Текст книги "Мир приключений 1986 г."

Автор книги: Кир Булычев

Соавторы: Игорь Росоховатский,Игорь Подколзин,Павел Вежинов,Альберт Иванов,Ярослав Голованов,Олег Воронин,Евгений Карелов,Григорий Темкин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 53 страниц)

***

Случилось это незадолго до того, как он попал на Варудсиму. Казалось, минула целая вечность. В маленьком и неопрятном кабачке, пропахшем насквозь кислым вареным рисом, жареной рыбой и плохим, отдающим денатуратом сакэ, к Ясуде подсел скромно, но чисто и аккуратно одетый человек. По виду метис – среднее между японцем и европейцем. Разговорились. Незнакомец вынул из бокового кармана пиджака небольшую плоскую и изогнутую флягу с виски и угостил Ясуду. Скоро выяснилось: собеседник знает о нем очень много такого, о чем знать посторонним не следовало. Ему известны не только его прегрешения с наркотиками и жрицами любви, но и потомственная принадлежность к буракумин. И многое другое. Без обиняков, в весьма категорической форме, упомянув, что это делается для его же пользы, незнакомец предложил встретиться на следующий день для серьезного разговора. Не допускающим возражений тоном он назвал адрес, время и, посоветовав не опаздывать, удалился.

Всю ночь Ясуда не мог заснуть, и не оттого, что одолевали блохи. Он ворочался с боку на бок на жестком скрипящем топчане в маленькой вонючей каморке на задворках кабачка, пытаясь понять, что от него понадобилось этому странному господину и какой предстоит завтра разговор. Он даже подумал, не сбежать ли, переехав в другой город, но со страхом вспомнил недвусмысленные намеки, что его разыщут, где бы он ни был, если он проболтается или решит скрыться, и отбросил эту мысль.

Поздно вечером он явился в назначенный час по указанному адресу. Улочка была темной и пустынной. На нее не выходили фасады домов, и она производила впечатление узкого и длинного проезда между заборов, идущих по обеим ее сторонам. От калитки в высокой решетчатой изгороди петляла густо усыпанная крупным гравием дорожка. Она вела к деревянному, с острой черепичной крышей дому, стоящему в глубине дворика, мощенного каменными плитами. Вокруг крошечного пруда зеленели сакуры и яблони. Когда Ясуда приблизился к широкой застекленной веранде, на ее пороге показался вчерашний незнакомец, настороженным взглядом окинул его с головы до ног и, не ответив на поклон, провел в комнату. Там за низеньким столиком сидел пожилой, седоватый японец в больших роговых очках, одетый в модный, с иголочки, костюм.

Ясуду пригласили сесть и долго бесцеремонно разглядывали. Затем, не вдаваясь в подробности и без лишних слов, сказали: с момента появления здесь он становится агентом американской разведки. И тут же предупредили: в случае отказа не станут шантажировать за наркотики, сводничество и мелкие кражи – просто убыот, и дальше этого дома он никуда не уйдет. Если же Ясуда согласен, то на его имя будет здесь или в Штатах, как пожелает, откладываться огромная для него сумма – пятьдесят долларов ежемесячно, а заодно он навсегда исчезнет из «семейных списков» муниципалитета. На размышления дали пять минут. Он согласился. Да, собственно, другого выхода и не было. Когда все оформили на бумаге и Ясуда, оставив отпечатки пальцев и расписавшись, стал агентом под псевдонимом Баклан, ему порекомендовали немедленно, на следующий же день, добровольно вступить в армию и добиться всеми правдами и неправдами направления в школу радистов, обещая со своей стороны поддержку.

Дальнейшее происходило как в тумане. Будто по мановению волшебной палочки, перед ним открылись двери тех учреждений, куда ему приказывали наведаться новые хозяева. Через неделю Ясуду зачислили в подготовительный класс военной радиошколы.

В армии он чувствовал за собой постоянное наблюдение, словно все время находился в сфере чьего–то пристального внимания. По окончании школы его неожиданно отправили на Северные Курилы, на остров Парамушир, хотя буквально за два дня до распределения собирались послать на юг. Перед концом войны он, опять внезапно, был включен в группу камикадзе, остающихся на Варудсиме. За сутки до этого с ним встретился незнакомый человек, как ему показалось, китаец, и передал приказ отправиться на остров.

Обосновавшись на новом месте, Ясуда должен очень осторожно, не чаще двух раз в год, выходить в эфир и сообщать, что происходит на острове, что за объект там сооружают японцы. Задания и инструкции он получал по радио открытым текстом под видом рассказов о животных, для этого в передаче была специально введена рубрика под названием «Мы и природа».

На острове жизнь текла медленно. Ясуда думал даже, что о нем забыли. В эфир он вообще не вышел, и никто его не тревожил.

То, что он узнал совершенно случайно, спустя много времени, когда, убирая комнату, обнаружил на столе Токуды небольшую записку, сначала ужаснуло, и он несколько дней ходил как оглушенный, притупляя животный страх наркотиками, которыми в изобилии снабдил его тот же китаец, предупредив, чтобы расходовал экономно. Потом, немного оправившись, Ясуда понял: неожиданное открытие делает его персону куда более ценной в глазах шефов, чем раньше. В этом он убедился тотчас, как передал в эфир, для чего японцы хотели использовать базу на острове, необитаемом и стоящем особняком, какое завезли оборудование и оснащение лабораторий.

На сообщение Ясуды пришел немедленный ответ: тщательно следить за всем происходящим, записывая на бумагу, которую прятать в надежном тайнике. Советовали вести себя по отношению к другим обитателям не только лояльно, но и подобострастно, намекая, что за ослушание и, не дай бог, за срыв операции кара будет беспощадной. Под конец говорилось: его гонорар увеличивается с пятидесяти долларов до семидесяти.

С тех пор Ясуда преобразился и не находил себе места, но уже не от страха, а от предвкушения богатства. Он лез вон из кожи, угождал коменданту и его жене, стараясь предупредить каждое их желание. Однако постепенно пыл и усердие начали ослабевать, тем более что и работы было не так уж много.

Оставаясь один, Ясуда жадно, со страстью старого, выжившего из ума скупца подсчитывал, сколько на его счету за океаном накопилось денег, каковы наросли проценты. Получалась весьма солидная сумма, а с той, которую обещали единовременно в награду после окончания операции, он смог бы, вернувшись в Японию, открыть собственное дело. Он грезил наяву, как купит себе в пригороде столицы виллу наподобие той, где его завербовали, – с маленьким парком и прудом, в котором будут плавать зеркальные карпы и золотые рыбки. Приобретет роскошный лимузин, женится на молодой и красивой танцовщице – на такой, какую видел однажды сквозь стекло фешенебельного ресторана. У него появятся слуги и телохранители. И это будет он, когда–то стоявший на самой низкой ступеньке общества! Для этого благословенного часа, который, несомненно, скоро пробьет, стоило сидеть тут, в кротовой норе, столько лет. Он еще не стар, по радио слышал – люди живут до семидесяти – девяноста лет, у него все впереди. Настанет день, когда мечты обретут осязаемую реальность, и уж тогда он возьмет свое с лихвой, наверстает все, чего лишал себя в этой вынужденной ссылке. Не забудет, разумеется, и свою сестренку, пусть она отдохнет.

Ясуда не мог допустить и мимолетной мысли, что заокеанские хозяева и не думали класть на его счет деньги. Именно в данную минуту, когда он предавался мечтам о сказочном будущем и строил планы безмятежной и сытой жизни, далеко в просторном здании на холме, напоминающем утюг, давались самые конкретные инструкции, как от него избавиться, когда надобность в его помощи отпадет.

Ясуда не знал этого и был по–своему счастлив.

***

Вернувшись после совещания у коменданта, Ясуда достал из тайника черный чемодан, в котором находился радиопередатчик, и, настроив его на нужную волну, дрожа от возбуждения, отстучал срочную радиотелеграмму: «Ускорьте операцию, Токуда решил сдаться русским…»

Глава XI. ДЕСАНТ

Субмарина всплыла в пять часов утра почти под самым берегом. Ее длинный темный корпус, похожий на спину гигантского нарвала, возник из волн неожиданно и почти бесшумно. Сначала на морской палубе появились, поеживаясь от предрассветного холода, боцман и несколько матросов. Они вынесли наверх два больших складных понтона. Быстро собрали, спустили на воду и перетащили в них какие–то тюки, ящики и пакеты. Затем из люка вылезли пятеро людей в защитных с коричневыми камуфляжными разводами комбинезонах и кожаных куртках. Они расселись по местам, разобрали короткие, с широкими пластиковыми лопастями весла, не спеша отвалили от борта и скрылись в темноте. Спустя минут двадцать с берега трижды мелькнул слабый желтоватый огонек.

Палуба лодки опустела, за ее кормой забурлила и вспенилась вода. Субмарина дала ход, развернулась и исчезла, будто растворилась в зеленовато–синей глубине.

В бухте, куда причалили понтоны, высаживающихся встретил, озираясь по сторонам и подобострастно кланяясь, Ясуда. Несмотря на клеенчатую накидку на теплой байковой подкладке, наброшенную на худые плечи, его била мелкая дрожь. Понтоны приподняли за носовую часть и наполовину вытащили на крупнозернистый серый песок. Сгрузили поклажу, отнесли подальше от воды и сложили в кустарнике у скалистого обрыва. Закончив работу, все пятеро собрались в кружок вокруг радиста.

– Переведи ему, – Улезло ткнул пальцем в грудь японца. – Где сейчас здешние жители, чем занимаются? Пусть поточнее укажет, как к ним пройти.

Долговязый и длинноволосый молодой сержант снял берет, вытер им лицо и, повернувшись к радисту, быстро заговорил по–японски. Ясуда закивал, заморгал короткими ресничками и начал торопливо, размахивая руками, отвечать, бросая настороженные и любопытные взгляды на окружающих. Потом, суматошно пошарив за пазухой, достал скомканный листок бумаги и сунул сержанту в руки.

– Он говорит, – обратился долговязый к Улезло, – комендант ничего не подозревает. Все спят по своим комнатам. Здесь нарисован план помещений. От дверей есть ключ, он изготовил его сам, сняв слепок с «мастера» капитана.

– Тогда приготовьте оружие. У него есть что–нибудь? – Улезло кивнул на Ясуду.

Сержант спросил. Ясуда отрицательно замотал головой и попятился. В глазах появился испуг.

– Хорошо. Пускай идет вперед и показывает дорогу, надо торопиться, скоро совсем рассветет. Да скажи этой макаке, чтоб не трясся.

Сержант перевел. Ясуда опять угодливо закивал, но трястись не перестал, а лишь поплотнее запахнул накидку.

Его бил озноб. Спазмами сжало живот, пересохло во рту. До этого момента он не представлял себе реально, что может произойти, больше думал о том, как распорядится свалившимся на него богатством, как облагодетельствует бедняжку сестру и ее малышей. Ясуда думал, что он участвует в какой–то таинственной, запутанной и увлекательной игре, и совершенно не предполагал трагической развязки. Теперь, увидев оружие, решительные и жестокие лица десантников, злобные гримасы этого сутулого, он вдруг понял: все очень серьезно и смертельно опасно. Эти люди не остановятся ни перед чем, и здесь они совсем не для того, чтобы вызволять его из добровольной каторги. Нет, они пришли убивать. Убивать тех, кто не только не сделал ему, Ясуде, ничего дурного, но, наоборот, призрел отверженного эта, человека низшего сорта, относился к нему как к равному, ни словом, ни действием не напоминая, что он пария. Столько лет он делил с ними и радости, и горести, искренне переживал смерть малютки, а затем и Сумико, на которую всегда взирал с благоговением и благодарностью. А сейчас он поведет этих неприветливых и совершенно чужих ему пришельцев на какое–то, несомненно, гнусное, а может быть, и кровавое дело…

Сознание вдруг открывшейся истины привело его в ужас. Лишь теперь Ясуда понял, что натворил, и пожалел о содеянном. Однако пути назад уже не было.

Отряд подошел к скале. Японец, повозившись с замком, открыл дверь. Один за другим люди скрылись в темном проеме, и плита снова прочно встала на прежнее место, слившись со стеной.

Десантники, будто тени или бесплотные призраки, неслышно ступая толстыми резиновыми подошвами, поднялись по каменной лестнице, проскользнули вдоль жилого коридора и остановились у двери комнаты Токуды. Ясуда вынул ключ и дрожащей рукой вставил в скважину.

– Обожди. – Улезло достал из кармана никелированные наручники и открыл их. – Теперь отворяй. Да смотри, тихо.

Радист, затаив дыхание, повернул ключ, медленно открыл дверь и отступил на шаг в сторону, прижавшись спиной к стене. Он весь покрылся липким потом.

В комнате горела только слабая лампочка под зеленым абажуром. Вероятно, Токуда читал перед сном да так и заснул с открытой книгой на груди.

Улезло огляделся вокруг, сунул пистолет за пояс, рот его приоткрылся, меж зубов показался кончик языка. Как охотничья собака, делающая стойку на дичь, он на цыпочках, сгибая ноги в коленях, приблизился к кровати. Тень от его фигуры на стене напоминала огромную косматую обезьяну. Остальные с оружием наготове сгрудились около него. Улезло осторожно, большими пальцами приподнял за запястья руки коменданта и резким движением защелкнул блестящие браслеты. Токуда дернулся, открыл глаза, обвел мутным взглядом стоящих вокруг и, словно не веря, что это наяву, снова опустил веки. Затем встряхнулся и сел. На руках звякнула стальная цепочка.

– Скажи ему, чтобы не рыпался. Пускай встает и одевается, как может. Комнату эту займете вы, мистер Дик, согласно инструкции. Оставайтесь с ним. Когда оденется, пусть смирно сидит на койке и молчит. Глаз с него не спускайте, эти желторожие макаки – народ ушлый. – Улезло криво усмехнулся. – Свет зажгите полный. Мы пойдем обезвреживать остальных. Веди к механику, – кивнул он Ясуде.

Десантники вышли и стали спускаться вниз.

Экимото забрали так же бесшумно. Его приволокли в комнату коменданта, не дав окончательно прийти в себя, и усадили на татами рядом с Токудой.

Охранять их остались инженер, медик и химик. Радист, Улезло и сержант направились к комнате Бахусова.

Открыв глаза, Алексей увидел в ярком свете верхней лампы незнакомого мужчину с пистолетом в руках. Черный зрачок дула целился моряку в грудь. Он хотел заслонить ладонью глаза, но запястья плотно охватывали стальные обручи на никелированной цепочке.

– Наше вам, соотечественник, – ехидно прищурился Улезло. – Как спалось–дрыхлось?

– Вы наш, советский! – радостно воскликнул Алексей, но тут же, шевельнув кистями, понял неуместность восторга. – Кто вы?

Услышав родную речь, Улезло вздрогнул. Будто тонкая и острая иголочка вонзилась в сердце. По–русски говорили и там, где он сейчас жил, но те люди были такими же отщепенцами, и слова звучали словно на другом языке. А тут показалось, что повеяло далекой Орловщиной, запахом липового цвета, парного молока, подсыхающего сена и прохладой зеленых омутов деревенской речушки. На миг душу захлестнуло горькой тоской, сразу сменившейся жгучей завистью к этому парнишке в наручниках. А ведь ему и жить–то осталось от силы несколько часов. «Этот–то и умрет русским, – мелькнуло в сознании, – а я…» Яростная злоба перехватила дыхание, будто этот юнец и был причиной его несчастий. Улезло оскалился, заскрипев зубами.

– Кто вы? – строго повторил Бахусов.

– Еще узнаешь, ублюдок. – Улезло грязно выругался, взял со стула одежду и бросил в лицо моряку. – Одевайся, сволочь паршивая. Да живее. Подсоби ему, – повернулся он к сержанту и сунул пистолет в карман. – Сработано чин чинарем. Господин шеф будет доволен. Тащите.

Токуда, Экимото и Бахусов сидели на татами, руки на коленях. Напротив них на стульях разместились прибывшие.

– Господин комендант, – растягивая слова, начал Улезло и бросил сержанту: – Переводи. Мы захватили ваш остров. Вы в плену, как военнослужащие вражеской армии, не сложившие оружие после капитуляции. Кроме этого щенка, – он согнутым пальцем ткнул в Бахусова. – С ним разговор особый и короткий. Как поступим с вами, зависит от вас самих. Если проявите понятливость, а другого ничего не остается, не сделаем ничего дурного. Мне нужны ключи от сейфа и документация на базу, абсолютно вся, до последнего плана. До единого чертежа и листочка.

Токуда плотно сжал губы, немного помолчал, вздохнул и что–то ответил переводчику. Тот, выслушав, кивнул, направился к тумбочке, достал из верхнего ящика связку ключей и отпер стоящий в углу сейф, до отказа набитый папками.

– Больше нет хранилищ? – Улезло поджал губы.

Переводчик снова обратился к Токуде.

– Нет.

– Значит, все тут? – снова спросил Улезло. – Он не темнит?

– Говорит, все, – ответил сержант. – Документы только здесь.

– Тогда запри и передай ключи господину инженеру Дику.

Сержант закрыл сейф и положил ключи перед невысоким, худощавым человеком с рыжеватой бородкой.

– Этих двух отведете к механику, вниз. – Улезло указал на Экимото и Бахусова. – Заприте их там хорошенько, а с комендантом мы немного побеседуем. К нему есть еще один деликатный вопрос.

Сержант привел Бахусова и Экимото в пост управления и, захлопнув за ними дверь, ушел.

«Что же произошло? – думал Алексей. – Откуда эти люди и чего они хотят? Почему с ними Ясуда? Этот плоский говорит по–русски совершенно без акцента».

Моряк сидел на вертящемся кресле, погрузившись в размышления, когда услышал в той стороне, где находилась мастерская и куда прошел механик, странное царапанье, гудение и скрежет.

Он поднялся и заглянул за ширму. Экимото стоял у станка с наждачным кругом и, подставив под вращающийся диск цепочку наручников, перепиливал ее. Делал он это неторопливо, так, как обычно обтачивал детали. Вероятно, металл сильно нагрелся, снопом летели оранжевые хвостатые искры, механик иногда морщился от боли, время от времени опускал обе руки в ведро с водой, а затем снова подводил их к наждаку. Наконец цепочка была перепилена. Он поднял руки вверх, потряс ими, смахивая опилки, и, повернувшись к моряку, подмигнул. Жестами он пригласил Алексея последовать его примеру. Через несколько минут цепочку на наручниках Бахусова тоже перепилили. Теперь их руки были свободны. Алексей пальцем поковырял в скважине замка наручников, словно объясняя, что такому мастеру, как Экимото, открыть его – пара пустяков. Японец с сомнением покачал головой и, сложив руки вместе, дал понять, что так, если войдут налетчики, ничего не будет заметно, если же они снимут наручники, то сразу себя выдадут. Бахусов сел рядом с Экимото, сжал правую руку в кулак и сделал несколько движений указательным пальцем, будто нажимая на спусковой крючок. Он хотел спросить, есть ли здесь у механика оружие. Тот замотал головой и указал глазами на потолок.

Часа через четыре в коридоре послышалась возня. Дверь широко отворилась. Токуду бросили на пол, и дверь снова захлопнулась. Вид коменданта был страшен: лицо разбито в кровь, правая скула рассечена, один глаз совсем заплыл, на тыльной стороне ладоней круглые следы от прижиганий сигаретами, китель порван в клочья, из угла приоткрытого рта струилась на подбородок почти черная струйка.

Экимото и Бахусов бросились к нему, подняли, отнесли за перегородку и бережно уложили на кровать. Моряк, смочив в воде конец полотенца, начал осторожно протирать коменданту ссадины и кровоподтеки. Токуда долго лежал, прикрыв глаза, хрипло дыша, затем приподнялся и что–то сказал механику. Тот вышел, и Бахусов услыхал, как он задвинул тяжелый засов на входной двери. Затем Экимото вернулся, присел рядом с капитаном, и они начали о чем–то совещаться между собой. Когда они замолчали, Алексей присел около Токуды на корточки и спросил:

– За что они истязали вас? Что им нужно? Кто они?

– Люди Центрального разведывательного управления США. Тот, что сутулится, скорее всего, русский – вероятно, из эмигрантов или из тех, кто сотрудничал с немцами во время войны. Им необходима схема системы самоликвидации. Ясуда предатель. Они, оказывается, прекрасно осведомлены об острове еще с 1945 года и ждали какого–то момента, чтобы захватить базу и расконсервировать оборудование лабораторий. Во всяком случае, так я понял из их разговоров: они не таились, ибо уверены, что я не понимаю по–английски. Вы были правы, Алексей, – капитан назвал его по имени впервые, – наша изоляция оказалась блефом. Очевидно, на этой земле никуда не спрячешься от политики и тебя никогда не оставят в покое. – Он откинулся на подушку и замолчал. Потом приподнял голову и с гордостью и торжеством в голосе продолжал: – Но где пульт включения самоликвидации, они не знают. Это известно только мне и механику, а мы скорее проглотим собственный язык, чем скажем.

Тем временем Экимото загнутым железным крючком отомкнул наручники и они сбросили их.

Токуда начал что–то быстро говорить механику, время от времени показывая на моряка. Инженер внимательно слушал, иногда согласно кивал, порой протестующе поднимал руки и махал ими почти у лица коменданта. Наконец, после бесконечных препирательств, они вроде бы пришли к согласию и замолчали. Затем Экимото, кряхтя, поднялся, шаркая подошвами, прошел в мастерскую и, повозившись там, вернулся с квадратной канистрой, небольшим топором и фонарем. Повертев и то и другое в руках, он направился в угол комнаты, отодрал от стены циновку, за которой оказалась овальная низкая ниша с дверью. Открыв ее, механик обернулся и выжидательно посмотрел на Бахусова. Токуда сел на татами и, положив ладонь на руку моряка, тихо произнес:

– Вы пойдете через эту дверь в туннель – он тянется почти километр – к северному берегу. Там разведете большой костер. Сейчас разгар путины и в море полным–полно советских судов. Когда вас заметят и вышлют шлюпку, передайте им, чтобы тотчас уходили. Понимаете, пусть ничего не предпринимают, а тотчас уходят: оставаться небезопасно. – И, взглянув на голого по пояс механика, сказал: – Набросьте на плечи одеяло, Экимото–сан, простудитесь.

– А почему вы не хотите идти с нами? – Бахусов положил руки на его плечи. – Пойдемте вместе. Если не можете, мы донесем вас.

– Нет. Я останусь. – Токуда глубоко вздохнул, взгляд его затуманился. – Тут могилы моих любимых – жены и ребенка. Здесь же будут похоронены вместе со мной и мои иллюзии. Идите. Надо спешить. Наверху вечер. Скоро они могут прийти и выломать или подорвать дверь.

– Слушайте, ведь это глупо, право же, мы не можем вас бросить одного. Ну послушайте меня. – Бахусов почти с мольбой смотрел на коменданта.

– Торопитесь, прошу вас. Мое решение бесповоротно. Все. – Токуда снял руки Алексея со своих плеч. – Идите и… будьте счастливы.

– Хорошо, мы идем и постараемся быстрее вернуться с помощью. Ждите нас Здесь. – Бахусов обнял капитана и прижался лицом к его щеке. – Ждите нас.

– Вы чудак, Алексей, и в благородном порыве забываете, что Варудсима принадлежит Японии и никто, даже ваши пограничники, не пойдут на конфликт – это нарушение международного права.

– Тем более вам надо идти с нами!

– Я сказал – нет. Отправляйтесь, мое решение бесповоротно.

Экимото и Бахусов, нагнувшись, прошли в дверь и, освещая себе путь фонариком, двинулись по длинному узкому и темному коридору.

Когда они вышли из подземелья, уже темнело. В высоком небе перемигивались загорающиеся голубоватые звезды. В лунном свете, отбрасывая гигантскую зловещую тень, возвышался конус наполовину покрытого снегом вулкана. В море, вдали, рассыпались огоньки промышлявших рыбу сейнеров.

Бахусов и Экимото насобирали плавника, нарубили его и сложили на песчаном плоском холме в огромную кучу. Механик плеснул из канистры бензином, чиркнул спичкой и поднес к плавнику. К небу взметнулось пламя. Экимото встал, отошел на шаг и начал рыться в карманах брюк. Он вынул небольшой бумажный пакетик и что–то достал из него.

Костер разгорался сильнее и жарче. Потрескивали занявшиеся обрубки, языки багряного пламени отрывались и улетали в небо.

Механик повернулся к Бахусову и, дотронувшись до его груди, протянул на раскрытой ладони два маленьких зеленых круглых, как конфеты–драже, шарика, показав, что их нужно принять.

Алексей машинально, не задумываясь, бросил таблетки–шарики в рот, проглотил их и только хотел спросить, для чего он это, собственно, сделал, как почувствовал, что ноги подгибаются, словно кости в них растворились, перед глазами все поплыло, а сам он стремительно взвился в бездонную, усыпанную яркими вспышками темноту.

Экимото бережно поддержал отяжелевшее тело теряющего сознание моряка, оттащил его от костра, положил на одеяло, подбросил в огонь несколько кусков бревен, вылил остатки горючего и, захватив топор и канистру, несмотря на свою тучность, вприпрыжку припустился к входу в туннель.

К северу от острова, в море, показались ходовые огни идущего к берегу судна…