Текст книги "Персональное чудовище (СИ)"
Автор книги: Климм Ди
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 31 страниц)
Странно, что деловые встречи проводятся в подобной обстановке. Да и встреча назначена на 19.00, хотя в это время люди предпочитают закончить работу и разойтись по домам, или же забежать в ресторан, чтобы не готовить дома. Соня подумала, что бедный богатого не поймет, поэтому положила на одно из кресел свою сумочку и поправила тонкий ремешок пиджака. Видимо Соня все-таки скинула несколько кэгэ, раз влезла в вещи худышки Милы, хотя раньше всегда носила одежду на размер больше. Вот только проклятая грудь выпирает из неприлично низкого декольте.
«Ну и кто тебя просил выбирать супер-строгий, но при этом супер-сексуальный костюм среди вещей Милы?», злилась на себя Соня и поправила пальцами короткие пряди волос, пытаясь привыкнуть к новому образу.
– Я ведь говорил, что у тебя слишком большая голова для короткой стрижки.
Соня замерла.
Время замерло.
Планета остановила свой неспешный бег и все застыло в невесомости от одного только тихого мужского голоса, что прозвучал за спиной.
Соня прикрыла глаза и не двигалась. Все ее тело будто сковало стальными жгутами. Да так сильно сковало, что каждая мышца зазвенела от напряжения, когда Соня почувствовала, как по ее телу проходится горящий взгляд.
Соне не надо было оборачиваться, чтобы знать, КТО сейчас стоит у нее за спиной. И не только потому, что она услышала ЕГО голос, а потому, что только рядом с НИМ и под ЕГО взглядом Соня чувствует себя так, словно с нее медленно снимают одежду. А потом медленно, со смаком, не спеша, сдирают кожу, обнажая не только дрожащее тело, но и вскрывая оболочку, раскрывая бьющееся в конвульсиях нутро, раздевая душу, сдирая с нее слой за слоем всю боль, которой успела покрыться измученная душа, вырывая кусок за куском ту затхлую гнилую паутину, что успела оплести боль вокруг сердца. Снимая все слои, все маски, выскрёбывая толстые слои глины, что успели налипнуть на Соню за прошедшие два месяца, когда она играла не себя, жила не собой, когда лепила на себя чужую маску, чужое тело, заставляла себя быть не тем, кто она есть, а тем, кого хотят видеть.
Но вот сейчас, один лишь голос и горящий взор, что полыхает нетухнущим пламенем, и с Сони враз слетели все маски, а осталось только агонизирующее в страдании сердце, что сразу узнало Диму.
Соня услышала шаги за спиной.
Один, второй, третий…
Все ближе и ближе. И с каждым этим шагом, что приближал к Соне того, по кому она страдала каждое мгновение с момента расставания, от Сони все дальше и дальше убегал, отдалялся, уходил прочь разум и все здравые мысли, оставляя только чувства и ощущения.
Потому что нельзя разумными словами объяснить то, что почувствовала Соня, когда Дима встал за ее спиной, так близко, что она ощущала жар мощного мужского тела. Дима стоял буквально в сантиметре от нее – заставшей, с выпрямленной спиной, и с закрытыми глазами, и этот сантиметр пустого пространства вовсе не был пустым. Он был наполнен вибрацией той жажды, что испытывали Соня и Дима. Это расстояние между мужским и женским телом было так сильно намагничено и диссонировало с окружающим их воздухом, что казалось, будто именно в этой полоске, прямо сейчас, под лучами уходящего солнца, зарождается антиматерия.
Дима поднял руку, и Соне не надо было видеть этого. Она почувствовала это движение до того, как его твердые пальцы прошлись по ее волосам. Слегка касаясь, пропуская сквозь пальцы мягкие платиновые пряди, что в свете горящего алого полудиска солнца отливали всеми оттенками раскалённого серебра.
Затем Дима убрал руку, и Соня поняла, что не дышала даже. И теперь ее дыхание – прерывистое, горячее, срывающееся короткими выдохами с приоткрытых губ, звучало в тиши комнаты, как дыхание измученного вакуумом, одинокого, забытого в космосе скитальца.
– Посмотри на меня, Соня, – тихо сказал Дима.
Но Соня не смогла двинуться. Потому что хотела оттянуть этот момент. Потому что боялась, что не удержится на ногах, когда повернется лицом к Диме, распахнет глаза и столкнётся взором с золотистыми глазами, которые при заходящем солнце полыхнут огненными красками заката, впитав в себя самые сочные и багряные оттенки.
– Я сказал, посмотри на меня, – повторил Дима и Соня вмиг вспомнила, как не любит Дима повторять дважды. И он не повторит свой приказ ещё раз, потому что на третий раз он просто силой заставит Соню повернуться к нему, и посмотреть в глаза. А этого Соня не выдержит. Потому что уже сейчас еле стоит на ногах, что уж говорить том, что с ней будет, если она ощутит на себе его руки, сильные и крепкие, что могли быть как нежными и ласковыми, так и грубыми и наглыми.
Соня медленно повернулась, все еще в закрытыми глазами. Затем открыла их.
Дима.
Ее Дима.
У Сони появилось ощущение, словно она вновь и вновь переживает один из тех несбыточных сновидении, что терзали ее тревожные сны, в которых она видела Диму. И так не хотела просыпаться, чтобы только еще секунду побыть рядом с любимым!
И вот он, стоит перед ней.
Дима.
Соня подняла взор с пуговиц на белой рубашке, к отглаженному воротнику, в раскрытых полах которого виднелась темная шея, к которой Соня так любила прижиматься короткими поцелуями.
Еще выше, по тяжелому подбородку, покрытому светлой щетиной. Наверно, Дима побрился утром, но Соня знала, что к вечеру щетина успевает короткой колючей порослью покрыть подбородок и высокие скулы.
Губы… Те самые высеченные суровые губы, которыми Соня любовалась в их первую встречу, сидя на кухне в особняке у океана. Тогда она думала, как редко эти губы улыбаются. Так же и сейчас Соня подумала, как же редко Дима улыбался, раз вокруг губ залегли такие глубокие складки, и суровые линии рта стали еще непреклоннее.
Прямой нос и высеченные скулы. Да, точно, скулы уже покрыты щетиной, и в самых последних лучах солнца, что через тридцать секунд полностью ляжет за горизонт, эта щетина обрисовала мужественные черты лица, которые за прошедшие два месяца стали еще более тяжелее.
Глаза… Любимые золотистые глаза, которые могут как полыхать огнем страсти, так и темнеть от безудержного гнева, и в которые сейчас Соня вглядывается с отчаянием и пониманием, что если только отведет взор и прервет этот молчаливый разговор, то сердце ее, что трепещет и бьется сумасшедшими конвульсиями в груди, остановится. И никакой укол адреналина ее не оживит.
Потому что вот он – ее адреналин! Вот он, кто способен пробудить ее сердце, оживить его и заставить стучать, когда стучать оно совсем не хочет! Вот он – Дима, ее Дима, ее жизнь, существование без которого нельзя назвать жизнью, а лишь жалким влачением самой себя, сгорбленной под тяжестью масок и костюмов.
– Привет, – прошептала Соня и опустила взгляд ниже, отводя взор. Ей вдруг стало смешно. Ну что еще она может сказать? Чего от нее ждет Дима? Горячих пламенных поцелуев? Крепких объятии? Одурманивающих разум шепота, пока его руки срывают с нее одежду и…
Ведь есть Елагин, из-за которого не только остался шрам на ладони, но и осталось ощущение угрозы. И если Соня думала, что рядом с Димой это ощущение пропадает, что, как раньше, рядом с ним ее охватит чувство защищённости и спокойствия, то теперь, когда Дима так близко, даже ближе чем на расстоянии вытянутой руки… да что там руки! он на расстоянии вдоха от нее! …наоборот, при такой катастрофической близости, Соне чувствовалось, словно черная метка расправы уже ложится на семью Львовых. И, как сказал Елагин, первым под раздачу попадает Роман.
– Как дела? – тихо спросила Соня и сама удивилась тому, что, оказывается, может играть роль. Все еще может играть роль беззаботной, безразличной язвы, которая намертво приклеилась к ней за прошедшие недели. Но Соня боялась, что сегодня будет ее самое последнее выступление под этим ярким сценическим образом.
Дима обхватил Соню за подбородок сильными пальцами и заставил ее поднять голову выше, заставил посмотреть ему в глаза, и Соня задрожала, завибрировала от той силы и властности, что увидела в янтарных глазах Димы, которыми он впился в Соню.
– Никогда больше не смей сбегать от меня, – процедил сквозь зубы Дима, не убирая руки и не отводя взгляда.
– А не то что? Вновь прибежишь за мной? – с ухмылкой спросила Соня. Потому что была зла на Диму! Ужасно зла за то, что он, из-за своей эгоистичности, может погубить не только ее… Да что там ее! Соне уже давно плевать на себя! Он ведь, дурак такой, может погубить и себя и всю свою семью! Боже мой, а может даже и Сергея!
– Соня, – прохрипел Дима, и Соня увидела, как прорезались чётче морщины на лбу, как потемнели резкие линии лица, как посуровел взор, когда Дима проговорил низким тихим рокотом: – Не играй со мной в свои игры. Я знаю, почему ты убежала, и кто тебя заставил.
«Откуда?!», бухнуло по голове Соню, но язык ее уже проговорил слова до того, как мозг закончил логическое мышление:
– И почему же? Ну же, Дмитрий Алексеевич, скажите же, – процедила Соня. Стараясь оттолкнуть его от себя! Отвратить! Защитить его самого и его замечательную мать, родного брата и чудесного сына!
Дима прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. А когда распахнул глаза, по ним нельзя было что-то прочесть. И по глухому ровному тону нельзя было понять, что чувствует Дима, когда он проговорил:
– Это ты меня скажи, Софья, почему ты убежала, м? – и вскинул бровь. Соня резко повела головой и сбросила руку Димы с подбородка. Глаза его вмиг потемнели. Но вот очередной медленный выдох и вновь непроницаемое выражение накрыло золотистые зрачки. – Может скажешь свой вариант, и тогда я перестану за тобой бегать? – слегка усмехнулся Дима.
Соня замерла. Играет он или нет? А что будет, если Соня тоже сыграет свою роль, пусть и самую последнюю и болезненную, но самую спасительную? Может, тогда Дима действительно оставит ее в покое, и продолжит жить, пока она, Соня, будет издыхать на краю обрыва, умоляя жизнь скинуть ее в гибельную пропасть?
– Убежала потому… – Соня откашлялась, потому что голос ее осип и слова, ненавистные и отвратные, не желали вырываться из пересохшего горла. Глубокий вдох, пока Дима следит за ней внимательным взглядом, и Соня продолжила, прикрыв глаза: – Потому что не хотела больше тебя видеть.
Наступило молчание.
Затем послышался громовой, раскатистый хохот Димы. Соня распахнула глаза и с изумлением уставилась на мужчину, который смеялся, откинув голову назад и хватаясь рукой за живот.
– Что смешного? – процедила Соня. – Я же говорю тебе…
– Просто… – Дима отдышался, – Прости, милая, но ты бы видела свое лицо… – и очередной взрыв раскатистого смеха.
– А что с моим лицом не так? – прошипела Соня, уже забыв о своем намерении отшить Диму. Соня чувствовала, как закипает от злости. Так легко и просто это несносное чудовище заставило ее запылать от возмущения, что ее слова не воспринимаются всерьёз!
– Сонь, не обижайся, – отдышавшись, ответил Дима и выпрямился, глядя на нее смеющимися глазами. – Лицо у тебя все также прекрасно. Даже стала еще красивее с этой прической, – проговорил Дима с легкой улыбкой, склоняя голову чуть вбок и любуясь заставшей перед ним девушкой.
Дима впивался взглядом в эти острые скулы, и подозревал, что румянец на щеках вовсе не от косметики, которой Соня, кстати, сегодня воспользовалась самым лучшим способом, став еще краше и притягательнее. До этого, в Лос-Анджелесе, ведя занятия с Сережей, Соня никогда не пользовалась косметикой, лишь подкрашивала розовые губы помадой. И одевалась Соня так, чтобы было удобно двигаться. Ведь тем и отличалась жизнь в штатах, что не требовала официальности, а откидывала сдержанность, призывая стать таким же независимым и свободным, как волны океана на побережье.
Но тут, в столице, которая выглядела как дипломат, запакованный в костюм от Armani, которая требовала от своих жителей соблюдения строгого графика и туго-затянутых галстуков, которая будила каждого жителя новостями по Euronews и ароматом крепкого кофе, Соня тоже облачилась в строгий, но, блядь! такой при этом сексуальный костюм из темно-бордовой ткани.
Пиджак плотно обтягивал грудь, которая натянула крупные пуговицы и выпирала из глубокого декольте молочными аппетитными выпуклостями. Дима очертил взором мягкий овал этих полушарии, идеальных, сочных, ахренительно подходящих под его ладони.
Далее его алчный взор обхватил талию, тонкую и плавную. Дима тут же вспомнил, как обхватывал ладонями этот стан, насаживая Соню на себя…
Взгляд Димы спустился к округлым бедрам, обтянутым прямой юбкой классического кроя. Но Дима готов был поклясться, что в этой юбке было столько же классики, сколько классики можно найти в будуаре самой развратной куртизанки!
Еще ниже, по обалденным ножкам, с идеальными икрами и точеными лодыжками, обутые в туфли на высоченной шпильке.
Кстати, Дима не станет снимать с Сони эти туфли, когда закинет ее ноги на свои плечи.
– Я сюда не на смотрины пришла, – с придыханием проговорила Соня, когда Дима завершил неспешный осмотр. Взгляд его вернулся к ее глазам, и Соня задохнулась от того огня, которым полыхали потемневшие зрачки Димы. Чувствуя неотвратимость надвигающегося, Соня сделала шаг в сторону двери и просипела: – Я лучше пойду, нам лучше не видеться…
Но не успела она сделать еще движения, как Дима в один шаг преодолел расстояние между ними, обхватил Соню за локти и резко притянул к себе, впечатывая ее в каменную, тяжело вздымающуюся грудь.
– Я ведь предупреждал тебя, чтобы ты никогда больше не смела убегать от меня, – прохрипел Дима Соне прямо в лицо. Затем наклонился и впился в ее губы резким, грубым и жестким поцелуем, перехватывая ее вскрик или протест. Или что она там хотела сказать, Соня тут же забыла, когда ощутила на губах вкус Димы. Его губы сминали ее уста в властном поцелуе, всасывая и проглатывая, сплетаясь с языком и резко втягивая ее язычок в себя, посасывая его и чуть прикусывая, словно наказывая за все слова, что успела наговорить Соня.
Его руки, сильные и твердые, с напрягшимися вздутыми мышцами, вжали Соню в себя, расплющивая на своей груди, вдавливая в себя, сжимая ее так сильно, что Соне уже не хватало воздуха от силы этих объятии. Но ей и не нужен был воздух! Ведь она дышала Димой и только им! Ведь она только сейчас по-настоящему дышит, пока Дима обнимает ее и целует одурманивающе грубыми поцелуями! Ведь она и не жила вовсе все прошедшие дни и ночи, а лишь существовала, в ожидании и глупой надежде, что может быть, все-таки!..
И вот ее мечта сбылась.
Но осуществление заветной грезы было намного ярче и слаще того, что представляла себе Соня долгими одинокими ночами. Потому что совсем не хватало в ее мечтах тех ощущении, что наполняют тело Сони, пока Дима ее обнимает. Терпче вкус, что Соня выпивала из губ мужчины! И жарче огонь, что полыхал в дрожащем теле, спиралью скручивая внутренности, и огненной лавой расплавляя вены и жилы, по которым бежала кипящая кровь!
Дима отстранил от себя Соню, и та не успела даже охнуть, как его пальцы расстегнули ремешок, затем крупные пуговицы на пиджаке. Дима резко дернул ткань с ее плеч, и отбросил пиджак. Ткань и фасон пиджака подразумевали, что его надо носить без рубашки, на нижнее белье, что и сделала Соня, одев лишь один из тех комплектов, что они накупили с Милой. И когда полыхающий взгляд Димы уперся в ее груди, скрытые тонким ажуром персикового цвета, что держались на плечах на тонюсеньких бретельках, Соня поняла, какой правильный выбор она сделала.
Дима обхватил Соню за талию и рывком притянул к себе, и вновь впился в грубом поцелуе. Не прерывая его, руки его опустились ниже и горячие ладони стиснули Соню за ягодицы и с силой прижали к себе. Соня застонала, громко и протяжно, но так как этот звук утонул во рту Димы, то в комнате он звучал глухо и низко.
Соня чувствовала, как каменные пальцы Димы сжимают ее ягодицы и подумала, что скорее всего на коже останутся синяки. Но ей было плевать! Пусть! Пусть будут синяки, пусть все ее тело покроется засосами, синяками, ссадинами и укусами! Лишь бы Дима прикасался с ней, и оставлял свои метки, чтобы потом, как после разлуки, Соня могла трогать эти отметки и сожалеть о том, как быстро они сходят.
Находясь в полупьяном состоянии от возбуждения и неверия в реальность происходящего, Соня даже не заметила, как Дима расстегнул замок на ее юбке. Только поняла это, когда ткань с тихим шелестом соскользнула с бедер и упала у ног.
– Я бы, конечно, с удовольствием порвал все, но одежда тебе еще понадобится, – вставил Дима, тесня Соню ближе к столу и вновь целуя ее.
Соня горела от возбуждения и могла лишь стонать, принимая поцелуи Димы, и выгибаться ближе к нему. Она чувствовала и осязала вожделение Димы. Вкушала его в жалящих поцелуях, ощущала под пальцами, которыми сжимала могучие плечи, чувствовала напряженным животом его нешуточное возбуждение, что стальным стволом упиралось в нее, оттопыривая ширинку до предела.
Они словно сходили с ума, не отрываясь друг от друга. Эта была…Нет, даже не любовь! Эта была…жадность! Да! Именно жадность до ласк, до стонов, до хриплых прерывистых вдохов! До друг друга, до запаха, до вкуса, до прикосновений! До огненного возбуждения, что приправлено нестерпимой тоской! И как бы тесно они не прижимались, как бы сильно не впечатывались друг в друга, не было возможности утолить эту жадность, которая сквозила в каждом ненасытном движений и гортанных стонах!
Внезапно Дима прервал поцелуй. Соня удивленно распахнула отяжелевшие веки. Она шумно и быстро дышала опухшими и саднящими губами, которые скорее всего побагровели от того, как сильно Дима их терзал.
Темной лавой переливалась похоть в глазах Димы, когда он обвел ее полуобнаженную фигуру, облаченную в лифчик и трусики, черные чулки и туфли на шпильках. Резким движением руки Дима сдёрнул бюстгальтер вниз, и грудь Сони колыхнулась, вырвавшись наружу. Соски и до того звенящие от возбуждения, теперь ныли сладкой болью и собрались в острые твердые горошины. Дима оглядел ее обнажённую грудь диким взглядом с первобытным голодом. Тем же резким движением Дима разорвал боковину ее трусиков и те крохотным клочком упали у ног.
– Бля! – выдохнул Дима, проводя пальцем по ее гладкому лобку, еще чуть ниже, чтобы скользнуть с тонкую полоску между половых губ.
Соня громко застонала, откинула голову назад, и закатила глаза. Описа̀ть то, что она испытывала от простого прикосновения пальца, было невозможно. Что уж говорить о том, в какой сладостной судороге сводились мышцы ее влагалища. Которые так истосковались по своему мужчине! Которые жаждали ощутить его вторжение! Чтобы за раз заполнил ее, всю, полностью! Чтобы дыхания не хватало от того, как глубоко он введет в нее свой член!
– Это хорошо, что ты на каблуках, – рвано ухмыльнулся Дима, оглядывая Соню. Она стояла перед ним, опираясь руками об столешницу позади себя, выгибаясь в спине, и громко стонала от его прикосновений, пока Дима водил пальцем по горячему влажному клитору.
Дима сатанел от вида возбужденно торчащих грудей Сони и темных сосков, которые в полумраке комнаты стали черно-коричневыми. Дима чувствовал, как дергается и просится наружу возбужденный член. Чувствовал, как натянулась уздечка, причиняя сладкую боль, что отдавалась в твердых яйцах, уже наполненных спермой, готовая вылиться в любимое лоно. Как было бы легко сейчас подхватить Соню под ногу, только расстегнуть ширинку и ворваться в нее, чтобы наконец-то соединиться с той, кого жаждал все эти дни и месяцы!
Но… Пока не время.
Дима наклонился вперед и коснулся губами выгнутой тонкой шеи Сони и слизал языком выступивший на ее коже пот, который на вкус был сладкий и желанный.
– Ди-и-м-им, я не могу-у-у!
И хотя Дима сам был возбужден и взведен до крайности, все же парочку уроков мисс Климовой преподать надо.
Дима обхватил Соню за талию, резко развернул к себе спиной и заставил упереться руками об столешницу, чуть наклоняясь вперед. Соня охнула, словно очнувшись, и напряженно замерла.
Дима смотрел на Соню и уже буквально силой сдерживал себя, пока оглядывал ее стройную красивую спину, переходящую в округлую попку с идеальными половинками и порочной темной полоской между ними. Прочерчивая взором эту полоску, Дима уперся взглядом в тугой крохотный анус. Сжал пальцы в кулак, держась, чтобы не прикоснуться указательным пальцем до этого пока еще запретного входа. «В следующий раз», решил Дима. Опустил взор чуть ниже и увидел сладкие влажные складки, нежно-розовые, и эта маленькая узкая дырочка, которая познала только одного мужчину, сейчас подрагивала и чуть сжималась, словно вместо взгляда Дима ласкает ее налившейся головкой.
Дима выдохнул и прикрыл глаза, восстанавливая дыхание и уговаривая себя немного потерпеть. Потому что уже был готов съесть! сожрать Соню! Всю ее, от макушки до пяток! Такую ахренительно возбуждающую, стоящую перед ним в порочной грязной позе, и от одного этого вида член его болит и ноет, и мелко подрагивает в боксерах, которые скорее всего уже испачкались смазкой.
Соня чуть повела бедрами, словно ища Диму позади себя, и Дима слегка шлепнул ладонью по ее ягодице и рвано оскалился.
– Что ты там говорила о моей немощности, Соня? – спросил он почти ласково. Если не считать того, что голос его был низкий и грубый, еле слышный в духоте сумрачной комнаты.
– Дим, – пролепетала Соня. Подняла голову и уперлась взглядом в панорамное окно. Начищенное до блеска стекло, от пола до потолка, оно не было задернуто шторами. И в этом почти зеркальном отражении Соня увидела себя, голую, с упертыми в стол руками, и Диму, стоящий позади нее с самым диким выражением лица. И это развратная картина еще хлеще возбудила Соню, хотя ей казалось, что она и без того балансирует на грани разума, готовая с головой погрузиться в пучину безумия и похоти.
Дима поднял взор, и они столкнулись взглядами с этом начищенном стекле. Дыхание Сони перехватило от того оскала, что вновь полоснула губы Димы.
– Сейчас мы проверим, насколько ты была права, – прошипел Дима.
Соня услышала, как вжикнула молния и мышцы промежности нервно дернулись от этого предвкушающего звука. Затем послышался звук разрываемого пакетика, и Соня в стекле увидела, как Дима с самым сосредоточенным лицом что-то делает позади нее. Надевает презерватив, чтобы… «Да быстрее уже!», чуть не взмолилась Соня, выгибаясь сильнее и громко жалобного скуля.
– Тише, тише, любимая, – пробормотал Дима, натянув на взведенный ствол резинку. Затем подошел ближе и чуть подпнул ноги Сони в разные стороны. Отрывисто вставил: – Шире.
Соня раздвинула ноги, затянутые в черные чулки. Тогда Дима обхватил ее за бедра и выпятил зад так, чтобы он стоял торчком, раскрывая дырочку прямо у его стоящего члена.
– Вот та-а-ак, – просипел Дима. Приблизился почти вплотную к Соне и уткнулся тугой головкой в ее дрожащий вдох.
– О-о-о! – простонала Соня, пятясь назад, пытаясь завладеть Димой, заставить уже его войти в нее, заполнить ее!
– Не так быстро, – пробормотал Дима, поддерживая член рукой и водя головкой по влажному входу и клитору.
– Пожа-а-ажлуйста, не мучай меня-я-я! Ну войди же уже, прошу тебя, Ди-и-има-а-а! – буквально прорыдала Соня. Ее подбрасывало и простреливало возбуждением от ощущения жара и твердости органа даже сквозь резинку!
– Тихо, я сказал, – отрывисто бросил Дима и слегка шлепнул по напряженной ягодице, и та нервно дёрнулась от грубой ласки.
Дима стянул пальцами ткань бюстгальтера, что не был снят, а болтался где-то на талии. Сжал кружева в кулаке и подтянул Соню к себе. Сильнее надавил головкой в тугой вход, чуть не сходя с ума от того, каким плотным кольцом обхватила его Соня. Затем ввел член чуть глубже, и они с Соней одновременно громко утробно застонали.
– Глу-у-убже-е-е! – выла Соня, ведя бедрами. Но была остановлена крепким обхватом твердых пальцев Димы, когда он стиснул ее бедра обеими руками, сильнее выпячивая зад и фиксирую его, не давая делать лишних движении.
– Что ты там говорила о моей немощности, Со-о-оня-я-я, – прорычал Димы, глядя полыхающим взором на то, как его член входит в Соню, растягивает маленькую дырочку. Шире, еще шире! Потому что его толстый член должен войти полностью, сесть плотно, и быть там, где и мечтал все эти адские минуты разлуки!
Соня уже не могла контролировать своих прерывистых громких криков, которые даже не были стонами, а были наполнены умоляющими нотками, бессвязными звуками, утробными первобытными всхлипами, когда слова уже забыты, как и все остальное. А остался только ее мужчина за спиной и его толстый горячий член в ее лоне.
Дима мучительно-медленно вывел член из Сони. Но не до конца, потому что эти жаркие складки звали его снова и снова. Вышел почти до головки, вновь не в силах отвести взгляда от того, как член наполовину находится в Соне. Дима чувствовал, как болят переполненные каменные яйца, и как пульсирует головка, утопленная в горячем влагалище.
Одно резкое движение бедер и Дима с рыком вбился в Соню, и она вскрикнула. От боли и от наслаждения! От ярких искр в глазах и от невыносимого пожара в складках! От ощущения стального ствола, что раздвинул ее нежные мышцы, завладевая и в очередной раз делая своим!
Дима замер, потом что понял, что сейчас, еще чуть-чуть и кончит, не доведя дело до конца. Но пока не время.
Дима вновь вывел член, до головки, и ввел его в Соню. Но в этом раз не резко, а медленно и не спеша, основательно так, плотненько. Ввинчиваясь в Соню медленной раскачкой, вводя под корень, доставая до конца, вырывая из уст Сони еще более пронзительный вскрик агонии и желания.
– А-а-а! – просто кричала Соня, когда Дима вновь вывел член и вновь ввел его в нее и замер.
Соня царапала ногтями полированную поверхность стола. Грудь ее, свисающая вниз, почти доставала острыми звенящими сосками до столешницы и когда Дима, находясь все еще в ней, сделал мягкую раскачку, соски скользнули по поверхности и Соне показалось что по ним полоснули ледяной сталью, отчего она снова пронзительно застонала.
Не выходя из Сони, Дима вел бедрами из стороны в сторону, раскачиваясь, устраиваясь внутри, вплотную к дрожащим стенкам, касаясь их и массируя. И каждый раз, когда он чувствовал, как мышцы влагалища сжимаются вокруг его члена, и вот-вот Соня готова кончить, Дима останавливал пытку и замирал. И Соня громкими мольбами упрашивала его об еще одной, крохоткой, миллиметровой раскачке. Чтобы только один раз и все! Больше она не попросит!
– Один раз? – спросил Дима таким голосом, словно ему действительно интересно мнение Сони.
– Да-а-а!
– Хорошо. Один, так один, – прошипел Дима сквозь зубы. Вывел член. И с силой, грубо и резко толкнулся обратно.
Соня вскрикнула. Но не от боли, а от того, как еще сильнее сжимаются мышцы внутри нее, обхватывая член Димы.
– Еще, прощу, еще, – хрипела Соня искусанными губами, – Умоляю! Еще один раз, войди, Ди-и-има-а-а!
– Еще один?
– Да, клянусь, в последний раз! И я кончу, и все, прошу тебя, войди… – лепетала Соня, сам не контролируя тот бред, что несла, ополоумевшая и взмокшая от возбуждения.
– Хорошо.
И вновь очередной, резкий, бешенный толчок. На этот раз сильнее и мощнее!
Дима удерживал Соню за бедра обеими руками, и не давал сделать ни одного самовольного движения.
– Еще-е-е, прошу тебя, Ди-и-има-а-а!
– Ну ладно, любимая, раз ты так просишь, – просипел Дима. Вывел член и вдолбился. А потом еще, сильнее и мощнее. Потом снова, глубже и грубее. Потому что уже сам не мог терпеть! Потом что сам уже сходил с ума от страсти и от похоти! Потому что изголодался по Соне так, что не контролировал бешенных, убыстряющихся толчков. Дима краешком разума понимал, что возможно делает больно Соне. Но не мог остановить себя, вбиваясь в Соню со всей дури, сжимая ее бедра, насаживая навстречу своему раскалённому члену, на что Соня лишь громче орала:
– Еще! Еще! Еще!
И сама двигала бедрами навстречу Диме, подхватывала каждый его толчок, ловила его на полпути, чтобы ввести его член в себя и кричать, стонать, сходить с ума от страсти и любви!
Чувствуя, что и он сам и Соня находятся на грани, Дима обхватил пальцами платиновые локоны и заставил Соню поднять голову. Заставил посмотреть в отражение на стекле, чтобы они встретились взглядами, и Соня увидела их жадный потный т. ах! Чтобы смотрела на него! Кричала, стонала, рыдала, сливаясь голосом с его бешенным громким рычанием! И смотрела на него, пока кончает, как и он сам! Пока дергается от сокрушительного оргазма, сжимая до боли его член, что уже пульсирует и изливается горячей плотной струей в нее! Пока он сам кончает и дергается, кайфует от ощущения дрожащих от оргазма мышц Сони, выливает в нее все до капли, до конца! Все, что было, что успело накопиться за все прошедшие адские минуты разлуки!
