Текст книги "Бумажный Тигр 3 (СИ)"

Автор книги: Константин Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 48 страниц)

Лэйд рассеянно слушал, не пытаясь перебивать, лишь делая ободряющие жесты рукой. Дальше, мол.

– Так… Судья скончался в двадцать втором году, если не ошибаюсь, в последние годы он сильно болел почками. На смену ему пришел торговец книгами мистер Тринидад. Кажется, он использовал Контору и под магазин и под склад и под личные помещения. Не знаю, что за книгами он торговал, но продержался лишь три года, по двадцать шестой включительно. Судя по ордеру, выселен за долги, а весь его товар конфискован. Так-с… Следующие десять лет здание существовало в качестве пансионата миссис Люэрти. Не спрашивайте у меня, что это за дама, у меня нет ни малейшего представления. Сдавала меблированные комнаты постояльцам, предпочитая одиноких джентльменов и банковских служащих. Но в тридцать седьмом один из ее постояльцев погиб при недобрых обстоятельствах, а именно – изволил повеситься прямо в своем номере. Терпимо для обычной гостиницы, но совершенно неприемлемо для пансиона. В том же году мисс Люэрти продала дом на тридцать процентов дешевле его истинной стоимости и спешно отбыла обратно в Англию.

– С удовольствием последовал бы ее примеру, – пробормотал Лэйд, – Помнится, пинта старого доброго лондонского смога в свое время действовала на меня лучше, чем все патентованные таблетки от несварения.

Розенберг не мог понять сокрытой в этих словах горькой иронии, однако несколько секунд разглядывал Лэйда поверх очков, о чем-то размышляя.

– Так, дальше… За следующие двенадцать лет здесь переменили до черта вывесок. Ювелирная лавка, газовое оборудование, издание газеты «Королевский советник» – разорилась – букмекерская контора, ресторан, парикмахерская… Вам нужны фамилии и даты?

Лэйд поспешно помахал рукой.

– Не сейчас. Я ищу лишь общие… знаки. Знаете, всякого рода странные случаи, трагические происшествия, нелепые совпадения…

Розенберг хмыкнул.

– Как желаете. Следующие восемь лет – период вселенского благоденствия и затишья. В здании, выселив всех предшественников, обитают «Благочестивые Праведники». Ни одной смерти, ни одного вызова полиции, ни одной жалобы. Отрадная пора.

– Праведники… – пробормотал Лэйд, – Интересное название. Самые жуткие дела обычно совершаются за самыми благопристойными вывесками.

– Святая правда, – согласился Розенберг, – Мой дед в молодости служил фискальным агентом. В жизни не догадаетесь, что он обнаружил, проводя проверку в одной благотворительной организации, выдающей себя за сиротский приют.

– Орудия пыток? Останки замученных до смерти жертв?

– Хуже, – Розенберг многозначительно кивнул, понизив голос, – Куда хуже. По меньшей мере две дюжины неучтенных шляп без отметки[8].

– Жуткая история, – согласился Лэйд, – Так что там с этими «Праведниками»? Какое-то религиозное общество?

– Да, но вполне невинного толка. Кажется, конгрегационисты из числа последователей Броуна[9]. Небольшая секта, решившая организовать общину вдалеке от родной земли. Скорее всего, это были безобидные чудаки, собиравшиеся по воскресеньями, чтоб почитать Святое Писание да посудачить за трубочкой.

У Лэйда был свой взгляд на то, что считать невинным чудачеством.

За вывеской религиозного общества вполне могла скрываться кроссарианская ложа того или иного толка, некоторые ритуалы и традиции которой показались бы мистеру Розенбергу не просто противоестественными, но и отвратительными. И добро, если это было бы общество адептов Монзессера, распевающие хвалебные гимны в его честь и посвящающие друг друга в разные странно звучащие чины. А если последователи Мортлэйка, Князя Цепей? Или, того хуже, Карнифакса? Будь это так, случайный фискал, забравшийся бы в подвал этого уютного особняка, обнаружил бы тут совсем не неучтенные шляпы. О нет, не шляпы…

– Значит, «Праведники» задержались здесь только на восемь лет? И чем закончился период их правления? Пожар? Убийство? Может, за них взялась Канцелярия?

Удивление во взгляде Розенберга бессильны были скрыть даже очки в золотой оправе.

– Господи, нет! Отчего бы? Просто съехали, продав помещение. Может, отыскали себе более праведное местечко, подальше от Майринка, как знать? С пятьдесят восьмого по семьдесят пятый здесь располагался ресторан немецкой кухни с названием, которое, воле ваша, я выговорить не могу. Но уверен, что в эти годы все здесь пропахло тушеной капустой до такой степени, что ни один демон сюда бы и носу не показал. И только в семьдесят пятом, двадцать лет назад, начинается новейшая его история.

– Его приобрела «Биржевая компания Олдридж и Крамби»?

– С вашего позволения, тогда она звалась просто «Олдридж», – Розенберг легко объединил разрозненные листы со своего стола обратно в папку, – Мистер Крамби сделался его частью лишь тринадцатью годами спустя. Это здание обошлось в восемь тысяч фунтов. Как по мне, несуразно много, учитывая его состояние и возраст. С другой стороны, нельзя не отметить вполне удачное расположение.

– Здесь не происходило каких-то существенных перемен за это время? – уточнил Лэйд, – Перестройки, капитальные ремонты?

– Нет, насколько мне известно.

– Случались пожары?

Розенберг скрестил пальцы.

– Благодарение Господу, ни разу.

– Убийства? Странные смерти?

– Только тот досадный случай в пансионе миссис Люэрти шестьдесят лет назад.

– Несчастные случаи среди служащих?

– Вам лучше уточнить это у Лейтона, кадровые вопросы – это по его части.

Розенберг отложил папку. Взгляд его, несколько раз пройдясь по кабинету и дважды с неудовольствием кратко остановившись на Лэйде, как на части явно лишней и непривычной, зацепился за какую-то деталь в обстановке и впервые за все время немного потеплел.

Проследив его направление, Лэйд обнаружил на письменном столе Розенберга фотокарточку, которую тот разглядывал. Небольшая, в строгой рамке, она напоминала собой те фотокарточки, что часто встречались ему в кабинетах начальников среднего звена и старших клерков и которые были позволены сотрудникам для украшения рабочего стола.

Интересно, что разглядывает Розенберг с такой теплотой? Фото любимой тетушки? Лэйд едва не фыркнул. Холодоного, сосредоточенного на работе Розенберга едва ли можно было назвать семейным человеком. Улыбку невесты? Едва ли такой человек вообще мог быть женат. Может, там запечатлен его домашний кот?

Лэйд приблизился на шаг, но бросить взгляд на нее не успел – Розенберг поспешно отодвинул фотокарточку в глухую тень на своем столе, не освещаемую фонарем. Кажется, это была даже не фотокарточка, а фотопластина – изображение тех времен, когда изображение наносилось на стекло, а не на бумагу. В любом случае, Лэйд не счел себя вправе задавать вопросы. Тем более, что у него было много других, куда более насущных.

– Значит, вы сами никаких трагических случаев под этой крышей не помните? – осведомился Лэйд.

Розенберг тяжело пожал плечами.

– Только те три на прошлой неделе.

– Секретарша, которая потеряла лицо, механик, переломавший себе руки и еще какой-то тип, напившийся кислоты, – кивнул Лэйд, – Я помню. Значит, это все?

Розенберг усмехнулся.

– А чего вы ожидали? Поножовщины? Дуэлей? Разнузданных оргий? Это биржевая компания, мистер Лайвстоун, а не подпольная бильярдная где-нибудь в Шипси. Самыми частыми несчастьями здесь на протяжении многих лет были опрокинутая чернильница или сломанный ноготь.

И в самом деле, подумал Лэйд, чего я ожидал? Что под покровом ночи клерки мистера Крамби, облачившись в хламиды, кромсают ритуальными ножами беззащитные тела? Что здешние подвалы набиты не прошлогодними финансовыми отчетами, а кроссарианской сакральной утварью? Что оперативный совет вместо протокольных совещаний справляет черные мессы?..

Нелепо. Глупо. Но он должен был попытаться.

– В таком случае, это все, – устало обронил Лэйд, – Благодарю, что ответили на мои вопросы, мистер Розенберг. И позвольте мне откланяться, я и так злоупотребил вашим гостеприимством.

Розенберг склонил голову, разглядывая его поверх очков.

– Так и уйдете, мистер Лайвстоун? Не задав самого главного вопроса?

– Простите?

Розенберг смотрел на него без улыбки, но теперь за лунным блеском его стекол Лэйд заметил глаза. Темные, внимательные, устремленные на него так же безошибочно, как стрелка компаса устремлена на магнитный полюс земли.

– Я похож на идиота, мистер Лайвстоун?

– Я не…

– За прошлый год я заработал для «Биржевой компании Олдридж и Крамби» без малого три миллиона фунтов. «Фолкс и Данхилл» предлагают мне должность управляющего в их предприятии с жалованием сто пятьдесят тысяч фунтов в год. Вы думаете, я идиот?

Лэйду вдруг захотелось вновь ощутить пальцами лезвие ножа для бумаг. Осторожно достать его из кармана – просто на всякий случай. Розенберг не делал угрожающих действий, более того, стоял неподвижно, как каменное изваяние, однако Лэйд вдруг отчетливо ощутил исходящий от него… Холод? Угрозу? Еще какое-то излучение, для определения характера которого человеческое тело не вооружено нужными датчиками и антеннами?

– Я не считаю вас идиотом, мистер Розенберг, – осторожно ответил Лэйд, пытаясь понять, в какую сторону кренится разговор, – Совершенно определенно, не считаю.

– Это хорошо, – тот кивнул, – Потому что я не идиот. И я прекрасно понимаю, что именно вы ищете на самом деле. И о чем говорили с Крамби.

Лэйд ощутил нехорошую сухость во рту. Такая бывает, если съесть лакричную пастилку натощак. Вот только он был уверен, что на протяжении нескольких часов в его рту было пусто.

– Я…

– Вы думаете, это один из нас, так ведь? – Розенберг тяжело вздохнул. Грудная клетка у него была на зависть горилле и даже страшно было представить, сколько галлонов воздуха туда вливается при каждом вздохе, – Например, я? И именно поэтому решили обыскать мой кабинет. Как результаты, мистер Лайвстоун? Нашли что-то примечательное? Контракт с демоном, подписанный моей кровью, к примеру? Ритуальный кинжал? Может, что-нибудь в этом роде?

Розенберг сделал шаг по направлению к Лэйду. Короткий и удивительно мягкий для человека его габаритов и веса. Даже ловкий.

Удивительно, что человек, от природы награжденный подобной конституцией, умеет двигаться так естественно и легко, отстраненно подумал Лэйд. И ведь это не мешок с требухой, это было плотно сбитое тело профессионального борца, способное, пожалуй, раздавить противника, точно тучную, невесть что вообразившую о себе, мошку.

Он может сломать мне шею, подумал Лэйд. Зажать в углу, навалиться всем телом, взять рукой за гортань… Даже если бравые ополченцы Коу услышат мой крик, они попросту не успеют заявиться сюда. Если вообще захотят. Начальник финансового отдела – второй человек после Крамби, едва ли кто-то осмелиться ворваться в его кабинет, даже если оттуда донесется сдавленный крик пойманного воришки, выдававшего себя за демонолога…

Ему показалось, он услышал треск, с которым его шея лопается, но оказалось, это был скрип половицы под ногой Розенберга.

– Значит, вы полагаете, мистер Лайвстоун, будто один из нас впустил демона внутрь? Дал разделаться с Кольриджем? И утащить всех нас в Геенну Адскую?

Лэйду стоило большого труда остаться на месте. Не попятиться к столу, пытаясь использовать его в качестве укрытия, не устремиться к двери. Не вытащить из кармана нож для бумаг, испещренный бессмысленными и странными письменами.

Когда ты заперт внутри демона, попытка бегства – самый бессмысленный акт из всех возможных.

– Да. Вполне допускаю это. А вы?

Розенберг опустил голову, вперив в него тяжелый взгляд. Будь этот взгляд хотя бы на пару фунтов тяжелее, он вбил бы Лэйда в пол, как тяжелый молот вбивает железный гвоздь.

– Допускаю ли я что-то подобное? Нет, мистер Лайвстоун. Не просто допускаю. Я почти уверен в этом.

***

Мне нужен отдых, подумал Лэйд. Возможность сесть в удобное кресло, вытянуть ноги, закрыть глаза и провести в таком виде часок-другой. Может, выпить пару пинт хорошего вина. Выкурить трубку. Снять наконец чертовы туфли. Мне нужно…

– Вина? – резко спросил Розенберг, протягивая руку к шкафу, – Мне надо чем-то промочить глотку. Черт, скоро вино здесь сделается роскошью…

– В буфетной полно вина, – осторожно заметил Лэйд, – Если вам…

Розенберг мотнул головой.

– Испортилось. Этот идиот Кольридж неправильно его хранил. Я обнаружил четыре бутылки, содержимое которых превратилось черт знает во что. Ах, вот она… «Шато-Лафит». Я купил себе бутылочку еще в те времена, когда едва мог себе его позволить. И пью только по торжественным случаям. Последний раз это было неделю назад – когда скончался мистер Олдридж. И вот сейчас…

Он откупорил винную бутыль, изящно налил в бокал и с удовольствием сделал глоток.

– Другое дело. Итак, мистер Лайвстоун, вы в самом деле думаете, что кто-то помогал демону? Кто-то изнутри? Кто-то из ближайшего круга его подручных? Ну же, смелее. Надеюсь, мое присутствие не угнетает ход вашей мысли. Скажите начистоту, на кого бы вы поставили? Мисс ван Хольц? Лейтон? Синклер? Может, я? Не смущайтесь, я всю жизнь работаю на бирже, мне бы просто хотелось знать свои шансы.

– Должно быть, вы приняли меня за кого-то другого, мистер Розенберг, – заметил Лэйд, – За устроителя тотализатора или вроде того.

Розенберг негромко рассмеялся, салютуя ему бокалом.

– Не беспокойтесь. Если бы я хотел навредить вам, я бы уже это сделал, – он зачем-то похлопал по ящику своего письменного стола, – Но вот со всеми другими советую держаться настороже. Знаете, что в первую очередь ценится в нашем деле?

– Ум? – предположил Лэйд.

Розенберг осклабился. Резкий свет гальванического фонарья, бьющий снизу вверх, в этот миг придал его грубому лицу воистину устрашающие черты.

– Если бы так, газеты печатали бы на первых полосах портреты профессоров математики, а не финансовых дельцов! Нет, не ум, мистер Лайвстоун. Нечто другое. Нюх.

Лэйд усмехнулся, но так, чтобы Розенберг не увидел его лица.

Иронично. Его собственный нюх, хваленый нюх Бангорского Тигра, в последнее время изменил ему. Если раньше он направлял его, позволяя лавировать в невидимых волнах и течениях, избегая ловушек, то сейчас, кажется, пропал вовсе, не указывая даже направления. Забавно, что Розенберг сам заговорил об этом.

– Да, представьте себе, обычный нюх, – Не каждый из окружения Крамби может похвастать тем, что заработал три миллиона за год, но, уверяю вас, каждый из них обладает превосходным нюхом, хоть и по-разному устроенным. Иначе на такой должности не удержаться. Они все сообразили, о чем вы шептались с Крамби. Кто-то раньше, кто-то позже, но конечно же догадались. Это означает… Вы уже видели кого-то из них с тех пор?

Лэйд покачал головой. С тех пор, как он покинул импровизированный штаб, работа поглотила его без остатка, не оставив времени на какие бы то ни было дипломатические или политические ходы. Он и не думал о них, пока не…

– Нет. Не видел.

Розенберг покатал вино во рту.

– Значит, я успел первым, но и только. Не сомневайтесь, мистер Лайвстоун, каждый из них непременно найдет возможность побеседовать с вами. Как минимум, чтобы прощупать почву и убедиться, что дело не оборачивается против него. Как максимум… Чтобы заручиться вашей помощью, сделавшись вашим союзником. Перетащить на свою сторону. Только не делайте вид, будто не знаете, как устроены внутренности всякой большой компании. Это паутина, мистер Лайвстоун. Паутина, состоящая из бесчисленного множества пактов, союзов, договоренностей и конвенций. Эти люди могут весело ужинать за одним столом, подкладывая друг другу на тарелки самые вкусные куски, но у каждого из них под салфеткой лежит на коленях отравленный кинжал или револьвер. «Биржевая компания Олдриджа» не исключение. Пока мистер Олдридж был жив, ему удавалось поддерживать порядок, не давая паутине разрастаться, но сейчас… Интересно, кто из них первым за вас возьмется. Я бы поставил на Лейтона, пожалуй.

– Вы думаете, это он? – быстро спросил Лэйд, – Лейтон?

Розенберг отставил бокал с вином и покачал головой.

– Лейтон может показаться напыщенным снобом, но к нему не стоит поворачиваться спиной. Знаете поговорку «Любопытство сгубило кошку»? Любопытство Лейтона может погубить всех котов на континенте, но до сих пор ему неизменно удавалось оборачивать его в свою пользу. Однако сговор с демоном?.. Лейтон трусоват для этого.

– Тогда кто? Мистер Коу?

– Всего лишь цепной пес на поводке у Крамби. Опасен, но лишен воображения. Такие вцепляются в глотку, но не вступают в союзы.

– Синклер?

– Сопляк, обеспокоенный чужим одобрением. Если он когда-нибудь заключит договор с демоном, ему стоит попросить у него хоть толику характера.

Лэйд ощутил, что его голосовым связкам пришлось приложить определенное усилие, чтобы следующий вопрос, сделавшись членораздельным, смог покинуть язык.

– Мисс ван Хольц?

Судя по тому, как усмехнулся Розенберг, похожий в этот момент и на огромную гаргулью и на сатира, это секундное замешательство не было оставлено им незамеченным.

– О, вы удивитесь, сколько булавок в этой милой тряпичной куколке, мистер Лайвстоун. Булавок, бритвенных лезвий и ядовитых игл. Но… нет. Едва ли. Не ее почерк.

Лэйд ощутил усталость. Будто и в самом деле последние десять минут не беседовал, спокойно расположившись в кабинете, а балансировал на растянутой в пустоте паутине, ощущая зловещие колебания ее нитей.

– Кто тогда? – спросил он, – Если никто из названных, то…

Розенберг вздохнул.

– Вы не так сообразительны, как мне показалось при знакомстве, – пробормотал он, – Надеюсь, что демонолог из вас получше, чем торговец шерстью. Еще не поняли? Это Крамби. Мистер Крамби, уполномоченный владелец «Биржевой компании Крамби».

***

– Ну и сколько времени у вас уйдет, чтобы задать следующий вопрос, хотел бы я знать?

Только тогда Лэйд сообразил, что последние несколько секунд провел молча, с выпученными глазами, бессмысленно глядя на Розенберга. Ему пришлось потратить еще три или четыре, чтобы облизнуть пересохшие губы.

– Вы это всерьез?

Розенберг возвел глаза вверх, как это делают люди, утомленные чужой глупостью, но слишком хорошо воспитанные, чтобы дать волю мучающим их чувствам.

– Вам когда-нибудь приходилось проводить ревизию, мистер Лайвстоун? Я имею в виде не ревизию муки, сахара, пшена или чем там еще торгует ваша лавчонка, а настоящую ревизию? С изучением квартальных финансовых отчетов, выемкой документов, распахиванием всех несгораемых шкафов и въедливым дотошным аудитом их содержимого?

Лэйд покачал головой.

– Не доводилось.

– И хорошо. Нервная, тяжелая работа, к тому же, отчаянно вредит печени и нервной системе. К счастью, у меня есть хорошее средство на тот случай, если фискалы нагрянут к нам с обстоятельной проверкой. Я всегда держу его под рукой, прямо в письменном столе.

Розенберг запустил руку в ящик. Лэйд ожидал, что он достанет пузырек с пилюлями или свинцовый компресс или что-нибудь еще из числа вещей того рода, которые ожидаешь увидеть в столе начальника финансового отдела биржевой компании. Может даже, аптечную склянку, до верху набитую рыбьим порошком. Но то, что достал Розенберг, отличалось куда большими габаритами. И блестело не как стекло, а как хорошо смазанная сталь.

– Насколько могу судить, это револьвер, – сухо произнес Лэйд, – И на вашем месте я бы не очень-то вертел этой штукой.

Розенберг улыбнулся и легко кивнул Лэйду, точно давая понять, что понял шутку.

– Не разбираюсь в оружии, но этот выглядит надежным. Я купил его за десять шиллингов в Шипспоттинге, но даже не знаю, как он называется. Такой тяжелый, что можно использовать вместо пресс-папье. И, кажется, мощный. Мне нужен был мощный револьвер. Видите ли, у меня толстый и прочный череп, как у медведя, вздумай я застрелиться из какого-нибудь «велодога»[10], это была бы жалкая картина. Нет, мне нужно оружие, которое сможет разнести мой череп надежно и быстро. Продавец заверил меня, что этому револьверу такая задача вполне по силам.

Розенберг держал оружие неумело, не так, как держат его люди, умеющие обращаться с подобного рода механизмами, но крепко и, как показалось Лэйду, даже с какой-то толикой уважительности. Сколько времени у него может уйти, чтобы направить его на гостя в своем кабинете, взвести курок и сделать выстрел? Пальцы у него ловкие в противовес тяжелой фигуре, может управиться и за полторы, пожалуй…

Никак не успеть, понял Лэйд, ощущая соленый пепельный привкус под языком. Даже если он прямо сейчас вытащит свой жалкий нож, ему потребуется много времени, чтоб обойти письменный стол, разделяющий их. И даже если он управится за секунду…

Розенберг усмехнулся. Не то угадал ход его мысли, не то просто наслаждался выражением растерянности на лице.

– Не беспокойтесь, мистер Лайвстоун, я же сказал, это средство я приберег для себя. На случай, если к нам заявится финансовый аудит с полной проверкой. Я, видите ли, не из тех, кто приспособлен к жизни на каторге. Святая наивность, – Розенберг покачал головой, – Знай я, что окажусь в месте, до которого фискалам не дотянуться никогда в жизни, даже если они раздобудут эскадренный броненосец и боевые дирижабли… Вы еще не поняли?

– Начинаю догадываться. Вид оружия чертовски стимулирует мыслительные процессы. Как и мочевой пузырь.

– Слышали про корабль под названием «Мэри Роуз», мистер Лайвстоун? Флагман королевского флота, величественная трехпалубная каракка[11] при девяноста новеньких пушках. В тысяча пятьсот сорок пятом году она накренилась, черпнула воду через распахнутые пушечные порты и мгновенно ушла ко дну, унося на дно, в беспросветный мрак, почти весь свой экипаж. «Биржевая компания Крамби», боюсь, уготована та же судьба. И если из кают-компании еще слышна музыка, то только лишь для того, чтоб заглушить журчание забортной воды в трюмах. Мы держимся на плаву только лишь потому, что запертые сейфы и несгораемые шкафы обеспечивают нам некоторый запас положительной плавучести. Но стоит ревизии их распахнуть… Пф-ф-фф! – он изобразил пальцами что-то вроде взрыва. Вышло неуклюже – в одной из его рук все еще был зажат револьвер, – На каторгу отправится весь оперативный совет в полном составе. Я, этот несчастный идиот Лейтон, Синклер, Коу, сам Крамби. Ну, мисс ван Хольц, надо думать, эта участь не коснется, в конце концов, она всего лишь машинистка, верно? Мисс ван Хольц получит выходное пособие и быстро отыщет себе новый корабль!

– Я думал, что…

– Что «Биржевая компания Крамби» – надежное и уважаемое предприятие? Смею вас заверить, когда-то так и было. Прежде чем Крамби принялся проводить в жизнь свое видение дела. За последние два года он разрушил все, что мистер Олдридж возводил на протяжении многих лет.

– И как ему это удалось?

Розенберг снял с носа очки, чтобы в очередной раз протереть их.

– А как дураку-капитану удалось утопить флагман английского флота? Рискованные сделки без обеспечения, подозрительные векселя, недальновидная политика… Он не мог держаться того курса, которого держался мистер Олдридж, у него не хватало для этого выдержки, не хватало ума. Зато он обожал всякого рода дерзкие маневры, воображая, будто агрессивная политика поможет нам совершить экспансию на рынке. Все то, что он нес за ужином, полная чушь, призванная законопатить уши тем служащим, которые начинают что-то подозревать! Компания доживает последние недели, в нашем корпусе десятки брешей, сквозь которые хлещет вода, и всякие спасательные операции давно утратили смысл. До сих пор жалею, что позволил себя увлечь, не сбежал к «Фолкс и Данхилл», когда была возможность… Теперь-то уже, конечно, все кончено. Компания идет на дно, и мы все вместе с ней.

– Постойте… – Лэйд отчаянно пытался поймать нужную мысль среди облака бесформенных мысленных обломков, круживших вокруг него, – Почему в таком случае мистер Олдридж не помешал ему?

– Я думал, вы знаете. Потому что удалился от дел еще два года назад, бросив штурвал и скрывшись на необитаемом острове.

Лэйд нетерпеливо кивнул.

– После очередного кризиса, из которого вы с трудом вынырнули, я помню. Но он сохранил свое положение старшего компаньона, а значит, обладал правом вето на любые решения Крамби, не так ли?

– Да, – согласился Розенберг, – Обладал. Именно так. Но так ни разу им и не воспользовался.

– Но вы могли поговорить с ним… объяснить…

– Не мог, – сухо отозвался Розенберг, – За все эти два года мистер Олдридж ни разу не побывал здесь.

Кажется, Крамби говорил что-то подобное, вспомнил Лэйд, еще во время их поездки в локомобиле. Кризис девяносто третьего года едва не свел мистера Олдриджа в могилу, тот несколько недель провел в жестокой лихорадке, а когда оправился, будто в единый миг перегорел к собственному детищу. Ушел на покой и больше никогда не появлялся в Конторе.

Лэйд пожалел, что сам не носит очки. Может, протирая хрупкое стекло, проще сосредотачиваться, задавать мысли какое-то осмысленное направление вместо невразумительных маневров, которые та выписывает, запертая в невидимой, стиснутой стенками черепа, акватории…

– Но он оставался в курсе дел, не так ли? Крамби сказал, вы отправляли ему отчеты и…

– Отправляли, – мягко сказал Розенберг, – В первый же год помимо ежеквартальных отчетов и сводок я направил ему почти три дюжины пакетов и депеш. Извещал о состоянии компании, о непозволительных рисках, которые мы несем, о тенденциях и опасностях… Знаете, сколько ответов я получил?

– Догадываюсь, – пробормотал Лэйд, – Немного?

– Ни одного. Так же без ответа остались письма и телеграммы. Ни единого клочка бумаги в ответ, черт возьми. Я бы использовал и голубиную почту, если бы не был уверен, что Госсворт по указанию мистера Олдриджа скорее испечет из проклятых голубей пирог, чем соблаговолит дать ответ. Мистер Олдридж не только покинул капитанский пост, он, кажется, утратил всякий интерес к своему детищу. Будто перегорел в один миг или заболел черной меланхолией или… Несколько раз я пытался сам прорваться к нему, но безрезультатно. Госсворт неизменно извещал меня о том, что мистер Олдридж по досадному стечению обстоятельств как раз пребывает с визитом где-то в Редруфе. Или спит. Или отлучился отобедать. Или что-нибудь еще, в зависимости от времени суток и погоды.

– Но… Он был жив? – осторожно спросил Лэйд.

Розенберг усмехнулся.

– Несомненно. Иногда я даже видел его силуэт в окнах гостиничного номера. Мистер Олдридж был жив, просто не горел желанием видеть никого из нас. Можете спросить об этом Лейтона, тот, кажется, предпринял больше всего попыток. В конце концов нам пришлось смириться с таким положением вещей. Признать, что наша шхуна утратила своего капитана и несется теперь, подстегиваемая не здравым рассудком старого мистера Олдриджа, а безумными амбициями мистера Крамби. И скоро мы все понесем расплату за это.

– Недальновидное управление капиталом – серьезный порок, – вынужден был признать Лэйд, – Но, согласитесь, сговор с демоном проходит по немного другой категории дел. По крайней мере, насколько мне известно, Канцелярия имеет именно такой взгляд на вещи.

К немалому облегчению Лэйда Розенберг, покрутив в руках револьвер, убрал его в ящик стола.

– Демон стал бы идеальным сообщником для Крамби. Потому что только демон мог спасти его от незавидной участи. Даже если бы Коу по его приказу облил здание бензином и поджог, перед этим выпотрошив сейфы, это его не спасло. Ведь кроме документов есть и люди – мы – бесчисленные свидетели его глупости. Возможно, мистеру Коу удалось бы задушить удавкой кого-то из нас ночью на улице, но всех вместе?.. Нет, Крамби могло спасти только одно. Если бы все здание, весь его несчастный корабль, провалилось сквозь землю. Со всеми своими шкафами, архивами и людьми.

– Тогда почему сам Крамби здесь, среди нас?

Розенберг пожал плечами.

– Не знаю. Должно быть, замешкался или что-то неверно рассчитал. Он чертовски плох во всем, что касается долговременного планирования, если вы еще не заметили.

Возможно, я много не заметил, вынужден был признать Лэйд. Даже тех вещей, которые происходили у меня под носом, предпочитая пялиться на свои часы с замершими стрелками. Знай я все заранее…

Что бы ты сделал, Лэйд Лайвстоун? Выпрыгнул бы на ходу из служебного локомобиля? Ты оказался в этом деле по самые уши и, пожалуй, лучше расхлебать его, пока не начал булькать.

– Почему Крамби не выкупил долю мистера Олдриджа? – спросил Лэйд рассеянно. Грубый голос Розенберга не отличался мелодичностью, но его размеренность служила хорошим аккомпанементом его собственным мыслям, – Он мог бы сделать это как только тот ушел на покой, обеспечив себе полную свободу маневра и избавившись от его влияния. Так почему он не оборвал швартовочный канат еще тогда?

Розенберг уставился на него с выражением явственного удивления на лице.

– Вы смеетесь, мистер Лайвстоун?

– Что? Нет. Почему?

– Мистер Крамби беден как церковная мышь.

***

Стоп, приказал себе Лэйд. Набравший силу маховик, заряженный силой неукротимо рвущихся вперед мыслей, оказался громоздкой конструкцией с большой инерцией, остановить его оказалось не так-то просто.

– Здесь, наверно, какая-то ошибка… – пробормотал он, – Я слишком хорошо воспитан, чтобы заглядывать мистеру Крамби в бумажник, но и без того…

Во взгляде Розенберга, вновь приглушенном стеклами очков, ему померещилось злорадство.

– Роскошный локомобиль? Имущество компании. Костюмы от Кальвино? Он шьет их за счет компании, не за свой. Статья представительских расходов, открытая оперативному директору, поистине бездонна. Да, мистер Крамби ест в лучших ресторанах Нового Бангора, водит дружбу в великосветском обществе и научился швыряться деньгами не хуже, чем это делает какой-нибудь молодой нувориш из Айронглоу за папочкин счет. Но деньги, которые он тратит, ему не принадлежат.

Так, растерянно подумал Лэйд. Так, так, так, так…

– Я думал… кхм. Я думал, мистер Олдридж потому и принял мистера Крамби в компаньоны, что отчаянно нуждался в средствах после кризиса восемьдесят восьмого года. И…

К его изумлению, Розенберг раскатисто рассмеялся. Как и все здоровяки, смеялся он так громко, будто под его пиджаком помещались кузнечные меха. Судя по негромкому треску, не все швы его пиджака оказались хороши, кое-где дав предательскую слабину.

– В жизни не слышал шутки лучше… – пробормотал он, немного отсмеявшись, утирая сжимающей револьвер рукой слезу с подбородка, – Если семь лет назад мистер Крамби и мог предложить что-то мистеру Олдриджу, то только лишь свою бессмертную душу да пару стоптанных башмаков в придачу. И то, по части первого, к качеству товара имелись некоторые вопросы… Поверьте на слово человеку, который держит в руках многие паутинки этой компании, мистер Лайвстоун, мистер Крамби не заплатил мистеру Олдриджу ни единого пенни, чтобы стать его партнером. Все обстояло ровно наоборот. Это мистер Олдридж, исполнившись непонятной щедрости, передал мистеру Крамби малый пай предприятия, сделав своим номинальным партнером.