Текст книги "Змей и жемчужина"

Автор книги: Кейт Куинн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 32 страниц)

И не он один. К тому времени, когда дело наконец-то дошло до свадьбы, мой нос стал огромным, красным и сопливым. Ещё до того, как епископ заставил всех нас стоять под дожем, пока он монотонно читал благословение и брызгал на нас святой водой – как будто вокруг и так было недостаточно воды! – я уже непрерывно чихала в свой парчовый рукав. То же мне Джулия La Bella, угрюмо подумала я, когда гости на свадьбе, все с грязными подолами и заученно весёлым выражением на лицах заходили в скучную, унылую часовню Кастель Нуово. Сегодня я совсем не чувствовала себя Венерой Ватикана. Одежда на мне была сырая, я чувствовала, что моё розовое платье, подол которого был заляпан грязью, выглядит неопрятно, на лице у меня были прыщи, из носа текло – я явно выглядела не самым лучшим образом. А ведь я в это утро хотела блистать, потому что Сандра Арагонская несомненно была красавицей.

И, если я не ошибалась, от неё следовало ждать неприятностей. Полногрудая, темноволосая, с оливковой кожей и голубыми глазами, она скользящей походкой вплыла в часовню в своём голубом парчовом платье, и даже льющий снаружи проливной дождь не пригасил её кокетливых взглядов. Она показала свои ямочки епископу, томно опустила глаза, глядя на Чезаре, который стоял в своих красных кардинальских одеждах, мрачный и молчаливый, и подарила белозубую улыбку Папе, которого это явно позабавило. Но она ни разу не взглянула на бедного малыша Джоффре, который преклонил колена рядом с нею перед алтарём на шитой золотом подушке, выпучив глаза и ведя себя с трогательной искренностью. Он был ниже её на целую голову. Благонравный двенадцатилетний мальчик, довольно красивый, с золотисто-рыжими волосами, в камзоле с модными разрезами, но рядом со своей уверенной в себе, полностью владеющей собой невестой он казался нервным и дёрганым – собственно, он, по правде сказать, казался таким и рядом со своими братьями и сестрой. Вообще, Джоффре всегда выглядел так, будто его слепили из того, что осталось после того, как была завершена работа над непроницаемым Чезаре, важничающим Хуаном и очаровательной Лукрецией. Родриго любил Джоффре меньше остальных своих детей – я помнила, что он однажды сказал – возможно, Джоффре вовсе и не его сын. Как будто это Джоффре был виноват в том, что эта много о себе воображающая длинноносая Ваноцца деи Каттанеи засматривалась на других мужчин.

– Бедный Джоффре! – вырвалось у меня, после чего я снова чихнула в рукав.

– Да, – понизив голос, неожиданно согласилась стоящая рядом со мною мадонна Адриана. – Эта Санча наверняка шлюшка, или я никогда не видела потаскух. Будем надеяться, что неаполитанские войска, которые нам даст этот союз для войны против французов, будут того стоить.

Санча Арагонская снова бросила на моего Папу горящий взгляд, пока читали её новый титул принцессы Скиллаче, потом наклонилась и поцеловала его туфлю.

– Леонелло, – прошептала я своему телохранителю, когда он вытянул шею, чтобы получше рассмотреть пышную грудь невесты, – не пяльтесь!

– Скажите это своему Папе. – Леонелло насмешливо ухмыльнулся, глаза его блестели, как стекло, и казались такими же жёсткими. В последние месяцы Леонелло был со мною немного суше прежнего, насмешливее и чуть отчуждённее. Я понимала, почему – он сожалел о признаниях, которые он сделал, когда я подарила ему новый камзол. Мне хватило ума не выказывать своей жалости, когда он рассказал мне о своём прошлом, но он всё равно на меня злился. Почему-то в том, что с его языка сорвались какие-то секреты, была виновата я, впрочем, это было делом обычным. Мужчины совершают ошибки или думают, что совершают ошибки, а вину за это всегда сваливают на женщин.

Поцеловав папскую туфлю, Санча Арагонская тряхнула юбками, а заодно и бюстом и снова встала на колени на свою шитую золотом подушку. Похоже, Папа Римский с удовольствием обозревал выставленные напоказ пышные груди многочисленных неаполитанских красоток. Не только Санча, но и все её дамы, а также и римские дамы начинали бросать вокруг себя зовущие взгляды. Я уныло шмыгнула носом и в очередной раз прокляла дождь, из-за которого мои глаза превратились в слезящиеся щёлки, а мой носовой платок – в мокрый комок материи. К тому времени, как жених и невеста произнесли брачные обеты, над их головами опустился церемониальный меч и гостей проводили по винтовой лестнице из часовни в большой пиршественный зал наверху, я готова была променять все жемчуга в моей причёске и на моей шее на возможность рухнуть в тихую, тёплую постель и спокойно умереть или хотя бы мучиться в уединении от простуды. Но наложница Папы на людях всегда должна выглядеть полной достоинства, красивой и весёлой, так что я снова мужественно шмыгнула носом и поцеловала Джоффре, когда он вместе с женой сошёл с возвышения перед алтарём.

Когда долгий пир, наконец, завершился, он и Санча грациозно протанцевали basse danse[100]100
  Медленный танец, популярный в Западной Европе в эпоху Возрождения.


[Закрыть]; Джоффре с торжественным видом провёл жену через все сложные па; однако Джоффре был недостаточно высок, чтобы поднимать и крутить Санчу в следующем танце, быстрой вольте[101]101
  Вольта – быстрый танец, популярный в Европе в эпоху Возрождения.


[Закрыть]..В ней партнёром своей новой сестры стал Чезаре Борджиа, и к ним присоединились её дамы, похожие в своих ярких нарядах на летние цветы.

– Не хочешь ли присоединиться к ним, Джулия? – спросил меня Родриго. – Ты же знаешь, как я люблю наблюдать за тем, как ты танцуешь.

– Боюсь, я недостаточно хорошо себя чувствую. – Я сидела на табурете подле моего любовника и, говоря это, постаралась улыбнуться своей самой лучезарной улыбкой, но особой лучезарности не получилось – для этого у меня слишком слезились глаза и был слишком красный нос. На лице Родриго мелькнуло раздражение – сам он никогда не болел и всегда был полон энергии – потом он повернулся и стал смотреть, как кружатся и приседают в танце другие дамы. И я увидела, как он глядит сначала на пышногрудую Санчу Арагонскую, потом на более стройную белокурую Катерину Гонзага с её гусиной шеей, затем на парочку чернявых неаполитанских красоток, хихикающих и трепещущих в присутствии Папы... затем снова на Катерину – жену графа Оттавиано да Монтеведжо и признанную красавицу папского двора. Красивая, белокожая, выше меня и почти такая же светловолосая, с осанкой императрицы, Катерина Гонзага воображала о себе не меньше новобрачной. Поймав на себе взгляд Родриго, она грациозно склонила голову и изящно закружилась в танце, на миг показав лодыжку. Родриго ухмыльнулся.

Мне вдруг стало холодно. Я уже почти два года была любовницей Папы. О, разумеется, я была не настолько глупа, чтобы воображать, будто он мне неколебимо верен. Ведь чувственные мужчины никогда не бывают верными, не так ли? Моя матушка всегда говорила, что с мужем, ищущим удовольствий на стороне, всегда можно смириться, надо только немного больше молиться и вооружиться терпением. Правда, вряд ли она имела в виду Папу Римского, когда читала мне это наставление... Как бы то ни было, мне хватало ума не поднимать шума, когда Родриго время от времени изменял мне с какой-нибудь куртизанкой на частной вечеринке или с какой-нибудь пылкой красоткой, которая прыгала к нему в постель в те дни, когда у меня были месячные. Но если его плоть порой и нарушала верность, его глаза никогда мне не изменяли. Год тому назад он во время танцев смотрел бы только на меня, а потом посадил бы меня на колени и шепнул бы мне, что ни одна неаполитанка со мною не сравнится. Год назад он не стал бы наблюдать, как Катерина Гонзага склоняет свою царственную голову под его плотоядным взглядом, меж тем как он ведёт политическую беседу с неаполитанским королём, а мне дарит лишь рассеянное подобие улыбки.

Но год назад я ещё не родила ему ребёнка, которого он не считал своим, – не бросила ему открытый вызов в том, что касалось брака его дочери, – и у меня не было красного носа и заплывших слезящихся глаз... Я опять чихнула в рукав.

– Похоже, наш святой отец получает удовольствие от танцев, – заметил стоящий рядом Леонелло. Я внимательно на него посмотрела, его зеленовато-карие глаза встретились с моими, и их зоркий взгляд, проникнув мне в самое сердце, подобно одному из его ножей, прочёл мысли, которые я старалась скрыть.

– Да, и большое, – весело сказала я. – А вы, Леонелло? Вы получаете удовольствие?

– Более или менее. Пока что никто не попросил меня пожонглировать.

– Они бы не посмели, – не удержалась я. – Только не когда вы в своей новой ливрее.

Он бросил на меня раздражённый взгляд, и я удержалась от искушения сказать ему, что он должен не раздражаться, а гордиться. Он прошёл путь от озлобленного сына проститутки и жонглёра-неудачника до себя нынешнего – невозмутимого, жёсткого, красивого члена папской свиты. Однако я промолчала. Ведь мужчины, высокие они или нет, не любят, когда им дают советы.

«Может быть, так я и потеряла Родриго? Когда дала ему понять, что лучше его знаю, что нужно Лукреции?»

Нет, я его не потеряла. Этого просто не может быть. Неважно, что нынче он засматривается на других женщин – почему бы ему на них не смотреть? С красным носом и слезящимися глазами я едва ли представляла приятное зрелище. Куда мне сейчас до царственной Катерины Гонзага! Ну почему она не только выше меня, но и стройнее? Похоже, для того, чтобы влезть в свои платья, ей не надо отказывать себе в сладостях и вине. О, как я ненавидела этих стройных, как кипарис, женщин, которым не требуется прилагать никаких усилий, чтобы оставаться стройными! Ну ничего, после того как она родит одного-двух детей, посмотрим, будет ли она предлагать Чезаре обхватить ладонями её талию и бросать через плечо горделивые взгляды на Родриго, чтобы убедиться, что он на неё смотрит! Я чихнула четыре раза подряд, ощупью ища в рукаве платок.

«Ох, почему я не могу просто умереть?» – подумала я и принялась угрюмо жевать ломтик лигурийского сыра. Когда я больна, то постоянно ем.

Последовало ещё несколько танцев, ещё немного музыки и новые непристойные шутки, которые всегда выкрикивают на свадьбах, особенно когда подходит время укладывать новобрачных в постель. Наверняка она для них не станет настоящим брачным ложем – Джоффре тщился выглядеть надменным, но с каждой новой похабной шуткой он всё больше и больше краснел – и он казался сейчас таким юным.

– Мадонна Джулия, – пробормотал он, отойдя от отца, который с похотливой ухмылкой небрежно взъерошил его волосы. – А что, если я не знаю что делать?

Я вытерла нос и посмотрела на младшего сына моего любовника. Я знала Джоффре далеко не так хорошо, как Лукрецию. У Родриго никогда не хватало на него времени, однако он нанял армию частных учителей, чтобы подготовить его младшего сына к его будущей роли одного из князьков Борджиа и пешки в папской игре, так что в палаццо Джоффре нечасто попадался мне на глаза. Но он всегда был милым мальчиком. Когда у него не было уроков, он ходил за Лукрецией, как хвостик, и иногда играл с моим ручным козликом. Сейчас мольба, застывшая в его широко раскрытых карих глазах, не могла меня не тронуть.

– Что я должен делать? – прошептал он.

– Поцелуй её и скажи, что она прекрасна, – шепнула я. – Это будет ей приятно.

– Да, но что ещё я могу сделать, чтобы ей было приятно? Чезаре предложил сначала привести ко мне проститутку, чтобы она меня научила, но я стеснялся и потому отказался. А Хуан из Испании написал мне несколько страниц, советуя, что надо делать, но половину его советов я не понимаю...

– Твои братья хотят как лучше, но они оба идиоты. – Бог знает, какие мерзости мог посоветовать Хуан своему младшему брату. И кто бы мог подумать, что Хуан вообще умеет писать? Я пригладила взъерошенные волосы Джоффре. Когда выходила замуж Лукреция, её юный возраст избавил её от церемонии укладывания новобрачных в постель, но мальчику не стоит рассчитывать на такое везение. От сына Родриго Борджиа ждут, что он докажет свою мужскую силу, и неважно, сколько ему лет – кто бы сомневался, что Хуан и Чезаре впервые попробовали плотских утех, ещё когда лежали в колыбели!

– Не слушай никого, кроме меня, – твёрдо сказала я. – А я советую, чтобы ты и твоя жена просто хорошо выспались. В конце концов, у вас был долгий и утомительный день... – я два раза чихнула, – и потом у вас более чем достаточно времени для всего прочего.

– Правда?

– Мадонна Джулия! – Передо мною стояла Катерина Гонзага. Санча Арагонская скрылась в толпе своих неаполитанских дам, и Папа, смеясь, встал со своего искусно изукрашенного кресла, чтобы проводить её в спальню и благословить новобрачных на первую брачную ночь. – Вы конечно же будете участвовать в церемонии раздевания новобрачной? – проворковала Катерина со своим ломбардским акцентом, поглаживая себя по осиной талии.

«Только если потом я смогу уложить тебя в гроб», – подумала я и, покачав головой, улыбнулась ей самой медовой из моих улыбок – впрочем, эффект был немного смазан последовавшим за нею приступом чихания. Я надеялась, что Родриго останется со мной – ведь он конечно же видит, как мне плохо. Он и король Неаполя уже поднимались по лестнице вслед за хихикающими дамами, наклонившись друг к другу с волчьими ухмылками. Я помахала Джоффре своим мокрым платком, после чего его унесла толпа похотливых доброжелателей.

– Вот ты где, моя дорогая. – Перед моими слезящимися глазами предстала квадратная фигура Адрианы да Мила, она уселась рядом со мною и, да благословит её Пресвятая Дева, протянула мне чистый платок. – Хорошенько высморкайся, пока они не вернулись.

Я благодарно высморкалась. Зал под возвышением в основном опустел – придворные ушли наверх, чтобы уложить новобрачных в постель. Остались немногие – парочки, воспользовавшиеся тем, что почти все удалились, и страстно целующиеся и ласкающие друг друга в углах; один-двое молодых мужчин, лишившихся чувств из-за слишком обильных возлияний и лежащих на столах с головами в тарелках с ломтиками дыни или горками медовых пирожных. Востроглазый мажордом, окинув взглядом опустевшие кубки и тарелки, хлопнул в ладоши, и в зал вошли слуги, чтобы немного прибраться, прежде чем свадебные гости вернутся и до рассвета будут веселиться, танцевать и пить. Но я вряд ли я смогу досидеть даже до полуночи, не говоря уже о рассвете.

– И думаю, тебе нужно припудрить носик. – Мадонна Адриана критически меня оглядела. – Честно говоря, дитя моё, ты выглядишь не лучшим образом.

– Приходите ко мне завтра. – Я ещё раз трубно высморкалась. – К тому времени я уже умру. Вы сможете положить меня, бледную и красивую, в гроб и пудрить мой нос, сколько захотите.

– Возможно, вам пойдёт на пользу поездка в деревню. Вам следует на несколько недель уехать из Рима, кстати, так вы избежите летней жары. Развлекать Его Святейшество может быть очень утомительно. Быть может, вам стоит какое-то время отдохнуть от него?

Я вытерла платком глаза и поглядела на свою свекровь. Она сидела, в своём изумрудно-зелёном платье, спокойная, с завитыми волосами, её унизанные кольцами руки лежали на коленях, на лице играла безмятежная улыбка. Я опустила взгляд, складывая её надушенный платок так, что в конце концов получился аккуратный квадратик, потом жестом велела Леонелло отойти. Я не хотела, чтобы он в своей колкой манере прокомментировал и этот разговор.

– Вы что же, свекровь, – сказала я наконец, – хотите от меня избавиться?

– Как раз наоборот. – Она склонила голову набок. – Ты же видишь, мой кузен начал засматриваться на других женщин.

Я отвела взгляд, стараясь придать лицу каменное выражение. Нелегко принять каменное выражение, когда у тебя слезятся глаза.

– Вовсе нет.

– Дай ещё раз да. Все признаки налицо.

– И полагаю, вы этому рады?

– Да бог с тобою, Джулия Фарнезе! С чего ты это взяла?

Я передразнила её тон.

– А с того, что я вам никогда не нравилась, Адриана да Мила. – Мы: моя свекровь и я – сосуществовали, но я ей никогда не доверяла. Она была слишком довольна своей комфортной жизнью, чтобы ссориться со мной, но я так и не стала относиться к ней с симпатией, несмотря на все разговоры о повседневных вещах, которые у нас с нею были за последние два года. Я никак не могла забыть, как она играла роль сводни со мною, молодой женой её сына, в то самое первое утро после свадьбы.

– Напротив, моя дорогая, вы мне очень даже нравитесь, – с неожиданно тёплой улыбкой молвила мадонна Адриана. – Именно поэтому я и хочу помочь вам сохранить привязанность моего кузена. Могу ли я дать вам совет?

Я воззрилась на неё. Старые люди любят давать советы молодым, верно? Под нашим возвышением, в зале, слуги убирали грязные тарелки с обглоданными костями, корками хлеба и растаявшим фруктовым мороженым. Еда на свадебном пиру была намного хуже той, которая выходила из золотых рук Кармелины и к которой я привыкла.

– С чего бы вам давать мне советы? – спросила я наконец. – Ведь вы всегда берёте сторону Родриго, даже если при этом страдает ваш сын! С чего бы вам вздумалось помогать мне, если ваш драгоценный кузен решил меня бросить?

– А с того, что я действительно на стороне Родриго, и я вижу, что с вами ему будет лучше. – Она похлопала меня по руке. – Все эти алчные шлюхи, которых он выбирал себе в любовницы до того, как появились вы, – о, я содрогаюсь при одном воспоминании. И Ваноццу я тоже никогда не любила. Этой женщине было мало драгоценностей; ей нужно было также и недвижимое имущество. Каждый год по новой вилле! Ужас! В то время как ты, моя дорогая Джулия и умна, и тактична, и обладаешь хорошим характером, и ты никогда не пыталась выдоить из Родриго все драгоценности, милости и земельные участки в Риме, какие он может дать, чтобы обогатиться самой и обогатить свою семью.

– Ну, разумеется, нет! – Я попыталась было принять презрительный вид, но мне пришлось чихнуть.

– Если сейчас ты позволишь Родриго уйти от тебя, он попадёт в когти какой-нибудь хищной потаскухи, вроде этой ломбардской сучки Катерины Гонзага, – продолжала моя свекровь. – И она будет строить из себя королеву Ватикана, нацепив все драгоценности, которые выжмет из него, и Борджиа станут в Риме посмешищем.

При мысли о Катерине Гонзага, идущей под руку с Родриго, я почувствовала дикую ярость.

– И что вы предлагаете мне сделать?

Адриана склонила голову набок, точь-в-точь как любознательная наседка.

– Уверена, вы слышали, что в разлуке любовь крепнет?

– Да, слышала, – осторожно сказала я, и мы, наклонившись друг к другу, стали шептаться.

Вскоре в зал возвратился мой Папа; он пребывал в превосходном настроении, на его смуглом лице играла довольная улыбка, и они с полупьяным королём Неаполя посмеивались над чем-то, ведомым только им двоим.

– ...видели, как эта ваша дочь пялила на меня глаза после того, как её раздели и уложили в постель?

«Ну ещё бы», – подумала я и, улыбаясь своей самой лучезарной улыбкой, поспешила навстречу своему быку.

– Ваше Святейшество! – промурлыкала я с тем, что осталось от моей обычной живости. Пока что мой красный нос был скрыт под слоем пудры – следующего чиха этот слой не переживёт, но мне это было и не нужно. Мне было довольно и того, что в данный момент я была очаровательна, почти как прежде. – Ваше Святейшество, я только что узнала, – продолжила я, когда мой Папа повернулся ко мне. – Мадонна Адриана сказала мне, что вы решили разрешить синьору Сфорца взять Лукрецию с собою в Пезаро, чтобы она, наконец, увидела свой новый дом!

– Я думал об этом, – начал было он. – Я ещё не решил...

Однако я уже кивала.

– Очень мудро, Ваше Святейшество, очень мудро. Ведь в Риме после окончания весны всегда начинается чума, не говоря уже о жаре. А если французы всё-таки вторгнутся, лучше, чтобы она была в провинции, в безопасности. Но я уверена, что теперь, когда у нас есть такие союзники, они не посмеют напасть! – Я продемонстрировала королю Неаполя ямочки на щеках, а он воззрился на моё декольте, после чего, шатаясь, направился к своей любовнице. – Лукреция будет так рада наконец увидеть Пезаро, и я тоже! – Я нежно сплела свои пальцы с пальцами Родриго. – Хотя я, разумеется, буду ужасно скучать по Вашему Святейшеству.

– Скучать по мне? – Только что он опять смотрел на Катерину с её гусиной шеей, когда она сходила по лестницы из спальни новобрачных, бросая вокруг себя надменные взгляды, – но сейчас он нахмурился и снова посмотрел на меня.

– Мы с нашей дорогой Адрианой, естественно, и помыслить не могли отправить вашу дочь в Пезаро без должного сопровождения. – Я взяла свою свекровь под руку с несколько большим расположением, нежели обычно. – Не бойтесь её отпускать, мы останемся с нею, пока она не привыкнет к своему новому дому. Это не может занять дольше чем – ну, скажем, нескольких месяцев?

Я почувствовала, что сейчас опять чихну, а из моего носа потечёт, и потому я ещё раз ослепительно улыбнулась, сделала реверанс сразу и Папе, и королю Неаполя, и мы с мадонной Адрианой, держась под руки, направились к выходу.

– Адриана, мы непременно должны взять с собою в Пезаро Кармелину Мангано – это помощница нашего повара. Я могу несколько месяцев обойтись без моего святейшего быка, но никак не в силах прожить без её миндальных пирожных с мёдом!

Я почувствовала, как Родриго нахмурился мне вслед и с нарочитым простодушием, достаточно громко, чтобы он услышал, добавила:

– Ия, разумеется, понимаю, что после такой долгой разлуки вы жаждете увидеть своего сына, Адриана. Может быть, наш дорогой Орсино сможет навестить нас в Пезаро?

Сзади Леонелло тихо сказал:

– Dio.