Текст книги "Бумажный Тигр 3 (СИ)"

Автор книги: Константин Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 48 страниц)

Замешательство на лице Лейтона не было наигранным, он явно пребывал в смущенных чувствах, и было отчего. Его, человека с тонким, почти художественным воспитанием и вкусом, картина подобного варварского разрушения должна была привести в ужас и наверняка привела, но он сохранил достаточно власти над своими манерами, чтобы превратить гримасу изумления в сдержанную усмешку.

– Мне и самому не нравилась эта мебель, признаться. Но, скажите на милость, чем вам не угодили обои?

– Этот орнамент вышел из моды, – буркнул Лэйд, отдуваясь, – На вашем месте я бы почаще читал «Женскую сокровищницу[6]», раздел «Декор для дома». И да, не стоит переживать из-за обоев. С учетом того, сколько лет дому, уверен, они были насквозь пропитаны ядовитой «зеленью Шееле»[7]. Никто из сотрудников, часом, не мучился мигренью и удушьем?..

– Только мистер Кольридж – в те дни, когда оплачивал счета за ремонт.

Лэйд отряхнул рукава пиджака, малодушно оттягивая момент, когда придется возвращаться к работе. Перепачканные пылью, алебастром и древесными опилками, они выглядели так плачевно, как не выглядели даже после дня работы в лавке. Сэнди будет в ужасе, когда он вернется домой.

Если вернется, тихо шепнул в левое ухо ледяной голос Полуночной Суки. Если вернется, дорогой мой самоуверенный Чабб…

***

Лэйд похлопал себя по левому уху, делая вид, будто пытается вытрясти пыль. Надо думать, половина Миддлдэка будет в ужасе, если «Бакалейные товары Лайвстоуна и Торпа» не откроют утром двери, как делали это на протяжении предыдущих двадцати пяти лет ровно в восемь утра. В Миддлдэке силен уклад традиций, любые перемены там неизбежно вызывают беспокойство и лавину слухов.

Исчезновение Лэйда Лайвстоуна определенно породит массу пересудов, многие из которых ему, пожалуй, не доставило бы удовольствия услышать лично. Наверняка будут судачить о том, что старый добрый Чабб темной ночью бежал с острова, прихватив ящик с монетами – спасался не то от карточных долгов, не то от мести высокопоставленного джентльмена из Олд-Донована, молодую супругу которого чересчур радушно привечал в своей лавке, причем по большей части по ночам.

Миддлдэк любит пересуды. Найдутся и такие, кто в ответ на все расспросы будут многозначительно поднимать палец вверх и говорить лишь одно слово, обычно отбивающее всякое желание продолжать всякий спор, как ведро воды, вылитое в камин: «Канцер!». Никто, конечно, ничего не хочет утверждать, но знаете, джентльмены, по городу ходит слушок, будто Лэйд Лайвстоун, наш почтенный лавочник и один из столпов, на котором держится Хукахука, занимался тайком кроссарианскими делишками! Так что не исключено, господа, не исключено…

Хейвудский Трест, конечно, на долгое время будет сбит с толку и едва не парализован, лишившись одного из своих бессменных патриархов. Можно не сомневаться, что Лорри О’Тун не успокоится, пока не проверит все отходящие корабли и опиумные притоны, но, конечно, безрезультатно. Доктор Фарлоу обойдет больницы и госпитали. Обескураженный Скар Торвальдсон предпримет настоящую спасательную экспедицию по всем закоулкам острова, бесстрашно беря штурмом даже заведения с самой дрянной репутацией в гуще Скрэпси. Маккензи объявит награду за информацию о его местонахождении, живого или мертвого. Тоже тщетно. То место, в котором ныне располагается мистер Лайвстоун, настолько удалено от привычной им реальности, что ни одна ищейка не возьмет его след.

Что уж там, даже если в Новый Бангор собственной персоной прибудет прославленный мистер Бальзамелло с его чудесным аппаратом «Палла Наутика»[8], способным погружаться в морские пучины на умопомрачительную глубину в пятьсот сорок футов[9], даже там не отыщется ни одного следа пребывания мистера Лэйда Лайвстоуна.

В конце концов с его исчезновением все смирятся. Мерзавец Маккензи через месяц будет утверждать, будто до него дошел слух от одного египетского моряка, будто мистер Лайвстоун ныне обретается в городе Подгорица, что в Черногории, где сделался турецким пашой и содержит гостиницу «Восторг Юпитера». Старый Диоген какое-то время еще будет кряхтеть, с потерянным видом бродя по лавке и не находя себе применения, но рано или поздно свыкнется и он. Миддлдэк – не бурное море, скорее, сонный пруд, если по его поверхности и пройдет изредка волна, уже очень скоро рябь на его поверхности уляжется и он вернется к своему привычному существованию, сонному и безмятежному. Просто уже без Лэйда Лайвстоуна.

Может, только Сэнди и будет время от времени вспоминать его. Сделавшись хозяйкой лавки, она изредка – может, раз в год – беседуя с кем-то о ценах на крахмал, будет открывать тайком на коленях книгу, и это будет не «Морской волчонок»[10] или «Маленький дикарь»[11], а какой-нибудь из старых гроссбухов, исписанный неряшливым почерком старины Чабба…

Лэйд ощутил, как сердце, сделавшееся твердым и сухим, точно засахарившаяся вишня, ерзает на своем месте. Если кого и жаль, так это Сэнди. Сколько жутких мыслей, сколько страшных предположений и отвратительных страхов придет в ее хорошенькую головку, пользуясь крыльями не знающей удержу фантазии – не хочется и думать. Какое-то время она, наверно, вовсе не будет выходить из лавки, обосновавшись там, как офицер на дежурном посту, вздрагивая всякий раз, когда зазвонит колокольчик над дверью…

Я вернусь, пообещал ей мысленно Лэйд. Вернусь во что бы то ни стало. Даже если мне придется переплыть океан из пепла и голыми руками разорвать пасть демону.

***

Пока он пребывал в задумчивости, Лейтон разглядывал живописную картину учиненных им разрушений.

– Ищете тайник, мистер Лайвстоун? – осведомился он, – Если так, это напрасная трата времени. Мне знаком каждый квадратный дюйм в этих кабинетах, и тайников здесь нет. Вся наличность хранится в сейфе у мистера Розенберга, а платежные документы и векселя – в несгораемых шкафах.

Лэйд украдкой вздохнул. Работать в одиночестве было не в пример удобнее.

На счет этого ему в последнее время не приходилось беспокоиться. Едва он, закончив планомерный разгром в одной комнате, переходил в другую, как та мгновенно оказывалась пуста – все ее обитатели мгновенно устремлялись прочь с поспешностью вспугнутых акулой рыбешек. Не потому, что им тяжело было смотреть на учиняемый в их кабинетах разгром, напомнил себе Лэйд. Не потому, что они, подобно Лейтону, вспоминали о цене сокрушенной мебели и сорванных обоев.

А потому, что знали.

Этот человек, похожий на благообразного джентльмена в почтенном возрасте, умеет разговаривать с демонами. Он бродит по зданию, ничего не видя, точно слепой, и бормочет себе под нос слова, которых нет в человеческом языке. Он чертит на полу и стенах фигуры, при одном взгляде на которые возникает желание сплюнуть, и бессмысленно смотрит в них, невесть что выискивая. И пусть у него нет рогов, пусть в его глазах не плещется адский огонь, лучше держаться от него подальше, и уж точно не мешать ему, чем бы он ни занимался.

Демонолог. Колдун. Чернокнижник.

Лэйд более не ощущал себя уважаемым торговцем шерстью. Никто больше не пытался угостить его сигаретой, никогда не лез с расспросами. Стоило ему, тяжело ступая, появиться в коридоре, как служащие бросались прочь, не удосужившись даже изобразить появление внезапных важных дел – точно увидели призрак отца Гамлета, инспектирующий свою новую штаб-квартиру.

– Вы угадали, – подтвердил Лэйд, щелкая суставами многострадальных пальцев, – Я в самом деле ищу тайник. Не совсем тот, который вам представляется. Меня интересуют не деньги и не ценные бумаги. Кое-что… другое.

Лейтон приподнял бровь.

– Другое какого рода?

Лэйд провел рукой по недавно освежеванной стене, смахивая с нее облака штукатурки, так бережно, будто та была возлюбленной, покрытой неоправданно толстым слоем пудры.

– Если бы я знал, моя работа стала бы чуть-чуть проще. Но дело в том, что я сам не знаю наверняка. Я ищу знаки.

– Знаки, мистер Лайвстоун?..

– Да. Знаки, – Лэйд изобразил пальцами что-то вроде жука, разведя пальцы на дюйм, – Любые странные отметки. Некоторые из них могут показаться неумелыми, нарисованными детской рукой. Другие вызывают у человека неподотчетное беспокойство, иногда даже резь в глазах. Третьи… А, неважно. Я просто ищу знаки. Вам, случайно, не встречалось ничего подобного?

Лейтон задумался.

– Нет. Пожалуй, что нет.

– Может, фигурки из дерева или проволоки? Приколотые цветки растений? Мертвые насекомые?

Лейтон поджал губы.

– Сомневаюсь.

Человек безукоризненных манер, он, кажется, был единственным в здании, кто сумел привести в порядок волосы и костюм, мало того, имел на щеках свежие следы пудры.

Какую игру ведет он и по каким правилам собирается играть? Желает ли он примкнуть к чьей-то партии или намеревается создать собственную? Является ли угрозой для Лэйда или, напротив, выгодным союзником?

Лэйд решил не размышлять на этот счет. Если актер выходит на авансцену посреди действия, значит, намеревается что-то сказать, а не блуждает случайно меж декораций. Наверно и Лейтону есть, что сказать.

– Скажите, в этом здании случались какие-нибудь странные смерти? – спросил Лэйд, вытирая пыль со лба, – Вам, как начальнику кадровой службы наверняка это известно.

Несмотря на авантажные манеры, мистер Лейтон, судя по всему, быстро соображал и не имел проблем с памятью. Может, он и не был вычислительной машиной в человеческом обличье, как Розенберг, но и времени на размышления даром не тратил.

– Нет, – быстро ответил он, – Ничего такого. Отчего вы спрашиваете?

– Ритуал, – пояснил Лэйд, – Человеческая кровь, знаете ли, мощная субстанция, обладающая серьезной силой – если знать, как ее использовать, конечно. К слову, для ритуального жертвоприношения отнюдь не всегда требуется театральный реквизит вроде обсидиановых атамов[12], резных алтарей и черных хламид. Я бы даже сказал, напротив, все жертвоприношения, при которых мне приходилось присутствовать, выглядели вполне… обыденно.

Лейтон не вздрогнул, как рассчитывал Лэйд, но немного переменился в лице.

– За все семь лет, что я служу здесь, в этом здании не погиб ни один человек.

Лэйд ощутил что-то вроде разочарования.

– Ни один? – на всякий случай уточнил он, – За целых семь лет? Есть же смерти от старости, от болезни или…

– Нет, – отрезал Лейтон, глядя на него со странным выражением на лице, которое уже не казалось Лэйду таким дружелюбным, – Совершенно исключено. Наши служащие молоды и не жалуются на здоровье, я всегда скрупулезен при принятии их на службу и знаю, о чем говорю.

Лэйд с силой дернул за край обоев, враз оторвав целую полосу. Звук рвущейся бумаги царапал ухо, но отчасти он был вознагражден страдальческой гримасой на лице Лейтона. Под обоями, конечно, ничего не обнаружилось – ни таинственных знаков, ни высохших пятен крови, ни иных отметин.

Скверно, подумал Лэйд. Крайне скверно. Или все укрыто куда глубже, чем я думаю, или же я попусту перекапываю задний двор, как старая собака, позабывшая, где оставила кость.

Тавито. Вайранги. Хорекау[13].

Приближенные Левиафана плевать хотели на человеческие законы, для них это такая же никчемная материя, как паутина в старом чулане. Но все они вынуждены чтить законы имматериального, по которым существуют, частью которого неизбежно являются ритуалы. Чтобы ввергнуть целое здание во власть демона, требовалось провести ритуал, а то и не один. Чертову прорву разнообразных ритуалов, пожалуй. Если он обнаружит хотя бы один след, один знак, один оттиск в ткани мироздания…

Лэйд не знал, как выглядят следы этого чертового ритуала, тем более, спустя годы, но полагал, что непременно узнает их, как только увидит.

Может, пентакль, нарисованный на обратной поверхности стола?

Ржавая булавка с мертвой мухой, торчащая в неприметном месте из оконной рамы?

Глиняная фигурка размером с палец, ловкой спрятанная в одном из бесчисленных выдвижных ящиков?

Лэйд опрокинул ближайший стоящий к нему стол сильным ударом ноги и, заворчав, вырвал из него дверцы вместе с тонкими бронзовыми креплениями, высвободив из него недр россыпь беспокойно шелестящих листов.

Пусто.

– Что-нибудь еще? – поинтересовался Лэйд сквозь зубы, разглядывая поверженного противника, – Пожары? Несчастные случаи?

Лейтон покачал головой.

– Никаких пожаров. Что до несчастных случаев, самая распространенная травма здесь – это прищемленные ногти и порезы от бумаги. Разумеется, если не принимать в расчет те четыре, что произошли на прошлой неделе.

Лэйду захотелось щелкнуть пальцами, но ничего такого он делать не стал. Этот жест выглядит красиво лишь на сцене, когда пальцами щелкает записной сыщик из Скотленд-Ярда за минуту до того, как надеть на негодяя наручники. В его собственном исполнении это выглядело бы глупо.

– Те четверо! – он ощутил огонь в венах, известный всем охотничьим псам, – Девушка, которая едва не обезглавила себя оконным стеклом, мисс Киннэрд, секретарша, еще водитель локомобиля, потом еще тот тип с печатной машинкой и…

– И пьянчужка, хлебнувший кислоты. Да, все эти четыре случая произошли один за другим на прошлой неделе. Вскоре после того, как нам стало известно о кончине мистера Олдриджа. Поэтому, конечно, впечатление они оказали крайне удручающее, я даже…

– Кто-нибудь из них погиб?

Судя по тому, как дернулась рука Лейтона, начальник кадровой службы едва не осенил себя крестным знамением.

– Бог с вами! Все четверо все живы. По крайней мере, были живы к тому моменту, как начался наш несчастный ужин.

Не след, подумал Лэйд, пытаясь унять раздражение. Это лишь сквозняк, дразнящий мое слабое угасающее обоняние. Четыре несчастных случая подряд – это, конечно, нечто такое, что великий француз, мсье Бертран[14], назвал бы «absurdité absolue»[15], и был бы всецело прав. Однако…

Как сказал другой великий авторитет, знаток всех известных наук, чья книга всегда лежала на письменном столе в кабинете Лэйда, если вы открыли одну за другой несколько банок сардин и все они оказались несвежими, бессмысленно подозревать всех сардин Атлантического моря в сговоре, куда полезнее нанести визит вашему поставщику консервов.

Думай, Лэйд. Думай. Заставь свой старый котелок варить. Минутой раньше ты ощутил пробуждение охотничьего инстинкта, но даже не знаешь, чем это вызвано. Как знать, может ты только что прошел мимо знака? Того самого, который с упорством, достойным лучшего применения, ищешь внутри столов и арифмометров?..

Лэйд одним резким ударом кулака снес со стены изящный газовый рожок. Хрустнуло стекло, по лишенной обоев стене вниз побежали тонкие осколки, изящная ажурная филигрань из начищенной меди превратилась в бесформенное месиво. Неплохой удар. Совершенно бессмысленный с точки зрения поиска тайных знаков, но давший какой-никакой выход его раздражению.

– Эти люди, – пробормотал он, сметая с рукава стеклянные осколки, – Те четверо, что пострадали на прошлой неделе. Вы хорошо знали их?

Лейтон поджал губы, отчего по его припудренному лицу прошла тень мимолетной улыбки.

– Безусловно. Я знаю всех своих работников без исключения. Возможно, зачастую даже лучше, чем их знают собственные матери. Это и есть моя работа и, смею заверить, мистер Крамби не зря платит мне жалованье. Мистер Фринч, мисс Киннэрд, мистер Макгоэн, мистер Роуз. Вы же их имели в виду?

– Да. Что вы можете о них сказать?

Лейтон пожал плечами.

– Ровным счетом ничего, сэр. По крайней мере, никто из них особо не привлекал мое внимание до того, как… как с ними случились эти несчастья.

– Они работали вместе? Может, в одном отделе, одном кабинете или…

– Секретарь директора, водитель локомобиля, мастер по ремонту и старший делопроизводитель? – Лейтон фыркнул, не сдержавшись, – Они работали на разных этажах и сомневаюсь, чтобы их пути пересекались за рабочий день хотя бы единожды.

– Они были знакомы друг с другом? Водили дружбу, быть может?

Лейтон покачал головой.

– Едва ли. Разный возраст, разные профессии, разные устремления. По крайней мере, я не замечал, чтобы между ними имелась связь. По крайней мере, не припомню, чтобы мне приходилось видеть кого-нибудь из них вместе во время работы.

Лэйд ударил кулаком по застекленной раме с каким-то неказистым натюрмортом из фруктовых груд, колбасных ломтей и сдобных булок. Может, Франсиско Гойя? Сэнди сказала бы наверняка. Неважно. Сливы на холсте пожухли так, что не сбыть и за два пенса, а хлеб явно заветрился и, к тому же, неважно пропечен. Человек, не замечающий этого, не заслуживает быть ни бакалейщиком, ни художником. В любом случае, картина скверная и наверняка не подлинник.

– Хорошо… – пробормотал он, – Значит, не связаны. Значит, что-то другое… Кто-то из них проявлял подозрительные признаки во время работы? Использовал какие-то амулеты, обереги, религиозную утварь или…

– Исключено, – Лейтон по-учительски строго покачал головой, – За любой такой поступок им пришлось бы оставить службу без выходного пособия. Мы здесь не терпим ни суеверий, ни оккультизма, ни прочих фокусов, мистер Крамби дал на этот счет самые ясные указания.

– И родственниками они друг другу тоже не приходились?

– Разумеется, нет. Мы избегаем принимать на службу родственников. Это скверно воздействует на рабочие отношения в коллективе.

Пусто. Лэйд поймал себя на том, что сокрушая очередной предмет обстановки, больше выплескивает ярость, чем руководствуется поиском сокрытых знаков. Может, это не было достойно видного демонолога, но это приносило облегчение.

Почему он решил, что между первыми жертвами должна быть связь? Почему он вообще вознамерился считать их жертвами? Если бы ярость демона в самом деле была направлена против них, ему достаточно было подождать неделю, чтоб утянуть их вместе с прочими двумя сотнями душ в свое царство и тут уже поквитаться с ними за все обиды.

Эти четверо в самом деле были сектантами, членами какой-то тайной ложи? Водитель, секретарша, делопроизводитель и мастер? Нелепо. С тем же успехом можно проверять связь «Биржевой компании Крамби» с торговлей специями, что велась тут сто лет назад, или искать канувшие втуне запонки мистера Олдриджа.

– Вы сказали… – сокрушив два стула подряд, Лэйд вынужден был взять небольшую передышку, чтобы восстановить дыхание, – Вы, кажется, назвали одного из них пьянчужкой.

Лейтон скорбно опустил глаза, как полагается хорошо воспитанному джентльмену.

– Совершенно верно. Мистера Роуза, делопроизводителя. Боюсь, он в самом деле иногда был непрочь запрокинуть за воротник и предавался этому хобби чаще, чем это считается терпимым. Он никогда не делал этого на работе, иначе, конечно, я мгновенно избавился бы от него. Достаточно и того, что, мучимый винными чарами, он частенько совершал ошибки в ведении дел и на одном только этом израсходовал уйму казенной бумаги… Между прочим, я думаю, именно поэтому он и приложился к бутылке с кислотой, найденной им в Конторе – принял ее за алкоголь.

– А другие? Они тоже чем-то злоупотребляли? Алкоголь или, может…

– Нет. Исключено. Мисс Киннэрд и мистер Макгоун и капли в рот не брали, а мистер Фринч, водитель, к тому же состоял в обществе трезвости. Что, впрочем, не мешало ему почем зря гонять служебный локомобиль в личных целях и спускать половину выделяемых на него средств.

– Что на счет мисс Киннэрд? – наугад спросил Лэйд, – Я слышал, она… Скажем так, уделяла своей красоте немного больше времени, чем служебным обязанностям. У нее в самом деле была такая проблема?

Лейтон метнул в его сторону неприязненный взгляд, даже не пытавшись сокрыть его напускным изумлением.

– Мисс Киннэрд была персональным секретарем мистера Крамби, он самолично ее нанял и, видимо, находил ее рабочие качества вполне удовлетворительными. Не уверен, что имею право обсуждать его мнение по этой части.

– А этот, четвертый… – Лэйд вяло махнул рукой, – Макгоэн, мастер. Тоже имел привычку прихорашиваться весь день напролет?

– Нет, – сдержанно ответил Лейтон, не подав виду, что понял шутку, – Но, справедливости ради, лучше бы он посвящал больше времени этому, чем своей непосредственной работе. Если я и держал мистера Макгоэна на службе, то только из уважения к его почтенному возрасту. Он, видите ли, неважно разбирался в современной технике и уничтожил за время своей службы два насоса, четыре пишущих машинки и уйму прочего оборудования. Я бы с удовольствием спровадил его на пенсию!

Такото кау[16], Чабб. Твое чутье, точно сонная муха, в силах лишь бесцельно кружить по комнате, повинуясь невесть каким ароматам, но оно не способно вывести тебя на след. Ты запутался и смущен. Твои органы чувств работают с перебоями, затмевая друг друга.

Ты провел много часов в поисках силы, у которой оказался в заложниках, но не смог не только вступить в переговоры с ней, как намеревался, но оказался бессилен даже записаться к ней на прием.

Это значит, когда она проявит себя в следующий раз, заставив заплатить новыми жизнями, ты не сможешь сказать «Что ж, джентльмены, я сделал все, что смог» и удалиться с чистой совестью, захватив с собой зонтик и котелок…

– Еще вопросы, мистер Лайвстоун?

В голосе Лейтона даже самое чуткое ухо не уловило бы насмешливых интонаций. Возможно, он в самом деле хотел помочь, а вовсе не наслаждался его беспомощностью, но Лэйду вдруг отчаянно захотелось сграбастать его за мосластую шею, притянуть к себе и отвесить пару жестких оплеух, таких же, какими он прежде награждал ни в чем не повинные предметы интерьера. Совершенно бессмысленное действие, но, может, оно позволит ему хотя бы выпустить пар…

– Да, – тяжело произнес он, поворачиваясь к Лейтону всем корпусом, – Один вопрос, мистер Лейтон.

– Да?

– Что вы здесь делаете?

– Простите?

– Что вы здесь делаете? – отчетливо и громко повторил Лэйд, делая шаг по направлению к нему, – Ищете компанию? Пытаетесь утолить свое извечное любопытство, наблюдая за ходом расследования? А может, желаете выяснить, как близко мне удалось подобраться к правде?

***

Лейтон вздрогнул. Высокий, по меньшей мере шесть футов шесть дюймов[17], он совершенно не походил на ту породу людей, которая обитала в Миддлдэке и, надо думать, оказавшись на Хейвуд-стрит, выглядел бы как башня королевы Виктории[18] в окружении бамбуковых полинезийских хижин. Но сейчас вдруг он заколыхался, точно тростинка на ветру, и сделалось видно, что настоящей крепости в нем нет. А есть страх – старательно скрываемый, но находящий тысячи крохотных пор и отверстий в его бледном от напряжения лице, истекающий оттуда вместе с бесцветным потом.

– Какой вы… мнительный, – пробормотал он, силясь улыбнуться, – Знаете, многие утверждают, что со мной непросто работать. Да вы и сами были тому свидетелем. И знаете, что? Да, я могу быть неприятным человеком. Тысячу раз сам готов признать это. Но только лишь потому, что к этому вынуждает мой род занятий. Могу быть въедливым, подозрительным, неприятно саркастичным и неудобно прямым. В конце концов, именно за это мне и платят жалование. Но здесь вы перегнули палку. Если я и позволил себе навестить вас во время работы, то только лишь потому, чтобы доставить вам небольшое удовольствие.

– Удовольствие? Мне? О чем вы?

– Вы так долго работаете без перерыва и, должно быть, совсем измождены. Кроме того, уверен, вас снедает отчаянный голод. Нельзя так отчаянно нагружать себя на пустой желудок, организму нужны силы для работы. Так что я по праву интенданта взял на себя смелость в меру сил организовать для вас некоторое снабждение…

В длинных руках Лейтона, которые он держал за спиной, оказался пакет, от одного хруста которого сердце Лэйда, кажется, сделало пару-другую лишних ударов. Его взгляд, кажется, проник сквозь плотную вощеную бумагу, мгновенно установив содержимое – по едва угадываемым формам, по звукам, доносящимся из него, а может, и по запаху тоже, тонкому, едва угадываемому, но…

– Извините, что не могу предложить вам ничего из деликатесов, – Лейтон смущенно улыбнулся, разворачивая пакет, – Как вы знаете, у нас некоторые трудности со снабжением. Так что, говорится, Quod dii dant fero[19]! Надеюсь, эта малость немного скрасит вашу работу.

Бумажный сверток не таил в себе ничего необычного, напротив, каждый из помещающихся в нем предметом был весьма банален по своей природе. Более того, привычен и знаком Лэйду до мелочей. И все же он не мог оторвать глаз от этого процесса, ощущая себя зрителем, завороженно наблюдающим за тем, как фокусник достает из цилиндра все новые и новые удивительные вещи – разноцветные ленты, букеты цветов, живых кроликов…

Не откупоренная бутылка вина с замусоленной, но еще целой этикеткой. Хрустящий румяный бисквит, немного лежалый, но вполне аппетитный, покрытый поджаристой корочкой с одной стороны. Плоская металлическая банка, напоминающая хитро устроенную мину и немного блестящая от масла – консервированные маслины. Последним Лейтон, торжествуя, достал яблоко – большое румяное сочное яблоко и, смахнув с него пыль рукавом пиджака, водрузил поверх прочего.

Не очень обильная трапеза. Лэйд обыкновенно прихватывал с собой больше, отправлясь на обычную прогулку, но сейчас…

Он ощутил, как желудок, пробудившись ото сна, ерзает на своем месте, посылая своему хозяину скрипучие, исполненные затаенного недовольства, звуки. Он слишком хорошо знал эти сигналы, как знал и их природу.

Когда он ел в последний раз? На торжественном ужине, устроенном Крамби, много часов тому назад. Часов – или дней? Лэйд ощутил в ногах предательский гул. Он обошел чертово здание полдюжины раз, пересчитав бесчисленное множество ступенек, он разгромил целую прорву кабинетов и даже в те минуты, когда позволял своему телу отдохнуть, изнурял себя тяжелыми мыслями, а мыслительная деятельность, как говорят врачи, тоже потребляет до черта калорий…

– Очень… любезно с вашей стороны, мистер Лейтон, – пробормотал Лэйд, с неудовольствием ощущая, как его взгляд влюбленной мухой ползает по банке с маслинами, будучи не в силах от нее оторваться, – Я… Кхм. Очень вам признателен.

Он всегда испытывал слабость к маслинам. К греческим маслинам сорта «Каламата», которые еще называют мессинскими, темно-пурпурным, похожим на миниатюрные почки. К французским «Пикколино», зеленым и упругим, таким пикантным, что язык невольно съеживается во рту. К испанским «Арбосана», суховатым и не очень изящным на вкус, но дающим лучшее на свете оливковое масло. К гроссанским, оливьерским, солоникийским, босанским… Сколько тысяч банок маслин побывало за все годы в его руках? Должно быть, тысячи. Лэйду показалось, что его руки наливаются тяжестью, словно вынужденные удерживать на весу совокупный вес всех этих банок.

– Мистеру Крамби повезло с интендантом, – пробормотал он, – Уверен, вы с вашей щепетильностью уже дотошно запротоколировали все наши запасы съестного и выделили каждому его порцию до последней крошки. Значит, это моя доля?

Лейтон поскреб ногтем крышку консервной банки, стирая пятнышко ржавчины.

– Скажем так, это приятное дополнение к ней. Как говорят французы, la prime[20]. Берите, мистер Лайвстоун, берите. И уберите сразу в карман, прошу вас. Ни к чему возбуждать зависть у посторонних, верно?

– Зависть? – Лэйд уставился на снедь ничего не понимающим взглядом, – О чем это вы? Этой банке маслин у вас в руках красная цена три пенса. Я знаю это, потому что сам продаю за четыре. Но…

Лейтон улыбнулся. Немного нервно, как показалось Лэйду.

– Цену определяет не продавец, но покупатель. Это первое, чему учишься, оказавшись на бирже. Сегодня эта банка может стоить четыре пенса, а завтра – столько, что вы сможете обменять ее на уютный домик в лучшей части Редруфа, к тому же с милым палисадничком и каретой. Да берите же, берите! Не стойте столбом!

Он явно нервничал, хоть и пытался это скрыть. Точно в его руках была не невинная снедь, а по меньшей мере пара свежевыловленных сельдей, за которые Канцелярия могла влепить пять лет каторжных работ.

Лэйд механически взял протянутую ему банку. Она была холодной и влажной, точно ее лишь недавно достали из погреба. Но погреба у этого здания более не имелось. Влага с нее была холодным потом с рук мистера Лейтона.

Следом Лейтон торопливо сунул ему в руки бутылку вина, которую Лэйд принялся растерянно вертеть в руках, точно это был трехдюймовый стеклянный снаряд для неведомого ему орудия. Пить хотелось необычайно, но он отчего-то колебался, не пытаясь откупорить ее.

– Мисс ван Хольц не так давно жаловалась, что в ее лазарете не хватает вина. Я думаю, вы могли бы отправить ей дюжину таких бутылок, а?

Лейтон кисло улыбнулся.

– Хотел бы я, чтоб она угощала своих подопечных так же щедро, как угощает саму себя опийной настойкой…

Лэйд молча поставил бутылку с вином на стол, рядом с консервированными маслинами. Ему вдруг безотчетно захотелось вытереть руки, будто те коснулись чего-то грязного. А заодно протереть принесенную Лейтоном провизию тряпицей, смоченной в растворе карболовой кислоты.

– У нас есть проблемы с провиантом, о которых мне неизвестно?

Лейтон поморщился, на миг напомнив Лэйду сушеный египетский финик.

– Я бы не стал называть это проблемами, но… Пожалуй, в скором времени нам придется пересмотреть нормы довольствия. Что поделать, у нас тут полторы сотни голодных ртов, мы не можем обеспечить им полноценный стол, как в каком-нибудь пансионе, верно? У нас тут в некотором роде скованное положение, практически осада, так что…

– Пересмотреть нормы довольствия? – переспросил Лэйд, – Почему я впервые об этом слышу?

Лейтон сдавленно усмехнулся.

– Полагаю, слышали бы больше, если бы не крушили обстановку подобно дикому гунну, а слушали бы распоряжения мистера Крамби.

– Это его приказ? Сократить рационы?

– Именно так, – Лейтон с достоинством кивнул, – Мистер Крамби сообщил мне его лично. Думаю, он не хочет паники среди… персонала. Согласитесь, в нашем положении паника может быть губительнее, чем пожар. Если люди узнают, что их порции урезали уже в первый день…

– Как мило, – усмехнулся Лэйд, – Наш славный замок не выдержал еще и суток осады, а у нас уже есть тайные распоряжения! Что дальше? Тайная полиция?

– Полиция у нас уже есть, – пробормотал Лейтон, косясь в сторону двери, – Молодцы Коу с их дурацкими револьверами. Признаться по правде, мне делается не по себе каждый раз, когда я прохожу мимо, благодарение Богу, они не вздумали позабавиться со своими новыми игрушками, устроив где-нибудь тренировочную пальбу!

– Что-о-о? – выдохнул Лэйд, мгновенно забыв про еду, – У них револьверы?

– По меньшей мере дюжина, и самого внушительного вида.

– Я думал, мистер Олдридж запретил держать в здании огнестрельное оружие! Откуда у них взялись револьверы? Принесла зубная фея в обмен на скопившийся у Коу запас зубов?