Текст книги "Персональное чудовище (СИ)"
Автор книги: Климм Ди
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 31 страниц)
Глава 22
«Прилетит вдруг волшебник, в голубом вертолёте», тускло звучало в опустошенном мозгу Соньки, пока она влажной тряпкой вытирала кровь с пола.
Ладонь, которую она перевязала бинтом, ныла и пульсировала. Но эта боль была несравнима с той агонией, в которой находилась душа Сони.
Елагин ушел несколько часов назад, а Соне казалось, что какая-то часть его мрачного присутствия осталась в комнате. Темным монстром она летала из угла в угол, доставая до Сони скользкими щупальцами, заставляя ее вздрагивать каждый раз, когда за дверью слышалось шорканье шагов, хлопанье соседней двери, либо громкие голоса за окном.
Соня откинула со лба прилипшие волосы, встала с четверенек и прошла в тесную ванну. Сполоснула под проточной водой тряпку одной рукой, и мутная кроваво – серая вода спиралью исчезала в сливе. Соня смотрела на эти мутные струи, что затягивали и закручивали воду в темную дыру, и ей казалось, что точно так же все ее чувства и ощущения собираются в воронку и поглощаются черной дырой, что высасывает из нее все светлые воспоминания.
Слез не было.
Да и откуда им взяться, если после ухода Елагина Соня еще несколько часов лежала на полу, не в силах подняться, не в силах остановить перехватывающих горло рыдании, не в силах обдумать все, что произошло за те полчаса, что отец Алёны пробыл в ее комнате.
Да и откуда взяться слезам, если после непрекращающейся истерики пришло глухое отчаяние, что разрывало сердце на лохмотья. Набрасывалось острыми клыками, и разгрызало душу на мелкие части, заставляя Соню с тонким скулежом сворачиваться в клубок, прижимая в груди раненную руку.
Да и откуда взяться слезам, когда Соня уже израсходовала все силы на принятие решения.
Решение – серьёзное и молчаливое, пришло к ней степенным шагом, село рядом, приладило волосы растрепанные ледяными пальцами, остудило хладным касанием горящее и дрожащее тело, принесло глухое и тупое безразличие. Решение, что тяжелым неподъемным ожерельем обхватило ее шею, душило и перехватывало вдох, терзало нежную кожу и до костей прожигало плоть, заставляя Соню взвывать от отчаяния. Это самое решение принесло в подарочной коробке, перевязанной алым бантом, самый щедрый дар – боль. Отчаянную, судорожную, раздирающую боль, от которой израненное, не верящее в ужас происходящего, сердце билось теперь медленной пульсацией, слабыми толчками разгоняя леденеющую в венах кровь.
Соня равнодушно подумала о том, что поранила левую руку, а правой рукой можно более или менее сносно выжать тряпку, и выкинуть ее в мусорное ведро. Правой рукой можно собрать разбросанные по квартире вещи. Удалить все признаки пребывания Елагина в этой комнате. Этой самой рукой можно вырвать из середины тетради двойной лист бумаги и начать писать.
Писать букву за буквой, вжимая ручку до упора, и стараться, чтобы соленые горячие слезы не заляпали чистый лист и не оставили грязных клякс, размазывая чернила в мутные разводы.
Переписывать пришлось четыре раза.
И вот перед остекленевшим взором Сони в ровные непреклонные строки встали слова, которые огнем выжжены на сердце. И каждая закорючка и петелька пульсирует в сознании и в усталом мозгу, вонзается острыми запятыми, а расставленными точками дробит и прошивает ноющую грудь пулями ледяными.
Взгляд Сони еще раз прошелся по строчкам, и тупое удовлетворение охватило внутреннего педагога, когда не обнаружила ни одной ошибки в словах, все склонения и падежи применены правильно, знаки препинания расставлены там, где нужно, и ни одна описка не нарушает орфографически грамотно составленного текста. Хотя, важно ли это сейчас? И будет ли важно это для того, кто будет читать эти строки, в то время, когда Соня будет за тысячами километров отсюда?
Соня старалась не думать. Не думать о том самом, по кому стенало и выло сердце. Старалась обмануть боль, ласковыми словами нашёптывая обещания, уговаривая, чтобы пришла позже, когда Соня будет далеко. Лишь бы только эта боль дала возможность Соне сделать все необходимое максимально трезво и собранно. Ведь даже сейчас ручка дрожит в ослабевших бледных пальцах, а пальцы второй руки непроизвольно сжимаются в желании смять, разорвать, уничтожить бумагу, которая причинит ту же боль, что испытывает Соня сейчас, самому дорогому и любимому человеку.
Соня старалась не представлять, как окаменеют черты родного лица, как вспыхнет горючей лавой золотистые глаза, как сомнут эту бумагу сильные твердые пальцы, как соберутся эти пальцы в огромный кулак, который с сокрушительной яростью обрушится на всякого, кто окажется рядом в этот момент.
Но как ей не думать, когда…
Сумки были собраны и ждали свою хозяйку у порога. Всего-то две сумки, которые вместили в себя нехитрые пожитки. Соня оглядела комнату и присела на стул. На часах было три ночи, но город за окном все еще не спал. Да он никогда не спал, гудя и галдя всеми звуками и голосами двадцать четыре часа в сутки. Соня любила просыпаться среди ночи, чтобы прислушиваться к кипящей за окнами жизни, и уснуть дальше под мерный гул автомобилей и голоса ночных прохожих.
Но сейчас Соня не могла терпеть это все. Этот город, воздух, окружение. Она зажала уши пальцами и зажмурила глаза, чтобы не слышать этот гудящий улей и не видеть ничего вокруг, потому что каждый звук, отзвук, эхо, отголосок, запах, движение, цвет – все напоминало лишь одного человека. О ком Соня не должна думать. Потому что боль успокоилась, лишь на время, притаилась на краю сердца, готовясь с истошным криком и со вскинутыми крыльями сорваться вниз и острыми когтями вцепиться в Соню, сдирая с нее шелуху и выворачивая внутренности острым наточенным клювом.
Еще немного, и боль начнет свой кровожадный полет…
А до этого Соня должна сделать все необходимое. Она переживает, перетерпит.
А если и нет?… Какая разница… Главное, чтобы Он и его родные были живы и невредимы.
Соня сидела, заткнув уши пальцами, поэтому не сразу услышала стука в дверь. Постучали сильнее, и Соня вскочила со стула. Сердце гулко и бешено билось о ребра, горло перехватило тугой удавкой, из-за которой Соня не пошевелилась, и боялась даже тихим дыханием нарушить неподвижность воздуха.
Стук повторился.
«Только бы не он, только бы не он», – шептал разум.
В то время, как душа стонала и выла: «Только бы он, только бы он»…
Соня подошла к двери и пожалела, что на ней нет глазка. Хотя… Очередное тупое безразличие охватило ее. Какая разница? Пусть хоть это будет маньяк-душитель, что проникает в квартиры одиноких девушек и лишает их жизни, смыкая сильные пальцы на шее. Возможно даже, что Соня прошепчет предсмертным дыханием благодарность мучителю за избавление от той боли, что ждет ее впереди…
Соня щелкнула выключателем и зажмурилась от яркого света лампочки. Веки опухли, и, прищуриваясь, Соня распахнула дверь.
Перед ней стоял молодой мужчина, лет тридцати, в простой черной футболке и серых спортивных брюках. Лицо бесстрастное, с густыми бровями, носом с горбинкой и тонкими губами. Чуть отросшие волосы аккуратными локонами зачесаны на косой пробор.
– Вы кто? – просипела Соня и откашлялась. Горло саднило и болело, и слова тихим шелестом сорвались из пересохших губ.
– Софья Климова? – вежливо спросил молодой человек и Соня кивнула. – Меня зовут Дамир. Я помощник Жаната Алиева.
– И? – просипела Соня, глядя на мужчину безразличным взором. На маньяка не похож. Хотя, кто их разберет, этих преступников. Вон, Вилорий Борисович тоже выглядит, как почтенный бизнесмен и дипломат в начищенных туфлях и отглаженном костюме. А под костюмом оказалось такое червивое гниющее нутро.
– Софья, меня отправили к вам, чтобы я доставил вас к вашей подруге.
– Подождите, подождите, – замотала головой Соня. – Какой нахрен Жанат Алиев? И какая еще подруга?
– Ваша подруга – Мила Омарова, – объяснил Дамир, не сводя непроницаемого взгляда с замершей Сони.
– Что?… – с придыханием спросила Соня и прислонилась плечом к стене. – Не поняла…
– Софья, Вам необходимо выехать со мной к вашей подруге. Обстоятельства не терпят отлагательств, – твердо проговорил Дамир. При этом его, видимо, не смущало, что Соня все еще держит его на пороге и не приглашает войти.
– Какие обстоятельства? – спросила ничего не понимающая Соня. – Вы можете мне объяснить нормальным языком? Что с Милой? Где она? Кто такой этот Жанат Амиров?!
– Алиев, – поправил ее Дамир и Соня отчеканила:
– Да хоть сам Юлий Цезарь, мать вашу! Говорите, кто вы и что вам надо? И откуда вы знаете Милу? – распалялась все сильнее и сильнее Соня.
– Я могу войти? – осторожно спросил Дамир.
– Твою ж… Ну что вы за люди, все в дом ломитесь, – раздраженно выдохнула Соня, пропуская Дамира внутрь и прикрывая дверь.
Соню совершенно не волновала собственная безопасность. Она не чувствовала от стоящего перед ней мужчины угрозы. Хотя сейчас, в ее состоянии, нельзя было полагаться на здравый ум и трезвое понимание ситуации. Голова Сони раскалывалась, словно мозг сжали в раскаленных тисках. Но теперь, когда Соня услышала имя самой близкой подруги, беспокойство за Милу пересилило все ее внутренние терзания.
– Так, начнем сначала, – Соня села на стул и жестом указала Дамиру на соседний стул. Точно также несколько часов назад она с Вилорием Борисовичем сидели на этих же стульях, и после их разговора жизнь Сони разделилась на «до» и «после». Что же ее ждет в этот раз? Взгляд Сони упал на папку в руках Дамира, и ее сердце пропустило стук. Соня шумно выдохнула воздух и сконцентрировалась на бесстрастном лице Дамира. – Что с Милой? И кто вас сюда отправил? Объясните по-человечески.
Дамир открыл папку, и сердце Сони отстучало бешеный такт в груди.
«Боже, только не очередные ужасные новости… Прошу тебя…», молилась Соня про себя. Но видимо Господь Бог решил поквитаться с Соней за все грешки, что она успела натворить в последнее время, и уравнять разом все счастливые моменты, что она пережила.
– Мила Омарова находится в клинике, в очень тяжелом состоянии, – тихо проговорил Дамир и протянул бледной Соне бумаги. Она взяла их дрожащими пальцами и, словно в кошмарном повторяющемся сне, пролистнула записи.
«Омарова Мила, дата рождения…Множественные переломы…Травмы мягких тканей…Сотрясение мозга…Кома II степени…»
– Как… Как это произошло? – смогла только прошептать онемевшими губами Соня, пока ее слабые пальцы пролистывали записи. На последней странице четким размашистым почерком было выведено «сумсув». Только Соня и Мила знали эта аббревиатуру, которым они окрестили клинику, где и познакомились. Самое ужасное место с самыми ужасными врачами.
– Я не могу вам всего рассказать, Софья. Поймите, – Дамир аккуратно прикоснулся к ее руке теплыми пальцами, и Соня подняла на него растерянный взор: – Я всего лишь исполнитель. Вы можете задавать мне вопросы, но я не смогу ответить на них не потому, что что-то скрываю от вас. Я не смогу ответить, потому что я сам ничего не знаю. Я выполняю приказ Жаната Алиевича. Он дал мне ваши координаты, фотографию, контакты. И приказал в самом скором времени доставить вас до Милы. Софья, – также тихо проговорил Дамир, глядя потеплевшим взглядом. – Вашей подруге нужна ваша помощь. Я знаю только, что она сейчас в тяжелом состоянии, и в клинике ей оказывают самое лучшее лечение. Но с вашей поддержкой ей может стать легче. Я вас не обманываю, вот, посмотрите на мои документы.
Дамир вытащил из заднего кармана кожаный чехол, вытащил паспорт и протянул Соне.
– Вы можете сфотографировать мои данные и передать близким, куда и с кем вы уехали. Я вам даю слово, что после приземления, у вас будет возможность связаться с родными. Если в течение суток вы не выйдете на связь, они могут поднимать тревогу, – слегка улыбнулся Дамир, глядя, как Соня все с тем же потерянным видом листает паспорт. – Не сомневайтесь, это не подделка. Мы будем проходить таможенный и приграничный контроль, так что вы сами убедитесь, что это мои настоящие данные.
– В каком городе находится Мила? У вас синий паспорт, и гражданство не американское. Вы говорите про перелет. Значит, она не в Лос-Анджелесе.
– Вы правы, – кивнул головой Дамир. – Она на вашей родине, – и назвал город, где находится клиника.
– Но… – растерялась Соня. – Это же на другом континенте! Как мы сможет добраться за сутки? Кучу перелётов, только транзитными рейсами. Да и билеты стоят таких денег, которых у меня нет, – лепетала Соня. И только тут вспомнила, что у нее есть конверт с деньгами от Вилория Борисовича. Хотя Соня не имела никакого желания прикасаться к этим деньгам, сейчас, когда она знала, что Мила в опасности, Соня готова была хоть душу продать Дьяволу, только бы оказаться как можно ближе в подруге.
– Мы полетим на частном самолете Жаната Алиевича, – объяснил Дамир и глаза Сони округлились.
– Частный самолет? Кто же такой этот ваш Жанат?
Соня недоумевала, откуда у скромной тихой подруги взялись такие знакомые, что могут отправить частый самолет для доставки Сони через полпланеты.
– Что вам надо знать, это то, что Жанат Алиев – друг Милы. Он обеспечивает ей уход, охрану. И ради нее он сейчас отправил меня за вами, только чтобы вы помогли Миле в этот непростой период.
Они молчали несколько минут, каждый думая о своем. По непроницаемому лицу Дамира невозможно было понять, о чем он думает, но Соня заметила темные круги под глазами, усталый взгляд и отросшую щетину на острых скулах. Видимо, этот человек не спал последние сутки. Хотя, Соня боялась представить, как она сама выглядит сейчас. Соня не имела никакого желания глядеться в зеркало. Ведь там, в отражении, она могла столкнуться взглядом сама с собой. И Соня боялась, что не выдержит той отчаянной боли и удушающей скорби в глубине своих глаз.
– У вас не будет глотка воды? С утра ни росинки не было во рту.
– Вода только из-под крана, – бросила Соня, кивая на раковину.
Пока Дамир наливал себе воду, Соня сидела без движения. Все происходящее походило на усмешку высших сил, что сейчас протягивали Соне возможность уехать из страны быстро, и не используя грязных денег Елагина. Хотя, переживание за Милу пересиливали собственные душевные терзания, и Соня с самого начала разговора, как только услышала имя подруги, уже знала, что сделает что угодно ради Милы.
Вот и прилетел волшебник, в голубом вертолете…
Но Соне нужно было время… Хотя бы пару минут тишины и неподвижности. Для прощания. Для осмысления того, что, переступив порог этой квартиры, она уже никогда не вернется сюда. Что, ступив на борт самолета, Соня покинет эту страну на очень долгое время. Что, взлетев вверх и чувствуя мелкую вибрацию турбулентности, обхватывая пальцами подлокотники, Соня навсегда и одним махом разрубит узы, что связывают ее с Ним…
– Я готова.
Соня встала со стула. Тело казалось одеревеневшим, суставы скрипучими и недвижимыми, не поддающимися воле хозяйки, руки и ноги не послушными. Соня заставила себя запечатать конверт с ненавистным листом бумаги и подписать четко и ровно «Mr.Lvov».
Далее Соня черкнула Алисе записку: «Алиса, вынуждена срочно уехать. Оставляю деньги за позднее предупреждение. Прошу передать конверт мистеру Дмитрию Львову. Он придет и будет спрашивать обо мне. Спасибо. Софи.»
Дамир подхватил ее сумки и вышел в подъезд. Соня вытащила из ведра пакет с мусором, на дне которого лежала окровавленная тряпка и окурки Елагина. Окинула взглядом комнату, выключила свет и вышла из квартиры.
Воспоминания бешенными жуткими иголками пронзили ее, когда Соня услышала звук проворачиваемого ключа и щелчок замка.
Как ей не вспоминать, когда…
Соня шла по лестнице вслед за Дамиром. И каждый спуск по ступенькам отзывался гонгом в яростно полыхающем и трепыхающемся сердце.
Которое протестовало! Которое ныло и выло!
Стой!
Остановись!
Вернись!
Позвони!
Не отрывай!
Каждый светофор, что они с Дамиром преодолевали на арендованной машине, отдалял Соню от счастливых дней и ночей, часов и минут, мгновении и моментов. И каждый километр приближал Соню на встречу к боли, что восседала на своем троне в ожидании долгожданной гостьи.
И скоро из глубоких ран хлынет кровь, фонтаном пробьется из огромных расщелин, затопит все чувства и ощущения, забурлит в горле и не даст сделать полноценного вдоха. Застелет все вокруг кровавой пеленой.
– Нам надо заехать в одно место, – сказала Соня и назвала адрес.
– Так поздно? – удивился Дамир. – Сейчас четыре утра, наверняка они закрыты…
– Нам надо заехать в одно место, – повторила на автомате Соня, пропуская мимо ушей слова Дамира.
Дамир послушно вбил адрес в навигатор, и через пятнадцать минут они были на месте. Соня вышла из машины, всего на пару минуты, и бегом вернулась обратно.
– Поехали, – проговорила она, стараясь не оглядываться.
Машина неслась по магистрали в сторону маленького аэродрома, коих полно в окрестностях Лос-Анджелеса, где богачей с частными бортами больше, чем в любом другом городе штата.
Быстрое оформление документов, во время которого Соня невпопад отвечала на вопросы сонных сотрудников. Шлепнули печати на нужных страницах паспорта.
Перед посадкой в самолет, Соня достала мобильный телефон, быстро напечатала сообщение и отправила. Затем вытащила сим-карту, смяла ее и выбросила в урну.
И вот уже Соня с Дамиром взбираются по короткому трапу на борт самолета.
Соня не видела обстановки салона. Не слышала, как Дамир интересуется, желает ли она выпить или перекусить. Не заметила, как руки Дамира закрепили ремень безопасности на ее кресле. Не ощутила вибрации, пока шасси самолета с визгом брало разгон на пластах асфальта взлетной полосы.
Соня не чувствовала ничего.
Соня только знала.
Знала, что боль уже расправила крылья и приготовилась к прыжку в пучину ноющего и бушующего нутра, чтобы полоснуть и обжечь душу еще более огненными увечьями.
Шасси оторвалось от земли, самолет взмыл вверх и боль начала свой кровожадный полет…
Глава 23
В лежащем на больничной койке теле было тяжело узнать Милу. Она ли это? Это опухшее от ударов лицо? Заплывшие глаза и раздутые губы? Тонкие руки и ноги, покрытые синяками? Тугая повязка обхватывала худенькое туловище Милы, и вся она казалась бутафорной поломанной куклой.
Но это она, милая Милка. Ее мягкие кудри, ее тонкие пальцы, ее чуть торчащие уши.
– Боже, господи, спаси, – беззвучно рыдала Соня, прижимаясь губами к холодным пальцам подруги. Ее горячие слезы не могли согреть эти ледяные пальчики. Даже горячее дыхание задыхающейся Сони не смогло хотя бы немного согреть это хладное тело. – Боже, Мила, боже…
Соня заходилась в плаче, сжимая руку подруги, и вдруг почувствовала, что больше не одна в палате. Она резко вскинула голову и чуть не вскрикнула от ужаса, когда увидела в дверях палаты самого страшного и пугающего человека в жизни.
– Она ничего не слышит, – сипло проговорил мужчина. А глаза, бездушные ледяные глаза, смотрели на искалеченную Милу, не отрываясь. И в глубине темно-карих глаз плескалась удушающая боль и…вина.
– Это вы с ней такое сотворили?! – яростно прошипела Соня и подскочила к мужчине. Руки наносили удары по нему, но мужчина словно не чувствовал острых кулачков. Язык Сони выплевывал такие маты, что даже фуксия в горшочке стыдливо завернула нежные лепестки в кокон. Только когда Соня замахнулась, чтобы нанести удар в лицо гиганта, сильные пальцы обхватили ее за запястья и прижали к бокам.
– Отпусти, ты!.. Мразина! Ублюдок! Тварь! Я убью тебя!.. – шипела Соня и чувствовала, как горячие слезы бессилия заполняют глаза, пока мужчина без труда удерживал ее в обездвиженном положении. Тогда Соня начала пинаться и брыкаться.
– Успокойся, – приказал мужчина ледяным голосом, но Соню было не остановить. – Ты можешь ее потревожить, – попытался мужчина внять голосу обезумевшего разума, и Соня немного притихла. Но дыхание все еще тяжело вырывалось из легких, а глаза метали огненные молнии.
– Ты!.. Да я тебя!..
– Это не я, – отрезал мужчина.
– Но кто тогда?! Только скажи, кто…
– С ним уже разобрались, – глухо ответил он и в карих непроницаемых глазах Соня прочла приговор палача. Неумолимый и жестокий.
Соня притихла, и мужчина осторожно отпустил ее руки. Черт, он кажется даже синяки оставил!
– Кто вы? – спросила Соня и поправила растрепавшиеся в борьбе волосы.
– Жанат.
Он говорил так, словно одно его имя давало ответ на все вопросы.
– И что с того? Кем вы приходитесь Миле? Что вообще произошло?
Жанат сел на диван у кровати и опустил голову на сложенные ладони. Провел рукой по выступающим скулам. Они были покрыты по меньшей мере двухдневной щетиной, и это создавало еще более пугающее впечатление вкупе с мрачной аурой, которая окружала Жаната.
– Я виноват в этом, – тихо произнес он и голос его дрогнул.
– Что?! – вновь зашипела Соня.
– Я слишком поздно пришел в ее номер. Если бы я пришел на полчаса раньше… – Жанат замолчал.
Так-так, пришел в ее номер значит? Но зачем этот монстр с демоническим взглядом приходил в номер ее милой доброй подруги? Неужели они?…
– Откуда вы ее знаете? – Соня присела на диван рядом с Жанатом.
– Это длинная история.
– Я никуда не тороплюсь, – язвительно прошептала Соня, не отрывая взгляда от монитора кардиоаппарата, который отсчитывал сердцебиение Милки. Такое слабое и неровное! Соня шумно выдохнула и заметила, что Жанат тоже наблюдает за голубыми извилистыми линиями на мониторе.
– Это не важно, – бросил Жанат. – Сейчас ничего не важно. Кроме Милы.
Спокойный ровный голос Жаната дрогнул, а глаза устремились к беспомощному телу на койке. Руки сжались в кулаки, и сквозь стиснутые зубы вышел хриплый выдох.
– Ей нужна твоя помощь, Софья. Мне нужна твоя помощь.
– Конечно, – ответила Соня. – Я готова на все. Но, насколько мне сказал врач, нам остается только ждать.
Жанат ненавидел свое бессилие перед лицом смертельной опасности, которую он не смог отвести от своей Милы. С какого момента он стал считать ее своей? Черт его знает. Может в тот самый момент, когда эта девушка вошла в пустую темную комнату и глаза ее расширились от ужаса при виде сидящего на стуле незнакомца.
– Жанат, вам надо отдохнуть. Я вас сменю, – тихо сказала Соня. Она хотела положить руку ему на плечо в подбадривающем жесте. Но слишком уж непредсказуемым был Жанат. И слишком пугающим светом горели ледяные глаза. – Вы…
– Она очнулась, – выдохнул Жанат и подлетел к койке.
Соня подошла с другой стороны и вцепилась пальцами в поручень кровати, когда вновь глянула на изуродованное тело подруги. Мила лежала без движения, и Соня с сожалением прошептала:
– Она без сознания, Жанат.
Мужчина лишь покачал головой и положил свою ладонь на лоб Милы. Осторожно и бережно. Сердцебиение на мониторе участилось, и писк стал ритмичнее.
А Соня с пугающим восхищением смотрела, как одинокая горячая слезинка выкатилась из сомкнутых век Милы, скатилась по растерзанной скуле и потерялась в висках.
Пульс вновь стал слабее, но более ровный и стойкий. Жанат не убирая ладони со лба Милы, сел в кресло и сжал в другой руке ее пальцы. Соня расположилась с другой стороны кровати.
Им оставалось только ждать.
***
Соня старалась сдержать слезы, обтирая тело Милы смоченной губкой. Тонкая бледная кожа была покрыта рубцами и гематомами, и Соня боялась представить, каким чудовищем нужно быть, чтобы сотворить подобное зверство в живым человеком.
Соня посмотрела на свою перевязанную ладонь, и горько усмехнулась, когда вспоминала свой ужас от жестокости отца Алены. Ведь теперь Соня увидела жестокость в самом ярком проявлении – тело Милы, превратившееся в переломанную куклу, с порезами и синяками. Соня осторожно откинула простыню, и слезы хлынули из глаз, когда она увидела бедра, исполосованные воспаленными ссадинами, видимо оставленные твердой плетью или цепью. Соня даже боялась представить, какое из ее предположений верное. Лишь продолжила обтирать саднящую кожу, дуя на место ушибов, пытаясь хоть немного облегчить процедуры, хотя за все время Мила даже не шелохнулась и никак не отреагировала.
Дверь в палату открылась и вошел Жанат. Его цепкий взгляд заметил красные глаза Сони, ее бледные щеки, влажные от слез. Затем его взгляд опустился на ноги Милы и мужчина шумно выдохнул, сжимая кулаки. Прикрыл глаза на пару секунд, но до этого Соня успела увидеть удушающую боль в глубинах карих омутов.
– Жанат, вам лучше выйти… – начала было Соня, но Жанат подошел ближе. Прежняя бесстрастная маска легла на его каменное лицо, а глаза вновь приобрели непроницаемое выражение.
– Я помогу, – бросил он отрывисто, и Соня не решилась протестовать.
За прошедшие пять дней, что она ухаживала за Милой, находясь в палате круглые сутки, следила за дыханием и прислушивалась к слабому сердцебиению, Соня успела заметить, что Жанат поступает именно так, как он решил. Если он решил, что будет ночевать в палате – значит, так оно и будет, и плевать на мнение врачей и уговоры Сони немного отдохнуть. Если Жанат решил, что будет сам делать массаж Миле, аккуратно разминая суставы и мышцы, чтобы к ним прилила кровь, то значит так и будет, не смотря на удивление медсестер, которые приходили выполнять свою работу и уходили ни с чем.
И если Жанат решил, что будет помогать Соне – значит, так тому и быть. И никакие отговорки Сони на него не подействуют.
– Придержите ее руку, – попросила Соня, и Жанат аккуратным движением приподнял безвольную руку Милы. Обтирая худые предплечья, острые локти и тонкие пальцы, Соня с удивлением успела поймать потеплевший взор Жаната, которым он смотрел на Милу. Но стоило Жанату заметить внимание Сони, как лицо его тут же приобрело бесстрастное выражение, только движения сильных рук, которыми он помогал Соне, оставались осторожными и заботливыми.
– Это, чтобы не образовалось пролежней, – объяснила зачем-то Соня, хотя была уверена, что Жанат и сам знает, для чего какая процедура применяется. Соне просто хотелось чем-то заполнить тишину, что обычно устанавливалась между ними.
Потому что тишина пугала Соню. Потому что именно в этой тишине появлялась боль. Подходила со спины, обдавая студёным дыханием затылок, и заиндевевшими корявыми пальцами проводила по телу Сони, заставляя ее сердце стучать медленнее и слабее.
Прошло пять дней и скорее всего Дима уже…
«Не думать, не думать, не думать!», – приказала себе Соня, на автомате выполняя движения непослушными пальцами.
– Это от чего? – вдруг спросил Жанат, и Соня заметила его взгляд на своей перевязанной ладони.
– А, это так… Хлеб резала, – пробормотала Соня, непроизвольно сжимая ладонь, чтобы почувствовать ноющую пульсацию.
Чтобы проверить, может ли она еще чувствовать.
Оказалось, что может. Но легче от этого понимания не становилось.
– А лицом, наверно, мясо разделывала, – безразличным тоном произнес Жанат, и Соня вспыхнула.
– Может и разделывала! Придумала новый способ, знаете ли, прикладываться моськой к разделанной тушке, – прошипела она, наклоняя голову ниже, чтоб локоны прикрыли щеку, на которой красовался синяк, который оставил Елагин. – Видите, как мы с Милой оказались похожи, – продолжала язвить Соня, вымещая на Жанате усталость, страх, боль, отчаяние, беспокойство. За Милу, за Диму, за Сережу. Да за всех, кто ее окружает! – И Милка и я имеем способность вляпываться в ситуации, из которых без синяков не выйти. Видимо, связываемся не с теми людьми! – и вскинула полыхающий взор на мужчину. Как бы там ни было, именно Жанат был повинен в том, что Мила сейчас находится на грани жизни и смерти. Пусть и не прикладывал руку к избиению, все же косвенно был причастен к этому несчастью.
Но Жанат проигнорировал тираду Сони и спросил:
– Тебя кто-то ударил?
– Не важно, – бросила Соня, выжимая губку в тазике с теплой соленой водой.
Они молчали, пока Соня полностью не обтерла безвольное тело Милы. Вызвала медсестру, которая забрала тазик. Вымыла руки, стараясь не намочить повязку на ладони, и обработала руки антисептиком. Подошла к шкафчику с лекарствами и вытащила мазь. Затем обернулась к Жанату, который тоже вымыл руки и вытирал их полотенцем, стоя у койки Милы.
– Теперь вам точно придется выйти, – твердым тоном сказала Соня, разогревая здоровую руку, сжимая и разжимая пальцы. – Я уверена, Мила не захотела бы, чтобы кто-то пялился на ее грудь, как я обрабатываю ссадины на них.
Если она надеялась хоть как-то растормошить и вывести из себя Жаната, то ее попытка не удалась.
Жанат молча повесил полотенце на крючок у раковины. Посмотрел на Соню.
– Ну что? – не выдержала Соня под этим долгим бесстрастным взглядом карих глаз.
– Софья, – тихо поговорил Жанат. – Если тебя кто-нибудь обидел, или у тебя какие-то проблемы, ты можешь рассказать мне, и мы вместе их решим. Хорошо? – спросил он, вздернув темную бровь.
Соня растерялась, не зная, что сказать в ответ. Она не ожидала никакой поддержки или понимания от Жаната, потому что за прошедшие дни они не сказали друг другу и пару полных предложении, если не считать обсуждения состояния Милы.
Все это время они молча выполняли каждый свою функцию, находясь каждый в своей зоне ухода. Соня меняла Миле медицинскую рубашку, протирала губкой ее тело, те участки, к которым не допускала Жаната. Соня стригла ногти подруге, расчесывала и собирала кудрявые каштановые волосы в косичку, чтобы локоны не раздражали кожу. Соня сама меняла постель, и поддерживала чистоту после смены катетера. К подобным процедурам Жанат не был допущен, но зато он помогал передвигать Милу при необходимости, потому что никому из санитаров не было позволено трогать ее без его разрешения. Он массировал Миле мышцы голени и рук, выводя аккуратные мягкие круги на поврежденной коже. Между Жанатом и Соней установилась безмолвная договорённость, что он обрабатывает раны на открытых участках тела, а Соня наносит мазь на то, что скрыто под больничной пижамой. И, не смотря на полную слаженность процедур, Соня до сих пор не смогла понять и узнать Жаната, ни на сантиметр не приблизившись к разгадке его сущности.
И сейчас Жанат смотрит на Соню внимательным взором, и в его глазах нет усмешки, или бахвальства, а есть твердая решимость протянуть руку помощи Соне, хотя она об этом и не просила.
– Спасибо, – проговорила Соня и покачала головой. – У меня все нормально. Уже все нормально. Спасибо.
Жанат молча кивнул, принимая ее ответ. Затем подошел к Миле, и Соня отвернулась к шкафчику, якобы ища что-то внутри. Но она прекрасно знала, что каждый раз, выходя из палаты даже на несколько минут, Жанат прижимался губами сперва к волосам Милы, затем к щеке, потом к губам в легком прикосновении. Это походило на ритуал, который показывал яснее любых слов, как Жанат боится, что, не дай бог, в его отсутствии с Милой что-то случится, а он не успеет попрощаться.
