Текст книги "Война самураев"

Автор книги: Кайрин Дэлки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 40 страниц)

Рокухара

Князь Киёмори, полностью одетый к битве, за исключением тяжелого шлема, заседал в северном покое Рокухары, окруженный самыми доверенными советниками-воеводами. Перед ними лежала наспех составленная схема усадьбы, пестревшая клочками красной и белой бумаги. Ими обозначили вероятные места вторжения Минамото и наилучшие позиции для обороны.

Киёмори уже распорядился выломать близлежащий мост Годзё и поставить его двумя стенами-частоколами на восточном берегу реки. Гонцы доложили, что эта уловка успешно сдержала Минамото и наступление приостановилось.

Посреди совещания дверная панель распахнулась и в зал ворвался Сигэмори – без шлема, доспех в пятнах крови.

– Отец, – обессиленно выдохнул он. – Я вернулся.

– Ты не ранен, сын мой? – спросил Киёмори. Тот тряхнул головой:

– Кровь не моя. Конь подо мной пал, а я угодил в груду бревен, что сплавляли по реке Хорикава. Гэнда Ёсихира достал бы меня и там, если бы не мои верные Ёсодзаэмон и Кондо. Они дали мне скакуна и укрыли от стрел ценой собственных жизней. Ёсихира забрал их головы.

Киёмори положил руку ему на плечо.

– Что ж, они исполнили свой долг, и исполнили блестяще. Принять смерть за своего господина – величайшая честь для воина. Не скорби о них, гордись ими. А теперь расскажи-ка, удалась ли наша хитрость?

Сигэмори набрал воздуха в грудь.

– Насколько я могу судить, более чем. Мы выманили всех смутьянов на улицы, и сейчас они движутся сюда.

– Отлично. Иди же и собери новое войско, чтобы завлечь их поглубже в нашу ловушку.

Полководец Минамото Ёситомо гнал свое воинство по мостовой в сторону Рокухары. Бок о бок с ним трясся в седле Нобуёри, совсем обмякший от страха. «Как не похож он на того, кто еще несколько недель назад предал огню дворец То-Сандзё, – думал Ёситомо. – Теперь он сущая тряпка. Только бы снова не осрамился перед всем строем!»

На пути Ёситомо подмечал, что каждый перекресток юго-западного квартала столицы охраняется караулом, а боковые улочки пересекают заграждения. Выглядывая вперед, он видел новых и новых ратников, а также кареты вельмож – все спешили в Рокухару, исполняя повеление императора. Едва Ёситомо и его. конница достигли реки, вместо моста Годзё их встретили два широких частокола, за которыми притаились отряды лучников с оружием наготове.

– Это… этого не может быть! – выкрикнул Нобуёри. В тот же миг он подстегнул коня поводьями, вырвался из рядов Минамото и припустил во весь опор по улице Ямамомо, спасая свою никчемную жизнь.

Ёситомо проводил его остановившимся взглядом, борясь с подступающей дурнотой.

– Отец, – окликнул его Ёритомо, – разве мы не поскачем за ним?

Ёситомо в сердцах плюнул на брусчатку, по которой скакал Нобуёри.

– Пусть его. Одной пометой меньше. Ни к чему нам такие предводители.

– Отец, сюда едет Ёсихира.

С ними поравнялся старший сын.

– Проклятие! Тайра Сигэмори был почти у меня в руках, но в конце концов улизнул.

– Ничего, сын. Скоро тебе представится другой шанс его изловить. Однако кто это к нам едет?

Невдалеке показалось небольшое войско из трехсот всадников и, не доехав до Минамото нескольких кэнов, остановилось. Ёситомо узнал в них недавних союзников, покинувших дворцовые ворота вслед за Тайра. Возглавлял отряд его двоюродный брат Ёримаса. Ёситомо тихо выругался.

– Перебежчик пожаловал, – проговорил Гэнда Ёсихира. – Видимо, не выбрал еще, к кому примкнуть, вот и решил поглядеть, кто сильнее. Ну да я ему покажу, как Минамото таких привечают. – С этими словами он вытащил меч, кивнул своим семнадцати самураям и во весь опор бросился на Ёримасу. Так грозен был их вид, что Ёримаса обратился в бегство вместе со своей дружиной, а Гэнда помчался ему вдогонку.

Ёситомо сыновняя пылкость порадовала, однако он тут же встревожился, глядя, как Ёсихира растрачивает силы, предназначенные для главной схватки.

– Поезжай за своим братом, – велел он Ёритомо, – и напомни ему, ради чего мы сюда явились.

Отряд Ёримасы том временем мчался галопом по отмели, видно, все же решив соединиться с воинством Рокухары. Ёситомо с дружиной нагнали Гэнду и продолжили преследование. Два щита-частокола были разнесены в щепы, и погоня продолжилась по реке до самых стен Рокухары. Рать Ёситомо сражалась как полчище демонов, так неистово осыпая стрелами подворье Рокухары, что со стороны могло показаться, будто драконы грозовых туч решили обрушиться ливнем на землю.

Князь Киёмори услышал стук стрел, бьющих в деревянную дверь за его спиной, и порывисто обернулся.

– Что это? Неужели наши воины до того оплошали, что позволили неприятелю подойти так близко? Либо они впали, в панику, либо дела совсем плохи. Настал мой черед возглавить оборону. – Он надел шлем, препоясался мечом, закрепил на спине колчан со стрелами и отправился на веранду, веля подать коня.

Ему привели скакуна – крупного черного жеребца с черным же седлом, на которого он тотчас взобрался. Тридцать пеших воинов с алебардами-нагината [42]42
  Наги нага, обычно называемая алебардой, есть не ЧТО иное, как изогнутый меч наподобие палаша с древком вместо рукояти.


[Закрыть]наперевес и тридцать всадников, включая двух его сыновей, Сигэмори и Мунэмори, двигались бок о бок со своим предводителем, укрывая от вражеских стрел.

Едва они выехали за ворота, как встретились с отрядом Ёримасы.

– А, пополнение! – воскликнул Сигэмори. – Отвлеките войско Ёситомо от стен, а мы тем временем обойдем его сзади и застанем врасплох.

Ёримаса, кивнув, повел своих людей во главе конницы Тайра и уверенным натиском стал отгонять Минамото обратно в реку, на западный берег.

Оттуда раздался голос Ёситомо:

– Честь не позволяет мне, Ёримаса, спросить тебя, отчего ты бежал под знамена Тайра из Исэ. Своей изменой ты опорочил боевую славу нашего дома.

– В чем же моя измена? – возразил Ёримаса. – Я явился сюда по зову императора Десяти добродетелей! Это ли не спасение нашего дома и умножение родовой славы? Ты же, напротив, взялся служить самому бесхребетному лиходею, каких только знала земля, чем навлек на наш род еше большее бесчестье!

Полководец Ёситомо не отвечал, хотя в глубине души признал правоту Ёримасы. Вместо этого он обратился к своим сыновьям и вассалам:

– Отсюда пути назад не будет. Пришел час показать свое мастерство и отвагу. Если они нападут снова, бейтесь изо всех сил, старайтесь сразить ка^ можно больше врагов.

– Отец, взгляни! – прервал его Ёсихира, указывая на запад. Оттуда надвигались пять сотен конников под предводительством Сигэмори. Другой отряд обходил слева, мелькая между домами. – Нас окружают! Они устроили нам западню.

С другого берега донеслось улюлюканье Тайра, сгрудившихся у стен Рокухары.

– Смекнули наконец, зачем вас уводили от дворца? Теперь идите и нападайте, если осмелитесь!

– Со ка [43]43
  Вот как (яп.)


[Закрыть], – произнес Ёситомо, чувствуя, как холодеет в груди. – Настал наш смертный час. Так будем же смелыми до конца и посрамим тех, кто решил нас обесчестить.

Тут его вассал, Камата, соскочил с лошади и схватил коня Ёситомо под уздцы.

– Молю, дозвольте молвить, господин! Все, даже великие ками знают, что в ратном деле Минамото не знают себе равных. Так почто позволить всему пропасть, сгинуть под копытами Тайра? Не упускайте же случая обратить проигрыш в победу. Если вы сейчас отступите и вернетесь в восточные земли, там можно будет собрать куда большее воинство. С новыми силами ничто не помешает вам одержать долгожданную победу. Никто не восславит полководца, который отдал свою жизнь ни за грош. Того же, чье хитроумие поможет спастись от врага и потом одолеть его, будут превозносить повсюду.

– Ты предлагаешь мне бежать, как псу Нобуёри? – опешил Ёситомо. – Чтобы сказители равняли наши имена? Ни за что. Прочь от моего коня! – Он ударил скакуна пятками в бока, пытаясь вырваться к реке, но Камата держал крепко. К нему присоединились другие вассалы. Обступив Ёситомо, они хватались за поводья и луки седла, тесня, увлекая, отпихивая его прочь.

– Не надо, повелитель! – взывали они. – Мы клялись вас беречь! Мы не пустим вас на верную гибель! Уезжайте! – Вассалы толкали и подстегивали лошадь, и та наконец помчала воеводу, окруженного сыновьями, на запад. Воины Тайра пустились в погоню, осыпая стрелами, пока Ёситомо и его люди не рассеялись кто куда, точно гуси перед грозой.

Снег на камне

Тихо падал снег за стенами храма Нинна-дзи. Высоко на холмах к северу от Хэйан-Кё сгущались сумерки. Мало-помалу, точно снежинки в сугробе, копились добрые вести, ежечасно доставляемые из столицы. Так отрекшийся государь узнал, что сестра его Дзёсаймон-ин благополучно добралась до монастыря в Курамадэра. Так услышал о том, что мятежники Минамото бежали, а Тайра остались победителями.

Го-Сиракава сидел рядом с братом, настоятелем Какусё, потягивал с ним подогретое саке и любовался снегопадом.

– Куда как приятнее, – проговорил Какусё, – чем в прошлый раз, когда Нинна-дзи принимал отрекшегося императора. Тогда им был наш брат Син-ин, глава заговорщиков. Выгнать его я не мог, однако, по здравому размышлению, особых торжеств устраивать тоже не стал. Полагаю, его краткое пребывание здесь было безрадостным.

– Едва ли он вообще склонен радоваться. Особенно теперь, после изгнания в Сануки.

– Кое-кто из здешних монахов, – сказал Какусё, – утверждает, – будто дух Син-ина смотрел на них из-за сёдзи.

– Но наш брат еще жив, – возразил Го-Сиракава. – Как его дух может блуждать отдельно от тела?

– Говорят, что истинные злодеи могут перемещаться духом куда им вздумается, где бы ни находилось их тело, – сказал Какусё. – А еще слыхал я, что Син-ин преобразился в самого жуткого демона, посвятив священные сутры властителям преисподней. Трудно представить, на что способен демон императорской крови, потомок самой Аматэрасу!

– Даже на святой земле вроде этой? – спросил Го-Сиракава.

Какусё кивнул:

– Даже здесь. Но быть может, монахам померещилось и все эти присказки останутся без продолжения.

В комнату доставили еще одного гонца – он даже не успел стряхнуть снег с наплечников и шлема. Гонец опустился на колени и коснулся лбом пола.

– Государь, ваше преподобие… Я принес хорошую весть. Тайра загнали Минамото в горы на востоке. Метель там гораздо сильнее, чем здесь. В такую погоду им далеко не уйти.

Го-Сиракава кивнул и улыбнулся.

– Отведите его в трапезную. Пусть поест и попьет с остальными, – сказал он монахам, что привели гонца.

Когда те удалились, Какусё добавил:

– Сдается мне, не все заговорщики подадутся на запад. Не пройдет и дня, как многие из этих несчастных явятся сюда молить о пристанище. Если это случится, я приведу их к тебе, чтобы не лишать удовольствия расправиться со смутьянами собственноручно.

– Ты слишком щедр.

– Для такого почетного гостя – все, что угодно. Впрочем, кто знает – может, нас удостоит присутствием сам могучий Ёситомо.

Го-Сиракава на мгновение задумался и ответил:

– Едва ли. Я встречал этого полководца Минамото. Слишком пылок, пожалуй, чтобы таиться по храмам и носить рубище. Нет, он, верно, отправится в Каито и попытается собрать еще людей под свое знамя.

Какое-то время они попивали вино в дружественном молчании, потом Какусё проговорил:

– Есть и другой повод для радости. Здесь, да и в других храмах обитают несколько монахов, искусных в толковании небес. Они говорят о грядущем Маппо, эпохе Конца закона. По преданию, нас ждут великие бедствия, смешение чинов и прочая, прочая. То, что императорская воля возобладала, может означать, что предсказатели ошиблись в расчетах.

– Будем надеяться, – кивнул Го-Сиракава.

Одна из бамбуковых ставен перед ними была поднята, открывая вид на заснеженный храмовый садик. Нескольких жаровен с углями, впрочем, хватало, чтобы собеседники чувствовали себя уютно. Но вот ветер сменил направление, и Го-Сира-каву разобрала дрожь.

В центре сада возвышался большой белый камень, почти валун. Не то снег, не то случайная тень придавали ему мимолетное сходство с черепом, устремившим пустые глазницы прямо на императора. Го-Сиракава похолодел и запахнул потуже полы тяжелого платья. Он озадаченно посмотрел на чашку у себя в руках. «Неужели я так много выпил, что уподобился мнительному монаху?» Го-Сиракава моргнул и опять выглянул в сад. Ветер кое-где смел с валуна снег. Теперь на него смотрело высохшее лицо с горящими ненавистью глазами, маска лютой злобы. Лицо его брата, Син-ина. Но вот налетел новый порыв ветра, и камень снова стал камнем.

Го-Сиракава уронил взгляд на трясущиеся руки.

«Должно быть, привиделось после россказней Какусё. Да вдобавок перебрал саке».

– Что с тобой, брат? – забеспокоился настоятель. – Ты дрожишь. Опустить ставни, чтобы не сквозило?

– Пожалуй, мне стоит прилечь. Слишком много тревог для одного дня.

В этот миг внутренняя дверь комнаты скользнула в сторону и на пороге возник согнувшийся в поклоне послушник.

– Ваше преподобие, государь… у ворот посетитель. Он просит убежища.

– Ага! Точь-в-точь как я предрекал, – произнес настоятель с улыбкой. – Наш первый гость. Не спеши засыпать, брат, не посмотрев, что за рыбку выбросило к нам на берег.

– Ты прав, Какусё. Жаль будет пропустить это зрелище. Пободрствую еще немного. – Послушнику он приказал: – Можешь послать за нашим посетителем.

Не успел тот ответить, как в комнату ввалился какой-то толстяк в некогда белом исподнем кимоно, а с ним слуга, тоже полуголый и испуганный.

– Ты! – прогремел Го-Сиракава, узнав незадачливого тирана Нобуёри.

– Мой прежний владыка! – воскликнул тот, падая ниц. Его волосы были растрепаны (не иначе, нарочно), на левой щеке виднелось три багровых полосы. – Какая удача, что я вас повстречал! Настоятель поистине благословил меня, дозволив разделить этот кров с величайшими и всемилостивейшими.

Оба брата неспешно опустили чашки.

– С какой стати ты ждешь от меня теплого приема? – спросил Какусё.

– Я подумал, что, как человек большой святости, вы наверняка признаете во мне жертву рока. Во всем, что я содеял, виноват только лжец и лицемер Синдзэй. Вы ведь не станете этого отрицать? А вы, владыка, разве не простите меня? Не велит ли нам всем великий Будда быть милосердными? Однажды вы взирали на меня благосклонно. Ведь с вашего соизволения я был назначен главнокомандующим, разве нет?

– Верно, – отозвался Го-Сиракава. – И я с тех пор сожалею об этом.

– Но… но я хорошо обращался с вами! – оправдывался Нобуёри. – Вас содержали в библиотеке, все ваши пожелания исполнялись, за вами ухаживали…

– Ты… спалил… мой… дворец! – процедил Го-Сиракава. – Ты убил моих друзей, их детей, даже слуг!

– Н-но без этого было не обойтись, нэ? Чтобы покарать Синдзэя. Помилуйте, о-дай-ин [44]44
  О-дай-ин – Великий отрекшийся государь (яп.).


[Закрыть], вы ведь не можете винить меня в том, что прислушивались к советам этого лизоблюда и кознедея…

– Довольно! – взревел прежний государь. – Посадить его под замок и послать в Рокухару известие о том, что он здесь.

– Сжальтесь, владыки, пощадите! – вскричал Нобуёри. – Взгляните, что со мной стало! Друзья от меня отвернулись. Когда я повстречал полководца Ёситомо, бегущего в горы, и попросил о помощи, он назвал меня трусом из трусов и отхлестал вдобавок! – Нобуёри пощупал свои ссадины. – А потом он нас бросил и мы были вынуждены плутать среди холмов. Какие-то разбойники отобрали наших коней и одежду. Мы чуть не замерзли, пока сюда добирались. Неужто я мало страдал? Если вы пошлете за Тайра, они меня казнят!

– Хай, – отозвался Го-Сиракава. – Непременно. Какусё кликнул монахов-воинов и велел им запереть Нобуёри с помощником в амбаре для риса.

– И пошлите тотчас же гонца в Рокухару, – добавил Го-Сиракава, – с вестью о том, что лист, некогда росший у самой верхушки, упал и зимний ветер занес его к нам на порог. Пусть пришлют кого-нибудь поутру и заберут этих двоих.

Монахи поклонились и уволокли бывшего главнокомандующего прочь. Когда плач и причитания Нобуёри утихли, Какусё снова поднял свою чашку с саке и промолвил:

– Пброй даже в непроглядной ночной тьме всевидящий Будда посылает свой дар.

– Воистину, – согласился Го-Сиракава.

Мокрый снег

Утро выдалось пасмурным. Небо обложили серые тучи, то и дело валил мокрый снег. Тайра-но Сигэмори сидел на походном стуле возле реки за оградой Рокухары. У него на коленях покоился меч Когарасу. Сигэмори взглянул сверху вниз на дрожавшего у его ног Нобуёри. Никогда еще не возлагали на него столь приятной повинности, как исполнение приговора бывшему главнокомандующему.

Когда ночью прибыл посланник из Нинна-дзи, Сигэмори стал упрашивать отца о позволении доставить Нобуёри. К его удивлению, Киёмори с готовностью согласился и даже одарил его правом лично обезглавить изменника.

Рано утром Сигэмори поднял сотню всадников и отправился в Нинна-дзи забирать пленника. Нобуёри и его подручный после ночи в сарае выглядели не лучшим образом: оба совсем посинели и тряслись, точно разбитые параличом. Среди Тайра завязался спор о том, следует ли выдать Нобуёри одежду для укрытия от снега. Наконец Сигэмори велел обрядить его в крестьянский плащ из соломы.

– Я намерен довезти его живым, чтобы он видел меч своего палача, – пояснил Сигэмори.

Однако долго ехать в седле со связанными руками его подопечный тоже не мог, так что к прибытию в Рокухару на Нобуёри живого места не было от грязных синяков и кровоточащих ссадин.

– Даю тебе последнее слово, – произнес Сигэмори. Нобуёри протянул к нему дрожащие руки.

– Я… я вижу, вы мудры не по годам. Скажите, разве здравомыслящий человек на такое пошел бы? Стал бы злоумышлять против императора? Вы-то наверняка видите, что я ни при чем. Все это козни демона, клянусь!

– Значит, демона, – недоверчиво повторил Сигэмори. Нобуёри стиснул пухлые ладони и уставился в землю.

– Именно демона. Я видел его во сне. Син-ина. Он сказал мне: «Получишь все, чего ни попросишь». Сообщал мне желания других, чтобы я мог заручаться их помощью. Син-ин говорил, что меня будут чтить как героя, что я тружусь на благо отечества. Если я и творил беззаконие, то неосознанно. Как можно меня винить? Прошу, похлопочите обо мне перед отцом. Можете сослать меня в изгнание, если надо, только пощадите!

Сигэмори, нахмурившись, встал.

– В жизни не встречал гнуснее предателя! Честолюбие и корысть – вот те демоны, которыми ты был одержим! Царедворцы, прибывшие в Рокухару, доложили нам о твоих происках и злодеяниях. Сам государь император поведал, как ты держал его в заключении и утверждался во дворце на правах законного властителя. После всего, что ты сотворил, нет тебе снисхождения.

Нобуёри прижался лбом к полу, сотрясаясь в рыданиях. Сигэмори извлек Когарасу из ножен и молниеносным ударом обезглавил изменника.

Видение Хатимана

Юный Минамото Ёритомо карабкался по заснеженному горному склону. Его перчатки и наголенники промокли насквозь, он уже не чуял ни рук, ни ног и едва видел на локоть перед собой – так густо лепил снег. Мальчик почти не разбирал собственного дыхания сквозь яростный вой пурги. «Хатиман, не дай мне здесь погибнуть, – молил он. – Я прожил всего тринадцать лет и не успел еще порадеть твоей славе».

Когда Минамото бежали в восточные горы, полководец Ёситомо решил держаться как можно дальше от дорог, и они углубились в лесную глушь, выбирая самые крутые подъемы – такие, где даже не было троп. Видно, божествам гор это не понравилось, и вскоре беглецов стали изматывать суровые метели. Доспехи пришлось бросить, так как широкие наплеч-ники-содэ парусили под порывами ветра, отчего путников то и дело грозило скинуть со скал. Оставили они и о-ёрой, тяжелые латы, чтобы ускорить переход. Последними расстались с лошадьми – им не под силу было карабкаться по обледенелым скалам и крутым взгорьям.

На глаза Ёритомо навернулись слезы, едва он вспомнил, как уронил в снег панцирь Восемь драконов. «Теперь его подберет какой-нибудь нечестивец разбойник. Мой предок Ёсииэ ужаснулся бы такому поступку. Что теперь защитит меня от стрел?»

Только и осталось у Ёритомо из воинского снаряжения, что наследный меч, Хигэкири.

Тяжело ему, меньшему из всех братьев, было поспевать за отцом, а вскоре он и вовсе потерял всех из виду за пеленой бурана. Ёритомо не разбирал дороги, перестал понимать, где находится. Никогда еще он не знал такого голода, холода и слабости.

Простонав, мальчик свалился лицом в сугроб, проклиная свое бессилие. «Тайра и их прихвостни наверняка бродят неподалеку. Я должен идти». Повернув голову, он вдруг заметил, как снег вокруг него заискрился необычным светом.

Ёритомо заставил себя встать на колени. Падающий снег перед ним стал взмывать вверх и кружить, точно в водовороте, образуя нечто вроде гигантского зеркала.

«Неужели мой ум помутился? – подумал мальчик. – А может, все видят такое перед смертью?» Но вот из пятна света выступил всадник на могучем белом коне.

– Отец? – всхлипнул Ёритомо, стыдясь своего по-детски прозвучавшего голоса.

Всадник приблизился, и мальчик узнал его – по воспоминанию о храме, куда приходил когда-то.

– Хатиман… – вырвалось у Ёритомо. Призрачный воин кивнул.

Ёритомо трижды поклонился и взмолился:

– Великий Хатиман, помоги мне! Скажи, где искать отца? Гулким, как вой ветра в пещере, и грозным, точно боевой клич многотысячного войска, голосом Хатиман ответил:

– Не думай более об отце, Ёритомо. Отныне ваши судьбы разделяются навеки. Я же пришел исполнить давний обет.

Ёритомо уронил голову на грудь и пролепетал часть сутры Почитания отцов, а закончив, спросил:

– Я сейчас умру?

– Тебе еще многое предстоит совершить в этом мире. Не время еще его покидать. Возьмись за мое стремя.

Ёритомо, словно во сне, сделал как было велено. Хатиман развернул коня и повел его навстречу буре, вверх по каменистой круче. Мальчик старался идти с ним вровень, как тяжело это ему ни давалось.

– Великий Хатиман, если я не увижу отца, то встречу ли братьев?

– Те из них, что останутся живы, разлетятся подобно осенним семенам.

Ёритомо не захотел спрашивать, кто уцелеет, а кто – нет.

– А куда мы идем? Хатиман не отвечал.

Мальчик не знал, долго ли, коротко ли брел он, держась за стремя Хатимана. Они миновали сосновую рощу и голые, обледенелые склоны из камня и галечника. Снег вокруг клубился густым облаком. Свет, излучаемый божеством, рождал причудливые образы, и Ёритомо норой принимал их за гигантских драконов, глядевших из бурана.

Наконец ками остановил коня.

– Вот и пришли.

– Где мы, владыка Хатиман? – спросил Ёритомо, не чувствуя губ от холода.

В этот миг конь и всадник попросту растаяли без следа, а Ёритомо упал на четвереньки с отчаянным плачем.

Но вот сильный порыв ветра рассеял перед ним снежную завесь, и мальчик увидел перед собой лачужку с соломенной кровлей, кое-как прилепившуюся на горном склоне. Из нее навстречу Ёритомо шел старый монах в плотно запахнутом одеянии.

– Кто здесь? – окликнул старик. – Кто меня звал?

– Я, это я! – прокричал Ёритомо, силясь подняться. – Прошу, помогите!

Монах подошел к нему и взял за руку.

– Откуда ты взялся? Ребенок… один высоко в горах, в такое ненастье? Да ты окоченел до полусмерти! Пойдем! Скорее в мою хижину, там обогреешься!

Ёритомо покорно побрел за монахом, надеясь, что слезы стыда не застынут у него прямо на щеках.