Текст книги "Мир приключений 1986 г."
Автор книги: Кир Булычев
Соавторы: Игорь Росоховатский,Игорь Подколзин,Павел Вежинов,Альберт Иванов,Ярослав Голованов,Олег Воронин,Евгений Карелов,Григорий Темкин
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 43 (всего у книги 53 страниц)
Зарко окинул лейтенанта восторженным взглядом. Действительно, все это так просто!
– А теперь будьте любезны сказать, как зовут вашего сына, и дать ваш адрес, – серьезно проговорил офицер. – Я должен иметь точные данные…
Старательно записав эти сведения, он снова обратился к посетителям:
– Васко знает свой адрес?
– А как же! – чуть ли не с обидой ответил отец. – Он даже читать умеет…
– Это хорошо… А во что он был одет?
– На нем были синие короткие штанишки и белая рубашонка, – ответила мать.
– Ну, а теперь расскажите, как это случилось… Как это он вдруг исчез?
Елена Пиронкова горько вздохнула и принялась (в который уже раз!) излагать эту печальною историю. Когда она окончила свой рассказ, вид у лейтенанта был уже довольно–таки серьезный.
– Интересно, – пробормотал он. – А пропадал он когда–нибудь раньше?
– Ни разу! – воскликнула мать. – Он у нас такой послушный…
Лейтенант взял листок с данными и молча вышел из комнаты. Когда он возвратился, лицо его было, как и прежде, спокойным, но он уже не шутил…
– Вам придется немного подождать, – сказал он. – Сейчас мы наведем справки… – И, поймав испуганный взгляд матери, поспешил прибавить: – Не бойтесь, нет ничего страшного… Сколько детей ни терялось до сих пор – всех находили…
– А я вот все думаю, не случилось с ним чего–нибудь? – вздохнула мать.
– Что же с ним может случиться?
– Да всякое… мало ли трамваев… автомобилей…
– Нет, ничего такого не отмечено… – уверенно сказал лейтенант. – По крайней мере, в нашем районе… – Он посмотрел задумчиво на журнал с кроссвордом, закрыл его и добавил шутливым тоном: – В детстве я тоже один раз исчез… Какой–то цирк проезжал тогда, ну, и я увязался за ним… Дело было утром, а я только вечером спохватился, что нужно возвращаться домой… Стою и думаю: как же мне быть теперь? Ни дорогу не запомнил, ни улицы не знаю… Подумал, подумал – и в рев… Нашелся какой–то добрый человек, взял меня за руку и отвел прямо домой… – Лейтенант рассмеялся и добавил: – Здорово же мне влетело от отца… А до этого он, хотя и был простым рабочим, пальцем меня ни разу не тронул…
В эту минуту пронзительно и как–то настойчиво зазвонил телефон, лейтенант взял трубку. Некоторое время он слушал, что ему говорили, потом спокойно сказал:
– Хорошо… Держи меня в курсе дела… – А затем, повернувшись лицом к посетителям, добавил тем же тоном: – Мальчика еще не нашли… Но не тревожьтесь, до настоящей минуты в городе не отмечено ни одного несчастного случая с ребенком…
Родители переглянулись в отчаянии.
– Лучше всего вам возвратиться домой! – продолжал лейтенант. – Ведь довольно часто заблудившихся детей приводят родителям случайные прохожие… Ну а коли ребенок будет нами обнаружен, я вас сейчас же извещу…
– Так будет лучше всего, – горько улыбнулась мать.
Немного погодя все трое были опять на улице. Когда Зарко увидел, какое отчаяние написано на лицах дяди и тетки, у него сжалось сердце. Впервые за этот день он ощутил какую–то неясную, смутную тревогу, как бы предчувствие большого несчастья.
Инспектор уголовного розыска Илия Табаков, находясь в превосходном настроении, расхаживал по своей комнате в пижаме и шлепанцах на босу ногу. Не спеша он укладывал в чемодан последние вещи – всякие необходимые мелочи: прибор для бритья, зубную щетку, завернутую в станиоль баночку крема от солнечных ожогов. Его семилетний сын Наско с восхищением смотрел на отца и засыпал его вопросами:
– Пап, а удочку ты положил?
– Будь спокоен, положил, – ответил рассеянно отец.
– Значит, будем удить рыбу…
– Да, будем…
– И я тоже буду?..
– А как же, разве можно без тебя?
Наско зажмурился от удовольствия. Удить–то он, значит, будет. Только вот поймает ли что–нибудь?
– А как, поймаю ли я что–нибудь? – спросил он.
– Ну, это уж зависит… – улыбнулся отец.
– От чего зависит?
Инспектор обернулся и ласково потрепал сынишку по щеке:
– Зависит от того, будешь ли ты послушным…
– Глупости! – выпалил сердито Наско.
– Что? – вскинул брови удивленный отец.
– Я сказал – глупости…
Инспектор остановился посреди комнаты. Лицо его вдруг сделалось серьезным, в светлых глазах пропал веселый блеск.
– Послушай, друг мой, разве так говорят с отцом? – медленно произнес он.
Наско немного смутился – он очень хорошо знал это отцовское выражение лица. Но, набравшись смелости, все же неохотно промямлил:
– Ну а с ребенком разве так разговаривают?
– А что я сказал? – все так же строго спросил инспектор.
– Да про рыбу… Не такой уж я дурак… Откуда какая–то там рыба в воде может знать, слушался я или нет?
Невольная улыбка тронула губы инспектора. Чтобы скрыть ее, он повернулся спиной и отошел к окну. Когда немного погодя он взглянул на сына, лицо его было снова строгим и серьезным.
– Насчет этого ты прав, – сказал он. – Но если будешь разговаривать таким тоном, то не поедешь с нами на море, так и знай…
Наско, оторопев, застыл на месте. Два дня тому назад отец взял отпуск – впервые за два года, – и сегодня вечером они всей семьей уезжали на море. А что, если его и в самом деле оставят тут с бабушкой? На его счастье, в эту минуту отворилась дверь и в комнату вошла мать. Ее красивые темные глаза радостно блестели в ожидании предстоящей поездки.
– Надо будет купить темные очки, – сказала она еще в дверях. – Тебе и Наско…
– Для меня–то это дело нехитрое, – ответил отец. – А вот найдется ли маленький номер для Наско, не знаю…
Мальчик успокоился. Раз ему собираются покупать очки, значит, его возьмут с собой на море. В этот самый миг зазвонил телефон. Не подозревая ничего, инспектор взял трубку… Внезапно его лицо омрачилось, взор потух.
– Да, да, хорошо! – сказал он. – Явлюсь сейчас же…
Инспектор положил трубку, глубоко вздохнул и сказал упавшим голосом:
– Меня вызывают в управление… Лично к генералу…
Молодая женщина застыла с открытым ртом, глаза ее выразили испуг. Инспектор смущенно улыбнулся и погладил ее по щеке.
– Подожди, еще ничего не известно…
– Но они не имеют права! – воскликнула она с раздражением. – Ведь ты не брал отпуск два года!
– Ну, хватит об этом. Точка, – строго проговорил инспектор.
Четверть часа спустя он уже торопливо шагал по улице. Инспектор был высок и худощав. Всегда очень хорошо и опрятно одетый, он и сейчас, несмотря на жаркий, погожий день, был в рубашке с галстуком. Его походка, бодрая и энергичная, сразу обличала человека, который ведет строгий образ жизни. Худощавое лицо – почти совсем без морщин – было спокойно, и только слегка тронутые сединой виски говорили о том, что его жизнь была далеко не безмятежной. Он вежливо кивнул дежурному милиционеру в ответ на его приветствие и начал подниматься по лестнице. Перед кабинетом генерала Табаков невольно оглядел свои слегка запылившиеся ботинки, ощупал узел галстука и, постучавшись, вошел. Секретарша подняла голову и как–то смущенно взглянула на него.
– Товарищ генерал вас ждет, – сказала она.
Инспектор вздохнул и прошел в комнату направо. Генерал сидел за письменным столом, погруженный в чтение каких–то бумаг. Это был крупный, красивый мужчина с румяным лицом, не по возрасту свежим и моложавым. Он поднял голову, улыбнулся, и в его взгляде инспектор также уловил какую–то неловкость.
– Садись, Табаков! – сказал по–свойски генерал. – Я хочу, чтобы ты выслушал меня и сам решил… Знаю, что ты переутомился, знаю, что ты сейчас в отпуске… Но есть очень серьезное дело.
– Да, я слушаю вас, – тихо сказал инспектор.
– Ты слыхал об исчезновении мальчика?
– Об исчезновении мальчика? – поднял брови инспектор. – Нет, ничего не слыхал…
Генерал тотчас заметил выражение разочарования и даже обиды на его лице. Вот, значит, из–за чего прерывают его отпуск – из–за какого–то пропавшего мальчишки. Генерал невольно улыбнулся.
– Постой, не торопись! – сказал он. – На первый взгляд, действительно, нет ничего особенного – дети не в первый раз теряются… Но если вникнуть в существо дела, то это один из самых необыкновенных случаев с тех пор, как я здесь…
В глазах инспектора блеснуло было любопытство, но тут же угасло.
– Что же в нем необыкновенного? – спокойно спросил он.
– Представь себе, Табаков, что твой сынишка выходит из дому куп.ить что–нибудь в магазине… Выходит и исчезает бесследно… Никто нигде не может его обнаружить… Нет ни малейшего следа, который бы он оставил…
Инспектор поднял голову и с изумлением посмотрел на своего начальника. В сущности он был больше удивлен его видом, чем всей этой историей. Никогда еще спокойный и уравновешенный генерал не выглядел таким разгоряченным и взволнованным.
– Понимаешь, Табаков, исчезает ребенок! Не кто–нибудь, а именно ребенок!.. Меня бы гораздо меньше удивило, исчезни скорый поезд на Варну…
– Простите, товарищ генерал, но ведь и в прошлом году пропал один мальчик, и мы до сих пор не нашли его! – сказал инспектор.
– Да, я знаю… Тому было четырнадцать лет… Это уже не ребенок, а подросток, он на все способен… Как знать, может, пробрался на какой–нибудь пароход и уплыл… Ну, а этому шесть… Куда он один пойдет?
– Когда исчез ребенок, товарищ генерал? – деловито спросил инспектор.
– В среду, в двенадцать часов… А сегодня у нас пятница…
– И никаких следов, говорите?
– Абсолютно.
– Это действительно необыкновенно, товарищ генерал, – произнес с некоторой иронией инспектор. – До сих пор такого случая у нас не было… Даже от самого темного преступления всегда остаются какие–нибудь, пусть чуть заметные на первый взгляд следы…
Генерал пристально посмотрел на своего подчиненного.
– Именно поэтому я и хочу, чтобы этим делом занялся ты… Не может не быть следов… Их просто нужно отыскать… Но пока у нас нет ничего, совсем ничего. Ребенок вышел из дому и как бы испарился… За два дня мы прочесали всю Софию, использовали все, что было в наших возможностях… Нет и нет…
Генерал встал си стула и взволнованно прошелся по комнате.
– Ребенок! – сказал он и тряхнул своей крупной головой. – Понимаю, исчезни ребенок где–нибудь на Западе… Но у нас – в социалистической стране!..
– И у нас все еще встречаются разные прохвосты…
– Да, все еще встречаются! – живо подтвердил генерал. – Если бы их не было, и мы не были бы нужны… Но кому у нас взбредет в голову похищать детей?.. Ну, скажем, велосипед, чемодан, легковую машину – это понятно…
– А почему вы думаете, что ребенок похищен? – спросил инспектор. – Может, с ним просто произошел какой–нибудь несчастный случай?..
– Не было ничего такого…
– Как знать… – заметил инспектор. – Бывают порой очень странные несчастные случаи…
Генерал опять тряхнул своей крупной головой.
– Сомневаюсь! – пробурчал он. – Но нужно проверить и в этом направлении… Нужно проверить все… – Генерал встал. – Даю тебе пять дней, Табаков, – сказал он решительно. – Поработай на совесть… Если ничего не добьешься, не стану тебя больше задерживать… Отправляйся тогда на море, воспользуйся наконец своим отпуском…
Инспектор в ответ успел только вздохнуть. Генерал протянул ему руку, он пожал ее и с >нылым лицом вышел из кабинета
Первым делом Табакову надо было предупредить домашних, что поездка откладывается. С тоской выслушал он отчаянные протесты жены и, уже порядком расстроенный, принялся изучать материалы по делу. Впрочем, изучать–то было почти нечего: все сведения отличались лаконичностью и были крайне обезнадеживающими. Прочитав и запомнив все, вплоть до последней запятой, инспектор погрузился в размышления. Когда он задумывался, лицо его тотчас преображалось – становилось каким–то жестким, отчужденным, и это очень действовало на его подчиненных. В такие минуты они ходили около него на цыпочках, не смея обращаться к нем). Да и бесполезно было спрашивать его о чем–нибудь, казалось, он никого не слышал, так как никому не отвечал. Однажды Наско, воспользовавшись таким состоянием отца, успел весьма ловко поджечь спичками одну из штор. Инспектор очнулся, когда вся комната уже наполнилась едким дымом. Он вскочил как ужаленный и быстро потушил пожар.
Имевшиеся материалы, действительно, не приводили ни к чему, не наводили ни на какие следы Ребенок исчез как дым, словно растворился в воздухе. Если бы его вызвали раньше, думал инспектор, он бы, возможно, и докопался до чего–нибудь, до каких–нибудь едва заметных следов. А может, еще не поздно? Если порыться еще, присмотреться получше – не обнаружится ли тогда то, чего другие не заметили? С этой смутной надеждой в сердце он шел немного погодя по широкому бульвару, обдумывая еще раз свои последующие ходы.
Во–первых, думал он, ему надо еще этим вечером встретиться с участковым уполномоченным и поговорить с ним. Порой даже умные, наблюдательные люди не могут передать на бумаге того, что видели, нередко они пропускают, сами того не сознавая, какую–нибудь мелочь, которая впоследствии окажется важной, даже решающей.
Во–вторых, необходимо хорошо изучить обстановку.
Богатый личный опыт убедил Табакова в том, что самым искуснейшим образом прикрытое преступление оставляет все же кой–какие, пусть совсем слабые, едва различимые следы. Весь вопрос в том, чтобы отыскать их и уяснить себе их смысл.
В–третьих, необходимо самому поговорить с родителями пропавшего мальчика. Доклад участкового уполномоченного был слишком краток, чересчур лаконичен. Весь результат исчерпывался двумя словами: «никаких следов». Разве может быть оправдано это «никаких следов»? Вряд ли… Ведь и характер исчезнувшего ребенка, и его повадки, и его интересы наверняка должны подсказать, где искать какие–либо, хотя бы и самые слабые следы.
Для начала, думал инспектор, этого будет достаточно. А после тщательной проверки всех возможностей он сориентируется в отношении своих последующих ходов.
Уже вечерело, когда Табаков вошел в районное отделение. На его счастье, участковый оказался в канцелярии и в этот самый момент собирался разрезать на части большую желтую дыню, которою купили себе в складчину несколько молодых милиционеров. Это был низенький, плотный и даже немного комичный с виду младший лейтенант, но глаза его смотрели живо и умно. Инспектору нравились люди с такой внешностью. Ему всегда казалось, что высокие, стройные и чересчур красивые работники милиции годятся лишь в регулировщики уличного движения.
– Я хочу поговорить с вами! – сказал инспектор. – Но только наедине…
Лейтенант с тоской посмотрел на еще не начатую дыню и повел гостя в соседнюю комнату. Поняв, с кем он имеет дело, лейтенант немного смутился и даже чуть–чуть покраснел. Ему, по–видимому, было стыдно, что его усилия не дали до сих пор никакого результата. Однако он подробно и точно изложил все, что знал по этом) делу. Его рассказ был живым, даже увлекательным. Инспектор слушал с интересом. Но, в сущности, этот устный рапорт не дал инспектору ничего сверх того, что содержалось в уже внимательно прочитанных им докладных записках участкового.
– А каково ваше личное мнение? – спросил под конец инспектор, пристально глядя на лейтенанта. – Как вы объясняете себе эту странною историю?
Участковый пожал плечами.
– Просто не знаю, что и думать! – проговорил он в недоумении. – Самое странное, что никто не видел ребенка на лице… Последней его видела мать…
– Заметила ли она, по крайней мере, в какую сторону он пошел?
– Нет, она не выходила из дому… Предполагается, что по направлению к молочной…
– Хм, предполагается… – буркнул инспектор. – А откуда вы знаете, что никто не видел его?
– Я подробно расспросил… Всю улицу вверх дном перевернул.
– А кого вы расспросили?.. Детей?.. Взрослых?..
Лейтенант, потупившись, почесал нос.
– Главным образом взрослых… – пробормотал он.
Инспектор покачал головой.
– Тут вы сделали промах, – тихо сказал он. – Взрослый человек, даже если повстречает ребенка, не всегда заметит его.
– Возможно… – уныло согласился лейтенант.
– Итак, я еще не слышал вашего личного мнения… Лейтенант посмотрел на него как–то нерешительно.
– Не знаю, – нехотя и вяло проговорил он. – Но мне кажется, что ребенок не заблудился… Его просто похитили…
– Похитили? – вскинул брови инспектор. – Почему вы так думаете?
– Да потому что все заблудившиеся дети в конце концов отыскиваются! – сказал лейтенант. – Не может же он до сих пор слоняться по улицам… Он должен где–то, у кого–то находиться. А похититель нарочно прячет ребенка, хотя и знает, что его разыскивают.
– Да, это логично, – кивнул инспектор.
Лейтенант заметно оживился.
– Для меня самое важное – это докопаться, подстерегали ли ребенка, или же он просто заблудился и затем был кем–то уведен.
По лицу инспектора скользнула улыбка.
– А как вы думаете? – спросил он.
– Думаю, что верно первое предположение. Мне не раз приходилось иметь дело с потерявшимися детьми. Что здесь самое характерное? Они обычно теряются, когда за ними никто не присматривает. А в данном случае дело обстоит как раз наоборот. Ребенок вышел с определенной целью. Над ним, так сказать, тяготела воля его матери, страх ослушаться ее, привычка повиноваться.
– Это верно! – кивнул инспектор. – Но был ли этот мальчик действительно послушным?
Лейтенант в смущении умолк. Инспектор покачал головой, побарабанил тонкими пальцами по столу.
– Выясним и это! – произнес он спокойно.
– Во всяком случае, даже и непослушный ребенок никуда не исчезнет так просто, раз его послали с поручением. Он может отправиться куда–нибудь и заблудиться скорее тогда, когда за ним нет надзора или когда ему просто скучно…
– А если его внимание привлекло что–нибудь совсем особенное?
– Я проверил, – кивнул лейтенант. – Ничего особенного в квартале в тот день не произошло. В детстве и я один раз заблудился. И притом в провинциальном городке. Просто увязался за одним шарманщиком – и все… Ну, а в то утро вообще ничего не было…
– Значит, вы думаете – похищен? – медленно произнес инспектор.
– Даже предпочел бы, чтобы это было так, – живо ответил лейтенант. – Вообразите, что он действительно потерялся – забрел куда–нибудь в другой район и заблудился… И там его кто–то взял к себе, а теперь не желает с ним расстаться. Как же мы в таком случае обнаружим его? Ужасно трудно…
– И другой вариант тоже не из легких…
– И все–таки там дело куда проще, – с горячностью сказал лейтенант. – Сами посудите: пошел бы ребенок за незнакомым человеком? Пошел бы он, скажем, за мной или за вами? Не верю… А если ребенок знает того человека, возможно, его знают и родители… Это, пожалуй, уже след.
Хотя лицо инспектора оставалось сдержанно–спокойным, глаза его блеснули.
– Вы женаты? – спросил он вдруг.
– Да, женат…
– Дети есть?
– Нет еще…
– Неплохо бы заиметь… – сказал с серьезным видом инспектор. – И вообще, советую вам повнимательнее присматриваться к детворе вашего квартала. Некоторые вещи известны детям гораздо лучше, чем взрослым. Но трудно понять ребят, если не знаешь их. Разумеется, лучше всего их изучишь, наблюдая внимательно за собственным ребенком. Во всех случаях это отличная школа.
– Вы считаете, что я ошибаюсь? – смущенно спросил лейтенант.
– Нет, я далек от этого, – энергично ответил инспектор. – Но как вы можете оказаться правым, так можете и ошибиться… Помните всегда, что дети очень доверчивы. Они уважают взрослых и солидных людей. Обычно они верят им. Вообразите, что такой вот человек встретит на улице мальчика и скажет ему. «Твой папа попросил меня отвести тебя к нему». Поверит ли ребенок? Наверняка поверит.
– Да, – уныло ответил лейтенант. – Кажется, вы правы…
– Детская душа – это нечто очень интересное! – Инспектор впервые чуть–чуть повысил голос. – Интересное и богатое по содержанию…
Лейтенант испытующе взглянул на инспектора и пробормотал:
– Однако есть и еще кое–что… Еще более явное…
– Что же это такое? – быстро взглянул на него инспектор.
– Вот я думал: хорошо, ребенок похищен… но кем? По–видимому, похититель должен знать его. Никто бы не похитил первого попавшегося ему на глаза ребенка. Но почему он предпочел этого, а не какого–нибудь другого ребенка? Наверное, потому, что знал его, и он чем–то особенным привлек его внимание. По–моему, преступник где–то здесь… где–то близко…
Инспектор невольно встал.
– Знаете, это чудесная мысль! – произнес он возбужденно. – Он действительно знает ребенка, он часто его видел. Он очень хорошо знает дом, улицу, даже соседние улицы. Он изучил не только всю обстановку, но и повадки ребенка. Он знал, когда тот выходит, куда отправляется играть. Но раз он видел все это своими глазами, – значит, и его видели…
Внезапно в инспекторе произошла резкая перемена: на лице его появилось уже знакомое нам жесткое и отчужденное выражение. Лейтенант устремил на него озабоченный взгляд. Так прошло несколько минут, затем инспектор произнес с некоторым холодком:
– Это хорошая мысль… О ней не следует забывать. Но она верна лишь в том случае, если ребенка действительно похитили. А в это–то я и не верю… Я не вижу никакого повода к похищению мальчика. Подумайте: зачем он кому–то? Ребенок – драгоценность только для своих родителей…
– Но есть ненормальные! – осторожно вставил лейтенант.
– Есть! – мрачно кивнул инспектор.
– Есть маньяки… разные типы… А какой нормальный человек может понять побуждения сумасшедшего?
– Нет, не стоит, бросьте! – резко возразил инспектор. – Рано еще строить гипотезы. Нужно еще раз проверить все факты..
Он прошелся по комнате и рассеянно взглянул в окно Смеркалось. Раскалившиеся за день тротуары все еще обдавали жаром. На улице, весело крича, играла детвора. Инспектор невольно загляделся на нее, любуясь счастливыми и возбужденными лицами ребят, их ясными и живыми глазами, непринужденными движениями. «Самое страшное, – подымал он вдруг, – когда страдают невинные дети, когда они, по вине взрослых, подвергаются тяжким и жестоким испытаниям. А разве сейчас я не имею дело с одним из таких случаев? Неизвестно, в какие руки попал ребенок, что он видит и чувствует в эту минуту? Впервые за сегодняшний день инспектор осознал, какое серьезное дело поручили ему, и ясно почувствовал, что обязан довести его до успешного конца.
– Мне нужно поговорить с родителями, – тихо сказал он. – Сейчас они, наверное, дома…
– В эти часы они всегда дома! – кивнул лейтенант.
Инспектор умолк. Лейтенант с беспокойством посмотрел на него.
– Разрешите мне сопровождать вас? – попросил он.
Инспектор отошел наконец от окна, его умное, тонкое лицо выражало озабоченность.
– Конечно, – ответил он просто. – Поведем дело вместе…
…Пиронковы в этот вечер действительно были дома. То, что они пережили за эти дни, было таким тяжким и страшным, что столяр не выдержал и взял отпуск. Он боялся оставить жену одну, его пугали ее покрасневшие от слез глаза, в которых иногда появлялся какой–то дикий, животный ужас. Сам он пытался казаться спокойным, чтобы вдохнуть уверенность в свою жену, но и его сердце разрывалось от муки и страха перед неизвестностью. Оба они не думали, не говорили ни о чем другом, не могли взяться ни за какое дело, питались кое–как всухомятку, подолгу молча смотрели на дверь, словно ожидая, что она вот–вот откроется и на пороге появится подтянутый и улыбающийся милиционер, держащий за руку их маленького сына.
В этот вечер столяра навестил его брат со своей женой и сыном Зарко. Дядя Генко всячески старался развлечь родственников, рассказывая своим приятным, немного сипловатым голосом увлекательные фронтовые истории. Но никто не слушал его, даже Зарко, который ужасно любил рассказы про войну. И он, как и все остальные, думал лишь о пропавшем двоюродном братишке, о веселом и беспечном мальчике, который так внезапно исчез, словно сквозь землю провалился.
На самом интересном месте рассказа кто–то энергично постучался к ним. Захарий и его жена подскочили как ужаленные и оба одновременно бросились открывать. Но все–таки столяр первым достиг старой, источенной червями двери и распахнул ее. На пороге действительно появился подтянутый офицер милиции Но вместо их сына, как они мечтали, рядом с ним стоял уже немолодой человек с серьезным, даже несколько озабоченным лицом.
Читатели, наверное, догадываются, что это были инспектор Табаков и участковый уполномоченный. Увидев озарившиеся надеждой лица родителей, инспектор почувствовал, как сжалось у него сердце. Что он мог им сказать, чем успокоить? Да, как жалко, что так поздно поручили ему это дело. Лейтенант представил его, и инспектор сердечно поздоровался за руку со всеми, кто был в комнате.
– К сожалению, мы не можем пока что сказать ничего нового, – произнес он с горечью. – Но невозможно, чтобы не нашлись следы. От вас требуется только терпение… и спокойствие.
Жена столяра при этих словах всхлипнула.
– Спокойствие?.. – протянула она дрожащим голосом, и на глазах у нее навернулись слезы. – Разве можно быть спокойным, когда…
Инспектор виновато потупился. Да, он выразился, конечно, глупо, не сердечно, не как отзывчивый, чуткий человек. Он был очень смущен.
– Я хотел сказать, что мы уверены… – Инспектор запнулся. – Мы уверены, что дело кончится благополучно…
– Дай бог! – воскликнула тетя Надка.
– Столько дней уже прошло! – все еще всхлипывая, сказала Пиронкова.
– И не один еще, наверное, пройдет… – проговорил инспектор. – Но мы непременно добьемся чего–нибудь. Не можем не добиться.
На минуту воцарилось неловкое молчание.
– Это, наверное, соседи? – спросил инспектор.
– Нет, это мой брат с женой, – ответил со вздохом Захарий.
Инспектор внимательно оглядел их.
– Тем лучше, – сказал он. – Как раз поговорим…
Но на лицах всех находившихся в комнате, казалось, было написано: «О чем еще говорить? Какой может быть от этого толк? Нам не слова нужны, а дела, настоящие дела». Только лицо мальчика как будто выражало надежду и доверие.
– Итак, расскажите–ка мне, – начал инспектор, – что–нибудь о вашем ребенке. Какие у него склонности, какие вкусы? Было ли что–нибудь такое, что особенно интересовало его, особенно волновало, чему бы он отдавал особенное предпочтение?
– Да ведь ребенок же! – упавшим голосом промолвила мать. – Ему все интересно…
– Не совсем так, гражданка, – спокойно заметил инспектор. – И у детей есть, как и у взрослых, свои интересы. Конечно, они несколько отличаются… Одни, например, ужасно любят ходить в кино. Другим больше по душе цирк. Есть дети, для которых сходить в цирк – это верх блаженства… Вы не припомните, просил ли он вас о чем–нибудь – скажем, сводить его куда–нибудь?
– Нет, не было такого! – быстро ответила мать.
– Не спешите, подумайте. Может, о чем–нибудь совсем незначительном… Пусть это будет самая что ни на есть мелочь – скажите, не стесняйтесь.
– Он хотел, чтобы мы сводили его к медведям! – сказал вдруг Захарий.
– В зоопарк? – быстро взглянул на него инспектор.
– Да, туда… где медведи…
– Когда это было?
– Точно не знаю… Дней десять, наверное, будет…
– Он очень настаивал? Умолял?
– Нет, не особенно. Один раз, помню, за обедом сказал: «Папа, давай сходим к медведям…»
– Когда вы водили его туда в последний раз?
– В прошлом году.
– Часто он просил вас об этом? Или так – время от времени?
– Не помню, чтобы он еще раз просил, – со вздохом ответил столяр.
– А–а–а, просил, просил! – возразила его жена. – Помнится, даже не раз…
– А волновался ли он при этом, умолял?
– Да не особенно… Вспомнит, попросит, а потом и забудет. Месяцами не говорит об этом.
– И ни о чем другом он вас не просил? Скажем, в цирк сходить…
– Да он ни разу не был в цирке – как же будет проситься туда? – уныло ответил отец. – Как–то все не могли собраться… Ну, к медведям–то ходили. В кино были с ним несколько раз. Вот, пожалуй, и все…
– А на футбол?
– Угу, на футбол я его чаще водил. Но он там порядком скучал, даже брать его не хотелось.
Инспектор задумался.
– Значит, вы не замечали у него каких–нибудь особенных склонностей? – спросил он, все еще не теряя надежды.
– Он очень любит разбирать, – неуверенно произнес Захарий. – Это его слабость…
– Разбирать?.. Что разбирать?
– Все, что ему подвернется. Будильник какой–нибудь… Электрические приборы…
– М–да! – Голос инспектора звучал далеко невесело. – Кем он мечтал стать?
– Инженером, – не очень уверенно ответил отец.
– Не инженером, а извозчиком! – подал голос молчавший до сих пор Зарко. – Извозчиком или шофером… Он мне говорил: «Лучше всего, Зарко, быть извозчиком, весь день катаешься…»
Инспектор впился в него своими серыми глазами.
– А видел ли ты, чтобы он вертелся возле легковых машин, грузовиков? Чтобы садился в кабину и просил шоферов покатать его?
Мальчик задумался.
– Нет, не видел, – ответил он тихо.
– И никто не замечал за ним этого?
– Никто! – сказал Пиронков.
– И когда вы его посылали что–нибудь купить, он очень задерживался или же быстро возвращался?
– Задерживался, – с горечью ответила мать. – Иногда даже подолгу.
– Так… А знаете, где он чаще всего останавливался, на что больше всего терял время?
Все умолкли – этого никто не знал. Инспектор опять задумался.
– У детей разные характеры, – заметил он. – Некоторые из них послушны – что им велишь, то и делают. Другие упрямы и своенравны. Эти порой способны такое натворить, что просто диву даешься, как только они могли додуматься до этого.
– Нет, наш послушный! – скорбно проговорила мать. – Очень даже послушный… На весь день можешь оставить его одного дома – не выйдет, пока не вернусь.
– А часто и подолгу вы оставляли его одного?
– Иногда… когда в баню ходила… Ну, а иначе он всегда со мной…
– Озорничал ли он?
– А какой ребенок не озорничает, товарищ? Ведь это же ребенок, без этого он не может.
– Когда он озорничал, вы наказывали его, били?
Женщина заметно смутилась.
– Без этого не обойтись… – вздохнула она. – Всегда найдется за что шлепнуть ребенка.
Инспектор посмотрел на нее в упор.
– Есть разные матери! – сказал он. – Одни шлепают – так, для острастки… Другие же бьют крепко, по–настоящему. Прошу вас, будьте со мной откровенны и скажите мне правду.
Мать покачала головой.
– Нет, я его больно не била. Так только легонько шлепну.
– А в тот самый день, когда он исчез? Били ли вы его, обидели ли чем–нибудь?
– Нет! – ответила мать. – Он был очень весел, все с кошкой возился…
– Ну а с кем он играл, с кем возился? Был ли у него такой приятель, с кем он часто виделся, о ком часто вспоминал?
Женщина задумалась.
– Да вроде с Пешко он больше всего дружил… Да, с Пешко, сынишкой Фанки. Одногодки они.
– Так… – кивнул инспектор. – А теперь я хочу, чтобы вы мне ответили на один очень важный вопрос. Только не торопитесь отвечать, а прежде хорошенько подумайте… Вопрос такой: видел ли кто из вас в последнее время, чтобы ваш ребенок разговаривал где–нибудь с каким–нибудь взрослым человеком? Или чтобы он рассказывал вам что–нибудь о каком–нибудь взрослом человеке? Прошу вас, хорошенько подумайте.