Текст книги "Бумажный Тигр 3 (СИ)"

Автор книги: Константин Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 48 страниц)

Нет, подумал Лэйд.

– Мисс ван Хольц не наделена ни финансовым мышлением, ни умением зарабатывать деньги. Однако природа наградила ее другими… достоинствами.

Нет.

– Некоторыми этими достоинствами она охотно ссужает других. Например, джентльменов из оперативного совета.

Нет.

– Значит, вы все…

Лейтон сухо улыбнулся.

– Кроме меня. Товар не на мой вкус. Ее благосклонностью пользовались все по очереди – Синклер, Розенберг, Крамби, даже бедняга Кольридж. Или, вы думали, он заботился только о своем брюхе, но не о прочих органах?

Уронив случайно взгляд на жалкое подношение, оставленное Лейтоном на столе, Лэйд не ощутил и следа того голода, что мучил его лишь недавно. Бисквит выглядел скверно пропеченным и, к тому же, порядком обгоревшим с одной стороны. Яблоко казалось восковым и совершенно не возбуждало аппетита. Банка с консервированными маслинами смотрелась подобием цинкового гроба с запаянными внутри останками какого-то живого существа.

– Это биржа, мистер Лайвстоун, – голос Лейтона, понизившись, приобрел сочувственные интонации, обычно ему не свойственные, – Мы ведем торговлю, только между нами и вашей лавкой пропасть, осознать которую способен далеко не каждый. Дело в том, что… Знаете, за прошлый год мы продали, должно быть, сто тысяч фунтов фундука, но никогда не видел в этих коридорах даже закатившегося под стол орешка. Понимаете, что я хочу сказать?

Лэйд мрачно усмехнулся.

– Здесь торгуют даже не товаром, а идеей товара?

– Да, – согласился Лейтон почти мягко, – А еще – обещаниями, репутацией, страхами и надеждами. Торгуя подобными материями, очень быстро начинаешь понимать, что рынок – куда более глобальная вещь, чем десяток торговых рядов с пожухшими овощами и прилавки со специями. Весь мир живет по законам рынка, на котором мы все – либо покупатели, либо продавцы, либо посредники. И все наши достоинства, все устремления, принципы и соображения не более чем товар. Который можно или уступить со сходной цене или мариновать в кладовке, до тех пор, пока он не превратится в труху, которую вы не сбудете даже за пенни.

– Ну, мисс ван Хольц, по всей видимости, не продешевила со своими, – пробормотал Лэйд.

– Мы все используем то, что в нашей власти. Это часть нашей природы.

Лэйд усмехнулся.

– И если бы в вашей оказались звезды, можно не сомневаться, небосвод уже был бы украшен мириадами аккуратных дырок! Заканчивайте, вам не пронять меня вашей сентиментальностью, у тигров толстая шкура. И мне плевать, чем вы руководствовались, когда вступили в сговор. А вот власть… Да, этот вопрос меня, пожалуй, крепко интересует.

Я хочу узнать, откуда у демона взялась такая власть, подумал Лэйд, борясь с желанием швырнуть не откупоренную бутылку с вином, мозолившую ему глаза, о ближайшую стену. И отчего он распорядился ей именно так, а не иначе. Демоны – существа, наделенные совсем иной природой. У них нет человеческих желаний, страстей и амбиций, ими управляют совсем другие ветра и течения. Что демон мог найти внутри «Биржевой компании Олдриджа и Крамби»? Каким образом оказался вовлечен в дело, которое не касалось его ни с одной стороны? В чем мог уловить выгоду для себя?..

– Мистер Олдридж, – тихо произнес он.

– Что?

– Вы вынудили его передать штурвал Крамби потому, что он не потерпел бы подобного на своем корабле? Сыграли небольшой мятеж, льстя себе тем, что не повесили предыдущего капитана, а отправили на необитаемый остров доживать свои дни?

– Господь всемогущий! – Лейтон уставился на него широко раскрытыми глазами, в которых едва заметны были до предела съежившиеся зрачки, – Что вы такое говорите? Мистер Олдридж ушел сам и по доброй воле. Никто не вынуждал его. Никто из нас, по крайней мере.

– Тогда почему он сбежал? – резко спросил Лэйд, – Уж не потому ли, что вывел всех вас на чистую воду и испугался за свою жизнь?

Лейтон отвел взгляд.

– Так вы и этого не знаете… – пробормотал он, уже не силясь произвести на Лэйда впечатления.

– Чего? Чего не знаю?

– Про мистера Олдриджа. Он сбежал не потому, что испытывал к нам неприязнь или недоверие. Он сбежал потому что…

Лейтон замер, осторожно касаясь языком нижней губы. Будто пытался нащупать еще не произнесенное слово.

– Ну? – нетерпеливо спросил Лэйд, – Что с ним?

– Он сбежал потому, что сошел с ума, сэр.

***

– Это было два года назад, в девяносто третьем. Вскоре после…

– Кризис, я слышал, – резко оборвал его Лэйд, – И слышал по меньшей мере трижды. Мне нет дела до ваших биржевых сложностей, потому что существо, наложившее на вас лапу, явно не из числа ваших партнеров или конкурентов.

Лейтон поморщился. От этого короткого усилия мимических мышц его уши шевельнулись, поднявшись еще на пол-дюйма выше. Кончится тем, что они переползут на макушку, мрачно подумал Лэйд, и тогда даже пудра будет бессильна…

– Тогда, два года назад, положение и верно было серьезным. Я сам не большой знаток биржевых реалий, но запах краха сделался столь явственным, что затмевал даже запахи орегано и базилика, держащиеся в подвале Бог знает с каких лет. Даже я понимал, что дело катится к катастрофе.

– Корабельные крысы не большие знатоки навигации, – пробормотал Лэйд, – Но даже они способны оценить течь в трюме.

В другое время, возможно, эта реплика уязвила бы Лейтона, но сейчас он был слишком подавлен и опустошен, лишь безвольно махнул рукой.

– Всему виной было падение американских железнодорожных акций. Потом этот кризис нарекли Великой железнодорожной катастрофой девяносто третьего года. Но это потом. Тогда у него еще не было названия – редко кто из матросов столь сообразителен, чтобы придумать имя волне, которая уже идет наперерез кораблю, чтобы разломить его пополам.

– У вас живое воображение, – буркнул Лэйд, – Но я был бы благодарен, если бы вы держались ближе к истории.

Лейтон рассеянно кивнул.

– Нам нужны были деньги. Отчаянно нужны. Мы вытрясли начисто все копилки, продали все активы и готовы были, к ужасу мистера Кольриджа, заложить даже мебель в Конторе. Мистер Олдридж едва не сжег двигатель служебного локомобиля, днями напролет разъезжая по Новому Бангору в поисках денег. На острове не осталось ни одного банка, в двери которого он бы ни постучал, ни одного кредитного общества или ростовщика. Увы, обстоятельства обернулись против нас. Все компании отчаянно лихорадило, отчего живые деньги враз сделались большой проблемой. Некоторые пробоины мистеру Олдриджу удалось заделать, но другие… Наш корабль был так близок к гибели, как никогда прежде. Розенберг, отчаявшись найти выход, пичкал себя лошадиными дозами рыбьего порошка, Крамби впал в тихое помешательство и был в таком отчаянии, что я украдкой прятал от него ножи для бумаги, как бы он не повредил себе… Я думаю, этот кризис и надломил мистера Олдриджа. Сами знаете, иногда и крепкая доска лопается, если применить к ней слишком большое усилие, а он двадцать лет тащил на себе всю компанию, вкладывая в нее все силы без остатка.

– Кажется, тогда с ним и случился нервный припадок?

– Я бы сказал, он был на краю гибели. Две недели находился в горячечном бреду, не в силах даже подняться. По счастью, это случилось уже после того, как он спас всех нас, найдя каким-то образом недостающую для наших зияющих пробоин сумму. А когда оправился… уже не был прежним.

Лэйд насторожился.

– В нем что-то переменилось? Что-то в его манерах, в привычках, в пристрастиях?

Лейтон покачал головой.

– Нет. Это был все тот же мистер Олдридж, которого я знал много лет. Когда он впервые после болезни поднялся на палубу, все клерки выстроились в коридоре шеренгой и рыдали от счастья. Капитан возвращался на свой корабль, чтобы продолжить плавание. Он был слаб, но он улыбался и ободряюще кивал нам. Черт, даже я невольно прослезился. Но наше счастье длилось лишь два дня. На третий… На третий мистер Олдридж собрал весь оперативный совет в своем кабинете и сообщил о своей отставке. Так сухо и спокойно, будто речь шла о смене воды в вазах для цветов. Он выглядел… Скверно.

– Насколько скверно? – быстро спросил Лэйд.

– Как человек, которому за минуту до повешения вручили решение о помиловании, – ответил Лейтон, мрачно усмехнувшись, – И который вдруг обнаружил на нем отметку сувенирной лавки. Он был изможден и, кажется, напуган. Он не читал торжественных речей, которые полагается читать на прощание, никого не корил, вообще ни разу не повысил голоса. Просто сообщил, что с этой минуты оставляет пост оперативного директора на своего младшего партнера и компаньона мистера Крамби, сам же собирается удалиться на покой, чтобы прожить остаток дней в свое удовольствие, без кризисов и сопутствующих им тревог.

– Вполне понятное желание для джентльмена, которому стукнуло шесть десятков, – пробормотал Лэйд, – Последний ваш кризис едва не убил его, следующий наверняка бы свел в могилу. На его месте я бы и сам бросился прочь!

Лейтон натянуто улыбнулся. А может, просто поджал губы.

– Вы не знали мистера Олдриджа. Когда он сказал, что покидает компанию… Черт возьми, это звучало как если бы Папа Римский сообщил, что ему наскучило в Ватикане и он желает обосноваться в Саутволде, Саффолк, чтобы до скончания дней удить раков. После этого мистер Олдридж дал нам несколько инструкций. Коротких, емких и, к сожалению, вполне однозначных. Он запретил нам тревожить его или каким-то образом вмешиваться в его жизнь. Не спрашивать его совета, не отсылать финансовых сводок и прогнозов, не направлять никакой рабочей корреспонденции – ни единого листка.

– И вы выполнили это требование? – недоверчиво уточнил Лэйд.

Лейтон досадливо дернул плечом.

– Вынуждены были. Кажется, Розенберг еще год бомбардировал его своими депешами, но Госсворт наверняка отправлял их в помойное ведро. По крайней мере, ни единого ответа он, кажется, так и не получил.

– Это странно, – вынужден был признать Лэйд, – Я понимаю, отчего можно было перегореть к любимой прежде работе, но отчего возводить стену между собой и нею?

– Эта стена была прочнее крепостной стены Тауэра, – пробормотал Лейтон, – Мы много раз пытались преодолеть ее со своей стороны, но мистер Олдридж всякий раз совершенно четко давал нам понять, что не рад этому. Не раз и не два члены оперативного совета, сообща или поодиночке, пытались попасть к нему на прием. Тщетно. Верный Госсворт охранял его номер в «Восточном Бризе» с неистовством Цербера. Любые врученные ему визитные карточки немедля отправлялись в мусорное ведро, а цветочные букеты и всякие милые подарки – следом за ними. Мы сами не знали, чем вызвали такой гнев мистера Олдриджа, отчего впали в опалу. Пытались слать телеграммы – он не получал их. Давали объявления в газету – он не читал их или игнорировал.

– А телефон? – осторожно спросил Лэйд, – К помощи телефона вы не прибегали?

Лейтон поморщился.

– «Восточный Бриз» слишком беден, чтобы позволить себе телефонный аппарат. А даже если бы мог, нас скорее соединили бы с Каркозой[2], чем с мистером Олдриджем.

Это уже выходит за рамки обычно чудачества, вынужден был признать Лэйд. Есть много причин, по которым человеку вдруг может разонравиться заниматься любимым делом, но это… Это уже больше напоминает бегство, чем добровольный исход. Причем, пожалуй, бегство не подготовленное и планируемое, а едва ли не паническое.

– Мистер Крамби посылал мистеру Олдриджу немного его любимого вина и, кажется, это было единственное, что им принималось. Все остальное… – Лейтон щелкнул пальцами в воздухе, – Пф-фф!

Нелепо, подумал Лэйд. Нелепо и необъяснимо. Даже если допустить, что мистер Олдридж раскрыл сговор своих ближайших служащих, проводивших мимо кассы компании приличные суммы, его действия все равно не устраиваются в естественную схему. Он мог уволить их всех одним только взмахом пера. Мизерная доля Крамби в компании не позволила бы тому даже разыграть сопротивление.

Может, он опасался, что подельники из оперативного совета попытаются поквитаться с ним, стариком? Тоже вздор. Мистер Олдридж был достаточно богат, чтобы обеспечить себя достойной охраной. Нанять целую армию сыщиков, телохранителей и частных детективов. Да и кому ему опасаться было? Коу к тому моменту еще не маячил на горизонте, а все прочие… Розенберг, кажется, боготворил его, Лейтон слишком труслив даже для того, чтобы скрутить шею курице, Крамби… Ну, тот тоже отнюдь не хладнокровный убийца. И уж точно нелепо было бы предположить, будто он ощущал угрозу, исходящую от чревоугодника Кольриджа.

– Телефон, – произнес Лэйд, сам еще не зная, к чему, повинуясь тигриному наитию, – Вы только что сказали про телефон.

– Только лишь то, что связаться с ним по телефону мы не могли из-за того, что…

– В гостинице не было аппарата, – резко оборвал его Лэйд, – Да, это меня и смутило, пожалуй. Сперва я подумал, что мистер Олдридж нарочно выбрал гостиницу без телефонов, чтобы те не мешали его покою в тихой гавани. Но вы сказали иначе. Вы сказали, что гостиница была слишком бедна, чтобы иметь аппарат. Я не ослышался?

Лейтон коротко выдохнул через нос.

– Вам когда-нибудь приходилось бывать в «Восточном Бризе», сэр?

Лэйд покачал головой.

– По-вашему, я помню наизусть все гостиницы Редруфа?

– О, «Восточный Бриз» вы бы нипочем не забыли, – бесцветные губы начальника кадровой службы растеклись в сардонической усмешке, – Это дыра, сэр. Настоящая дыра. Там никогда не было номеров первого класса, что же до остальных… Скажем так, номера второго класса обещают лишь то, что крыс будет немногим меньше, чем в уличной канаве, а третьего…

– И мистер Олдридж обитал там по доброй воле? – недоверчиво уточнил Лэйд, – Человек, чья компания имеет миллионный годовой оборот?..

– Только последние два года, сэр. Прежде он снимал номера «империал» в «Блисс-Инн».

Лэйд мысленно щелкнул зубами, чтобы его подсознание не принялось рефлекторно щелкать костяшками абака, вычисляя, в какую сумму мистеру Олдриджу должно было обходиться проживание в подобных апартаментах. Сумма в любом случае получалась внушительная по всем мыслимым меркам.

– Он съехал из «Блисс-Инн» в какую-то дыру под названием «Восточный Бриз»?

– Сразу после того, как удалился на берег, – подтвердил Лейтон, – По собственной воле, не объясняя нам причин. Не стану лгать, это сэкономило компании приличные средства, но вместе с тем поставило нас в замешательство. Мистер Олдридж никогда не бросался деньгами, но привык жить с комфортом, как полагается человеку его статуса, не ущемляя себя. А тут…

– Его проживание оплачивала компания?

– Разумеется. Как и все его расходы, включая портного, парикмахера и прочих. Но с того злосчастного дня всё переменилось. Мистер Олдридж сообщил нам, что более не намерен использовать в своих целях деньги «Биржевой компании Олдридж и Крамби» и не собирается существовать за ее счет. Равно как отказывается от приличного жалования, полагающегося ему как основателю и основному компаньону, дивидентов и премий, а также любых прочих выплат с ее стороны.

Воображаемый тигр, кажется, недоуменно махнул хвостом.

– Владелец компании отказался от денег, которые она ему приносит?

Лейтон бессильно развел руками.

– Выходит, что так, сэр. И сдержал свое слово неукоснительно. Счет, на котором накапливается его жалование, остался в неприкосновенности – за последние два года мистер Олдридж не снял с него и пол-пенни. Чеки, которые мы ему высылали, тоже остались необналичены. Мало того, он избавился от всего имущества, которым прежде владел. Служебный локомобиль, предметы обстановки, неплохая библиотека… Он избавился даже от своего гардероба, оставив себе пару совершенно никчемных и дешевых костюмов. Да, таким он был, наш мистер Олдридж, в последние годы своей жизни. Удалился, оставив позади всё, что заработал на протяжении всех двадцати лет. Всё, что принесло ему его детище.

– За какие же средства он снимал номер в «Восточном Бризе»?

– У него были некоторые личные накопления, полагаю. И весьма скромные, насколько я могу судить. Позволяющие худо-бедно влачить существование, но не жить той жизнью, к которой привык мистер Олдридж. Коу собрал информацию. Мы поначалу тоже думали, что это какая-то уловка, какой-то хитрый фокус старого кудесника, в который он побоялся нас посвящать, но вынуждены были признать, что все взаправду. Последние два года мистер Олдридж питался Бог весть чем, не позволял себе никаких существенных трат и держал себя очень скромно. Как для человека, компания которого имеет в обороте миллионы фунтов. Мало того, за свой счет он содержал и Госсворта, своего слугу. Впрочем, тот мог работать и бесплатно, он был предан своему хозяину до гроба…

– Значит, не только отшельничество, но и аскеза, – пробормотал Лэйд, – Биржевой делец и миллионер сделался не только затворником, но и убежденным лионистом[3]? Подумать только! Конечно, я слышал про тот комплекс гимнастических упражнений, что совершают некоторые обеспеченные джентльмены, ощутившие дыхание Геены Огненной, надеясь, будто он даст им нужную гибкость для преодоления игольного ушка[4], но… Скажите, мистер Олдридж был религиозен? Совершал какие-нибудь прочие поступки в этом духе? Усмирение плоти или, к примеру, паломничества? Флагелланство? Может, имел привычку носить вериги под костюмом от Кальвино?

Лейтон покачал головой.

– Ничего такого мы за ним не замечали. Он и набожным, кажется, никогда не был. А тут такое помешательство…

Лэйд потер лоб пятерней.

– Что ж… – пробормотал он, – Кажется, дело можно считать закрытым. Я знаю, что за демон тут похозяйничал.

Лейтон вскочил с места, едва не запнувшись в собственных ногах. Кажется, за время разговора те стали еще более длинными и худыми.

– Кто? Бога ради, мистер Лайвстоун, кто это?

Лэйд усмехнулся, надеяясь, что со стороны его злая усмешка не выглядит тигриным оскалом.

– Призрак Рождества[5], кто же еще! Странно, что мы еще не слышим праздничных хлопушек и гимнов!

Лейтон обессиленно опустился обратно. Судя по тому, какой хруст при всяком движении издавали его суставы, начальник кадровой службы должен был ощущать себя сейчас весьма скверно. По крайней мере, Лэйд на это надеялся.

Чертовы хитрецы. Гиены, напялившие поверх пятнистых шуб хорошее сукно, обзаведшиеся платиновыми цепочками для часов и хорошими манерами.

Они пировали за чужой счет, поднимая тосты друг за друга, и при этом не гнушались отщипывать крохи от пирога, который был создан не них руками. Они проматывали богатство, которое Олдридж, кем бы он ни был, создавал годами, вкладывая свою жизнь в сухие цифры, создавая корабль своей мечты, которому суждено было большое и дальнее плавание.

Он просто сломался, подумал Лэйд, отвернувшись к стене, чтобы не видеть лица Лейтона. Нервное потрясение подточило его силы, а после… Должно быть, после болезни он начал кое-что соображать, провел что-то вройде тайного аудита. И обнаружил то, что должен был обнаружить давным-давно. Что люди, которые составляют оперативный совет, служа его вернейшими подручными и офицерами, тайком крадут у него деньги, покрывая друг друга. Он мог их уволить, вышвырнуть на улицу, уничтожить, но… Должно быть, болезнь ослабила его. Высосала силы, которые прежде бурлили. Мистер Олдридж, джентльмен шестидесяти лет, слишком сдал, чтобы вступать в новую схватку на своем собственном корабле. Предпочел махнуть рукой и сойти на берег, с достоинством и гордо, как полагается капитану, сохранившему свою треуголку.

И вызвать из небытия демона, чтобы тот сожрал все, что он оставил за спиной.

***

Мысль была едкой, колючей, неприятной. Но Лэйд знал, что не может позволить ей выскользнуть прочь. Стиснул, точно кусок колючей проволоки в окровавленной руке.

Мистер Олдридж, почтенный коммерсант и биржевой делец, благородный джентльмен, силившийся сохранить старый почтенный уклад, не приемлющий алчности и мздоимства под своим флагом – человек, заключивший договор с демоном? Отдавший ему во съедение двести душ своих подданных?

Лэйду захотелось помотать головой. Немыслимо. Он не был знаком с мистером Олдриджем, даже не видел его воочию, но за последнее время узнал достаточно много деталей из его биографии, чтобы исполниться к нему невольным уважением.

Брось, Чабб. Как будто люди с безупречной репутацией не совершают страшных вещей.

Голос Полуночной Суки казался ледяными каплями концентрированной белены[6], скатывающимися ему в ухо.

Вспомни безутешную юную вдову из Шипси, которая рыдала в твоем кабинете, прося отыскать убийцу ее мужа. Она сама и свела его в могилу, тайком приколов к рубахе булавку, заговоренную жрицами Аграт. Это была ее месть за прелюбодеяние, и месть страшная. Аграт, Дщерь Субботы, всегда обладала странными представлениями о морали, а промискуитет считала величайшим из грехов – при том, что сама покровительствовала проституткам. Несчастного изменника задушил его собственный детородный орган, превратившийся в десятифутового удава-констриктора.

Вспомни братьев Маккелен, близнецов, преданных друг другу до гроба, но лишь в то время, когда были бедны, и сделавшихся смертельными врагами после того, как заработали свою первую тысячу фунтов. Правду говорят, многие близнецы схожи не только внешностью, но и мыслями. Незадачливые братья Маккелен, кое-что смыслившие в кроссарианстве, почти одновременно натравили демонов друг на друга. Возможно, это был один и тот же демон, а может, сам Левиафан не упустил случая сыграть одну из своих жутких шуток, Лэйд этого не знал. Но имел сомнительное удовольствие лицезреть братьев Маккелен во плоти – сросшихся друг с другом на манер сиамских близнецов, грызущих в приступе неутолимой ненависти свое общее тело где-то в каменоломнях под Клифом.

Вспомни маленькую Ильду. Девятилетняя девочка, копаясь в саду, обнаружила закопанный манускрипт, некоторые страницы которого, к несчастью, смогла осилить даже не зная языка, на котором он написан. Явившийся на зов демон поспешил предложить ей свои услуги – для демонов, живущим по правилам первозданного хаоса, нет особой разницы между девятью годами и девятью тысячелетиями. Ильда, которую в тот день оставили без какао за какую-то детскую шалость, обуреваемая обидой, велела демону достойно наказать своих родителей, и тот выполнил работу с такой изобретательностью, что, кажется, немного пошатывались даже выбравшиеся наружу канцелярские клерки в их глухих похоронных костюмах.

Вспомни…

Довольно, приказал Лэйд, обрубая этот ледяной голос, струящийся ему в уши, воображаемой гильотиной. Хватит. Я помню.

Наши добродетели сродни нашим гостиным. Ухоженные, прибранные, со вкусом обставленные, они служат нашим поводом для гордости. Мы охотно пускаем туда гостей, чтоб выпить чашечку чая, и улыбаемся их похвалам – нам нравится, когда наши добродетели замечают. Грехи… Наши грехи – слизкие сырые подвалы, которые мы редко распахиваем перед гостями и сами не любим вспоминать.

Настоящий мистер Олдридж, с которым он не был знаком, мог обладать не только хорошо видимыми достоинствами, но и определенными недостатками, которые не стремился демонстрировать. Но даже если…

Лэйд попытался это представить.

Если мистером Олдриджем в самом деле овладела слепая всеиспепеляющая ненависть по отношению к своим недавним сослуживцам, он мог бы использовать помощь демона для мести. Он сам не был кроссарианцем, по крайней мере, об этом не свидетельствует ни один из людей, что были с ним знакомы, всего лишь чудаком, наделенным финансовым чутьем. Но… Допустим, он мог нанять оккультного специалиста надлежащего уровня и… Не годится, почти сразу же вынужден был признать Лэйд. Мистер Олдридж, приняв аскезу, фактически отказался от своего немалого состояния. А ведь за гроши такие услуги не оказываются, по крайней мере, здесь, в Новом Бангоре. Минус один пункт из достоверности.

И потом… Мистер Олдридж был трезвомыслящим джентльменом, об этом говорят решительно все. Если он преисполнился ненавистью к своему компаньону и оперативному совету, он мог бы извести их вместо того, чтобы сокрушать собственное детище – компанию, которой он отдал свою молодость и силы. Минус два.

Лэйд хрустнул суставами пальцев, присматриваясь, что еще можно разнести в кабинете. Уничтожение обстановки требовало сил, которых у него и так оставалось немного, но благотворно воздействовало на мыслительные процессы. Наверно, ему придется сокрушить еще до черта всего, чтобы никчемная старая голова все-таки что-то сообразила…

Мистер Олдридж, может, и не был записным гуманистом, но он уважительно относился к другим. Об этом свидетельствует его стратегия, всегда осторожная и выверенная, чурающаяся агрессивных мер, полная противоположность стратегии Крамби. Мог бы человек, с таким пиететом относящийся к другим, отправить в пасть демона две сотни человек скопом? Едва ли. Минус три.

И потом… Мистер Олдридж сошел на берег еще два года назад. Несчастные случаи с его служащими начались лишь неделю назад, сразу после его смерти. Торжественный ужин с кульминацией – сложно представить в мире, где нет времени – но, будем считать, день назад. Какой логикой, человеческой или демонической, можно объяснить эти расхождения по календарю? Демон нарочно выжидал два года, чтобы свершить месть уже после смерти своего нанимателя? А потом для чего-то еще неделю? Разве при этом месть не теряет весь свой смысл?.. И к чему тогда те четверо, из-за которых всё началось? Минус четы…

Довольно, приказал себе Лэйд, мысленно захлопывая гроссбух, в котором он вел этот нелепый счет. Кредит и так уже ушел в глубокий минус, тогда как в дебет решительно нечего занести. Мистер Олдридж, может, был финансовым гением и чудаком, может, действительно выжил из ума под конец жизни, может даже сам кинулся головой вниз на камни, но в соучастии с демоном его заподозрить невозможно, как невозможно представить пирог с говядиной без говядины или…

– Это может быть любой из них.

– Что? – Лэйд резко повернулся, совсем позабыв, что он не один в разгромленном кабинете.

Лейтон ответил ему усталой усмешкой.

– Любой из них, – повторил он, – А может, и все они, вместе взятые.

***

– Объяснитесь, – холодно приказал Лэйд.

Любая беседа рождает многочисленные связи между собеседниками, иногда непрочные и зыбкие, как те мостки из тростника, по которым полли пересекают бурные реки, иногда основательные и прочные, как Тауэрский мост. Едва ли между ним и Лейтоном установилась какая-то связь, этот человек по-прежнему вызывал у него неприятие. Уставший, отбросивший выспренные манеры и саркастичность, он вызывал не больше симпатий, чем в прежнем своем облике, всесильного начальника кадровой службы.

Но это не значило, что Лэйд собирался пропускать оброненные им слова мимо ушей.

– Я не читаю мыслей, – Лейтон усмехнулся, – Хотя меня часто в этом подозревают. Просто последние часы я размышлял о том же, о чем и вы. Кто мог преисполниться ненавистью столь сильно, чтобы обрушить на нас эту кару? Кто мог быть подручным демона внутри крепости? Кто мог открыть ему потайную дверь?

Это не потайная дверь, устало подумал Лэйд. Глупо думать, будто человек в силе щелкнуть пальцами, чтобы отдать во власть демона трехэтажное здание весом во многие сотни тон. Здесь нужен ритуал. Сложный, кропотливый, долгий. Для этого нужен не один подручный, а…

– И вы подозреваете… всех?

– Четырех из них. За исключением, конечно, себя и… мистера Крамби.

– Верны работодателю? – желчно усмехнулся Лэйд, – Благородно с вашей стороны.

К его удивлению, Лейтон не смутился. Лишь немного осклабился под его взглядом, выпрямившись в кресле. Он слышал, как звучно хрустнули его позвонки.

– Оставим благородство тому, кто может его позволить в наших обстоятельствах, мистер Лайвстоун. Как и вы, я человек наблюдения и анализа. Я вынужден вглядываться в людские души и посвящаю этому много времени. И некоторые души отнюдь не безупречны. Отнюдь.

Дрянь, подумал Лэйд, испытывая одновременно тоску и усталость. Вот зачем он пришел ко мне. Вот зачем попытался задобрить меня своими подношениями. Розенберг заранее предупреждал меня, он знал, что так и будет. Знал, но вместо того, чтобы попытаться помочь или как бы то ни было влиять на ситуацию, заперся у себя в кабинете. Последовал примеру проклятого Олдриджа, своего кумира…

Тебе следовало оставить свое благородство в лавке, Чабб, мысленно сказал себе Лэйд. Вместе с сухим инжиром, макаронами и несвежим сыром. Сейчас тебе нужна информация – вся до капли, сколько ее можно выжать. Потому что твое звериное чутье подсказывает – времени осталось мало. Быть может, совсем мало. А ты по-прежнему ровным счетом ничего не знаешь о своем противнике. Мало того, ты и о людях, которые стали тебе союзниками, оказывается, ничего толком не знаешь…

– Выкладывайте, – тихо произнес он, – Я выслушаю все ваши соображения. В первую очередь, конечно, Коу?

Лейтон кивнул. Даже это короткое движение заставило его позвонки отчетливо затрещать. Беда всех высоких людей, обостряющаяся в солидном возрасте. Мистеру Лейтону стоит навестить ревматолога, если, конечно, ему суждено выбраться отсюда живым.

– Конечно. Но вы про него и так уже неплохо осведомлены, насколько я знаю. Рассказ мисс ван Хольц был по-женски экспрессивен и скомкан, но главное ей передать удалось.

– Подслушивали? – мрачно осведомился Лэйд.

– Нет нужды. В этом здании у меня достаточно людей, чьим ушам я могу верить.

– В том числе и в отряде Коу?

Лейтон с сожалением развел руками.

– Увы, нет. Коу хитер и осторожен, в свою гвардию он отобрал только тех людей, что преданы ему лично. И у него богатая практика по этой части.

– Не сомневаюсь, – сухо произнес Лэйд, – Как и у вас. Значит, Коу был способен на это, по-вашему?

– Абсолютно способен, – подтвердил Лейтон, – Он хладнокровен, безжалостен и хитер. Мой работодатель ценил в нем именно эти качества, иронично, что именно они и погубили нас.

– Даже этих качеств недостаточно, чтобы заключить уговор с демоном.

– О, я не сомневаюсь, что у нашего уважаемого мистера Коу имеются знакомые в кроссарианских кругах, как и в любых других кругах. Он, знаете ли, человек с развитым кругозором. Уверен, он мог добыть любую интересующую его информацию с той же легкостью, с которой он добыл информацию про Бангорского Тигра.

Звучит разумно, неохотно подумал Лэйд. Но едва ли мне стоит обольщаться этой теорией. Лейтон хитер и осторожен, как кот, и наделен таким же кошачьим любопытством. Он, без сомнения, умеет лгать. Может быть, даже настолько искусен в этом ремесле, что мне пришлось бы провести обряд тагейрма[7], чтобы вывести его на чистую воду…

– Думаете, он устроил это все только для того, чтобы замести следы? Укрыть свои старые грехи?

Лейтон убежденно покачал головой.