Текст книги "Персональное чудовище (СИ)"
Автор книги: Климм Ди
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)
«Спокойно, Соня, спокойно. Он специально это делает, провоцирует тебя, а ты не будь дурой и не ведись на его издевки!»
Тяжелый взгляд мужчины внимательно следил за ней. Затем Дима поднял руку, и Соня задержала дыхание, когда пальцы коснулись выбившегося локона и заправили его за ухо. Осторожно коснулись подбородка и погладили нежную кожу. Затем теплые пальцы прошлись по предплечьям, которые вмиг покрылись мурашками от мужских прикосновении.
– Не болит?
Соня смогла только покачать головой, потому что слова и здравые мысли исчезли от легкой ласки грубых пальцев. Она слышала свое учащенное дыхание и ощущала, как теплое дыхание Димы касается ее макушки. Они молчали, впитывая друг друга в полутемном коридоре. Им не нужен был яркий свет, чтобы вспомнить друг друга и восстанавливать в памяти старые воспоминания – запах, дыхание, то самое томное возбуждение в теле.
– Кто этот клоун? – сиплым шепотом спросил Дима. Соня не смела поднять взора, а только смотрела на сильную шею, на которой бился пульс, и ощущала, как тяжело вздымается и опускается широкая грудь. Один только глубокий вдох, и он коснётся ее груди своей…
– Это не клоун. Это – виконт Беркли, – таким же шепотом ответила Соня. Запах мужчины – запретный, порочный, желанный, окутал ее и застопорил здравые мысли в голове.
– Хорошо. Кто этот клоун виконт Беркли?
– Этот клоун виконт…Черт! – шикнула Соня, и Дима тихо засмеялся.
– Кто. Он. Тебе. – с расстановкой спросил он.
Воздух искрился от напряжения застывших тел. Оба знали, что нужно всего одно неосторожное движение, чтобы на свободу вырвалась алчная страсть.
– Это не ваше дело.
– Не заставляй меня задавать этот вопрос самому клоуну.
Предостережение подействовало, и Соня выдохнула:
– Друг.
Она могла бы ответить, что Джереми ее жених и положить конец всем дальнейшим вопросам. Она могла бы спрятаться за худенькой спиной паренька. Но, как обычно, рядом с этим несносным мужчиной разум затуманивался, а все здравые мысли вылетали из головы Сони испуганными воробьями, и их место занимало острое опасное возбуждение.
– Друг? – хохотнул Дима. – Софья Антоновна…
– Арнольдовна!
– Плевать. Так вот, – продолжил мужчина. – Дружбы между мужчиной и женщиной не бывает. Запомни это.
– Значит, мы с вами никогда не сможем стать друзьями, Дмитрий Алексеевич.
– О, – прошептал Дима, и его теплое дыхание коснулось уха Сони. – Дружба – это самое последнее, что может быть между нами.
Сладкая дрожь прошла по всему телу, а жар внизу живота был сравним с палящим жаром батареи в зимнюю стужу.
Дима не двигался с места, но даже с такого положения он касался Сони лишь одной частью тела. Одной наглой самоуверенной горячей частью тела в области паха. Он тянулся к ней, словно чуял близость самки, настойчиво натягивая тонкую шерсть брюк. Соня ощущала бесстыдное прикосновение восставшего органа и проклинала свое нутро, которое отзывалось постыдным жаром и влагой между ног.
Одно только движение вперед…
Но Сонька отказывалась его делать. Она вспомнила зеленые глаза отчаявшейся несчастной женщины, наивные глаза доверчивого ребенка, огромный пустой дом и горькие слова в клинике. Она все это помнила, поэтому сделала неожиданное движение, проскользнула под руку Димы и отбежала на несколько шагов.
– Что ж, – она обернулась к слегка растерянному Диме. – Если не быть нам друзьями, так быть нам врагами, Дмитрий Алексеевич. Кстати, остудите своего жеребца, а то Милену Ивановну удар хватит, если вы заявитесь за стол со своей вешалкой!
Глава 9
Остаток обеда прошел в той же странно-неловкой атмосфере.
Рубашка Джереми промокла насквозь. Соня сидела, закинув ногу на ногу, и пыталась унять постыдный жар между ног. И один бог ведает, какие усилия приложил Дмитрий Алексеевич, чтобы вернуться за стол таким же невозмутимым и спокойным, как и ранее. Может у него в кармане специальные утягивающие трусы, чтобы скрывать подобные эксцессы? Так, на всякий случай. Мало ли скольких женщин зажимал в темном коридоре этот глубоко женатый мужчина!
Время от времени Соня сталкивалась взглядами с горящими глазами мужчины. Неужели никто не замечает, какой огонь полыхает в этих потемневших омутах?
«Боже, деревянная мебель такая старая. А сухое дерево так легко горит», промелькнуло в голове Сони, и она в очередной раз отвела взгляд от Димы.
Их словесная перепалка напомнила Соне те дни, когда она жила под одной крышей с Димой, и ни один их ужин не проходил без колкостей и шуток. Они, конечно, никогда не переходили границ и не затрагивали тем ниже пояса. Но сейчас, когда в душе Сони клубком свернулись обида и злость на Диму, она уже не желала фильтровать слова. И даже получала удовольствие, глядя, как ноздри Димы затрепетали, когда Соня заговорила о его «немощности». Но неужели она полагала, что Дима спустит ей подобный выпад? Конечно, он никогда бы не позволил ей оставить за собой последнее слово. Ведь с какой легкостью и умением Дима отбил ее подачу, подловив на разговоре о «творчестве» и заставив ее почувствовать себя глупой и наивной.
Все словно вернулось на прежние места.
Вот только тихое восхищение Димой, как отцом и мужчиной, сменилось горечью после его поступка три месяца назад. Но также осторожные прикосновения волнения и жара, которые она ощущала рядом с Димой у него дома, сменились острым запретным возбуждением, от которого предательское сердце стучало быстрее, а дыхание замирало от одного только взгляда на мужчину.
Чета Ирисовых тщетно пыталась восстановить светскую беседу. Но двое пожилых против трех молодых – итог предрешен заранее, и обед закончился в еще более гнетущем молчании.
В любое другое время Соня с удовольствием побыла бы у Ирисовых подольше. Помогла бы Мирону Семеновичу в разборе груды бумаг в кабинете, а Милене Ивановне в составлении гербариев из сушеных соцветий. Но сейчас терпеть мрачного Дмитрия Алексеевича, даже в компании милой пары, было выше ее сил.
Мирон Семенович попросил Диму задержаться, а Джереми и Соня выскочили на улицу, как только все сердечно и неловко попрощались, толкаясь в узком коридорчике. Джереми вновь пожал всем руки, включая Соню, и в этот раз влажность его ладони явно превышала влажность атмосферы на Курильских островах (На Курильских островах относительная влажность достигает максимума (93–97 %)).
Соня и Джереми шли вдоль побережья, и Соня думала о том, как приятно вдыхать полной грудью чистый воздух. Просто прелесть в сравнении с тем, в каком стеснённом дыхании заходилась ее грудь последний час. Свежий бриз ерошил волосы, и Соня почти забыла про Джереми, когда тот произнес, тщательно проговаривая слова:
– Теперь я знаю, почему ты не хочешь встречи со мной, Софья.
– А? Что? – растерялась Соня. Молодой человек вышагивал рядом и кажется тоже впервые за последний час дышал свободно и легко.
– Я говорю, теперь я все знаю.
– Что именно?
– Почему ты отказываешь мне.
– И почему же? – Соне самой стало интересно услышать причину. Уж она-то знала, почему не принимает ухаживания молодого человека. Слишком большая пропасть лежала между ними – социальное положение, возраст, увлечения, планы. Вирус. Хотя Соня не ставила свой диагноз во главу угла, но неизвестно, как отреагировал бы Джереми, узнай он о ее положительности. Может так же, как Дмитрий Алексеевич – с омерзением и презрением.
– Этот мужчина, Софья. Это из-за него.
– Какого мужчины? О чем ты, Джерри?
– Это нормально, Софья. Я все понимаю. Как он смотрел на тебя. И ты смотрела на него.
Значит, кто-то еще заметил эти пламенные взоры, кроме Соньки. Стыдоба какая!
– Джереми, дело вовсе не в этом. Это ничего не значит…
Парень засмеялся и расстегнул пару пуговиц на рубашке.
– Это много, очень много значит.
– Джереми…
– Я не буду стоять между вами, – трогательно сказал молодой человек, и Соня сжала в руках руку парня.
– Между нами ничего нет, чтобы вставать там. Это просто…
– Пожалуйста, Софья, не давай мне объяснений.
И Сонька замолкла. Что она могла сказать? Это просто что? Страсть? Желание? Похоть? Но если поставить все это в противовес злости Дмитрия Алексеевича на нее, Соня со стопроцентной уверенностью могла сказать, какая чаша перевесит.
А Джереми в этот момент остановил задумавшуюся Соню за руку, приобнял за талию и притянул к себе.
– Ты можешь позволить мне один поцелуй, Софья? Для прощания? – спросил молодой человек, и Соня с улыбкой подставила щеку. Но Джереми имел в виду совсем другое, потому что его прохладные влажные губы прижались к губам Сони в неловком поцелуе. Она застыла, совершенно ничего не чувствуя и не отталкивая парня, который, так и не дождавшись ответа, сам прервал поцелуй и печально вздохнул.
Внезапно Соня услышала визг покрышек за спиной. Она почувствовала, как задрожали руки Джерри на ее талии, а его глаза округлились. Он выглядел так, словно его сейчас хватит удар, без того бледное лицо парня стало мраморно-белым. Соня не успела спросить, все ли с ним в порядке, как чья-то крепкая рука обхватила ее за локоть и вырвала из хлипких объятий Джереми.
– Скажи «пока» своему другу, Софья.
И Дима потащил ее к машине. Соня ощущала стальной обхват пальцев, попыталась дернуться и запричитала:
– Вы что себе позволяете?! Уберите руки! Вы не имеете права!..
Тут Дима резко остановился у машины, которая чуть ли не заехала на газон, и Соня впечаталась в его каменную грудь. Дима наклонился к ней и выдохнул прямо в губы.
– Софья, тебе же лучше, что я эти самые права на тебя пока не заявлял. Потому что только это удерживает меня от того, чтобы не отхлестать ремнем твою аппетитную попку.
Дима распахнул пассажирскую дверь, впихнул туда Соню и шваркнул дверью. Сел за руль, и, опять визжа покрышками, выехал на дорогу. Он втопил педаль в пол, глотая, впитывая, дыша скоростью. Ему это было нужно. Мелькающая линия разделительной полосы, мелкая вибрация руля в ладонях и гул ветра в ушах из распахнутых окон хоть на каплю помогли ему вернуть равновесие. Равновесие, которое он потерял, когда увидел, как этот молокосос влепил свои губы в губы Сони. «Мое, мое, мое!», хотелось Диме взреветь в этот момент.
Боже, да ведь этот парнишка ни в чем не виноват. Он был чуть старше Сереги, и именно понимание того, какой зеленый юнец стоит перед ним, удержало Диму от того, чтобы не наделать глупостей. Дима ревновал. Банальненько так, глупо и бесправно, но ревновал. А Соня, черт ее подери, совершенно права! Дима бесправен по отношению к ней, но именно это понимание било его прямо в солнечное сплетение.
Дима ослабил хватку пальцев, которыми держал руль. Скосил взгляд на Соню и усмехнулся про себя. Сидит себе, словно королева на троне, ни взглядом, ни вдохом не выдает страха перед скоростью. И слава богу. Потому что Соня и страх – это понятия, которые не должны идти рядом. Взгляд Димы вновь обратился к Соне, обрисовал тонкий профиль, опустился ниже и упал на сцепленные на коленках тонкие пальцы. Испугалась все-таки. Черт!
Дима снизил скорость. Вместе с этим успокоились и взбешенные нервы. Выровнялось дыхание. Пришло в норму сердцебиение.
– Куда тебя везти?
– Можете тут высадить.
– Просто назови адрес.
Соня процедила адрес, потому что знала, что спорить с Димой бесполезно. Еще неизвестно, у кого из них более упертый характер.
Широкий салон автомобиля был под стать хозяину – дорогая кожа, въевшийся аромат табака, массивные детали интерьера. Соня непроизвольно погладила мягкую обивку сиденья, и заметила, как потемнели глаза Димы, когда его взгляд зацепился за тонкие пальцы, скользящие по черной коже. Соня тут же отвела руку и вновь сплела пальцы.
– Не стоило так пугать бедного Джерри, Дмитрий Алексеевич. Он и без этого весь обед просидел так, словно ему под попой вместо подушки разложили горящие угли.
– Уж больно он пугливый. Неужели твой типаж, а, Сонь?
– В любом случае, с вами я не собираюсь делиться своими предпочтениями в мужчинах.
– Мужчинах? – усмехнулся Дима. – Да у этого паренька молоко на губах не обсохло, а ты говоришь – мужчина.
– Мужчинами становятся не в тот момент, когда хватает сил, чтобы придушить девушку, а когда приходит уважение к окружающим и к слабому полу.
И снова права, тысячи раз права чертовка! Младше его почти на десять лет, а такие слова говорит, что Диме только и остается, что молча принимать вполне заслуженные удары.
Дима заехал на узкую улочку в Koreatown. Этот район был самым густонаселенным в Лос-Анджелесе, этаким маленьким городком в центре огромного мегаполиса, сосредоточением этнического разнообразия. Маленькие комнатушки в просевших домах были заполнены многодетными горластыми мексикосами, чья численность превышала половину населения Кейптауна. Но вывески с затейливыми корейскими иероглифами, которые встречались тут чаще, чем на английском, говорили о том, что и азиатские бизнесмены не уступают свою территорию чужакам. Так же, как малоэтажные домики, отстроенные не только из-за сейсмоактивности побережья, но из-за консервативной приверженности азиатов к минимализму, соседствовали с высотными бизнес-центами из стекла и бетона, точно так же рядом с элитными клубами, со входом только для ВИП-персон, стояли впритирку полутемные прокуренные притоны, где кокс из-под полы гулял среди посетителей, как разменная монета.
Улицы, полные упорядоченного хаоса, не спали с предрассветных часов, когда сонные курьеры на мопедах развозили свежие продукты по ресторанам и кафе, до глубокой ночи, где под душным покровом сумерек выходили на работу проститутки всех мастей и возрастов.
Дима притормозил на узкой парковке у трехэтажного дома, где Соня арендовала комнату. Вытаскивая сигарету из пачки и закуривая, Дима покосился на Соню, которая схватилась за ручку двери.
– Не торопись, – поймав настороженный взгляд девушки, хмыкнул: – Не бойся, не съем. Всего лишь разговор.
– Так выкладывайте.
– Как с клуба возвращалась? – пробормотал Дима, выдувая дым в открытое окно.
– Тут две ветки метро рядом.
– В пять утра?
– Да, Дмитрий Алексеевич, метро начинает ходить в пять утра. Это все вопросы, которые вы хотели обсудить?
– У меня к тебе предложение, Софья, – Дима щелчком выбросил недокуренную сигарету, повернулся к ней корпусом, и Соня вдруг почувствовала насколько тесно внутри этого огромного джипа. Одна рука Димы легла на спинку ее сиденья, а вторая рука уперлась в руль.
– От которого нельзя отказаться? – усмехнулась Соня, стараясь не ерзать на сиденье и не вжиматься в спинку. Она не хотела показывать слабости или настороженности, что испытывала, находясь так близко к Диме. Но это было сложно под взглядом прищуренных глаз, по которым невозможно было понять, о чем Дима думает.
– Ты, конечно, можешь отказаться, но хотя бы обдумай его. Я предлагаю тебе вновь заниматься с Серегой языками. Что скажешь?
– Скажу «нет»!
– И ни секунды раздумий?
– Мне хватило одного печального опыта и шишек, которые успела набить.
– Понимаю.
– Нет, не понимаете, Дмитрий Алексеевич. И дай бог, чтоб никогда не поняли, – выдохнула Соня. Наступило молчание.
– Он все время спрашивает о тебе, Софья. К тому же мне не удается найти преподавателя, с которым у Сергея были бы такие же результаты, как после месяца занятии с тобой.
– Это довольно грязно и подло давить на мои чувства к Сереже, чтобы добиться своего, – и отвернулась к окну. Соня еле сдерживала слезы. Не смотря на прошедшие месяцы, она очень скучала по мальчику, по его не по-детски взрослым рассуждениям, по их прогулкам и общим шуткам, которые понимали только они с Сережей.
– Ты и так составила обо мне образ кретина и хама, хуже не будет, – горько усмехнулся Дима. Соня обернулась к нему:
– А что? Образ не соответствует действительности?
– Соответствует. Доказательства перед тобой, – острый уголок жестких губ приподнялся вверх, и Дима откинулся на сиденье. А предательский взгляд Сони заскользил по суровому профилю, крепкому торсу, сильным загорелым рукам и опустился ниже, к прямоугольной пряжке классического ремня. Соня прикусила щеку и зажмурила глаза, потому как рельеф под брюками в паху мужчины был довольно внушительный даже без признаков возбуждения. «Похотливая дура!», отчитала себя Соня и тихо выдохнула горячий воздух. А Дима тем временем продолжил: – Подумай, Софья. Оплата будет такой же, только объем работы меньше. Тебе не придется быть гувернанткой на целый день, а лишь приходящим репетитором. И не придется готовить для Сереги, – помолчал и добавил: – и для меня.
– Готовка меня никогда не напрягала. Но, боюсь, ваша супруга пришпилит меня гвоздями к стене, стоит мне только переступить порог вашего дома. Тем более она уже высказала свое отношение к…моему статусу.
Дима резко обернулся к ней. Лицо его окаменело, а желваки заходили на заостренных скулах. Ноздри напряглись, когда Дима прошипел сквозь зубы:
– Алена говорила с тобой про…ВИЧ?
– А что? Стоит ли удивляться, после того, как вы сами ей проболтались об этом. Вы, очевидно, никогда не слышали понятия «чужая тайна», и с радостью делитесь со своей супругой каждой сплетней.
Дима наклонился к Соне, и в этот раз она все же откинулась назад от того огня, что горел в золотистых глазах.
– Софья, я ни с кем не обсуждал тебя, тем более твой статус. Никогда.
Глядя в горящие глаза и каменное лицо Димы, Соне до боли в груди хотелось поверить ему. Ну не может же человек так врать, выдавая свои чувства не только мимикой и хриплым надтреснутым голосом, но и твердой уверенностью в глазах? Ведь не может? Или может?…
– А как же сия благородная мадам узнала обо всем?
– Я не знаю, Соня. Может так же, как и я, раскопала твои данные.
– Правду говорят, муж и жена – одна сатана. Даже повадки у вас одинаковые, – произнесла Соня, пытаясь не показывать тихой радости от понимания того, что Дима все-так не оказался болтуном и сплетником, как она успела себе вообразить. Что ж, приблизительно зная характер Алены, легко представить, что госпожа Львова может пойти на любые ухищрения, лишь бы досадить Соне.
Дима вновь схватился за пачку и вытащил зубами сигарету. Щелкая впустую зажигалкой, Дима сжал в зубах мягкий фильтр и пожевал его. Вовсе они с Аленой не одна сатана! И брак их уже давно шатается на том пьедестале, куда возвела его Алена, и трещины глубокие пошли по рассыпающемуся бетону, и уже никакой глиной не замазать эти рытвины и никакими силами не удержать это накренившееся изваяние.
Их брак был похож на гостевой двор, где Алёна блистала хозяйкой перед визитерами, щеголяла в шикарных одеждах и плела иллюзию идеальной семейной жизни перед публикой. В то время, как Дима, словно усталый путник, время от времени возвращался проторенной дорогой, чтобы только дать сыну нормальное детство в полноценной семье. На Диме пожизненная ответственность за благополучие сына, за его счастье и за стабильность, ведь именно с детства складывается видение и понимание Сергея к таким ценностям, как семья, ответственность, становление, как мужчины. Хотя кто его знает, не причиняет ли Дима еще больший вред Сереге, цепляясь за ту картину и понимание идеального детства с отцом и матерью, что была у него с братом…
Все это хотел сказать Дима Соне, но промолчал. Он давно уже не сопливый юнец, что разводит на секс наивных девочек, сливая напряжение на стороне. Для этих целей у Димы было полно вариантов, где каждая сторона знает, что от нее требуется. От Димы – финансовое обеспечение, от вариантов – ненавязчивая связь без претензии на большее.
А с Соней… Глянул на напряженную девушку, заметил тонкую морщину на высоком лбу, скользнул взглядом по вздернутому носику, обвел тонкие контуры губ, и понял, что увязает все сильнее и сильнее в этом жадном и алчном притяжении.
Дима с трудом отвел взгляд и уставился в пустоту перед собой. Он не потащит Соню в свое болото. И вовсе не ВИЧ был тому причиной, ведь первичный страх за сына прошел, а за себя Дима не боялся. Соня – не девушка на один раз. Она была и останется тонким лучом среди серости его будней, и Дима ни в коем случае не погасит ее мерцающий свет. Ей еще встретится достойный парень, например, тот потный бледнолицый. Хотя при одной мысли о «другом» рядом с Соней, пальцы Димы собираются в кулаки, а сердце заходится в бешенной скачке. Но ему придется терпеть, сцепив зубы, и держать себя в руках.
Дима оглядел прищуренными глазами улицу с пробитым асфальтом и полными мусорными баками. Цепким взглядом выхватил нескольких праздношатающихся парней со свалявшимися дредами на голове, свернутым косяком за ухом и опасно топорщащимися боками под толстовками.
– Ты хотя бы сможешь съехать с этой дыры и позволить себе нормальное жилье, – жестко проговорил Дима. Соня заметила скользящий по прохожим взгляд Димы, глубокую морщину меж насупленных бровей и хмыкнула:
– Да расслабьтесь, мистер Львов, тут живут отличные люди. Может и не в шелках и брюликах, как ваши достопочтенные соседи, но вполне доброжелательные ребята, у которых при желании можно и косячок стрельнуть.
Дима резко повернул к ней голову, и Соня засмеялась.
– Что так смотрите на меня, Дмитрий Алексеевич, будто я совершила каминг-аут? Или уже жалеете, что предложили работу?
Дима мрачно оскалился:
– К разговору о косячке мы еще вернемся. А вот что действительно опечалило бы меня сверх меры, так это твой каминг-аут, Софья. А так как ты у нас девушка упертая и настырная, потребовалось бы очень много сил, чтобы… вернуть тебя на путь истинный, – хрипло проговорил Дима. Они застыли, глядя друг на друга, жадно ловя искры из глаз, горячее дыхание и звенящее желание в воздухе. И Дима убедился, насколько тяжело ему будет сдержать свое слово и не приближаться к Софье.
Соня отвела взгляд и скрестила руки на груди. Дыши спокойно, вдох-выдох, вот так. Но взгляд, предательский и бесстыжий, вновь скосился на мощную фигуру Димы.
Дима же закурил сигарету, рвано и быстро заглатывая никотин, и поерзал на сиденье. Кровь отхлынула от мозга и прилила к паху, от чего член встал колом, натягивая ткань брюк. А когда Соня покосилась на его стояк, думая, что Дима ничего не замечает, он хрипло засмеялся:
– Софья, если хочешь сегодня добраться до дома, лучше прямо сейчас выйди из машины. Я уеду на неделю и по приезду позвоню, чтобы узнать ответ. Иди уже, Соня! Мое терпение не бесконечно! – взревел Дима, когда влажный язычок Сони облизал нижнюю губу, а горящие голубые глаза расширились при взгляде на бугор у него в паху.
Соня выпрыгнула из машины и забежала в дом.
Дима со всей дури стукнул кулаком по рулю, но даже ноющая боль в руке не уняла возбуждения. Крепко и глубоко затянулся горьким табаком. Твою ж…! Вот это он попал, пипец просто! Браво, Львов, молоток! Да такими темпами он скорее окажется либо в психушке среди буйно-помешанных, либо на приеме у хирурга, потому как ему придется стереть ладони в кровь, если не прекратится это безумие с Соней.
Дима знал, что пустые отговорки, типа «После одной ночи все пройдет», тут не проканают. Если безумие начнется, неизвестно, чем все кончится. Дима был жаден до всего, что касалось его собственности. А уж тем более, когда дело касается Сони, его инстинкты воют, и бушуют, и ломятся наружу, расшибая в щепки его самообладание! Что уж говорить, если эта барбариска окажется в полной его власти. Да он же ее привяжет к себе, крепко-накрепко, и не отпустит ни на метр! Бля! У него уже сейчас яйца звенят от возбуждения, пока перед глазами пролетает красочный калейдоскоп самых развратных и грязных картин того, что бы он сделал со сладкой Соней!
Дима поморщился, когда фильтр обжег губы.
Раз уж Софья Арнольдовна хочет поиграть в самостоятельность и независимость, что ж, ее право. А Дима не собирается молча смотреть, как она горбатится на двух работах. Денег Соня не примет, и Дима усмехнулся, когда представил, какими словами и эпитетами она сопроводит свой отказ. Ему даже стало интересно на это посмотреть. Но…Дима не хотел спугнуть и без того еле восстанавливающееся между ними перемирие. Не одним, так другим путем, Дима даст ей хорошо оплачиваемую работу.
Соня согласится заниматься с Сергеем репетиторством. Во-первых, как бы эта мадмуазель ни старалась строить из себя холодную снежную королеву, доброта и искреннее отношение к его сыну перевесят всю ее ненависть к нему, к Диме.
Во-вторых, барбариска еще не поняла, что Дима всегда добивается своего. Любыми путями.
Дима горько ухмыльнулся над своей участью гребаного извращенца, которая ожидает его в ближайшее время, нажал на кнопку зажигания и выехал с парковки.
