Текст книги "Бумажный Тигр 3 (СИ)"

Автор книги: Константин Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 48 страниц)

– Не беспокойтесь, ваша роль не предполагает большого количества слов. Поменьше говорите, важно кивайте, иногда надувайте щеки – этого вполне хватит. Я уже обронил пару раз сегодня в присутствии членов оперативного совета, что мой дядюшка немного нелюдим и высокомерен. К вам не будут приставать с распросами.

– Благодарю покорно, – пробормотал Лэйд, – Однако на всякий случай проверьте ваши запасы нашатыря и английской соли. Возможно, некоторым дамам станет не по себе, когда ваш нелюдимый дядюшка из Веллингтона примется потрясать окровавленной курицей, пачкая их вечерние туалеты и выкрикивая заклинания по-полинезийски. Кроме того, я могу причинить некоторый вред паркету. Пентаграммы, нарисованные углем, оттираются относительно легко, но про кровь и потроха, увы, этого не скажешь…

На превосходно выбритом лице Крамби испуг мелькнул, должно быть, всего на четверть секунды, но Лэйду этого было достаточно. Даже эта четверть секунды была хорошей компенсацией.

– Что? Бога ради, вы в самом деле собираетесь…

Лэйд усмехнулся.

– Что, уже представили? Нет, если вы цените представления подобного толка, могу пойти на встречу. За дополнительную плату, разумеется. И, конечно, куриц оплачивает предприятие. Черт, вы даже в лице переменились! Не беспокойтесь, мистер Крамби, ничего подобного в моей программе не значится. Признаю, искусство, которым я занимаюсь, и о котором вы практически не имеете представления, не всегда безобидно и чистоплотно. Не стану лгать, иной раз, покидая чей-нибудь дом, я выглядел так, как не всякий китобой, а уж запахи, которые я при этом распространял… Силы, с которыми я работаю, вы сами назвали недобрыми и, черт возьми, были как никогда близки к истине. Это дурные и очень опасные силы. Они часто оставляют после себя не благоухание ландышей, а несвежую требуху, кровь и… другие вещи, о которых я не стану говорить, чтобы не портить вам аппетит перед ужином.

Крамби ощутимо напрягся на своем месте, так, точно двигался не на мягчайших рессорах, а на набитой камнями бочке. Когда он решился заговорить, то подбирал слова необычайно тщательно, так, точно те были могущественными сакральными символами, неправильное объединение которых могло привести к катастрофе.

– Эти силы, они…

Лэйд милосердно не дал ему закончить.

– Не стоит, мистер Крамби.

– Что? – он поднял на Лэйда озадаченный взгляд, – Я лишь хотел…

– Вы хотели спросить, что представляют из себя силы, с которыми я работаю. И я говорю – не стоит, мистер Крамби. Поверьте мне на слово, это знание не подарит вам облегчения. Напротив.

Крамби слабо улыбнулся.

– Что, оно убьет меня, это знание?

Лэйд сделал вид, будто пристально рассматривает его. Удобно, учитывая их расположение в салоне, друг напротив друга.

– Нет. Не убьет. Но может превратить в неврастеника до конца жизни.

– Я финансист, мистер Лайвстоун. Владелец биржевой компании и человек, хорошо знающий, на каких шестернях крутится мир. Я не верю в богов – ни старых, превратившихся в тлен внутри своих пирамид, ни новых, умащенных миррой и ладаном.

– Молодой трезвомыслящий финансист – не более плодородная почва для суеверий, чем каменный кряж – для пшеницы, – согласился Лэйд, – Но некоторые детали своей работы я, если позволите, не стану разглашать. В лучшем случае вы посчитаете меня рехнувшимся оккультистом, в худшем… Про худшие и думать не стоит. Считайте, что никаких сил, не объяснимых Библией и «Природой капитала» Адама Смита нет вовсе, а ваши пятьдесят фунтов – плата за восстановление душевного спокойствия и трезвого восприятия действительности.

Крамби задумался, но думал не очень долго.

– Да, – согласился он, – Пожалуй, так лучше всего. Не уверен, что хочу заглянуть в тот омут, который приоткрылся мне, пусть даже и в воображении. У вас на руках карт-бланш, мистер Лайвстоун. Ужин назначен на восемь, это значит, что Контора будет в вашем распоряжении как минимум на полтора часа. Вы вольны исследовать все помещения и кабинеты, от моего собственного до последнего чулана. Я лишь прошу вас держать нашу… инспекцию втайне и не посвящать в детали… сторонних особ. Если у вас возникнут хотя бы малейшие подозрения, делитесь ими со мной и только со мной!

– Будьте спокойны, – заверил его Лэйд, – Это тоже часть моей работы. Если я выскажу свои подозрения кому-то кроме нанимателя, то рискую мгновенно оказаться в сумасшедшем доме.

***

Локомобиль лишь казался неспешным зверем сродни сонному бегемоту. Выбравшись из узких улочек Миддлдэка на накатанную мостовую Айронглоу, он развел пары и приобрел прыти, двигаясь как хороший рысак. Лэйд, опасливо придерживающийся за подлокотники, прикинул, что он делает по меньшей мере двадцать миль в час[7] – если судить по тому, с какой скоростью мимо проносятся украшенные сусальным золотом витрины засыпающих магазинов.

На углу Биско и Парри-стрит полисмен отдал им честь, и Лэйда это немало позабавило. Черт возьми, если полисмены начнут козырять тебе на каждом шагу, точно какой-нибудь шишке, возможно этот паровой зверь не так уж и бесполезен в хозяйстве…

– Этот ваш мистер Олдридж… – он кашлянул, – Знаете, мысль о нем последние два дня не выходила у меня из головы. Оказывается, это чертовски неуютное чувство, знать, что кто-то тебя неплохо знает – при том, что ты сам не имеешь об этом человеке никакого представления.

– Могу себе представить, – согласился Крамби, разглядывавший роскошные витрины Айронглоу с явственной скукой на лице – он явно не находил этот пейзаж ни увлекательным, ни сколько-нибудь новым, – Для меня до сих пор тайна, каким образом мистер Олдридж, почтенный биржевой торговец на пенсии, оказался осведомлен в искусстве, которое для меня самого лежит где-то между эзотерикой и месмеризмом!

– Скажите, мистер Крамби, ваш покойный компаньон, случайно, не был кроссарианцем?

– Что?

– Кроссарианцем, – спокойно повторил Лэйд, – Вы знаете, что такое кроссарианство?

Крамби наморщил лоб. Судя по тому, что на его коже не имелось морщин, это была не самая используемая им гримаса. Улыбка шла ему куда больше.

– Весьма приблизительно. Какая-то местная синтетическая религия, которая расцвела на острове из христианских зачатков и полинезийских варварских верований. Что-то, связанное с культом Девяти и… черт, не знаю деталей и никогда ими не интересовался.

– Не интересуетесь местными религиями и не знаете полинезийского языка, – Лэйд покачал головой, – И при этом надеетесь на благоприятное плавание в здешних водах?

– Я не миссионер, мистер Лайвстоун, – с достоинством отозвался Крамби, – я владелец биржевой компании. Трезвый расчет – лучший оберег от всех языческих верований, а также полинезийских божков вкупе с их варварскими ритуалами.

– Похвальное благоразумие для молодого джентльмена, – кивнул Лэйд, – Жаль, что не все могут похвастаться подобным в наши дни, когда суеверие подобно маленькой птичке готово свить гнездо под стрехой любого дома. Уверен, вы даже не представляете, как много у кроссарианства, этого никчемного туземного верования, сторонников тут, на острове, причем даже среди людей, в здравомыслии которых вам и в голову не пришло бы усомниться. Старые девы в Новом Бангоре часто рисуют воском под кроватью символ Аграт, полагая, что это защитит их от преждевременного увядания. Владельцы плантаций частенько оставляют на полях мертвого белого зайца – их подношение Брейрбруку, которое должно гарантировать щедрый урожай. А рыбаки не выходят в море, если их лодки не украшены должным количеством символом Танивхе, Отца Холодных Глубин, в противном случае, по их мнению, высока вероятность и вовсе никогда не вернуться домой.

– Возможно, – Крамби дернул плечом, – Но я не поощряю подобных суеверий в своей компании. Вообразите, что будет, если наши биржевые аналитики примутся вместо корректировки курсов чертить пентаграммы, а биржевые агенты – возносить молитвы о выравнивании стоимости фьючерсов! Содом и Гомора!

Лэйд кивнул.

– Вполне вероятно. Как бы то ни было, в Новом Бангоре мне приходилось сталкиваться с людьми, обеспеченными весма серьезным капиталом, которых совершенно никто не мог бы упрекнуть в легкомысленности, и которые при этом были убежденными кроссарианцами. За мистером Олдриджем ничего такого не водилось?

– Что вы имеете в виду?

Лэйд вздохнул.

– Странные украшения, которые он использовал с повседневной одеждой, к примеру. Кольца из металла, который кажется грязной медью. Браслеты из рыбьих костей. Может, какие-то следы на коже, нанесенные хной и… другими жидкостями. Какие-то странные, исходящие от него запахи. Странные привычки и необъяснимые поступки…

К его удивлению Крамби расхохотался.

– Мистер Лайвстоун!

– Что? Уверяю вас, я совершенно серьезен. Вы бы не поверили мне, кабы я сказал, сколь многие облеченные состоянием и властью люди не избегают искушения приникнуть к Девяти, ища способов приумножить то и другое. Мистер Олдридж, он…

– Он был самым здравомыслящим и рациональным человеком из всех, известных мне. В Новом Бангоре за ним ходила слава финансового гения, кудесника в своем роде и, уверяю вас, эта слава не была раздута ни на йоту. Вы хотите знать, не заявлялся ли мистер Олдридж на заседания оперативного совета в мантии со звездами, украшенной пятнами крови? Не собирал ли нас в полночь, чтобы принести в жертву богам молодую секретаршу, ища расположения богов в следующем финансовом квартале?

В другой ситуации Лэйд фыркнул бы, не сдержавшись, но сейчас ему пришлось приложить усилия, чтобы сохранить самый серьезный вид. Даже нахмуриться, чтобы произвести на Крамби достаточно внушительное впечатление.

– Это не шутка, мистер Крамби. Если ваш компаньон якшался с кроссарианцами или был вхож в их круги, мне стоит об этом знать.

Крамби покачал головой.

– Мы с ним были знакомы настолько тесно, насколько могут быть знакомы два компаньона, сообща ведущие корабль сквозь бури и шторма. И я вас заверяю, что ничего такого за мистером Олдриджем не значилось. Каждый шиллинг, заработанный им, был заработан его финансовым гением, ни защиты, ни покровительства иных сил он не искал.

– И все же многие считали его чудаком.

Крамби растерянно заморгал. В свете плывущих мимо окна газовых фонарей его растерянность была хорошо заметна. В другой ситуации Лэйд, пожалуй, даже ощутил бы злорадство.

– Почему… почему вы так решили?

– Его письмо. Такой уж мы народ, лавочники. С возрастом утрачиваем многие добродетели, кроме одной – превосходно помним все, единожды прочитанное. В своем последнем письме вам мистер Олдридж упоминал, что некоторые из сослуживцев посмеиваются над ним, считая старым чудаком. Раз уж он это заметил, полагаю, процесс был поставлен на широкую ногу?

Крамби покраснел, это было отчетливо видно даже в залитом приглушенным гальваническим светом пассажирском салоне. Не так, как краснели некоторые поставщики, пытавшиеся сбыть «Бакалейным товарам Лайвстоуна и Торпа» дубовую стружку под видом виргинского табака и пойманные за руку, но тоже вполне явственно.

– Я… Я просто не думал, что это… Черт. Не стану скрывать, некоторые в самом деле посмеивались над мистером Олдриджем. Совершенно беззлобно, заверяю вас. Мистер Олдридж был джентльменом в почтенном возрасте, служащие же у нас как правило молоды, а молодости, знаете ли, свойственно позубоскалить над старостью…

– Молоды? – удивился Лэйд, – Я думал, у вас почтенное биржевое общество. Кто же допускает молодежь к серьезной работе?

Крамби поморщился.

– Я говорю не про безусых юнцов. Средний возраст среди наших служащих – двадцать четыре года. Это часть политики мистера Лейтона, нашего руководителя кадровой службы. Безусловно, люди постарше обладают усидчивостью и дисциплинированностью, в некоторых случаях это несомненное достоинство, но… В нашем деле ценится порыв, упорство и неукротимость, а эти качества сильнее всего проявляются в молодости. Мне нужны дерзкие матросы, которые готовы карабкаться на ванты в любую погоду, идти на абордаж и сутками черпать воду из трюмов, а не скучающие пассажиры второго класса, совершающие моцион по прогулочной палубе, понимаете?

– Допустим. Так значит, мистер Олдридж был объектом шуток в собственной компании? Что ж, неудивительно, отчего он не цеплялся за свой штурвал с упорством, которого от него ожидали.

Краснота Крамби сделалась густой, залив щеки и лоб.

– Господи, нет! Ничего подобного! Никто бы не осмелился отпустить ни одной шутки в адрес мистера Олдриджа. Люди, которые работали под его началом, боготворили его. Одно слово мистера Олдриджа, бывало, обрушивало курсы котировок или топило стоимость некоторых фьючерсов так, как армада адмирала Нельсона – французские корабли в битве у Абукире![8] Я лишь имел в виду, что… Как многие великие люди, мистер Олдридж порой вел себя немного эксцентрично, давая окружающим повод для пересудов. Проще говоря, иногда был чудаковат.

– Говорят, сэр Исаак Ньютон как-то раз сварил свои собственные часы, держа в другой руке куриное яйцо, – согласился Лэйд, – а мой приятель Маккензи нарочно не моет пивные кружки. Впрочем, последнее не чудачество, а его патологическая шотландская скупость, он полагает, что так в них вмещается меньше пива. Так значит, в поведении вашего компаньона имелись странности? Какие? Он имел привычку исчезать по ночам? Свежевать уличных котов у себя в номере? Может, украшать себя амулетами, вырезанными из человеческих костей?

Крамби уставился на него, озадаченно моргая.

– Ничего подобного, черт побери! Чудачества мистера Олдриджа были самого невинного свойства и никому не причиняли хлопот. Разве что последние два года…

Локомобиль издал несколько отрывистых рассерженных гудков, пытаясь спугнуть влекомую парой почтенных лошадей подводу с углем, тащившуюся перед ними и не горевшую желанием уступать дорогу. Возница даже не повернулся в их сторону, лишь безразлично махнул кнутовищем, лошади лишь лениво зашевелили ушами. Они явно были опытными участниками дорожного движения и никому не намеревались уступать, не обращая внимания, сколь много неудобств создают снующим по улице паровым экипажам.

Вот и я так же, подумал Лэйд с внезапно накатившей меланхолией, разглядывая эту жалкую колесницу, едва тащившуюся по мостовой. Тащу свою повозку невесть куда, стараясь не обращать внимания на обгоняющие меня экипажи, блестящие хромом и медью, глотаю дым и делаю вид, будто работа, которой я занимаюсь, имеет значение для кого-то кроме меня.

Если бы я вздумал бросить бакалейную лавку и устроиться в «Биржевую компанию Олдриджа и Крамби» деловодом, мне дали бы от ворот поворот – мои двадцать четыре миновали задолго до того, как сам Крамби появился на свет. Может, уважая мой возраст, мне предложили бы почетную должность швейцара у входа – кланяться посетителям и звенеть фальшивыми орденами?

Жизнь, хочется нам того или нет, принадлежит молодым. Их кипучая энергия поворачивает шестерни тех механизмов, которые крутят мир, пока мы льстим себе, пытаясь уверить себя в том, будто движущей силой является наша мудрость. Может, потому я и взялся за это дело, подумал Лэйд. Не из-за денег, и даже не из-за любопытства, которое невольно испытываю к этому загадочному мистеру Олдриджу, а только лишь потому, что отказываюсь признавать один простой факт – миру, в сущности, совершенно безразлично, жив Лэйд Лайвстоун или давно разложился в подвале своей лавки, смешавшись с табачной стружкой, рассыпным чаем и зубным порошком…

– Последние два года? – спросил он вслух, отворачиваясь от окна, – Что случилось в последние два года с мистером Олдриджем?

Крамби дернул плечом. Разговор на эту тему определенно не доставлял ему удовольствия.

– Я уже сказал вам, два года назад мистер Олдридж покинул пост оперативного директора компании, который занимал на протяжении всего ее существования. Передал его мне и удалился на пенсию из-за проблем со здоровьем. Это было мудрое решение, к слову. Вы даже не представляете, сколько сил требует управление предприятием с таким оборотом. Иногда, возвращаясь домой, мне кажется, будто я целый день не перекладывал бумаги, а добывал уголь в шахтах Нью-Касла!

– Мы заговорили о странностях, – напомнил Лэйд, – Меня не интересуют невинные чудачества. Я хочу знать, было ли в поведении вашего компаньона нечто, что… скажем так, что всерьез могло бы вас обеспокоить?

Крамби задумался на некоторое время. Не очень продолжительное, но паровому экипажу хватило его, чтобы преодолеть половину квартала, оставив позади сверкающий гальваническими огнями и витринами Айронглоу, похожий в ночи на выложенное на черную бархатную подушку ожерелье. С улиц пропали компании гуляк, украшенные лентами экипажи и беспечные прохожие, началось царство Майринка, не означенное никакими границами и линиями, царство серого камня и строгих фасадов. Даже уличная брусчатка отчего-то выглядела здесь иной, холодной и отполированной, будто ее вылизали тысячи языков…

Лэйд редко прогуливался в здешних краях – холодная чопорность здешней архитектуры быстро вгоняла его в меланхолию. Возможно, из-за близости Канцелярии. Ее зловещие шпили пока не были видны, скрытые прочими домами, но Лэйд ощущал ее присутствие так же отчетливо, как стрелка компаса ощущает магнетическое притяжение севера.

Канцелярия. Хранилище самых дурных, скверных и неприглядных тайн Нового Бангора. Вотчина никогда не спящих крыс. Ведомство полковника Уизерса. Он сам нипочем не смог бы работать спокойно, зная, что в нескольких кварталах от него притаилась эта холодная мрачная громада, но Крамби, кажется, не находил эту близость ни беспокоящей, ни пугающей. Должно быть, привык. Или относился ко всем опасностям мира, мнимым и реальным, со свойственной его возрасту легкомысленностью.

К облегчению Лэйда, локомобиль не стал сворачивать в ее сторону, напротив, повернул на Баффин-стрит в противоположном направлении.

– Был один момент, – Крамби произнес это через силу, не глядя на Лэйда, – Когда мистер Олдридж сделал нечто такое, чего от него никто не ждал. Раз уж вы заговорили о чудачествах, это было величайшее его чудачество. Скажите, вы помните кризис девяносто третьего года?

***

Лэйд поразмыслил несколько секунд.

– Еще бы не помнить. Мне приходилось пересматривать прейскурант по три раза на дню, причем вечерние цены, бывало, так отличались от утренних, что мне хотелось заколотить лавку, лишь бы не иметь дела с новой волной разъяренных покупателей. В тот год добрая треть лавок в Хукахука разорилась в прах!

Крамби кивнул.

– Нелегкая пора для всех нас. Можете вообразить, что творилось в это время на бирже! Состояния с шестизначными цифрами сгорали в мгновение ока, превращаясь в золу, рынок лихорадило как тифозного больного, а курсы фьючерсов скакали так, что мы за день стирали ящик карандашей, чертя прогнозы и пытаясь предугадать, куда швырнет нас следующая волна – на морское дно или прямиком на луну. Мы назвали этот кризис Вторым Ферт-оф-Тей[9] или Великой железнодорожной катастрофой девяносто третьего года.

– Причем здесь железная дорога? – осведомился Лэйд, – На острове ведь нет железных дорог?

– Нет, – подтвердил Крамби, – Это остроумно придумал мистер Розенберг, наш главный аналитик. Дело в том, что весь кризис случился из-за железнодорожных воротил в Новом Свете. Недовольные своими дивидендами, тамошние дельцы решили обрушить курс акций с тем, чтобы прибрать хозяйство к рукам, но немного перестарались. Падение акций железных дорог в Соединенных Штатах стало обвальным и превратилось в лавину, которая погребла под собой бесчисленное множество прочих предприятий. Всего две недели потребовалось хаосу, чтобы перекинуться через весь Тихий океан, точно через лужу, на берега Нового Бангора и причинить обильные разрушения здесь, погрузив весь биржевой сектор в Геенну Огненную. Это были тяжелые времена, доложу я вам. Утром можно было пожать руку преуспевающему джентльмену, который глядел на тебя свысока, точно генерал, а уже вечером вложить в нее, дрожащую, пенни – иначе ему не хватало на кэб, чтобы вернуться домой. Это был первый серьезный кризис, который я встретил на борту нашего с мистером Олдриджем предприятия и до сих пор мне кажется чудом, что мы выбрались из него, пусть и потеряв паруса.

– Я весь во внимании.

Крамби вздохнул.

– Вы не знакомы с биржевым делом, вам скучны будут детали. Достаточно будет сказать, что мистер Олдридж сотворил чудо, чтобы спасти нас. Этот человек умел делать чудеса, именно потому его будут помнить даже спустя много лет, когда забудут всех нас. Жаль только, это было последним из всех чудес, сотворенных им… Едва только мы выбрались из переделки, как мистер Олдридж рухнул, сраженный приступом, и в течении двух недель бредил, не приходя в себя. Врач говорил, что ситуация крайне тяжелая и не исключал самых плачевных вариантов. Он утверждал, что это какой-то вид местной лихорадки, но мне кажется, что мистера Олдриджа, нашего доброго гения, сразил нервный удар. Слишком много сил он потратил, спасая наш обреченный корабль, слишком близко к сердцу принимал его участь… Сейчас я понимаю, что именно этот случай его подкосил. Мистер Олдридж оправился, но…

Крамби замолчал, бессмысленно ковыряя пальцем каучуковый уплотнитель окна.

– Но?

– Этот кризис надломил его. Преданный мистер Госсворт, его слуга, неотступно ухаживал за ним две недели и в конце концов поставил на ноги, но мистер Олдридж, мне кажется, так и не оправился полностью. С тех пор он лишь единожды побывал в Конторе – для того, чтобы сообщить о своей отставке и передать мне, своему компаньону, полномочия оперативного директора, которые прежде неукоснительно выполнял двадцать лет. Вы спросили про странности в его поведении, мистер Лайвстоун – вот вам странность. Странность, которая заставила всех нас изумиться больше, чем когда бы то ни было.

– Вас так изумило, что он отошел от дел?

Крамби кивнул.

– Мы не были бы потрясены больше даже если бы ему вздумалось заявиться в Контору нагишом и объявить, что принимает в число компаньонов призрак Оливера Кромвеля! Мистер Олдридж никогда не был женат, не имел детей, «Биржевая компания» была его любимым детищем. И тут…

– Это странность, – согласился Лэйд, – Но не вполне того толка, что я ищу. Может, он просто перегорел, говорят, и такое случается с джентльменами в почтенном возрасте. Вы молоды, мистер Крамби, вам не понять, что дело, которому человек отдал жизнь, тоже может гнести из года в год, медленно стирая его хребет. Взять меня, к примеру. Я почти тридцать лет жизни отдал своей лавке, но неужели вы думаете, что я мечтаю работать в ней до самой смерти и отбыть в мир иной, окруженный букетами из сельдерея и штабелями консервных банок? Я бы и сам с удовольствием отошел бы от дел, если бы не был уверен, что моя лавка, оставленная на попечение легкомысленной мисс Прайс и беспутного Диогена, уже два часа спустя превратится в выгоревшее пепелище!

Крамби слабо улыбнулся.

– Вы не знали мистера Олдриджа, если говорите так.

– Я не знал мистера Олдриджа, – согласился Лэйд, – Это совершенно точно. Прискорбно знать, что никогда уже и не узнаю. Мне почему-то кажется, он был славным малым.

– Совершенно верно. Мне кажется, вы бы с ним поладили, мистер Лайвстоун.

– В самом деле?

– Да. В вас есть нечто общее, хотя я едва ли могу сказать, что. Что-то в манерах, быть может…

– В вас говорит молодость, – усмехнулся Лэйд, – Все дряхлые коряги вроде нас для вас должны быть на одно лицо. Впрочем, не стану скрывать, мне до сих пор кажется чертовски удивительным тот факт, что мистер Олдридж каким-то образом был осведомлен о существовании Бангорского Тигра. Мало того, испытывал к нему такое уважение, что завещал вам искать его помощи. Это я нахожу чертовски странным.

– То, что один из солиднейших коммерсантов в Новом Бангоре верит в несуществующие силы? – усмехнулся Крамби, – Неделей раньше и я в них не верил, смею напомнить. А сейчас…

Лэйд мотнул головой, вновь вспомнив тянувших свою жалкую телегу с углем кляч. Движение вышло каким-то лошадиным, старческим и усталым.

– Дело даже не в этом. Как я уже говорил, среди моих клиентов встречались банкиры, фабриканты и барышники всех сортов. Мало того, некоторые из них бывали и при титулах, которые я благоразумно не стану называть. Иногда моей помощью стремились заручиться люди более далекие от мистики, чем мой автоматон – от королевского балета. Удивительно то, что судьба, эта хитрая ехидная карга, столкнула мистера Олдриджа именно со мной, а не с кем-нибудь из моих практикующих коллег из Нового Бангора.

Крамби взглянул на него с нескрываемым удивлением.

– Так значит, есть и другие? Я имею в виду, другие люди, которые…

Он в самом деле выглядел удивленным – настолько, что Лэйд не смог сдержать усмешки.

– А вы думали, Бангорский Тигр уникален в своем роде? Это льстит моему самолюбию, мистер Крамби, но я не единственный знаток затаенных течений этого города. Кроме меня есть и другие. Может, их не так много, как торговцев свежей выпечкой, страховых агентов и грумов, но можете мне поверить, я не уникален в своем роде. Потому и удивительно, что провидение, в какой бы форме оно ни действовало, послало мистера Олдриджа именно ко мне.

– Так значит, в Новом Бангоре действует целая группа… ваших коллег?

Лэйд поморщился.

– Мы не поддерживаем тесных связей. Кроме того, мы даже в лучшие времена были слишком беспечны, чтобы создать свой цех или профсоюз, наше ремесло, как и ваше, диктует свои условия. Но мы поддерживаем связь и в некотором смысле варимся в одном котле, так что немного осведомлены друг о друге, хотим мы того или нет. Некоторым течениям, знаете ли, свойственно пересекаться. Так что да, я немного осведомлен о своих коллегах. Как и обычные лавочники, мы иногда приходим друг другу на помощь, наушничаем, интригуем, сманиваем друг у друга клиентов, распускаем грязные слухи, собираемся на тайные конференции и все прочее в этом роде.

Вопрос, мучивший Крамби, был достаточно очевиден, чтобы Лэйд мог ответить на него сразу же, но из вежливости он потратил полминуты, дожидаясь, пока он наконец соскользнет у того с языка.

– И… много вас, специалистов такого рода?

Лэйд пожал плечами.

– У нас нет реестра, мы не ведем переписи. Но, думаю, я не сильно ошибусь, если предположу человек десять-двенадцать. Некоторые отходят от дел, некоторых выбранная стезя приводит к преждевременной смерти, это тоже распространенная причина выхода из профессии. Некоторые из них, надо думать, пришлись бы вам по вкусу куда больше, чем брюзгливый старикашка Чабб! Например, мистер бен-Симон из Редруфа. Величайший профессионал своего дела, у которого я сам не считал бы зазорным кое-чему поучиться. Он делает вид, что говорит только по-арамейски, но на самом деле это часть его образа, он болтает по-английски как заправский лондонский кокни. Клиентов у него столько, что он может дать фору мистеру Кальвино, который шьет вам костюмы.

– Я никогда не…

– Не встречали его? Не сомневаюсь. Чтобы встретить кого-то из нас вас должна хорошо тряхнуть за шею судьба. Мистер Олдридж мог обратиться к мистеру бен-Симону, у него в наших кругах превосходная репутация, куда лучше, чем у меня. Однако же вот!.. Или, к примеру, мистер Свен Фойн. Он держит мастерскую по починке шляп в Шипспоттинге, но это, конечно, только маскировка. Мистер Фойн – один из лучших… кхм… лоцманов, известных мне, его репутация в Новом Бангоре столь сильна, что даже Девятеро Неведомых остерегаются с ним связываться. Правда, в последнее время он, говорят, подсел на рыбу, но Фойн – крепкий малый, пройдет по меньшей мере несколько лет, прежде чем он нырнет окончательно. Или, к примеру… Ганнибал! Черт, он бы вам понравился, хотя, видит Бог, я с трудом представляю, как он поместился бы в вашей колымаге. Шестифутовый полинезиец, крепкий, точно дуб, при этом красив и грозен, точно его предок Мауи! Все его тело покрыто татуировками из запретных сигилов, рун и магических знаков, во время работы из его ноздрей часто валит дым, а кожа начинает распространять жуткое свечение.

Крамби нахмурился.

– И он…

– Да, – Лэйд улыбнулся, – Он тоже профессионал своего дела. Он натирает кожу специальной фосфоресцирующей мазью, что касается дыма из ноздрей, тут тоже есть пара трюков. Все знаки, разумеется, нанесены хной, а его страшный полинезийский акцент – плод труда многих лет. Иначе и нельзя, ведь в своей повседневной жизни мистер Ганнибал – помощник нотариуса из Олд-Донована.

– Так это все… фальшивка? – осторожно уточнил Крамби, ковыряя пальцем диван, – Ваши коллеги – мошенники?

– Нет, – возразил Лэйд, – Совсем напротив. Каждый из них в самом деле знаток по своей части. К некоторым из них я бы сам не погнушался обратиться за помощью. Мистер Фойн в прошлом году изгнал необычайно могущественного боггарта, погубившего восемь человек в Миддлдэке, причем сделал это с необычайной ловкостью, недоступной мне. Мистер Ганнибал в одиночку разделался с целым выводком понатурри, вышедших из океана, не получив даже царапины. Едва ли мне даже в лучшие годы удалось бы провернуть такой трюк. Мистер бен-Симон… Ну, тут и говорить не о чем, я ему не ровня. Среди представителей нашего ремесла встречаются самые разные люди, мистер Крамби, у каждого из них свой взгляд на мир, свои методы и свои расценки. Я лишь хотел сказать, до чего странно, что мистер Олдридж оказался связан невидимой нитью именно со мной. Дело в том, что я редко работаю… по его классу, так сказать. Даже когда я занимался практикой, я не был частым гостем в богатых домах и редко захаживал в Майринк, куда чаще я находил работу здесь, в Хукахука. Однако же… О!

– Да? – Крамби немного напрягся на своем диване.

Лэйд улыбнулся.

– Кажется, я знаю, кто пришелся бы вам по душе из нашего брата. Шляпник, конечно. С ним бы вы сработались превосходно.

– Простите?

– Старина Шляпник. Необычайно импозантный джентльмен, в любую погоду непременно ходил в превосходном костюме и, вообразите, с шелковым цилиндром на голове. За этот цилиндр мы, собственно, и прозвали его Шляпником, так-то он величал себя Профессором Абраксасом. Вот уж кто умел себя держать на публике! Никогда не сквернословил, не потрясал окровавленным потрохами во время работы, как некоторые из нас, и вообще всегда производил благоприятное впечатление на клиента. Правда, за ним водилась склонность к красивым жестам, был такой грех, за то прочие над ним и подтрунивали иногда. Но при этом, обратите внимание, тоже профессионал своего дела. Я бы ничуть не удивился, если бы мистер Олдридж был наслышан о нем – у Шляпника было порядочно заказчиков в высшем обществе, это были в некотором смысле его охотничьи поля. Впрочем, рекомендовать бы его вам мистер Олдридж едва ли смог. Дело в том, что Профессор Абраксас оставил практику давным-давно, лет около двадцати назад. Честно говоря, даже не знаю, какая участь его постигла. Некоторые утверждают, что растерзан кем-то из своих недругов, с которым не смог договориться, другие болтают, будто покончил с собой или покинул остров – у людей моего ремесла непростая судьба, мистер Крамби, даже проследить ее зачастую не так-то просто. В конце-концов, он мог просто удалиться от дел, как ваш Олдридж, и мирно доживать свои дни где-нибудь в Редруфе, штопая штаны или ремонтируя музыкальные инструменты.