Текст книги "Обитель душ 2. Эфемерность величия (СИ)"
Автор книги: Катти Карпо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 36 страниц)
Спокойно сидеть в кресле Зарина не стала. Она выгнулась и перевернулась, взгромоздив тело на резные деревянные подлокотники. Хонор знал, что так сидеть очень неудобно. Резные края одного подлокотника впиваются в мягкую плоть под коленями, второй столь же сильно вдавливается в спину. При лучшем раскладе страдают только лопатки. Но Зарина никакого дискомфорта явно не испытывала. Быстро же она оправилась после Акта. Однако на Змеюку вряд ли могло что-то долгое время производить впечатление. Как понял Хонор, многие вещи из реальной действительности навевали на эту девочку скуку. Наверное, сидеть по-человечески ей тоже было скучно. Хонор фыркнул себе под нос.
Зарина поболтала ножками в воздухе и уставилась на Хонора. Старшему Советнику стоило большого труда не отвернуться. Если он сейчас отвернется, то просто даст чужачке лишний повод для насмешки. Он итак ощущал в себе некую потрепанность, словно его целый день метафизически жалили. Кололи, кусали, отрывали гигантские шматки от его самолюбия, вырезали замысловатые фигурки из его чувства собственного достоинства и выедали кусочки из его самообладания. А все она с ее язвительной ухмылкой и колючим взглядом столь неожиданно роскошных разноцветных глаз. Насмешка, насмешка, насмешка. Змея с живописно яркой чешуей кружит вокруг него скользящими движениями и жалит, жалит, жалит.
Хонор старательно заморозил лицо, чтобы ни одно выражение не смогло бы выдать его мысли. А думы были невеселые. Он слишком изнежился, слишком привык к тому, что слова его воспринимались как данность, граничащая с бесспорной мудростью. А теперь ему дали под дых да не один раз. Бесконечное число лиц, глаза на которых твердили, что да, он мудр не по годам, что прав он и правота его истинна, как очевидна сила земного притяжения, и вдруг на одном единственном лице он прочитал, что он идиот. Простой, ординарный, стандартный идиот. И лицо это неизменно и без видимых усилий сохраняло маску, молчаливо вопящую: «Ханжа, расслабься, я истину глаголю!»
Дыхание Хонора чуть сбилось, но он взял себя в руки. Не будет он впадать в крайности и бурно реагировать. Не будет и все. Или хотя бы постарается. Так что ему до нее дела нет. Пусть пялится сколько влезет.
– Мать Святая Земля и упокоенные крохи в недрах твоих, напитай меня спокойствием твоим, как мать питает дитя, – прошептал Хонор, незаметно дотрагиваясь кончиками пальцев до алого сердолика на шее.
– Сердолик обладает свойством оберегать от недоброжелательных духов и враждебно настроенных людей. – Голос Зарины мгновенно смел с Хонора все приобретенное спокойствие и заставил глянуть в ее сторону крайне недружелюбно. И с чего он решил, что потянулся к камню незаметно? – Я не дух, а значит, в твоем варианте, враждебная личность. Что, у меня морда такая вражеская, что кирпича просит? Чего ты за булыжники ухватился, а, Бюрократишко?
Хонор не удержался и все-таки глянул в эти разноцветные глаза. Яркие, живые, манят, хоть убейся. Лучше бы не смотрел. Ехидство изливалось из их нутра, словно два взбесившихся гейзера дали залп разом. Так, что он там хотел попытаться? Уж и не вспомнить.
– В мой приказ не входит обязанность отвечать на твои вопросы, – буркнул Хонор. Он с диким упрямством уцепился взглядом за стеклянные вставки на подлокотнике кресла Зарины. Только не смотреть на нее! Метод из курса борьбы с агрессией для подверженных стрессам служащих: избегать зрительных контактов и не отвечать на явные провокации.
– А ты же у нас такой хороший и послушный мальчик, – умилилась Зарина. Она устроилась поудобнее и провела носком кеда по воздуху, словно погладив контуры тела Хонора. Зарина выбрала подходящий момент: юноша, по своему служебному положению привыкший смотреть собеседнику в глаза, не выдержал и глянул на нее.
– Твое настроение меняется быстрее погоды, – проворчал Хонор, просто чтобы не молчать, а не для того, чтобы поддержать разговор. – Всего пять минут назад ты хотела нас всех прирезать.
– А я сегодня добрее и пушистее, чем обычно. – Зарина запустила пальцы в волосы и взлохматила их, хотя они и без того были, как примятый мех пушных зверей. – К тому же я решила, что вы мне полезнее в живом состоянии.
– Я польщен, – съязвил Хонор. – А вот насчет твоей полезности нам – я очень сомневаюсь в ее наличии.
– Я вам ничем не обязана.
– Мы тоже! – вспыхнул Хонор.
– Ты зря начал разговор об обязательствах, Роуланд. – К ним приближался Таддеус.
– К чему это ты сказал? – насторожился Хонор.
– Пора нашей правительнице узнать кое-что. – С этими словами капитан Ротшильд извлек из-за пазухи свиток, перевязанный красной нитью.
С секунду Хонор недоуменно смотрел на свиток в руках Таддеуса, а затем завопил:
– НЕТ!
Таддеус ловко увернулся от Хонора, когда тот хотел отобрать у него свиток.
– Она должна узнать, – уговаривал его капитан Ротшильд, но Старший Советник был непреклонен:
– Нет, не должна!
– Прекрати, Хонор! Зарина Эштель – правительница Королевства Водолея. Она узнает рано или поздно.
– Лучше поздно! – Хонор буквально висел на Таддеусе, стараясь выбить из его рук свиток. – А еще лучше – никогда!
В следующее мгновение Старший Советник повис на Таддеусе, и тот, не удержав его веса, рухнул на пол. Пока юноши барахтались, пытаясь выпутаться из кучи-малы, выроненный свиток, благополучно прокатившись через весь коридор, очутился у ножек кресла Зарины. Девочка остановила его ногой, и нитка ни с того ни с сего вдруг лопнула. Свиток раскрылся.
– Нет! – завопил Хонор, узрев, где по его вине оказался свиток.
Зарина опустила с кресла вторую ногу и наклонилась, вчитываясь в содержание.
– «Я, Хонор Руперт Роуланд, клянусь поступить в услужение Королевства Водолея в день, когда будет признан Сапфиром Вечности новый правитель Королевства Водолея, чья рука без опаски касается камня Душ и защиту чью обеспечивает кровавая длань чудовища-гарпии, и служить этому правителю верой и правдой до самой смерти. Подпись», – громко прочитала Зарина.
Целую минуту Хонор и Зарина молча взирали друг на друга. А потом губы Эштель растянулись в самой сладчайшей из всех ее улыбок.
– Какая приятная неожиданность, – пропела Зарина и, раскрыв объятия, просюсюкала: – Что ж, пупсик, иди к маме на ручки!
Глава 5. Ошибки молодости
С чистейшим оттенком я выбрала краски,
Цвет белый снежинок, порхающих в пляске,
И черный угля – цельность чувств моих в связке,
Но искренность ведь не нуждается в маске!
Черно-белому цвету я верность хранила,
Но как же я грязь в свою жизнь допустила?
Вмиг люди вокруг во мне два цвета смешали
И, похоже, в душе моей что-то сломали...
Мой черный и белый – цвет незабвенный...
Где грани конец, тот предел неизменный,
Когда тонкость линий пишется вязью,
Когда человек вдруг становится грязью?
Из крайности в крайность я слепо кидаюсь,
Ищу чисто черный, но в гнусть зарываюсь,
Ищу снежно белый, но в грязь упираюсь,
И словно в помойке день за днем я копаюсь.
Мне люди твердят: будь более зрелой,
А не это ли значит быть тусклой и серой?
Цвет грязи убрать – желаю быть смелой,
Скажите, как мне стать опять черно-белой?
Родиной Хонора Роуланда не было ни Королевство Весов, чьему правителю он прослужил три славных года, ни Королевство Водолея, чьему еще тогда не существовавшему правителю он по юношеской наивности поклялся служить до самой смерти. Ох и аукнется ему эта клятва...
Нет, в детские свои лета Хонор и подумать не мог, что его жизнь в будущем будет связана с Королевствами, которым благословение подарила стихия Воздуха. Ведь сам он родился в благословленном Землей Королевстве Девы и с детства научен был относиться к «иноземцам» – выходцам из других Королевств, главным образом, Воздуха, Воды и Огня – крайне недоверчиво. Они странные. И манеры у них чудные, и менталитет другой, и вообще лучше с ними не заговаривать.
Хонор и его родители жили в столице Королевства Девы, городе Эстер, в уютном двухэтажном домике на самой обычной улице, где можно было легко услышать шум волн Внутреннего моря, бьющихся о берег, и почувствовать рыбный запах, идущий со стороны морского порта, и где на разницу в классовом положении всем было плевать.
Хотя семья Роуланд считалась достаточно благополучной, а родители Хонора имели весьма привилегированные профессии, никто из них и не думал смотреть сверху вниз на более бедных соседей. Отец Хонора, Руперт, занимал высокий пост в Совете при тогдашнем правителе Королевства Девы, и поговаривали, что в будущем его ждет должность Старшего Советника при правителе. Мать Хонора, Агата, имея статус адвоката, работала в Королевской адвокатской конторе и входила в своем деле в тройку лучших. Одним словом, с детства Хонор Роуланд не знал нужды и вполне мог бы стать «золотым мальчиком» и гордостью семьи, если бы судьба не нанесла ему болезненный удар в спину.
Эра борьбы со злоупотреблениями была в самом разгаре, и все меньше стихийников, беспечно разгуливающих по проселочным дорогам, попадалось на глаза, а народ все неистовее возносил хвалу солдатам Святой Инквизиции, что избавляли их родные земли от «стихийной падали». Когда устроенная Святой Инквизицией и затянувшаяся на долгое время Великая Облава на стихийников медленно пошла на спад, Хонору было четыре года. Люди в то время поговаривали, что Организация поработала на славу, избавившись разом от всех стихийников, хотя сама Святая Инквизиция была иного мнения. Но именно в тот год, когда ажиотаж и сумятица вокруг полномасштабной ловли стихийников поутихли, а Организация переключилась на добычу уровнем пониже (зверолюди, заклинатели, ведьмы, распространители волшебной дребедени), четырехлетний Хонор Роуланд, ребенок одной из самых привилегированных семей в Эстере, внезапно обнаружил в себе связь со стихией Земли.
В тот день раскрасневшийся карапуз взлетел по ступенькам крыльца словно вихрь. От него поднялся ветер, и с полсотни астр, украшающих сад дома Роуландов и подходы к крыльцу, закачались в гипнотизирующем танце.
– Мама!
Агата Роуланд отвернулась от стола, где лежала стопка документов, приготовленных к ближайшему судебному процессу, и улыбнулась сыну. Свои смоляные мягкие волосы Хонор унаследовал от матери, чьи длинные волнистые локоны были всегда небрежно перехвачены алой лентой. Бледная кожа и неповторимые карие глаза создавали столь волшебный образ, когда мама, склонившись над кроваткой мальчика, рассказывала ему сказки, что кошмары никогда ему не снились, а чудовища под кроватью, имеющие в его воображении образ кровожадных гарпий, казались чем-то далеким и нелепым. Губы бантиком и задорный взгляд убирали добрый десяток из возраста Агаты, и человеку непосвященному сложно было представить эту же женщину в зале суда, погруженную в серьезнейшую работу по властвованию над человеческими судьбами.
– Мама! Волосинка!
Хонор залез на колени матери и чуть не соскользнул по ткани ее юбки обратно на пол, но Агата вовремя подхватила его.
– Что ты говоришь, милый? – Она нежно убрала длинные пряди волос сына, которые доросли до того, что лезли в глаза. Хонор походил на взбудораженного домовенка, а после игр и беготни – на вывалявшуюся в грязи лохматую собачку. Следовало его подстричь. За короткими волосами легче ухаживать.
– Моя волосинка... Упала! – Хонор взметнул вверх руки, пытаясь убедить маму в важности этого события. – И... дерево!
– Что? Дерево? – Агата все еще старалась понять смысл высказывания мальчика, когда вдруг Хонор спрыгнул с ее коленей и, схватив за руку, потащил к окну.
– Дерево! Дерево!
Агата выглянула в окно.
– Малыш, но у нас в саду нет деревьев. Только астры.
– Дерево! – Хонор упрямо мотнул головой. – Волосинка! – Мальчик, раздосадованный тем, что не может объяснить маме главного, вцепился в свою челку и, поморщившись, выдернул один волосок.
– О, Святая Земля, – удивилась Агата и схватила сына за кулачок, в котором он сжимал длинный черный волос. – Зачем ты делаешь себе больно?
– Не больно, – возразил Хонор и с важным видом отправился вглубь дома.
На окне в гостиной стоял горшок с землей. Агата давно уже приготовила его, но не могла решить, что туда посадить. Мальчик с трудом вскарабкался на стул, стоящий у окна, и сунул свой волосок в землю.
– Малыш? – Агата изумленно следила за его манипуляциями, совершенно не понимая, какую мысль хочет донести до ее разума четырехлетний сын.
– Дерево. – Хонор, насупившись, ткнул пальчиком в горшок. Агата наклонилась, рассматривая место, указанное сыном.
– Боже... – ахнула женщина через мгновение, узрев, как сквозь слой земли прорывается нечто. Зеленый росток потянулся к потолку, а затем в мгновенье ока в горшке уютно устроился кустик цветков фиалки. – Боже милостивый...
– Дерево! – торжествующе провозгласил Хонор, ужасно довольный, что его мысль вдруг приобрела материальные очертания и больше не нужно тужиться и искать слова, чтобы объяснить все матери.
– Это не дерево, – пробормотала Агата, без сил опускаясь на пол. – Это цветок.
– Не дерево? – озадачился Хонор.
– Цветок... – Женщина побледнела. – Боже, малыш. Твой волос пророс в цветок. Святая Земля!
У Хонора испуганно расширились глаза. Он не понимал, почему мама вдруг расстроилась. Что же он сделал не так?
Агата резко выдохнула и метнулась к сыну. Тот от неожиданности отшатнулся и наткнулся спиной на стул.
– Малыш, твой первый волосок. Волосинка, которая проросла в цветок. Нет, в дерево. Тот, что ты упоминал ранее, – где он?
– В саду. – Хонор скуксился и едва сдержался, чтобы не зарыдать. В отличие от остальных детей, он терпеть не мог плакать. Слезы текут, сопли размазываются по щекам – противно до жути.
– Покажи мне цветок. – Агата потянула Хонора за собой. Ее сердце лихорадочно стучало в груди. – Он похож на тот, в горшке?
Хонор кивнул. Мальчик старался идти с маминой скоростью, но все время запинался об ее длинную юбку.
– Где он? – Выйдя на крыльцо, Агата понизила голос и опасливо огляделась. Снаружи слышался обычный шум улицы.
Хонор отцепил мамину руку от своих пальцев и побежал по садовой дорожке. Агата припустила следом. Через пару шагов нога угодила в ямку и подвернулась, но женщина, закусив губу, двинулась дальше.
«Нужно как можно скорее избавиться от этой первой фиалки. Как можно скорее...».
– Госпожа Роуланд. – Сердце ёкнуло в груди, и Агата едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть. – Добрый день.
– Добрый. – Женщина остановилась и сдержанно кивнула соседу, старику Ховарду.
Маслянистые глазки заинтересованно буравили Агату, а губы, почти скрывшиеся за премерзкими складками щек, растянулись в подозрительно приветливой улыбке. Ховард с ленивой неуклюжестью облокотился на ограду, окружающую сад Роуландов, и помахал Хонору
– Здравствуй, прелестное дитятко.
Хонор сурово насупился. Ему решительно не нравился этот маслянистоскладчатый человек, и мальчик в силу своего возраста даже не думал скрывать своей неприязни.
– Необщительный он у вас, – пожаловался Ховард, хотя сомнительно было, что мечтой всей его жизни было пообщаться по душам с четырехлетним малышом.
– Со временем все придет. – Агата пожала плечами и повернулась, чтобы уйти, но следующие слова старика заставили ее похолодеть от ужаса.
– Надо же, госпожа Роуланд. С каких пор в вашем саду появились фиалки? Разве не цветок астры в ваших фаворитах?
Агата резко развернулась. Только теперь она заметила у самой ограды фиалковый кустик. Астры окружали его со всех сторон, поэтому с того места, где находилась Агата, его почти невозможно было разглядеть. А вот лукаво улыбающемуся Ховарду кустик был прекрасно виден. Взгляд женщины метнулся к Хонору. Она опасалась, что мальчик может что-нибудь ляпнуть, но опасения оказались напрасны. Поймав ее взгляд, мальчик махнул рукой куда-то в сторону кустика фиалок и небрежно провел по своим волосам. Стороннему наблюдателю этот жест показался бы нелепым детским дерганием, но материнское сердце Агаты подсказало, что таким образом Хонор указал ей на то, что она просила.
– Похоже, эти семена сюда попали по ошибке. – Агата постаралась выглядеть как можно более равнодушной.
Лисьи глазки Ховарда скользнули по Хонору, который от нечего делать начал отстраненно мять лепесток ближайшей астры, и остановился на лице Агаты.
– Кажется, еще вчера фиалок в вашем саду и в помине не было, – проскрипел старик. При этих словах его глаза чуть-чуть вылезли из орбит, а вид стал, как у лупоглазой рыбы из глубоководных океанских впадин.
Агате хотелось рыкнуть «не ваше дело!», но этим она лишь усугубила бы ситуацию. Вместо этого женщина насмешливо прищурилась и невозмутимо повела плечами:
– Доселе бедный кустик был сражен астрами и никак не мог прорваться через них, но, как видите, фиалки тоже не так просты. Они сумели отвоевать себе пространство.
– Неужели? – Брови Ховарда сошлись на переносице и на секунду перевоплотились в толстую мохнатую гусеницу.
– Ну, раз вы не верите глазам своим, что я могу поделать? – Агата безмятежно улыбнулась и грациозно отбросила волосы за спину. – А теперь простите, мне нужно вернуться к делам.
Женщина потянулась к Хонору, и мальчик без раздумий вцепился ручонкой в ее руку. Агата ощущала, как взгляд старика прожигал ей спину, и вздохнула свободнее лишь когда скрылась с сыном за дверью.
– Хонор, эта фиалка у ограды – та, что выросла прямо у тебя на глазах? – Агата опустилась на колени перед мальчиком и положила руку ему на плечо.
– Угу.
– Ты видел, как твой волос упал на землю, а через мгновение там вырос кустик? – С каждым словом голос Агаты становился все тише, и, чтобы расслышать ее, Хонору пришлось приблизить к ней лицо.
– Да, дерево. – Хонор причмокнул губами и задумался. – Цве... цветок.
– Святая Земля. – У Агаты закружилась голова, и она прислонилась спиной к стене. – Боже милосердный, Боже...
Сердце готово было выскочить из груди. Агата прикрыла глаза. Сквозь бумкающие отзвуки сердца ей чудились крики, доносящиеся снаружи: «Стихийник! В доме Роуландов стихийник! Пошлите за Святой Инквизицией!»...
Один месяц сменялся другим. В тот год Хонор так и не посетил цирюльника, проживающего в конце улицы, а волосы, что мальчик оставлял после себя на расческе, Агата тщательно заворачивала в тряпку и прятала.
Прошел еще год. В возрасте шести лет отпрыск семейства Роуландов не был зачислен ни в одну школу Эстера, хотя за ним уже было закреплено пара престижных мест. Вместо этого родители Хонора наняли ему персональных учителей и установили специальную домашнюю программу обучения – благо, денежных средств у них на это хватало.
Не имея возможности посещать школу и общаться со сверстниками, Хонор не прилагал никаких усилий, чтобы завести себе друзей. Большую часть времени мальчик проводил в доме за книгами, так как Агата и Руперт до смерти боялись, что когда-нибудь какой-нибудь случайно зашедший в их город солдат Святой Инквизиции мог что-либо заподозрить при виде мальчика. Однако Хонор и не стремился на улицу. Родители даже в малом возрасте не опасались оставлять его одного дома, пока уходили по делам, ведь мальчик никогда не был склонен к шалостям, – идеальное чувство самосохранения будто впиталось в него с молоком матери. Хонор обожал науки и был равнодушен к спорту. Пока его сверстники с бешеной энергичностью гонялись за дикими табунами лошадей по полям к юго-западу от Эстера, занимались греблей в портовой части города и погружением в морские глубины в местах затонувших кораблей, Хонор занимался погружением в глубины книжного бытия. Книги – вот его настоящие друзья, а не эти визжащие, бесполезные дети, скачущие по улице, словно стадо горных козлов.
Старик Ховард был непомерно бодр в последние годы, и каждый раз при встрече как-то странно посматривал на Хонора, будто ожидая, что мальчик возьмет да и встанет вдруг на голову и будет дрыгать ножками в воздухе или изрыгать пламя из глотки. От его взгляда у мальчика всегда неприятно сосало под ложечкой.
Однако жизнь шла своим чередом: Агата выигрывала дела с завидной регулярностью и вскоре вышла из тройки лучших, став самой лучшей; Руперт остался в Совете правителя Королевства, но так и не был повышен до Старшего Советника, – впрочем, никто этот пост так и не занял; Хонор усердно учился и довольно быстро перегнал в учебе своих сверстников – преподаватели, уповая на высокую плату, с величайшей прилежностью занимались обучением смышленого мальчугана, хотя и сам Хонор не чурался самообучения и впитывал знания сверх программы.
И в один из таких обычных солнечных дней его четырнадцатого года жизни в дверь дома Роуландов постучал солдат Святой Инквизиции.
Утро того памятного дня начиналось упоительно спокойно. Хонор, позволив себе отдых между изучениями нового учебного материала, сидел на крыльце и любовался астрами. Их сад буквально тонул в астрах.
– Перерыв?
Хонор оглянулся и улыбнулся матери. Агата подарила сыну ответную улыбку и приземлилась на крыльцо рядом с ним.
– Красиво. – Она глубоко вздохнула. – Читал о мире, что называется «Земля»?
Хонор кивнул.
– С одного из языков того мира, с греческого, астра переводится как «звезда». – Агата повернулась к сыну и легонько провела пальцами по его щеке. – Этот цветок – твой талисман. Он как ты. Ты – моя звезда, сынок.
– Ну, мам, – смущенно протянул Хонор, но не отодвинулся от прикосновения матери.
– Древняя легенда гласит, что астра выросла из пылинки звезды, что упала с небес. Этот цветок символизирует любовь. Я желаю тебе, сынок, чтобы однажды ты подарил важному для тебя человеку желтую астру, говорящую «Ты – солнце жизни моей» или розовую астру, означающую нежную и трепетную любовь.
– Мам, ты меня смущаешь. – Хонор шутливо прикрылся книгой, и Агата пихнула его в бок.
– В любом случае астра защитит тебя.
– Да, мам, лучше скажи, каким образом она меня сможет защитить, – фыркнул Хонор. – А то мне пока рано шуры-муры крутить.
– Шуры-муры, – хихикнула Агата и с этой улыбкой на лице превратилась в совершеннейшую девочку, какой была в шестнадцать лет.
Хонор нарочито серьезно покачал головой.
– Знаешь, в древние времена люди верили, что если листья астры бросить в костер, то образовавшийся при этом дым будет способен изгнать змей.
– Змей? – удивился парень. – Думаешь, я увижу где-нибудь змею? В лес я не хожу, так где еще мне может встретиться змея?
– Кто знает. – Агата пожала плечами и, проведя рукой по длинным мягким волосам сына, встала и скрылась в доме.
Хонор поглядел на качающиеся цветы.
– Эй, астра, ты спасешь меня от змеи?
Цветы, конечно, помалкивали, и Хонор, хмыкнув, погрузился в чтение.
Через восемь часов после этого разговора раздался стук в дверь. Руперт был на работе, а Агата только-только вернулась. Хонор чертил схемы на бумаге и на стук не отреагировал, так как родители приучили его не подходить первым к входной двери без крайней необходимости.
– Иду! – крикнула Агата и на ходу шикнула на Хонора, который с любопытством выглядывал в коридор. Голова парня тут же скрылась в гостиной.
Удостоверившись, что из прихожей Хонора не видно, а сам сын сидит тихо, как мышка, Агата распахнула дверь. В созерцании гостя прошла целая секунда. Наверное, эта секунда вытянула из женщины целый десяток лет жизни. На их крыльце стоял высокий человек с неприметной, незапоминающейся внешностью, но не это было главным. На мужчине была багровая ряса – одеяние солдат Святой Инквизиции.
– Добрый день, госпожа, – чопорно поприветствовал ее мужчина.
Агатой овладела паника. «Он пришел за ее сыном? За ее ХОНОРОМ?!». Женщине захотелось истерично взвыть, а потом повалить солдата на землю и бить, топтать, пинать ногами, пока он не затихнет.
«Нет, – осадила себя Агата. – Может быть, все совсем не так. Может, это случайность».
– Госпожа? – Мужчина переступил с ноги на ногу и из-за ее долгого молчания насторожился.
«Скажи же что-нибудь!» – прикрикнула на себя Агата.
– Добрый день. – Женщина растянула губы в улыбке, вмиг представив, что она участвует в прениях сторон на судебном процессе, а перед ней – обычный противник, королевский обвинитель. Учащенное сердцебиение тут же прекратилось, и Агата расслабилась.
– Сожалею, что пришлось потревожить вас, но мне дано поручение. – Солдат покопался в складках рясы и вытянул откуда-то из глубин лист с небольшим по объему текстом.
– «Обыскать дом», – прочитала Агата, и ее глаза холодно сверкнули. – Это кем же дано такое поручение?
– Как кем? – растерялся солдат. – Вот на листе стоит печать Святой Инквизиции, следовательно...
– Я вижу печать Святой Инквизиции. – Агата сделала шаг вперед, и солдат от неожиданности отпрянул. – Я спрашиваю, кто дал такое поручение? И я имею в виду, того, кто имеет полномочия на такое действие. – Женщина подняла руку, пресекая попытку солдата вновь обратить ее внимание на пресловутую печать. – Не тыкайте мне в лицо этой печатью. Я прекрасно вижу, что Святая Инквизиция здесь отметилась. Но, насколько мне известно, у Организации никогда не было столь высоких полномочий, а именно: обыскивать дома королевских служащих. Разве Святая Инквизиция вдруг стала выше самого правителя Королевства?
– Госпожа...
Но Агата не дала солдату возразить. Выхватив из кармана свою карточку-паутинку, она выставила ее перед собой, словно щит.
– Полюбуйтесь, – предложила она солдату. – Отметка принадлежности к Королевской адвокатской конторе. А мой муж служит в Совете правителя Королевства Девы. Мы королевские служащие, и на нас распространяется юрисдикция правителя Королевства Девы, а уж никак не Святой Инквизиции! Следовательно, пытаясь прикрыться ложной бумажкой, вы не только нарушаете наши права, но и наносите невероятное оскорбление верным служителям Королевства, а через нас – самому правителю Королевства Девы!
Губы солдата затряслись. Агата ловко вытолкала его на крыльцо, пока тот не опомнился, и махнула на прощание ручкой.
– Я прощаю вас в этот раз, – снисходительно кивнула она опешившему солдату. – Вам повезло, что здесь я, а не мой муж. Он бы рассвирепел не на шутку!
Агата громко хлопнула дверью и, прислонившись к ней, устало соскользнула на пол. Да, теми словами о том, что через нее и Руперта Святая Инквизиция наносит оскорбление самому правителю, она хватило лишку, но как еще было выставить солдата за дверь?
– Мама! – Хонор бросился к Агате. – Что случилось?
– Солдат Инквизиции, – прошептала она и, увидев, как побледнел Хонор, погладила его по щеке. – Не волнуйся, сынок. Я ни за что не отдам им тебя...
Полгода спустя Вечный Сапфир Королевства Девы навсегда погас для его правителя. Нет, правитель не умер. Теперь уже бывший правитель Королевства Девы стал новым членом Совета Старейшин. По словам членов Совета Старейшин, сияние Сапфира, погасшее при жизни правителя, – не беда для Королевства. Что ж, пожалуй, можно было сказать, что Королевство Девы отделалось легким испугом – ведь даже без правителя у него был шанс протянуть до появления нового.
А вот семья Роуландов так просто не отделалась. Совет, существовавший при правителе и членом которого был отец Хонора, распустили, и Руперт, оставшийся без работы, впал в отчаяние. В один из ненастных вечеров он напился и слетел с городского моста. Слава Богу, смерть не захватила его своими костлявыми лапами, но последствия оказались намного хуже: Руперт повредил позвоночник и утратил способность ходить.
В городской больнице, куда поместили отца Хонора, Агата провела много бессонных ночей. Все глаза она выплакала дома, в общественных же местах держалась особняком, не позволяя окружающим видеть свое отчаяние. Однажды, сидя рядом с мамой в больнице и глядя на отца, тихонько посапывающего во сне, Хонор спросил:
– Вечный Сапфир погас. Почему? Вечный Сапфир выбирает правильных людей для правления, а это значит, что наш правитель утратил свою «правильность»?
Агата устало потерла глаза и повернулась к сыну.
– Говорят, нужно равняться на своего правителя, – продолжал Хонор. – Но если вера в него потеряна, как жить? На кого равняться? Жители Королевства Девы что, потеряли смысл жизни?
– Смысл жизни не в том, чтобы равняться на правителей или тех, кто стоит во главе. – Агата накрыла своей рукой руку сына. Рука Хонора оказалась намного больше маминой. – Они лишь стимул, некое напоминание для нас, что следует жить по совести. Ведь Первосоздатели даровали нам Вечные Сапфиры, чтобы избежать раскрытия злой стороны человеческой натуры. Они обеспечили возможность для правителей быть идеальными, но все мы знаем, что идеальных людей не существует. Это образ, к которому тянется общество, тем самым улучшая себя изнутри. Для нас этот образ – наши правители. Но стоит ли отказываться от саморазвития при потере этого самого образа? – Агата погладила Хонора по голове. – Да, правитель потерян, но к идеальности можно стремиться и без него. Просто следуй зову сердцу и поступай правильно, то есть таким образом, что, если бы также поступил каждый человек в каждом Королевстве, то Утопия стала бы идеальной в самом прямом смысле этого слова.
– То есть я поступаю, как нужно, потому что это мое действие является, по сути, идеальным действием в этой ситуации? – спросил Хонор.
– Ты полагаешь, что оно является идеальным, – поправила его Агата. – И поступаешь правильно, по крайней мере, искренне желаешь поступить правильно. И твоя искренность приблизит тебя к идеальности, а пока ты будешь проходить этот путь, ты улучшишься внутренне.
– А вдруг я не смогу? – Хонор сжал руку Агаты. – Вдруг я растеряюсь и не смогу поступить идеально?
– Тебе и не нужно поступать идеально. – Женщина улыбнулась и легонько стукнула сына пальцем по лбу. – Слушай сердце, – Агата ткнула пальцем в грудь Хонора, – и поступай по совести, – снова дотронулась до его лба. – Но здесь... – Агата зарылась пальцами в волосы Хонора. – Здесь разум. Запомни: я не говорю тебе поступать разумно, говорю – поступай по совести. Разум и совесть не одно и то же.
Хонор наморщил лоб.
– Я не понимаю, мама.
– Со временем поймешь. – Агата обратила лицо к спящему мужу и погрустнела. – Когда-нибудь общество поставит тебя в такую ситуацию, и ты увидишь разницу, мой малыш. Непременно увидишь...
Еще один год пролетел незаметно. Без правителя на троне Королевство Девы воспринималось не столь претенциозно, а потому северо-западные границы, прилегающие к нейтральным, никому не принадлежащим землям, стали осаждать группировки нейтральных разбойников. Столица Королевства Девы находилась на востоке на берегу Внутреннего моря, а потому ее жители не почувствовали на себе невзгод, сопровождающих разбойные нападения. Но между тем у народа Королевства Девы имелись проблемы похуже, чем нашествия с нейтральных земель. Погода внезапно обратилась против них, и установилась такая засуха, что с богатым урожаем можно было сразу распрощаться.
