Текст книги "Война самураев"
Автор книги: Кайрин Дэлки
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 40 страниц)
Камикадзе [79]79
Божественный ветер (яп.).
[Закрыть]
Кэнрэймон-ин раскачивалась взад-вперед, сидя на тюфяке. Она снова проснулась и долго не могла заснуть. В грубой, наспех выстроенной хоромине, называемой императорским дворцом Ясимы, раздавалось похрапывание слуг и фрейлин. Ночь была ясной, сквозь прореху в крыше возле средней подпорки просачивался лунный свет, мягко окутывая личико Антоку белым сиянием, точно он был босацу, пришедшим в мир из Чистой земли.
Рядом с маленьким императором лежали шкатулки с яшмой и зерцалом, стояла оружейная стойка для Кусанаги.
Весна в Ясиме сменилась летом, лето – осенью, осень – зимой. Новый месяц приносил Тайра новые скорби. Ранним летом они узнали, что Корэмори, удрученный поражением при Ити-но-тани, принял схиму и бросился в море. Двор Хэйан-Кё рассудил снова переменить название лет на Гэнрэки, дабы подчеркнуть перемены судеб владетельных кланов. В конце лета Минамото расположились между Ясимой и Кюсю, отрезав путь подкреплению с далекого острова. Осенью Тайра прослышали, что предавшие их были повышены в званиях и получили во владение покинутые ими земли и вотчины. Когда же год пришел к повороту, стало известно, что Минамото Ёсицунэ, бич Ити-но-тани, копит войско по ту сторону от Ясимы, в Ватанабэ.
За себя Кэнрэймон-ин не боялась: после бегства из столицы жизнь утратила для нее ценность. Боялась она за Антоку, и если продолжала жить, то лишь ради него. Закутавшись плотнее в зимнее кимоно, она смотрела, как свет зимней луны бродит по его векам, смеженным спокойным сном.
Ее сны были отнюдь не спокойны. Вновь и вновь ей представали видения вражеских полчищ, скачущих по морю будто посуху. Из-под бамбуковых ставней подул сквозняк, зашатав оружейную стойку с мечом. Кэнрэймон-ин потянулась к ней, чтобы придержать – казалось, еще чуть-чуть, и та свалится на спящего императора. Ее рука случайно коснулась рукояти Кусанаги.
В тот же миг перед глазами мелькнула золотая вспышка, а вслед за ней – новое видение: череда ладей выстроилась на берегу, вокруг суетятся слуги, нагружая их оружием и припасами. «Минамото готовятся отплывать! – осенило ее. – А мы совсем не готовы к бою».
Она резко села, и меч сам свалился ей на колени. «Я покаялась никогда не прикасаться к нему. Хотя что толку жить, что толку спасать душу, если сын умрет у меня на глазах?» Кэнрэймон-ин крепко стиснула ножны, чувствуя ладонями шероховатую акулью кожу.
«Я ошибалась, думая, что мой сын спасет нас взмахом этого меча. Грех не должен коснуться его души. Я, напротив, уже совершала его, и нет мне спасения. Разве не сказал отец, что сознательно согрешил бы, зная, что спасет этим родной клан? Как же я могу роптать после таких слов?»
Кэнрэймон-ин встала, стараясь двигаться беззвучно. Спрятав Кусанаги меж слоев плотного кимоно, она вышла из средней комнаты, миновала веранду и открыла дверь.
Стражники вздрогнули от удивления, когда она появилась на пороге посреди холодной ночи.
– Прошу извинить меня, – стыдливо произнесла Кэнрэймон-ин, прикрыв пол-лица рукавом. – Мне нужно облегчиться.
Один из стражей, в ком чувство долга перевесило неловкость, вызвался проводить ее до уборной. Там Кэнрэймон-ин подобрала кимоно и сделала вид, что присела, а когда стражник отвернулся, бросилась бежать вдоль по берегу. У самой кромки воды она извлекла ножны из-под кимоно, вытащила меч и направила его острием в звездное небо.
– Кровью императоров, что течет в моих жилах, я приказываю тебе, Кусанаги: дай нам ветер! Спаси нас! Разбей корабли Минамото по ту сторону пролива! Сохрани нас!
Она почувствовала, как ее встряхнуло, а между ладоней что-то вспыхнуло, будто молния, и передалось лезвию, а оттуда – ударило ввысь.
В тот же миг небо отозвалось низким стоном. Звезды померкли за черными тучами, стремительно наползавшими отовсюду. Вдалеке загремел гром, а на море стали вздыматься гигантские пенные гребни. Ледяной влажный ветер ударил Кэнрэймон-ин в лицо, и она пошатнулась, уронив меч острием в песок.
Вскоре до нее донеслись тревожные голоса и топот.
– Государыня! Кэнрэймон-ин! Что вы наделали?!
Песок вился вокруг ее ног, поднимался, будто закрученный смерчем, жаля лицо и руки, трепля рукава и подол кимоно. Гром грохотал над самой головой, ветер завывал в ушах.
– Что ты натворила, дочь? – спросила Нии-но-Ама, стискивая ее пальцы, ощупывая лицо.
– Я нас спасла, – прошептала Кэнрэймон-ин и обмякла без чувств у матери на руках.
Ватанабэ
– Большой тайфун идет, господин! – прокричат самурай Минамото на берегу у Ватанабэ. – Камикадзе! Нельзя выходить в море!
Северный ветер скатывался по пологим склонам ближайших холмов, поднимая в воздух тучи песка, скрывая все и вся. Один за другим погасли все факелы на шестах, погрузив берег во тьму. В мачтах ладей завывал ветер, от его ярости вздыбились волны. Кони визжали на палубах, теряя опору. Лодки швыряло на камни, било вдребезги, точно скорлупки.
– Мы должны выйти в море! – прокричал Ёсицунэ. – Я поклялся владыке ину, что исполню его наказ. Мы должны выплыть сегодня же!
– Это безумие! – крикнул кто-то из воевод, перекрывая рев ветра. – Мы теряем суда! Выйти в море сейчас – значит, искать смерти!
– Ветер попутный! – спорил Ёсицунэ. – Успеем до бури и получим преимущество! Станем ждать ясной погоды – и выгадают Тайра! Лодки будут целее, если их вывести в море. Бэнкэй! Вынь свой лук и пристрели всякого, кто ослушается!
Великан достал свой огромный лук, и слуги с мореходами живо бросились готовить лодки к отплытию. Иные, впрочем, побежали прямиком в горы. Ёсицунэ сам бросился к ладье и перерезал якорную веревку.
– Поднять парус! – крикнул он, и его судно первым оседлало ветер и понеслось прочь от берега, а другие воины пустились следом, не смея уступить в мужестве предводителю.
Наконец пять ладей вышло из Ватанабэ, унося восемь десятков воинов. Ладьи мчали по волнам, подгоняемые ветром, и уже к утру прибыли в край Ава на острове Сикоку. Путь, который занял бы три дня при обычной погоде, был пройден за считанные часы, и все благодаря мощи чудо-ветра и храбрости полководца Ёсицунэ.
Отрубленные головы
Два дня спустя Тайра Мунэмори начал утро с осмотра ста пятидесяти шести голов, выложенных на полу его резиденции. Головы принесли его полководцы, вернувшиеся с карательной вылазки против одного предателя-землевладельца из Иё.
– Превосходно, – похвалил Мунэмори воеводу Нориёси. – Пусть это послужит уроком всем, кто избрал сторону мятежников, а не законного государя.
Из передней вдруг послышались выкрики:
– Пожар! Деревня Такамасу горит!
Мунэмори, а с ним и другие воины да вельможи – кто был – побежали к воротам резиденции. Над узким заливом, что отделял Ясиму от главного острова Сикоку, стоял туман. Сквозь него было тяжело разглядеть, что творится на берегу, но у самого моря на юго-западе клубился серый дым – указчик крупного пожара. То тут, то там виднелись конники с белыми флагами за спиной.
– На нас напали! – воскликнул Мунэмори.
– Должно быть, это главная рать Минамото! – вскричал Нориёси. – Кто еще осмелился бы вторгнуться белым днем и заявить о себе, спалив деревню?
– К ладьям! – прокричал Мунэмори. – Спасайте государя!
Грубая бревенчатая постройка – императорский дворец Ясимы – была всего в десятке шагов, так что добежать туда и оповестить монаршее семейство не составило труда.
– Что случилось? – спроеила Кэнрэймон-ин, когда Мунэмори вбежал к ней в покои. Вокруг суетилась челядь, распихивая по ларям священные сокровища, одежду и ценности, какие только можно было спасти.
– Минамото атакуют, – ответил Мунэмори. – Неизвестно, откуда они взялись. Уходить нужно немедля.
– Но… но… ведь я должна была их остановить! – вскричала Кэнрэймон-ин и выбежала на веранду. Мунэмори – за ней:
– Государыня! Сестрица! Нужно бежать к лодкам!
С веранды открывался вид на узкую полоску моря, которая пролегала между Ясимой и побережьем Сануки. Из дымки по отмели пробирались конные воины – наступил отлив, и вода доходила коням только до брюха. Над головами самураев трепетали высокие белые стяги.
– Точь-в-точь мой сон! – ахнула Кэнрэймон-ин. – Да ведь я это видела во сне!
Мунэмори потянул сестру за рукав:
– Идемте же! Скорей, нужно вернуться на лодки!
Ему удалось протащить ее бегом через долгий коридор к северным воротам, а оттуда – на берег. Там их встретила Нии-но-Ама с маленьким императором па руках. Воины перенесли знатных дам на ладьи, якоря втащили на борт. Гребцы налегли на весла, и вскоре суда, увлекаемые течением, мчали на север.
Мунэмори сел на другой корабль, отдельно от свиты. Большинство дружинников завели лошадей на палубы и тоже, подняв якоря, отплыли в море, и лишь малая горстка воинов осталась на берегу – оказать сопротивление Минамото, пусть символическое.
С кормы, тихо качающейся на волнах, Мунэмори смотрел, как дворец Ясимы охватывает пламя. Самураи Тайра доблестно сражались, но в конце концов пали один за другим под стрелами и ударами мечей. Теперь к головам на полу его резиденции должны будут добавиться новые, на сей раз – соратников.
– Куда прикажете плыть, господин? – спросил кормчий. Мунэмори на миг растерялся с ответом, ибо не знал, осталось ли где им пристанище.
– Правь на Кюсю. Там есть люди, способные нас поддержать, а Минамото до сих пор не бывали на его берегах. Если нас там не примут, поплывем в Корею или Чанъань.
«По крайней мере, – подумал он, – так у меня будет время решить, стоит ли вообще продолжать это бегство».
Вот как случилось, что остатки некогда могучего воинства Тайра были вынуждены бежать от каких-то восьмидесяти ратников под началом Минамото Ёсицунэ, покинув свой последний оплот.
Дан-но-ура
По истечении месяца Тайра проплыли сотню ли к западу, собирая крохи союзных войск для последнего противостояния. Битву было решено провести на море, так как Минамото казались скверными мореходами и все так же скверно снабжались продовольствием. Если Тайра и рассчитывали где одержать победу, то только на воде, в проливе Симо-но-сэки – вотчине Царя-Дракона, который им больше не помогал.
– Мы должны полагаться на течения, – объяснял Томомори – четвертый сын Киёмори, избранный главнокомандующим для предстоящей битвы. С гор Симо-но-сэки дул свежий весенний ветер, поднимая волны, но морякам удавалось держать судно ровно, чтобы полководцы могли обсудить план сражения по карте. – Здесь, у Дан-но-ура, по утрам воды отступают к востоку. Течение это может домчать нас скорее любых гребцов до самых судов Минамото. Если они не подготовятся вовремя, мы сумеем их одолеть и много выгадаем для дальнейшего боя.
– Прошу простить меня, господа, – произнес один кормчий, – но течения в этой части моря весьма коварны. Они могут так же легко выбросить нас на скалы Кюсю или Нагато. Нужно тщательно рассчитать время. Стоит нам задержаться в стремнине, и она обернется против нас.
– Придется померяться отвагой, – ответил Томомори. – Говорят, мятежники направляют против нас своего лучшего воеводу. Впрочем, долго держаться стремнины не понадобится. Лодок у Минамото немного, посему мы быстро их одолеем.
– А как быть с их дружиной в Суо, у Западного морского пути? – спросил Мунэмори.
– Когда там увидят, что мы громим их соратников на море, – ответил Томомори, – им не захочется вмешиваться, учитывая, как они голодали последние месяцы.
– Однако они могут помешать нам высадиться и бежать в случае поражения.
Томомори мрачно покосился на брата:
– Случись нужда бежать и спасаться сушей – нам будет все равно, встретит нас враг или нет: уже все будет кончено.
В следующий после бегства Тайра с Ясимы месяц Ёсицунэ отнюдь не бездействовал. Он неустанно слал гонцов в Камаку-ру, описывая свои победы и прося подкрепления, дабы разбить Тайра окончательно. Однако припасов и поощрений со стороны Ёритомо почти не поступало.
– Не понимаю, – жаловался Ёсицунэ Бэнкэю, стоя у моря в Суо. – Я сделал все, что мог – связался со всеми, кто сочувствует Минамото в этих краях, – а лодок у нас по-прежнему не хватает. Да и брат не шлет помощи, только советы – будь-де терпелив.
– Вы должны его извинить, господин, – отозвался Бэнкэй, опершись на огромную секиру. – Уверен, Ёритомо-саме есть чем занять ум – там, на востоке. Кроме нас, у него в колчане и других стрел хватает.
– Верно, – согласился Ёсицунэ. – Но моя – лучшая. Каждый воин знает, когда настает черед пускать лучшую стрелу, и тогда уж не таит ее за спиной.
– Славно подмечено, господин.
– А всё наши соратники-полководцы, Кагэтоки с сыновьями. Они недовольны, что я один раздаю приказания – будто не видели моих прежних побед. Должно быть, мой брат поверил их наветам и усомнился во мне.
– Всякое возможно, господин. А-а, вот идет человек, о котором я вам рассказывал.
На берегу в сопровождении двух самураев показался коренастый бородатый детина. Одет он был в заплатанный хитата-рэ и шаровары не в тон. Незнакомец остановился невдалеке и смерил Ёсицунэ взглядом, перед тем как поклониться.
– Имею ли честь говорить с предводителем Минамото?
– Верно. Я не кто иной, как Минамото Ёсицунэ.
– А-а, знаменитый герой. Слыхал о вас. Меня послал Сиро Митинобу из Иё. У нас с Тайра вражда. Они с давних пор нападали на наши суда, а в минувшую луну устроили набег на вверенную нам землю и истребили защитников. Сто пятьдесят голов сняли.
– Да, мы их видели – в Ясиме, – ответил Ёсицунэ. – И похоронили с почестями.
– Весьма великодушно с вашей стороны. Однако мы пришли предложить свою помощь. С удовольствием сообщаю, что могу предложить вашей милости свыше четырехсот лодок и кораблей. Размера и крепости они разных, но ведь всякое судно на что-нибудь да сгодится, нэ? Есть у меня и люди, чтобы ими править, – слышал я, вы, восточные воины, несведущи в мореходстве.
Ёсицунэ ощутил, как его сердце переполняется радостью.
– Да ведь это чудесная новость! Поистине великий дар нам шлет Митинобу!
– Хозяин, – шепнул Бэнкэй ему на ухо, – бьюсь об заклад, человек этот из пиратов, как и все его люди, что поведут для нас корабли!
– И что с того? – отозвался Ёсицунэ. – Коли теперь они служат правому делу?
– Прошлым вечером, – продолжил разбойник, – мои люди устраивали петушиные бои: шесть красных петухов против шести белых. По три раза их стравливали, и знаете что? Всякий раз белые побеждали, а красные бросались бежать.
– Верное знамение, – поддержал Ёсицунэ.
– Либо белых петухов лучше кормили, – пробурчал Бэнкэй.
– Тс-с…
– Мало того, – произнес пират, – нашим жрецам в святилище Иё было откровение от Царя-Дракона. Он сказал, что Тайра злоупотребили силой священного меча и отныне он, Рюдзин, будет благоволить Минамото. Где Тайра назначили бой?
– Их глашатаи объявили, что они встретят нас в проливе Симо-но-сэки, при Дан-но-ура.
– Хм-м, Дан-но-ура… Хитро придумано. Вам повезло, что вы получаете моих людей в услужение, Ёсицунэ-сама. Эти места им хорошо знакомы. Без нас вам грозили бы великие трудности.
– Вот почему я весьма признателен, – ответил Ёритомо, – за то, что вы решили нам пособить. И да взовьются наши стяги вместе навстречу великой победе!
Утром, в час Зайца двадцать пятого дня третьей луны, корабли Тайра отправились к проливу Симо-но-сэки. Под барабанный бой гребцы вели по воде сотни лодок. Их было больше, нежели требовалось для размещения остатка дружины Тайра, но самураи, искусно расположив на палубах обломки доспехов, оружие и щиты, надеялись перехитрить Минамото, создать видимость великой мощи.
Море было спокойным, и Тайра хранили бодрость духа. Главнокомандующий Томомори обратился с воззванием к воинам передового корабля, да так зычно, что его речь услышали и на соседних ладьях.
– Сегодняшний бой может стать для Тайра последним. Так помышляйте же не об отступлении или бегстве, ибо тем, от кого отвернулась удача, уж негде искать спасения. Даже лучший воин бессилен, если пришел конец его счастью. Честь – вот единственное, что еще ценно! Не дайте кантосским варварам узреть вашу слабость. Сразимся же доблестно, и имена наши отзовутся в легендах. Умрем славно – покажем Минамото, что они сражались с лучшими витязями, каких рождала земля!
С каждой ладьи, где слышали его речи, грянул воинственный клич, донесся до самых небес, а в пучине, верно, потряс чертог самого Царя-Дракона.
Нии-но-Ама сидела рядом с дочерью и маленьким государем на корме императорской ладьи в самом тылу флотилии. После ясимского бегства Кэнрэймон-ин почти ничего не ела и теперь походила на собственную тень. Антоку играл деревянными корабликами, пуская их по подолу пышного оливково-зеленого кимоно. Казалось, мальчик забавлялся игрой, но в его лице Нии-но-Ама заметила решимость. Прошлой ночью она снова рассказывала ему истории древности, чтобы быть готовыми ко всему.
Впереди грянул воинственно-ликующий клич.
– Что это? – встрепенулась Кэнрэймон-ин.
– Ничего страшного, государыня, – самураи чествуют полководца, – ответил сидящий сбоку гребец.
Кэнрэймон-ин съежилась, уронив лицо в рукава.
– Это я во всем виновата, – тихо простонала она. – Все из-за меня.
Нии-но-Ама протянула руку и сжала ее плечо.
– Ты только хотела помочь. Откуда тебе было знать, что случится? Истинно ками пребывали с храбрецом Минамото, раз он сумел приручить бурю. Еще одно подтверждение тому, что, когда удача уходит, бессильно даже волшебство.
– Стражники говорят, – вставил маленький Антоку, – есть удача иль нет – надо хорошо сражаться… И с ками так же. Больше славы. И в следующей жизни повезет.
– Ну вот видишь? – сказала Нии-но-Ама дочери. – Устами императора небо изрекло мудрость тебе в утешение. Уж если не это истина, тогда что?
Кэнрэймон-ин не ответила.
Нии-но-Ама снова сжала ее руку и не отпускала, а их челн тем временем плыл навстречу восходящему солнцу.
Ёсицунэ стоял на носу передового корабля разномастной, но обширной флотилии Минамото, устремив взгляд на запад. На нем было тускло-желтое хитатарэ и доспех, плетенный алым шелковым шнуром. Алый кафтан и скрепленный белым панцирь он снял из опасений, что вражеские лазутчики укажут его Тайра.
Вдалеке, почти в двух ли от Минамото, появились корабли Тайра. Воспользовавшись течением, они стремительно неслись навстречу. Однако носы ладей смотрели на восток, а значит, лучникам предстояло стрелять против солнца. Здесь выгадывали Минамото. В вышине повисли тонкие перистые облака, точно белые стяги.
– Эгей! – прокричал Ёсицунэ гребцам у кормил. – Разверните нас к югу, чтобы Тайра пришлось зайти с севера. Было бы недурно отогнать их к берегу, а там уж войска брата их быстро прикончат. – Он заметил, что Кагэтоки с сыновьями погнали несколько ладей вдоль берега – перехватить корабли Тайра, если их снесет туда водоворотом.
Когда флотилия Тайра подошла ближе, кормчий крикнул:
– Нас сносит приливом! Плыть вперед будет тяжело.
– Выводите лучников, – приказал Ёсицунэ. Его лучшие стрелки – Бэнкэй, Ёсимори, Ёити – подошли к носовому борту. – Начнем состязание! Цельтесь в рулевых, если удастся.
Бэнкэй достал свой лук, оплетенный пальмовым волокном, вышиной почти в два человеческих роста, и пустил простую стрелу с журавлиным оперением. Стрела дугой взмыла вверх и исчезла из вида. Однако, судя по переполоху на передовом корабле Тайра, она явно попала в цель.
– Отлично, Бэнкэй! – воскликнул Минамото. – Просигналь им. Посмотрим, сумеют ли они так же.
Бэнкэй поднял позолоченный боевой веер с красным кругом посередине и сделал несколько взмахов. Через несколько мгновений ему ответили: что-то прогудело и с глухим стуком вонзилось в плетеную стенку за спинами лучников.
– Чья она? Чья? – закричали те наперебой.
Бэнкэй извлек стрелу – бамбуковое древко с фазаньим оперением.
– Помечено: Нии-но-Кисиро Тикакиё из края Иё.
– Смотрите: они подают знак, чтобы мы пустили ее назад. Бэнкэй погнул стрелу в руках.
– Слабовата для моего лука. Пошлю-ка я им одну из своих. – Он снова натянул тетиву исполинского лука и через миг поразил воина Тайра в грудь, так что тот рухнул за борт.
Радость лучников Минамото оказалась недолгой: Тайра тотчас откликнулись целым градом стрел. Ёити вскрикнул – ему пронзило руку. Кровоточащими пальцами он потянулся к древку, чтобы выдернуть наконечник.
Ёсицунэ отбежал назад и прокричал кормчему:
– Быстрее! Мы должны подойти ближе! Кормчий покачал головой:
– Невозможно, господин. Взгляните: нас и так отнесло назад под напором течения.
– Тогда правь, чтобы пойти наперерез, – сказал Ёсицунэ, – а там уж мы мечами проложим себе дорогу.
– Зря тянем, – проворчал сквозь зубы начальник передового корабля Тайра в беседе с Мунэмори и полководцем Томомори. – Нужно было грести быстрее – оказались бы на самом гребне прилива. А теперь он спадает.
– Что ж с того? – спросил Мунэмори. – Преимущество уже за нами. Вон мы обрушились на них сверху, а рулить в потоке они не сумеют. – Он указал туда, где корабли Тайра теснили ладьи Минамото к берегам Кюсю. Там, в гуще сражения, то и дело мелькали яркие блики на лезвиях алебард и мечей, изливались алые брызги, падали за борт тела. Но вот глаз Мунэмори уловил что-то в волнах. Он стал смотреть на полоску открытого моря меж смыкающихся рядов кораблей. Какие-то серые существа выскакивали из воды, поблескивая на солнце. – Кто это?
– Дельфины, – отозвался корабельщик, хмуря брови. – Их прозывают любимцами Царя-Дракона. Они катаются на волнах, как дети – на снежных склонах.
– Надеюсь, они предвещают удачу? – спросил Мунэмори.
– Когда как. Следите за их движениями. Если они будут плыть рядом с судами, знак добрый. Если же нырнут под днище и помчатся на запад – ждать беды.
Трое предводителей смотрели, как дельфины подплывают все ближе к их кораблю… и внезапно ныряют в пучину, чтобы всплыть позади флотилии Тайра.
– Слишком поздно, – тихо вымолвил корабельщик. – Мы проиграли. Нам… – Не успел он договорить, как в горло ему вонзилась стрела и несчастный, хрипя, упал к ногам Томомори. Тот быстрым ударом меча отсек ему голову, чтобы облегчить страдания.
Остальные, по-видимому, тоже заметили дельфинов. На севере часть кораблей спустила красные флаги Тайра и вывесила белые полотнища.
– Что такое? – вырвалось у Мунэмори.
– Этого я и боялся, – ответил Томомори. – Сигэёси! Мне еще утром показалось, что он как будто удручен и чем-то напуган. И вот – при первом же дурном знаке меняет цвета. Надо было сразу его обезглавить.
– Если бы мы убивали за один подозрительный вид, – сказал Мунэмори, – то давно растеряли бы половину людей.
– Теперь он выдаст Минамото, на каком из судов воины, а какие – пусты. Нашу уловку раскроют, и враг будет знать, куда направить удар. Все кончено.
В другом уголке пролива ладьи Тайра начали биться друг о друга – тела гребцов и рулевых, утыканные стрелами Минамото, свешивались с бортов. Лишенные управления, корабли застревали даже в малых водоворотах.
Ладья Мунэмори и Томомори накренилась набок и тут же взлетела кверху, точно подброшенная чьей-то исполинской рукой, а чуть погодя начала пятиться.
– Прилив отступает, – пояснил Томомори.
– Если позволите, – сказал Мунэмори, – я, пожалуй, подыщу более безопасное судно. Скверно будет, если наш клан так скоро останется без предводителя, нэ? Это подорвет боевой дух наших воинов.
– Разумеется, – горько усмехнулся Томомори. – Можете отправляться куда пожелаете, хоть на край света. Видно, пришло время доложить обо всем императору.
– Доложи, – живо согласился Мунэмори. – Очень мудрое решение. – Он перебрался в маленькую шлюпку и велел гребцам отвезти его на самый дальний корабль Тайра. Однако чем больше гребцы боролись с приливом, тем отдаленнее становились крайние суда флотилии.
Для Ёсицунэ, напротив, этот день стал один из лучших. Оставив охрану позади, он скакал с палубы на палубу – то на крышу, то на перила, размахивая либо нагинатами, либо вакидзаси, используя все приемы и тактики, которым обучали его тэнгу.
Бросая копье, он пронзал лучников так, что те не успевали выпустить стрелы; разя мечом, отрубал воинам руки прежде голов. Ни один Минамото, видевший его в бою, не мог не вдохновиться его примером.
Вскоре Ёсицунэ заметил неподалеку императорский челн.
Нии-но-Ама сильно вздрогнула, когда о борт императорского челна ударился другой корабль. На палубе раздалась чья-то тяжелая поступь, а через мдг в дверях показалось смуглое лицо командующего Томомори.
– Как там, наверху? Что происходит? – кинулись расспрашивать женщины.
Томомори криво ухмыльнулся:
– Прихорошитесь, дамы. Скоро вы встретитесь с доблестными кантосскими витязями. – И он вышел в гробовой тишине – никто не мог слова молвить от потрясения.
Тем временем, пока все отвлеклись на Томомори, Нии-но-Ама тихонько сняла Кусанаги со стойки и спрятала под кимоно. Потом она мягко взяла Антоку за руку и вывела на корму, подальше от остальных.
– Час настал. Ты готов?
– Да, обаасан, – кивнул Антоку.
– Помнишь, как я тебя учила? Только поспеши. Антоку встал на колени, сложив ладошки, и поклонился сначала востоку – простился с великим святилищем в Исэ, – повернулся к западу, шепча имя Будды Амиды, и лишь потом поднялся.
– Я готов, обаасан.
– Тогда пойдем. Скоро ты встретишься со своим прадедом, что живет в подводном дворце. – Нии-но-Ама нагнулась и взяла Антоку на руки.
В этот миг несколько фрейлин увидели их.
– Госпожа! Государь! Что вы делаете? Нии-но-Ама обернулась:
– Я не желаю оставаться в этом мире и попадать в руки Минамото. Все, кто верен нашему императору, – за мной.
Подобрав разделенный край нижнего платья, Нии-но-Ама разбежалась изо всех сил и перепрыгнула низкий борт челнока.
Ледяная вода поначалу оглушила ее, но она все же сумела удержать Антоку. Постепенно ее кожа обернулась крепкой чешуей, руки – перепончатыми лапами, а развевающиеся в волнах многослойные одежды – длинным хвостом. Рот стал пастью, зубы – клыками. Мощные гребки задних ног увлекали ее глубже, глубже…
Когда водная толща совсем потемнела, она бросила последний взгляд на внука, на его почти безжизненное лицо. Мальчик, казалось, мирно спал, но душа его была уже далеко.
Вокруг, совсем рядом плыли другие драконы, приветствуя ее взмахами хвостов. Впереди, в самой глубине, дракониха, которую звали однажды Токико, увидела огни отцовского дворца, манящие домой.
Кэнрэймон-ин в ужасе смотрела, как ее мать и сын скрылись в морской пучине. Еще одна дама схватила шкатулку со священным зерцалом и тоже бросилась к борту. Однако стрела, пущенная с подошедшего корабля Минамото, пришпилила ее кимоно к палубе и дама упала на бегу, выронив ношу.
Кэнрэймон-ин шагнула к шкатулке, но в этот миг с неба дождем посыпались стрелы. Поняв, что ее время на исходе, она повернулась и кинулась с кормы в воду.
Быть может, она слишком высоко прыгнула, перед тем как упасть в воду, или чересчур исхудала за последнее время, но море не приняло ее. В объемистом кимоно застряли пузыри воздуха, а тугой шелк не пускал их наружу. Она плавала на поверхности, как цветок лотоса.
– Нет! – кричала Кэнрэймон-ин, борясь с пузырями. – Пусти меня! Возьми меня тоже!
Тут что-то воткнулось ей в волосы и с силой дернуло. Кэнрэймон-ин взвизгнула и ухватилась за рукоятку багра, которым ее подцепили. Но как она ни пыталась освободиться, все было тщетно. Ее тащили по воде, пока она не ударилась головой о борт, а потом чьи-то руки стали тянуть ее в воздух.
– Нет! – снова закричала Кэнрэймон-ин, лягаясь и отбиваясь кулаками от цепких мужских рук. – Пустите! Дайте умереть! Дайте умереть! Дайте умереть!
Бесполезно. Ее, словно рыбу, швырнули на палубу, и какой-то белокожий усатый молодой воин уставился на нее:
– Кто такая?
– Дама императорской крови, – ответил другой голос. – Императрица, мать Антоку.
– О-о! – Юноша удивленно поднял брови и отвесил легкий поклон: – Весьма польщен, государыня. Я – Минамото Ёсицунэ. – Затем он повернулся к кому-то стоящему рядом и приказал: – Отведите ее вниз и позаботьтесь как следует.
Когда Кэнрэймон-ин уводили, она плакала навзрыд, закрывая лицо рукавами. «Даже умереть с честью – и то не сумела…»
Тайра Мунэмори, стоя на своей ладье, потрясенно-заворожен-но смотрел, как женщины и воины Тайра один за другим прыгают в воду. Командующий Томомори повесил на шею якорь, чтобы погибнуть наверняка, и бросился с борта. Сестра, мать, император, остальные… Рядом стоящие воины с отвращением поглядывали на Мунэмори, готовясь последовать за государем. С бортов сбили рейки, чтобы можно было умереть без помех.
Мунэмори посмотрел на воду – должно быть, очень холодную. Он не мог пошевелиться, только судорожно гадал: «Что бы Син-ин посоветовал? Как быть?» Однако дух Син-ина исчез, и, как порой думал Мунэмори, вместе с его собственным.
– Ой! – обронил кто-то рядом и будто невзначай спихнул его за борт.
Тем бы все и закончилось, но князь Киёмори, выросший у моря, научил плавать всех сыновей. И Мунэмори бесцельно метался из стороны в сторону, пока его не заметили с корабля Минамото и не втащили на палубу.
– Так-так, кого это мы выловили? – спросил маленький юноша с усиками. – Похоже, самую крупную рыбу. Я-то надеялся прищучить твоего отца, но, пожалуй, и ты сгодишься.
Так, под звучный хохот Минамото, Мунэмори с позором отправили в трюм.