Текст книги "Друид"

Автор книги: Клауде Куени

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 45 страниц)

Мы разбили лагерь на склоне холма и долго наблюдали за всадниками и телегами, двигавшимися в хвосте колонны гельветов. Тем временем Фусцинус начал готовить нам ужин. Он вскипятил воду, а затем добавил туда муки грубого помола, соли, лука, чеснока, специй и разных овощей. Через некоторое время раб подал нам эту кашу в виде простого, но очень вкусного блюда с бобами и жареным салом. К сожалению, по пути мы разбили все яйца. Люсии выпала честь вылизать испачканную желтками и белками кожаную сумку, в которой мы их везли.

Когда наступили сумерки, я почти слово в слово услышал те же разговоры, которые наши спутники вели уже несколько дней подряд. Молодой трибун выказывал свое недовольство всем и всеми, срывая злость на рабе; офицер со скучающим видом слушал его бессмысленные тирады, а оба эдуя без устали продолжали рассказывать мне, как им повезло – лучшей возможности зарабатывать на жизнь, чем служба в римской армии, они не знали и, похоже, в самом деле были вполне довольны своей судьбой. Однако мне совсем не нравилось, что они все чаще и чаще поглядывали в сторону Ванды. Сначала они рассматривали мою возлюбленную исподтишка, когда я не мог этого заметить, но сейчас нагло, в открытую пялились на нее. Взгляды эдуев казались такими жадными, будто они были готовы в любой момент наброситься на Ванду и сорвать с нее всю одежду. Заметив такие неприятные перемены в их поведении, я велел своей возлюбленной ни на шаг не отходить от меня. Я коротал время, упражняясь в стрельбе из лука, но старался при этом не упускать из виду похотливых эдуев и римлян.

Если честно, то я хотел произвести впечатление на обоих эдуев, офицера и молодого трибуна, чтобы удержать их от опрометчивых поступков. И мне это удалось. Частично. По крайней мере, тем вечером. Наблюдая за тем, как я стрелял излука, оба римлянина и эдуи тоже захотели попробовать, насколько ловко они смогут обращаться с этим оружием. Должен признать, что меткость, с которой стрелял Кунингунулл, меня действительно поразила, но мои стрелы все равно попадали в цель чаще и точнее, чем выпущенные им. Одним словом, я оказался самым лучшим стрелком. Моим единственным недостатком было то, что я не мог стрелять из лука на бегу. Чтобы сделать точный выстрел, мне приходилось опираться на что-нибудь устойчивое.

На следующее утро молодой трибун заявил, что ему надоела эта однообразная и скучная военная жизнь, он, дескать, сыт ею по горло. Римлянин поинтересовался у эдуев, нет ли поблизости какого-нибудь города, в котором можно было бы немного развлечься. Ему хотелось искупаться в термах, выпить вина и порезвиться со смазливыми дикарками.

– Оказавшись в такой глуши, ты должен свыкнуться с мыслью, что развлечения ты будешь видеть только во сне, – осадил юнца офицер.

– Друид, за сколько ты согласишься продать мне свою рабыню? – обратился ко мне трибун с таким видом, словно я должен немедленно предоставить Ванду в его распоряжение. Я улыбнулся и отрицательно покачал головой.

– А если я прикажу тебе продать ее мне?

В ответ я вновь покачал головой.

– Ты не имеешь права отдавать мне приказы, трибун.

– Боюсь, ты ошибаешься, галл! Я могу приказывать тебе а ты должен подчиняться моим приказам! – заорал молокосос и с грозным видом подошел ко мне. Я даже не встал на ноги.

– Иди сюда, рабыня! Ты отправляешься вместе со мной! Прогуляемся в лес!

Ванда не знала, как ей реагировать на все происходящее. Молодой трибун просто не оставил мне другого выбора. Я спокойно взглянул ему прямо в глаза.

– Трибун, поверь мне, есть кое-что получше, чем развлечения с какой-то германской рабыней!

– Что же это, друид?

– Я могу приготовить для всех вас зелье, которое удовлетворит твои желания искуснее, чем все женщины Галлии, вместе взятые. Это дурман богов.

– Он прав, – согласился со мной офицер. – Мамурра рассказывал мне об этом удивительном напитке. Друид может сварить для тебя такое зелье, что твои гениталии покажутся тебе размером с ослиные. Ты будешь умирать от желания.

– Это правда, друид?

– Да, – все так же спокойно ответил я. – Зачем мне врать?

– Так начинай же немедленно готовить свой напиток! – не выдержал трибун.

Я даже не пошевелился.

– В чем дело, друид? Почему ты до сих пор сидишь на месте сложа руки?

– Мне понадобится горячая вода…

Молодой трибун лишь взглянул на своего раба, и тот сразу понял, что ему следует делать.

– … а еще мне понадобятся некоторые… травы…

– Что ты хочешь этим сказать, друид?

– Я вернусь примерно через час. Вам не придется ждать меня долго. К тому времени я найду все, что мне необходимо.

– Ты знаешь, какое наказание тебе грозит в случае дезертирства, галл! – ухмыльнулся молодой трибун.

– Я друид Цезаря, – спокойно ответил я. – Ты в самом деле думаешь, будто я попытаюсь сбежать лишь по той причине, что тебе так приглянулась моя рабыня? – Я сделал короткую паузу и добавил: – Стоило мне только захотеть, и ты давным-давно был бы мертв! Но какое мне дело до тебя, если я должен выполнить поручение самого Цезаря? И, можешь мне поверить, что бы ни случилось – я не ослушаюсь его приказа!

Я дал Ванде знак следовать за мной. На лицах тех, кто оставался в лагере, отразились смешанные чувства, когда они поняли, что моя рабыня уходит вместе со мной.

Когда мы проезжали по лесу, я видел много кустов лещины. Вот что понадобится мне для приготовления зелья. Лесные орехи повышают кровяное давление во всем организме человека. Но я хотел добиться другого, более впечатляющего результата, поэтому мне нужно было насобирать небольших красных ягод. Их сок опасен для жизни человека. Собирая плоды с кустов, нужно обязательно закрывать глаза и срывать их только левой рукой.

– Ты уверен, что у тебя все получится, как ты задумал? – обеспокоенно спросила Ванда.

Она сидела на огромном пне и, нахмурившись, наблюдала за мной. По ее лицу было видно, что она сильно переживает.

– Конечно! Я ни мгновения в этом не сомневаюсь! – ответил я самоуверенно. – Однажды я уже готовил подобное зелье. Конечно, не точно такое же, но оно должно было иметь похожее действие…

Ванда наморщила лоб и с еще большим беспокойством взглянула на меня.

– Корисиос! Когда ты пробовал приготовить отвар, о котором только что сказал? И кто его пил?

– Не мешай мне и сиди тихо! Я должен сосредоточиться!

Ванда начала гладить Люсию, которая стояла рядом, прижавшись к ее ногам.

– Видишь вон ту скалу? – спросил я.

Ванда молча кивнула.

– Я пойду в лагерь один, без тебя. Мне потребуется примерно час на приготовление отвара. Затем я вернусь к тебе. Жди меня у подножия скалы и никуда не уходи.

– Как прикажешь, мой господин, – пробормотала моя возлюбленная. По ее лицу было видно, что она все еще сомневается в успехе.

Увидев, что я вернулся в лагерь без Ванды, эдуи и римляне были явно разочарованы. Мне пришлось тут же успокоить их и заверить, будто зелье, которое я им сейчас приготовлю, поможет им испытать ни с чем не сравнимое наслаждение. Я велел своим спутникам оставить меня одного, чтобы я мог спокойно, без помех, приготовить чудодейственный отвар.

Когда вода закипела, я бросил в котелок необходимые ингредиенты, лихорадочно размышляя, не слишком ли много воды я решил использовать, ведь в таком случае зелье могло получиться недостаточно концентрированным. Конечно, настоящим друидам легко рассуждать – у них всегда под рукой их священные бронзовые котелки, позволяющие благодаря шкале на внутренней стороне стенок набирать ровно столько жидкости, сколько требуется для того или иного отвара. Мне же приходилось довольствоваться грязной посудиной римлян, в которой совсем недавно готовили бобы. Закончив все приготовления, я громко позвал римлян и эдуев. Попросив молодого трибуна дать мне его пугио, я опустил лезвие кинжала в котелок, вынул его и, немного подумав, сказал:

– Пусть отвар продолжает кипеть на медленном огне. Постоянно подкладывайте дрова, а когда испарится вот столько жидкости, – я показал пальцем примерно на середину клинка, – снимите котел с огня и дайте содержимому остыть. Ни в коем случае не вздумайте пить его горячим или теплым! Когда отвар остынет, можете выпить столько, сколько захотите. С наступлением сумерек действие отвара начнет постепенно ослабевать, а затем закончится вовсе. Жидкость, оставшаяся в котле, тоже потеряет свою колдовскую силу.

– Куда это ты собрался? – поинтересовался молодой римлянин, с недоверием взглянув на меня.

– Я не должен отчитываться перед тобой, трибун, – ответил я совершенно спокойно.

– Друид, – строго сказал офицер, командовавший нашим отрядом, – мы оказались в этой глуши по одной-единственной причине: у нас есть приказ, который мы должны выполнить. Запомни: с наступлением сумерек ты должен быть в лагере. Мне не нужны стражники, которые будут дремать на своем посту!

Я кивнул и успокоил римлянина:

– Можешь не волноваться. Если вы будете строго придерживаться всех моих указаний, то мое зелье вас не разочарует. Наверняка вы попросите меня завтра приготовить еще. А теперь я отправлюсь в лес и обращусь к богам с просьбой порадовать вас яркими видениями и приятными ощущениями. Незадолго до наступления сумерек я вернусь в лагерь.

– А ты уверен, что мы не захотим развлечься с твоей рабыней? – спросил Дико.

– Если бы я был в этом не уверен, то она осталась бы здесь, в лагере.

По лицу эдуя можно было понять, что он мне не верит. Он указал пальцем на облачко дыма, которое, очевидно, поднималось от расположенного невдалеке от нашего лагеря маленького селения.

– В крайнем случае мы отправимся вон туда, – сказал Кунингунулл со смехом. – Мы можем делать все что угодно, не опасаясь наказания. В конечном счете во всех бесчинствах обвинят гельветов.

Я велел рабу помочь мне забраться на лошадь и не торопясь поехал прочь. Я ни разу не обернулся. Оказавшись примерно в миле от лагеря, я сдавил пятками бока своей лошади и поскакал так быстро, как только мог.

Эдуи в предвкушении сняли котелок с огня. Жидкость почти остыла. Молодой трибун в очередной раз окунул палец в отвар, чтобы Убедиться, что его можно пить. Решив больше не ждать, он ухмыльнулся и зачерпнул полную кружку странно пахнущего зелья. Затем его примеру последовал офицер и оба эдуя. Сделав всего лишь несколько глотков, они наверняка очень сильно удивились когда почувствовали огонь в паху. Когда они начали кататься по земле, растирая руками гениталии, не в состоянии даже дойти до лошадей, чтобы взобраться на них и поскакать в селение, раб Фусцинус сложил руки – поскольку своей кружки у него не было, – набрал в ладони жидкости из котелка и начал жадно пить ее, с опаской поглядывая на своего господина, офицера и кельтов. Командир отряда кое-как встал на ноги и поковылял в лес. Опершись левой рукой о ствол ближайшего дерева, он правой рукой схватил себя за половой орган и с громкими стонами начал судорожно дергаться. Оба эдуя, тяжело дыша, доползли до своих лошадей. Кунингунулл забрался в седло и уже скакал прочь, а Дико, попытавшись запрыгнуть на коня, немного не рассчитал и перелетел через него. С диким криком эдуй схватился обеими руками за гениталии. В то же самое мгновение Фусцинус подкрался сзади к молодому трибуну и схватил его за шею. Изнеженный римлянин оказался в крепких руках раба, пальцы которого сжимали его, словно кандалы. Фусцинус придавил трибуна к земле, поставил его на колени и вонзил свой член в его задний проход. Римлянин заорал словно сумасшедший, начал извиваться всем телом, бить руками по земле и просить всех богов по очереди смилостивиться над ним. Раб схватил его за запястья, заломил руки за спину и сильнее придавил к земле. У трибуна не было ни малейшего шанса вырваться из рук своего мучителя.

Фусцинус навалился на римлянина всем телом, вдавив в землю лицо своего господина, который не мог даже пошевелиться. Раб размашисто двигал бедрами вперед и назад. Раз за разом тело его жертвы содрогалось от мощных ударов сзади. У трибуна уже не было сил кричать, по его лицу текли слезы, но Фусцинус не обращал никакого внимания на его страдания. Нет, не этого молодого заносчивого трибуна хотел изнасиловать раб. Единственным его желанием было унизить и опозорить всю Римскую республику, которую символизировала его беспомощная жертва. Сваренное мной зелье превратило Фусцинуса в настоящего дикого зверя.

Тяжело дыша, офицер вернулся в лагерь. Достав свой гладиус, он хотел броситься на раба сзади и убить его, но тут же вновь почувствовал зуд в паху. Лицо римлянина исказила мучительная гримаса. Офицер рухнул на колени, схватился обеими руками за свой половой орган и начал тереть его, чтобы поскорее избавиться от болезненной эрекции. Дико с красным лицом неподвижно лежал на спине. На его губах, на подбородке и шее белела пена, штаны были спущены до колен. Эдуй не шевелился. Его эрегированный пенис торчал вертикально вверх, словно жезл центуриона. Дико был мертв.

Конечно, я не находил себе места от беспокойства, но, разыскав Ванду у подножия скалы, я взял себя в руки. Спрятавшись за огромным валуном у обочины дороги, мы ждали, как будут развиваться события. Приближавшееся к нам облако не предвещало ничего хорошего. Я попросил Ванду помочь мне взобраться на скалу. Когда я оказался наверху, она подала мне лук и колчан со стрелами. Еще раз внимательно взглянув на дорогу, я велел ей крепко привязать лошадей к ближайшему дереву.

– Друууииииид! – услышал я чей-то крик. Скорее всего, это был Кунингунулл. Можно было подумать, что он не скачет, а летит на своей лошади, – с такой скоростью бедное животное мчалось по пыльной дороге. Вот это вид! Эдуй разделся донага, все его тело было кроваво-красным, словно он заболел какой-то странной, экзотической болезнью. Резко остановив коня, Кунингунулл соскочил на землю и дико огляделся по сторонам. Прихрамывая и не переставая тереть свой пенис, эдуй приближался к подножию скалы.

– Друииид, где твоя рабыня?!

Я натянул тетиву, а затем разжал большой и указательный пальцы правой руки. Тетива, скрученная из жил животных, со свистом вернулась в исходное положение. Стрела мгновенно преодолела расстояние, отделявшее меня от Кунингунулла, и вонзилась в его грудь на два пальца ниже золотого обруча. Эдуй даже не вскрикнул. Он схватился обеими руками за торчавшую из его тела стрелу и взглянул на меня. Теперь Кунингунулл понял, кто в него стрелял. Он глядел мне прямо в глаза. Решив избавить его от мучений, я выпустил вторую стрелу. Она со свистом вонзилась в левую руку эдуя, которой он держался за древко первой стрелы.

Пронзив запястье эдуя, вторая стрела глубоко вошла в его туловище. Я безразлично смотрел на Кунингунулла и почти не шевелился. Сосредоточившись, я достал из висевшего за спиной колчана еще одну стрелу и вновь натянул тетиву.

– Зачем ты это делаешь, Корисиос? Может быть, с него хватит? – спросила Ванда громким встревоженным голосом, словно при помощи одной-единственной фразы она хотела избавиться от волнения и сковавшего ее нервного напряжения. Третья стрела пронзила правую руку Кунингунулла и тоже пригвоздила ее к груди эдуя. Сделав еще несколько шагов, тот упал на колени и начал медленно вращать головой. Через несколько мгновений его глаза закрылись, и эдуй рухнул на землю, зарывшись лицом в придорожную пыль.

– Почему все его тело было таким красным?

– Похоже, здешний климат ему не подошел…

– Корисиос!

– Откуда мне знать? – грубо ответил я. – У него резко повысилось кровяное давление, по телу разлился жар, превративший тело Кунингунулла в настоящий вулкан. Я же говорил тебе: я знаю, что делаю. Сантониг много рассказывал мне об этом зелье. У человека, выпившего такой отвар, в жилах начинает бушевать настоящая буря. Не могу понять, почему ты задаешь мне эти вопросы?

Еще несколько часов мы ни на шаг не отходили от подножия скалы. Наконец, я решил, что нужно вернуться в лагерь и посмотреть, что там случилось. Прежде чем отправиться в путь, я выдернул из груди Кунингунулла все стрелы и закопал их подальше от дороги, а затем снял с него золотой обруч, решив принести это украшение в жертву богам воды.

– Как ты думаешь, что они делают? – спросил я Ванду. – Они еще живы и бродят, не находя себе места, вокруг лагеря? У них такие же красные лица, как у этого эдуя?

– Если бы только лица, – пробормотала она еле слышно. – Я одного не могу понять: кто из нас друид? Ты или я?

– Нам во что бы то ни стало нужно узнать, как разворачивались события в лагере.

– Только не говори мне, что ты в самом деле хочешь вернуться туда!

– Я должен узнать, что случилось!

– Совсем не обязательно возвращаться в лагерь, – со злостью выкрикнула Ванда, – чтобы понять, как разворачивались события! Я и так могу сказать тебе, что случилось. Словно голодные волки, они набросились друг на друга. И по крайней мере один из них выжил. Вот он-то и расскажет римлянам, что ты убийца и предатель! Видишь, что ты натворил, Корисиос! Тебе следовало продать меня и отправиться в Массилию! Теперь ты не сможешь выплатить Кретосу свой долг. Купец наверняка будет искать тебя. Но теперь к нему присоединятся римляне, потому что, вне всякого сомнения, они захотят услышать твою версию происшедшего с офицером, молодым трибуном и двумя эдуями.

Ванда была абсолютно права. Похоже, я сам себе вырыл яму и оказался теперь в безвыходном положении! Но что мне оставалось делать? Я уверен, что этой ночью они бы все вместе набросились на Ванду, а я бы не смог защитить ее. В поединке с тремя опытными воинами и одним молодым римлянином у меня не было никаких шансов остаться в живых. Меня ничто не спасло бы!

– Послушай, ведь совсем рядом с нашим лагерем находится ущелье. Если мы переберемся на противоположную сторону, то сможем узнать, что случилось, не подвергая себя большой опасности. Возможно, все не так уж плохо… Я хочу всего лишь убедиться… Возможно…

– Ты хочешь сказать, что во всем случившемся можно попытаться обвинить гельветов?

– Что значит «обвинить»? Я не собираюсь никого ни в чем обвинять. Но нельзя исключать возможности, что именно так и подумают римляне…

Итак, мы перебрались на противоположную сторону ущелья и не торопясь направились к тому месту, откуда можно было увидеть лагерь. Мы с Вандой вовсе не удивились бы, если бы из кустов нам навстречу выскочил римлянин или эдуй с красным лицом и эрегированным пенисом. Мы постоянно оглядывались по сторонам, боясь быть застигнутыми врасплох.

Через некоторое время Ванда спросила:

– Корисиос, что за зелье ты сварил для этих несчастных?

– Ванда, пойми меня правильно. Я еще не стал друидом. Пока что я всего лишь ученик, – попытался защититься я.

– Ты раньше давал кому-нибудь такое зелье?

– Да… Однажды я напоил им осла…

– Осла?! – воскликнула Ванда, изумленно глядя на меня.

– Да, иногда нам приходится испытывать действие отваров на животных. А поскольку мы слишком любим кур, собак и лошадей, то у нас не остается другого выхода. Из всех четвероногих больше всего для подобного эксперимента подошел осел.

– И что же с ним случилось?

– Похоже, зелье пришлось ему по вкусу, поскольку он выпил полведра. Все до последней капли. Его член разбух до невероятных размеров; бедное животное не понимало, что с ним происходит, и не находило себе места. Этот осел словно сошел с ума. Он прыгал без разбору на ослиц и мулов, слезая с них лишь тогда, когда те начинали отбиваться от него задними копытами или кусаться. В конце концов нам пришлось убить жертву нашего эксперимента. После того как мы выпустили в него несколько стрел, осел наконец рухнул на землю. Затем мы позвали крестьянина, который одним мощным ударом топора перерубил сонную артерию и убил осла. Из раны фонтаном хлынула кровь. Если честно, то я не видел такого ни разу в жизни. Даже у белых волов – мы иногда приносим их в жертву богам, – которые гораздо больше осла, не такое сильное кровотечение. Обычно из раны сразу выливается какое-то количество крови, после чего животное падает на землю. Но в жилах того осла бушевала самая настоящая буря! Из его пасти хлопьями падала пена.

Ванда некоторое время угрюмо молчала. Затем она вновь спросила меня:

– И ты приготовил им такое зелье?

– Послушай, для умелого музыканта, прекрасно владеющего, скажем, флейтой, нет ничего более скучного, чем играть мелодии, сочиненные кем-нибудь другим. То же самое касается и меня. Поверь, мое сравнение вполне уместно, хоть я и не музыкант. Я попробовал немного изменить дозировку в этом зелье, которое делает из мужчины похотливого зверя.

– Что это значит?

– Думаю, вразумительный ответ на этот вопрос могут дать тебе только боги, – улыбнулся я. – Ведь именно боги руководят руками друида, готовящего разнообразные отвары!

Ванда растерянно взглянула на меня.

– Я даже не знаю, чего мне хочется больше, – чтобы наши спутники были живы или чтобы они умерли.

– А что еще я мог сделать, скажи пожалуйста? Я готов на все, чтобы защитить тебя, Ванда!

– Ты хочешь сказать, что лучше мне было оставаться в Генаве?

– Да, Ванда! Тебе следовало послушаться меня и остаться в лагере десятого легиона, а затем отправиться вместе с Авлом Гиртом дальше! Теперь же мне остается надеяться, что все боги вдруг решат прийти мне на помощь. Если кто-нибудь из наших замечательных спутников выжил и ему удастся сообщить Цезарю о моей далеко не безобидной шутке, то проконсул устроит на меня настоящую охоту, словно на белого тигра, а когда поймает меня, то непременно распорядится отдать медведям, чтобы те растерзали меня прямо на арене.

– Ты ведь сам говорил, что хочешь когда-нибудь увидеть Рим.

– Да, но я никогда не упоминал, что хочу стать кормом для диких животных.

Когда мы наконец добрались до небольшой возвышенности на противоположной стороне ущелья, было еще светло. До нашего слуха не доносилось ни звука. С первого взгляда я не заметил в нашем лагере ничего подозрительного. Могло возникнуть впечатление, будто наши спутники решили немного отдохнуть. Молодой трибун ничком лежал на земле. Казалось, что он уснул. Офицер сидел, прислонившись к дереву. Я подумал, что он тоже задремал. Вдруг я заметил, как кто-то идет по лесу к лагерю. Это был Фусцинус. Он волочил за собой по земле что-то тяжелое.

Через некоторое время я рассмотрел, что тащил за собой раб. Это было тело эдуя Дико. Фусцинус протянул его за ногу через весь лагерь. Оказавшись рядом со своим хозяином, раб подхватил тело кельта под руки и уложил его на спину римлянина. Затем Фусцинус огляделся по сторонам и стер накидкой следы на земле. Вдруг он замер и прислушался. Похоже, раб сильно волновался. Забрав у мертвого кельта меч, Фусцинус направился к лесу. Подойдя к дереву, у которого сидел офицер, раб наклонился, взглянул на него, затем выпрямился, замахнулся мечом и одним ударом отрубил римлянину голову. Лишь сейчас я заметил лошадей, привязанных к одному из деревьев неподалеку от лагеря. Похоже, Фусцинус навьючил на них все ценное, что оставалось в лагере, и собирался отправиться в путь.

Мы с Вандой видели достаточно, чтобы понять, как развивались события. Из всех наших спутников выжил лишь один – раб Фусцинус. Нам нужно было срочно придумать историю, которая звучала бы как можно более правдоподобно.

– Ты же мастер сочинять небылицы! – прошипела Ванда и отвернулась от меня.

– Итак, мы с тобой отправились в лес собирать ягоды. Когда мы вернулись назад в лагерь, то обнаружили вокруг костра только трупы. Раб исчез. По-моему, звучит вполне правдоподобно.

– А что случилось дальше? – не унималась Ванда. Она повернулась и посмотрела на меня так, словно я говорил полную ерунду.

– Затем мы решили продолжить свой путь и отправились дальше, к Бибракте. Ведь у меня есть приказ, который я должен выполнить.

Ванда смягчилась.

– Сейчас это похоже на правду, – сказала она, подумав. – Меня пугает только одно. Поскольку всю эту кашу заварил именно ты, то что-нибудь обязательно пойдет не так. Мне начинает казаться… Как бы это лучше объяснить… Одним словом, у меня создается такое впечатление, будто в тебе не живут никакие боги. Просто они издеваются над тобой, чтобы убить время.

Мы поскакали дальше на северо-запад. Нам нужно было добраться до Бибракте, нерушимой столицы эдуев. По пути мы остановились у одного из священных источников, где я принес в жертву богам воды оружие и украшения Кунингунулла. Чтобы мое желание сделать жертвоприношение не выглядело так, словно я хотел всего лишь избавиться от компрометировавших меня предметов, я бросил в воду несколько сестерциев. Признаюсь: в тот момент я очень неохотно расставался с деньгами, но сделал над собой усилие и решил, что так будет лучше. Жаль, что нельзя принести в жертву богам свои долги.

Размеры оппидума эдуев поразили меня. Так же как и в оппидуме тигуринов, мастерские стояли отдельно от жилых домов, что было, на мой взгляд, вполне разумно. Однако, располагая постройки в той части оппидума, где работали ремесленники, эдуи тоже руководствовались здравым смыслом. Например, мастерские, в которых постоянно разводили огонь, выстроили на самом краю поселения и на некотором расстоянии от остальных мастерских. Командир стоявших у ворот стражников тут же отдал двоим из своих воинов приказ провести нас к жилищу Дивитиака. Дом друида был расположен на самом краю жилой части оппидума. Как раз напротив него находились мастерские чеканщиков, а также ремесленников, покрывавших украшения и разнообразные изделия эмалью. Проехав по улицам Бибракте, я тут же отметил, что оппидум буквально заполонили мелкие торговцы и купцы, прибывшие сюда из Рима. Лицо одного из них показалось мне знакомым. Через несколько мгновений, присмотревшись повнимательнее, я понял, что мне доводилось общаться с ним в Генаве. Это был Вентидий Басс, который занимался продажей телег и ручных мельниц для зерна. Купец как раз торговался с несколькими эдуям, отказываясь снизить цену на одну из своих телег. При этом ему приходилось зорко следить за ребятишками, обступившими его мулов. Дети то и дело пытались вытянуть что-нибудь, плохо спрятанное в тюках. По улицам бегали собаки, поросята и свиньи, но Люсия не обращала на них никакого внимания.

Дивитиака не было дома. Его раб сообщил нам, что друид отправился в гости к своему брату Думноригу. К своему удивлению, я понял, что этот раб был кельтом. Похоже, это был один из тех бедолаг, которые, не рассчитав собственные силы и способности, влезли в долги, а затем были вынуждены продать себя в рабство, поскольку никакого другого имущества у них не оставалось. Я уже успел убедиться в том, что в большинстве случаев кредиторы довольно быстро теряют терпение. К сожалению, мне пришлось удостовериться в этом на собственном горьком опыте, поскольку Кретос не оказался исключением из общего правила.

Пробираясь среди телег и вьючных животных, мы некоторое время ехали в обратном направлении, а затем начали подниматься по широкой дороге на холм. Здесь находились самые богатые и большие дома, принадлежавшие знати. Значит, жилище брата Дивитиака тоже располагалось в этой части оппидума.

Перед домом заклятого врага Рима Думнорига собралась огромная толпа. Если где-нибудь собирались хотя бы два кельта, то начинался ожесточенный спор. А толпа споривших друг с другом кельтов поднимала такой шум, что я с трудом слышал самого себя. Среди зевак я заметил также римлянина Фуфия Циту, происходившего из сословия всадников. Насколько я понял, он передал эдуям просьбу Цезаря обеспечить его войска зерном и теперь хотел обсудить цену. Однако вскоре я догадался, что причиной спора стала не цена, а вопрос, стоит ли вообще продавать Цезарю зерно. Мы оказались рядом с домом Думнорига в самый разгар оживленной дискуссии.

– Князь Дивитиак! Цезарь отправил ктебе своих послов! – закричал во все горло всадник, который сопровождал нас от самых городских ворот.

Толпа немного расступилась, и мы смогли кое-как протиснуться немного ближе к небольшому деревянному помосту, примыкавшему к одному из домов, перед которым собралось так много жителей Бибракте. Здесь нам пришлось слезть с лошадей и пробираться дальше, ведя их в поводу. Наконец мы увидели кельта с гордо поднятой головой, пышными усами и толстым золотым обручем на шее. Он стоял на возвышении, широко расставив ноги, на его лице играла искренняя приветливая улыбка. С добродушной иронией он смотрел на второго кельта, стоявшего на расстоянии вытянутой руки от него. Этим вторым кельтом был Дивитиак, высокий, худой старец с глубокими морщинами вокруг рта, из-за которых казалось, будто на его лице застыло выражение горечи и стыда. Я сразу понял, что он узнал меня, но друиду, происходящему из рода князей, не подобает показывать при таком количестве свидетелей, что он узнал простого кельта. Хоть наши друиды и кричали на каждом углу, что они являются связующим звеном между богами и людьми, находясь при этом ближе к первым, нежели к последним, в этом отношении они оставались самыми простыми смертными со всеми присущими им недостатками. Но что значит «простыми смертными»? Разве есть такой бог, который не был бы высокомерен, не испытывал бы зависти или ненависти?

– Что же, события принимают интересный оборот! Теперь сам Цезарь пишет ему письма! – воскликнул с ухмылкой кельт, стоявший на возвышении рядом с Дивитиаком, глядя, как друид разворачивает послание от проконсула. – Если честно, то мне было бы стыдно пресмыкаться перед римлянином, уподобляясь змее…

Кельты, окружавшие возвышение, на котором стояли братья, громко засмеялись и выразили свое одобрение словам Думнорига, хлопая ладонями по бедрам.

– Эдуи! – воскликнул Дивитиак, обращаясь к толпе. – Разве вы забыли, кто отобрал у арвернов независимость и лишил их права господствовать в землях Галлии? Кто сделал это? Рим или, может быть, мой брат Думнориг? Эдуи, опомнитесь! Кто за несколько последних лет помог нам в три раза увеличить количество племен, которые платят нам дань? Рим или мой брат Думнориг? Разве мы должны сейчас платить огромные налоги, как это делают аллоброги? Разве нами правит римский наместник, который решает, какие из наших традиций и обычаев подходят его государству, а какие могут быть опасными для него? Вот что я скажу вам: наш народ самый уважаемый из всех кельтских народов. Именно поэтому Цезарь ищет дружбы с нами. Он не хочет враждовать с эдуями. Это союз равных. Мой же брат Думнориг постоянно выступает за союз с гельветами. Но что сейчас делает это племя? Как они поступают с нами? Они бегут, словно испуганные куропатки, от приближающихся к землям кельтов диких орд Ариовиста. А теперь ответь мне, Думнориг: разве дружественное нам племя может так поступать с нами?