоть несчастного закипела и стекла, точно воск со свечи, а обнажившиеся кости оказались отлиты из олова, стали и абиссинского золота[9]. Лэйд не поверил бы, кабы не видел тело несчастного собственными глазами – незадолго до того, как крысы из Канцелярии спалили лавочку дотла, сымитировав пожар.