Текст книги "Друид"

Автор книги: Клауде Куени

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 45 страниц)

А вот моя жизнь зависела в ту ночь только от решения уродливой, вонючей старухи. В этот раз она остановилась именно передо мной, бросила пепел мне в грудь, встала на колени и начала ковыряться сухой веткой в грязи. Вдруг она испуганно взглянула на меня и отпрянула назад. Еще раз с суеверным страхом посмотрев на меня, она выставила перед собой руку и скрутила из узловатых пальцев защитный знак. Затем старуха повернулась и пошла прочь. Следом за ней ушли сопровождавшие ее знатные германцы и простые воины, державшие в руках факелы. За несколько часов до рассвета я услышал, как двое проходивших мимо меня стражников говорили о предсказаниях своей провидицы, которая сообщила вождю германцев, что он может надеяться на победу только после того, как на небе появится молодой месяц. Я думаю, что той ночью в лагере римлян происходило примерно то же самое – легионеры пытались увидеть будущее, наблюдая за своими так называемыми мудрыми курами. Потому, как птицы клевали зерна, римляне надеялись узнать, что их ждет в предстоящей битве – победа или поражение.

На следующий день Цезарь отдал приказ всем своим легионам выступать из основного и вспомогательного лагерей. Когда все солдаты заняли свои позиции, центурионы выстроили их в боевом порядке. Однако воины Ариовиста не спешили бросаться в атаку. Данный факт очень удивил Цезаря, поскольку он понял, что вождь германцев, которого он считал всего лишь глупым варваром, придавал тактике и правильному выбору стратегии по крайней мере такое же большое значение, как и отваге своих воинов в бою. Но после состоявшихся переговоров, во время которых выяснилось, что вождь германцев превосходно говорит на латыни и на языке кельтов, проконсул должен был понять, с кем ему приходится иметь дело. Примерно после полудня Цезарь вновь отдал своим солдатам приказ вернуться в основной и вспомогательный лагеря. Немного позже войска Ариовиста совершенно неожиданно атаковали опорный пункт римлян, который защищали только два легиона.

Германские воины и римские легионеры сражались с ожесточением и отчаянием обреченных на смерть. Ни те ни другие не знали пощады. Римляне и германцы нападали друг на друга, словно молосские бойцовские собаки, которых хозяева слишком долго держали на цепи. Битва превратилась в настоящее побоище. Воинам, сражавшимся друг против друга, было недостаточно убить противника – они хотели стереть врага в порошок. После захода солнца германцы отступили. Потери с обеих сторон были огромными.

От немногих взятых в плен воинов Ариовиста центурионы узнали о предсказании провидицы – боги могли подарить германцам победу только после появления на небе молодого месяца.

На следующее утро Цезарь отдал своим легионам приказ покинуть оба лагеря, в которых остались лишь несколько сотен солдат. Перед опорным пунктом Цезарь выстроил свои вспомогательные войска, что, как стало понятно позже, было всего лишь отвлекающим маневром. Затем проконсул приказал своим основным силам начать наступление на позиции Ариовиста. У вождя германцев не оставалось выбора: он был вынужден принять бой. Слева, справа, а также позади своих выстроившихся рядами воинов он приказал поставить все имевшиеся в распоряжении германцев возы и телеги, чтобы ни один воин не смог бежать с поля боя. Сейчас девиз «Победить или умереть!» был вполне применим к положению, в котором оказался Ариовист. Телегу с пленными и заложниками, на которой сидели и мы с Валерием, поставили на левом фланге. Наша повозка оказалась зажатой среди сотен других возов, которые преграждали друг другу путь. Женщины и дети встали во весь рост на повозках и с нетерпением ждали, когда начнется битва. Люсии удивительным образом удалось разыскать меня в этой сумятице. Она запрыгнула на повозку и прижалась ко мне. Моя любимица дрожала всем телом. Я крепко обнял ее, чтобы хоть немного успокоить.

Войска Цезаря начали наступление на правом фланге. Громкие звуки туб дали сигнал к атаке. Выстроившись в безупречные боевые формации, римские легионеры двинулись вперед. Над морем блестящих бронзовых шлемов развевалось знамя их полководца. Через некоторое время послышались звуки рогов и барабанная дробь. Солдаты перешли на легкий бег и начали через равные промежутки времени выкрикивать свой боевой клич. Выстроившись в стандартную фалангу, германцы приготовились отражать атаку римлян. Это построение было устаревшим и крайне неэффективным, поскольку живая стена из тел воинов, которые дюжинами стояли друг за другом, была крайне неподвижной и не могла маневрировать.

Римские легионеры, хоть и наступали сплошной линией, могли мгновенно перестроиться в небольшие манипулы, способные быстро выполнять необходимые маневры, подчиняясь приказам командиров. Битва была такой же ожесточенной, как и та, которая состоялась накануне. Германцы и римские солдаты с яростью набрасывались друг на друга, те и другие беспощадно рубили и кололи врага. Однако боги никак не могли принять решение, кому подарить победу. В то время как на левом фланге легионеры теснили германцев, на правом фланге воинам Ариовиста удалось довольно далеко продвинуться вглубь рядов римлян. Молодой легат Публий Красс, сын владевшего миллиардами Марка Красса, заметил это. Он командовал кавалерией и получил от Цезаря строгий приказ не вступать в битву, пока ему не будет дано на это разрешение. Однако Публий Красс решил действовать на свой страх и риск. Он отдал приказ третьему ряду воинов, которых проконсул держал в качестве резерва, вступить в битву на правом фланге, и в то же время сам повел в бой своих всадников. Германцы были настолько удивлены таким неожиданным натиском, что их правый фланг начал отступать. Сначала воины Ариовиста медленно пятились назад, а потом повернулись и обратились в бегство. Стоявшие на телегах женщины обнажили грудь и начали что было духу кричать мужчинам, что те должны драться до последней капли крови, если они не хотят, чтобы карлики-римляне надругались над их женами. Однако эти призывы не оказали должного действия на бегущих воинов. Паника распространялась в рядах германцев, словно пожар в лесу, высушенном июльским солнцем. Часть воинов Ариовиста спешно разворачивала телеги, чтобы спастись на них от натиска наступающих римлян. В то время как одни германцы продолжали отважно сражаться против приближающихся ровным строем легионеров, другие без оглядки бежали с поля боя. Я молился всем богам, которых только знал, упрашивая их сделать так, чтобы другие повозки как можно дольше преграждали путь телеге с пленными и заложниками, на которой сидели я и Люсия. Но мои мольбы, похоже, возымели обратное действие. Множество повозок просто не могли сдвинуться с места из-за поломанных осей или из-за других возов, стоявших на их пути. Наша же телега через некоторое время оказалась в самой гуще германцев, которые, пытаясь спастись бегством, направлялись в сторону Ренуса. Охваченные паникой, они не понимали, что им пришлось бы двигаться в таком бешеном темпе два-три дня, чтобы достичь реки, ведь ее отделяло от поля боя огромное расстояние. Римская кавалерия начала преследовать обратившихся в бегство германцев.

Цезарь не просто хотел выиграть битву, он отдал приказ уничтожить племя свевов. Он готов был пойти на любые жертвы, чтобы нанести этому племени такое сокрушительное поражение, после которого германцы никогда в жизни не решились бы вновь переправиться через реку. Проконсул хотел, чтобы Ренус стал естественной границей, отделяющей цивилизованный мир от мира варваров. В преследовании германцев приняла участие вся римская кавалерия. Нападая на убегающих сзади, всадники наносили им смертельные раны пилумами и мечами. Не щадили никого – воинов, женщин, стариков и детей убивали с одинаковой жестокостью и беспощадностью.

Некоторые пленные на нашей телеге попытались было сломать деревянные брусья, к которым их приковали, чтобы получить возможность спрыгнуть на землю. Но все попытки освободиться заканчивались неудачей – скакавшие мимо германские всадники наносили смельчакам смертельные раны точными ударами мечей. Чтобы не попасться под горячую руку спасавшимся бегством германцам, я лег на живот и прижался всем телом ко дну телеги. Мое лицо оказалось так близко от планок, соединенных с поперечными балками, что я смог в мельчайших деталях рассмотреть структуру дерева и в полной мере оценить искусство кузнецов, которые выковали гвозди. На самом же деле меня занимали совсем другие мысли – я молился, чтобы наша телега развалилась на части или хотя бы сломала одну из осей, подпрыгнув на очередном ухабе. Вдруг совсем рядом с нами я услышал звуки туб, дающие римской кавалерии сигнал к атаке. Я приподнял голову и увидел, как германские всадники, скакавшие неподалеку от нашей повозки, один за другим начали падать со своих лошадей, а буквально через несколько мгновений нас обогнали эдуи, служившие в коннице Цезаря, и римляне. Среди них я заметил и самого проконсула. У него за плечами развевалась ярко-красная накидка. Поравнявшись с нами, Цезарь увидел Прокилла и тут же бросился к нашей телеге. Возница спрыгнул на ходу в надежде, что его не заметят, но сразу же был изрублен догонявшими нас всадниками. Цезарь схватил поводья и остановил повозку. Когда он повернулся к нам, по его лицу можно было понять – тот факт, что он лично освободил нас, доставил ему огромное удовольствие. Одному из командиров своей кавалерии проконсул отдал приказ снять кандалы и проводить нас в основной лагерь. Эдуйский всадник привел для нас лошадей, хозяева которых были убиты или попытались спастись бегством. Не произнося ни слова, мы с Прокиллом скакали вдоль огромного поля, на котором еще продолжалась битва, в укрепленный лагерь римлян. Земля была усеяна трупами, отовсюду доносились стоны умирающих и тяжело раненых. Но события, которые разыгрались сегодня на поле боя, не шли ни в какое сравнение с битвой под Бибракте – Цезарь отдал приказ не щадить никого. Его воины убивали даже детей и животных. Кое-где я видел мертвых собак, которым отрубили все четыре лапы.

Невозможно описать чувства, которые переполняли мое сердце в тот момент, когда я наконец вновь обнял Ванду. Мне казалось, что я самый счастливый человек на земле, но в то же самое время я испытывал невыносимый стыд – ведь я отчаялся и начал сомневаться в существовании богов, которые все же подарили мне спасение.

На следующий день я и Ванда покинули лагерь, чтобы как следует вымыться. Добравшись до ближайшего ручья, я пожертвовал богам воды несколько серебряных денариев, полученных мною от легионеров за составление завещаний, и попытался прислушаться к священным голосам. Я задавал вопросы один за другим, надеясь получить понятные мне ответы. Куда делся Кретос? Посчастливится ли мне когда-нибудь увидеть Массилию? Смогу ли я осуществить свою мечту и купить в этом великом городе собственный дом, где нубийские рабыни будут подносить мне жареную рыбу и белое вино? Суждено ли сбыться тем мечтам, которые не давали мне покоя все время, пока я лежал под дубом в нашей небольшой деревушке? Или боги предначертали мне другую судьбу? Может быть, они хотели, чтобы я стал в их руках орудием, при помощи которого они смогут остановить победоносное шествие Цезаря по миру? Но я больше не испытывал ненависти к этому римлянину, которого все кельтские племена стремились сделать своим союзником с одной-единственной целью – чтобы получить мощную поддержку в борьбе со своими соседями, такими же кельтами, как они сами. Если разобраться, то у меня в самом деле не было оснований ненавидеть Цезаря, ведь именно он взял меня на службу и помог получить тот социальный статус, о котором оставшись в своем племени я мог только мечтать. Цезарь спас мне сегодня жизнь, более того – он сделал это собственноручно. Мои чувства по отношению к проконсулу римской провинции Нарбонская Галлия были двоякими и менялись едва ли не каждое мгновение. В определенном смысле этого слова я считал себя его соратником. Когда Цезарь каким-либо образом выражал мне свою признательность, меня переполняла гордость. Все чаще и чаще я ловил себя на мысли, что стараюсь сделать все возможное, чтобы доказать ему свою преданность и оказаться полезным. Мне хотелось, чтобы Цезарь оценил мои старания. Но были и такие дни, когда от одного взгляда на римского полководца мне становилось не по себе. Тогда я радовался мелким несоответствиям в его отчетах о галльской кампании и даже не пытался исправить их в надежде, что те, кто будет их читать, рано или поздно поймут, как часто Цезарь лгал или просто подтасовывал факты. Но таких дней становилось все меньше. Богам было угодно, чтобы наши судьбы переплелись. Если бы Цезарь проиграл битву с Ариовистом, то я, скорее всего, навсегда потерял бы Ванду. Я спорил с самим собой и пытался кое-как совладать с противоречивыми чувствами, овладевшими моей душой. Возможно, боги хотели, чтобы я не смог для себя решить, как же я все-таки отношусь к этому римлянину. Наверное, таков был их замысел – они хотели, чтобы я мучился сомнениями. Но я знал, что боги благоволят ко мне. Однако к Цезарю они благоволили не меньше.

На следующий день я решил уединиться в прохладном полумраке священного леса. Землю устилали сухие листья и сучья. При каждом моем шаге раздавался хруст ломающихся веток, тут же затихавший под густыми кронами деревьев, которые не пропускали ни одного солнечного луча. Я чувствовал дуновение сухого ветра и знал, что эти слабые порывы попадают в наш мир из царства мертвых. Постепенно мной овладело ощущение, что я в лесу не один, хотя, оглянувшись по сторонам, любой другой на моем месте подумал бы, будто здесь нет ни одной живой души. Я искал коренья и травы, необходимые для приготовления целебных отваров. Вдруг до моего слуха донеслись звуки, которые явно зародились здесь, в мире живых, а не в царстве теней. Это были не голоса богов или друидов, потому что слова произносились слишком громко, слишком грубо и без должного почтения к священному лесу. Очень медленно я пошел вперед, стараясь производить как можно меньше шума. Приближаясь к тому месту, откуда доносились странные звуки, я все время держался за ветки деревьев и кусты, а также поднимал ноги как можно выше, чтобы не споткнуться о кочку или корень. Наконец, я оказался на каменистом пригорке. Отсюда открывался вид на узкое ущелье, по дну которого тек ручей. И в этом ручье стояли римские легионеры. Они доставали со дна оружие и золото, которое мы, кельты, в течение многих десятилетий приносили в жертву нашим богам. Наверняка здесь совершали обряды еще наши предки. Увидев эту ужасную картину, я некоторое время не мог даже пошевелиться. Как люди могли бросать вызов чужим богам, даже не подозревая, насколько могущественными они могут оказаться?

Через день Цезарь позвал меня, велев явиться в его палатку. Его снова мучили головные боли.

– Что делаете вы, друиды, когда у вас болит голова? – спросил он меня.

Проконсул лежал на мягкой кушетке, запрокинув голову и прикрыв глаза одной рукой.

– Все зависит от причины, которая вызвала головную боль, – начал объяснять я. – Если голова болит от вина, то мы советуем покупать этот божественный напиток у другого торговца. Если она разболелась от недосыпания или переутомления, то мы советуем выпить кубок красного вина, разбавленного водой, и немного отдохнуть. Если же голова болит из-за того, что чьи-то солдаты разоряют священные места кельтов, то…

Цезарь резко сел на кушетке, поморщился от боли и взглянул на меня из-под полуопущенных век.

– Что ты хочешь этим сказать, друид? – прервал он меня.

– Ты бросаешь вызов богам, Цезарь!

– Бессмертные боги мне покровительствуют! Именно они подарили мне победу над гельветами, а затем помогли разбить орду Ариовиста. Те же боги помогут мне захватить всю Галлию и стать ее правителем! Это будут наши, римские боги, и некоторые из них являются моими прародителями! Мне не нужна защита твоих галльских богов, друид! А легионеры хотят получить обещанные им богатства. Ты даже не представляешь себе, сколько денег и драгоценностей им нужно! Кельтским золотом я заткну пасти всем своим врагам в Риме и каждый год буду отправлять им столько рабов, сколько они не видели за последние несколько десятилетий! Не стой, друид, присаживайся.

Я опустился на стул, стоявший напротив. Теперь Цезарь сидел на своей кушетке и, подпирая голову обеими руками, пристально смотрел на меня. Через несколько мгновений он закрыл глаза и довольно долго не произносил ни слова.

– Что со мной происходит, друид?! – простонал Цезарь. – Неужели нет никакого средства от этой мучительной боли, которая сводит меня с ума?!

– Я могу попробовать помочь тебе, – задумчиво сказал я через некоторое время. Если бы проконсул взглянул на меня, то наверняка заметил бы, что я дрожу всем телом. Но мне удалось взять себя в руки, и напряжение, из-за которого мои мускулы больше напоминали натянутые струны, начало понемногу отпускать меня.

– Прошу тебя, друид, попробуй избавить меня от этой боли… – пробормотал Цезарь и, не открывая глаз, вновь прилег на кушетку.

Выйдя из палатки, я велел преторианцам, стоявшим на страже у входа, подогреть побольше воды. Тем временем я сходил в свою палатку, чтобы принести все необходимые травы и коренья. Я судорожно пытался сопоставить все факты и понять, что же решили боги. Неужели они предоставили мне возможность определить, сколько еще проживет Цезарь? Может быть, он должен умереть этой ночью?

Я попытался вспомнить, какие травы и в какой пропорции были использованы для отвара, который выпил Фумиг. Фумиг? Да, именно друид Фумиг… На самом деле приготовление этого зелья требовало определенных навыков и знаний, поскольку огромное значение имело не только правильное соотношение количества разных кореньев и трав, но и длительность варки. Например, одни составляющие следовало бросать только в уже остывающую, едва теплую воду, а другие – в кипяток. В зависимости от дозировки и способа приготовления исцеляющие травы могли превратиться в яд, а ядовитые – в чудодейственное лекарство. Если честно, я так и не смог вспомнить правильную последовательность, а также необходимое соотношение разных трав и кореньев, которые следовало добавлять в строго определенное количество воды. Возможно, кто-то удивится тому факту, что после стольких неудач, постигших меня за последние несколько месяцев, я вновь решился попробовать приготовить зелье и делал вид, будто я великий всезнающий друид, хотя на самом деле мои знания были относительно скудными. Согласен – такое поведение трудно понять. Но мой внутренний голос говорил мне, что я обязательно должен приготовить отвар для Цезаря.

В глубине души я прекрасно понимал: боги используют меня как инструмент, помогающий им воплотить в жизнь свои планы. Мне оставалось только положиться на них и ждать, как они решат поступить с Цезарем. Боги могли исцелить или убить его моими руками.

Я добавил в кипящую воду сначала траву, затем коренья и попросил преторианцев ждать моего возвращения, поддерживая огонь, а Ванду уговорил последить за котелком во время моего отсутствия, поскольку не хотел, чтобы кто-нибудь вмешивался в приготовление зелья.

Сев на лошадь, я один, без сопровождения, поскакал к девственным лесам, простиравшимся на холмах к западу от укрепленного лагеря римлян. У небольшой речушки я остановился, вымыл руки и ноги, а затем медленно поехал в глубь леса, внимательно прислушиваясь к звукам. То тут, то там виднелись причудливой формы камни и сухие деревья, напоминавшие человеческие фигуры, руки и ноги которых вытянул до невероятной длины какой-то великан. Я слышал тревожный крик сороки, удары крыльев черных соколов и душераздирающие вопли сов. В густом кустарнике я заметил трех оленей. Не знаю, возможно, это было всего лишь видение, поскольку, когда я отвернулся на мгновенье, а затем вновь повернулся в ту сторону, животные уже исчезли, хотя я не услышал ни звука. Этот лес был не таким, как тот, где я побывал накануне, где земля устлана сухими ветками и листьями. Этот лес жил; мне казалось, будто он радостно встречает меня, как победителя, с триумфом возвращающегося из удачного военного похода. Когда я вновь увидел трех оленей, до моего слуха донесся слабый плеск воды. Я слез с лошади и, смиренно склонив голову, приблизился к священному месту. Мое тело наполнилось приятным теплом – некая сила давала мне знать, что здесь живут боги, а граница между миром живых и царством теней особенно тонка. Я опустился на колени у самого ручья, слегка примяв светло-зеленый мох, и опустил руки в чистую, прозрачную как слеза воду, которая била из-под земли, стремясь насладиться солнечным светом. Затем я совершил обряд, который до меня совершали лишь немногие избранные. Я, Корисиос, ученик друидов из племени рауриков, молил о помощи богиню земли.

– Ты, давшая начало всему живому, повелительница стихий, перворожденный ребенок небытия, самая могущественная из всех божеств, царица душ, первая среди живущих на небесах! Ты, ставшая частью всех богов и богинь, дай мне силу и мудрость, веди мои руки, которые должны решить сегодня судьбу моего народа!

Сейчас я не могу сказать точно, как проходил этот ритуал, но я, скорее всего, не произносил эти слова вслух, а обращался к богине земли мысленно. Я стоял на коленях и, склонившись над источником, большими глотками пил из него священную воду. Я предлагал богине земли свою жизнь в обмен на жизнь Цезаря, поскольку кельты свято верят в то, что, прося богов о чем-нибудь, нужно предложить им взамен нечто равноценное.

Каждый, кто отважился просить о помощи богиню земли, должен быть честен с ней и с самим собой. Если кельт просит богиню вылечить смертельно больного человека, то он должен принести в жертву абсолютно здорового. Но в ту ночь я совершал особый ритуал, поскольку обмен должен был состояться не между человеком и богом, а между богами, которые защищают Цезаря, и теми, которые покровительствуют мне. Вот почему я предложил свою жизнь в обмен на жизнь проконсула – обе стороны должны были предложить друг другу равные жертвы. Несмотря на то что я совершал столь серьезный обряд, от которого так много зависело, я не смог сдержать улыбку, увидев на берегу ручья небольшие грибы, выросшие рядом со мхом. Сантониг несколько раз рассказывал мне о них. Когда боги хотят дать ответ тому, кто к ним обращается, все вдруг само собой становится на свои места. Я левой рукой сорвал маленький гриб, разжевал его и проглотил, затем запил несколькими глотками священной воды и поблагодарил богиню земли. Я ощутил, как она принимает меня в свои объятья, и услышал смех, нырнув в воображаемый пруд, появившийся в нескольких шагах от меня и казавшийся настоящим.

Когда я вернулся в лагерь, я чувствовал себя так, словно выпил слишком много красного вина. Однако мое состояние отличалось от похмелья – во рту не было сухости, а язык не стал шершавым, к тому же меня не мучила жажда. Я держал в руке свежие травы, сорванные в лесу, но не мог вспомнить, где я их нашел и почему решил, будто мне нужны именно эти растения. Друиды утверждают, что боги при помощи грибов затуманивают разум избранных, прежде чем указать им священные места, на которых растут таинственные целебные травы. Я обнаружил, что внешность стражников, стоявших у ворот лагеря, резко изменилась – они напоминали уродливых лягушек со вздувшимися щеками. Когда же они заговорили, обращаясь ко мне, у меня создалось такое впечатление, будто я слышу воркование голубей, а не человеческие голоса. Я не смог сдержать смех. Ванда тоже выглядела совершенно иначе – мне казалось, будто ее груди стали величиной с холмы, точно такими же, как те, что я видел в тот злополучный день, когда потерял сознание и меня нашел князь арвернов Верцингеториг. Голова Ванды казалась мне такой маленькой, что я едва-едва видел ее волосы. На какое-то мгновение мне почудилось, будто моя возлюбленная стоит на руках вверх ногами, но потом я увидел немного ниже груди огромный живот. Он был таким большим и круглым, будто моя рабыня той же ночью должна была родить шесть легионов солдат. Словно откуда-то издалека я услышал, как мой голос спрашивает Ванду, все ли мои распоряжения были выполнены ею и преторианцами, пока меня не было. Она молча кивнула, а я в тот же момент уставился на одетых в латы лягушек, которые разговаривали друг с другом глухими гортанными голосами, стоя у входа в палатку Цезаря.

Некоторое время я наблюдал за ними, а затем, стряхнув с себя оцепенение, вспомнил об отваре, который я должен был приготовить для Цезаря. Словно откуда-то со стороны, издалека, я видел, как большой и указательный пальцы моей правой руки начали растирать сушеную омелу над кипящей водой. Рассмотрев внимательнее остальные травы, которые я принес из леса, считая их даром богов, я не мог понять, какое действие они могли произвести на человека, пьющего отвар, приготовленный с их использованием. Вполне вероятно, что они способны были всего лишь изменить вкус зелья, но я не исключал возможности, что эти неизвестные мне растения в сочетании с остальными, уже добавленными в котелок, могли в самом деле улучшить состояние человека или убить его. Хотя мое восприятие действительности было сильно искажено, мои мысли казались мне удивительно ясными и последовательными. Я чувствовал, что каждым движением моих пальцев руководят сами бессмертные боги. Нет, этот отвар готовил не я! Я был всего лишь инструментом в руках тех, кто вершит людские судьбы. Через некоторое время я с удивлением осознал, что уже добавляю в кипящее варево травы, принесенные из леса. Однако мне не давала покоя мысль, что я допустил ошибку. И боги решили исправить ее. Мои руки достали из сумки большой пучок травы, которая, насколько я знал, расширяет сосуды. Даже несмотря на то что перед этим я уже бросил в котелок довольно большое количество листьев и стеблей этого растения, внутренний голос твердил мне, что я должен добавить еще. Именно это я и сделал. Сантониг не раз говорил мне, что когда сосуды сужаются, люди всегда чувствуют давление в области висков и головную боль. Я кликнул поваренка и велел ему принести мне несколько амфор с разными сортами красного вина, а также кубки и чаши. Когда в моем распоряжении оказалось все, о чем я просил, я перелил варево из котелка в плоскую чашу, которую в основном использовали для проведения обрядов. В посудинах подобной формы жидкость всегда остывает быстрее. В большой посеребренный бокал на высокой ножке я приказал налить чистой воды, которой собирался разбавлять вино.

Тем временем рабы принесли в палатку Цезаря множество самых разнообразных амфор с вином. Сосуды стояли передо мной, словно охраняющие рассветный туман легионы, готовые по первому приказу броситься в бой. Я решил начать с албанского вина двадцатилетней выдержки. Личный повар проконсула с торжественным видом осторожно сломал смоляную печать на горлышке и отдал рабам распоряжение начать наливать вино. Прежде чем подавать вино в кубках, его следовало очистить. Пока повар собственноручно держал над чашей ткань, через несколько слоев которой он обычно фильтровал божественный напиток, раб осторожно лил из амфоры практически черного цвета жидкость. Должен заметить, что запах у нее был просто отвратительный. Сделав небольшой глоток из поднесенного мне кубка, я тут же понял, что божественным этот напиток назвать никак нельзя, и выплюнул остаток прямо на пол. Немного поразмыслив, я добавил в кубок воды, тщательно все перемешал и, сосредоточившись на вкусе, сделал еще один глоток. За долгие годы вино превратилось в уксус.

Встав со своей кушетки, я начал переходить от амфоры к амфоре и внимательно рассматривать надписи на них. Сосуды с дорогими сортами вин можно было узнать по этикеткам из папируса, на которых указывался год разлива и производитель. На амфорах с дешевым вином пометки делали мелом. Переходя по палатке от одного сосуда к другому, я крайне удивился тому, что мне без особого труда удавалось удерживать равновесие. Более того, мне казалось, будто мои движения никогда не были такими плавными, а мускулы – такими послушными. Неужели на меня столь удивительным образом подействовали божественные грибы? Я опускался на колени то у одной амфоры, то у другой, чтобы прочитать этикетки или сделанные мелом надписи. Наконец, я остановил свой выбор на сабинском четырехлетней выдержки, сухом, с горьковатым привкусом. Наверняка на дне амфоры, в которую его налили, осела мраморная пыль и немного золы. Должен признать, что мне приходилось пробовать вина с гораздо более приятным букетом… Например, темный кекубер из Лацио [58]58
  Лацио (Lazio) – область в Центральной Италии.


[Закрыть]и мамертин из сицилианской Мессины. Вкус этих вин показался мне восхитительным, и я решил для себя, что их можно пить сколько душе угодно без каких-либо последствий. Откупоривая одну амфору задругой, я пытался вести себя как настоящий кельтский друид во время приготовления целебного зелья – мне хотелось определить идеальное соотношение количества воды и разных вин, смешивая жидкости в кубках и дегустируя смеси. В результате своих опытов я сделал вывод, что вкус одних сортов идеально раскрывался при смешивании трех частей воды и одной части вина, а других – при добавлении одной части вина к двум частям воды. Некоторые предпочитают пить вино холодным, иногда даже со льдом. Многим нравится вино, подогретое с мятой, анисом или фиалкой. Я же пытался приготовить смесь, которая сужала бы кровеносные сосуды до того, как у выпившего ее человека начнутся приступы тошноты и рвота. Мне становилось все труднее принять окончательное решение, поскольку с каждым бокалом, выпитым мной исключительно в целях дегустации, меня покидала мудрость и божественная сила. Наверное, богиня земли никак не ожидала, что я после того, как съем грибы, захочу расширить свое сознание еще и при помощи такого количества вина, поэтому действие винных паров постепенно становилось сильнее, чем влияние на мой разум грибов, съеденных в священном лесу. Мало что понимая, я ползал от амфоры к амфоре, иногда беспомощно поглядывая на стоящих у входа в палатку рабов, и не мог вспомнить, какие вина я пробовал, а какие нет. Читая этикетки, я сам себе задавал вопрос: если я уже отведал вина из этого сосуда, то в какой пропорции я мог смешать его с водой? Мой язык заплетался, но я кое-как смог объяснить рабам, что они должны налить мне настоящего фалернского, профильтрованного через бронзовое сито с крохотными ячейками. Какой подарок судьбы! Мне казалось, будто боги собственноручно сделали этот великолепный напиток! В нем не было даже намека на привкус терпентина, мела, смолы, серы, соли, мраморной пыли или золы! Только такое вино могло называться настоящим!