Текст книги "Бумажный Тигр 3 (СИ)"

Автор книги: Константин Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 48 страниц)

– Можно сказать и так, – согласился Лэйд, – И это беспокоит меня больше всего. То, что я не могу понять природу его власти. Допустим, кто-то годами чертил невидимыми чернилами демонические знаки по всему зданию, забивал в половицы проклятые гвозди, прошедшие сложный ритуал на алтарях Девяти, окроплял дверные косяки девственной кровью… Звучит нелепо и глупо, но допустим! Допустим, ему это удалось! А всё прочее? Это не смешивается у меня в голове, как не смешиваются пшеница и ямс. Чернильницы, зеркала, цветы, бумага… Это предметы нашего, материального, мира, но они покоряются его власти и, боюсь, достаточно быстро. Возможно, уже очень скоро здешний интерьер изменится, и не самым приятным для нас образом…

Лейтон вдруг переменился в лице.

– В этом здании ему не принадлежит ничего! – крикнул он, – Все, что заключено в этих стенах, все вплоть до последнего обойного гвоздя – собственность компании! И если ему угодно оспорить право собственности, мы с удовольствием сойдемся с ним в суде любой юрисдикции на его выбор!

– Он явится, – мрачно пообещал Лэйд, – Чтобы взыскать все без остатка. И самое скверное то, что мы, хотим того или нет, тоже сделались участниками процесса. Процесса, который проходит по неизвестным нам законам и принципам.

– Скажите прямо, вы попросту не знаете, как его остановить.

– Да, – подтвердил Лэйд, – Именно это я и хочу сказать. Мы имеем некоторое представление об его силах, крайне слабое – о его мотивах, и никакого представления о том, как его можно остановить или ослабить. По крайней мере, до сих пор мне не удалось обнаружить никаких слабых точек в его обороне.

– Превосходно, – пробормотал Лейтон, вяло качнув головой и сутулясь еще больше, – Выходит, если отбросить все разглагольствования, в сухом остатке у нас остается голый ноль. Мы, как и прежде, ровным счетом ничего не знаем о существе, которое нам противостоит. Отличная работа, мистер Лайвстоун. Превосходная!

– Если вас не устраивает моя работа, могу вернуть чек, – холодно заметил Лэйд, поднимаясь на ноги, – Он все еще у меня и не обналичен.

Лейтон испуганно встрепенулся.

– Куда вы? Черт, какой обидчивый народ эти лавочники… Стойте!

– Прошу меня извинить, господа, – произнес Лэйд, ни на кого не глядя, – Продолжим разговор немного позже. Кажется, у меня появилось весьма важное и неотложное дело.

– Мистер Лайвстоун.

Это был голос Коу. Холодный и тяжелый, как якорная цепь, он на миг замедлил Лэйда – в ногах будто образовалась дополнительная тяжесть – но остановить не смог.

– Мистер Лайвстоун! Это не дружеская беседа, которую можно оставить в любой момент. Это военный совет, от которого зависят судьбы людей. И мистер Крамби распорядился, чтобы вы приняли в нем участие.

Лэйд ухмыльнулся.

– Раз уж мистер Крамби такой радетель за человеческие жизни, ему стоит вспомнить одну немаловажную вещь, мистер Коу, – бросил он через плечо, – Моя собственная жизнь пока что ему не принадлежит. Я не в его власти.

– Мистер Лайвстоун.

К этому человеку нельзя поворачиваться спиной, подумал Лэйд. Ни к одному из них. Ты уже знаешь, чего стоят их обещания, их преданность, их честь. Но будь я проклят, если позволю себя тратить время впустую, молотя языком на каких-то Бог весть кому нужных советах…

Седой джентльмен вздрогнул, когда Лэйд осторожно коснулся его локтя. Взгляд у него сделался испуганным, тряпка едва не выпала из ослабевших пальцев. Кажется, еще немного, и он пустился бы в извинения. Будто делал что-то противоправное и, подобно мальчишке, был застукан на месте преступления.

– Ох, извините, я просто хотел показать, как это делается! Тряпку нельзя мочить сразу, надо сперва немного, понимаете…

– Мистер Госсворт? – Лэйд понадеялся, что мимические мышцы на его лице атрофировались недостаточно, чтобы потерять способность изображать дружелюбную улыбку, – Я буду благодарен, если вы найдете несколько минут для беседы со мной. И нет, полагаю, что тряпка вам не пригодится.

***

Госсворт. Старый слуга мистера Олдриджа, на протяжении многих лет заменявший ему лакея, курьера и няньку в одном лице. Лэйд едва узнал его в лицо, и неудивительно, лицо мистер Госсворт имел самое непримечательное, к тому же порядком потертое, точно прошедший через тысячи рук медный пенни.

Чертовски удачно вышло. Лэйд и сам собирался его допросить, но за всеми своими делами и беседами позабыл, отрадно, что мистер Госсворт сам пришел к нему в руки. Он не сомневался, что этот человек может быть источником ценнейших сведений. Может, не о демоне – старик едва ли был подкован в подобных материях – но, по крайней мере, о личности мистера Олдриджа, своего несчастного хозяина.

Он последним видел мистера Олдриджа в живых. Он на протяжении двух десятков лет, если не больше, был покорным и верным исполнителем его воли. Возможно, ему приходилось выполнять тайные поручения, к которым мистер Олдридж не хотел привлекать клевретов из оперативного совета. Или что-нибудь иное в этом роде…

Неудивительно, что он не сразу опознал его среди мечущихся по архивному залу клерков. Несмотря на то, что костюм мистера Госсворта был наилучшего качества, куда лучше тех, что окружали его со всех сторон, сам он при этом сливался с толпой, как капля масла сливается с прочими.

Возможно, дело было в его невзрачной внешности, а может – об этом Лэйд думал уже по пути, увлекая мистера Госсворта за рукав, в поисках подходящего пустого кабинета – в его особенной, многим слугам свойственной, манере двигаться. Мистер Госсворт, несмотря на свои годы, двигался легко и плавно, как водомерка по поверхности неглубокой лужи. И, кажется, почти бесшумно.

– Меня зовут Лэйд Лайвстоун и я буду очень вам обязан, если вы ответите на пару моих вопросов.

– Чего, сэр?

– Пару вопросов. Это не потребует больше десяти минут вашего времени.

Свободный кабинет Лэйд нашел тотчас, но, прежде чем зайти, тщательно его осмотрел. Не доставало еще обнаружить под столом какую-нибудь дрянь вроде отрубленной конечности или лужи несвежей крови. Повезло. Этот, как будто, остался нетронутым. Кабинет сохранил лишь один стул, который Лэйд почтительно предложил Госсворту. Сам же уселся на конторский стол, не обращая внимания на его протестующий скрип.

– Мистер Госсворт… – он кашлянул, – Прежде всего, меня интересует ваш наниматель.

– Чего, сэр?

– Наниматель. Хозяин. Мистер Олдридж. Вы же работали на него до того, как сделаться главой архивного отдела? Я прав?

Мистер Госсворт недоуменно уставился на него, точно пытаясь понять, не относится ли Лэйд к числу юных сорванцов, которые пытаются разыграть со старым Госсвортом какую-нибудь очередную шутку. Глаза у него были стариковские, чистые и прозрачные, как ухоженный парковый пруд.

– Так оно и есть, сэр. Я, конечно, со всем почтением, но… Однако ж я не совсем имею представление, каким…

Лэйд едва не выругался в голос. Увы, первое наблюдение, сделанное им еще за ужином и весьма неутешительное, оказалось безнадежно правильным. Мистер Госсворт не относился к тем людям, которых природа наделила великим умом. В отличие от прочих членов оперативного совета, вооруженных университетскими дипломами, он едва ли имел за своей сухой старческой спиной хотя бы законченную школу, а потому изъяснялся крайне неуклюже. Мало того, проведя всю свою жизнь в услужении, мистер Госсворт сохранил подобострастную манеру поведения, не вяжущуюся с его хорошим костюмом. Будучи одного роста с Лэйдом, он то и дело норовил опуститься, чтобы держаться на пару дюймов ниже него, заискивающе улыбался и вел себя весьма скованно.

Он не привык, чтобы с ним беседовали как с равным, понял Лэйд. Привык к бесконечным шуткам, которыми его награждали, точно жестокие мальчишки из класса, члены оперативного совета. Привык к унизительным эпитетам и небрежному обращению, которые пришли к нему вместе с почетной должностью.

К счастью, Лэйд быстро вспомнил родное ему наречие Миддлдэка, позволявшее легко обходиться без лишних слов и тяжеловесных оборотов.

– Я вот чего говорю. Хозяин твой старый – Олдридж? У него служил?

Госсворт поспешно закивал. Этот язык он явно понимал лучше.

– У него, сэр. Конечно у него. Первый и единственный егойный слуга, значит.

– У мистера Олдриджа что, других слуг не было?

– Не-а, сэр, ничуть не было. Я ему, понимайте, и кухарка и денщик и кучер и портной был, – Госсворт беспомощно улыбнулся бесцветными старческими губами, – Мистер Крамби даж говорил, мол, старый Госсворт вроде как андюнтант при генерале!

И верно, подумал Лэйд. Этот тип похож на генеральского денщика. Неразговорчивого малого, который обладает познаниями во всех бытовых науках, от штопки и лечения лошадей до разведения огня в камине. Вот только в голове у него, похоже, не сильно больше, чем в котелке у старины Диогена.

Лэйд принялся задавать вопросы. И хоть каждый вопрос он формулировал тщательно и предельно кратко, Госсворт часто отвечал уклончиво и невпопад. Но не из-за того, что намеревался что-то скрыть, а просто потому, что боялся показаться нескладным и смешным.

Каков из себя был мистер Олдридж? Очень умный джентльмен. Самый умный на острове, быть может. Костюм носил как герцог какой и не дай Бог пуговицы блестеть не будут – отхлестает перчаткой по лицу так, что и дышать страшно.

Чем он обыкновенно занимался? Науками, сэр, да все важными – банковскими и денежными. Бумаг у него страсть сколько было, и все такие серьезные, что глазам от печатей больно, столько их там, печатей-то.

Чем занимался последние два года? Да как на пенсию вышел, так и сидел что затворник в нумерах. На улицу почти не выходил, разве что газету купить или моцион сделать. Читал бумаги свои, писал что-то, музыку через патефон слушал, но все старую, как сейчас уж не поют.

Были ли гости? Последние два года, почитай, что и не было. Даже мистера Крамби не было, а так-то он раньше частенько заходил. Только вино передавал, и только. По правде сказать, смотреть на него одно удовольствие было. Передавая бутылочку для мистера Олдриджа, мне всякий раз пенс в руку вкладывал. За труды, мол. Хороший человек и джентльмен. Меня вот на работу пристроил после того, как с мистером Олдриджем несчастье случилось, храни его Бог. Работа бестолковая, шумная, да и тяжело старому-то псу новые трюки осваивать, но как-то держусь еще, службу делаю…

Здоровье? Последние годы уж как-то неважно, признаться. По правде сказать, здорово наш мистер Олдридж сдал, как на пенсию вышел да в Контору ездить перестал. Оно ж и понятно, куда человеку без работы. Попробуй лошадь на пенсию отправить, она и околеет к вечеру. Несварение с ним постоянно приключалось, а если и похлебает каши жидкой, что я сварю, да с тостом вприкуску, вечно жалуется, что вкус от железа во рту стоит. Сердце к вечеру, бывало, заходилось жутко, а поутру иль тошнота или живот крутило. Скверно ему было, ох да. Врачей он звать запретил. Вроде как через гордость, но я так смекаю, что из-за денежного состояния своего. Денег-то у него, по правде сказать, было швах. Не было их, денег-то. Мистер Крамби иной раз норовил что-то ему оставить. Впихивал так, знаете, тайком ассигнацию в какой-нибудь блокнот, но мистер Олдридж этого не терпел совершенно. Если приходилось ему найти что-то этакое, свирепел и трясся от злости так, что мне самому убежать хотелось. Сжигал бумажку в пепельнице и сквернословил отчаянно. По правде сказать, зря он это делал. Было бы у нас пару фунтов подкожных, может, не пришлось бы его кашей на воде кормить и плесень из хлеба вырезать. Но таких уж принципов человек был, да. Железный, не нам чета…

Лэйд слушал внимательно, не перебивая, лишь иногда задавая дополнительные вопросы, но внутренне мрачнел. Увы, как он и подозревал, мистер Госсворт, несчастный руководитель архивного отдела, почти не мог предоставить ему полезной информации, несмотря на то, что при мистере Одридже находился почти неотступно. Пожилой, не отличающийся внимательностью, не имеющий никакого представление ни о биржевой науке, ни о демонической, он был неважным свидетелем, чья память, подобно захламленному чулану, хранила множество бесполезных вещей, никак не относящихся к делу.

Он неукоснительно помнил список всех любимых блюд мистера Олдриджа – ежевику любил страсть! А вот специй не терпел, ежли слишком посыпано, так и выкинуть мог! – вел дотошный реестр его привычек, помнил даже марку сапожного крема, которым ему велено было чистить хозяйские ботинки, но во всем остальном…

Лэйд ощутил себя человеком, явившимся за жевательным табаком в газетную лавку. Показания Госсворта, которые ему удавалось извлечь на поверхность и облечь в понятную форму, на проверку оказались форменным хламом, из которого ему при всем желании не удалось бы выжать ничего полезного.

Мистер Госсворт не имел ни малейшего представления о том, почему они два года назад переехали из роскошных императорских номеров «Блисс-Инн» в дыру под названием «Восточный Бриз», сохранил лишь приятные воспоминания о тех временах. Не имел представления о делах своего хозяина и, кажется, свободно оперировал цифрами лишь в пределах десятка-двух. Расспрашивать его о подноготной тех византийских интриг, что крутились в «Биржевой компании Олдриджа и Крамби» было не полезнее, чем индюка – о налоговых податях.

На вопрос о чудачествах Госсворт отвечал сдержанно, тратя на обдумывание ответов больше времени, чем прежде. Да, бывало, что и чудил, но не сказать, чтоб неприятности от него много выходило. Многие джентльмены чудят, особенно из тех, что с деньгами. Причем чудят так, что никакого удержу с ними нет, вот что. Взять мистера Фолкса, к примеру, из «Фолкса и Данхилла». Приличный джентльмен с виду, но аккурат раз в месяц устраивает кутеж для своих работников, да такой, что сам апостол Павел бы, послание к невоздержанным галатам писавший, только руками всплеснул бы от такой картины. Вино, пиво, джин, ром – все полноводными реками да без всякой меры. И рыбкой, говорят, там тоже не брезгуют. Кончается тем, что мистер Фолкс, утратив человеческий облик, творит вакханалию, а ребята его и рады стараться – сами столы конторские разносят, окна бьют, с прохожими дерутся. Страшно сказать, в какую цену «Фолксу и Данхиллу» такие гулянки выходят, это же одним только стекольщикам в месяц фунтов пять платить, а ведь еще перетяжка мебели и прочее…

Или вот мистер Кундугар из «Взаимного торгового овощного содружества». Респектабельный джентльмен, и манеры такие, что в палате пэров выступать в самый раз. За всю жизнь рюмки хереса не выпил, а что до курения, то сам, бывало, в клубе такие лекции читал, что гости, выходя, трубки в мусорное ведро бросали. Только вот среди веселых дам в Шипси про него такая молва ходит, что и пересказывать тошно. Оно, понятно, слухи что змеи, яда в них много, только что-то совсем недоброе про Кундугара рассказывают. Будто если какая девочка и согласится с ним ночь провести, то тройную цену просит, а утром сама уже деньгам тем не рада, готова в одной неглиже в окно выскочить, лишь бы сбежать поскорее…

Мистер Пандс из «Первого национального общества взаимного кредита» тоже чудить любит. Заколачивает, говорят, по сто фунтов в неделю, но при этом если уж дотянется до рулетки, считай, все, что в водоворот упал. Играет до тех пор, пока не спускает все, что есть в карманах, включая часы, перстни и монокль, после чего еще долго ходит на службу пешком, а обедает постными сэндвичами.

Мистера Вудроу видели как-то раз в Шипси в женских панталонах. Мистер Галленвайн, отведав контрабандного буйабеса[5] и не рассчитав дозы, утопился в аквариуме, вообразив себя лососем. Мистер Флоуртинс на протяжении двадцати лет истязал своего племянника, которого держал на цепи в подвале, как собаку, и полиция только случайно об этом узнала. Мистер Гартс, успешный банкир, подписывает векселя только после того, как собственноручно составит гороскоп и посоветуется с двумя личными тарологами. Мистер Дроуз и того лучше…

Лэйду всяких раз приходилось сдерживать порывы своего собеседника, влекующие его в непроглядную тьму воспоминаний, относящихся обычно совсем к другим людям. Мистер Олдридж, терпеливо напоминал он. Водилось ли за ним что-то странное до того, как его здоровье пришло в упадок?

Многие из этой публики чудят, сэр, порой так, что впору в смирительную рубашку одевать и в Бедлам скорым рейсом отправлять. Но мистер Олдридж не из их числа. Может, и чудаковал порой, но так невинно, что и зла на него никто не держал. Как? Да говорю ж, по ерундовому делу. Провалы в памяти иногда бывали, но не сказать, что большие. Иногда вдруг, забывшись, на странных языках говорить начинал, да таких, которых и на свете не бывает, наверно. Кошмары бывали по ночам, и сильнейшие. Иногда вдруг такой страх на него находил, что он запирался в спальне, закрывал ставни и цельный день так сидел, затаившись как мышь. Всякое бывало, но обычно-то мелкое, невинного нрава. Уж на фоне прочих-то…

Кроссарианство? Господь с вами, сэр! Мистер Олдридж был ревностным христианином и на дух эту публику не выносил. Если вдруг прознавал, что кто-то из его служащих имеет любопытство по этой части, немедля приказывал мистеру Лейстону от него избавиться – вышвырнуть на улицу безо всякого выходного пособия. Мракобесие и ересь, так он про это выражался. Амулеты? Ритуалы? Ни за что, сэр. Не такого воспитания он был и не таких убеждений. Никогда ничего такого подле себя не держал и думать не думал. Да уж, сэр.

Запас вопросов Лэйда, когда-то казавшийся ему бездонным, иссякал, точно бутылка апельсиновой шипучки в знойный полдень. Чем больше он узнавал про быт и привычки мистера Олдриджа, тем больше убеждался в том, что ничего полезного ему здесь не выжать. С тем же успехом он мог бы пытаться выжать молоко из куска черствого сыра.

***

Так, он узнал, что мистер Олдридж предпочитал аромат гортензии запаху фиалок, не любил умываться теплой водой, чай настаивал всегда строго четыре минуты, на дух не выносил имбиря и кориандра, а всем книгам предпочитал «Мельмота Скитальца» Чарльза Роберта Метьюрина. Воистину, кладезь полезной информации, которую Лэйд при всем желании не мог бы использовать в свою пользу.

Блокнот для записей? Да, сэр, помню, как же не помнить. Был такой, мистер Олдридж туда часто записывал. Что записывал? Да разве ж я знаю? Нешто он передо мной ответ держать будет. Человек науки – хочет и пишет себе. Личные вещи? Да почитай, что и не было. Как у мужчины водится – часы жилетные, нож перочинный плохонький, запонки… Где запонки? Не могу знать, не видал. Как узнал, что мистер Олдридж головой сниз сверзился, так сам чуть духа не лишился, полицию вызвал и в обморок упал…

Давно ли я знаю мистера Крамби? Да как вам сказать, сэр, лет, пожалуй, что семь или восемь, с тех пор, как он сделался компаньоном мистеру Олдриджу. Прекрасный джентльмен, воспитанный и учтивый. Росту в нем, может, не шесть футов, но как начнет говорить, так заслушаешься. И нрав самый воспитанный, учтивый. Раньше каждодневно к мистеру Олдриджу заезжал с визитом. Бывало, целыми часами они друг с другом препирались, а уж как начнут писать, все, шабаш – все листы поперепишут цифирью своей, потом за салфетки возьмутся, а бывало, что и скатертям доставалось. Потом уж, конечно, когда мистер Олдридж на покой удалился, между ними той дружбы, что бывало, уже не водилось. Мистер Олдридж вообще старых своих приятелей из компании не больно-то привечал. Если, к примеру, мистер Розенберг в гости изволил пожаловать или там мистер Синклер, часто бывало, что мистер Олдридж даже не выходил к ним, велел мне спровадить их подальше. Мол, захворал, неважно себя чувствует, боится заразить. А мистер Крамби, хоть и заходил куда реже, регулярно передавал бутылочку вина для мистера Олдриджа. Нарочно помнил его любимое и никогда не забывал. Ровно по четвергам всякий раз.

Лэйд рассеянно слушал болтовню старого слуги, мысленно отпустив вожжи и почти не пытаясь направлять ее в нужное русло. Выудить из нее полезную информацию было не проще, чем выудить из сточной канавы большую форель.

Да, сэр, дружба меж ними была много лет. Хотя люди совершенно разной наружности и разного устройства, если так можно заметить. Мистер Олдридж – внушительный такой, спокойный, расчетливый. Мистер Крамби – беспокойный, как уголек из камина, и жаром аж пышет. Ан вот, семь лет плечом к плечу, извольте видеть. Хотя иной раз непросто было, ой не просто. Что, сэр? Хотите знать, как они свели знакомство? А зачем вам это?

Лэйд и сам не знал, зачем это ему. Вопрос был из числа тех, что выскальзывают сами собой, точно шнурок из зазевавшихся пальцев. Минутой позже он и сам уже смутно понимал, отчего его задал, может, просто для того, чтоб дать болтовне Госсворта новое направление. Известно как деловые люди знакомятся друг с другом. Уж не борделе, пожалуй. Но…

Мистер Госсворт отчего-то смутился, будто вопрос Лэйда, вполне невинный с любой точки зрения, представлял для него определенное затруднение. И некоторое время юлил, утверждая, будто знать наверняка этого не может, а память, старая жестянка, совсем уже никуда не годится. Исчерпав запас увещеваний, Лэйд использовал доводы более весомого характера, которые приберегал на крайний случай.

– Я задаю этот вопрос не из праздного любопытства, – сообщил он, чувствуя, как мистер Госсворт раскисает, точно глина, под его взглядом, – А в силу важных обстоятельств. Если я не выясню всего того, что хочу знать, мы с вами можем никогда не покинуть этого здания. И можете себе вообразить, в какую цену обойдется всем нам ваше упрямство.

Мистер Госсворт сник. Не обладающий от природы развитым воображением, он, видимо, все же вполне представлял перспективу и перечить не осмелился.

Как познакомились?.. Да чудно они познакомились, по правде сказать. Я-то при том присутствовал вроде как, хотя и не полагалось бы. А дело было так… Одним вечером, семь лет назад, приношу я мистеру Олдриджу письмо. Мы тогда еще в номерах «Блисс-Инн» жили, там комфорта куда больше, чем в этой дыре, в «Восточном бризе»… Мистер Олдридж его читает, как обычно заведено, после ужина. Читает – и вдруг хватается за сердце. Я-то во многих видах его видал, сэр, человек он был спокойствия необычайного. Бывало, как на службе какая оказия случится, кризис там или что-то сродни, так он даже в лице не переменится, когда прочие не знают, за что хвататься, за бутылку с джином или за револьвер. А тут аж задрожал весь. Я ему, конечно, сразу чая с коньяком, тряпицу с уксусом и все, что полагается. А он дрожит и бормочет «Он жив… Подумать только, жив. Ты можешь себе это вообразить? Столько лет!.. Я думал… Господь-святитель, этот мальчишка жив! Мало того, узнал мое настоящее имя и хочет приехать. Как тебе такое? И уж понятно, зачем… Я помню его сопляком, а сейчас он уже юноша. Джентльмен. Мало того, он прекрасно все помнит. Эти детали, про которые он пишет, никто кроме него не мог про них знать! Ах ты ж фокус какой… Должно быть, увидел мое фото в газете и узнал. Теперь хочет заявиться в гости и уж понятно, зачем. Будет шантажировать, это уж непременно. Ах, я знал, знал, что эта дрянная история ничего кроме бед не принесет!.. Он потребует денег! А где я, скажи на милость, их возьму? На дворе кризис, я не могу отщипнуть от своих впалых боков ни единого пенни! Дрянь, дрянь, дрянь!»

Лэйд мгновенно ощутил себя взаправдашним тигром, обнаружившим манящий запах добычи.

Вот так-так! Если в голове Госсворта воспоминания не перемешались от времени, как старое тряпье, следовало признать, что знакомство компаньонов «Биржевой компании Олдриджа и Крамби» началось на весьма странной ноте.

Увы, больше никаких деталей выжать из Госсворта не удалось. Встреча Олдриджа и Крамби происходила за закрытыми дверями без его присутствия. Он знал лишь то, что вернулся с нее мистер Олдридж как будто немного успокоенный и даже выпил две порции портвейна, что обычно позволял себе только по праздничным дням. «Может, все и не так плохо, – заключил биржевой кудесник, расслабившись от вина, – Мальчишка, конечно, алчен и нетерпелив, но из него может получится толк. Что ж, посмотрим, посмотрим…»

Спустя два или три дня после этого мистер Крамби сделался деловым партнером мистера Олдриджа, о чем было торжественно объявлено в узком кругу лиц. С тех самых пор он стал часто навещать мистера Олдриджа и даже сделался его постоянным гостем. Вплоть до того момента, когда мистер Олдридж, отрешившись от работы, разорвал почти все связи, связывающие его с компанией, и съехал в «Восточный Бриз». Там уже, конечно, и комнаты куда хуже и прислуги в комнатах нет, и дует отчаянно…

***

Слушая его разглагольствования, Лэйд изнывал от желания отвесить самому себе гулкую затрещину.

Сын! Этот хитрец Крамби был сыном покойного Олдриджа!

Чабб, тупица, уж об этом ты бы мог и сообразить!

Мистер Олдридж, величайший финансовый чудотворец Нового Бангора, убежденный холостяк и одиночка, кажется, был не настолько предан своей компании, чтоб закрывать от себя жизнь со всеми ее соблазнами и удовольствиями. Никто из близких даже не предполагал, что у него мог быть роман на стороне, мало того, что этот росток, невесть в какую почву посаженный, принес нежданный негаданный плод в лице самоуверенного и дерзкого мальчишки Крамби!

Эта деталь была подобна секретному ингредиенту сложного кушанья, которая, будучи включенной в общее уравнение, мгновенно привнесла в него смысл, сделав разрозненные и бессмысленные куски единым целым.

Незаконнорождённый сын! Вот оно!

По всей видимости, мистер Олдридж прижил его еще в молодости, задолго до того, как сделаться признанным биржевым магнатом Нового Бангора. И был достаточно осторожен, чтобы не признавать его своим отпрыском, опасаясь не то ущерба, который может понести его репутация, не то ущерба для собственного кошелька.

Лэйд едва не расхохотался. А мистер Олдридж-то не промах! Сотворил себе образ этакого стоика, финансового гения, хладнокровного, чуждого плотским радостям, дельца. А сам-то! Сам!..

Вот только сын, переняв часть отцовской крови, по всей видимости и сам оказался не промах. Увидев его фотокарточку в газете, каким-то образом узнал в благообразном седом джентльмене своего почтенного родителя и написал ему письмо, но не с тем, чтобы выразить свою горячую сыновью любовь, которую не знал куда выплеснуть, а чтобы взыскать с него родительский долг, про который незадачливый родитель, верно, и думать забыл.

Ничего нового.

История банальная как мир, такая же частая в Новом Бангоре, как и в благопристойном Старом Свете.

Надо думать, в другое время мистер Олдридж с легкостью откупился бы от наглого бастарда. Он был обеспеченным джентльменом и успел сколотить приличное состояние. Вот только… Лэйд усмехнулся. Вот только блудный сын, заявившись семь лет назад к любящему родителю, застал того не в лучшем положении. Очередной финансовый кризис, ударивший по рынку, пусть и не подломил ног «Биржевой компании Олдриджа», но порядком потряс ее и ее основателя. Мистер Олдридж вне зависимости от того, какие чувства испытывал ко своему вновь обретенному отпрыску, не мог бы удовлетворить его аппетита. И потому…

Лэйду захотелось щелкнуть пальцами.

Кажется, Олдридж и Крамби нашли выход, удовлетворивший обоих. Шесть сотых процента капитала. Крошечный пай, который Олдридж отщипнул от своей компании и передал Крамби, сделав того своим партнером и младшим компаньоном. Всего лишь кроха, если судить от общего числа, но иной раз и кроха имеет огромное значение. Это было не только знаком признания с его стороны, но и своеобразной гарантией. Порукой того со стороны Олдриджа в том, что Крамби получит после смерти отца все предприятие в единовластное пользование.

Элегантно и ловко.

Отец и сын плечом к плечу – уже не как противники, а как компаньоны. Надо думать, мистер Олдридж был весьма доволен таким развитием событий. Он не только сохранил компанию, расплатившись за грехи юности малой кровью, но и обрел наследника. Человека, которому суждено было продолжить его дело. Не самое дурное развитие событий.

Вот только потом…

Лэйд помассировал пальцами виски, стимулируя мыслительный процесс, вновь начавший вязнуть в топи. Видимо, сотрудничество оказалось не столь гладким, как виделось обоим поначалу. Может, Крамби, не удовлетворившись ролью «младшего компаньона» принялся перетягивать одеяло на себя, не замечая его жалобного треска. Интриговать в оперативном совете, настраивая всех против отца, строить в уголке его империи свою собственную. Или напротив, это Олдридж со временем охладел к сыну, найдя, что тот не унаследовал его черт финансового стратега, однако отличается непомерным аппетитом и совсем не так тяготится моральными убеждениями, как он сам. Или…

Что, сэр? Госсворт наморщил лоб, как делал всякий раз, осмысливая непомерно сложный для него вопрос, то есть, почти каждый вопрос Лэйда. Отчего это мистер Олдридж ударился в отшельничество? Ну вы и спросили, мистер… Откуда ж мне знать? Это я мистеру Олдриджу башмаки чистил, а не наоборот, он передо мной ответа не держал. Ему-то оно виднее. Мож воздух ему в «Восточном Бризе» милее был, кто ж знает…

Спокойно, Чабб, приказал себе Лэйд. Может, ты на верном пути, а может, кружляешь по своим собственным следам. Этот человек не похож на злокозненного преступника, скорее всего, он попросту глуп – к своему несчастью. Твоя задача – выжать из него все, что ему может быть известно.

Лэйд сделал несколько коротких вдохов, чтобы насытить кровь кислородом и восстановить ясность мышления.

– Незадолго перед тем, как мистер Олдридж съехал из «Блисс-Инн» у него была болезнь. Что-то вроде лихорадки или припадка. Почти сразу после нее он и отошел от дел. Я хочу знать, что было накануне.

– Накануне, сэр? – выцветшие глаза Госсворта беспокойно моргали, силясь сообразить, чего от него хотят, – Это как, сэр?

– Всё, что было перед этим, – твердо произнес Лэйд, – События последних дней перед тем, как им овладел недуг. Какие-то происшествия, ссоры, странные детали…

Госсворт медленно соображал, чего от него хотят. А может – Лэйд постепенно укреплялся в этом подозрении – просто не желал говорить на эту тему. Ссылаясь на свое старческое слабоумие и неважную память, он бормотал что-то бессмысленное, испуганно поглядывая на Лэйда из-под клочковатых седых бровей.

Не человек, а сущая развалина, подумал Лэйд с отчаянием. Крамби был слишком жесток к старику, приняв его на службу. Никчемная мелкая месть, в которой, пожалуй, нет никакой чести. Если он хотел отомстить своему старику-отцу за годы пренебрежения, ему стоило сделать это, пока тот был жив. Мстить его слуге, беспомощному старику, да еще и столь изощренным образом, держать это несчастное пугало на службе…