Текст книги "Бумажный Тигр 3 (СИ)"

Автор книги: Константин Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 48 страниц)

– Да, – сухо сказал он, – Курсы по финансовому учету.

Лэйд мысленно усмехнулся. Начальник отдела безопасности сумел не только сохранить рассудок, но и некоторое чувство юмора, что, без сомнения, говорило о его стальной выдержке, но, кажется, не собирался одарить его ответным комплиментом.

«Лэйд, старина, а вы неплохо управляетесь с соусами. Ваш бросок правой был великолепен!»

«О, ерунда. Вы еще не видели, как я управляюсь с горячими закусками!..»

Зал ничуть не напоминал ристалищную площадку, на которой секунду назад объявили победителя. Если он что и напоминал, подумал Лэйд, так это палубу корабля, набитую матросами, по которой в преддверии абордажа прошлись страшными продольными залпами шрапнельных снарядов из тридцатифунтовых пушек.

Мертвые тела лежали среди обломков мебели и сами походили на истерзанные, искалеченные стулья с неестественно изломанными ножками, сорванной обивкой и выпотрошенными из чрева пружинами. Гальванические лампы светили куда слабее прежнего, напоминая скорее театральные софиты, когда те, наполовину приглушенные, мягко погружают театральную сцену в интермедию[13]. Только представление, разыгравшееся здесь, было далеко от привычных ему водевилей и драм.

Остро пахло раздавленной едой и специями, но теперь эти запахи уже не казались соблазнительными, не искушали, не вызывали и аппетита. Теперь они были сгустившимися ароматами еще недавно пировавшей здесь смерти. Частью того омерзительного букета запахов, что исторгает из себя остывающее человеческое тело.

Раздавленные колбасы, гордость мясников Миддлдэка, тянулись по полу, точно связки размозженных внутренностей. Изысканные паштеты напоминали прилипшие к паркету клочья печени. Хитроумные салаты, не так давно поражавшие едоков своим сложным устройством и фантазией, превратились в перемежаемые винными лужицами горы трудноразличимого месива, в которых остатками царственного величия блестели стеклянные осколки.

Дрянь, подумал Лэйд. Мне не раз приходилось говорить, что ужин, де, скверно кончился, обычно подразумевая неважный десерт или дешевые сигары, которыми угощает хозяин, но этот в самом деле вышел паскудным сверх всякой меры. Худшим из всех на моей памяти.

Прежде демоны Нового Бангора не осмеливались вторгаться так открыто в занимаемое людьми пространство. Их охотничьими угодьями были темные улицы и грязные дыры Скрэпси, их ленными владениями служили стылые задворки Клифа и брошенные холодные руины Олд-Донована. Изредка кое-кто из их братии осмеливался зайти дальше в своих шалостях, рискуя привлечь к себе внимание Канцелярских крыс, но ни разу на его памяти история не приобретала такие последствия.

Явление демона на торжественный ужин.

Лэйду показалось, что запах базилика не слабеет, напротив, делается тошнотворно сильным, таким, что вот-вот начнут слезиться глаза. Ему захотелось настежь распахнуть все окна, чтоб резкий и холодный в любую погоду ветер Майринка выгнал этот запах. Этот – и все прочие, что воцарились здесь.

Тварь могла явиться сюда не за ними, подумал Лэйд, пытаясь сохранить самообладание, несмотря на чавкающие под ногами остатки закусок, смешанные с влажными человеческими внутренностями. Не за Крамби с его биржевыми вассалами, этими самоуверенными щеглами, уверенными в своей способности захватить весь мир. И уж точно не за бедным мистером Кольриджем, несчастным толстяком, весь грех которого заключался в раздутом самомнении.

Нет. Она могла явиться за мной. Ощущая дразнящий запах Бангорского Тигра и потеряв самообладание. Господи. Несчастный, несчастный Крамби. Он думал, что Бангорский Тигр спасет его, отгородит от смутной беды, маячившей на горизонте. Не подозревая о том, что под тигриной маскойв замок веселящегося принца Просперо проникнет кровавая чума, чтобы обставить пиршество по своему вкусу…

Лэйд ощутил, как нутро стискивает твердыми стальными пальцами.

Мог догадаться. Мог вовремя заметить тревожные признаки. Мог предупредить.

Но…

Он едва было не рыкнул вслух, перепугав тех людей, что приходили в себя, пытаясь понять, что за кошмарное представление разыгралось на их глазах.

Не было никаких признаков! Ни единого, черт возьми!

Создание столь сокрушительной силы, проникнув в человеческое жилище, неизбежно оставляет следы. Много, много следов. Оно принадлежит другому миру, миру Левиафана, его природа делает его чужеродным для всего сущего на всех уровнях бытия – или того, что мы привыкли именовать бытием. Его природа оставляет отпечатки на ткани реальности, заставляя ее образовывать странные складки и завихрения.

Легкая изморозь на подоконнике.

Закопченные следы в форме полумесяца.

Горстка сухих муравьев, склеившихся воедино.

Вода, чьи брызги именно сегодня странно преломляют свет.

Запах лимона в полдень.

Медные гвоздики, вбитые в щель.

Молоко, на вкус отдающее золой.

Неестественно быстро остывшие каминные щипцы.

Множество других признаков, которые мнительные люди, замечая, истолковывают в меру своих фантазий, а нормальные люди не замечают вовсе. Множество следов Его присутствия, которые Лэйд научился ощущать всеми органами тела, как тигр ощущает треск травы во многих футах от себя.

Столь опасная тварь, что дерзнула напасть на скопище людей посреди ужина, даже не утруждая себя маскировкой, обязана была оставить множество следов. Но по какой-то причине не оставила.

***

Ты теряешь нюх, тигр. Старость сделала тебя беспечным и немощным. Ты явился не для того, чтобы проверить угрожающие знаки, а чтобы набить свое брюхо, заодно погрев уши в чужих разговорах и обеспечив себя темой для сплетен в Хейвуд-Тресте. Ты не хотел видеть того, что должен был и не замечал того, что бросалось в глаза. Эти люди – раздавленные, разорванные, выпотрошенные – погибли и по твоей вине.

Лэйд зарычал. Иногда ярость беснующегося хищника с полосатой шкурой оказывалась сильнее тех стальных запоров, под которыми он укрывал его, и отголоски этой ярости просачивались наружу, здорово пугая или смущая окружающих.

Кажется, от него шарахнулся какой-то клерк, ну и плевать. Человеку, пережившего подобное, впору кататься по полу и грызть пальцы, и уж точно он может позволить себе небольшой нервный припадок…

Чушь! Вздор! Никаких следов не было! Он был заметил, он бы почуял, он бы…

Лэйд встрепенулся. А ведь проклятые часы тоже не обнаружили ничего необычного. За все это время стрелки не шевельнулись ни на волос, оставаясь в полнейшей безмятежности.

Лэйд достал брегет – весьма странный жест для человека в этой ситуации, но сейчас ему было плевать – и воззрился на циферблат. Обе стрелки, часовая и минутная, невозмутимо уставились строго вверх. Может, его глаза сделались слишком стары и не замечают мелких деталей, как не замечают нонпарель[14] на последних газетных полосах?.. Лэйд приблизил циферблат к глазам и пристально изучил. Может, стрелка отклонилась хотя бы на половину деления? Или четверть?

Черт, нет. Даже будь он вооружен лучшей на острове ювелирной лупой, он и то не обнаружил бы расхождения стрелок даже на линию[15]. Лэйд стиснул брегет так, что крышечка жалобно звякнула – тонкий нейзильбер не предназначался для таких нагрузок. Чертов амулет. Едва выйдя, он швырнет часы в сточную канаву и, пожалуй, плюнет следом.

Если, конечно, сможет беспрепятственно уйти, не задержанный вынырнувшей точно из-под земли фигурой в черном костюме, похожем на старомодное облачение гробовщика. Если вежливый, но холодный, как мартовская роса, голос не попросит мистера Лэйда Лайвстоуна задержаться немного, чтобы дать пояснения касательно одного прискорбного случая, которому тот был свидетелем.

При мысли о том, по какому направлению могут развиваться дальнейшие события, Лэйд ощутил едкую изжогу, уничтожившую последние приятные воспоминания об ужине.

В этот раз крысы полковника не слезут с него так легко. Дьявол. В этот раз они устроят целый чертов крысиный праздник. Может, украсят свои костюмы повязками из траурного черного крепа. Приготовят праздничный пирог из дохлых жаб, приправленный стрихнином и кислотой. Или даже украсят окна Канцелярии, от одного вида которой пробирает до костей, праздничными фонариками из высохших человеческих черепов…

Они будут бесконечно долго допрашивать его, сменяя друг друга, и все его ответы спокойно и методично записывать в бесконечные формы, рапорты и формуляры, они будут пронзать его ледяными взглядами, от которых, кажется, кровь сворачивается в жилах, превращаясь в застоявшуюся ржавую воду. Они будут произносить слова, которые уже произносили тысячу раз до того, слова, не несущие в себе угроз, но произнесенные так, что сердце невольно пытается съежиться, чтоб занять как можно меньше места в грудной клетке.

Канцелярия терпеть не может, когда кто-то вмешивается в ее отношения с Ним. Даже у тигра, смертельно опасного хищника, есть предел дозволенного, определенный периметром его клетки. И если тигр не будет достаточно благоразумным и мудрым животным, если позволит себе излишне резкое движение или клацнет не вовремя челюстями…

В этот раз он и верно позволил себе немногим больше позволенного. Не изничтожил какую-то хищную тварь, промышлявшую в доках. Не влез в какое-нибудь запутанное дело одного из Девяти, пытаясь разобраться в дьявольских петлях, душащих очередную жертву. В этот раз все куда паскуднее. Он оказался свидетелем серьезной вспышки Его гнева, мало того, принял в этом дрянном эпизоде деятельное участие. И еще иди пойми, в какой роли…

Лэйд воочию представил себе лицо Канцелярского клерка, пустое и бледное, как лицо покойника, его внимательный и строгий взгляд, его мертвенный голос, вновь и вновь задающий одни и те же вопросы.

Вот значит как, мистер Лайвстоун. Очень интересно, мистер Лайвстоун. Значит, вы совершенно случайно оказались в этом доме, мистер Лайвстоун. Ах, нет? Вот как? Вас порекомендовал джентльмен по имени мистер Олдридж, которого вы ни разу в жизни не встречали? Тот самый, что трагически скончался за несколько дней до этой самой истории? Очень интересно, мистер Лайвстоун…

Спустя несколько часов ему станет настолько тошно слушать это, что он выскочит из Канцелярии, изрыгая проклятья, и опрометью бросится прочь, чувствуя спиной колючую морозь под пиджаком. След множества внимательных крысиных глаз, деловито изучающих его сквозь оконное стекло…

Господи, подумал Лэйд, надо убираться отсюда, наплевав на все нормы приличия. Пожалуй, обойдемся без выражения соболезнования и траурных речей. Канцелярская свора полковника Уизерса на улицах Нового Бангора способна выследить и загнать даже легкий сквозняк, но иногда и старые тигры могут подкинуть пару неожиданных трюков…

***

– Великий Боже!

Лэйд скрипнул зубами. Он не успел сбежать, как полагается благовоспитанному гостю, оставив хозяину грязную посуду и уборку, а так же все те хлопоты, что ложатся обыкновенно на владельца дома.

Крамби двигался по залу точно сомнамбула. Существо, собранное из разрозненных человеческих тел, оживленное гальваническим разрядом, но все еще не до конца сознающее себя человеком.

– Не стоит на это смотреть, мистер Крамби, – Коу осторожно заступил ему дорогу, перегораживая путь, – Я настаиваю. Поверьте, это жуткая картина.

Крамби не дал себя остановить, двинулся дальше, обходя раздавленных мертвецов и изувеченные блюда. Он сам был всклокочен, лишился многих пуговиц на пиджаке и заработал несколько заметных царапин в давке, но все же он был здесь – здесь, а не в ближайшем пабе, заливая в глотку херес, и уже тем заслужил некоторое уважение Лэйда.

– Великий Боже… Это трагедия, это, это… Это словно бойня. Коу, вы видели что-нибудь подобное?

Коу опустил голову – даже не кивок, а размеренное движение маятника на хорошо отлаженных балансирах.

– Да. Под Абу-Клеа[16], в восемьдесят пятом. Чертовы дервиши устроили нам засаду, но мы подпустили их поближе и открыли стрельбу в упор из пулемета. Но это… Это немного другое.

– Да, – пробормотал Крамби, – Немного другое. Мне тоже так показалось. Кольридж – он…

– Мертв, – спокойно констатировал Коу.

– Вы уверены?

– Вполне. Я вижу его скальп, висящий на канделябре. Поэтому полагаю, что…

– Господи, Коу!

Начальник отдела взыскания задолженностей поморщился. Это была не гримаса отвращения, лишь мимолетное движение мимических мышц, но на его холодном лице всякое выражение было легко заметно.

– Безусловно, это настоящая трагедия, сэр. Но, откровенно говоря, я не считаю, что мистер Кольридж станет большой утратой для «Биржевой компании Крамби», – последнее слово он произнес особенно веско, – Его деловые и моральные качества всегда внушали мне некоторую опаску. Кроме того, не вы ли сами сказали не так давно, что Кольридж совсем забыл про страх и запустил свои щупальца в бюджет так, что это сделалось неудобным…

– Лайвстоун! – взгляд Крамби, беспомощно плавающий по уничтоженному залу, наткнулся на него и тотчас прикипел, – Мистер Лайвстоун!

Лэйд кивнул, не зная, что сказать.

Пожалуй, лучше всего ничего не говорить, подумал он. Молча откланяться и отбыть восвояси. Здесь словами уже ничего не решить, да и решать предстоит не мне.

Крамби впился ему в рукав пиджака. Он был растерян и дрожал, но силы в нем было как в барахтающемся утопленнике, так просто не стряхнуть.

– Вы же сказали… Господь милосердный, вы…

– Я не знал, – неохотно бросил Лэйд, борясь с желанием силой разжать пальцы, стискивающие его предплечье, – А понял слишком поздно. Здесь некого винить, такова природа… сил, с которыми я имею дело.

А теперь уже не только я, добавил он мысленно.

– Но что… Что мне теперь делать?

– Как что? Звонить, черт побери! У вас тут целая куча отличных телефонных аппаратов. Отправьте кого-то сделать звонок.

– В… больницу?

Лэйд едва не фыркнул. Люди, уже побывавшие в щупальцах безумного чудовища, бушевавшего в зале, меньше всего требовали помощи врачей. С другой стороны, помощь могла пригодиться тем, что пострадали в давке. Джентльмены и дамы, спасая свои жизни, так славно работали локтями и ногами, что наверняка переломали друг другу не одну дюжину костей.

– В больницу тоже. Здесь до черта раненых и многие – серьезно. Но прежде всего вам стоит позвонить в Канцелярию.

– Куда? В Кан…

– Да.

– Вы… уверены?

Крамби вздрогнул. Как и всякий благопристойный джентльмен, услышавший это слово. Лэйд и сам не любил произносить его. Всякий раз, когда это приходилось делать, у него возникало ощущение, что во рту становится сухо, как в старом колодце – точно это слово, цепляясь своими острыми крючками за язык, вытягивает из него всю влагу…

– Да, черт возьми, уверен. И побыстрее.

***

Локомобилям Канцелярии не нужны сирены, им и так все уступают дорогу с такой поспешностью, с какой позволяет рулевое управление. Не пройдет и пяти минут, как подъезд к уютному бежевому особняку окажется перекрыт так аккуратно и надежно, что мимо не просочится и муха. А потом…

Он представил, как по лестницам «Биржевой компании Крамби» грохочут тяжелыми ботинками джентльмены в глухих черных костюмах. Эти джентльмены легко умеют общаться между собой без слов. Они будут сновать здесь, точно крысиное полчище, они засунут свои носы в каждый кабинет, они разглядят каждый дюйм поверхности своими блеклыми невыразительными глазами, вооруженными мощными линзами, они…

Лэйд представил, как Канцелярские клерки жадно набрасываются на разгромленный зал. Как деловито пробуют уничтоженные кушанья, макая бледные пальцы в опрокинутые салатницы и миски. И иногда то один из них, то другой, не выдержав, украдкой облизывает чью-то оторванную кисть с размозженными пальцами, похожую на угодившего под колеса голубя, жмурясь от удовольствия…

Перестань, приказал он себе. Канцелярию боятся, и правильно делают, я сам боюсь ее до дрожи в старых коленях. Многие ее методы не отличаются от тех, что использует Он, а некоторые, пожалуй, еще и будут пострашнее. Ее природа окутана тайной, причем не благородной, а дрянной, самого скверного сорта, но верно и другое. Только Канцелярия в кратчайшие сроки может навести порядок, ужалить Левиафана в больное место, заставив его нематериальную тушу задрожать в водах бездонного и безымянного океана.

Лэйд потрепал Крамби по плечу, ощутив до чего тот напряжен.

– Крепитесь. Самое страшное уже миновало.

– Вы… думаете?

– Я в этом уверен, – спокойно обронил Лэйд.

Новый Бангор бережет покой своих марионеток или своих отпрысков, или как там ему угодно их называть. Он не прочь подшутить, не прочь подвергнуть их страшной пытке или испытанию, но сводить их с ума пока еще в его планы не входит. Уже скоро, очень скоро мистер Крамби к огромному своему облегчению обнаружит, что все произошедшее в его конторе, было лишь жутким сновидением. Не было ни чудовищной твари, крушащей щупальцами набитый людьми зал. Ни мистера Кольриджа, беспомощно мечущегося и похожего на прорастающий во все стороны пузырь. Ни прочих ужасных вещей.

Неопытный повар подал им на обед лепешки из кассавы, лакомства, которое в неумелых руках может стать смертельным ядом. Вследствие передозировки синильной кислоты многие из принимающих участие в застолье лишились чувств или испытали страшные видения, похожие на кошмары курильщика опиума, другие же и вовсе скоропостижно скончались. Нелепость, превратившаяся в трагедию, но ничего сверх того. О таких случаях охотно пишет «Луженая Глотка», предостерегая читателя от опасных яств и туземной кухни, но все равно в год находится пара дюжин дураков, решивших попытать счастья – и вот пожалуйста…

Скорбящие сослуживцы отправят от имени «Биржевой компании Крамби» на могилу несчастного Кольриджа роскошный траурный венок, а жизнь потечет дальше, как она текла миллионы лет до того. Так уж устроен мир – не везде, но тут, в Новом Бангоре.

Крамби все еще был слишком потрясен, чтобы принять на себя командование. По счастью, хладнокровия Коу с избытком хватало на двоих. Он мгновенно принялся раздавать распоряжения, точно всю жизнь исполнял роль не начальника службы безопасности, а кризисного управляющего.

– Синклер, марш к телефону. Звоните в Канцелярию. И не вздумайте лишиться чувств до того, как снимете трубку. Крофтон и Бэгги, прикройте скатертями мертвецов. Не вздумайте падать в обморок, вы получите достойную премию. Мисс ван Хольц, сходите за английской солью и водой, надо оказать помощь раненым. Мистер Дюваль и вы, трое из бухгалтерии, распахните двери и начинайте выводить пострадавших на улицу. Я не хочу, чтобы здесь воцарилась давка, когда прибудет полиция. Выводите людей на улицу, им всем нужен свежий воздух.

– Свежий воздух? – осведомился кто-то, неприятно хохотнув, – Вы будете неприятно удивлены, узнав, насколько выросли только что его акции.

***

Это был Розенберг. На удивление, он не пострадал в давке и даже не лишился своих очков, но выглядел так, как человек, переживший кораблекрушение. Нет, подумал Лэйд, как человек, переживший три кораблекрушения подряд. Хороший костюм, облегающий его фигуру, был густо перепачкан винными пятнами, а кое-где и разошелся по шву. Он не выглядел раненым, лишь немного прихрамывал, однако губы его кривились в какой-то неестественной усмешке, а глаза обрели какую-то странную рассеянность, которая сразу не понравилась Лэйду.

Должно быть, хорошо зарядился рыбным порошком, подумал он отстраненно. Выдул половину табакерки, если не больше. Черт, я не удивлюсь, если он сейчас рухнет на пол и начнет пускать пузыри, а на лице начнет расти чешуя…

Рыбное зелье – хорошая штука, чтобы расслабиться, но в критические ситуации на него опасно полагаться, оно заменяет инстинкт самосохранения и рассудок теплокровного холодным рыбьим разумом, который нередко выкидывает странные фокусы. Но у мистера Розенберга, видимо, были свои взгляды на это. Шатаясь, как снятое с шеста огородное пугало, он тяжело двинулся к столу, сверкая жутковатой ухмылкой.

– Сохраняйте спокойствие, – бросил ему Коу, – Мы все порядочно пережили и…

– Бросьте драть глотку! В этом уже нет смысла.

Приблизившись к развороченному столу, Розенберг молча взял бутыль с бренди, отыскал среди гор битого стекла целый стакан и молча налил его до верху. После чего влил в себя, спокойно и без единого бульканья. Так, как это сделал бы старый китобой, способный поглощать любую смесь, пусть даже и раствор соляной кислоты, а не благовоспитанный джентльмен, один только костюм которого стоил умопомрачительную для Лэйда сумму.

– Не мешайтесь под ногами, – тихо, но весьма отчетливо приказал ему Коу, – Когда придет время раскладывать бумажки, я попрошу, чтоб вас позвали. Но сейчас надо заниматься людьми. И я собираюсь заняться именно этим.

– Людьми… – Розенберг улыбнулся ему острой улыбкой атлантической сельди, – Ну, мы-то знаем, как вы занимаетесь людьми… Или думаете, ваши рабочие обязанности секрет для кого-то из присутствующих в этой комнате?

Коу даже не повернулся в сторону начальника финансовых операций, лишь взглянул на него. Будь на его месте Лэйд, он счел бы за лучшее заткнуться и вспомнить правила хорошего тона, принятые среди джентльменов. Взгляд мистера Коу, небрежный и невыразительный, напомнил ему взгляд холодный взгляд бультерьера, которым тот провожает подозрительного гостя. Ожидая, не последует ли со стороны хозяина команды вышибить из него дух и оторвать голову.

– Заткнитесь или я прострелю вам ноги прямо сейчас, – негромко произнес Коу.

В мистере Розенберге сейчас было больше от рыбы, чем от человека, потому он не внял доброму совету. Лишь поморщился и, едва не рассадив стакан о стол, махнул Крамби:

– Заткните пасть своему псу! Мне плевать, сколько орденов и регалий вы на него повесили, я вышвырну его улицу если он продолжит… Черт, «вышвырну на улицу»! Кажется, это выражение только что стало оксюмороном, а? Выпьем!

Резким движением вытащив из-под полы знакомую Лэйду табакерку, он открыл ее и, не таясь сыпанул в остатки брэнди, да так щедро, что у Лэйда тревожно екнуло под ложечкой. Такими порциями не всасывали рыбный порошок даже привычные ко всему завсегдатаи Скрэпси, среди которых рыбья чешуя в подмышках или узкие прорези жабр на шеи были не более отличительным признаком, чем старые рубцы и расплывшиеся татуировки.

– Хватит, – вяло попросил Крамби. Он все еще был слаб, но, кажется, уже начал восстанавливать над собой контроль, – Господи, знали бы вы, как мне надоели ваши вечные склоки!

В зал сбежал запыхавшийся Синклер, которого Коу отправил к телефону. Он пытался не смотреть на распластанных мертвецов, но подкашивающиеся ноги, с трудом выдерживавшие вес его субтильного тела, выдавали его состояние не хуже, чем барометр – погоду за окном.

– Мистер Крамби!

Коу пришлось подхватить его, чтобы тот, поскользнувшись, не расшиб лоб.

– Что такое?

– Телефон! Я пытался вызвать Кан… Кан… Как вы просили.

– Ну?

Синклер облизнул губы. Привыкший играть роль подобострастного шута, он с трудом осваивал свое новое амплуа – трагического вестника.

– Телефон не работает. В трубке слышны странные звуки, но коммутатор не отвечает.

– Попробуйте другой аппарат! – отрывисто приказал Коу, – Черт, в этом здании три отдельных телефонных линии и каждая стоит приличное состояние. Просто возьмите и…

Синклер дрожащими пальцами ослабил душивший его галстук. Но от этого слова не полились из него легче, напротив, стали вязнуть в глотке, как комья горячей смолы.

– Я пробовал. Все пробовал. Не работают. И аппарат Попова тоже. Нет сигнала.

Коу нахмурился.

– Уму непостижимо, как можно перебить три линии разом. Черт побери, хотя бы сейчас не будьте ребенком! В этом здании по меньшей мере две дюжины курьеров, пошлите кого-то из них к Канцелярии или, по крайней мере, в полицейский участок. Уж на это вашего соображения должно хватить.

От хриплого смеха Розенберга вздрогнул даже Коу.

– Канцелярия вам уже не поможет.

– Господи…

Розенберг тяжело усмехнулся.

– Боюсь, он тоже уже бессилен. Вы просто не видели. Не видели и не знаете… Ну так смотрите. Смотрите!

Розенберг шагнул к плотным портьерам, укрывавшим ближайшее окно и, ни слова ни говоря, впился в них руками. И рванул так, что по всему залу пошел треск. Лэйд рефлекторно стиснул зубы. Господин начальник отдела финансовых операций только на рыбный порошок и носовые платки тративший, должно быть, фунтов по пять в неделю, явно не знал цену хорошему жаккарду[17]…

А секундой позже Лэйд подумал, что хорошо бы лишиться чувств ему самому. Просто для того, чтобы разуму не пришлось переваривать то, что сообщили ему глазные нервы, истощая свои скудные мыслительные резервы.

***

Сперва ему показалось, будто здание «Биржевой компании Крамби» окружено густейшим туманом. Он, кажется, даже успел удивиться. Обычный коху не был редким гостем в Новом Бангоре, но заявлялся обычно в начале влажной весны, а уж точно не посреди лета, да еще и так внезапно. Может, какой-то из титанических куполов Коппертауна треснул, выпустив в небо над островом какую-то ядовитую дрянь?..

Но это был не туман. И не смог.

Это понял не он, оцепеневший от ужаса Лэйд Лайвстоун, впившийся в разорванную портьеру, чтобы не упасть. Это понял какой-то механизм, укрытый в его голове, тот самый, что скрупулезно ведет счет секундам, отсчитывает сдачу, помнит, где верх, а где низ, и механически желает доброго здоровья чихнувшему.

Это было похоже на повисший в пустоте пепел. И Лэйду впервые сделалось не по себе от слова «пустота», потому что то, что находилось по другую сторону стекла, было настоящей пустотой. Не той, что он привык воображать, говоря о пустой комнате, пустом беззвездном небе или пустом черепе соперника по бриджу. В сущности, вдруг понял он, все то, что я прежде называл пустотой, легко пользуясь этим привычным словом, пустотой не было. А вот это…

Это было…

В прошлом месяце он обнаружил спрятанную Сэнди в сундуке с консервированными оливками книгу презираемого им писаки Жюля Верна с дурацким и броским названием «С Земли на Луну». Лэйд, как и полагается почтенному владельцу бакалейной лавки, презирал беллетристику, но в скучные часы полуденного зноя, когда колокольчик над входной дверью надолго замолкает, даже самые паскудные книжицы могут быть недурной альтернативой чтению этикеток с консервных банок.

Лэйд одолел книгу в три приема, укрепившись во мнении, что мистер Верн – пустослов, пижон и вертопрах, которому, вздумай он принять участие в карточной баталии Хейвуд-Треста, обязательно проредили бы бакенбарды. Но, пожалуй, были в книжице и занятные моменты. Так, ему врезалось в память описание космической пустоты, сквозь которую летел исполинский снаряд с исследователями на борту.

Это было не ветхое Библейское «ничто», сухое и слежавшееся, как пустота внутри шляпной коробки, а пустота совсем другого рода. Ледяное бездушное пространство, царство молчаливой смерти, поглощающее звуки и запахи. Запретный чертог дворца мироздания, в котором слабый и жалкий человек не имел права существовать, но в который все-таки проник, где силой, а где и хитростью…

У пустоты за стеклом не было ни цвета, ни формы.

Она была бездонной, оттого от одного взгляда на нее делалось пусто и холодно внизу живота, а пальцы рефлекторно пытались вцепиться в любой оказавшийся поблизости предмет обстановки, точно у тонущего, хватающегося за обломки. В этой пустоте, казалось, и в самом деле можно утонуть, лишь взглянув на нее. Исполинский объем, лишенный объектов и ориентиров, чудовищно воздействовал на разум, привыкший оперировать твердыми материями и четкими расстояниями.

В пустоте не было верха и низа. В ней даже не было направлений. И в ней совершенно точно не было знакомого серого камня Майринка, такого основательного и надежного, который Лэйд привык попирать собственным весом.

Не было локомобилей. Улиц. Домов. Не было даже здания Канцелярии, которое, казалось, находилось здесь с рассвета времен, едва только Господь отделил свет от тьмы.

Если в этой пустоте что-то и существовало, то только пепел.

Невесомый серый пепел, беззвучно бьющийся о стекло.

Крохотные угольные снежинки, парящие в пустоте за тонкой преградой из прозрачного стекла. В один миг они казались танцующей метелью, движимой в мире без направлений и сторон света, в другой – неподвижно висящими хлопьями, незаметно для глаза меняющими форму.

Синклера стошнило, но никто не сделал попытки помочь ему. Никто не нашел в себе даже сил отвернуться от окна.

– Что это? – спросил Крамби. Он был потрясен, он был очарован, он был испуган до смерти – как крохотный мотылек, увидевший в глухой ночи ослепительный огонь старины «Уитби Уэст Пьер[18]», – Что это такое?

– Пу-пустота, – благоговейно произнес Лейтон, немного заикающийся и тоже поддавшийся гипнотическому влиянию, – Бесплотный эфир. Шуньята[19]. Войд.

Розенберг разразился злым лающим смехом.

– Пустота! – он попытался дергающимися пальцами вновь наполнить стакан, но бутылка плясала у него в руках, – Окажись вы в этой пустоте, Лейтон, от вас не осталось бы и лоскутка! Впрочем, может, это и к лучшему. Уж после того, как я прочел последний отчет по ревизии…

Крамби и сам с трудом ворочал языком, точно пьяный.

– Вы были там?

Отчаявшись совладать с бутылкой, Розенберг швырнул ее об пол. Удивительно, но никто даже не вздрогнул от звука бьющегося стекла. Все как зачарованные смотрели в окно. Туда, где вздымаемые волнами несуществующего ветра, медленно кружились в пустоте серые хлопья.

– А вы, конечно, хотели бы? Черт! Уж спасибо большое! Я видел, что сталось с Ходжесом!

– Каким еще…

– Этот болван выскочил за дверь первым, – буркнул Розенберг, – Чертовски прыткие ноги, как для старшего секретаря. Едва не смял меня в дверях, должно быть, совершенно ополоумел от страха. Он бросился наружу, крича во все горло. Проклятый паникер, на таких нельзя полагаться. И…

– Исчез? – тихо спросил Лейтон.

– Унесся? – Крамби потянул пальцем за ворот, ослабляя безобразно висящий галстук, залитый вперемешку вином и кровью, – Как в сказке?

Розенберг покачал головой. Вызванная рыбным порошком эйфория удивительно быстро отпустила его, оставив обезвоженную оболочку с потухшими глазами.

– Нет, – сказал он, – Не унесся. Его кожа стала прозрачной, будто напитанной светом звезд. А кости стали сплавляться друг с другом, превращаясь в расплавленную медь. Он даже кричать не мог потому что зубы сплавились с челюстями воедино. Он дергался и бился снаружи о дверь, пока его прозрачная плоть истончалась и стекала, а кости сливались и перекручивались и лопались и…

Кто-то милосердно плеснул в стакан бренди и протянул Розенбергу. Но тому потребовалось еще полминуты, чтоб выплеснуть жидкость себе в глотку.

– Он превратился в какую-то дьявольскую штуку вроде астролябии. Огромная медная астролябия, плывущая в пустоте, и кое-где еще видны были суставы и ребра, а шестерня была сделана из его позвонков и…