Текст книги "Друид"

Автор книги: Клауде Куени

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 45 страниц)

Большую часть дня Кретос обычно проводил в многочисленных садах, которые были отделены высокой белой стеной от виноградников и от двора, на котором располагались все здания имения. Каждый день, незадолго до заката, купец звал меня к себе, чтобы побеседовать. Я заметил, что он почти ничего не ел и очень мало двигался. Кретос перестал следить за собой – никто не стриг ему бороду и не расчесывал волосы. Все чаще он заводил со мной разговор о вещах, которые раньше были ему совершенно чужды.

– Как ты думаешь, друид, могут ли божественные светила каким-либо образом влиять на судьбу человека?

– Я не знаю, Кретос. Наверное, если завтра ты вдруг решишь подарить мне свободу, то это будет решение, принятое только тобой, а не какими-то небесными светилами.

Купец усмехнулся. Изменились не только его привычки, он начал иначе обращаться со своими рабами. От прежней жестокости не осталось и следа, Кретос стал мягче и добрее. Частенько он заговаривал со мной. Целыми днями он лежал в одном из своих садов и слушал звуки флейты, на которой играла молодая греческая рабыня. Купец полюбил музыку. Со временем он настолько пристрастился к «слезам богов», что начинал свой день с кубка этого приготовленного мною напитка. Затем Кретос отправлялся в сад, где слушал арфу, лежа в тени деревьев. Иногда он приказывал нескольким игравшим на флейтах рабам подняться на борт его корабля и выходил в море, где, совершив странную церемонию, выпивал очередной кубок отвара. Однажды ночью купец велел позвать меня в его спальню и рассказал, что он чувствует присутствие бессмертных богов. Насколько я понял из его несвязного признания, все земное казалось теперь Кретосу скучным и бесцветным.

– Скажи, друид, что заставляет человека всю свою жизнь проводить в погоне за сестерциями и больше ни о чем не думать?

Я сделал вид, будто такое недостойное занятие тоже кажется мне очень странным, хотя на самом деле такое заявление из уст человека, который должен был заплатить за свою свободу четыреста тысяч сестерциев, могло прозвучать только как наглая ложь. Не знаю, что за мысли пришли в голову Кретосу, но он вдруг обнял меня и сказал:

– Корисиос, давай забудем прежние недоразумения и вновь станем друзьями!

– Конечно, Кретос, – с готовностью согласился я. – Именно так нам и следует поступить. Я же с удовольствием буду служить тебе до конца своих дней. Но не как раб, а как свободный человек.

Купец промолчал. Может быть, он боялся, что потеряет меня, как только я обрету свободу. На следующий же день я увеличил цену на свой отвар в десять раз. Услышав эту новость, Кретос рассвирепел. Он схватил яблоко и швырнул в мою сторону, но оно упало на пол в нескольких шагах от меня. От приготовленного мною зелья глаза купца смотрели в разные стороны, координация движений была сильно нарушена. Не знаю, понимал ли Кретос в те дни, что с ним происходит на самом деле… Подняв яблоко, я бросил его прямо в вазу с фруктами. После этого я вновь повторил свое требование и добавил, глядя прямо в глаза Кретосу:

– Я – деловой человек, который не собирается упускать возможности заработать. Знаешь, Кретос, этому я научился в Генаве у одного купца, который утверждал, будто он считает себя другом моего дядюшки Кельтилла.

Весной следующего года мы узнали от торговцев и купцов, что Цезарь все еще не распустил свое войско. Положение становилось опасным, ситуация накалялась. Рим или Цезарь? Через некоторое время нам сообщили ошеломляющую новость: Цезарь перешел со своими легионами через Рубикон. Таким образом он окончательно поставил себя вне закона. Ни один полководец не имел права переходить со своей армией через эту реку, поскольку такие действия воспринимались как угроза столице. Этот факт говорит сам за себя: римляне не доверяли своим полководцам. Как обычно, Гай Юлий Цезарь решил все поставить на кон. Смерть или победа. Рим встал на сторону Помпея. Началась гражданская война.

Мы же жили в Массилии, и нас эти волнения не затронули. Как бы там ни было, большинство жителей этого города верили в победу Помпея, недаром правители Массилии в течение нескольких последних лет столь охотно предоставляли убежище врагам Цезаря. Я зарабатывал неплохие деньги, продавая зелье Кретосу, и продолжал добросовестно вести все его дела. За это время я успел наладить хорошие отношения с помощниками бывшего управляющего, которые теперь стали моими помощниками, а также с простыми рабочими и рабами. Их общество было приятно мне. По вечерам мы долго беседовали на самые разные темы, а затем ложились спать. Иногда одна из рабынь оставалась на ночь у меня. Но, если честно, я не переставал мечтать о том, что однажды смогу управлять всем, находясь на вилле Кретоса и сидя в комнате, стены которой украшала карта Средиземного моря. Наверняка в Массилии было не так уж много людей, которые могли позволить себе выложить кругленькую сумму за подобное произведение искусства.

Кретос менялся буквально на глазах. Он не хотел даже слышать о разного рода сделках, – все решения принимал я. Если возникала необходимость поговорить с ним, то всегда нужно было очень тщательно выбирать удобный момент, когда его разум ненадолго прояснялся. Кретос жил в мире своих непонятных для меня и совершенно бессмысленных фантазий. Однажды ночью он велел одному из своих рабов разбудить меня и привести в его спальню. Кретосу нездоровилось. Увидев меня, купец впал в неистовство и начал сыпать проклятиями, утверждая, будто я шарлатан, который пытается продать ему за огромные деньги зелье, которое перестало на него действовать. Кретос требовал, чтобы я приготовил ему более крепкий отвар.

У меня было отвратительное настроение, потому что в ту ночь мне снилась Ванда. Недолго думая, я взял с небольшого столика чашу с водой и протянул ее Кретосу со словами:

– Однажды я пообещал стать твоим слугой, Кретос. Но только в том случае, если я буду свободным человеком, а не рабом. Я не хочу, чтобы меня принуждали к чему бы то ни было! В следующий раз ты должен будешь заплатить другую цену – я требую четыреста тысяч сестерциев и свободу!

Кретос сделал глоток из чаши и тут же выплюнул жидкость на пол.

– Да это же вода! Ты жалкий шарлатан и лжец!

Купец рассвирепел и стал угрожать, что велит высечь меня.

– Что же ты не прикажешь сразу казнить меня, Кретос? – с издевкой спросил я. – Мы, кельты, не боимся смерти. Но ты, Кретос, наверняка с ужасом думаешь о том, как изменится твоя жизнь, когда меня не будет рядом! Что же, так решили боги, и мы, смертные, вряд ли сможем что-либо изменить!

Купец рассвирепел еще сильнее. Он кричал и проклинал меня, а затем велел мне не появляться ему на глаза и добавил, что утром он велит собрать всех рабов, чтобы они видели, как меня будут пороть. Но как только рассвело, Кретос приказал одному из рабов вновь позвать меня. Он плакал и дрожал всем телом, на лбу выступили крупные капли холодного пота. Его бил озноб. Купец едва слышно прошептал, что ему срочно нужен отвар.

– Я знаю, Кретос! Ты ощутил близость божественного солнца! Без него твое тело не сможет согреться. Запомни: я единственный друид на земле, способный помочь тебе. Но если ты желаешь, чтобы я помог тебе избавиться от этих мучений, ты должен сделать меня свободным человеком! Если же ты непременно хочешь, чтобы я оставался рабом, то ты должен сам стать моим рабом, Кретос! Ты получишь отвар только в обмен на мою свободу!

– Ты свободен, – прошептал Кретос. – Только прошу тебя, не бросай меня в беде! Мне нужно тепло божественного солнца!

Я тут же отправил гонца, чтобы тот договорился с судьей и Милоном о встрече, которая должна была состояться на следующий день в доме купца. Я уже давно привык вести дела в усадьбе по своему усмотрению. Должен заметить, что благодаря мне состояние Кретоса только увеличивалось. Хоть я и был рабом, все, кто работал на винограднике и в имении купца, давно считали меня хозяином земельного надела и зданий.

Вдруг Кретос понял, что он начинает терять контроль над происходящим. Его не покидало чувство страха и неуверенности. Наверняка он осознавал, что я хочу обвести его вокруг пальца. Но купец ничего не смог с собой поделать, когда я перестал варить для него зелье. Я попросил составить договор, в котором значилось бы, что Кретос не только дарит мне свободу, но и соглашается разрешить мне принимать участие во всех его делах. Мы должны были стать равноправными партнерами, которые имели бы право унаследовать долю друг друга в случае смерти одного из нас. Купец заявил, что для него такие условия неприемлемы. Я, мол, требую от него слишком много.

– Можешь думать об условиях договора все, что хочешь, – сказал я ему. – Но ты должен его подписать.

– А ты сильно изменился, – прошептал купец. – Я помню тебя еще маленьким мальчиком, когда ты…

– Кретос, я стал деловым человеком, который зарабатывает деньги! Этому я научился у тебя. Свою подпись ты должен поставить вот здесь.

Купец колебался. Он понимал, что, подписав договор, он окончательно потеряет контроль над ситуацией. Но Кретос вот уже больше шести часов не пил зелья и тварь, пожиравшая его изнутри, вновь проснулась. Он дрожал всем телом, словно ребенок, у которого был сильный жар. Купец рассеянно поглядывал по сторонам, его движения казались мне очень неуверенными. Словно умирающий зверь, он, спотыкаясь на каждом шагу, ходил по своему саду и проклинал тот день, когда он по воле богов впервые заехал в деревню рауриков, в которой жил я. Через некоторое время Кретос наконец вернулся в дом и подписал все документы. Затем я протянул купцу кубок с отваром и велел одной из рабынь привести хозяина в порядок – постричь волосы и бороду, а затем причесать. Рабы выкупали купца и одели его в чистую одежду.

Когда в усадьбу прибыли Милон и судья, Кретос был совершенно спокоен, его лицо выражало умиротворение. Он говорил о свете и познании. Купец не уставал повторять, что он совершил огромную ошибку, позволив золоту и серебру ослепить себя, и рассказал своим гостям, что хочет посвятить остаток своей жизни служению богам и искусству.

С этого самого дня Кретос все чаще стал уходить в свой воображаемый идеальный мир. Одурманенный священными грибами и отваром из сильнодействующих трав, он мог дни и ночи напролет лежать на огромной кровати в своей спальне – купец прислушивался к каким-то звукам и голосам.

Вместо себя я назначил управляющим смышленого иберийского раба, а сам перебрался на виллу Кретоса в Массилии. Конечно, приятно вести дела большого имения и виноградника, но я хотел руководить целой империей! Два раза в день я отправлял в усадьбу рабов, которые доставляли Кретосу очередную порцию божественного зелья. С гонцами Милона я передавал в Рим письмо за письмом. Я хотел, чтобы Ванда и Базилус узнали наконец, что я стал свободным. Но проходил месяц за месяцем, настала зима, а я так и не получил ни одной весточки ни от Ванды, ни от своего лучшего друга.

Долгими вечерами я чертил карты. Карты Галлии. Я нанес на папирус очертания Ренуса и поставил квадратик там, где раньше находилась наша деревушка. Днем я пытался разобраться в документах, хранившихся в канцелярии Кретоса. Просматривая свитки папируса и пергамента, я находил интересные торговые договора и письма из далеких стран.

Однажды ночью мне не спалось, и я решил спуститься в огромные подвалы под виллой, туда, где Кретос хранил бочки с вином. Я обратил внимание на деревянный ящик, стоявший в одной из ниш. Открыв крышку, я обнаружил в нем красное шелковое полотнище – вексиллу десятого легиона. Это была вексилла Нигера Фабия, которого подло убили в лагере купцов под Генавой! Если шелковое знамя, которое я никогда не спутал бы ни с каким другим, оказалось в Массилии, то это могло означать только одно: моего друга Нигера Фабия убил купец Кретос!

Даже регулярно выпивая все увеличивавшиеся порции божественного отвара, Кретос мог прожить довольно долго, ведь он очень хорошо питался, а слуги и рабы тщательно заботились о нем. Купец умер днем, выйдя на корабле в море вместе с дюжиной рабынь, игравших для него на флейтах. Как всегда, после странной церемонии он осушил кубок зелья и на этот раз попал вместо мира своих красочных фантазий в царство теней. Его спутницы давно привыкли к тому, что купец, выпив «слезы богов», неподвижно лежал на подушках, закрыв глаза. Лишь через несколько часов, когда корабль пристал к берегу, рабы, укладывая на носилки своего хозяина, поняли, что его тело давно стало холодным. Купец умер тихо, без мучений. В отличие от друида Фумига, который перешел в царство теней, содрогаясь всем телом и пуская изо рта пену, Кретос просто уснул, потому что, постепенно увеличивая количество выпитого зелья и силу его действия, я медленно усыплял его тело, подготавливая к спокойному переходу из мира живых в царство теней.

После смерти Кретоса о нем рыдали только плакальщицы, которым я щедро заплатил.

Либитинарий позаботился о том, чтобы тело купца выглядело как следует, и забальзамировал его. Он прекрасно выполнил свою работу – даже через семь дней после смерти Кретос выглядел так, словно он умер только что, но гораздо важнее был тот факт, что от его тела по вилле не начало распространяться зловоние. Я вложил в руку купца золотую монету. Шелковая вексилла римского легиона лежала у него на груди, хотя я с огромным удовольствием затолкал бы ее в пасть этому подлецу. Нубийские рабыни усыпали тело своего господина листвой, а затем украсили венками и ветвями кипариса ворота, ведущие во двор виллы. Я отправил в город гонцов, которые должны были возвестить о смерти Кретоса. Более того, один из них поскакал даже в Рим! Он должен был сообщить всем деловым партнерам и друзьям купца, что Кретос умер и все его дела будет отныне вести кельтский друид Корисиос. Всех их я приглашал на поминальную трапезу.

– Korisios heredem esse jubeo, – торжественно произнес чиновник, объявив тем самым всем собравшимся, что я являюсь единственным законным наследником купца Кретоса. Документы, которые умерший оставил в храме, подтверждали его последнюю волю. Завещание купца зачитали в присутствии семи свидетелей, среди которых был и Милон. В Массилии никто не делал тайны из своего завещания. Чаще всего о содержании этого документа знали все упомянутые в нем лица еще до смерти человека, который отдавал распоряжения относительно того, как следует разделить его имущество, когда он отправится в царство теней. Для некоторых это была последняя возможность выместить на ком-нибудь свою злобу и отомстить. Но Кретос ограничился лишь тем, что назвал меня своим единственным законным наследником и оставил по бочке вина всем своим друзьям, которых он перечислил поименно. Кроме того, он дал четкие распоряжения относительно размеров и внешнего вида могильной плиты – Кретос хотел, чтобы на ней был изображен купец, плывущий вниз по течению реки.

Опытный диссигнатор провел похоронную процессию от самых ворот виллы Кретоса, а затем произнес трогательную речь о хорошем человеке, который не зря прожил жизнь и скопил такое огромное богатство. Размер состояния имел тогда большое значение – некоторые даже требовали в своем завещании, чтобы на надгробном камне высекли цифры, отображающие количество денег, заработанных ими за всю жизнь. Траурное шествие возглавляли музыканты, игравшие на флейтах и трубах. Они исполняли душераздирающие печальные мелодии. Если бы Кретос мог наблюдать за всем этим, он наверняка был бы доволен. Но я решил устроить своему врагу роскошные похороны не ради него. Наследнику купца необходимо показать всем, что он не привык мелочиться. Глядя на роскошную траурную процессию, каждый должен был сделать для себя вывод и понять: я стал достойным преемником Кретоса. Похороны прошли с размахом. Я нанял не только плакальщиц, но и актеров, которые пели печальные песни об умершем и рыдали так громко, что любой посторонний наблюдатель мог принять их за убитых горем родственников купца. Думаю, что большинство людей, которые участвовали в похоронной процессии, были тронуты представлением, устроенным наемными актерами, гораздо больше, чем смертью этой крысы. Рабы Кретоса несли таблички с текстом, кратко описывавшим жизненный путь умершего. Четыре иллирийских телохранителя везли украшенную цветами повозку, на которой лежало тело усопшего. Сразу за ней шли женщины с распущенными волосами, которые рыдали и ритмично ударяли себя в грудь, и мужчины в темных туниках, а также все те зеваки и бездельники, которые запрудили улицы, тащась следом за похоронной процессией, потому что знали – умер кто-то очень богатый, а это значит, что после похорон должна состояться поминальная трапеза.

Перед началом поминального обеда я поприветствовал гостей и, убедившись, что всем хватает еды и напитков, удалился. Я не желал слушать лицемерные речи гостей, в которых те наверняка стали бы расхваливать достоинства Кретоса. Кроме того, я торопился. Велев погрузить на ослов еду, с несколькими вооруженными рабами я отправился в порт, туда, где в вонючих складах жили работавшие грузчиками рабы. В момент триумфа я не забыл о тех, кому повезло меньше всего. Во время Галльской войны римляне захватили множество пленных, которых легионеры продавали работорговцам. Наводнив рабами не только Рим, но и Массилию, Цезарь уничтожил рынок, который формировался в течение многих лет. Цены упали до небывалого уровня. Теперь хозяину было гораздо выгоднее держать рабов в скотских условиях и кормить их отвратительной едой, а затем, когда через пару лет они умрут от истощения и болезней, купить новых дешевых рабов. Поэтому Кретос и не строил для своих рабов приличных бараков. Но если ты сам когда-то был рабом, то смотришь на все происходящее по-другому.

Я велел раздать еду голодным рабам и сообщил им, что за зданиями складов для них построят новые хорошие бараки и им не придется больше спать в вонючих сырых помещениях, кишащих крысами. Кретос так запугал этих людей, что они боялись открыто выражать свою радость. Лишь некоторые из них отважились улыбнуться и сказать несколько слов тем, кто стоял рядом с ними. Хотя всего лишь год назад я был одним из них – жил здесь вместе с ними и сам был рабом, – сейчас некоторые начинали дрожать от страха, когда я смотрел на них, ведь теперь я стал наследником Кретоса и из жалкого писаря, которого они знали, превратился в их господина.

Сцены, которые мне довелось наблюдать в портовых складах, расстроили меня. Я поскакал на пристань, туда, где я последний раз видел Ванду, поднимавшуюся на борт корабля. Остановив лошадь, я долго смотрел в темноту и прислушивался к шуму прибоя. Волны ритмично ударялись о причал. Я чувствовал себя одиноким и думал, что боги вновь отвернулись от меня. Что дурного я им сделал? Может быть, они завидовали тому, что мои мечты наконец-то исполнились, а все предсказания друидов оказались ложными? Возможно, бессмертные разгневались на меня за то, что я слишком часто думал, будто добился всего сам, без их помощи? Но ведь это была не вся правда – я до сих пор чувствовал себя несчастным и одиноким! Больше всего на свете я хотел быть с Вандой. Неужели боги не понимали, насколько я беспомощен без их поддержки? Наверняка мое самое заветное желание могли исполнить только бессмертные боги…

По крайней мере, я ни мгновения не сомневался в том, что Меркурий, бог торговли, благоволил ко мне. Он встал на мою сторону. Только Меркурий был в силах исполнить те мечты, которые не давали мне покоя, когда я, будучи мальчишкой, сидел под дубом в нашей деревушке. Я стал одним из самых богатых купцов в Массилии! Но тем не менее я не мог сказать, что это сделало меня хоть немного счастливее. Да, возможно, я просил богов не о том, о чем на самом деле следовало бы их просить. Но откуда мне было знать, что любовь – это самое сильное чувство?

В тот момент я мечтал только о Ванде и надеялся, что ее любовь ко мне не угасла. Если честно, то я готов был принести в жертву богам все те богатства, которые достались мне в наследство от Кретоса, если бы они согласились вернуть мне мою возлюбленную! Я мысленно несколько раз пообещал им принести такую жертву, поскольку знал, что Меркурий охотно заключает подобного рода сделки. Более того, я думаю, что бессмертных очень позабавил бы тот факт, что они помогли господину стать рабом своей бывшей рабыни. Но я с готовностью согласился бы стать посмешищем в глазах богов. Пусть они, живущие там, наверху, сколько угодно потешаются надо мной и над моими несчастьями! Самое главное, чтобы взамен они согласились дать мне возможность провести остаток дней с моей возлюбленной, с Вандой!

Я вновь и вновь, до боли в глазах всматривался в темноту, надеясь увидеть огни приближающегося корабля, хотя сам прекрасно знал, что корабли очень редко прибывают в порт ночью.

Мои рабы начали волноваться и с опаской оглядываться по сторонам. Они боялись. По стуку копыт я понял, что к нам приближается отряд всадников. Это был Милон со своими телохранителями. Он ловко спрыгнул с лошади на землю и приказал своим воинам внимательно следить за всем, что происходит вокруг. Отдав это распоряжение, он подошел ко мне и оперся рукой о поручни, тянувшиеся вдоль причала..

– Мы повсюду искали тебя, Корисиос! – воскликнул Милон. – Поторопись, тебя хотят увидеть твои гости. Они ждут на вилле.

– Мои гости? – переспросил я с усмешкой. – Мне до них нет никакого дела. Пусть набивают себе животы, пьют вино и идут домой!

– Почему-то мне кажется, что ты ропщешь на богов, друид!

– Боги! – прошипел я и со злостью взглянул на черное небо. – Разве не мы сами кузнецы своего счастья? [88]88
  Корисиос цитирует высказывание римского историка Саллюстия.


[Закрыть]

Милон громко рассмеялся.

– Будь осторожнее, Корисиос! Я бы не советовал тебе испытывать терпение бессмертных! А теперь не упрямься, садись на лошадь и мчись во весь опор. В столовой твоей роскошной виллы нубийские рабыни уже накрывают стол! На серебряных подносах они расставляют жареную рыбу и кувшины с отменным белым вином, привезенным из Афин!

Я удивленно взглянул на Милона.

– Нубийские рабыни подают жареную рыбу? – спросил я таким тоном, словно отказывался верить услышанному. Именно эту картину я всегда видел ночью в своих снах, а также среди бела дня, когда мечтал о том, как будет выглядеть мой дом в Массилии: нубийские рабыни подают жареную рыбу и белое вино в великолепной столовой на принадлежащей мне вилле! Я почувствовал, что от волнения все мои мускулы напряглись до предела.

– Да, – рассмеялся Милон, – представь себе, в такой поздний час к тебе явились гости.

– Мне кажется, что Кретос был знаком со всеми жителями Массилии.

– Это не друзья старого пройдохи, – сказал мой собеседник и загадочно улыбнулся. Он подал знак, и часть его телохранителей отправились вперед, чтобы проверить дорогу, ведущую к принадлежащей мне вилле. Я вопросительно взглянул на Милона. Если гости не были друзьями Кретоса, то кто еще мог явиться в мой дом?

– Это путники, которые сообщили мне, что Лабиэн предал Цезаря и переметнулся на сторону Помпея.

Тогда я подумал: «Какое мне дело до этого Юлия?»

– Цезарь направляется в Испанию! – продолжил Милон.

– Может быть, ты хочешь сказать, что скоро он может стать одним из моих гостей? – спросил я с насмешкой.

– Я ни мгновения не сомневаюсь в том, что Цезарь не отказался бы развлечься с твоими нубийскими красавицами. Но если он и явится в Массилию, то для того, чтобы захватить городскую казну и флот. Корисиос, вкуснейшая жареная рыба, приготовленная твоими поварами, вряд ли заинтересует Юлия.

– Значит, Луций Афраний и Марк Петреус в самом деле уже собрали в Испании пять легионов, которые готовы выступить против Цезаря?

– Да! – ответил Милон, даже не пытаясь скрыть свою радость. – Именно поэтому войска Цезаря направляются в Массилию. Он хочет прикрыть свой тыл. Но можешь мне поверить: его ожидает большая неожиданность! Всего лишь через несколько дней сюда прибудет новый проконсул провинции Нарбонская Галлия и приведет в порт Массилии семь боевых кораблей.

– Домиций Агенобарб? – спросил я, не веря своим ушам.

– Именно он, – подтвердил Милон и натянул поводья. – Жители Массилии хотят передать ему командование обороной города!

– Вот так новости! – весело воскликнул я и сжал пятками бока своей лошади. Всадники Милона скакали впереди и по бокам, а мои рабы следили за тем, чтобы нас никто не атаковал сзади. Мы оба – я и Милон – прекрасно понимали, что ночью нужно быть особенно бдительными в темных переулках портового квартала Массилии. Смерть могла поджидать за любым углом.

– Откуда же прибыли эти путники? – спросил я Милона.

– Из Рима, – ответил он и добавил: – Один из них даже привез для меня копию речи, которую Цицерон произнес в сенате, чтобы оправдать меня и доказать, что я не виновен в убийстве Клодия. Я вполне согласен с теми, кто утверждает, будто Цицерон готов пойти на все ради того, чтобы его имя вошло в историю. Если разобраться, тот факт, что я убил Клодия, верного цепного пса Цезаря, вряд ли кто-то отважится назвать незначительным. Если бы не это убийство, в Риме не воцарилась бы анархия, а значит, Помпею не позволили бы стать диктатором. Теперь же диктатор Помпей может наконец прекратить бесчинства Цезаря.

– Скажи, Милон, а для меня нет письма? – спросил я с таким видом, словно вести из Рима не имели для меня никакого значения.

Тот удивленно взглянул на меня и сказал:

– Вместе с путниками в Массилию прибыли тридцать гладиаторов. Я завербовал их в Риме полгода назад. Знаешь, Корисиос, – мечтательно продолжил Милон, – когда я устрою на Марсовом поле Массилии первые в истории этого города гладиаторские бои и состязания на колесницах, то весь Рим будет завидовать массилианцам и кусать локти, ведь это римляне заставили меня просить правителей Массилии об убежище.

Погрузившись в свои мысли, я почти не слушал своего спутника. Вдруг на губах Милона появилась хитрая ухмылка.

– Может быть, среди возниц, которые будут управлять колесницами, окажется один кельт?! – воскликнул я, почти перейдя на крик.

Милон улыбнулся и кивнул.

– То есть ты хочешь сказать, что вместе с этими путниками в Массилию прибыл болтливый кельт, который очень любит прихвастнуть?! – последние слова я прокричал во все горло. У меня больше не было сил сдерживаться. Милон вновь ответил улыбкой на мой вопрос.

Я сжал бока лошади пятками, и она понеслась вперед к форуму, по темным переулкам Массилии.

Базилус был в саду. Он умывался под струей прохладной воды, вытекавшей из фонтана в небольшой выложенный мрамором бассейн. В металлических подставках, прикрепленных к обвитым плющом колоннам, горели факелы. Все гости, собравшиеся на вилле, чтобы помянуть Кретоса и заодно набить свои животы, уже разошлись. Рабы убирали со столов и наводили порядок в парке. Из кухни доносился аппетитный аромат жареной рыбы, который распространялся повсюду в холодном ночном воздухе. Милон взял меня под левую руку, чтобы я мог быстрее идти и при этом не упал на землю.

Увидев меня, Базилус запрыгал от радости.

– Где Ванда?! – я оперся на плечо одного из моих рабов, чтобы не потерять равновесия.

– С ней все в порядке, Корисиос. Она сейчас в Риме и с нетерпением ждет отца своего сына!

У меня подкосились ноги, и я едва не упал, но Базилус вовремя подхватил меня под руки.

– Мой сын? – едва слышно прошептал я, с сомнением взглянув на своего друга.

– Да! – выдохнул Базилус и добавил: – Это твой сын, Корисиос. Ему уже исполнилось два года.

Я закрыл глаза и уткнулся лицом в волосы Базилуса, который наклонился ко мне.

– Он умеет ходить? – тихо спросил я.

– Да.

У меня на глаза навернулись слезы. Я обнял Базилуса и прижал его к себе изо всех сил.

– Скажи, у него тоже есть собака? – прошептал я. Меня душили слезы. Я чувствовал, что земля уходит у меня из-под ног, поэтому крепче схватился за плечи Базилуса.

– Нет, – ответил мой друг. – Но Ванда заботится о его воспитании. Она прекрасная мать. По хозяйству ей помогает кельтская девушка. В следующем году Ванда собирается нанять для малыша учителя-грека. Твоя возлюбленная и твой сын ни в чем не нуждаются и…

– Это в самом деле мой сын?

– Да, Корисиос. Как только ты увидишь его собственными глазами, от твоих сомнений не останется и следа.

– Скажи, Базилус, почему Ванда не приехала сюда вместе с тобой? – спросил я. Мою душу вновь начали терзать дурные предчувствия и страх.

– Откуда же мне было знать, что ты стал свободным человеком? – рассмеялся мой друг. – Я, к сожалению, не провидец!

Лишь сейчас я заметил высоких крепких мужчин. Они ели за столом, который немного в стороне накрыли для них уставшие за день рабы.

– Это новые гладиаторы Милона? – спросил я, с недоверием глядя в их сторону.

Базилус широко улыбнулся:

– Да, Корисиос. Я купил их для Милона в Риме и доставил сюда, в Массилию!

Подмигнув Базилусу, я спросил у него, хорошо ли заплатил ему Милон за такие услуги, ведь ни для кого не было секретом, что этот римлянин по уши в долгах.

– Опомнись, Корисиос! О каких деньгах может идти речь? – рассмеялся Базилус. – Я помог Милону, а он разрешил мне командовать этими молодцами в течение трех дней после нашего прибытия в Массилию. Я собирался вместе с ними навестить Кретоса, чтобы по душам поговорить с ним и силой освободить тебя из рабства!

В темноте послышались одобрительные возгласы гладиаторов, которые, очевидно, слышали все, о чем мы разговаривали с Базилусом.

Незадолго до рассвета, когда небо только начало сереть, нубийские рабыни принесли жареную рыбу и греческое белое вино. Я, Милон и Базилус сидели за столом, провозглашая тосты и осушая кубок за кубком за мою свободу. Наконец, наши взгляды устремились на восток, туда, где из синего моря поднималось солнце, напоминавшее огромный золотой диск. В те мгновения я чувствовал дыхание дядюшки Кельтилла, который наверняка сидел на кушетке рядом со мной. Я был уверен, что он радовался, глядя на меня, и хотел мне сказать, что начиная с этого дня в моей жизни все будет хорошо.

– Мне нужен щенок! И его тело обязательно должно быть покрыто шерстью трех цветов, как у Люсии!

Базилус кивнул и сказал:

– Завтра я обязательно подарю тебе такого щенка.

– Нет, Базилус, он нужен мне сегодня!

Мой друг с сомнением взглянул на меня.

– Завтра утром я отправляюсь в Рим, чтобы забрать оттуда Ванду и моего сына, – серьезно заявил я. Милон и Базилус переглянулись. Мне показалось, что они немного обеспокоены.

– Думаю, что сделать это будет довольно непросто, – сказал один из гладиаторов и подсел к столу.

– Это Бирриа, – представил его Милон. – Именно он нанес тогда первый удар Клодию.