Текст книги "Мир приключений 1986 г."

Автор книги: Кир Булычев

Соавторы: Игорь Росоховатский,Игорь Подколзин,Павел Вежинов,Альберт Иванов,Ярослав Голованов,Олег Воронин,Евгений Карелов,Григорий Темкин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 53 страниц)

Глава 33

…Этот старый переходной мост на ржавых опорах через пути. Дубинин любил постоять на нем, не спеша покурить. Всякий раз раньше, до войны, возвращаясь с работы, он останавливался, опирался на железные перила – внизу спешили рельсы, похожие на бесконечные лестницы. Они скрещивались, уводили в тупики, их напористый бег сдерживали бесчисленные стрелки и светофоры. Но вот две дуги, словно прорвавшись сквозь оцепление, устремлялись на простор, за поворот, за рощу. Где–то там они разветвлялись, соединялись с другими ветками, а все железные дороги, если б можно охватить взглядом, были похожи, наверное, на гигантское бескрайнее дерево, на котором висят большие города и маленькие станции…

На станции раньше всегда было шумно, подходили поезда, люди спокойно садились, носильщики в передниках несли чемоданы, из ресторана доносилась музыка. А сейчас тихо. Пассажирские теперь ходили только ночью – из–за бомбежек.

Дубинин шел по мосту, а навстречу ему на минный завод спешила вечерняя смена: старики, подростки, женщины в серых платках, перехлестнутых на груди, как патронташи.

Когда поток схлынул, капитан увидел мальчишку, сидящего на ступеньках. Это был Гапон. Он не сводил глаз с товарняка на крайнем пути. Паровоз «щучка» разводил пары, собираясь тронуться на Узловую. В последние дни Мишка снова сошелся со шляпинской компанией, и его, как обычно, посылали размечать «харчевые» вагоны.

– Глаза лопнут, – сказал ему Дубинин.

Мишка обернулся.

– Не признаешь?

Гапон вгляделся внимательней:

– Не знаю я тебя…

Да ведь и сам Дубинин с трудом узнал в хмуром худом мальчишке довоенного веселого толстяка Мишу Гапонова – сына знакомого каменщика, с которым они вместе уходили на фронт. С тех пор не довелось больше с ним встретиться. Тем более, вскоре попал Дубинин в госпиталь.

Как быстро все изменилось! Теперь мальчонка напоминал ему беспризорников, каких множество перевидал он в гражданскую, когда сам был пацаном.

– Где я тебя видел? – задумался Мишка. – Шляпина знаешь?

– Не знаю.

– А Чумиция?

– Не доводилось.

– Тогда я обознался.

– А я – то тебя, Миша, помню.

– Иди ты!

– Да. Мы вместе с твоим отцом на фронт уходили.

– И где ж он?.. Не пишет почему? – не мигая смотрел Гапон.

– Где он, сказать не могу, на высадке расстались. Больше не видел. А потом ранили меня. Тоже своим не писал. Не хотел тревожить. Думал: а вдруг выживу? И выжил.

– Ну, вот! Я и говорю, – лихорадочно затараторил Мишка. – А все: каюк, говорят, погиб. Шиш! Он у меня бедовый. Ты вот живой. Мало ли что случается, правда?

– Конечно.

Грузовой порожняк наконец тронулся в путь.

– Я побег, – заспешил Гапон. – Мне в Ореховку надо по делу. Ты где живешь?

– Новая стройка, семь, – ответил Дубинин.

– Теперь я тебя узнал, – обрадовался Мишка. – Тебе эту, выве… – хотел сказать «вывеску», – лицо прилично контузило. Пока!

Он сбежал по ступенькам, догнал последний вагон, сел на буфер и помахал рукой.

Глава 34

Точильщик огляделся, положил сумку на тумбочку, зашторил окно, вытащил из кармана пол–литра.

В дверь забарабанили. Леха вышел в сенцы и испуганно спросил:

– Кто?

– Это я.

– Сейчас. – Леха открыл, впуская остроносого.

– Соли не одолжишь, сосед?

– Есть немного. – Точильщик принялся шарить в буфете.

Остроносый быстро оглядел комнату, увидел на тумбочке свою сумку и стоящую на столе бутылку. Леха, покачиваясь, достал стакан с солью и отсыпал в спичечную коробку гостю.

– Отдам с процентом, – заулыбался остроносый. – Спасибо.

Леха запер дверь. Немного подумав, нашел пустую бутылку и заменил ею стоящую на столе.

На улице и в саду было пустынно – ни души. Остроносый обошел дом со всех сторон. Только в одном окне с трудом угадывался свет. В остальных стояла тьма.

Остроносый просунул шило меж створками рамы на веранде и сбросил крючок. Осторожно открыл раму и перевалился внутрь. Бесшумно отворив дверь, он попал в темную комнату, смежную с той, в которой горел свет, и прильнул к замочной скважине.

Точильщик закатил пустую бутылку под буфет и, натыкаясь на стулья, побрел к дивану. Рухнул поперек и через мгновение уже храпел на весь дом. Остроносый проскользнул в комнату, схватил сумку и облегченно вздохнул.

– Ну, здравствуй, – сказал кто–то за его спиной.

В дверях кухни стоял Дубинин. Леха сразу же встал:

– Порядок!

Доставленный в угрозыск, остроносый вконец раскис. У него потели ладони, и он все время вытирал их о телогрейку.

– Так ты знаешь, откуда эти деньги? – спросил Дубинин.

– Откуда мне знать…

Дубинин обмакнул замызганную ученическую ручку в чернильницу и, не глядя на остроносого, начал рисовать на листке какие–то загогулины.

– Деньги эти – из сберкассы, которую ты и твои дружки ограбили десять дней назад. При перестрелке… – Дубинин надавил, перо сломалось, – был убит майор Молотков. За это сам знаешь, что полагается. Говори!

– Не грабил я! – вскричал остроносый и глухо пробормотал: – Дали мне их.

– Кто?

– Ей–богу, не знаю. – Он нервно теребил фуражку. – Я был в фотографии, что на Карла Маркса, пришел человек… Ну, о прошлом напомнил. Сидел я по этому делу…

– По какому?

– Штампы на паспорта вырезал, печати всякие, но с тех пор ни–ни! – поспешно подчеркнул остроносый. – И вот… Нужда попутала, гражданин начальник, – взмолился он, – а тридцать тысяч – деньги!

– Значит, тебе заплатили за работу вперед?

– Да. Не верите? Деньги же вот они, у вас!

– Штамп уже передал? – быстро спросил Дубинин.

– Что вы! Нет! – сказал остроносый так, как будто это была его заслуга.

– А когда тот человек обстал за штампом зайти?

– Он не обещал. Он сказал: «Пойдешь двадцатого в баню…»

– Завтра? – перебил Дубинин.

– Ну, да. «Пойдешь, – говорит, – в пятницу, в мужской день, в баню и за полчаса до закрытия бросишь штамп в четырнадцатый шкаф в раздевалке, и – квиты». Там дырки такие в шкафах для вентиляции – знаете?.. Правду говорю! – Остроносый беспокойно заглядывал Дубинину в глаза. – Легко проверить можно. Сами увидите, не вру!

– Как он выглядит?

– Трудно сказать. Лет тридцати пяти, росту среднего, все время улыбается, зубы как зеркало. Полупальто драповое, ботинки. Ну, что еще?..

– Мне нужны два человека в пятницу, – сказал Дубинин, стремительно войдя в кабинет к начальнику городской милиции Митину после допроса остроносого. – И обязательно тех, кто не примелькался.

– Возьми Сухарева. Это наш проводник, он только поправился после ранения, изнывает без дела. Собаку убили тогда…

– Ну а второго? – нетерпеливо спросил Дубинин.

– Постой… – Митин подумал. – У нас новичок один, сержант. На железнодорожном разъезде дежурит. Я сейчас позвоню.

– И пусть оденется в штатское.

– А в чем, собственно, дело? – оживился Митин. – Что показал арестованный? И к чему весь этот маскарад?

– А дело в том… – начал Дубинин.

Глава 35

Люди раздевались, складывая одежду в шкафчики и запирая на замки, предусмотрительно захваченные из дому. Дубинин и молоденький парнишка – сержант с разъезда – отдали билеты контролеру и прошли в предбанник.

На шкафчике с номерком «четырнадцать» висел внушительный замок. Сухарев уже сидел напротив, чертыхался, снова и снова перематывая портянки, – делал вид, что на них никак не налезают сапоги.

В тесном банном зале скучилось человек двадцать. Дубинин намылился, окатил себя из шайки и опять пошел за водой, присматриваясь к людям.

– Давай я тебе, Егор, спину потру, – сказал, вернувшись, Дубинин.

– Есть, товарищ капитан! – машинально выпалил сержант. Соседи недоуменно обернулись, кто–то засмеялся.

Сержант виновато пожал плечами. Капитан принялся яростно драить Егору спину мочалкой. Сержанта даже шатало, он морщился от боли, но мужественно терпел.

– Болван, – прошипел Дубинин, когда любопытствующие снова занялись своим делом.

– Простите… – К Дубинину подошел дядя Коля, Гапонов жилец. – Вашим мыльцем можно на минутку воспользоваться? А то мое совсем смылилось.

– Пожалуйста.

Дядя Коля намылил свою мочалку и вернул.

– Большое вам спасибо.

– Не за что.

…Сухарев по–прежнему сидел на своем месте. Один сапог ему, наконец, «удалось» натянуть.

Одеваясь, сержант жалобно глядел на Дубинина.

Все шкафы были уже пусты, дверцы распахнуты. И только на четырнадцатом висел замок.

В зале кто–то весело насвистывал и плескался под душем.

– Закрываем! – крикнул банщик.

– Сейчас. – В предбаннике появился лысоватый огромный мужчина с шайкой в руках. На ее ушке болтался ключ.

– У вас, случайно, чего–нибудь острого нет? – спросил он у Сухарева. – Ключ никак отвязать не могу. – И вдруг, уронив шайку, кинулся к одному из раскрытых шкафов. – Обокрали! Как же я, а?.. – Чуть не плача, он заметался по предбаннику. – Что же теперь делать?

– Ну, хватит ломать комедию, – оборвал его причитания Дубинин, перерезал веревочку и протянул ключ. – Открывайте!

– Вы что, издеваетесь надо мной! – взвизгнул тот. Тогда Дубинин сам открыл шкаф, проверил карманы висящего там пальто и извлек пистолет.

– Банщи–и–и–и–ик! – пронзительно закричал лысоватый.

– Тихо, – обрадованно сказал сержант. – Одевайся, дядя.

Лысоватый испуганно оделся.

– Ну, что?.. Видите! – вскричал он.

Брюки не доходили ему до щиколоток, а руки торчали из пиджака, как у пугала.

А в это время у входа в баню происходило нечто удивительное. Какая–то женщина, мертвой хваткой вцепившись в человека в клетчатом пальто, надрывно кричала:

– Петю раздели! Люди добрые, я это пальто сама из одеяла шила. А шапка–то, шапка! Только вчера купили!

Освободиться от нее не было никакой возможности.

Отчаянным рывком человек выскользнул из пальто, оставив его в руках женщины, и бросился было прочь, но, запутавшись в длинных широких брючинах, полетел кувырком. Женщина села на него верхом и заголосила пуще прежнего.

Тут–то и появился в сопровождении Дубинина и остальных задержанный в бане.

– Клава! – плаксиво завопил он.

…В милиции женщина затрещала, как пулемет:

– Я, значит, жду Петра. Гляжу, идет наше пальто! Я его со спины увидела. И вижу – не то. Сразу смекнула. Хоть вор этот и бугай, но мой крупнее, – не без гордости сказала она. – Надо же, как хитро придумал: ключ заменил! Петя, верно, голову намылил и не заметил. Ну, и…

– Большое вам спасибо. – Митин пожал ей руку.

– Да он все равно б от меня не ушел, – улыбнулась она. – В штанах запутался. А вам тоже спасибо. А то ведь люди стоят, глазеют, а помочь не желают. Всякий боится.

Когда она ушла, Митин сердито сказал Дубинину:

– Ну, если бы ты его упустил!..

– Промашка вышла…

– Ты хоть знаешь, кто нам попался?

– По приметам, пожалуй, Тумба.

– Точно. И номер взятого у него нагана в нашем списке значится. В привокзальном отделении милиции похищен.

…Дубинин долго убирал со стола бумаги и папки, аккуратно раскладывал по ящикам, будто не зная, чем заняться, и сидевший напротив Тумба – кряжистый, угрюмый здоровяк – извелся от нетерпения.

– Ну? – не выдержал арестованный. Капитан ничего не ответил.

– Ты давай курить предлагай и начинай с ФИО. – насмешливо посоветовал Тумба. – Фамилия, имя, отчество. Только ничего ты из меня не вытянешь. Без пользы. Так или этак, а мне теперь дорога одна. Мне терять нечего. Дай закурить лучше.

– Обойдешься.

– Нехорошо, – покачал головой Тумба. – Невежливо.

– Выходит, ничего не скажешь?

– Нет. Даже если очень попросишь. – И Тумба сплюнул на пол.

– Вытри.

Тумба не шелохнулся. Дубинин встал:

– Вытри.

Тумба демонстративно закинул ногу за ногу. У Дубинина задергалась щека. Он закрыл массивную дверь на ключ и подошел к Тумбе.

– Я говорю: вытри!

– Ты меня не пугай. – Тумба взял графин и наклонил над стаканом. – Что–то мне пить захотелось. Горло пересохло. Разговорчивый я очень, правда?

– А если я тебя бить буду?

– Не имеешь права, – ухмыльнулся Тумба.

– К сожалению, не имею. Права ты свои знаешь.

Тумба, покосившись на запертую дверь, вдруг бросился на Дубинина. У него, вероятно, возникла мысль: с этим одноруким «начальником» он запросто сладит, отберет оружие – и айда на улицу через окно.

– А убивать ты имеешь право? – Дубинин перехватил его руку, и Тумба, описав ногами дугу, плашмя шлепнулся на пол. Вскочил, попытался прорваться к окну. – А Родину предавать, – Дубинин резким ударом вновь сбил верзилу с ног, – имеешь право?

Бандит схватил стул и поднял над головой…

Митин и Никишов ломились в запертую дверь, за которой раздавались шум, вскрики и грохот мебели. Неожиданно все стихло. Затем донеслись голоса и не сразу щелкнул ключ.

– Что тут происходит? – ошалело сказал Митин, влетая в кабинет.

Первое, что бросилось ему в глаза, – Тумба с расквашенным носом. Он суетливо сгребал веником обломки стульев.

– Поднасорилн тут малость, – сказал Дубинин. Лицо у него было в ссадинах.

– Нарушаешь законность! Руки распускаешь! – свирепым шепотом сказал Митин.

– Руку, – уточнил Дубинин.

– Он тут приемчики применял! – гундося, вскричал бандит.

Дубинин сделал к нему шаг, и Тумба поспешно схватил веник, продолжая прерванное дело.

– Объявляй сбор по тревоге, – сказал Дубинин Митину.

Оказалось, что дом, который назвал Тумба, уже проверяли. Еще при Молоткове, когда осматривали все развалины и брошенные жителями дома.

На чердаке была потайная выгородка, которую и не заметишь, если не знаешь о ней. Сделана из старых досок. Стоит сдвинуть одну доску – и попадешь в длинный узкий проем за трубой. Здесь лежали одеяла, тряпье…

– Снова проверить все заброшенные дома, – приказал Дубинин. – Впрочем, не надо… Бандитов наверняка предупредили. В брошенные дома они теперь не сунутся.

– Кто–то у них в городе есть. – Митин поддел йогой консервную банку. – Еда, одежда, жилье… Это, конечно, было с самого начала ясно. Но кто? Кто?

– Может, еще раз допросить арестованного? – Никишов рыскал но чердаку, заглядывая во все закоулки.

– Он больше ничего не знает. Можете мне поверить. Тех, кто им помогает, они так и не видали в лицо. Седой и подросток. Все те же.

– Один убит. Двое бандитов – у нас. На воле теперь четверо из тех семи бежавших, – сказал Митин. – Плюс двое неизвестных.

– Почти то ж на то, – буркнул сержант. – Шестеро.

Часть III. ГОРОД «БЕЗ ВЛАСТИ»

Глава 36

Парты были сгружены в конце перрона.

– Опоздал… – виновато сказал Пашка, вынырнув из–под вагона. – Вы уже давно?

– Со вчерашнего дня, – с иронией крикнул Валька. – А ну, становись с того краю!

Пашка засуетился и полез в кузов машины. Леля стояла у открытого заднего борта и подавала вниз свертки и узлы, в которых были наспех упакованы ученические пособия.

Теперь дело пошло быстрее. На земле, прямо у железнодорожного полотна, выросла гора школьного имущества.

Разгруженная машина с Пашкой в кузове ушла за новой партией груза.

Валька и Леля присели на кипу географических карт.

Подслеповатый завхоз лазил между тюками, что–то разыскивая и приговаривая себе под нос: «И куда же она задевалась?»

Валентин водил пальцем по карте, разыскивая доселе неизвестное место назначения:

– Вот, смотри. Далеко нам придется ехать. Сибирь.

– А как странно, – сказала Леля. – Вот учились. Опаздывали на уроки. В школу идти не хотелось, учителей ругали. А сегодня проснулась, в школу больше не надо… Сразу жалко стало. А тебе?

– Тоже немножко, – признался Валька. – Только не до школы теперь.

Он встал и вдруг увидел на крышке парты вырезанную надпись: «Леля + Валентин = ?» Он достал перочинный ножик и принялся ее состругивать.

– Ты чего там делаешь? – Леля заглянула через его плечо, нахмурилась, а потом засмеялась.

– Это Тихонова работа, – проворчал Валька, продолжая стругать.

– А ты оставь, – сказала Леля.

– Зачем? – буркнул он.

– Ну так, на память… – сказала Леля. – Я ведь никуда не поеду. Если город оставят и меня не возьмут в партизаны, я сама буду!.. Я уже решила.

– Решила она… – Валька захлопнул крышку. – Сама… Хочешь, чтоб тебя в Германию заграбастали – арбайтен, да?

– А меня папа из нагана учил стрелять. Я умею, из винтовки тоже умею!

– Умеет! Тебе уж лучше в госпиталь!

– Я даже палец не умею перевязать и очень крови боюсь. Понимаешь, – сказала она, – если бы отец на фронте погиб, все же не так обидно было бы. Говорят, из милиции скоро всех на фронт мобилизуют. Не дождался…

Подъехала машина. С нее соскочили мальчишки и девчонки, мигом разгрузили приборы физкабинета, каждый стал искать свою парту. Наконец все парты оказались у своих хозяев, и получилось так, что их расставили у путей на снегу в том же порядке, как и в классе.

Только стол достался завхозу, он сел на него и, положив перед собой полевую сумку с бумагами, что–то писал, беззвучно шевеля губами.

Из школы примчался запыхавшийся Юрка.

– Слыхали, что делается, а? – заорал он, размахивая глобусом. – Немцы совсем рядом, на дороге неразбериха!

– Сам ты неразбериха, – перебила его Леля. – Лучше пораньше пришел бы помочь, как договаривались. Явился – не запылился! Паникер!

– Я глобус принес, – растерянно сказал Тихонов. – И никакой паники с моей стороны нет. Я, наоборот, призываю всех к организованности!

Он вскочил на стол, рядом с завхозом, и обвел всех гордым взглядом.

– Вот послушайте! Мои последние стихи: «Призыв»! – И начал декламировать, взмахивая рукой:

Проклятые фашистские руки тянутся к нам!

Слышны орудий раскаты то тут, то там!

Но рано трубят победу фашистские трубачи!

Найдут себе могилу у нас палачи!

Юрка спрыгнул со стола, завхоз чуть не упал и тут только заметил «поэта».

– Бестолочь некультурная! Что ты ножищами по столу топаешь?

– Я… – начал опешивший Тихонов.

– Ты, а кто же!

Ребята невольно засмеялись. Юрка разозлился и перешел в наступление:

– А вы сами–то сидите на столе!

– Да, я сижу, у меня пальто драповое, а у тебя калоши!

Вдали на перроне появилась маленькая фигурка директора школы – учительницы по литературе Марии Николаевны. Стуча каблучками, она приближалась, как бы вырастая, и вот уже можно было разглядеть строгие очки, конопатый нос и большие желтые пуговицы на пальтишке. Рядом с Марией Николаевной шел бывший школьный военрук Дубинин.

Класс притих и встал из–за парт, словно на уроке. Завхоз стал показывать директору какие–то бумаги. Мария Николаевна кивнула ребятам, и они сели.

– Тихонов, у тебя что по литературе? – шепотом спросил Пашка с задней парты.

– «Посредственно», а что?

– Ничего, просто «посредственно», вот и все.

– Говорить ты мастер! – разозлился Юрка. – Тут не в литературе дело! Тут, понимаешь, вот тут! – И он стукнул себя в грудь.

– Хорошо, когда еще и вот тут, – в тон ему ответил Пашка и постучал себя по голове.

– Чего пристал к нему? – коварно заступился Валька. – Ведь стихи у него последние.

Тихонов обиделся и отвернулся.

– Мальчишки, не ссорьтесь! – вмешалась Леля. – У нас сегодня такой день, а вы!..

Все зашикали.

Директор отвела в сторону завхоза и тихо выговаривала:

– Ну зачем ты парты приволок? Куда их теперь девать?

– Зачем? Как будто они мне нужны! Вам же и пригодятся. Вдруг там нет или высадят посредь поля? – обиделся завхоз.

– Все равно, Аким Иванович, дорогой. Сейчас людям и тем вагонов не хватает. Ну ладно, успокойтесь, попробуем. Удастся – возьмем.

Мария Николаевна поправила очки и встала за стол. Стало совсем тихо.

– Ну, вот, ребята, – сказала она так, словно начала свой обычный урок по литературе. – Вы все тут и всё прекрасно понимаете… Ваш класс едет последним. Скоро подадут поезд. Но это не последний наш урок. Некоторое время вы не будете ходить в школу – до переезда и пока устроимся. Но заниматься вы должны. Должны сами. Так, как будто бы ничего не произошло. Это ваш долг – учиться. Для того чтобы… чтобы быть достойными тех родных и близких, которые сейчас там… Они сражаются и за то, – подчеркнула она, – чтоб вы спокойно учились. Вот все, что я хотела вам сказать. Какие будут вопросы?

– Можно, Мария Николаевна? – поднялась Леля.

– Да, Молоткова.

– Интересно, как мы будем учить, например, немецкий, если мальчишки отняли у нас все учебники немецкого и их больше нет!

– Как нет? – не поняла Мария Николаевна.

Леля испуганно покосилась на ребят. Они осуждающе смотрели на нее.

– Как нет? – переспросила учительница.

Тогда встал Пашка.

– Мы решили всем классом покончить с немецким языком, как с вражеским, ну и уничтожили учебники.

Пашка покосился на ябеду и сел. Потом опять вскочил и повторил:

– «Ди блауэн фрюлингсауген шауэн аус дем грасс херфор» – «На тебя смотрят из травы голубые глазки весны», да? А может, сейчас какой–нибудь фашист своими голубыми «ауген» целится в моего отца! Не хочу учить язык врага!

Учительница медленно прошлась между рядами. Ребята молча следили за ней и ждали, чем все кончится. Она подошла к Пашке и положила ему руку на затылок. Он съежился.

– Эти стихи о голубых глазах весны написал не Гитлер, а Гейне. Не всю жизнь война, Павел. Кончится, вырастете, будете учиться дальше, работать. Может, тоже и стихи писать. А знать надо многое, для того и школа…

– Вот ты говоришь – вражеский язык, – вмешался Дубинин. – Правильно, сейчас вражеский. А вдруг попадешь на фронт? Возможно, дай бог, до вас дело и не дойдет, но допустим? А?

Все повернулись к нему.

– Без немецкого на фронте плохо. Особенно в разведке и вообще.

Все опять зашевелились.

– Кто не сдаст экзаменов, оставляйте, Мария Николаевна, на второй год. В интересах обороны! – не то шутя, не то всерьез закончил капитан. – А в общем, я попрощаться с вами пришел… Желаю вам всем хорошо доехать!

Вагонов так и не подали. А если б и подали, ехать было некуда. Ни Мария Николаевна, ни Дубинин, ни девятый «Б», ни даже завхоз Аким Иванович, так заботившийся о партах, еще не знали, что немецкие бомбардировщики разрушили железнодорожный мост.