Текст книги "Друид"

Автор книги: Клауде Куени

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 45 страниц)

Вдруг я увидел на поле боя Цезаря. Отличить его от множества других всадников можно было лишь по пурпурной накидке, развевавшейся у него за спиной. Проконсул выхватил щит из рук какого-то легионера и, ожесточенно жестикулируя, бросился вперед. Очевидно, он хотел собственным примером показать солдатам, что нужно продолжать сражаться. Цезарь оказался в первых рядах. Он направлял своего коня то в одну, то в другую сторону. Казалось, что везде, где появлялся Цезарь, он поднимал боевой дух римлян. Стоило воинам увидеть развевающуюся накидку своего полководца, как они тут же смыкали ряды, вновь формировали упорядоченное боевое построение и начинали теснить врага. Под натиском легионеров, которые словно обрели второе дыхание, кельты медленно отступали. Тем временем многочисленные заложники, которых везли на телегах в задней части обоза римского войска, убили немногочисленную охрану и, захватив запасных лошадей, обратились в бегство.

В тех местах, где поле боя было усеяно телами римлян и кельтов, но сражение уже не велось, поскольку основные действия разворачивались несколько в стороне, появились возницы и рабы. Словно стервятники, они набрасывались на трупы, даже несмотря на то что некоторые, едва сорвав с шеи какого-нибудь кельта золотой обруч или срезав с пояса кошелек, тут же падали, пронзенные стрелами. Смерть некоторых мародеров была не такой легкой – их рубили на куски мечами или топорами оказавшиеся поблизости воины Цезаря или Бодуогната.

Совершенно неожиданно появились два легиона, шедшие в арьергарде. Наверняка они видели множество дезертиров. Сделав из этого факта соответствующий вывод, легионеры поспешили на помощь к основным силам римлян. Увидев подкрепление, солдаты римской армии бросились вперед с новыми силами, словно не чувствовали усталости, хотя сражение длилось уже довольно долго. Нервии оказались в ловушке – с тыла их атаковали двенадцать тысяч солдат Цезаря. Кельты сразу же поняли, что у них не осталось ни малейшего шанса на победу. Однако они продолжали сражаться. Как только воин, дравшийся в переднем ряду, падал на землю, на его место тут же становился следующий. Тем временем сложенные друг на друга тела тысяч погибших и тяжелораненых образовали целые валы, напоминающие земляные насыпи, которые римляне возводят вокруг своих лагерей. Кельты продолжали сражаться с врагом, взбираясь на эти возвышенности. Ни один из них не покинул поле боя. Римляне уже успели перестроиться и атаковали врага, образовав упорядоченный боевой строй. Даже возницы и рабы спешили на помощь солдатам Цезаря. Все, кто сражался на стороне римлян, уже не сомневались в том, что кельты будут разбиты.

И Рим в самом деле победил. Боги в очередной раз решили подарить Цезарю победу.

Цезарь расхаживал по палатке из угла в угол. Время от времени он останавливался и задумчиво смотрел на меня, словно надеясь, что я смогу дать ему какой-нибудь совет. Подсчеты, произведенные после окончания битвы, и полученная от немногих оставшихся в живых нервиев информация свидетельствовали о том, что из шестисот их соплеменников благородного происхождения в живых остались только трое. Общее количество нервиев перед началом битвы составляло шестьдесят тысяч человек, римлянам же удалось взять в плен пять тысяч, и они собирались продать всех этих варваров в рабство. Такие цифры совсем не устраивали Цезаря.

– Нет, – сказал проконсул, – напиши, что из шестидесяти тысяч нервиев в живых остались только пятьсот. Я думаю, сенаторы, заседающие в Риме, хотят услышать, что на поле битвы мы взяли в плен именно пятьсот воинов.

– Сенаторы в Риме? – усмехнулся я. – А мне кажется, что ты хочешь присвоить себе выручку, полученную от продажи четырех с половиной тысяч рабов.

– Какое тебе дело до моих долгов, друид? Когда грядущие поколения будут обсуждать мои деяния, никто и словом не обмолвится о долгах. Все будут говорить только о славных победах, одержанных Цезарем на поле боя!

Когда проконсул диктовал мне текст одной из глав своей второй книги о Галльской войне, в палатку вошел гонец. Он сообщил, что на помощь нервиям собиралось прийти войско адуатуков [66]66
  Адуатуки – племя в Gallia Belgica, обитавшее неподалеку от нынешнего Люттиха, на левом берегу Мааса.


[Закрыть].

Адуатуки решили отправить своих воинов в эти земли. Однако, узнав о том, что римляне буквально разгромили нервиев, это племя решило занять выжидательную позицию и отражать атаки римлян, находясь в своих крепостях. Не долго думая, Цезарь велел Мамурре заняться сооружением осадных орудий. Адуатуки, которые всего лишь несколько дней назад с пренебрежением называли римлян немощными карликами, сдались без боя, как только увидели тараны и осадные башни. Более пятидесяти тысяч человек Цезарь велел продать в рабство.

Проконсул уже ставил перед собой задачи, которые он собирался решить в течение третьего года галльской кампании.

– Солдаты! – закричал Цезарь, выступая перед своими легионерами во время одного из пиров, устроенных в честь одержанных побед. – Gallia est pacata!

Галлия освобождена? Что ж, я имел все основания сомневаться в справедливости данного утверждения. Но легионы проконсула, как обычно, начали горланить свое привычное «Да здравствует Цезарь!». Казалось, что каждый солдат хочет обратить внимание богов на своего полководца, раз за разом поднимая вверх правую руку. Их мало интересовал смысл сказанного.

– Солдаты! Вы беспрекословно подчинялись моим приказам и последовали за мной в эти дикие земли, в край варваров, карту которого до сих пор не удалось составить ни одному римлянину. Нам пришлось столкнуться с враждебно настроенными дикими племенами. Любая другая армия не устояла бы перед их натиском. Но вы выдержали. Вы смогли победить гельветов и заставить их вернуться в принадлежащие им земли, вы, мои доблестные легионеры, разбили германцев и отбросили их назад, за Ренус. Вы победили белгов и вынудили их заключить союз с Римом. На днях гонцы принесли еще одну добрую весть: легат Публий Красс сообщил, что ему и солдатам седьмого легиона удалось наголову разбить дикие племена, живущие у побережья. Мы, римляне, заставили покориться нашей воле венетов [67]67
  Венеты – кельтское племя.


[Закрыть]и другие народы, живущие у моря! Они не смогли устоять перед могуществом Рима! Gallia est pacata!

Легионеры издали оглушительный вопль и начали стучать гладиусами по щитам.

– Солдаты, нам удалось захватить в Галлии богатую добычу. Горы золота и серебра, оружие, украшения, десятки тысяч рабов. Но эти сокровища и богатства не нужны мне, все они предназначены Риму. Я не буду претендовать даже на малую долю. Боги благоволят ко мне, и это для меня единственная желанная награда. Поэтому я отдал центурионам приказ разделить между вами половину всего, что нам удалось захватить. Именно вы, проливая свою кровь, победили варваров благодаря смелости и безрассудной отваге. Да здравствует Рим! Галлию освободили вы, солдаты Цезаря, а не римский сенат!

Когда легионеры услышали эти слова, их охватил восторг. Теперь они кричали не только «Да здравствует Цезарь!», но и «Да здравствует император!». А это означало, что они требуют устроить в Риме триумфальное шествие в честь своего полководца! И это триумфальное шествие должно было стать апогеем столь успешного военного похода. Ведь любое великое деяние – каким бы великим оно ни было! – может показаться совершенно обыденным или даже никому не нужным и бессмысленным, если о его важности для государства не будет сообщено как можно большему количеству людей.

Среди ночи ко мне явился преторианец и велел немедленно проследовать за ним в палатку проконсула. Оказавшись внутри, я увидел Цезаря, который, корчась от боли, извивался на влажной земле, словно огромный червь. Его голова была смочена водой, смешанной с уксусом, изо рта вылетали хлопья белой пены. Между зубами Цезарь зажал деревянную палку – витис одного из центурионов. Глаза проконсула были широко открыты. Казалось, будто он сражается с каким-то невидимым могущественным соперником. Цезарь молил богов, надеясь, что те вновь помогут ему. Увидев меня, он не издал ни звука. Казалось, что его скрученное судорогами тело превратилось в игрушку, которой развлекались бессмертные.

Я захватил с собой кожаную сумку, в которой хранил все свои травы, потому что мне сказали, будто Цезарь при смерти.

Едва увидев проконсула, я сразу же понял, что он не умирает. Я тут же велел слугам принести воду и вино. Получив все, что мне было необходимо, я занялся приготовлением целебного снадобья для Цезаря. Добавив немного измельченных листьев омелы, я все тщательно перемешал. Я помнил, что с этим растением нужно быть очень осторожным, поскольку можно убить человека, если добавить в отвар слишком много омелы. Именно от этого растения друид Фумиг умер в страшных мучениях. Но листья омелы могут и вылечить больного. С другой стороны, иногда омела не оказывает совершенно никакого воздействия – это происходит в тех случаях, когда в чьем-нибудь теле начинают подниматься пенные волны. Однако это растение усиливает действие других трав, которые заставляют стихнуть ветра, наполняющие паруса корабля, направляющегося прямиком в царство мертвых.

Через некоторое время снадобье было готово. Я налил густую жидкость в чашу. Конечно, я мог убить Цезаря. Для меня это не составило бы особого труда. Скорее всего, меня за это даже не распяли бы на кресте, ведь ни один медик легиона не разбирался в травах, растущих в здешних лесах, зато каждому из них было известно, что боги обычно призывают к себе всех, у кого изо рта летят хлопья пены. Мне казалось, что меня никто даже не заподозрил бы в убийстве проконсула. Но я не хотел убивать его. Я горел желанием помочь Цезарю, избавить его от страданий и исцелить, ведь он лично спас меня во время битвы с Ариовистом. Мы, кельты, считаем своим священным долгом отплатить за любой дурной или хороший поступок той же монетой. Но имелась еще одна веская причина, заставлявшая меня помочь Цезарю: я был его друидом.

Мучительно медленно веки проконсула сомкнулись, и мышцы начали постепенно расслабляться.

– Оставьте меня наедине с друидом, – пробормотал Цезарь устало. Все собравшиеся в палатке вздохнули с облегчением, услышав его голос. Офицеры и врачи тут же вышли в соседнюю комнату.

– Что это такое, друид?

Я молчал.

– Как часто это будет происходить со мной?

Цезарь вновь не услышал ответ на свой вопрос.

– Говори же, друид! Что со мной случится, если эти припадки будут повторяться все чаще?

– Тогда этот недуг назовут твоим именем, Цезарь.

Проконсул открыл глаза и усмехнулся. Он осторожно взял мою ладонь и сжал ее обеими руками.

– Это все происки богов, верно?

– Да, – ответил я, – боги благоволят к тебе. Ты считаешь, что, будучи великим понтификом, имеешь право разорять храмы и присваивать себе драгоценности, принесенные в жертву бессмертным. Но я бы посоветовал тебе как следует подумать. Цезарь, ты сам прекрасно знаешь, что в Риме у тебя есть как верные друзья, так и заклятые враги. Если хочешь, можешь сравнить обитель богов с Римом: одни хотят помочь тебе, другие с нетерпением ждут дня, когда им удастся тебя уничтожить. Поэтому будь крайне осторожен, Цезарь. Ты отнесся к нашим священным местам без должного почтения. Ты и твои солдаты совершили поступки, на которые не отважился бы ни один кельт. Каждому из моих соплеменников хорошо известны принадлежащие богам водоемы, в которые мы бросаем жертвы, приносимые им. Из этого никто не делает тайны, поскольку ни один кельт ни за что на свете не позволит себе посягнуть на собственность бессмертных.

– Что происходит с теми, кто все же присваивает сокровища ваших богов?

– Таких наглецов ждет жестокое наказание.

– Вы живьем сдираете с них кожу и бросаете в бочку с солью?

– Нет, Цезарь. Смерть – это не наказание. Кельту, решившему обогатиться, отобрав у богов то, что принадлежит им по праву, запрещают участвовать в церемониях, во время которых мы приносим жертвы и восхваляем бессмертных. Это значит, что он больше никогда в жизни не сможет обратиться к богам с просьбой помочь ему. Такое наказание хуже, чем сто смертей.

– Друид, не забывай, что боги покровительствуют мне! Поэтому я могу делать то, на что не отважится ни один кельт.

– Но и ты, Цезарь, не забывай, что мои боги защищают меня, – пригрозил я. Но проконсул не воспринял эти слова как угрозу. Он встал на ноги и вновь взял меня за руку.

– Друид, скажи, правда ли, что у вас, кельтов, есть боги, которые родились простыми людьми?

Я молча кивнул.

Цезарь задумался. Через несколько мгновений он поднял брови, словно чему-то удивляясь, и сказал:

– Пожалуй, ни один смертный не знает, зачем боги свели наши судьбы.

Проконсул открыл стоявший в углу сундук, окованный железом и украшенный бронзовой чеканкой. Сундук был таким огромным, что в нем наверняка без труда поместился бы взрослый мужчина. Достав оттуда два туго набитых кожаных кошелька, Цезарь положил их передо мной на стол.

– Открой их, друид!

Я развязал один из кошельков и заглянул внутрь. Он был наполнен тяжелыми золотыми монетами, которые, по-видимому, совсем недавно отчеканили в Риме.

– Эти монеты из римского золота, а не из того, которое мои легионеры отобрали у кельтов и их богов, – усмехнулся Цезарь. – Теперь это золото принадлежит тебе.

Я с недоверием взглянул на проконсула. Он предложил мне подарок, который мог сделать только царь.

– Благодарю тебя, Цезарь, – сказал я, понимая, что стал обладателем целого состояния.

– Я слышал, что ты задолжал определенную сумму какому-то торговцу из Массилии…

Я не смог сдержать улыбку. И это говорит человек, который совсем недавно должен был выплатить баснословную сумму всем, у кого занимал деньги! Насколько мне было известно, в Риме больше никто не имел такого огромного долга – Цезарь поставил своеобразный рекорд. Интересно, сколько бессонных ночей он провел, пытаясь придумать, как рассчитаться со своими кредиторами? Почему он вдруг решил побеспокоиться о моих долгах?

– Да, – сказал я, – но в соответствии с договором я должен выплачивать свой долг равными долями, а не весь сразу. Каждый месяц я плачу определенную часть. Такое условие поставил Кретос, поэтому еще некоторое время я буду оставаться его должником. Кроме того, я обязан оказывать ему определенные услуги.

– Через несколько лет, – усмехнулся Цезарь, – ты сможешь без труда купить торговый дом Кретоса в Массилии. У твоих ног будут лежать нубийские рабыни, а твою левую лодыжку украсит полумесяц.

Если честно, я был очень удивлен, когда Цезарь заговорил со мной об этом. Точно такое же пророчество я слышал от наших друидов! В то мгновение, держа в руках два увесистых кошелька с золотом, я подумал, что Цезарь по праву носил титул великого понтифика и, возможно, в самом деле вел свое происхождение от бессмертных богов. Я очень высоко оценил его тактичность, ведь проконсул не предложил мне в качестве награды золото, отобранное у моих соплеменников, убитых легионерами, или выловленное из наших священных прудов. Цезарь сделал меня состоятельным человеком. Благодаря ему меня стали уважать не только кельты, но и римляне. Многие признали, что я обладаю выдающимися способностями и вполне достоин уважения, даже несмотря на простое происхождение. Однако я сильно сомневался, что такого же высокого положения мне удалось бы добиться в своем племени. Конечно, мудрый друид Сантониг очень хорошо относился ко мне, но разве какой-нибудь еще кельт из благородного рода мог дать свое согласие на то, чтобы я тоже стал друидом? Даже Веруклетий вряд ли поддержал бы меня. О Фумиге я даже не хочу вспоминать. А о наших зазнавшихся вождях и князьях, которые вырывают у простых кельтов последний кусок хлеба, и об их сыновьях я даже думать не желаю. Я старался быть объективным и не видел ничего дурного в том, что мое отношение к Цезарю со временем изменилось. Сначала я от всей души надеялся, что проконсул будет убит во время одного из сражений. Но он дал мне то, что никогда в жизни не предложил бы ни один кельт. Я имею в виду уважение, всеобщее признание, власть, а также знания. И конечно же, деньги.

Наконец-то у меня появилась возможность начать свою карьеру купца, ведь я располагал начальным капиталом! Конечно, я должен был оказывать определенные услуги Цезарю и Кретосу, выполняя подписанные мною контракты, но я оставался свободным человеком и мог использовать золото, подаренное мне проконсулом, для покупки товаров, которые можно было перепродать и получить прибыль.

Вместе с Вандой и Криксосом я объехал рынки на севере и сделал вывод, что покупать мне следует не скоропортящуюся еду вроде кровяной колбасы или галльских колбасок, а нечто другое. Я сам сформулировал основные требования: товар, который я буду покупать, должен долго храниться, не теряя своих качеств, и пользоваться спросом на юге. Только тогда я мог надеяться на прибыль. В результате долгих раздумий я выбрал янтарь и соль. Примипил намекнул мне, что есть множество торговцев, которые постоянно перевозят янтарь, а тракт, по которому они обычно направлялись с севера на юг, даже назвали Янтарным путем. Насколько я понял, этот путь начинался немного восточнее земель, в которых оказались мы, но более подробно разузнать о нем мне так и не удалось. Тем не менее я был настроен очень решительно и собирался начать свою карьеру торговца с покупки соли и кусочков застывшей в море смолы хвойных деревьев.

Мы разузнали, где находятся прилавки купцов, продающих янтарь. Оказалось, что почти все они расположены по краям рынка. Торговцы из далеких стран привозят эти драгоценные камни с востока. В конце своего длительного путешествия они переправляются через Ренус и попадают в земли белгов. Впервые увидев собственными глазами одного из таких купцов, прибывшего из края, о котором сложено столько легенд, я был очень горд собой. Скрестив ноги, мы сидели на циновках перед его палаткой.

Продававший янтарь купец был гораздо ниже ростом, чем большинство кельтов, худой, с узкими плечами. Натертое свиным жиром лицо с грубыми чертами имело коричневатый оттенок, словно высушенное солнцем и ветрами кожаное седло. Жиденькие усы свисали двумя прядями от верхней губы до самого подбородка. Голову торговец обвязал замусоленным платком, спрятав под ним свои волосы. От него исходил резкий запах пота и копченой рыбы – скорее всего, он давно не мылся. Белги утверждали, будто эти восточные народы, продававшие янтарь на местных рынках, произошли от кочевников и большую часть жизни проводили в седле. Ходили слухи, что они могут даже спать сидя на лошади. Мне не удалось выяснить, правда это или очередная выдумка, поскольку я не знал языка этого торговца. Я показал пальцем на кусок коричнево-желтого янтаря. Купец кивнул, вытянул из-за пояса нож и нагрел его лезвие над огнем. Затем он приложил острие к лежавшему рядом с ним на циновке янтарю. В том месте, где горячий металл прикоснулся к поверхности, окаменевшая смола изменила свой цвет. В воздух поднялась тоненькая струйка дыма, запах которого напоминал аромат фимиама. Я взял кусок янтаря в руки. Он весил по меньшей мере двадцать либр [68]68
  Около шести с половиной килограммов.


[Закрыть]. Моему восторгу не было предела.

Янтарь – удивительный камень. Если быть более точным, то это не камень, а затвердевшая смола сосен. Да, когда-то, давным-давно, на стволах хвойных деревьев выступила жидкая смола и за долгие годы окаменела. Наверное, тому куску янтаря, который я держал в руках, было столько же лет, сколько бессмертным богам. Внутри коричневатых камней иногда можно рассмотреть даже насекомых, которые исчезли с лица земли задолго до того, как родились наши пращуры. Видимо, эти создания надоели богам. Я положил кусок янтаря перед собой, достал из кошелька золотую монету, тут же оказавшуюся на циновке рядом с товаром, который я надеялся на нее обменять. Купец взял монету, покрутил ее в руках и два раза попробовал на зуб, а затем отдал своему помощнику, стоявшему у него за спиной. Тот взвесил монету на ручных весах и отдал ее торговцу, который швырнул ее на циновку рядом с огромным куском янтаря и отрицательно покачал головой. Тогда я достал еще одну монету и положил ее рядом с первой. Мне приходилось вновь и вновь запускать руку в свой кошелек. Если я хотел приобрести янтарь, то должен был до тех пор увеличивать предлагаемую мной за него сумму, пока купец не согласится заключить эту сделку. Наконец, взглянув на кучку монет, лежавших на циновке, торговец взял в руки кусок янтаря и, благодарно улыбнувшись, протянул его мне. Я невероятно гордился собой. Но, как оказалось, это было лишь начало. Жестами купец объяснил мне, что он просит меня остаться, и предложил попробовать чай из трав. Через несколько мгновений его подручные притащили из палатки целый ящик янтаря. Взглянув на него, я отказался, пытаясь всем своим видом показать, что благодарен за угощение и за предложение. Но купец продолжал настаивать. Он усмехнулся и пальцем показал на мой кошелек с монетами. Покачав головой, я дал ему понять, что больше не собираюсь покупать у него янтарь. Тогда торговец вновь улыбнулся и, раскрыв свой кошелек, достал из него десять золотых монет, положил у своих ног, взглянул на меня и показал пальцем на ящик. Теперь я понял, что он предлагал мне купить все эти драгоценные камни за десять монет. Конечно же, я тут же подумал, что это сделка всей моей жизни. Вряд ли боги дадут мне еще один такой шанс! Где я мог бы купить целый ящик янтаря за десять золотых монет? Жестами я дал понять купцу, что согласен заключить эту сделку. Но пока мы сидели на циновках и пили горячий травяной чай, помощники притащили еще один ящик, за который торговец попросил всего лишь пять монет. Конечно же, я злился на себя за то, что заплатил за первый ящик в два раза больше. Но ведь купец сам дал мне возможность исправить ошибку. Отсчитав пять монет, я стал обладателем второго ящика с янтарем.

К счастью, у нас было достаточно вьючных животных. Когда я купил второй ящик, торговец предложил мне остаться и отведать блюд, приготовленных его слугами. Я не смог отказаться, хотя Ванда готова была испепелить меня взглядом, догадавшись, что мы не собираемся уходить. Она язвительно заметила:

– Если мне не изменяет память, мы собирались купить не только янтарь, но и соль. И нам следует сделать это до наступления темноты.

Думаю, нет смысла лишний раз заострять внимание на том, что, отведав великолепных кушаний, предложенных купцом, я купил третий ящик янтаря. Наверное, хитрый торговец прекрасно понимал, что у меня осталось еще достаточно денег. Во всяком случае, он предложил мне приобрести несколько медвежьих шкур по очень выгодной цене. Разве я мог отказаться? Хотя было уже довольно поздно, когда я распрощался с этим пронырой, мы все же успели купить несколько мешков соли, привезенных торговцами из германских солеварен. Цена на соль меня приятно удивила, впрочем, как и цены на все товары, купленные мною в тот день. Такое начало карьеры купца меня в самом деле воодушевляло. Только выражение лица Ванды меня совсем не радовало – создавалось такое впечатление, будто ее что-то сильно беспокоит. Однако Криксос, которому я поручил следить за вьючными животными, тащившими на своих спинах всю поклажу, вел себя как ни в чем не бывало. Он с непроницаемой миной ехал на своей лошади. Но я был абсолютно уверен в том, что у него уже успело сложиться определенное мнение относительно моих покупок. Наконец, я не выдержал и заговорил с ним:

– Скажи, Криксос, ты когда-нибудь находил в Галлии янтарь?

– Нет, господин, – ответил он. – Но я знаю, что к северу от Рима есть… как бы это лучше сказать… небольшие месторождения. И, если я не ошибаюсь, на Сицилии тоже…

Криксос очень осторожно подбирал слова, как это делает раб, которого в прошлом хозяева наказывали каждый раз, когда находили его замечания неуместными. Ванда лишь с упреком взглянула на меня. Она вела себя так, словно я давно женился на ней и она имела право давать мне советы!

– Но ведь в самой Галлии нет месторождений янтаря! Поэтому мы сможем весь купленный сегодня янтарь продать в два раза дороже и заложить первый камень в фундамент огромной, процветающей торговой империи…

Я ехал впереди и вслух рассказывал себе и деревьям о тех радужных перспективах, которые открывались передо мной. При этом я старался не думать о Ванде, наверняка иронично ухмылявшейся у меня за спиной, и о Криксосе, который так и не сказал мне, какого он на самом деле мнения о сделках, которые я заключил в тот день. Должен признаться, что смех Ванды ранил мое самолюбие гораздо сильнее, чем это могли бы сделать надсмотрщики в течение десяти лет, проведенных на галерах.

Поздней осенью я вместе с Цезарем, Лабиэном и двумя легионами солдат покинул лагерь в землях белгов. Стояла такая погода, что римляне не могли вести военные действия, однако мы должны были оставаться в Галлии, ведь кому-то нужно было управлять этой огромной территорией и поддерживать, здесь порядок. Бумажная война становилась ожесточеннее день ото дня. Писарям в канцелярии приходилось готовить по несколько копий каждого документа. А к каждой копии прилагалось сопроводительное письмо с соответствующими разъяснениями. Кроме того, существовали правила, в соответствии с которыми следовало готовить всю документацию для архива в нескольких экземплярах на случай возникновения пожара. Нам также приходилось вести переписку с несколькими зимними лагерями, в которых располагались легионы Цезаря. Эти опорные пункты находились довольно далеко друг от друга и в целях безопасности должны были постоянно поддерживать связь. В Галлии не было ни одного оппидума, способного прокормить пятьдесят тысяч легионеров, если бы те поселились на его территории. Поэтому легион Публия Красса разбил отдельный лагерь, Лабиэн и два находившихся под его командованием легиона отправились зимовать в земли туронов [69]69
  Туроны – одно из галльских племен.


[Закрыть]и карнутов, четыре легиона расположились в краю белгов, а еще один легион – у подножия Альп. Тот факт, что войска римлян были разбросаны по территории Галлии, стал причиной проблем с обеспечением их продовольствием и всем необходимым. Но Цезарь принял такое решение не случайно, ведь теперь он претендовал на право называться правителем всей Галлии. Де-факто проконсул провинции Нарбонская Галлия основал собственную империю, в которой правил, опираясь на свои легионы. Галлы же считали, что Цезарь действует не на свой страх и риск, а исключительно выполняя распоряжения римского сената. Им слово «Цезарь» казалось созвучным слову «Рим».

Ванда и я отправились на зимовку в лагерь Лабиэна, самого верного и опытного легата Цезаря. Его лагерь, расположенный в Аутрикуме [70]70
  Аутрикум – современный Шартр.


[Закрыть], стал для Цезаря новой столицей Галлии. Сам же проконсул провел вторую зиму галльской кампании в провинции Иллирия.

Дни становились короче, а ночи холоднее. Я имел право пользоваться такими же привилегиями, как и римские офицеры, поэтому жил в отапливаемом бараке, а не в простой палатке. Я в буквальном смысле этого слова ел и спал на своем янтаре. Ящики стояли один возле другого в моей спальне. Я положил на них толстый слой соломы, накрыл одеялами, а сверху постелил великолепные медвежьи шкуры, на которых мы с Вандой проводили ночи. Сколько бы я ни объяснял своей возлюбленной, что янтарь – это золото Востока и слезы богов, она оставалась холодной как лед… Мне казалось, что Ванда изменилась как раз в тот день, когда между нами встали эти ящики с янтарем. Словно стена. А ведь рынки Кенаба, столицы карнутов, были так близко!

Однако я знал, что все кельтские ремесленники запаслись сырьем и всем необходимым еще ранней осенью, чтобы долгими зимними вечерами иметь возможность работать над своими изделиями. Именно так я рассуждал, когда хотел попробовать свои силы в купеческом деле. Поскольку зимой дороги превращаются в непроходимое месиво из грязи или покрываются льдом, с ноября торговля замирает. Все мои предположения оказались правильными. Да, я в самом деле не ошибся. Но вскоре выяснилось, что такие выводы сделал не только я. Даже самые недалекие легионеры поняли, что им представилась возможность немного заработать, поэтому они, находясь в землях белгов, тоже запаслись янтарем, чтобы перепродать его на юге. Конечно, один легионер не смог бы приобрести большое количество этого камня. Но если из пятнадцати тысяч солдат Цезаря каждый купит и привезет с собой в Галлию хотя бы немного янтаря, а затем решит продать его на местных рынках, то это будет означать только одно – до самой весны на него не будет спроса, а цены резко упадут. Именно так все и случилось. Пятнадцать тысяч легионеров добрались до рынков карнутов на несколько дней раньше меня, и солдаты Цезаря нарушили все мои планы. Если честно, то я представлял себе жизнь купца несколько иначе и думал, что труднее всего будет сосчитать всю мою выручку. Мне казалось, будто нет ничего проще, чем купить что-нибудь за пару золотых монет, перевезти товар в другое место и продать его в два раза дороже. На самом же деле все было гораздо сложнее. Я был зол на себя. Почему я оказался, таким глупцом? Не так давно Цезарь подарил мне целое состояние, а уже в ноябре я был вынужден экономить каждый сестерций, тщательно взвешивая все плюсы и минусы, прежде чем купить что-либо! А все потому, что я обменял все золото, полученное от проконсула, на ящики, набитые янтарем, и на медвежьи шкуры. Если здесь, в землях карнутов, той зимой и было чего-то в избытке, так это янтаря. Янтаря и соли… Когда на зиму запасают мясо, расходуется огромное количество соли. Это предположение тоже оказалось абсолютно правильным. Но к тому времени, как я вместе с легионами Цезаря добрался сюда из края, в котором живут белги, все мясо уже было засолено и сложено в хранилища под землей. Мне казалось, что той зимой Тевтат слишком рано залег в зимнюю спячку. Вряд ли мне удалось бы что-либо изменить, даже если бы перед отъездом на юг я принес жертву богам. Да я и не мог сделать этого, поскольку находился в очень затруднительном финансовом положении.

Римский легион можно сравнить разве что со стаей саранчи. Везде, где он проходит или разбивает лагерь, рынки тут же начинает лихорадить, спрос и предложение скачут вверх и вниз.

На самом деле легионы полностью меняют уклад жизни местных жителей: их обычаи, праздничные дни и даже будни. Во всех селениях, расположенных неподалеку от зимнего лагеря римлян, наверное, не осталось ни одной девушки, которая не забеременела бы от легионера. Так римские и кельтские традиции постепенно объединялись, в Галлии возникала галльско-римская культура. Римлян больше не считали заклятыми врагами, отношение к ним изменилось, а мальчики, рожденные кельтскими женщинами от легионеров, мечтали о том, что когда-нибудь они обязательно пойдут служить в один из римских легионов. Я понимал, что Рим без труда сможет укрепить свои позиции в Галлии, если оставит кельтским князьям их привилегии. Тогда все кельты знатного происхождения превратятся в чиновников на службе у римлян и будут с радостью выполнять любые распоряжения новых правителей. До тех пор, пока наши вожди будут иметь возможность вести такую же жизнь, как и раньше, и ни в чем себе не отказывать, у римлян не возникнет никаких серьезных проблем.