Текст книги "Мир приключений 1986 г."

Автор книги: Кир Булычев

Соавторы: Игорь Росоховатский,Игорь Подколзин,Павел Вежинов,Альберт Иванов,Ярослав Голованов,Олег Воронин,Евгений Карелов,Григорий Темкин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 53 страниц)

Убежден, формы живого неисчерпаемы. Оглянитесь вокруг: есть жираф, ромашка, гадюка, бамбук, паук, коралл, – вправе ли мы ожидать подобных себе в иных мирах?

Не будем покушаться на великие константы, которые, словно мифические слоны, черепахи и киты, держат на себе наш мир. Доказано, что химический состав некоторых звезд может очень отличаться от состава Солнца. Например, звезда 3 Центавра А содержит в четыре раза больше железа, в пять раз больше азота, в сто раз больше фосфора, в тысячу раз больше криптона и в десять тысяч раз больше гелия, но намного меньше кислорода и серы, чем наше Солнце. Температура поверхности этой звезды 27 тысяч градусов. Следовательно, количество излучаемого ею света много больше, чем у Солнца, и если у 3 Центавра А есть планеты, одно только это обстоятельство коренным образом изменит их природу в сравнении с земной.

Да зачем менять плотность и химический состав?! Возьмем просто систему двойных звезд, на планетах которых осень может переходить в весну, а среди зимы вдруг ненадолго наступать лето. Да подобная чехарда времен года уже может такое натворить, что никакого воображения не хватит…

Журналист Владимир Келер говорил: «Почти наверняка у человека найдется больше сходства с ящерицей, а может быть, и с деревом, чем с инопланетными существами».

Я тоже думаю, что во Вселенной есть все, что может быть, и еще немного того, чего быть не может.

Итак, желание придать конструкции нашего повествования столь недостающую ей стройность требует еще одного промежуточного итога. И итог этот вряд ли можно назвать победным.

На рубеже XXI века мы не знаем точно, как возникла жизнь на нашей планете, как возникли мы сами. Мы не знаем, является ли появление жизни закономерным этапом развития во Вселенной или представляет собой нечто совершенно уникальное. Мы не знаем, обязательна ли и единственна ли та химическая основа, на которой построена земная жизнь. Наконец, мы не представляем себе, как могут выглядеть обитатели других миров, нам недоступно многообразие форм проявления жизни.

«Считать Землю единственным обитаемым миром столь же абсурдно, как утверждать, что в поле, засеянном просом, может прорасти лишь одно–единственное зерно», – говорил древний мудрец Метродор Хиосский. Через двадцать четыре века мы повторяем его слова.

СКОЛЬКО ЖЕ У НАС БРАТЬЕВ?

В декабре 1981 года под Таллином проходил Второй Всесоюзный симпозиум «Поиск разумной жизни во Вселенной». В Эстонию приехали ученые из Болгарии, Польши, Венгрии, Франции, США. Встречались старые знакомые, подружившиеся еще десять лет назад, в сентябре 1971 года, в Армении, в знаменитом Бюракане – одной из астрономических столиц мира.

Тогда в Бюракане царило веселое, задорное воодушевление: «Собрались–таки! Доказали всем, что все это не фантастика, а серьезная наука! А итоги не заставят себя ждать…» Бюраканская встреча 1971 года была пропитана оптимизмом. Говоря это, я вовсе не хочу противопоставить ее настроение духу таллинского симпозиума, хотя, честно говоря, лагерь оптимистов поредел за последнее время. Давно известно, что в науке отрицательный результат – это тоже результат. Хорошо это или плохо, что поубавилось оптимизма? Вроде бы ничего хорошего тут нет, а для дела, возможно, полезно. Все как–то посерьезнели, умственно поскромнели, уняли нетерпеливый пыл и поняли, что работа предстоит куда более сложная, чем предполагалось вначале. Кстати, это непременное условие всякой истинно творческой научной работы – вспомните, как рождалась первая космическая ракета, атомный реактор или МГД–генератор. Насколько проще все казалось на старте и как труден и долог был путь к финишу! Вспомните, с каким трудом рождается сегодня термоядерная электростанция, а ведь двадцать лет назад казалось, что еще каких–нибудь три–четыре года – и она заработает.

На таллинском симпозиуме я понял, что наивно ждать решения проблемы CETI в ближайшие месяцы, годы, а может быть, и десятилетия, понял, что наше стремительное проникновение в ближний космос, бури восторгов от первого спутника, гагаринского старта, лунных экспедиций вскружили голову не только мальчишкам из кружков юных космонавтов, но и академикам тоже. В Бюракане проблема CETI переживала время романтической юности. В Таллине она стала взрослой.

Нам доподлинно известно, что во Вселенной существует одна цивилизация – наша с вами, земная. В школе нас учат, что через одну точку можно провести сколь угодно прямых линий, а потому составить сколько–нибудь убедительный график с помощью одной точки невозможно. И все наши дальнейшие рассуждения рассыплются в прах, если мы заранее не согласимся с некоторыми самыми общими и вполне логичными допущениями. Осознав в результате наблюдений неба скромное положение нашего Солнца во Вселенной, его астрофизическую ординарность, мы вправе предположить, что и вокруг других подобных солнц – а их известно великое множество – обращаются системы планет, а с учетом вселенских просторов можно (и опять–таки логично) допустить, что на некоторых из них каким–то, пока неясным образом возникла жизнь, которая, эволюционируя, привела к возникновению цивилизации. Все это необходимо принять, как говорится, на веру. Иначе тема таллинского симпозиума и вся многолетняя работа ученых разных стран по поиску разумной жизни во Вселенной попросту бессмыслица: нельзя же искать то, чего вообще нет! Итак, есть. Допустим, что есть.

Если есть, то сколько? Вы помните, какой пестрый спектр мнений, доводов вспыхнул перед нами, когда разговор зашел о возможном количестве планетных систем и планет, на которых могла возникнуть жизнь? Вопрос о количестве цивилизаций – прямое продолжение той же темы. В самом деле, если у какой–то части звезд есть планетные системы, а у какой–то части планет жизнь, то у какой–то части этих одушевленных планет существует цивилизация, – все опять–таки очень логично. Весь вопрос вот в этих проклятых «каких–то частях».

Опять на нас обрушивается каскад мнений и цифр. Всеволод Сергеевич Троицкий считает, что одну внеземную цивилизацию в сфере радиусом 100 световых лет мы отыщем непременно. Оптимисты поправляют: даже две–три, если повезет. Карл Саган более пессимистичен: одна цивилизация в сфере 10 тысяч световых лет.

Ну а в нашей Галактике в целом? Член–корреспондент АН СССР Иосиф Самойлович Шкловский, слывший прежде «оптимистом», за прошедшие годы пересмотрел свои позиции и превратился в одного из «мрачнейших пессимистов» (хотя в жизни он был очень веселым и остроумным человеком). Он считал, что в нашей Галактике не более 300 цивилизаций, разделенных между собой многими тысячами световых лет, и утверждает, что мы, земляне, «представляем собой биологический феномен».

Десять лет назад в Бюракане считали, что в Галактике внеземных цивилизаций несравненно больше – от ста тысяч до миллиона. Американский астроном О. Струве оказался необыкновенным «оптимистом». По его мнению, в нашем звездном скоплении 50 миллиардов планет, из них на нескольких миллиардах существует разумная жизнь. Немецкий астроном Г.Файкс считает, что 10 тысяч цивилизаций нашей Галактики настолько совершенны, что обмениваются информацией. Публиковались предположения, что в пределах Галактики около миллиона «двойников» нашей Земли. И ближайшие из них удалены от нас не на 10 тысяч световых лет, как считает Саган, и не на 100, как считает Троицкий, а всего на 10 световых лет! Рядом! Чуть меньше 100 триллионов километров! Однако, очевидно, прав доктор философских наук А.Д.Урсул, который заметил, что «любые категорические заявления выражают скорее субъективное мнение их авторов, чем объективное состояние решения проблемы существования внеземных цивилизаций».

Астрономия справедливо считалась всегда наукой точной, и, пожалуй, за многие и многие годы ее новейшей истории не было такого случая, когда бы она позволяла себе подобный разнобой. Я не стал бы осуждать за это ученых: мы видели, сколь сложна, сколь тонка и деликатна проблема, которую они пытаются решить. Да, они спорили раньше и теперь продолжают споры. Но в одном они едины: внеземные цивилизации существуют и найти их можно! Поиск может быть активным, когда мы рассказываем космосу о себе, и пассивным, когда мы пытаемся услышать, что он может рассказать нам. Второе, как вы понимаете, и проще, и дешевле.

И земля стала прослушивать небо.

Весной 1960 года Френсис Дрейк направил антенну большого, более 25 метров в диаметре, радиотелескопа к двум звездам, которые считал «перспективными»: они были похожи на наше Солнце – тау Кита и эпсилон Эридана, да и находились они от нас сравнительно близко, около 11 световых лет. Так начал осуществляться «проект Озма» – первая в истории серьезная попытка отыскать в космосе себе подобных. Наверное, Дрейк немного надеялся на чудо, ведь проект был назван в честь принцессы из сказочной страны Оз, придуманной американским писателем Френком Баумом. Но чуда не произошло. Дрейк работал три месяца и ничего не услышал. Все понимали, что расстраиваться не стоит, ведь это была первая и очень робкая попытка. Протяженность только нашей звездной системы примерно 90 000 световых лет. А тут всего 11. Если мы зачерпнем у самого берега моря ведро воды и не найдем в нем рыбу, означает ли это, что океан необитаем?

В начале 70–х годов в штате Огайо на двухзеркальном радиотелескопе планомерный обзор неба был продолжен. За восемь лет работы астрономы обнаружили и занесли в каталог около 20 тысяч различных радиоисточников, но ничего такого, что нельзя было бы объяснить известными природными процессами, ни в одном из сигналов не было. Лишь однажды, в августовский вечер 1977 года, с какого–то, очевидно, маленького, судя по его угловым размерам, небесного тела, находящегося неподалеку от центра нашей Галактики, словно крик из космоса, прозвучал мощный – в 30 раз сильнее обычного фона – прерывистый сигнал. Больше он не повторялся. Что это был за сигнал? Сами наблюдатели в журнале «Космический поиск» выдвигают довольно смелые предположения: или это случайно пойманный сигнал внеземной цивилизации, или позывной какого–то космического зонда. Но тут же «поправляются» (на всякий случай): пока сигнал не повторится, его тайна не будет раскрыта.

Все новые и новые научные коллективы в разных странах подключались к новой романтической проблеме CETI. Уже не только астрономов и астрофизиков интересовала она. О братьях по разуму говорили и писали биологи, философы, социологи. Фронт работ расширялся, начался активный обмен информацией, налаживалось международное сотрудничество. Здесь оно было особенно необходимо: трудно отыскать проблему, которой были бы так чужды национальная келейность или пограничные запреты, проблему воистину глобальную, даже выходящую за рамки планеты, – здесь мы уже не просто земляне, но дети Солнца. В 1963 году на заседании Международного научного радиотехнического союза в Токио было предложено построить радиотелескоп для работы по программе CETI, который по своим размерам и возможностям превосходил все дотоле существующие инструменты. К сожалению, это предложение до сих пор осталось лишь на бумаге. Следующий раз, уже в 1973 году, на научной конференции, созванной Национальным управлением по аэронавтике и исследованию космического пространства США, ученые обсуждали так называемый проект «Циклопы» – грандиозного сооружения из трех батарей радиотелескопов, стоимость которого приближается к миллиарду долларов. Этот проект также не был осуществлен. Конечно, миллиард долларов – немалая сумма, но когда я услышал по телевидению, что на военные цели тратится сейчас миллион долларов в минуту, то невольно подумал, что достаточно остановить гонку вооружения всего на 17 часов, и проект «Циклопы» мог бы быть осуществлен.

В нашей стране CETI включили в план своих работ и Государственный астрономический институт имени П.К.Штернберга, и группа ученых под руководством члена–корреспондента АН СССР Николая Семеновича Кардашева в Институте космических исследований АН СССР. Но больше всего, наверное, сделано в этой области в прославленном своими давними научными традициями Научно–исследовательском радиофизическом институте в Горьком. Исследования там возглавил член–корреспондент АН СССР Всеволод Сергеевич Троицкий. В отличие от Дрейка он считал, что отыскать долгожданный сигнал у звезд, наиболее близких к Солнцу, шансов мало. Его программа включала изучение перспективных объектов, гораздо более удаленных от нас, в радиусе 100 световых лет. Дрейку очень мешали земные помехи. Какой–нибудь случайный радиовсплеск с пролетавшего самолета вызывал волнения радиоастрономов. Троицкий понимал, что отсеять, убрать земные помехи не удастся, – в этом случае легко можно было потерять и искомый сигнал. Выход был в одновременном приеме сигналов на разных удаленных друг от друга станциях. Тогда местную помеху было легко обнаружить и выделить. Заработали радиотелескопы в разных концах нашей огромной страны – под Горьким и в Уссурийске, в Мурманске и в Крыму. Случалось, и довольно часто, что сигналы, получаемые на всех станциях, совпадали. Но случалось это только днем. Ученым стало ясно, что они регистрируют импульсы вечно неспокойного Солнца. Ими заинтересовались специалисты по нашему дневному светилу, объективно работа была нужна и полезна, но дальний, живой, разумный космос молчал.

Разумеется, то, что сделано пока во всех странах и по объему, и по времени работы, ничтожно. По подсчетам В.С.Троицкого, приведенным на таллинском симпозиуме, земляне обследовали (и то условно, весьма поверхностно) за прошедшие 20 лет менее одной стомиллионной части Галактики.

Но вот однажды душной июльской ночью 1967 года в нескольких милях от Кембриджа…

Так начинаются приключенческие повести. И приключения тут действительно были. В начале того года был наконец смонтирован новый радиотелескоп Миллардокой обсерватории, весьма чувствительный, а главное, рассчитанный на волновые диапазоны, недоступные многим другим радиотелескопам. Летом на нем начали работать, и буквально через несколько недель молодая сотрудница обсерватории Жаклин Белл обратила внимание своего шефа, известного радиоастронома Энтони Хьюиша, на странный сигнал, монотонно повторяющийся изо дня в день. Он был довольно слабенький, неустойчивый, длился всего около 0,3 секунды, но повторялся с удивительной точностью, превосходящей точность часов обсерватории: каждые 1,33 секунды.

Хьюиш подумал сначала, что это какая–то чисто земная помеха от хорошо синхронизированного аппарата, но на всякий случай решил проверить. Ах, как полезно для ученого иногда проверить непонятный результат! Не проверь он его тогда, и не было бы Нобелевской премии, всемирного признания в сорок три года…

Проверили и установили, что никакой земной помехи нет. Сигналы шли из космоса! Спокойно. Не надо торопиться с выводами. Ведь это вполне могла быть какая–то земная автоматическая межпланетная станция, их запускают довольно часто. Надо учесть и эту версию…

Шли дни, недели, месяцы. Если это межпланетная станция, то за четыре месяца наблюдений она должна была куда–то переместиться, ведь просто зависнуть в пространстве она не может. Тогда что это? Неужели сигнал внеземной цивилизации?

Сотрудники лаборатории дали друг другу слово никому не говорить до поры о своем открытии. Не сказали даже советскому академику Виталию Лазаревичу Гинзбургу, который был их частым и всегда желанным гостем. Наблюдать, проверять, думать и помалкивать – таково было решение Хьюиша.

Между собой они называли таинственное явление «зеленые человечки». И «человечки» эти вели себя совершенно непонятно. Даже если допустить, что Земля была как бы неподвижной мишенью для их радиообстрела, сами–то они должны были как–то двигаться, ведь во Вселенной нет ничего неподвижного. А тогда расстояние между «зелеными человечками» и людьми должно было изменяться, и это можно было бы заметить. Или «человечки» неподвижны, что противоречит законам природы, или они учитывают свое движение в самом сигнале, вносят поправки, специально делая его постоянным и неизменным, тем самым как бы указывая на разумность своего поведения, на свои технические возможности, на сознательное желание вступить в контакт с иными мирами, другими словами, на свой интеллект.

– Когда мы впервые увидели эти радиоволны, перенесенные на бумагу нашими самописцами, нас охватил страх, – рассказывал Хьюиш. – Да, да, страх. Нам захотелось взять все эти бумажки, записи, расчеты и сжечь. Дело было в ноябре. Неделю мы пребывали в ужасном волнении, никто не знал, что и думать, какое решение принять. Я совсем лишился сна. Наконец мы решили все снова проверить, моя ассистентка мисс Белл взялась за эту гору бумаги и стала анализировать ленту за лентой. Вскоре после рождественских праздников она обнаружила еще один внеземной источник радиоволн, похожий на волны «зеленых человечков». В январе она открыла еще два таких источника. Тут мы вздохнули с облегчением. Если бы источник сигналов был один, нам бы неминуемо пришлось бы сказать: «Да, здесь мы имеем дело с разумными существами». Теперь же мы говорим: «Перед нами какое–то неизвестное явление, которое нужно объяснить…»

Конечно, можно было посчитать, что и вновь открытые пульсирующие источники также принадлежат кому–то из породы «зеленых человечков», но Хьюиш прав: вероятность открытия сразу нескольких внеземных цивилизаций была все–таки несравненно меньше, нежели вероятность нашего незнания каких–то процессов, происходящих во Вселенной, с которыми нам еще не приходилось сталкиваться. К августу 1968–го было обнаружено уже семь подобных радиоисточников.

Профессор Дрейк, который, казалось бы, скорее других должен был бы поверить в «зеленых человечков», сумел обуздать свою фантазию и сказал сразу:

– Я не вижу в этих излучениях никаких попыток установить связь… Судя по всему, разумному существу бессмысленно использовать такую колоссальную энергию только для того, чтобы передавать свистки…

Но явление существовало реально, и Хьюиш вновь был прав и тогда, когда говорил, что его требовалось объяснить. Довольно скоро его и объяснили – родилась теория пульсаров.

Не вдаваясь в подробности (они могут увести наш рассказ в сторону), скажу, что пульсары – новые, очень любопытные небесные тела, принадлежащие к так называемому классу нейтронных звезд – сверхплотных, быстро вращающихся образований небольших размеров. Физические условия на их поверхности и в атмосфере могут быть такими, что излучение пульсара концентрируется в пучок–радиолуч. Поэтому пульсар довольно легко спутать с проявлением внеземного разума. Н.С.Кардашев даже разработал своеобразные «правила поведения» для радиоисточника внеземной цивилизации. Там перечислены и его угловые размеры, и требования к спектру излучения, и характеристики сигналов во времени. Но оказалось, что в середине 60–х годов уже были обнаружены как раз такие источники, которые удовлетворяли многим требованиям Кардашева. К ним относится, например, радиоисточник СТА–21 в созвездии Овна или таинственный СТА–102, поток радиоизлучений которого регулярно менялся с периодом примерно в 100 дней. Выяснилось, что это и не звезда, и не галактика, а некое скопление материи на краю обозримой Вселенной, которое находится от нас на расстоянии около семи–восьми миллиардов световых лет. Если так, энергия этого радиоисточника должна быть столь огромна, что невозможно себе представить ее искусственное происхождение. Это какая–то невероятная космическая топка, в которой сжигаются целые галактики.

Хорошо, пусть так: персонально с нами, землянами, никто контактировать не хочет. Мы юны, необразованны, наивны, непонятны, никому не интересны ни в каком отношении. Но среди старых, развитых и совершенных цивилизаций связь может и должна быть! И если мы не можем принять телеграмму, адресованную нам, не удастся ли перехватить письмо, направленное высокоразвитому соседу?

По этому поводу кандидат физико–математических наук Л.М.Гиндилис пишет: «О природе «внутренних» сигналов трудно сказать что–либо определенное. Какова частота сигналов или хотя бы примерный диапазон частот (радио, оптика, рентген?), виды модуляции, способы кодирования, все это совершенно неизвестно. Ведь характеристики «внутренних» сигналов определяются не потребностями межзвездной связи, а нуждами самой цивилизации, они не предназначены для чужих ушей. Поэтому обнаружить такие сигналы и, главное, понять, что они собой представляют, чрезвычайно трудно».

И то верно: если ты не в состоянии понять, когда кто–то обращается к тебе, как поймешь двух собеседников, к тому же говорящих на неизвестном тебе языке!

Давайте же, однако, спокойно разберемся, в чем дело: или мы не в состоянии наладить контакт с внеземными цивилизациями, или эти цивилизации не хотят вступать с нами в контакт? Ведь и второе предположение вполне логично, не правда ли?

Англичанин Майкл Харт считает: контакт не получается, потому что в нашей Галактике просто нет других цивилизаций. Эту же точку зрения высказывал в Таллине его соотечественник доктор Шварцман. Ну, как говорится, на нет и суда нет. Однако такое объяснение ни меня, ни вас, надеюсь, не устроит. По сути, мы вновь возвращаемся к разговору о своей исключительности во Вселенной, не имея для этого никаких убедительных оснований. Это не объяснение, мы же договорились, что внеземные цивилизации существуют.

Нет, давайте продолжать начатую игру: «они» есть, «они» существуют, это реальность. Тогда что же мешает «им» найти нас, а нам – «их»?

На вопрос, что требуется, Френсис Дрейк, вечный оптимист CETI, ответил в Таллине, не раздумывая: «Удача, и только удача! И в Советском Союзе, и в Соединенных Штатах уже достаточно оборудования для проведения исследований, и теперь нам очень нужна удача!» Тут не возразишь, удача желанна во всяком поиске. Но ответ этот тоже как–то не очень удовлетворяет.

Карл Саган допускает, что инопланетяне используют такие сложные и неизвестные нам способы связи, что мы, по его выражению, «слишком глупы», чтобы установить с ними контакт. «Стали бы мы возиться с обучением муравьев азбуке?» – спрашивает он.

Знаменитый польский фантаст Станислав Лем предлагает объяснение прямо противоположное. А является ли этап технического развития разума непременным и обязательным? Тождествен ли разум технологии? И наконец, не есть ли «технологический» период истории любой цивилизации лишь короткий этап, после которого эта цивилизация прекращает «колонизировать космос», ограничивает сферу своей деятельности во Вселенной, отказывается добровольно от всяких контактов, иными словами, никем, кроме себя самой, не интересуется. Карл Карлович Ребане, президент Академии наук Эстонии, по сути дела, консолидируется с Лемом, но довод его более аргументирован. По его мнению, межзвездная цивилизация на каком–то этапе своего развития может прекратить подачу всяких сигналов о своем существовании, поскольку это связано с колоссальными энергетическими затратами. Инопланетяне–де рассуждают так: может быть, мы и отыщем в космосе что–нибудь полезное для себя, но для этого придется затратить столько усилий, что затраты на приобретение этого полезного не окупятся. Ребане вовсе не считает, что внеземная цивилизация должна заниматься просветительской деятельностью. У нее много своих забот, своих проблем.

Конечно, отказать в логике и Сагану, и Ребане нельзя. Ум мой может с ними согласиться, а сердце не может. Ну какая же это цивилизация, которая, словно на хуторе, живет сама для себя, ничем и никем не интересуясь?! Тогда можно ли назвать ее цивилизацией? Опять примерка на себя, опять нескладная попытка считать человеческую этику, любознательность, страсть к поиску, веру в разум понятиями не человеческими, а вселенскими. Но келейная замкнутость Лема при всей своей возможной философской глубине мне не по нутру. Одно дело – когда некая цивилизация не может, ну, просто не в состоянии наладить межзвездные связи. Понимаю. А если может, то как же не сделать этого? Не верю в галактические цивилизации мещан, в галактики с наглухо запертыми ставнями.

Но у проблемы CETI может быть еще один весьма серьезный аспект. Не энергетический, а временной. Мой старый друг писатель–фантаст Дмитрий Биленкин напечатал в журнале «Юность» (№ 3 за 1982 год) статью, в которой очень четко определил реальные границы возможного внеземного контакта. В самом деле, мы оказались способными более или менее проникнуть в космические дали (да разве это «дали»?) буквально считанные годы тому назад. Сто лет назад мы не знали о существовании радио. Сегодня именно на радиосвязь возлагаем мы самые большие надежды в проблеме CETI. Почему? Ужели радио столь совершенно?! Вот ведь удивительное свойство человеческого разума: с одной стороны, беспрестанное движение вперед, вечный интеллектуальный голод, постоянное и неукротимое желание перешагнуть порог достигнутых знаний, с другой – наивное, детское самодовольство. Построили первый паровоз и всерьез писали, что пассажиры поездов будут сходить с ума, поскольку мелькание пейзажа за окном нормальный человек вынести не сможет. А паровоз этот больше чем до 20 километров в час вообще разогнаться не мог. Теперь изобрели радио, проникли в космос и крепко, убежденно уверовали, что именно радио – ключ к сокровищам внеземных цивилизаций. Почему? Биленкин справедливо говорит о том, что радио – лишь некий технологический этап, не очень совершенный и энергетически расточительный. Однако же, как я еще раз убедился в Таллине, все ученые мира, занимающиеся проблемой CETI, все свои исследования осуществляют и планируют, исходя из предположения, что межзвездные связи осуществляются именно с помощью радио, хотя при этом и очень многие из них признают все несовершенство, если угодно, «допотопность» радиосвязи. Почему радио всех заворожило? Только потому, что, с нашей сегодняшней точки зрения, оно наиболее доступно и экономично, что мы не умеем концентрировать оптические лучи, не знаем, как бороться с поглощением лучей рентгеновских, не умеем управлять нейтрино и гравитационными волнами? Только поэтому? Мы выбираем из того, что знаем, лучшее, это естественно и объяснимо. Но ведь мы сами признаем, что пределов научному, техническому и технологическому совершенству нет, что, по словам великого провидца К.Э.Циолковского, невозможное сегодня станет возможным завтра. Не естественнее ли предположить, что подобно Гауссу, который предлагал прорубить просеки в тайге, не зная радио, мы уповаем на радио, просто не зная тех способов, с помощью которых связываются друг с другом иные, более развитые цивилизации?

Я с радостью узнал: критики «Озмы» резонно замечали, что высокоразвитые цивилизации наверняка имеют уже совсем другие виды дальней связи и едва ли проявят интерес к сигналам радиопередатчиков.

Кардашев считает, что наблюдения в инфракрасных (тепловых) телескопах дадут в ближайшие годы очень ценную для проблемы CETI информацию.

С ним согласен доктор физико–математических наук Василий Иванович Мороз, который тоже считает, что «наиболее эффективным для связи с иными цивилизациями является не радиодиапазон, а более короткие волны, например инфракрасные».

Чарлз Хард Таунс, один из отцов лазера, который именно за это открытие был удостоен Нобелевской премии вместе с советскими академиками Н.Г.Басовым и А.М.Прохоровым, считает, что пройдет совсем немного лет – и лазерная техника, несравненно более совершенная, превзойдет по всем своим показателям технику радиосвязи.

А представьте себе, что сегодня на школьной парте первоклассника сидит новый Александр Степанович Попов, который через несколько лет скомкает все это межзвездное радио в кулаке, бросит в мусорную корзину и скажет нам: «Смотрите, как это просто, никакого радио не надо, можно сделать все гораздо проще, вот так…»

Что мешает нам поверить в реальность этого мальчика сегодня? Чувство собственного достоинства прежде всего. Как это он додумался, а мы не додумались? Мы уязвлены. Ведь мы все (уверен, все без исключения!) изобретатели. Это мы изобретали! И как только мы изобретаем что–то новое, так неминуемо это новое сразу представляется нам пределом совершенства. И это замечательно! Замечательно, если мы сами осознаем ограниченность и временность своих триумфов. Точно так же, как мы не в состоянии представить себе внешний вид обитателей других миров, мы не можем представить себе и технического уровня, который может обеспечить межзвездный контакт.

Приходится признать, увы, что мы слишком высокого – незаслуженно – о себе мнения. По газетным делам я был в командировке в Париже и встретился там с одним из основателей современной физики, французским академиком и почетным академиком нашей Академии наук Луи де Бройлем. Он подарил мне книгу, в которой есть такие мудрые слова: «Позавчера мы ничего не знали об электричестве; вчера мы ничего не знали об огромных резервах энергии, содержащихся в атомном ядре; о чем мы не знаем сегодня?»

Действительно, что узнаем мы еще через 100 лет? Через 1000 лет? Кто может поручиться, что все наши сегодняшние радиотелескопы не покажутся нам громоздкими и нескладными игрушками? Даже при наличии «множественности миров» (Джордано Бруно) время совпадения технологий, возможностей, уровня мышления, психологических законов (которые только, кстати, для нас могут быть законами) ничтожно мало. Безусловно, существует спектр CETI: влево, в прошлое, отход на какие–нибудь 100 лет – величину в масштабах Вселенной невидимую – обрекает цивилизацию на вынужденное молчание, продиктованное технологической беспомощностью, а чуть вправо, в будущее, – и мы перестаем понимать друг друга!

Николай Семенович Кардашев в свое время подразделил все возможные внеземные цивилизации на три типа. Определение это стало почти классическим, о нем много спорили, горячо обсуждали, и ныне у Кардашева есть как преданные союзники, так и непримиримые критики, и это очень хорошо, потому что в настоящей, живой науке только так и должно быть.

По Кардашеву, цивилизация первого типа должна быть близкой к земной: летают в ближний космос, овладели энергией атома, знают, что такое радио. Цивилизация второго типа использует уже энергетические ресурсы своей звезды и ее планет. Наконец, цивилизация третьего типа эксплуатирует весь свой звездный остров, всю свою галактику.

Вторя Кардашеву, американец Дайсон предложил такой вариант: некая цивилизация (по Кардашеву, второго типа) создает из материала планет своей звездной системы сферу – тонкостенный шарик, внутри которого упрятана звезда, вся энергия которой будет теперь поглощаться внутренней поверхностью этого шарика. Таким образом, разместившаяся там цивилизация будет получать все, что ей в состоянии дать ее звезда. Если так, то какие–то звезды, окруженные сферами Дайсона, для нас, земных наблюдателей, должны гаснуть. Мы же знаем немало случаев, когда звезды вспыхивали, но не знаем ни одного случая, когда бы они вдруг гасли! Может быть, потому, что опять употребляем привычные нам земные технологические схемы? Сфера Дайсона сегодня представляется нам вполне логичной и инженерно совершенной. Но это нам! И это сегодня! Кто поручится, что иная цивилизация умеет каким–то неведомым нам способом отводить, отсасывать, отлавливать энергию своей звезды и ей вовсе не нужно дробить все планеты и строить сферу Дайсона.