Текст книги "Мир приключений 1986 г."

Автор книги: Кир Булычев

Соавторы: Игорь Росоховатский,Игорь Подколзин,Павел Вежинов,Альберт Иванов,Ярослав Голованов,Олег Воронин,Евгений Карелов,Григорий Темкин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 53 (всего у книги 53 страниц)

Как можем мы представить себе цивилизацию, использующую всю мощь миллиардов звезд своей галактики (по Кардашеву, третьего типа), если мы уже более двадцати лет, ежегодно обманывая себя близким решением проблемы, так и не можем создать термоядерный реактор, такой, казалось бы, простой, понятный, теоретически обсчитанный и многократно смоделированный?

МЕЖЗВЕЗДНЫЙ ЯЗЫК

Хорошо, пусть мы даже знаем, где, в какой части неба существует некая внеземная цивилизация. Как связаться с ней, как заявить о своем разуме и желании контакта?

Френсис Дрейк выбрал, как ему показалось, очень логичные частоты связи – 21 сантиметр, излучение водорода, самого распространенного элемента Вселенной. Все знают о водороде, все–де до такого примитива додумаются…

Ему возражали биологи: а если это существа на аммиачной основе, почему они должны думать о водороде? Естественно, что основой всего они считают аммиак.

Кандидат технических наук П.В.Маковецкий считал, что «водород Дрейка» безлик, чересчур абстрактен, и предлагал свои варианты: множить эту частоту на математическую иррациональную константу. Человек смелой фантазии, Маковецкий много размышлял над тем, как и кто сможет послать (и принять) некие сигналы. Он острил: «На некоторой частоте с помощью некоторой модуляции в некоторой полосе частот с некоторой скоростью передается некоторый код, содержащий некоторый смысл. Эта формула всеми авторами автоматически переносится и на позывные внеземных цивилизаций. Таким образом, позывные, по общему мнению, будут содержать шесть неизвестных компонентов. Расчет показывает, что на простой перебор всех их вариантов потребуется время, превосходящее время существования Галактики».

У Маковецкого было много идей. «Видимо, – писал он, – лучше посылать атомы не водорода, а тех элементов, которые в природе не существуют. Тогда, как бы мало их ни пришло, внеземная цивилизация поймет, что они искусственные». Он думал о пучке нейтральных атомов калифорния–252 – «синтетического» элемента, который получают в ускорителях, но расчеты показывали, что подобный эксперимент нереален.

Свои всякий раз научно обоснованные радиочастоты для CETI предлагали и Койпер, и Моррис, и Кардашев, и астрономы из Эймсовского центра НАСА, и инженеры Лаборатории реактивного движения в Пасадене. Приводились аргументы логические, энергетические, финансовые, какие угодно. Все доказывали, что для того, чтобы перебросить через пропасть космоса бревно с Земли на край другого мира, надо рубить именно их дерево. А в результате получалось непрерывное блуждание в трех соснах, и единого мнения, какую же сосну рубить, на какой же все–таки частоте в радиодиапазоне нам надо пытаться найти позывные иного разумного мира, сегодня у ученых нет. Нет ни одного надежного маяка, который бы указал нам правильный курс.

Мне кажется, что все наши разочарования после первых лет поисков внеземных цивилизаций происходят по двум причинам. Во–первых, мы сами научились летать в космос, пусть еще недалеко, но научились и почувствовали себя очень могущественными. Во–вторых, придумав для своего удобства все эти парсеки и световые годы, мы тем не менее не в состоянии представить себе истинные масштабы Вселенной – размеры поля нашей деятельности. Никто не может. Даже специалисты. Иосиф Самойлович Шкловский признавал: «Если бы астрономы–профессионалы постоянно и ощутимо представляли себе чудовищную величину космических расстояний… вряд ли они могли успешно развивать науку, которой посвятили свою жизнь».

Существуют еще более пессимистические взгляды на всю эту проблему. Ведь если принять теорию панспермии, о которой я рассказывал, если согласиться с тем, что мы просто подопытная грядка в огороде Вселенной, которую пять миллиардов лет назад засеяли в экспериментальных целях, то сам собой напрашивается вывод, что все человечество – лишь капля под микроскопом некоего неведомого нам экспериментатора. Именно такую точку зрения высказывает Джон Болл из Гарвардского университета в США, который считает, что мы не получаем никаких контактов от внеземных цивилизаций потому, что они объявили нас «чем–то вроде галактического зоопарка или заповедника… Более ужасная возможность, – считает Болл, – состоит в том, что мы, возможно, являемся плодами лабораторного эксперимента, который ставят какие–то внеземные существа».

Конечно, и так может быть. Сама постановка вопроса не кажется мне антинаучной, но концепция Болла по–человечески унизительна, и поэтому она мне не по душе. Этот всесильный экспериментатор предстает передо мной существом холодным и бездушным. Я не хочу быть муравьем из его коллекции! Я живу, думаю, худо–бедно до чего–то додумался. Я построил красивые города, написал замечательные книги, украсил землю садами, изобрел умные машины, я чувствую, я люблю, я не хочу быть микроскопной бактерией!

Вот опять – заметили? Автор постоянно призывает отказаться от антропоцентризма, прекратить эту самонадеянную, ничем не оправданную примерку всех закономерностей Вселенной на себя, но, чуть дело коснулось его собственных этических воззрений, он уже обо всем забыл, ему уже «по–человечески» что–то не нравится. Мы никуда не сдвинемся в проблеме CETI, если не сможем преодолеть в себе сознания собственного непогрешимого совершенства. Сто раз прав эстонский академик Густав Иоганнович Наан, когда он пишет: «Мы сами в своих собственных глазах слишком уникальны, важны и умны, в общем – все в превосходной степени. А ведь истинная оценка возможна только при сравнении».

Это понимают не только ученые. Например, в одном из писем замечательного советского поэта Николая Заболоцкого, написанном им в год смерти, в 1958–м, когда никто еще не занимался никакими поисками внеземных цивилизаций, есть такие слова, будто точно адресованные нашему времени: «Почти все мы практически живем еще докоперниковскими представлениями о своей земной исключительности и все, что этому представлению противоречит, склонны относить к области мистики, не сообразуясь с делом по существу».

Перевоспитать себя космически очень нелегко. И разговоры о том, хочу или не хочу я быть «микроскопной бактерией» доктора Болла, – это разговор не в нашем тоне. Мы же договорились с вами здраво оценивать все варианты и не позволять эмоциям брать над нами верх. Ну, пусть Болл погорячился со своими «микроскопическими» выводами. Однако существует вполне логичное и нисколько не унизительное для нас другое объяснение космического равнодушия.

Равнодушие сознательное. Молодая цивилизация должна пройти все стадии своего развития, подобно ребенку, узнать окружающий мир, приготовить себя к существованию в космическом пространстве.

Более того, возможно допустить, что высшая этика внеземных цивилизаций считает просто невозможным какое бы то ни было вмешательство в дела младших братьев по разуму. Советский философ Георгий Иванович Куницын, размышляя однажды на эту тему, заметил: «Это все равно что лишить ребенка детства». Активное влияние на стоящих ниже тебя как в техническом, так и в социальном развитии он считает антигуманным. С Куницыным можно спорить, но спорить, разумеется, исходя опять–таки лишь из наших земных представлений. Разве в масштабах Земли не является проявлением гуманизма и благородства помощь более развитых в научном и техническом отношении стран странам слаборазвитым? И какой «внеземной» гуманизм согласится с тем, что нужно смотреть, как умирают дети в Африке, вместо того чтобы строить там больницы.

Вы скажете, что я искусственно измельчаю проблему, – ну а как можно иначе? Нельзя любить человечество в целом. Надо любить человека.

Вы видите, сколько острых научных, морально–этических и иных идей существует в проблеме CETI? И все–таки лейтмотивом таллинского симпозиума звучала жалоба на нехватку именно новых, свежих, нестандартных идей. Об этом говорили и В.С.Троицкий, и Н.С.Кардашев, и Л.М.Мухин, и многие иностранные ученые.

Не хватает идей… Найдется ли сегодня на планете такая область научных знаний, специалисты которой могут не пожаловаться на ту же вечную беду? И ведь это замечательно, если поразмыслить…

ЗЕМЛЯ ЗОВЕТ

Итак, инопланетяне явно не спешат наладить с нами контакты, никаких сигналов от них мы пока не получили. Ну а сами мы? Можем ли мы, пережившие лишь считанные годы своего космического бытия, проявить какую–то активность и как–то попытаться о себе заявить?

Разумеется, наши возможности очень ограниченны. Главная возможность – сама Земля. Хотя в 1975 году на конференции Лондонского королевского общества, посвященной обнаружению жизни на других планетах, были продемонстрированы снимки, из которых явствовало, что уже с высоты 160 километров следов деятельности человека на Земле практически не видно, одновременно отмечалось, что газовый состав земной атмосферы говорит о большой вероятности жизни на ней.

Тысячи работающих на Земле радио–и телевизионных передатчиков создают фон радиоизлучения, намного превышающий общий естественный фон, который мог бы возникнуть на планете земного типа. Если можно так выразиться, мы неестественно ярко светимся в радионебе, и, с этой точки зрения, остаться незамеченными хотя бы в пределах нашей Галактики нам довольно трудно. Но ведь излучать еще не значит передавать.

«Если в настоящее время чувствительность приемников достигла возможного, разрешенного сегодняшней технологией предела, – рассказывал в Таллине В.С.Троицкий, – то мощность передатчиков в принципе может расти».

Можно ли создать такой передатчик, который бы «кричал» на всю Галактику? Теоретически, конечно, все можно, но смотрите, что получается на практике.

Всеволод Сергеевич произвел необходимые расчеты. «Кричащий» на всю Галактику радиомаяк должен поглощать огромную энергию. Однако если мы увеличим производство энергии только на один процент в сравнении с тем, что дает нам Солнце, то средняя температура планеты повысится на 0,8 градуса, что может привести к таянию полярных льдов, затоплению материков и другим труднопредсказуемым бедам. Предел производства энергии может составлять не более одной тысячной доли от солнечных щедрот, это 1014 ватт. Но уже сегодня мы производим 1013 ватт. Следовательно, резерв у нас очень небольшой – допустимо увеличить производство энергии на Земле только в 10 раз в сравнении с нынешним. Но для нашего громко кричащего маяка этого явно не достаточно. Ведь часть радиоволн будет поглощаться атмосферой Земли. Пусть это поглощение ничтожно, всего два процента, но при мощности передатчика в 1021 ватт, который действительно услышит вся Галактика, энергия, рассеянная в атмосфере, в 100 раз превысит ту, которую Земля получает от Солнца. Это конец.

Хорошо, давайте построим маяк вне Земли, в космосе. И тут вырисовывается точная закономерность.

Если мы хотим, чтобы нас услышали как можно дальше, мощность маяка должна, естественно, расти, а значит, потребуется все дальше «отодвигать» его от Земли. Одновременно с ростом мощности чудовищно растут диаметры этой всенаправленной сферической антенны. Так, например, для того, чтобы нас услышали внеземные цивилизации, удаленные от нас на 1000 световых лет (совсем немного, если диаметр только нашей Галактики почти в 100 раз больше), потребуется для безопасности землян «отодвинуть» маяк примерно на 1500 миллионов километров, иными словами – за орбиту Сатурна. Диаметр сферы такой антенны должен быть около трех тысяч километров.

Троицкий подсчитал, что для транспортировки с Земли с помощью ракет огромного количества конструкций и их монтажа потребуется, по нашим сегодняшним меркам, около 300 тысяч лет!

Вывод ученого: трудно поверить, что какая–либо цивилизация будет создавать подобные сооружения. Таким образом, не следует ожидать сверхмощных сигналов цивилизаций, посылаемых непрерывно всенаправленным маяком.

Как видите, не так–то легко сказать о себе во Вселенной так громко, чтобы тебя все услышали…

Что же остается? Звездолеты. Но их еще надо научиться строить. Если летать в космосе с теми скоростями, с которыми мы летаем сегодня, до ближайшей звезды проксима Центавра пришлось бы лететь 80–100 тысяч лет. Немецкий инженер Г.Мюллер утверждает, что если каждую секунду увеличивать скорость звездолета на пять метров в секунду, то мы можем достичь границ иной цивилизации примерно лет за двадцать, но, куда он предполагает послать свой звездолет, он не говорит.

«Строительство» звездолетов, строительство, разумеется, чисто умозрительное, на бумаге, в последние годы превратилось в своеобразную инженерную игру, романтический интеллектуальный отдых ума, утомленного повседневными научными проблемами. Известный наш математик доктор физико–математических наук Михаил Яковлевич Маров рассказывал об автоматическом межзвездном зонде, способном разогнаться до скорости около 150 тысяч километров в секунду. Есть вариант и на 30 тысяч. Общий вес такого зонда около трех тысяч тонн. Где–то у границ Солнечной системы к нему может подстыковаться другой зонд и дозаправить его.

В конце 70–х годов английские конструкторы прикидывали, как послать исследовательский звездолет–автомат к звезде Барнарда, у которой, как вы помните, предполагают наличие планетной системы. У англичан общий вес получался уже 54 тысячи тонн. Время полета – 50 лет.

Существует целый ряд интересных и остроумных предложений по созданию принципиально новых, теоретически возможных, а практически крайне сложно выполнимых космических двигателей будущих звездолетов: ядерных, плазменных, электрореактивных, микровзрывных, лазерных, фотонных, принимающих для полета электромагнитные волны, летящих под солнечным парусом и даже использующих встречающееся на их пути межзвездное вещество. Не будем рассматривать их конструкции, поскольку это другая тема, повторю только, что все это скорее относится к умственным играм, чем к реальной инженерии.

Однако уже в который раз убеждаемся мы, что почти у любой частной проблемы CETI, даже тогда, когда она решается, кроме явной, видимой, обнаруживается новая, поначалу невидимая грань. Воистину CETI – сказочный дракон, у которого на месте одной отрубленной головы тотчас вырастает новая. Так и со звездолетами.

Конечно, теоретически возможен дружеский визит к братьям по разуму, которые живут на расстоянии 1000 световых лет от Земли, если построить звездолет, способный лететь со скоростью, близкой к скорости света. Ведь, согласно знаменитому парадоксу Эйнштейна, при таких скоростях течение времени в звездолете замедляется. Не требуется смены нескольких поколений внутри корабля, чтобы достичь весьма удаленных районов Галактики. Но ведь для тех, кто провожал стартующий звездолет, земной ход времени не меняется. При полете, например, к туманности Ориона, находящейся на расстоянии около 1500 световых лет, звездоплаватели постареют на 30 лет. На Земле же пройдет три тысячелетия. Радостные космонавты на «отлично» выполнят возложенную на них программу, привезут ответы на все вопросы, которые интересовали Землю, но тут обнаружится, что за три тысячи лет, прошедшие на Земле, ответы их никому не интересны, что все это какая–то музейная труха, что целая взрослая жизнь, прожитая в плену их прекрасной, совершенной, наикомфортабельнейшей звездной тюрьмы, прожита напрасно…

А ведь так непременно случится. Представьте, наш фантастический звездолет улетел с Земли всего 500 лет назад. И вот сегодня звездолетчики вернулись и рассказывают нам, что Земля – шар, что жизни на Луне нет, что у человека есть большой и малый круг кровообращения, что с помощью некоторых технических ухищрений он может летать по воздуху и т.д. и т.п. Что должны делать мы, слушая их? Улыбаться и говорить спасибо?

И одновременно представьте себе психологию звездолетчиков. Ведь они, вернувшись домой, на самом деле возвращаются на совершенно новую, незнакомую планету. Ни одного любимого лица. Ни одного знакомого здания, ни одного пейзажа, который сердце хранило столько лет! Неизвестные машины, непонятные механизмы, чуждый уклад жизни, непривычный для слуха язык – все, все другое. Как любим мы уэллсовскую сказку о «машине времени»! Но ведь эта машина могла вернуть нас обратно в наше время. А если бы не могла? Иногда, расстроенные какими–нибудь горестями и трудностями, мы восклицаем в сердцах: «Эх, как славно было бы жить лет через сто, а то и через тысячу!» А славно ли? Все мы неразрывно связаны со своим временем, своей эпохой, и если мы потеряем эту связь, то неизбежно потеряем что–то очень важное в себе…

Как видите, проблема CETI – это изощренно переплетенный природой клубок и астрофизических, и биохимических, и радиотехнических, и космоинженерных, и этических, и философских проблем. Но если его так трудно распутать (а я надеюсь, что мне удалось убедить вас, что распутать его невероятно трудно), то, может быть, стоит и вовсе поставить крест на всем этом деле? Искать или не искать? Вот в чем вопрос.

Конечно, искать! Искать непременно!

Мне кажется даже, что, если мы найдем разумных инопланетян, подарком нам будут не ответы на те загадки природы, которые мы еще просто не успели разгадать. «Они научат нас лечить рак!» – мечтают одни программисты от космоса. А может, и не научат, потому что у них нет рака, они не знают, что это такое. «Они научат нас бессмертию, – утверждает Френсис Дрейк, – которого можно достигнуть, «переписывая» из старого мозга индивида всю информацию в молодой мозг». Может быть, и научат. А нужно ли нам бессмертие? Подумайте, как это страшно звучит: я бессмертен! Ведь неглупые люди в древних библейских легендах превратили именно бессмертие в страшную божью кару.

Если мы их найдем, главным подарком будет преодоление одиночества, превращение мечты в знание: да, мы не одни! Узнав других, мы лучше узнаем себя. Мы осознаем свое место во Вселенной, свой нынешний возраст, а возможно, даже заглянем в свое завтра. Контакт со внеземной цивилизацией мог бы убедить тех немногих, кого так трудно убеждать, в великих ошибках настоящего и уберечь многих от ошибок будущего. Контакт превратит нас в подлинно космическую цивилизацию, космическую не потому, что мы умеем запускать космические аппараты, а потому, что мы начнем жить жизнью космоса.

История показывает, что Циолковский ошибался очень редко, и я не думаю, что он ошибался, когда писал: «… Теоретически мы уверены в бесконечности Вселенной и числа ее планет. Неужели ни на одной из них нет жизни? Это было бы уже не чудом, а чудищем».

Тогда – да здравствуют чудеса!