Текст книги "Бумажный Тигр 3 (СИ)"

Автор книги: Константин Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 48 страниц)

Все эти органы не думали покидать своего хозяина. Поддерживаемые тончайшей серебряной паутиной, они вращались вокруг него, образуя причудливые созвездия и туманности. Кишечник, разделенный невидимым хирургов на множество серых обрезков, образовал вихревую туманность у самого пола. Позвонки, выбирающиеся со своих мест из спины аккуратными и белыми, точно макеты зубов в кабинете дантиста, сплелись в какое-то подобие венка. Длинные серые жилы, извлеченные из ног, опутались вокруг выпотрошенного торса и попросту колыхались, словно водоросли.

Лэйд видел много смертей в Новом Бангоре. Были среди них смерти крайне паскудного свойства из числа тех, что он не пожелал бы себе. Были жестокие, при виде которых морщились даже хладнокровные канцелярские крысы, сами бывшие плотоядными хищниками самого дурного сорта. Были… всякие, подумал Лэйд. Но то, что происходило перед его глазами, нельзя было назвать даже мучительной смертью.

Потому что это было скорее мучительное преобразование или мучительное переосмысление существования.

***

Назад, подумал Лэйд. Повернуться и броситься прочь отсюда так быстро, чтоб не успеть услышать даже крика мисс ван Хольц. Может, она успеет проклясть его за трусость, прежде чем серебряные струны примутся терзать ее собственную плоть. А может, даже не заметит его отсутствия.

Назад. Прочь.

Но Лэйд не сдвинулся с места. Мышцы отказались повиноваться. Но это был не гибельный паралич, как показалось ему в один краткий, но мучительный миг, а спасительный. Существо реагировало на движения и звуки. Как знать, если он опрометью броситься прочь, не бросится ли оно следом, заключая его в свою смертоносную паутину? Не примется ли жонглировать его собственными органами, умело и ловко извлеченными наружу?..

Он стал медленно пятиться прочь, не отводя глаз от страшного представления, творящегося в пустом зале архива.

Представление развивалось своим чередом и не обещало быть долгим.

Синклер сперва метался, судорожно пытаясь хватать части своего рассыпающегося тела. Объятый ужасом, он не видел той страшной картины, что открывалась Лэйду. Не понимал, что с ним происходит. А может, и понимал, просто был бессилен удержаться от этих нелепых попыток.

Зубы выскакивали из его рта проворными юркими рыбешками. Рыча от ужаса, он попытался плотно сомкнуть челюсти, чтобы удержать их, но тем лишь причинил себе дополнительные страдания – последние его резцы выбрались через нос, разорвав ему ноздри. И при этом не было крови. Кровеносные сосуды беззвучно выплетались из кожи, образуя подобие пряжи, однако ни один из них не исторгнул из себя ни капли. Ничто не мешало Лэйду видеть того, как человеческое тело, превратившееся в конструкторский набор, претерпевает свою мучительную и страшную трансформацию. Каждая деталь была видна отчетливо и точно, как в анатомическом атласе, каждая спешила покончить со своей прежней жизнью, отчаянно ища новые формы и смысл существования.

– Аргахарро-ооо-рр, – рычал и выл он, судорожно изгибаясь и трясясь, с каждой секундой уменьшаясь в объеме, превращаясь в облако кружащей разъединенной плоти, – Ааа-а-аррргх!..

Язык тучным сизым слизнем выбрался сквозь прореху в его щеке и куда-то медленно пополз, сопровождаемый распухшими багровыми миндалинами, которые он тащил за собой, точно мощный буксир пару неуклюжих речных барж. Секундой спустя его кадык, раскрывшись пополам, исторгло из себя хрустящую водопроводную трубу гортани, обмотанную пучком голосовых связок. И только тогда страшный крик, мучивший Лэйда, невыносимый крик перерождающегося и медленно разбираемого на части существа, наконец прервался. Не потому, что боль, терзавшая его, прекратилась. А потому, что ему нечем было кричать.

И только когда крик этот наконец смолк, оставив одну только пронизанную негромким деловитым треском нитей тишину, Лэйд разобрал звук, который должен был расслышать еще до того, но который все это время звучал где-то на периферии.

Ритмичное громыхание чего-то тяжелого. И, кажется, делающееся все более громким с каждой секундой. Направление он угадал почти мгновенно – со стороны лестницы. А значит…

Даже страх, сковавший его по всему телу свинцовыми кандалами, не помешал Лэйду мысленно чертыхнуться.

Лестница. Подобные звуки могут издавать только хорошие крепкие ботинки, спешно спускающиеся вниз по ступеням. Много хороших крепких ботинок – по меньшей мере, дюжина. Видно, самые отчаянные клерки из числа биржевого воинства Крамби все-таки набрались духа спуститься вниз, на помощь. И сейчас спешно движутся к лазарету, не предполагая, с чем им доведется здесь столкнуться.

***

Надо предупредить их, понял Лэйд. Нельзя поднимать шума. Нельзя резко двигаться. Нельзя привлекать к себе внимание. Если кто-нибудь из них громко хлопнет дверью или, того хуже, испуганно закричит, не совладав с собой… храни нас всех Бог!

Серебряные нити продолжали свою работу, распарывая и сшивая свою жертву. Кажется, они действовали совершенно случайно, даже хаотично, не имея перед собой ни определенной картины, ни даже четкой цели. Просто вдумчиво перекраивали оказавшийся в их распоряжении материал. Но Лэйд не сомневался, что они охотно оторвутся от своего занятия, если обнаружат новое поле для работы.

– Мисс ван Хольц… – осторожно позвал Лэйд, использовав шепот едва ли более громкий, чем дыхание, – Мне кажется, у нас есть минута или две, пока оно… занято. Двигайтесь ко мне и мы вместе…

Кажется, она с трудом сознавала происходящее. Веки дрожали, взгляд, расфокусированный и полупрозрачный, плавал по залу, точно древесный листок по поверхности озера.

Шаги со стороны лестницы быстро приближались. Быстрые, грохочущие, тяжелые – они точно отсчитывали оставшиеся в их распоряжении секунды.

Подбадриваемые друг другом, возбужденные собственной храбростью, вооруженные Коу, эти люди, верно, сумели убедить себя в том, что представляют собой грозную силу. И потеряли последние остатки осторожности. Лэйду показалось, что он слышит голос Коу за гомоном прочих, голос холодный и спокойный, по-военному четко раздающий указания. Дверной проем, которой он сам миновал несколькими минутами ранее, осветился пляшущими на стенах пятнами гальванического света. Фонари.

– Мисс ван Хольц! – отчаянно позвал Лэйд, – Будьте благоразумны, нам надо…

Дверь распахнулась с грохотом, будто ее вышибли тараном. И сразу сделалось ясно, что людей в коридоре даже больше, чем ему представлялось. Не полдюжины, а по меньшей мере десять. Ослепленный светом их фонарей, он не видел лиц, зато увидел то, что мгновенно заставило его покрыться слизкой испариной.

Холодный блеск стали в их руках. Они были вооружены.

– Вон она! – крикнул кто-то взволнованно, – Я ее вижу! Кажется, цела!

Они еще не видели. Не сориентировались, не разобрались, не поняли, что вторглись на сцену во время выступления. Как и того, что с этого момента сделались его частью.

Серебряные струны, обеспокоенные громким звуком и светом, издали зловещий гул. И существо, дергающееся в их сплетении, на миг обрело возможность шевелиться.

– Туда! Смотрите туда! Это…

– Чертово дерьмо!

Существо, сотканное невесомым серебром из тела Синклера, за считанные минуты своего существования, прошло столь далекий путь в своей трансформации, что уже не могло считаться даже дальним его родичем. Скорее, оно походило на… Лэйду не хотелось даже думать на этот счет. На эмбрион дельфина исполинских размеров, быть может. Раздувшееся, состоящее из бугров хаотично разросшейся плоти, усеянных костяными осколками, оно взирало на мир беспомощно хлопающими человеческими глазами, но все прочее… все прочее человеческим уже не было.

Пальцы превратились в торчащие из спины не то гребни, не то плавники. Судя по их колыханию, они утратили свою двигательную функцию, сделавшись бесполезными отростками, которыми хозяин уже не мог управлять. Жгуты из переплетенных жил и кишок вяло ворочались, но движения их не выглядели осмысленными. Плоть спеклась с костями, внутренности – с волосами и соединительной тканью. На боках чудовища беспомощно дергались жабры, образованные, кажется, из человеческих век. Несмотря на то, что раздувшееся монстрообразное тело было водружено по меньшей мере на десяток конечностей, некоторые из которых представляли собой собранные из человеческих костей многосуставчатые щупальца, рыбьи хвосты из хрящей и какие-то бессмысленные не то лапки, не то хвосты, Лэйд сомневался, что эта тварь сможет хотя бы ковылять без посторонней помощи. Даже сейчас она была подвешена в коконе из переплетающихся серебряных нитей, перекроивших ее вдоль и поперек, давших ей новую страшную жизнь и ставших частью этой самой жизни.

Существо распахнуло пасть, страшный треугольный провал, внутри которого Лэйд с отвращением разглядел ряды зубов из человеческих ребер и пузырящийся, сотканный из легких, язык.

– Помо… – выдохнуло существо, задыхаясь и источая складками своей туши не то сукровицу, не то желчь, – Помо…

Лэйд слишком поздно сообразил, что сейчас произойдет. А может, мысль, мучительно долго добиралась к его собственному языку, потратив на это на полсекунды больше положенного.

– Не стрелять! – отчаянно крикнул он, – Не…

***

Стрельба из огнестрельного оружия в тесном пространстве – чертовски неприятная штука. Даже если это аккуратная автоматическая машинка вроде той, что была у Коу. Но если это полдюжины револьверов армейского образца…

Лэйд взвыл, пытаясь одновременно прикрыть глаза и уши, но поздно. Перед глазами лопнули оранжевые, синие и золотые круги, а в уши точно забили единым махом по железнодорожному костылю. Он свалился на пол, ослепший и оглушенный, ощущая из всех запахов мира одну только отчаянную кислую горечь порохового дыма.

Идиоты. Вы не должны были стрелять. Вы…

Может, у них было оружие, но не было ни выучки, чтоб грамотно его использовать, ни опыта. Кажется, не было ничего, кроме слепого страха. Пальба, которую они учинили, ничем не походила на выверенные слаженные залпы полицейских отрядом, это был хаотичный оглушительный грохот вроде того, что бывает, когда мальчишки озорства ради швырнут с крыши в водосточную трубу горсть булыжников.

При первых же выстрелах Лэйд ничком бросился вниз и, кажется, верно поступил. Сквозь треск проломленных деревянных панелей и негромкий звон разбитого стекла он явственно расслышал зловещий визг рикошетов и хруст легкой конторской мебели.

– Не стрелять! – резкий голос Коу он разобрал несмотря на то, что в каждом его ухе было по три фунта мокрой ваты, набитой вперемешку с дребезжащими медными колокольчиками, – Не стрелять, мать вашу! Довольно!

Пальба стихла. Не сразу, как положено по команде, а неуверенно, даже робко. Быть может, у этих кретинов попросту закончились патроны. А может… Лэйд ощутил ледяную прореху где-то в груди.

Может, они наконец увидели эффект их трудов.

Град пуль, выпущенных с ближней дистанции, не оставлял плоти ни малейшего шанса, в какую бы форму она ни была заключена. Серебряные нити, несомненно, были наделены великим талантом хирурга или даже зодчего, но при всем своем могуществе едва ли могли служить защитой от стали и свинца. А стали и свинца на их творение обрушилось за считанные секунды чертовски много.

Существо, созданное из богатейшей палитры человеческих тканей Синклера, умирало. Его грудь была разворочена выстрелами, конечности обвисли, оскаленная пасть источала потоки мутной слюны. Безвольно повисшая голова зияла дырами, внутри которых Лэйд с содроганием разглядел не порванные мозговые оболочки, а какое-то жуткое месиво из тонких ворочающихся хрящей.

Серебряные нити неуверенно дернулись и застыли, продолжая удерживать в воздухе свое мертвое дитя. Впервые за все время сделались недвижимыми. И Лэйд понял, что это значит.

– Прочь! – рявкнул он, – Все! Назад!

Существо, агонизирующее в серебристом коконе, лопнуло с негромким бульканьем. Словно кто-то в сердцах швырнул оземь бумажный пакет, набитый купленными на рынке моллюсками. Не поддерживаемые больше в едином целом, его не единожды разрезанные и сшитые ткани обратились каскадами полужидкой плоти, в которых уже нельзя было разобрать ни частей, ни составляющих, ни прочих деталей.

Серебряные нити, оказывается, умели двигаться чудовищно быстро. Бросив умирающее и разваливающееся тело, больше не представлявшее для них интереса, они расцвели навстречу стрелявшим огромным, сотканным из серебра цветком, состоящим из такого количества тончайших струн, что, казалось, даже смрадный застоявшийся воздух архивного зала запел на тысячи голосов.

Коу стоял ближе всех. Может, чувствовал себя предводителем этого жалкого воинства, облаченного в твид и серую фланель? Хотел воодушевить своих людей личным примером? Или в самом деле полагал, что его противник испустит дух, получив несколько дюжин раскаленных свинцовых пуль из автоматического пистолета?

Лэйду на миг стало его жаль.

Пистолет Коу молчал, и молчал как-то неловко, неестественно, точно актер, позабывший слова. Едва ли в нем кончился боезапас, скорее, палец хозяина вдруг обмер по какой-то причине, не в силах более нажимать на спусковой крючок. И послушный механизм терпеливо ждал его прикосновения.

Лицо Коу казалось серым, а глаза на нем – неестественно белыми, будто мгновенно выцветшими. И в этих широко раскрытых глазах Лэйд отчетливо увидел ужас. Потому что глаза эти увидели то, что не полагалось видеть человеку.

– Коу! Назад!

Тончайшие серебряные усики, тянувшиеся к руке с пистолетом, беззвучно коснулись ее. Но не дрогнули, как это обычно бывает при соприкосновении. Напротив, точно растворились в воздухе. В воздухе или – Лэйд ощутил, как замерзает в груди дыхание – в плоти.

Две коротких секунды ничего не происходило. Коу сделал резкий вдох, только лишь сейчас научился дышать. Лицо из просто серого сделалось пепельным, губы задрожали.

К третьей секунде на его лице появилось выражение изумления.

– Вот черт, – пробормотал он, беспомощно дергая ртом, точно пытаясь улыбнуться, – Кажется, оно…

А потом его рука взорвалась.

Это походило на взрыв, словно он стиснул между пальцами динамитную шашку, но Лэйд знал, что это не было взрывом, скорее, взрывной, ускоренной в тысячи раз, трансформацией. Его кисть, сжимавшая пистолет, беззвучно лопнула, но не разлетелась кровавыми брызгами по залу, как если бы это был настоящий взрыв, а превратилась в ком сплющенный костей, мясных прожилок и деформированных стальных деталей, шипами торчащих во все стороны. Из этого бесформенного куска мяса отчетливо выступал оплавленный пистолетный ствол и куски рукояти.

Он не сломал ему руку, подумал Лэйд, сам не сразу сообразивший, что произошло. Он попросту сделал ее единым целым с револьвером. Перемешал и сплавил воедино.

Коу не закричал. Может, был слишком изумлен. Он беззвучно хватал губами воздух, уставившись на свою руку, ставшую единым целым с пистолетом. Если он и был чем-то занят в эту секунду, то лишь попыткой понять, что же с ним только что произошло.

Серебряные нити лениво шевельнулись вдоль его руки, мягко льня к рукаву. Лэйд не сомневался, что секундой спустя они сотворят подобную трансформацию и с его телом, но Коу повезло – кто-то из его подручных, вскрикнув, оттащил его, почти не сопротивляющегося, в сторону выхода. А дальше…

Лэйд видел, что было дальше.

***

Может, Коу и удалось уверить себя в том, будто он управляет этим сбродом, состоящим из вчерашних клерков и курьеров. Но в следующий же миг его отряд превратился в разрозненную ораву из панически бегущих людей, управлять которой было не проще, чем управлять роем фруктовых мух над блюдом с фруктами. Кто-то принялся палить, кто-то ничком бросился на пол, кто-то – должно быть, из числа наиболее здравомыслящих – бросился к двери.

Но мало кто из них успел. Поющие в воздухе струны, переплетающиеся в немыслимые узоры, обладали скоростью, многократно превышающей скорость человеческого тела. И движения их лишь на первый взгляд казались несогласованными, почти хаотическими. Очень быстро Лэйд убедился в том, что сила, управляющая ими, прекрасно сознавала происходящее.

Клерк, спасший жизнь Коу, не прожил достаточно долго для того, чтобы получить благодарность от «Биржевой компании Крамби». Оттащив своего шефа, он сам замешкался, сделавшись легкой мишенью и слишком поздно это заметив. Струны мягко обняли его со всех сторон, заключив в тонкий едва заметный кокон из переливающегося серебра. Негромкий шорох, дрожание нитей…

Он не успел закричать, успел лишь набрать в грудь воздух для крика. Серебряные струны тонко запели в воздухе, и вся плоть вместе с костюмом единой дымящейся грудой съехала с его костей, оставив в воздухе нелепо взмахнувший руками скелет. Кости его были отполированы до неестественной белизны и казались отлитыми из сахара первого сорта – такого белого, какой никогда не получается из тростника, произрастающего в Полинезии.

Серебряные струны запели. Они растягивались в воздухе, складываясь в чарующие узоры совершенно нечеловеческих и несимметричных форм, они искривлялись, образуя совершенно невозможные с точки зрения геометрии фигуры, они колебались и дрожали в потоках несуществующих ветров, дующих со всех направлений одновременно.

Человек, пытавшийся заслониться от клубка серебряных струн конторским стулом, заорал от изумления, когда неведомая сила мягко подняла его в воздух. Перепуганный до смерти, он даже отбросил свое никчемное оружие, будто это могло замедлить его вознесение, но едва ли выиграл на этом хотя бы долю секунды. В следующий миг его тело со страшной силой взмыло вверх и врезалось в потолок с силой пушечного ядра. Вниз, кружась, полетели угольные хлопья и обгоревшие клочья ткани. Лэйд рефлекторно бросил взгляд вверх, пытаясь понять, куда делось тело, однако обнаружил лишь влажный багрово-красный человекоподобный силуэт на перекрытии – точно кто-то, обладающий зачаточным художественным вкусом, попытался изобразить силуэт витрувианского человека[9], используя для этого малярную кисть и ведро свежего телячьего паштета.

Кто-то неподалеку истошно завизжал, когда кожа на его пальцах вдруг принялась загибаться цветочными лепестками, обнажая алое мясо. Кто-то вслепую стрелял, пока лениво шевельнувшиеся серебристые петли не разделили его, подобно спелому мандарину на дольки, мягко развалившиеся в стороны. Кто-то, подвывая от ужаса, пытался перезарядить оружие, пока серебряные нити, окружив его тело, отщипывали от него крошки и…

Лэйд бросился прочь, отшвыривая со своего пути мебель.

Единственный шанс спастись – добраться до двери во что бы то ни стало. Если проклятая тварь отвлечется на полминуты, кромсая прочих, у него, возможно, есть половина шанса или…

Лэйд резко остановился, ощутив тончайшее, как комариный свист, пение натянутой струны.

Четверть шанса?

Конторский стол, который стоял перед ним, вдруг едва заметно дернулся, сдавленный со всех сторон, и раскрошился, превратившись в груду источающих пар древесных опилок на полу. Лэйд шарахнулся в сторону и, кажется, вовремя. Потому что паркет в том месте, куда он едва было не поставил ногу, с хрустом лопнул. В нескольких дюймах от лица в воздухе развернулись серебряные усики, сплетающиеся в кокетливые петли. Усики, которые могли уничтожить человека одним лишь своим прикосновением, даже не подключая всей заложенной в них силы.

Лэйду показалось, что он ощущает, как они погружаются в его тело. Холодные, но не такие холодные, как медицинские инструменты на осмотре. Скорее, приятно прохладные. Они без сопротивления проникают под кожу и тянутся к костям, оплетают их, пускают новые побеги, прорастают в печень и сердце…

Ах, черт!

Где-то совсем близко, в считанных футах от него, раздалось мягкое пение серебра. Зарычав, Лэйд схватил первое, до чего смог дотянуться, небольшое конторское бюро, набитое стопками каких-то бумажных карточек, и швырнул его назад. Оно даже не успело коснуться пола. Разлетелось в мелкую щепу и конфетти прямо в воздухе. Серебряные струны сплелись в какой-то хитрый морской узел, колеблясь в трех футах над землей.

Лэйд знал, что ему не по силам тягаться с ними в скорости. Кроме того, он проиграл и битву за пространство. Бросившись при первой возможности прочь от смертоносного пения струн, он выбрал неверное направление, ведущее прочь от двери. Едва только тварь покончит с остальными незадачливыми охотниками, тонко кричащими и тщетно пытающимися спасти друг друга, она примется за него. Для этого ей не понадобятся хитрые маневры, достаточно будет прижать его к стене или зажать в угол. Старый Лайв Лайвстоун – это тебе не какая-нибудь проворная мышь, да и тигриной грацией в его возрасте уже не похвастать.

Чертовски неудачно вышло.

Кто-то визжал, пока его тело медленно избавлялось от костей, медленно вытягиваемых из тела. Кто-то катался по полу, заживо свежуемый. Кто-то…

Лэйд ощутил, как съеживается обугленным лепестком надежда.

В этот раз, пожалуй, не уйти. Сам залез в ловушку, вообразив себя спешащим на помощь джентльменом. Сам и превратится в лохмотья, развеянные по комнате.

Кто-то шел по комнате, разъединенный на две половины, зазор между которыми все увеличивался, неуверенно ступая и спотыкаясь с каждым шагом. Кто-то скулил, превратившись в куль из перевитой узлами кожи. Кто-то…

Прижавшись спиной к стене, Лэйд закрыл глаза.

Если этому суждено случиться, об одном прошу Тебя, дрянное ты древнее чудовище. Пусть это случится без лишней боли.

Кто-то выл, медленно вплавляясь в стену и тая. Кто-то лишь хрипло дышал, сложенный пополам, точно стол. Кто-то…

***

Что-то коснулось его бедра, едва не заставив его вскрикнуть. Однако касание это было не нежным касанием серебристых струн, а грубым, небрежным, кроме того, оно породило дребезжание на полу перед ним. Лэйд не собирался открывать глаза, но рефлекс был сильнее – те распахнулись сами собой.

Предметы, лежащие перед ним на полу, не представляли собой никакого интереса ни в качестве оружия, ни в каком прочем. Пресс-папье в виде бронзового оленя с одним отломившимся рогом, стоимостью пенсов восемь, не больше. Пузырек туши, застоявшейся от времени и почти высохшей. Ластик со следами чьих-то зубов. Плоское с одной стороны металлическое яйцо – обычная чернильница. Парочка неумело очиненных карандашей. Сломанная пополам аспидная доска[10] с остатком надписи «…но не в четверг, идиот!». Пухлый блокнот, исписанный по меньшей мере до половины всякой непонятной ему цифирью, с разливом Рейна на обложке. Дешевый бювар[11] в кожаной обложке. Нож для бумаг с коротким, похожим на штык, латунным лезвием. Горсть гнутых скрепок. Еще какая-то дрянь…

Канцелярские принадлежности. Одна из нитей попросту подрубила ножку ближайшего к нему стола, отчего этот конторский арсенал скатился ему на колени. Лэйд слабой рукой взял нож для бумаг. Нелепейшее орудие для защиты, но, может, он успеет вскрыть себе вены, прежде чем не началось самое скверное?..

А может, закидать чертову тварь скрепками? Напугать перепачканным тушью лицом? Или…

Мысль была крошечной, шуршащей, юркнувшей серым мышонком ему в ухо, однако, не успев даже додумать ее до конца, Лэйд ощутил себя так, точно по его сердцу, лежащему на наковальне, опустили сорокафунтовый кузнечный молот.

Нет, это глупо, но…

Рука, бросив бесполезный нож, схватила чернильницу. Не полная, судя по весу, но что-то еще плещется. Дрожащими пальцами он расправил этикетку на ее боку.

«Писчие чернила Гальерди высшего сорта. Две унции».

Товар дрянь. Кольридж успел и здесь. Пусть Гальерди и бахвалится первым сортом, всем известно, что в его товаре до черта танина, из-за которого в чернилах образуется осадок, а сами они с течением времени быстро густеют, превращая писчую работу в сущее мучение. В отличие от каких-нибудь хороших чернил, например, чернил Леонарди, в которых давно используется железный купорос и гуммиарабик. А еще…

Сердце сделало два быстрых затухающих удара.

Так глупо, что может и сработать.

Ломая ногти, Лэйд сорвал с чернильницы пробку и поднялся на ноги.

Даже за те несколько секунд, что он малодушно сидел с закрытыми глазами, зал переменился разительно. То, что завладело им, больше не было пучком серебристых нитей. Это был исполинский кокон высотой в восемь футов[12], разрастающийся с каждой секундой, скрежещущий точно камнедробилка, изрыгающий из себя все новые и новые нити. Теперь они уже не казались серебряными, не пели, распластываясь в окружающем пространстве смертоносной паутиной. Потускневшие, они стали казаться стальными, а воздух, разрезанный ими, гудел и стонал.

Все, что оказывалось в зоне их досягаемости, почти мгновенно уничтожалось. Конторские столы взлетали вверх, теряя крышки и пресс-папье, вздернутые, точно невесомые рыбешки, вытянутые мальчишкой из пруда. Замирали на миг в высшей точке своей траектории – и рассыпались в труху, оседая облаками древесной пыли. Бумаги метались в воздухе ранеными птицами, рассыпаясь на лету и обращаясь тонкими бумажными полосками. Со стен сыпались рассеченные картины и обломки деревянных панелей.

Если кто-то и уцелел в этой вакханалии, то только лишь те, у кого хватило ума укрыться у самых стен. В одном из них Лэйд к собственному удивлению узнал Коу. Тот уже не помышлял о бое. Судя по тому, с какой гримасой он стиснул собственную кисть, начальник отдела безопасности потерял не только самоуверенность и свою автоматическую игрушку, но и все пальцы в придачу. И может потерять куда больше в течение следующей же минуты, если ничего не предпринять.

Чернильница, зажатая в руке Лэйда, казалась не увесистой, как граната, а невесомой, точно куриное яйцо. Не грозное оружие, а жалкий эрзац. Но сейчас это не имело никакого значения. В мире, созданном Им на манер перевернутого театра, в мире, где законы бытия и логики нарушаются куда чаще, чем соблюдаются, многим вещам позволительно выглядеть совсем не так, как полагается. Уж к этому-то он давно привык.

Чернильница пролетела футов шесть, едва ли больше. Стальные струны, точно уловив в ней опасность, а может, подчиняясь какому-то своему нечеловеческому рефлексу, взметнулись ей навстречу, сплетаясь в подобие силков. Будь она пулей, летящей даже со сверхзвуковой скоростью, эти струны мгновенно превратили бы ее в россыпь безвредной свинцовой крошки. Но она не была оружием, она была лишь сосудом для него.

Негромко хрустнуло стекло, и чернила, уже не сдерживаемые оболочкой, выплеснулись наружу бесформенной, едва различимой кляксой. Угодив аккурат в центр ревущего и дребезжащего веретена.

Реакции не потребовалось долго ждать. Почти тотчас стальные нити затрепетали. И если сперва это была легкая дрожь, которую можно было не заметить в страшном гуле, поглотившем зал, то уже в считанные секунды она сделалась заметна и явственна. Это была не дрожь, это была страшная судорога, охватившая все существо, что-то сродни агонии. Нити вдруг взвились с такой силой, будто намеревались разрезать все сущее, растерзать ткань материи вместе с мирозданием. Хлестнуло так, что зашипели разрезанные насквозь стены, а вниз посыпались куски дранки и алебастра.

Это последние усилие было высвобождением не ярости, но боли. По крайней мере, Лэйд надеялся, что это существо способно ее испытывать, пусть и не в человеческом представлении. Все струны разом вдруг затрепетали, словно по ним пропустили гальванический разряд, напряглись, вытянулись, обратившись в провода, задрожали и…

Растаяли. На какой-то миг их цвет изменился с цвета обожженной стали на темно-кобальтовый оттенок, а потом с негромким хлопком все струны превратились в тончайшую угольную взвесь, парящую в разгромленном зале, посреди изувеченной мебели и растерзанных страшной силой тел.

Лэйд сделал несколько неуверенных шатающихся шагов на дрожащих, точно от долгого бега, ногах.

– Это всё? – Коу и сам с трудом поднялся на ноги, стараясь на отрываться спиной от стены.

– Нет, – ответил Лэйд, испытывая безмерную усталость. Как от того, что пришлось пережить, так и от того, что ему предстояло сказать, – Это не всё. И в скором времени, полагаю, станет еще хуже.

[1] Грэндли Гулдинг (1874-1944) – британский легкоатлет, серебряный призер летних Олимпийских игр 1896-го.

[2] Блуждающие огни – свечение неизвестной природы, фигурирующее в мифологии многих народов; передвигающиеся по ночам огни.

[3] Manaakitia ka whakaora! (маори) – «Спаси и сохрани!»

[4] Нанди-бэр (медведь Нанди) – криптид, легендарное существо из Африки, похожее на медведя и гиену.

[5] Минхочао (порт. minhoca – «червь») – криптид, гигантский хищный червь из Бразилии.

[6] Уильям Бенес (1795 – 1864) – британский скульптор.

[7] Струна (пила) Джильи – хирургический инструмент в виде проволочного полотна, изобретенный Леонардо Джильи в 1894-м году.

[8] Роберт Листон (1794 – 1847) – шотландский врач, анатом и хирург.

[9] Витрувианский человек – классический рисунок Леонардо да Винчи, иллюстрирующий связь пропорций человеческого тела с теорией пропорций древнеримского архитектора Витрувия.

[10] Аспидная доска – пластина из черного твердого сланца в рамке, по которой писали мелом или стилусом из алюминия.

[11] Бювар – настольная папка для документов и корреспонденции.

[12] Здесь: примерно 2,4 м.

Глава 17

Лэйд не знал, какой ценой Коу удалось собрать достаточно клерков, чтобы организовать помощь раненым и навести хоть какое-то подобие порядка в разгромленном архивном зале. Едва ли людей, видевших что-то подобное, можно испугать увольнением, пусть даже без выходного пособия и рекомендательного письма. Может, Крамби посулил им пай в капитале «Биржевой компании Крамби»? Такой же крошечный, как его собственный, выражающийся двумя нолями после запятой. Лэйд не знал и не хотел этого знать. Достаточно было и того, что помещение архивного зала удалось привести в подобие порядка, а тела и части тел унести.

Мисс ван Хольц к его удивлению не лишилась чувств и не повредилась рассудком. Но выглядела так, будто последние две недели сражалась с тифом – обескровленная, едва шевелящая губами, она еще не обрела дар речи и явно нуждалась в отдыхе. Что до прочих…

– Что это было?

– А?

– Что за магию вы использовали в этот раз?

Коу был бледен и говорил сквозь зубы, но эта бледность отчего-то не казалась признаком охватившей его слабости. Напротив, он казался раскаленным добела, точно изнутри его питал огонек ярости чудовищной температуры, готовый в любой миг расплавить оболочку.

Кто-то из клерков наложил на его руку повязку из какого-то тряпья, но от этого она стала выглядеть еще более жутко и зловеще – отчетливо было видно, что грязная ткань скрывает не культю или сломанные кости, а раздувшуюся опухоль размером с грейпфрут, из которой торчат стальные фрагменты пистолета. Лучше бы ему отсечь эту штуку, подумал Лэйд, но не решился произнести это вслух.