Текст книги "Бумажный Тигр 3 (СИ)"

Автор книги: Константин Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 48 страниц)

Ему надо было найти Крамби еще раньше, пока была возможность. Но он опустошил свои небольшие запасы времени, ломая голову над загадкой, у которой не было решения, пытаясь заручиться помощью людей, которые не были ему союзниками. Лейтон, Розенберг, мисс ван Хольц… Каждый из них, несомненно, знал правду, если не всю, то малую ее часть, но даже этой части отчаянно не доставало Лэйду, чтобы сложить воедино проклятую головоломку.

Слишком много времени было потеряно в бесцельных размышлениях и бессмысленных попытках. Едва только оставив мертвую мисс ван Хольц, Лэйд попытался добраться до него, но поздно. Окружение менялось быстрее, чем он мог вообразить, а может, это память изменила ему, рисуя фальшивые пути. Он потратил полчаса, добираясь до третьего этажа, но, оказавшись там, обнаружил, что все это время расчищал путь к лабиринту, своей сложностью превосходящему и логово Минотавра и прославленный лонглитский парк[4].

Попытавшись двигаться кратчайшим путем, Лэйд обнаружил преграждающий дорогу пруд, наполненный крутым кипятком, способный обварить любого неосторожного визитера насмерть. Он попытался найти обходной путь, но не преуспел в этом. Все дороги, которые ему удавалось нащупать и которые, казалось, вели в нужном ему направлении, рано или поздно оканчивались тупиками или – еще хуже – таили в себе смертельные опасности.

Обломки кресла превратились в скопище шнырявших по полу деревянных скорпионов. Гардины хищно шевелились, истекая едкой желчью, поджидая неосторожную жертву. Пробившиеся сквозь пол водопроводные трубы переплелись в изгороди и частоколы, потрескивающие гальваническими искрами.

Где-то Лэйду удавалось пробиться силой, где-то обойти опасность или избежать ее хитростью. Но чем дальше он продвигался к тому месту, где некогда располагался кабинет Крамби, тем отчетливее понимал – его усилия тщетны. Мир, который окружал его, мир, сотворенный демоном из украденных обломков материального, утрачивает общность с привычным ему так быстро, что даже фундаментальные законы бытия утрачивали здесь силу.

У Лэйда не было ни нивелира, ни кипрегеля, ни даже простейшего компаса, но даже без них он замечал, как причудливо и жутко искажается пространство вокруг него, ломая все мыслимые представления о геометрии и физике. Двигаясь прямо и никуда не сворачивая, он мог прийти в точку, из которой вышел. Вернувшись туда, где был изначально, обнаружить совсем другое место. В этом мире параллельные прямые свободно могли пересекаться – под любым углом и бесчисленное количество раз, а три разнесенных в пространстве точки с легкостью формировали единую прямую. Пытаясь схватиться за знакомые с детства определения, рассудок быстро начинал буксовать, утрачивая зыбкую, и так норовящую порваться, точно истертая бечевка, связь с реальностью.

Иногда, когда дорога делалась непроходимой и изнывающее тело молило об отдыхе, Лэйд, чтобы было легче, представлял себя Алисой в Стране чудес, продирающейся сквозь ожившие метафоры и обессмыслившиеся смыслы. Только это была Страна чудес, созданная не чудаком-математиком, а безумным садистом, в голове которого давно перемешалось всё и вся. И куда более страшная.

Лэйд шел по пшеничному полю, колосья которого были отлиты из чистой меди. Пересекал вброд ручьи, вода в которых была одновременно твердой, жидкой и газообразной. Карабкался по валунам, которые состояли из обрезков ногтей и фруктового льда. Преодолевал лабиринты из сшитых между собой лоскутов кожи.

Лэйд давно отвык измерять время при помощи часов – здесь они были столь же бесполезны, как клюшка для крикета на теннисном корте. Он шел до тех пор, пока ощущал силы переставлять ноги. Когда силы подходили к концу, старался найти укрытие и проваливался в сон, точно в бездонную яму, наполненную жидким варом. Сон не освежал, не дарил сновидений, но дарил достаточно сил, чтобы продолжить путь. И подкреплял рассудок в достаточной мере, чтобы не сойти с ума.

Мир менялся – и с каждым периодом бодрствования, который он привык называть днем, менялся все ощутимее. Будет хуже. Он знал это, засыпая и чувствовал, просыпаясь. Череда страшных мутаций и трансформаций будет идти бесконечно, подпитывая сама себя, и с каждой ее итерацией погружаясь все глубже в варево первозданного хаоса. Пространство и материя уже начали сдаваться, скоро изменения станут так глубоки, что даже его рассудок, защищенный толстокожей оболочкой и многими годами опыта в борьбе с Левиафаном, превратится в агонизирующий придаток.

Сейчас он мучительно выбирает между направлениями, но в какой-то момент направления исчезнут вовсе, а мир обретет столько взаимоисключающих друг друга измерений, что даже смысл слова «направление» исчезнет. Все материалы и формы смешаются друг с другом, породив конструкции, само существование которых невозможно на молекулярном уровне, а химические процессы сделаются бессмысленны и хаотичны, разрывая хрупкие оболочки клеток. И тогда он, Лэйд Лайвстоун, останется единственным материальным и мыслящим существом в мире, лишенном материи и мысли, обреченный раз за разом сходить с ума, бесконечно воющим от ужаса и обреченным на вечность боли.

Время, подумал Лэйд. Может, в этом мире оно не существует, но если у меня остались хоть крохи времени, пора найти Крамби.

Перехватив поудобнее импровизированное копье, он закинул за плечо мешок с сухарями.

– Ты не победил, – сухо известил Лэйд пустоту, – И я все еще заноза в твоей демонической нематериальной заднице, не так ли? И, черт возьми, я очень надеюсь, что отчаянно тебе досаждаю.

***

Идти было тяжело. Нога, едва не сломанная Лейтоном, так и не вернула прежней силы, подчинялась, но словно неохотно, как норовистая лошадь, которую запрягли цугом, но которая только и ждет момента, чтоб выкинуть какой-то номер. Лэйд старался не давать ей нагрузки, каждые двести шагов останавливаясь на короткий отдых.

Отдых… Нелепое слово, одно из многих, смысл которых оказался утрачен. Минуты бездействия, которые он позволял своему телу, не были отдыхом, как бы ни пытался он себя уверить в обратном, они были минутами простоя. Крохами, отщипнутыми от небогатого запаса. Но двигаться без передышки он не мог.

Лэйд закряхтел, пристроившись к груде валунов. Некоторые валуны походили на необработанные золотые самородки огромного размера, некоторые – на хрустальные черепа, но сейчас ему не было до этого дела, довольно было и того, что они не представляли опасности в явном виде.

Но перевести дыхание ему не удалось, потому что в лицо тотчас ударил порыв ветра, только того и дожидавшийся. Лэйд успел изучить здешние ветра, дующие невесть откуда, и знал, что ничего хорошего ждать от них не приходится. Чаще всего они приносили с собой зловоние разного свойства – вонь гниющей плоти, смешанный с запахом жженой кости, или что-то похуже. Этот был не лучше. Едкий, обжигающе холодный, он вышибал слезы и заставлял кожу неметь. Лэйд достал повязку, специально заготовленную для этого, и обвязал лицо, стараясь втягивать воздух осторожными маленькими глотками.

Если демон хочет подвергнуть его рассудок испытаниям, ему придется поработать с воображением. Лэйду уже приходилось видеть дождь из раскаленной желчи и туман, состоящий из кровавой взвеси. Град из человеческих зубов и пургу из раскаленных газов.

Из-за гула, стоящего в ушах, он слишком поздно услышал шорох, а попытавшись отскочить, неловко оперся на поврежденную ногу и полетел вниз. Груда валунов прыснула в разные стороны от удара, который, доставшись Лэйду, наверняка превратил бы его в ком сдавленного мяса с костяными осколками. Страшный удар, предназначавшийся ему.

Лэйд откатился на спину, тщетно пытаясь нащупать копье. Из-за выедающего глаза едкого ветра он плохо видел окружающее, по большей части лишь зыбкие и угловатые тени, но силуэт противника узнал мгновенно.

Огромное непропорциональное тело, само как будто сбитое из валунов, только валунов, состоящих из плоти, голова – точно каменная глыба, висящая на толстой шее, высохшие передние конечности, свисающие из груди и слишком хилые даже для того, чтоб удержать карандаш… Проклятый аллозавр, едва не застигнувший его врасплох несколькими часами ранее. В прошлый раз он прошел мимо, не расценив Лэйда Лайвстоуна в качестве обеда, но за минувшее с их встречи время, кажется, успел переменить мнение. Может, проголодался, а может, те зыбкие полупереваренные структуры в его сознании, которые были остатками человеческого, наконец сгинули, отдав огромное тело плотоядного хищника во власть дикого и яростного рассудка, подчиненного лишь самым простым инстинктам.

Обнаружив, что добыча убралась, тварь заревела от ярости, уже не пытаясь скрываться и не припадая к земле. От ее рева Лэйд ощутил болезненную вибрацию барабанных перепонок, а в груди как будто что-то натянулось – по громкости это отродье могло бы соперничать с корабельной сиреной океанского великана «Тевтоника»[5], чей рев разносился на десятки миль в округе.

Ей не требовались высохшие руки, чтобы разделаться со своей добычей, ее оружием был хвост, сокрушительный, как таран и тяжелый, как пролет моста. Беззвучно поднимаясь, он опускался вниз с таким гулом, что душа уходила в пятки, а удар, куда бы он ни пришелся, размалывал препятствие в мелкое крошево.

Лэйд увернулся от двух, каждый раз неловко подтягивая ногу. Тварь ревела от ярости, вновь и вновь поднимая оружие, но использовать этот момент для контратаки было бы безумием – ее тяжелые нижние лапы отличались необычайной подвижностью и Лэйду не улыбалось угодить под одну из них.

Копье… Лэйд отыскал его, но лишь для того, чтобы убедиться – в его положении оно не полезнее зубочистки. Даже если ему, улучив удачный момент, удастся подобраться к твари на дистанцию уверенного броска, ровно никакого ущерба оно не причинит. Слишком толстая шкура.

Сколько в его запасе времени? Допустим, он сможет уклониться еще раз или два. Может, и три, если не споткнется, если чертова нога не подведет его в решающий момент или…

– Вниз!

Послышалось. За гулом ветра и скрежетом размалываемых валунов ему могло послышаться.

– Вниз, чтоб вас! Лэйд Лайвстоун, вниз, или тебе конец!

Никчемная мысль. Если он прижмется к земле, то уже не сможет отскочить, а значит, удар исполинского хвоста вомнет его в землю и камень, превратив в кровавый кисель. Кто бы ни кричал ему, у этого человека определенно нет в запасе силы, способной уничтожить чудовище или хотя бы повредить ему в достаточной мере, чтобы заставить отказаться от добычи. Значит…

Оступившись на груде щебня, Лэйд рефлекторно перенес вес на правую ногу и мгновенно утонул во вспышке боли, которая на миг затмила и ветер и страшный рев чудовища. Нога подломилась, точно спичка, заставив его завалиться на бок, точно старого быка, забитого одним хорошо направленным ударом заточенного стального штыря. Локоть немного смягчил удар, но дыхание все равно вышибло из груди, а легкие судорожно задрожали, пытаясь втянуть хоть немного отравленного воздуха.

Тварь, готовая издать очередной рев, удовлетворенно заворчала, подступая к нему. Даже ее куцего звериного рассудка хватало, чтобы понять – следующий удар станет последним. Где-то вдалеке прогремел гром. Лэйд никогда не встречал здесь грозы, но в мире, где ветер зачастую состоит из едкой кислоты, а туман из капель крови, наверняка бывает и гроза. Вот только…

Стоило первым ударам грома сотрясти невидимое небо, как ворчание твари переросло в исполненный боли и недоумения рев. Вслепую махнув хвостом, она вмяла в землю огромный булыжник размером с голову Лэйда и находящийся в трех футах от него. Следующий удар грома заставил ее коротко взвизгнуть – удивительно тонкий звук для этакой исполинской твари…

Потом гром бил уже не переставая, то равномерно и ритмично, с размеренностью огромного механизма, то сбиваясь на злой частый перестук. Тварь оглушительно ревела, ее огромные лапы плугами взрывали землю, окатывая Лэйда лавиной песка и мелких камней. Если хотя бы один такой удар придется на его тело… Оглушенный, дезориентированный, потерявший бесполезное копье, Лэйд пополз прочь на локтях, перетаскивая онемевшее тело через острые камни. Прочь, прочь, прочь…

Сердце злыми быстрыми толчками било в грудь, кровь клокотала в венах, легкие трещали от натуги. Но он полз, пока не перевалил за небольшую гряду из обломков, укрывшись за ней, точно за бруствером. Только тогда, рискнув отнять от лица тряпку, он рискнул выглянуть наружу.

Тварь, едва не погубившая его, уже не помышляла о нападении. Взрывая землю, она слепо металась меж руин и валунов, скаля страшную пасть и размахивая атрофировавшимися и высохшими лапами. Ее огромное тело сотрясалось от выстрелов и дрожало, но даже прочные покровы не защищали его от выстрелов – тех выстрелов, которые гремели так часто, что уже не были похожи на гром.

Многие пули отскакивали от ее прочной шкуры, осыпаясь вниз сплющенными свинцовыми комками, но некоторые находили слабые места, зарываясь в тушу точно юркие земляные пчелы, забирающиеся в нору.

Лэйд вжался в землю, молясь всем богам, существующим в этом мире, чтобы невидимые стрелки ненароком не накрыли его самого – судя по шквалу пуль, взрывающему землю вокруг чудовища, этот свинцовый поток мог растерзать человеческое тело еще быстрее, чем самые острые клыки.

Какого дьявола? Неужели Крамби припас в своих закромах пулемет?

Тварь попыталась добраться до стрелков, но тщетно. Несколько длинных очередей, ударивших ей в грудь, раскроили тело словно огромным консервным ножом, вывалив наружу узловатые связки внутренностей и белую щепу костей. Попытавшись удержать их своими жалкими ручонками, она споткнулась и сама рухнула оземь. Подняться ей уже не пришлось. Невидимые орудия обрушили на нее всю свою сдерживаемую мощь, с такой силой, что земля забурлила на десять футов вокруг. Такого обстрела не выдержал бы даже блиндированный автомобиль Бурелла-Коэна[6], способный противостоять плотному огню батареи пехотных картечниц. Голова разломилась надвое, точно пирог, наружу прыснули серые и белые комья, огромные ноги судорожно ударили в землю несколько раз. Но Лэйд еще полминуты медлил в своем укрытии, не рискуя подняться, ему все казалось, что чертова тварь вдруг поднимется, не обращая внимания на растекшиеся по плечам остатки мозга, и…

– Целы?

То, что приблизилось к нему, не было человеком. Лэйду, лежащему на земле, было непросто оценить его рост, но он оценил силуэт, имеющий мало общего с силуэтом человеческого тела, и странную манеру движения, свойственную скорее механическому станку, в который вдохнули жизнь. Каждый шаг сопровождался металлическим лязгом и скрежетом шарнирных сочленений.

– Вполне цел, – заверил его Лэйд, отплевываясь от пыли. Пыль наполовину состояла из медной стружки и немилосердно царапала язык, – Просто решил полежать немного после обеда, слышал, это полезно для пищеварения.

– Не увлекайтесь этим чр-ррезмерно. Иначе в самом деле поспособствуете пищеварр-рению, но только не своему, а чьему-нибудь др-рр-рррр… др-рругому. Можете встать?

Этот голос мог принадлежать станку для обработки металла, работающему на низких оборотах. Может, оттого казался рычащим даже когда звучал негромко. Он точно перемалывал слова, выплевывая их острые обломки. Но Лэйд рассудил, что если слышит голос, а не выстрелы, это можно считать благим знаком.

– Могу.

– Тогда вставайте. Поверр-рьте, нам обоим будет лучше, если я не буду предлагать вам р-рррруку. Крр-роме того, для вас это будет безопаснее.

Да, подумал Лэйд, пожалуй, что так.

Он встал, пошатываясь, но без помощи. Глаза все еще отчаянно слезились, кажется, он успел наглотаться не только пыли, но и отравленного воздуха, однако уже через несколько секунд он увидел. И с трудом поборол безотчетное желание податься назад.

Это был… Это было…

***

Спокойно, приказал себе Лэйд. Спрячь все чувства в сундук, старина. Старый, тяжелый, прочный сундук. Ты еще не увидел всего, что может явить чертова тварь, вполне может быть, тебе придется увидеть нечто несравнимо хуже. Эта штука, может, и выглядит скверной и опасной, однако, по крайней мере, не пытается тебя убить.

Если обычный человек, как принято считать, воплощает в себе толику божественных черт, вдохнутыми тем в глиняную фигурку, это, должно быть, создано было не Господом Богом, а сэром Робертом Адамсом[7], причем после семи дней самых серьезных возлияний, доведших его до белой горячки.

Состоящее в равных пропорциях из плоти и оружейной стали, оно было выше Лэйда на две или три головы, а весить должно было больше, чем запряженная повозка. Плоть была воспалена и нездорова, она точно пыталась отторгнуть неимоверное количество засевших в ней стальных вкраплений, отчего местами пошла буграми или свисала гроздьями багряных воспаленных папиломм. Но в данном случае эта попытка была так же тщетна, как попытка человеческого тела отторгнуть собственные кости.

Скрежещущие шарниры, служащие ей суставами, были обернуты рваными волокнами мышечной ткани, подергивающимися и все еще сокращающимися. Зубчатые валы и передачи, служившие ей бедрами, лязгающие на каждом шагу, с отвратительной изящностью сопрягались с выточенными из кости шестернями. Бронированная коробка торса висела на сильно укрепившимся и разросшемся, но отчетливо заметном человеческом позвоночнике.

Сталь и плоть. Сотни фунтов оружейной стали и воспаленной плоти, соединившиеся воедино, чтоб породить существо, которое выглядело дьявольским автоматоном – и двигалось как дьявольский автоматон, неуклюже переставляя тяжелые ноги.

Существо не было вооружено, как сперва решил Лэйд. Оно само было оружием. Отвратительным на вид, но, безусловно, чертовски эффективным. Из-под вздувшейся плоти, украшенной пролежнями, растяжками и спайками, во многих местах выпирали стволы, и каждый из них был похож на металлическую занозу. Стволы охотничьих ружей и пистолетов, картечниц и легких полевых орудий, они произрастали из тела, словно были неотъемлемой его частью. И частью основной, главенствующей, которой человеческая плоть, изнемогающая от чудовищного напряжения, служила лишь поддержкой и опорой.

Чудовищно, подумал Лэйд, не в силах отвести взгляда от механического монстра, шагающего ему навстречу и скрежещущего, как старый экскаватор. Некоторые стволы волочились за ним по земле, точно рудиментарные конечности, некоторые погнулись или слепо разглядывали небо. Чудовищно, что может существовать нечто подобное. А еще чудовищнее то, что я, кажется, должен быть ему благодарен.

– Вы изменились, Коу, – обронил Лэйд, ощущая себя чем-то вроде постельного клопа по сравнению с этой махиной. Насекомым, которое можно раздавить даже без умысла, одним случайным движением, – И… боюсь, серьезнее, чем я предполагал.

Чудовище немного наклонилось – насколько позволяла конструкция – чтобы его голова, тяжело ворочающаяся на плечах и похожая на орудийную башню тяжело бронированного дредноута, оказалась на одном уровне с головой Лэйда. Но даже в таком положении, оказавшись к ним лицом к лицу, Лэйд вынужден был признать, что едва ли узнал бы начальника отдела по взысканию задолженностей при других обстоятельствах. Например, если бы случайно столкнулся с ним на прогулке погожим ясным деньком где-нибудь в Айронглоу, подумал он, напрягая волю, чтобы не отстраниться.

Из щелей между броневыми пластинами шлема вместе со струйками горячего воздуха вырывалось зловоние, напоминавшее смесь несвежего мяса и оружейной смазки. Наверно, так пахнет внутри подбитого танка, простоявшего на солнцепеке несколько дней, из которого не успели вытащить тела его экипажа. Тяжелая душная вонь бронированного склепа.

– Можете не скррр-рывать отврр-рращения, – тяжело проскрежетал голос, выдыхая слова вместе со смрадом через вентиляционную решетку в нижней части шлема, решетку, в которой Лэйд с отвращением разглядел застрявшие в щелях человеческие зубы, вросшие в сталь, потемневшие, ерзающие на своих местах, точно непоседливые заклепки, – Знаете, когда-то меня называли орр-рружием Крр-ррамби. Всегда за глаза, конечно. Тогда меня это оскоррр-ррбляло. Сейчас… – шарниры Коу застонали, сгибая его лапы, каждая из которых могла бы заменить батарею полевой артиллерии. Сухожия, скреплявшие этот арсенал, точно проволока, затрещали от напряжения, – Сейчас уже не оскорр-ррбляет. Теперрь я и верно стал орр-ружием. А орр-рружие выше всяких чувств. Вы когда-нибудь видели обиженное рр-рружье или скор-р-ррбящий р-р-рревольвер-р-рр?

Неудивительно, что он не узнал Коу, это не удалось бы даже человеку с фотографической памятью на лица, которой сам Лэйд похвастаться не мог. Может, потому, что от лица Коу осталось лишь немногое, а те черты, что все еще можно было распознать, еще не сросшиеся с сталью и не поглоченные ею, едва угадывались в казематной полутьме внутри шлема через щели в бронированных пластинах.

Сквозь узкую щель-амбразуру он отчетливо видел глаза, взирающие на него в упор. Не сохранившие век, обрамленные осколками лопнувшей переносицы, они однако сохранили свойственную глазам Коу холодную голубизну. Ту самую, из-за которой его немигающий спокойный взгляд обладал свойством внушать собеседнику безотчетную тревогу – взгляд хладнокровного снайпера. Лэйд не мог поручиться за то, что в силах распознать выражение глаз Коу сейчас.

– Крамби жив? – нетерпеливо и резко спросил Лэйд, ощущая себя чертовски неуютно под этим взглядом, пристально изучающим его сквозь амбразуру в смешанной с плотью броневой стали, – Вы знаете, где он?

Похожая на орудийный спонсон опухоль в боку Коу шевельнулась, торчащий из нее ржавый ствол несколько раз дернулся. Возможно, безотчетная реакция его нового тела. Или нервный тик. Или и то и другое вместе.

– Крр-ррамби жив, – подтвердил Коу. Застрявшие в вентиляционной решетке зубы затрещали. Возможно, это был его способ усмехаться, – Он в безопасности.

Лэйд не был уверен в том, что чувство, испытанное им в этот миг, было чувством облегчения. В прошлый раз они с Крамби расстались далеко не лучшим образом. Но если превратившийся в живой танк Коу не получил инструкций расстрелять Лэйда на месте, возможно, все не так и плохо. Не так плохо, как могло показаться на первый взгляд.

– Где он? – жадно спросил Лэйд, – Вы отведете меня к нему, Коу?

Зубы в решетке вновь затрещали. Хруст кости о сталь был не очень мелодичен, но Лэйд предпочитал этот звук оглушительной канонаде. О том, сколько из стволов внутри тела собеседника могут ожить, если он выкинет что-то неуместное или угрожающее, не хотелось и думать. На таком расстоянии не спасет ни патентованный противопулевой жилет американской полиции, ни даже полный комплект рыцарского обмундирования с литой кирасой в придачу.

Гигант склонил голову.

– Рр-р-рразумеется отведу, мистер-ррр Лайвстоун. Тем более, что мистерр-ррр Крр-ррамби сам очень желает вас увидеть. Вы значитесь в списке прр-р-риглашенных.

– Вот как? – Лэйд улыбнулся, сам ощущая, что улыбка у него бледная и вялая, точно лист вчерашнего салата, – Чертовски приятно. Позвольте спросить, в честь какого события я приглашен? Должно быть, нерадивый курьер не передал мне приглашение, сами знаете, эти мальчишки такие ветренные!

Коу не улыбнулся. Едва ли его тело сохранило способность улыбаться, даже если бы у начальника отдела по взысканию задолженностей возникло такое желание.

– Прр-рриглашение к ужину, мистер-ррр Лайвстоун. Мистер-р-рр Крр-р-рамби дает сегодня торр-рр-ржественный ужин.

***

Лэйд никогда не относил себя к любителям прогулок в компании и в тех случаях, когда обстоятельства вынуждали его выбраться из лавки, предпочитал передвигаться в одиночестве, не отягощая себя спутниками. Этому было много причин и вполне очевидных. Не приходилось приноравливаться к чужому шагу, стукаться локтями, глотать дым из чужой трубки… Куда приятнее двигаться в одиночку, самому определяя курс, лихо перекладывая паруса и наслаждаясь при этом благословенной тишиной.

Но он не мог не согласиться, что прогулка в обществе Коу имела свои достоинства. Во-первых, он был очень удобным спутником, молчаливым и предупредительным. Во-вторых, двигался с вполне комфортной для его человеческих ног скоростью, не намного превосходя ползущий на первой передаче грузовой локомобиль. В третьих…

Лэйду уже не требовалось подолгу замирать на одном месте, изучая ландшафт, пытаясь угадать, где притаилась опасность – любая опасность, имевшая обличье и показавшаяся им на глаза, хладнокровно уничтожалась на месте. Однако Лэйд не испытывал эйфории, которую полагалось бы испытывать в этой ситуации. Слишком хорошо ощущал тяжелый взгляд Коу на своем затылке, слишком хорошо ощущал ту начертанную на земле невидимую черту, переступив которую он мгновенно превратится из спутника в мишень. Иллюзиями на этот счет он себя не тешил.

Коу и раньше не умел промахиваться, сейчас же, сам превратившись в оружие, он реагировал так молниеносно, будто его нервная система, перестроившись, превратилась в придаток спускового механизма. Иногда Лэйд не успевал заметить опасности до той секунды, пока орудия Коу, разразившись лаем, не превращали ее в лужу из кровавого студня.

Лэйд несколько раз пытался заговорить с ним, но всякий раз натыкался на молчание, достаточно настойчивое, чтобы даже кромешный тупица понял – мистер Коу не желает вступать в разговор. Вероятно, получил на этот счет инструкции от Крамби. О прочих инструкциях Лэйд предпочел не задумываться, но на всякий случай не предпринимал резких движений или жестов, которые его спутником могли быть восприняты как угрожающие.

«Если он только дернется, разрешаю его пристрелить на месте» – среди инструкций Крамби могла значиться и такая. А судя по тому, что Коу неизменно старался держаться позади него, не выпуская спутника из поля зрения – и сектора огня – он вполне верно сознавал, что выполняет роль не столько сопровождающего, сколько конвоира.

Они преодолели осыпь из стеклянных бусин, некоторые из которых были раскаленными и даже плавились под ногами. Преодолели пруд из жидкой парчи, по поверхности которого скользили изящными водомерками мертвые мыши. Обошли широкой дугой несколько зловещих утесов, сложенных из обломков бетона, арматурой которому служили человеческие кости. Коу шагал уверенно и ровно, он определенно хорошо знал местность и не единожды здесь бывал.

Они с Крамби тоже не сидели без дела, подумал Лэйд, перематывая во время короткого привала свои жалкие, заскорузлые от крови, портянки. И, по всей видимости, не настроены сдаваться. Отчего, интересно знать? Даже самоуверенный Розенберг, тщивший себя мыслью о том, что понял суть происходящего, в конце концов отчаялся, признав, что выхода нет. Предпочел быструю смерть дальнейшему существованию в новом облике. А Крамби? Почему не сдался он?

Про «торжественный ужин», упомянутый Коу, Лэйд старался не думать, это словосочетание вызывало в его памяти не самые приятные воспоминания.

Их путь длился не так долго, как ожидал Лэйд. Возможно, всего несколько часов. Миновав рощу деревьев, плодоносящих человеческими ушами, чьими листьями служили переплетения колючей проволоки, они обогнули приземистый холм и неожиданно для Лэйда оказались перед зданием, которое издалека выглядело бесформенным обломком скалы, но которое с их приближением обнаруживало все более искусственных, созданных по канонам человеческой архитектуры, черт. И черты эти были знакомыми, будто бы где-то уже виденными…

– Знакомо выглядит? – в глухом дребезжании вросших в сталь зубов Коу Лэйд уже привык различать усмешку, – Это отдел корр-ррреспонденции.

Лэйд едва не хлопнул себя по лбу. И верно. То, что казалось ему покоящимся на земле зданием, хоть и причудливой формы, было куском камня, вырванным из знакомого ему особняка. И чертовски большим куском. Лэйд лишь покачал головой, осознав его размеры.

Ничего удивительного, что Крамби со своим подручным решили обосноваться здесь. Может, этот кусок камня с мертвыми глазницами окон и не выглядел крепостью, но он, по крайней мере, сохранил в себе черты, свойственные строению, построенному человеческими руками. Уж лучше прозябать здесь, на жестком камне, чем в самодельной хижине, сложенной из истекающих кровью древесных стволов или землянке, вырытой в почве из железной стружки…

Точно хижина Дороти, мрачно подумал Лэйд, разглядывая убежище Крамби. Только сила, подхватившая ее, чтобы забросить в сказочную страну, была слишком небрежна и груба. Впрочем, он постарался побыстрее изгнать из головы это сравнение. Если самому Крамби в этой дьявольской постановке уготована роль Дороти, а мерно шагавший за спиной Коу с полным на то правом отобрал себе роль Жестяного человека, значит, ему самому оставалось то ли Пугало, то ли Трусливый Лев, персонажи, сходство с которыми он с отвращением ощущал[8]. Интересно, расщедрится ли демон на волшебные башмачки, а если да, кому из них суждено ими завладеть?..

Кусок здания, вырванный из каменной плоти, казался неизмененным лишь на расстоянии. Чем ближе они подходили, тем отчетливее Лэйд замечал изменения. Под облупившейся краской виднелась чешуя, водосточные трубы хрипели, перекачивая невесть какие соки и жидкости, решетки на окнах оказались сросшимися друг с другом дождевыми червями, а в тех местах, где сохранилось стекло, оно вибрировало в раме, издавая неприятный скрип. Но все же это был дом. Осколок человеческого мира, по какой-то прихоти демона не уничтоженный подчистую и не превратившийся в нечто противоестественное. Может, демон нарочно сохранил его на память в глубине своих владений, как сохраняют в Лондоне архаичные, принадлежащие вечности, булыжники вроде Провандского особняка[9]?

Крамби не вышел на порог, встречая их. Возможно, занят? Составляет квартальные финансовые отчеты или флиртует с секретаршами? Лэйд представил еще пару занятных вариантов, даже вообразил Крамби со шваброй, ожесточенно полирующим пол в ожидании гостей, но даже это не привело его в доброе расположение духа. От здания исходил нехороший дух, какой-то застоявшийся и болезненный, как от некоторых старых госпиталей и богаделен. Точно боль и кошмары тысяч людей за многие годы пропитали камень. И запах там стоял соответствующий.

Едва лишь очутившись на пороге, Лэйд ощутил его – дрянной липкий запах, которого никогда не бывает в сухих и хорошо проветриваемых помещениях. Лэйд потянул носом, пытаясь вспомнить, где ему приходилось ощущать похожие ароматы. Возможно, в подворотнях Скрэпси. Некоторые тамошние дворы, размокшие и раскисшие, пропитанные человеческой и крысиной мочой, издавали вполне похожее амбре. Или…