Текст книги "Друид"

Автор книги: Клауде Куени

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 45 страниц)

Когда один из римлян проявил при этом совершенно излишнюю напористость, пытаясь взять лошадь под уздцы, посол Ариовиста, сидевший верхом, тут же ударил солдата ногой в лицо. Как раз в этот момент из палатки вышел Цезарь. Проконсул решил выбрать в качестве переводчиков меня, Ванду и Прокилла и сообщил, что он собирается провести несколько встреч с Ариовистом и его послами. И возможно, не только в лагере римлян, но и в лагере самих германцев. Похоже, Цезарь не хотел рисковать своими легатами, а жизнь молодых трибунов значила для него еще больше, поскольку смерть любого из них могла повлечь за собой множество проблем, ведь влиятельные отцы трибунов находились в Риме, а Цезарь торчал в этой глуши со своими легионами. Он прекрасно помнил, что один из трибунов уже погиб, и не хотел усложнять свое и без того трудное положение.

– Ты Цезарь?

– Да, – ответила Ванда, – он Цезарь.

Моя рабыня ответила на вопрос воина, хотя ей никто не давал на это разрешения. Все германские всадники с удивлением посмотрели на нее. По-видимому, послы были крайне удивлены тем фактом, что женщина, одетая в одежду галлов, может без акцента говорить на германском.

– Слушай, что тебе велел передать Ариовист. Поскольку ты не остался глух к его пожеланиям и подвел свои войска ближе, наш вождь полагает, что теперь он вполне может встретиться с тобой, не подвергая при этом опасности свою жизнь. Переговоры с Ариовистом состоятся через пять дней.

Цезарь молча кивнул послу и ответил на латыни, что он согласен встретиться с вождем германцев через пять дней. Проконсул даже не взглянул на Ванду. Поскольку Прокилл понял, что Цезарь чувствует себя неловко – ведь для него переводила женщина! – он кивнул мне, давая знак начать переводить разговор проконсула и германцев вместо Ванды.

Послы передали проконсулу одно из требований Ариовиста, в соответствии с которым среди римлян, сопровождающих Цезаря к месту встречи с германским вождем, не должно быть ни одного пешего воина, все должны ехать верхом. Если же проконсул не согласен выполнить это условие, то он может вообще не приходить на встречу.

– Я принимаю это условие, – ответил Цезарь.

Через некоторое время после того, как германские послы покинули лагерь, проконсул собрал военный совет, на котором присутствовали только легаты и сенатские трибуны. Цезарь явно был встревожен. Он хотел обсудить со всеми собравшимися волновавший его вопрос: какие цели преследовал Ариовист, выдвигая подобное требование? Неужели германцы собирались устроить Цезарю западню? Безусловно, Ариовисту известно, что в кавалерии Цезаря служило очень мало римлян. Неужели вождь германцев хотел вынудить проконсула положиться на эдуйскую конницу?

Цезарь представил все таким образом, словно хотел выслушать мнение старших офицеров. На самом деле он преследовал совсем другие цели. Выслушав аргументы всех собравшихся, проконсул надеялся понять, кто из легатов и трибунов желал его смерти. Он хотел узнать, кто на его стороне, а кто на стороне его врагов.

Некоторые трибуны лицемерно расхваливали смелость эдуев, утверждая, что на них можно положиться в сложной ситуации, и пытались заверить Цезаря, будто кельтская конница его не подведет. Наконец, слово взял легат Брут. Он посоветовал проконсулу забрать у эдуев всех лошадей и отдать их солдатам десятого легиона.

– Если ты уже назвал десятый легион своей личной охраной, которой ты целиком и полностью доверяешь, почему бы тебе не отдать приказ легионерам прославленного десятого легиона стать твоей кавалерией? – пошутил Лабиэн. – Предложение легата Брута мне кажется вполне разумным.

Один из трибунов заметил, что такие действия могут оскорбить эдуев. Тем не менее он не решился настаивать на своей точке зрения, поскольку прекрасно понимал, как истолкуют его слова сторонники проконсула – как желание навредить Цезарю и подвергнуть его смертельной опасности.

Через пять дней, незадолго до полудня, Цезарь покинул лагерь римлян. Его сопровождали избранные легаты, офицеры и переводчики. Солдатам десятого легиона пришлось выступить в непривычной для себя роли – они стали всадниками. Около часа мы скакали по широкой равнине, пока наконец не оказались у высокого холма, который напоминал огромный горб, выросший посреди абсолютно ровной местности. Эта возвышенность находилась на одинаковом расстоянии от обоих лагерей. Цезарь приказал своим легионерам расположиться на расстоянии около двухсот песов [57]57
  Двести песов – около шестидесяти метров.


[Закрыть]

от подножия холма, поскольку с этой позиции офицеры и солдаты десятого легиона могли видеть не только весь гребень возвышенности, но и равнину за ней. С противоположной стороны уже приближался Ариовист со своей свитой. Он также отдал сопровождавшим его всадникам приказ остановиться на расстоянии двести песов от холма. Как и было условлено, Цезарь и вождь германцев, каждый в сопровождении десяти всадников, направились к вершине возвышенности. Ариовист поставил условие, в соответствии с которым все участники переговоров с обеих сторон должны были оставаться верхом во время беседы между ним и проконсулом. Почти одновременно римляне и германцы достигли вершины холма. Цезарь и Ариовист остановили своих лошадей, а переводчики, офицеры и германские всадники расположились по правую и левую руку от своих полководцев. Я узнал послов, которых Ариовист несколько дней назад присылал в наш лагерь. Мы поприветствовали друг друга почтительными кивками головы. Вождь германцев, находясь всего лишь в нескольких шагах от Цезаря, нагло ухмылялся. Ариовист дерзко смотрел на римского полководца, и у меня промелькнула мысль, что ни один римлянин не отважился бы вести себя так в присутствии Гая Юлия Цезаря.

Вождь германцев с первого же взгляда внушал почтение и страх: широкоплечий и подтянутый, он прямо сидел в седле, глядя на окружающих свысока. Каждый раз, когда он улыбался, его белоснежные здоровые зубы сверкали на солнце. Должно быть, Ариовист обладал превосходным здоровьем, поскольку у большинства мужчин его возраста, ведущих не оседлый, а кочевой образ жизни, во рту в лучшем случае оставались только полусгнившие пеньки. Да, Ариовист буквально излучал силу и уверенность в себе. Его голову защищал кельтский шлем с посеребренными рогами, такой, какие мои соплеменники передают из поколения в поколение и надевают только в торжественных случаях. Очевидно, явившись на переговоры в этой своеобразной короне, вождь германцев хотел показать римлянам, что считает себя единоличным правителем Галлии. Во время беседы с проконсулом он постоянно держал правую руку на рукоятке своего огромного меча.

Первым взял слово Цезарь. Честь переводить разговор между двумя полководцами выпала мне. Время от времени Ванда вполголоса исправляла допущенные мною ошибки, ведь мне не часто доводилось говорить на германском о политике.

– Ариовист, римский сенат присвоил тебе титул царя и друга римского народа. Хочу напомнить тебе, что ты получил от Рима столько даров, сколько мы не отправляли ни одному из наших союзников.

Вождь германцев ухмыльнулся. По презрительному выражению на его лице можно было понять, что он разочарован увиденным: разве мог настоящий полководец иметь такое хлипкое телосложение? Я заметил насмешку в глазах Ариовиста. Ничего не значащие для него слова о дружбе и титуле, полученном от римского сената, казались ему притворством и наглой ложью, ведь ни для кого не было секретом, что у Рима нет настоящих друзей и настоящих союзников. Римляне всегда преследовали только свои личные интересы и могли разорвать невыгодный им союз в любой момент, объявив злейшими врагами тех, кого еще вчера называли друзьями.

– Ариовист, обычно мы награждаем почетными титулами и дарим подарки, стоящие целое состояние, только тем, кто своими действиями заслужил особую благодарность римского народа. Ты же, будучи вождем германцев, до сих пор не сделал ничего такого, что давало бы тебе право утверждать, будто твои заслуги перед Римом соизмеримы с оказанными тебе почестями и поднесенными дарами. Тем фактом, что ты получил титул царя и друга римского народа, ты обязан исключительно мне, Гаю Юлию Цезарю.

Затем проконсул упомянул давнюю дружбу римлян с эдуями, желая дать понять Ариовисту, что он считает вполне допустимым введение своих войск на территорию Галлии. Цезарь цитировал самые разнообразные решения сената, в соответствии с которыми военные действия, начатые за пределами какой-либо из римских провинций, считались вполне законными. Обрушив такой поток доказательств на вождя германцев, проконсул наверняка надеялся убедить в своей правоте не только Ариовиста, но и сопровождавших его самого римлян.

– Нет ничего необычного в том, – продолжал Цезарь, – что наши союзники и друзья не только сохраняют все свое имущество и богатство, но и преумножают их. Кроме того, заключив союз с Римом, все они становятся гораздо более влиятельными, чем раньше. Благополучие, уважение и почет – вот что дает Рим своим союзникам.

Наконец, Цезарь решил перейти от слов к делу и затронуть проблему, ради обсуждения которой, собственно, и затевались эти переговоры. Проконсул заговорил с сидевшим верхом напротив него и все так же нагло ухмылявшимся Ариовистом о прекращении военных действий против эдуев и секванов. Он потребовал от вождя германцев вернуть кельтам всех заложников и принять условие, в соответствии с которым ни один германец больше не пересечет Ренус.

Проконсул закончил свою речь. Теперь настала очередь Ариовиста. Ко всеобщему удивлению, вождь германцев заговорил на безупречной латыни. Все сопровождавшие Цезаря римляне, я и даже Ванда на некоторое время буквально потеряли дар речи. Похоже, Ариовисту доставлял настоящее удовольствие тот факт, что вся римская делегация смотрела на него широко открытыми глазами. Казалось, он всем своим видом говорил: «Вы меня всегда недооценивали!» Может быть, Цезарь недооценил и другие способности, а также возможности этого варвара? Неужели проконсул, согласившись на условия Ариовиста, сам, ничего не подозревая, отправился в подстроенную ему западню? Римляне никак не могли оправиться от изумления – они не знали, как действовать в сложившейся ситуации. По лицам офицеров я видел, что все они чувствовали себя так, словно какой-то дюжий детина только что огрел каждого из них дубиной по голове. Что же произошло на самом деле? Мы оказались в этой глуши, в совершенно незнакомой нам местности, чтобы провести переговоры с примитивным – как нам казалось – варваром. И вдруг этот варвар заговорил с нами на безупречной латыни! Более того, слушая Ариовиста, мы поняли, что он в совершенстве владеет ораторским искусством.

– Цезарь, как тебе известно, я пересек Ренус не из собственной прихоти и не ради наживы. Секваны попросили меня привести моих воинов на территорию Галлии. Я ничего не отнимал у этого племени. Они по доброй воле подарили мне земли в знак признательности за услуги, оказанные им мною. Нет такого галльского племени, которое я силой заставил бы предоставить мне заложников. Они добровольно отправили в мой лагерь родственников своих князей и вождей, ведь, насколько мне известно, именно так поступают галльские племена, заключившие союз. Я никогда не хотел вести в Галлии войну. Галльские племена сами решили напасть на меня. Надеюсь, ты не станешь отрицать тот факт, что так называемое право победителя никто не отменял. А это значит, что каждый, кто решил испытать свое счастье и начал битву, а затем проиграл ее, должен выплатить дань победителю. Таковы военные законы. Побежденные имеют полное право вновь испытать свое счастье в честном бою. Но они предпочли платить дань. В чем же моя вина? Ты прав: я делал все возможное, чтобы заключить союз с римским народом. Но этот союз должен приносить мне пользу, а не вредить. Ведь ты сам только что сказал, что Рим желает, чтобы богатство и слава его друзей умножались с каждым днем! Если же Рим решил оспаривать мое право на сбор дани и вынудить меня вернуть заложников галлам, то я лучше откажусь от дружбы, имеющей подобные последствия. Но в этом случае я буду вынужден переправить через Ренус еще больше германцев, чтобы защитить себя и своих соплеменников. Я имею полное право называть себя правителем Галлии. Мне и раньше приходилось бывать на этих землях. Я пришел сюда гораздо раньше, чем римский народ. Насколько я помню, ни один римский проконсул до сих пор ни разу не отважился покинуть пределы собственной провинции. Зачем же ты привел свое войско в Галлию? Что ты здесь ищешь, Цезарь? Почему ты вступил на мою территорию? Здесь моя провинция, точно так же, как Нарбонская Галлия – твоя. Ты не имеешь права находиться на моей земле, Цезарь. Ты не имеешь права диктовать мне условия. Я знаю, что вы, римляне, высокомерно называете варварами все народы, живущие за пределами ваших провинций. Но вы нас недооцениваете. Я не только в совершенстве владею латинским языком и языком галлов, но также прекрасно понимаю, какие порядки царят в Риме. Я, Ариовист, знаю, какова цена всем перечисленным тобой союзам, которые заключил римский народ. Они не более долговечны, чем капля воды под палящим солнцем. Может быть, эдуи помогли тебе, когда ты со своими легионами напал на аллоброгов? Или, возможно, ты пришел на помощь эдуям, когда те потерпели сокрушительное поражение от секванов? Исходя из всего только что сказанного, я могу сделать вывод – который кажется мне вполне обоснованным, – что ты решил вспомнить о существовании всех эти союзов только с одной целью. Ты, Цезарь, ищешь правдоподобное объяснение и достаточно вескую причину, которая оправдывала бы твое вторжение на эти земли. Нет, ты здесь не ради того, чтобы освободить Галлию, твоя единственная цель – поработить ее. Если ты и твое войско не покинут эту территорию и не вернутся в принадлежащую тебе провинцию, то я более не буду считать тебя союзником. Ты станешь врагом германцев.

Замолчав, Ариовист широко улыбнулся и в очередной раз продемонстрировал римлянам свои здоровые крепкие зубы. Когда он продолжил свою речь, его глаза блестели:

– Да, Цезарь, я буду считать тебя своим врагом. Тебя, именно тебя – Гая Юлия Цезаря, а не римский народ, не римский сенат, потому что у меня достаточно друзей среди влиятельных политиков и богатых людей Рима! Мне прекрасно известно, что мои войска окажут всем им огромную услугу, если уничтожат тебя здесь, в Галлии. Ты даже не представляешь себе, сколько послов из Рима и Массилии прибывают в мой лагерь каждый день, чтобы передать богатые дары и письма. Если я убью тебя, Цезарь, то все эти влиятельные лица из Массилии и Рима будут на моей стороне.

Проконсул буквально кипел от гнева. Речь, только что произнесенная Ариовистом, служила очередным доказательством, подтверждающим мнение тех офицеров, которые считали, что Цезарь начал военную кампанию в Галлии, преследуя собственные интересы, а не интересы Рима. Проконсул явно недооценил Ариовиста. Похоже, этот варвар в самом деле поддерживал отношения с врагами Цезаря в Риме и в Массилии.

Хотя ложные утверждения не становились от этого более правдивыми, Цезарь почти слово в слово повторил то, что он говорил до этого. Он настаивал на своей правоте, утверждая, будто вторгся в Галлию исключительно с одной целью – помочь своим союзникам. Однако в этот раз проконсул пошел еще дальше. Совершенно неожиданно для всех он заговорил о некоем Квинте Фабие Максиме, который еще триста шестьдесят лет назад сражался против арвернов и победил. Но тогда Рим решил оставить варварам свободу и даже не заставил их платить дань. Этот пассаж из речи Цезаря сводился к тому, что римский народ оказался в Галлии задолго до германцев, а значит, имел гораздо больше оснований претендовать на эти земли.

Лошади беспокойно переступали с ноги на ногу. Все мы ощущали нарастающее напряжение. С каждым мгновением ситуация обострялась все сильнее и могла в любой момент выйти из-под контроля. Внизу, у подножия холма, я также заметил движение. Германцы и римляне начали оскорблять друг друга, обзывая последними словами и осыпая жуткими ругательствами. Некоторые из всадников покидали строй и, приблизившись друг к другу на расстояние в несколько десятков шагов, начинали метать камни. Тут же на вершину холма прискакал гонец, который сообщил Цезарю об этих досадных инцидентах. Германский всадник, оказавшийся на гребне почти одновременно с гонцом-римлянином, очевидно, сообщил своему вождю то же самое. Вне себя от негодования, проконсул повернул своего коня и, даже не попрощавшись с Ариовистом, поскакал во весь опор в сопровождении своих офицеров и переводчиков вниз по холму. Там его уже ждали солдаты десятого легиона, которым ввиду сложившихся обстоятельств на некоторое время пришлось стать всадниками. Все римляне галопом помчались в свой лагерь, где эдуям вернули их лошадей.

Ближе к вечеру Цезарь собрал всех своих легатов и офицеров, чтобы во всех подробностях описать им свой разговор с Ариовистом. Поскольку их беседу слышали множество свидетелей, у проконсула не было возможности скрыть от своих подчиненных не устраивавшие его высказывания вождя германцев. Однако по поведению Цезаря все присутствующие могли понять, что он не очень огорчен таким развитием событий. Проконсул хотел как можно быстрее развязать войну против орды Ариовиста. В любой момент офицеры вновь могли начать высказывать свое недовольство и, что еще хуже, перейти к действиям. Только битва могла помочь проконсулу положить конец нежелательным разговорам. Я успел довольно неплохо изучить характер Цезаря и понимал, что, на его взгляд, события разворачивались слишком медленно, потому что в мыслях он вместе со своими легионами был уже далеко на севере. Своим тайным агентам проконсул давно отдал приказ начать собирать информацию о бельгийских племенах.

Через два дня в лагере римлян вновь появились послы Ариовиста. Вождь германцев выразил желание продолжить внезапно прерванные переговоры. Ариовист просил Цезаря назначить время встречи и сообщить, где именно она должна состояться, или отправить к нему своих доверенных лиц.

Проконсул ответил, что он с радостью примет это предложение. Он хотел, чтобы Ариовист ни мгновения не сомневался в том, что римляне желают продолжить переговоры, хотя на самом деле они уже готовились к битве. Тот факт, что именно меня и принца Валерия Прокилла Цезарь выбрал в качестве послов, которые должны были отправиться к Ариовисту, показался нам не чем иным, как признанием наших заслуг. По крайней мере, так мы думали сначала.

Вместе с германскими всадниками мы прибыли в лагерь Ариовиста. Нас буквально распирало от гордости – ведь меня и Валерия Прокилла должны были представить германскому вождю как послов римского народа и самого Цезаря.

Лагерь Ариовиста совершенно не был укреплен. В отличие от тех лагерей, которые римляне разбивали, делая привал или готовясь к длительному пребыванию на одном и том же месте, здесь не было никакого порядка. Похоже, огромная территория превратилась в палаточный городок всего лишь за несколько часов. Кое-где телеги поставили вплотную одна к другой, так что получилось импровизированное укрепление. Скорее всего, германцы располагали свои жилища таким образом, чтобы палатки, принадлежащие родственникам из одной семьи или клана, находились рядом. Когда мы появились в лагере, на нас почти никто не обратил внимания. Пока мы пробирались между палатками, нам то и дело приходилось пригибаться, чтобы увернуться от летевших в нас с разных сторон обглоданных костей. Повсюду у огня сидели германцы и жарили мясо на небольших кострах: было время ужина. Поглядывая на сопровождавших нас всадников и на других воинов в лагере, мы не уставали изумляться их высокому росту, крепкому телосложению и светлой коже, которую они натирали пеплом и жиром, чтобы та казалась еще светлее. Но больше всего нас удивляли их светло-рыжие густые шевелюры. В Галлии и в римских провинциях очень редко можно было встретить человека с таким цветом волос. Тогда мне казалось, что у германцев еще более экзотическая внешность, чем у темнокожих нубийцев или египтян. Во всяком случае, эти рыжеволосые великаны в самом деле выглядели устрашающе. Стоило мне лишь представить, с каким ожесточением они бросаются на врага, – и у меня по спине бежали мурашки.

Вход в палатку Ариовиста оказался открытым. Внутри громоздились горы мехов, тюки с тканями и одеялами. Казалось, будто это не жилище германского вождя, а шатер какого-нибудь торговца из Массилии. Больше дюжины молодых девушек – скорее всего заложниц из племени эдуев – сидели рядом с веселившимися воинами прямо на земле, устланной шкурами, и ужинали. Вдруг один из германцев, сидевший немного в стороне от остальных среди ящиков и бочек, поднялся и подошел к нам. Только сейчас я понял, что это был сам Ариовист. Мне показалось, что он одет гораздо скромнее, чем некоторые воины, ужинавшие в его жилище.

– Вот как! Цезарь решил прислать к нам кельтов! – закричал вождь германцев. – Значит, я оказался прав: он боится, что германские мечи могут попортить шкуры римских офицеров!

Валерий ответил:

– Ариовист, я Прокилл, принц гельвов и…

– Немедленно заковать этих шпионов в кандалы!

У нас не было ни малейшего шанса защититься. Как раз в тот момент, когда Ариовист повернулся к нам спиной, чтобы присоединиться к своим гостям, меня и Валерия Прокилла схватили за одежду, стащили с лошадей на землю и поволокли к кузнецу, который заковал нас в цепи. После этого несколько воинов отвели нас к месту, где четыре телеги образовали прямоугольник, внутри которого росло раскидистое дерево. К нему германцы приковали множество пленников. На телах некоторых из них я увидел раны. Примерно полдюжины человек лежали прямо на земле, и одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять: эти раненые долго не протянут. На четырех установленных прямоугольником телегах, которые напоминали низкие крепостные стены, тоже лежали раненые. Они тихо стонали и молились своим богам, упрашивая избавить их от мучений. Похоже, Прокилл, так же как и я, до сих пор не мог поверить в то, что события начали развиваться столь неожиданным для нас образом. Всего лишь полчаса назад мы гордились тем, что именно нам Цезарь доверил высокую честь вести переговоры с Ариовистом, представляя римский народ. Сейчас же мы стали пленниками вождя германцев. Мне оставалось лишь радоваться тому, что Ванда осталась в лагере римлян и не отправилась с нами.

– Друид, – зашептал мне на ухо Прокилл, – ты знаком с традициями и обычаями германцев лучше, чем я… Как ты думаешь, что они собираются сделать с нами?

– Прокилл, – ответил я, – думаю, что они сами еще не знают этого. Однако мне кажется, что я начинаю кое-что понимать…

Мой товарищ по несчастью с удивлением и нетерпением взглянул на меня. Я продолжил свою мысль:

– Мне становится ясно, почему Цезарь не отправил к Ариовисту кого-нибудь из своих легатов или трибунов, а выбрал именно нас с тобой. Цезарь решил пожертвовать двумя кельтами. Он догадывался, что германцы не отпустят тех, кого он отправит в их лагерь, чтобы договориться о месте проведения переговоров.

По лицу Прокилла я понял: он считает себя униженным. Цезарь оскорбил его достоинство, и этот факт, похоже, беспокоил его гораздо больше, чем близкая смерть. Я озирался по сторонам в надежде увидеть Люсию, словно она могла как-то помочь нам освободиться от кандалов.

Кое-где возле телег и палаток стояли стражники-германцы. Весь лагерь, казалось, был пропитан аппетитным запахом жареной свинины и ароматных приправ. Я присел на землю, Прокилл же, очевидно, считавший такую позу недостойной принца, остался стоять. Германец, который находился ближе всего к нам, обгладывал кость. Время от времени он поглядывал на пленников, прикованных к дереву. Его взгляд абсолютно ничего не выражал. Вдруг я заметил какое-то движение у него за спиной, в одной из телег, образовывавших прямоугольник. По смазанным известью волосам, торчавшим в разные стороны, словно иглы, я понял – это кельт. Сначала я не поверил своим глазам, но через несколько мгновений сообразил, что молодой кельтский воин, который лежал в телеге на животе, в самом деле начал медленно подниматься. Осторожно, чтобы не издать ни звука, он встал на колени позади германца, который ногтем грязного пальца выковыривал из зубов кусочки мяса.

Молниеносным движением кельт набросил на шею часового цепь, соединявшую кандалы на его запястьях, и тут же изо всех сил сдавил горло германца. Не издав ни звука, стражник рухнул как подкошенный. Кость, которую воин совсем недавно обгладывал с таким удовольствием, упала на землю. На шее молодого кельта я заметил массивный золотой обруч. Скорее всего, этот юноша принадлежал к одной из знатных эдуйских семей и был одним из заложников. Он ловко спрыгнул с телеги, придерживая руками цепь, которая сковывала его запястья. Молодой кельт как раз собирался, пригнувшись, обойти телегу, но в этот момент его грудь пронзило копье. Из-за другого воза, стоявшего напротив, вышел германец огромного роста и направился к юноше, который с искаженным от боли лицом схватился руками за торчавшее из его тела древко. Подойдя к кельту, германец взглянул на него и ударил кулаком в висок. Юноша рухнул и остался лежать на спине. Германец наступил ему на грудь, выдернул копье, вытер его испачканное кровью острие о клетчатые штаны своей жертвы и направился к одной из палаток с таким невозмутимым видом, словно ничего особенного не произошло. Ни один из прикованных к дереву пленников даже не пошевелился. Никто не сказал ни слова. Наконец, я увидел под телегой Люсию. Она жадно грызла кость с остатками мяса, которая выпала из руки часового, убитого молодым кельтом.

Через несколько часов пленных и заложников загнали на телеги, а воины начали собирать палатки. Ариовист выступал навстречу войскам Цезаря. В пути несколько раненых пленных умерли. Охранявшие нас всадники просто сняли кандалы с их рук и ног, а затем сбросили трупы на землю у дороги. Люсия бежала следом за телегой, на которую усадили меня. Похоже, она нервничала, потому что боялась потерять меня в этой мешанине ног, следов и самых разнообразных запахов. Хотя я сам находился в совершенно безвыходном положении, я испытывал сильное волнение, когда терял свою любимицу из виду, поскольку боялся, что с ней может что-нибудь случиться. Когда же через некоторое время – иногда это были часы – Люсия вновь появлялась рядом с телегой, я радовался как ребенок.

Мы с Прокиллом отдавали себе отчет в том, что наша жизнь висит на волоске. Однако поведение Валерия казалось мне странным – он ушел в себя и больше не пытался завязать со мной разговор. Не знаю, почему он отреагировал именно таким образом на тот факт, что мы оказались в плену у германцев. Похоже, угрожавшая нашей жизни опасность вовсе не сблизила нас, а наоборот, убила ту симпатию, которую мы испытывали друг к другу. Скорее всего, Валерий Прокилл наконец осознал, как подло поступил с ним его лучший друг Цезарь. Римлянин просто-напросто принес его и меня в жертву. В глазах проконсула Прокилл оставался всего лишь диким галлом, хоть он и вырос в Риме, где его воспитывали и обучали в соответствии со всеми принятыми у римлян правилами.

Ближе к вечеру рядом с телегами, на которых везли заложников и пленных, появилась беззубая старуха, скрюченная, словно корень старого дерева. От нее воняло свиным жиром, а лицо и руки были покрыты грязью. Тем не менее знатные германцы, которые шли следом за старухой, смотрели на нее с уважением и вели себя так, словно готовы были немедленно исполнить любое ее желание. Вдруг старуха остановилась перед молодым кельтом, которого приковали к телеге рядом с нами, и бросила ему на грудь пригоршню пепла. Затем она опустилась на колени и смешала согнутым пальцем пепел с землей. Прошло несколько мгновений. Старуха встала с колен, издала гортанный звук и пошла дальше. К кельту тут же подошли два воина с факелами, сняли с него оковы и куда-то утащили. Через некоторое время мы услышали отчаянные крики. Позже из разговора проходивших мимо воинов я понял, что юношу принесли в жертву богу огня.

На следующий день Ариовист провел свои войска мимо лагеря Цезаря и, обойдя его, отдал приказ расположиться на ночлег. Конные отряды германцев начали патрулировать местность. Они отрезали римлян от пути, по которому им доставлялось продовольствие. Ариовист разорвал звено в цепи, соединявшей военный лагерь Цезаря с Бибракте, Генавой и Массилией. Вождь германцев многому научился у римских полководцев. Например, он прекрасно понимал, что голод гораздо страшнее любого оружия, а значит, в скором времени проконсул будет вынужден отдать приказ свернуть лагерь, чтобы перевести свои войска на позиции, где римляне смогут периодически пополнять свои запасы продовольствия.

Ариовист тянул время и всеми доступными ему способами избегал столкновений с войсками Цезаря.

Восемь дней подряд римляне и германцы переходили с места на место, пытаясь улучшить свои исходные позиции для предстоящей битвы. Войска Цезаря и Ариовиста то продвигались вперед, то отступали. Эти действия сопровождались постоянными стычками между отрядами римской кавалерии и всадниками Ариовиста. Часть гельветов, возвращавшихся на покинутые ими земли, примкнула к войскам Цезаря и пополнила ряды его конницы, однако они не могли сравниться с германцами в силе и ловкости. Пешие воины германцев охраняли лагерь и не принимали участия в стычках, повинуясь приказу своего вождя, который пока что не собирался начинать решающую битву против римлян. Ариовисту было вполне достаточно мелких столкновений с римлянами, из которых его воины всегда выходили победителями: такие небольшие победы укрепляли боевой дух его войска. А римлян вновь начал угнетать страх. По лицам простых солдат и офицеров было видно, что вера в победу с каждым днем становится все слабее. Цезарь оказался в крайне сложном положении. Он не мог позволить себе дожидаться, пока его легионеры начнут целыми отрядами покидать лагерь из-за того, что кавалерия постоянно проигрывает мелкие стычки с германцами, а проблема нехватки продовольствия ощущалась все острее. Проконсул должен был как можно быстрее принять решение. Кроме того, уже заканчивался сентябрь, а это означало, что скоро начнутся проливные дожди, которые превратят землю в грязное, топкое месиво из почвы, глины и воды, по которому невозможно будет передвигаться.

Цезарь выбрал очень удачное место для опорного пункта, основной задачей которого было обеспечение войск всем необходимым во время предстоящей битвы. Затем проконсул велел своим офицерам выстроить легионеров в три ряда. В то время как самый последний ряд остался охранять и укреплять опорный пункт, два передних двинулись на германцев. Ариовист тут же отправил в атаку на римлян шестнадцать тысяч пехотинцев и всю свою кавалерию, однако легионам Цезаря удалось выдержать такой напор и отбить врага. Тем временем оставшиеся в тылу солдаты продолжали укреплять небольшой опорный пункт. Закончив основные работы, они начали собирать все, что требовалось для отражения следующей атаки орды Ариовиста. Проконсул оставил во вспомогательном лагере два легиона и большую часть ауксилии, состоявшей из эдуев. Четыре легиона отправились под его командованием в основной лагерь. Именно там, как я предполагал, Ванда ждала моего возвращения. В тот момент ее жизнь зависела только от ее удачи, смелости римских легионеров и, конечно же, от умения Цезаря выбирать правильную стратегию и тактику.