Текст книги "Там, где холод и ветер (СИ)"

Автор книги: Ирина Северная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 34 страниц)

Малышка Джун зачарованно оглядывалась вокруг, все так же крепко держась за трость старика.

– Волшебные пледметы… – тихо проговорила она. – Хейз, это волшебный магазин?

– Да, милая. Точно, волшебный. – Я заперла дверь и подошла к своим спутникам. – А твой папа ни разу тебя сюда не привозил?

– Не пливозил, – покачала головой девочка. – Можно тут посмотлеть? Я остоложно и тлогать ничего не буду.

– Конечно, смотри, сколько хочешь, – сказала я, радуясь, что слышу картавый говорок малышки, действующий лучше любого успокоительного. – Джек, давайте, я провожу вас, и вы присядете.

– А вы мне расскажете, что это за место и почему мы сюда приехали, – отозвался Джек, тяжело шагая рядом со мной.

– Расскажу. И мы можем выпить здесь чаю.

– А вы захватили кексы?

– Да. Подумала, что сможем устроить здесь небольшой перекус.

– Значит, самое время пить чаю и слушать истории, – кивнул Уолш.

…Упоминание об историях плавно отнесло меня в прошлое – давно минувшее и совсем недавнее. Мои мысли походили на сновидения, когда одна картинка сменяет другую, один образ трансформируется в другой, стирая грани между реальностью и фантазией. Я вспомнила свой первый визит в магазинчик, знакомство с Эвлинн, и события, последовавшие за этим.

В сумке под коробкой с кексами лежала тетрадь мамы Кейрана, и в написанном там прослеживалась связь с медальоном, висящем на моей груди. Узор на амулете, придуманный когда-то неизвестной мне девушкой, привел меня к решению купить старый дом Уолшей. И теперь я была почти уверена, что в этот дом попала не случайно, неосознанно следуя по цепи обстоятельств и знаков. Тоже совсем не случайных.

…В подсобке я усадила Джека на диван, подложив ему под спину маленькую подушку. Пока я занималась приготовлением чая, а Уолш осматривался, за штору бесшумно и незаметно прошмыгнула Джун и уселась рядом со стариком.

Джек, я и малышка Джун – три человека, совсем недавно узнавших о существовании друг друга и никак не связанных между собой. Но сейчас, здесь, в этом маленьком магазинчике мы были словно прошлое, настоящее и будущее, одно из которых зависело от другого.

Глава 38

Глава 38

На маленьком столе – рабочем месте Эвлинн – тонкий слой пыли и календарь, стилизованный под почти забытую, полную мистических загадок древность. Сложные переплетения символов и орнаментов, с некоторых пор ставших не просто декоративной, а непосредственной частью моей жизни, уже не казались диковинными, и я рассматривала их хоть и без прежнего любопытства и удивления, но с не угасшим интересом.

Среди замысловатых узоров и знаков на календаре читались и вполне понятные слова и цифры, помимо реального года, месяца и числа, указывающие на то, что сейчас мы живем в период Самивизионос – Времени света*.

Время Света. Хорошее словосочетание. Оно успокаивало, вселяло надежду, и я готова бесконечно качаться на волнах умиротворения, если бы не ощущала постоянную навязчивую тревогу. Что-то трепетало во мне ускоренным ритмом слабого биения пульса, будто прося обратить внимание – «время света» властвует не везде. Существует другой мир – Думанниос, Темнейшая глубина** – невидимая глазу параллельная реальность, фрагменты которой могут проникать повсюду, коверкая и даже уничтожая нашу действительность. Сбывающиеся наяву ночные кошмары, страхи, которые воплощаются потому, что мы позволяем им обрести над нами власть.

Как много всего произошло с момента моего возвращения в родной город. Не просто случайностей, а событий, каким-то непостижимым образом связанных друг с другом. И можно твердить бесконечно, что ничего особенного нет, и всему найдется разумное объяснение, но если ответы и находились, то понятней не становилось. А попытки оставаться в рамках привычного, приводили лишь к тому, что где-то будто образовывался разлом, из которого лезли новые непонятности, не терпящие игнорирования.

Справляясь с внезапной дрожью, я схватила со столика календарь и принялась рассеянно перелистывать страницы.

– Так расскажи же, Хейз, что это за место. – Негромкий голос Джека разогнал туманных химер и вернул меня в действительность.

Джун, наевшаяся кексов с чаем, вопреки тому, чего так опасался Брайан, – «Не давай ей сладкого, иначе потом ни за что не угомонишь!» – теперь безмятежно спала, свернувшись уютным калачиком. Я устроила девочку на диванчике, подложив ей под голову маленькую подушку и прикрыв ножки легким пледом.

– Сейчас не только расскажу, – отозвалась я негромко, – но и буду просить вашего совета.

Поделилась задумкой стать совладелицей магазинчика, а потом и не заметила, как рассказала деду Кейрана о себе почти все, не озвучивая лишь то, о чем знали немногие. Начала со своего возвращения в город, унеслась в прошлое, и вкратце поведала о том, почему пришлось вернуться из Столицы. Джек, видевший рядом с Джун, внимательно слушал, время от времени поглядывал на малышку и поправлял плед.

В тишине подсобки я со стороны слышала собственный голос, будто читающий сочинение о моей жизни. Без стеснения, но слегка недоумевая, почему вообще рассказываю все малознакомому старику, пусть он даже и приходится дедом любимому мной человеку.

– Хорошо, когда есть, куда возвращаться, – изрек Уолш, выслушав.

– Если не воспринимать свое возвращение, как поражение, – вырвалось у меня.

– И теперь так воспринимаешь? – Голубые глаза Джека сверкнули из-под низких седых бровей.

– Нет. Теперь думаю, что просто живу дальше. И это не второй шанс, данный судьбой, это и есть судьба, единая и неразделимая.

– Да ты фаталистка, – хмыкнул Джек. Уголок его губ вздернулся насмешливо, но глаза смотрели серьезно. – Веришь в то, что все предначертано заранее и ничего изменить нельзя?

Я рассеянно пожала плечами. Фаталисткой себя никогда не считала, верила в свободу выбора и в то, что нет абсолютной предопределенности, но есть порядок, при котором все каким-то образом происходит в свое время и в своем месте.

– В любом случае мы действуем по какому-то плану, – отозвалась я. – Хочется верить, что план наш собственный, но иногда упорно кажется, что директива ниспослана откуда-то свыше. – Немного растерялась и пробубнила: – Особенно, когда судьба вдруг становится незапланированно щедра и откуда-то валится то, о чем и не мечтаешь. Вот, например…

Старик Уолш слушал мой псевдофилософский бред внимательней, чем следовало, и я запнулась, засомневавшись, надо ли вообще говорить ему то, что собиралась сказать.

Мой собеседник оставался невозмутим, не выражая нетерпения или удивления ни взглядом, ни мимикой. Если не скажу больше ни слова, он ничего и не спросит, и от этого мое желание договорить стало невыносимым. Какое-то двенадцатое чувство подсказало, что Уолш должен был услышать это от меня именно сейчас.

– Например, о встрече с Кейраном не могу думать иначе, как о чуде. О подарке судьбы. – У меня вырвался смешок, смущенный и удивленный одновременно.

– Мой внук – тот еще подарок, – взгляд Джека заметно потеплел, но старик тут же спрятал глаза за опущенными веками, делая вид, что пытается снять какую-то невидимую ниточку со своих брюк. – Мужчины в нашей семье все такие. Упрямые, замкнутые, немногословные. Смотришь и не знаешь, что варится в голове, а делиться мыслями, переживаниями мы не привыкли, да и не умеем, – проговорил Уолш, продолжая водить ладонью по штанине.

Неожиданно бодро взглянул на меня и спросил:

– Не напугал?

– Чем? Упрямством и немногословностью? Вот уж нет, – улыбнулась я. Рука снова потянулась к календарю на столе, а палец сам стал обводить узоры, расположенные по периметру страницы, напоминавшей потемневший от времени пергамент. – Мне нравятся немногословные мужчины.

– А упрямые?

– Кейран не упрямый, – убежденно возразила я, – он упертый.

– А есть разница? – прищурился Джек.

– Есть, конечно. Упрямство часто бывает просто твердолобостью, а упертость – это умение добиваться поставленной цели и не сдаваться на пути ее достижения.

Слова прозвучали несколько велеречиво, зато отражали суть, и Джек услышал именно то, что я хотела сказать.

– Что ж, соглашусь. – Старик потер руки, привычным жестом разминая суставы искривленных недугом пальцев. – Ну, а что касается этой… – он обвел взглядом крошечное помещение подсобки, – …лавочки. Она, конечно, не самый надежный способ вложения средств, но, рискнуть и постараться извлечь из всего этого что-то дельное, можно. Но, кажется, мой совет тебе не нужен. Ты уже все решила.

– Почти все, – согласилась я. – Есть то, что я еще не продумала, и есть нюансы, которые пока плохо представляю, но готова изучить.

– Тогда дерзай, – кивнул Джек, и эти два слова стали лучшим советом, который я могла получить.

Еще в первый мой визит магазинчик Эвлинн и она сама произвели неоднозначное впечатление, предъявив претензию на некую загадочность. В уютной и тихой подсобке пахло пылью и временем, будто затаившимся среди наполнявших помещение предметов.

Мы никогда не были здесь вместе с Кейраном, это место меньше всего могло напоминать мне о нем, но сейчас, мельком бросив взгляд на старшего Уолша, я увидела лицо его внука. Очевидное родовое сходство или что-то еще вызвало в моем воображении образ любимого мужчины. Поначалу обозначившись прозрачными контурами, облик становился все отчетливей – прямые темные брови, глаза цвета хмурого моря, абрис четких скул и контур чувственных губ. Я забыла, где и с кем нахожусь, перенесясь в те невидимые глубины Мироздания, где дарованные друг другу люди соприкасаются обнаженными душами и открытыми сердцами. Я ощущала знакомый запах, слышала дыхание, тембр голоса, живым звуком отдававшийся во всем теле. Желание оказаться рядом, протянуть руку и прикоснуться, убеждаясь, что Кей не мираж, становилось невыносимым…

Никогда не думала, что чувства могут быть настолько сильны, а потребность в другом человеке так велика, что в разлуке станешь, как тот пресловутый стакан – наполовину пустой.

Кей еще не звонил мне. Он уехал, предельно сосредоточенный на деле, в котором ему предстояло разбираться со всей его неподражаемой упертостью. Я не ждала, что Кейран станет названивать ежечасно, и хрипловатым шепотом говорить слова, от которых кровь в моих венах становилась горячее, бежала быстрее, и я физически ощущала прикосновение его рук и губ. Я лишь хотела, чтобы у меня была возможность напомнить ему о том, как люблю и верю в него.

Неверие в абсолютную предопределенность страшило возможностью упустить момент, когда нужно свернуть в правильную сторону. В результате целой цепи или всего одного такого поворота мы и встретились с Кейраном, чтобы быть вместе и принадлежать друг другу по обоюдному желанию.

И теперь я начала бояться за то, чем обладала.

Во всех сказках, мифах и легендах всех народов земли любовь всегда служила предметом зависти неких высших сил. Странно и дико, не правда ли? Ведь если верить во всемогущих Дарующих, то выходило, что они сами и не могли смириться с тем, что их дары приняты.

Потребность немедленно отключить режим перманентного беспокойства едва не сорвала меня со стула. Стеллажи, на полках которых за полотняными шторами хранились картонные коробки, попав в поле моего зрения, тут же напомнили о коробках, обнаруженных на чердаке дома.

Мне не терпелось поговорить с Джеком о прожигавшем дыры в моей сумке и голове дневнике его дочери, но я не знала, как подойти к этой теме, с чего начать разговор. Что знал и думал Джек о том, как его дочь обращалась с малышом-Кейраном?

Джун сейчас четыре, меньше, чем было Кейрану, когда его матери не стало, и он запомнил ее как «ту-которая-бросает-и-запирает-меня-одного». А что он помнил еще?

Я смотрела на безмятежно спящую девочку, а воображение рисовало другое – ночь, крохотная каморка, на стенах пляшут тени, а в детской кроватке, свернувшись калачиком, лежит испуганный ребенок. Маленький мальчик смотрит в темноту широко раскрытыми глазами или наоборот, зажмуривается изо всех сил, не понимая, почему его оставили одного.

Пока мой взгляд, как и мысли, метался с одного на другое, дед Кейрана наблюдал за мной. Выражение лица старика не выдавало никаких чувств. Насколько я успела заметить, старший Уолш почти все время выглядел спокойным и невозмутимым. Он немногословен, но поговорить не отказывался и подхватывал любую предложенную тему разговора.

– Хейз, тот медальон, который показывала мне, ты получила здесь? Хозяйка этого магазинчика подарила его тебе? – вдруг спросил Джек.

– Да, – я инстинктивно приложила руку к амулету. – Эвлинн сказала, что он сделан ее дядей.

– Мастера звали Финн ОКинни. – Уолш качнулся, задумчиво устремив взгляд в одну точку. – Верный возлюбленный моей супруги. Он боготворил Полин, и своим упрямым беззаветным чувством начисто отбивал у меня всю охоту ревновать и даже возмущаться.

– Вы говорили, что…

– Что и сам был влюблен в другую? – Усмешка печальной тенью мелькнула и погасла на губах старика. – Это так, но и жену, как ни странно, я любил. Как говорится, по-своему.

Уолш потянулся и мягко взял из моих рук календарь, прищурился, разглядывая его и будто припоминая что-то.

– Мы жили с ней совсем неплохо, с моей Лин. И тогда, и теперь я понимал, что нас вместе держала необходимость, которая сильнее любви, сильнее любых страстей.

– Я прочитала дневник, и у меня есть вопросы, – выпалила я.

– Задавай, – кивнул Джек.

Я открыла и тут же захлопнула рот.

Что я хотела узнать? Историю семьи человека, который проник в мои мысли, сны, под кожу и в кровь, стал моим дыханием и целебной влагой, единственной способной утолить невыносимую жажду? Или была во всем этом еще и некая острая необходимость, неподдающаяся внятному определению?

Сознание, словно поделенное пополам, заставило ощутить себя зрителем сразу двух театральных действ. Одно являло собой четкое отображение реальности, второе скрывало истину за вязким туманом загадочности, и из попыток что-то разглядеть за ним рождались самые невероятные образы и предположения, следуя за которыми, можно было зайти слишком далеко, так ничего и не поняв.

Я уже никак не могла избавиться от того, что меня вновь и вновь подхватывало и уносило за грань обыденности. Туда, где простые узоры свивались в сложные линии судеб и уводили в непостижимые дали…

Патриция сказала бы – ты сходишь с ума, Хейз! Я не отрицала, но и не спешила соглашаться, потому что такой вариант снимал с меня любую ответственность за развитие сюжета неизвестного «представления». А мне временами упорно казалось, что и от меня зависело, во что превратится спектакль – в кошмарное представление театра Гран-Гиньоль*** или станет житейской пьесой, написанной с соблюдением всех законов жанра и не выходящей за рамки обыденности.

Джек говорил мне, что детские вещи с чердака нельзя выносить из дома. Объяснений странному условию не дал, но я почему-то склонялась к тому, чтобы просто принять это и послушаться.

В ушах все еще звучал густой негромкий голос Джека, с готовностью произнесшего слово «задавай», и я, собрав в стайку более или менее трезвые мысли и вооружившись намерением прояснить сразу несколько интересующих меня моментов, сказала:

– Приглашаю вас в гости, Джек, прямо сейчас. Если это для вас не слишком затруднительно, – добавила поспешно.

– С удовольствием принимаю предложение. – Джек сопроводил ответ по-королевски величественным наклоном белоснежной головы. – Но не станет ли это затруднительно для вас с Джун? Не осточертело ли вам общество старика, от которого не так просто отделаться?

Нет. Совсем не осточертело.

Я разведена, мама и папа далеко, а в родном городе не осталось никого из родственников, всех разбросало по стране и за ее пределы. С недавних пор в моей жизни появился Кейран и еще несколько людей, которых я вполне могла считать своей семьей: Брайан и его маленькая дочка, а еще Уна и этот сидящий передо мной пожилой мужчина, являвшийся единственным родным человеком тому, кого я любила больше жизни.

«Я хотел попросить тебя разрешить Джеку провести с нами день. Забрать его из пансиона. К нам. Чтобы он увидел наш старый дом другим. Почувствовал, что прошлое ушло и у меня все хорошо. Ему это необходимо, Хейз».

Слова Кейрана прозвучали в моих ушах, словно он сам повторил их прямо сейчас. И я хорошо помнила, что пообещала выполнить пожелание Кея в ближайшее время.

– И я наплашивалась в гости к Хейз, – раздался хрипловатый со сна голосок Джун. Она потянулась, несильно лягнув ногами сидевшего рядом Джека, зевнула. – Ну, поехали?

Мы с Уолшем переглянулись, не сдержав улыбок. Маленькая девочка снова чудесным образом ликвидировала напряжение и мгновенно расставила все по местам.

– Вот и я напрашиваюсь, – согласился Джек. – Так что, если не нарушу своей бесцеремонностью никаких планов, то с удовольствием проведу еще некоторое время в вашем с Джун обществе.

***

День прошел.

Джун крепко спала, я прилегла рядом, пытаясь заснуть и хотя бы на время отключиться от мыслей, призраками бродивших в голове.

Я и мысли. Мысли и я. А еще ночь за окном, и рука под влажной от слез щекой. Слезы текли сами, я не звала их. Лежала, закрыв глаза, слушала дыхание маленькой девочки и находила в этом звуке всю самую искреннюю безмятежность мира. Но что-то постоянно опрокидывало наполнявшуюся спокойствием чашу в моей душе.

Брайан позвонил, когда мы с Джун уже отвезли Джека в пансион и вернулись домой, усталые, переполненные каждая своими впечатлениями. Бесцветный, совершенно убитый голос друга добавил тяжести грузу, лежащему на плечах после разговора с дедом Кейрана. И я, поговорив с Брайаном, подтвердившим, что заберет дочь завтра, эгоистично порадовалась, что этой ночью не буду одна в пустом доме. Со мной останется Джун, маленький представитель Времени Света.

…Несколькими часами ранее, тяжело опираясь на трость, медленно и осторожно шагал Джек по дорожке от калитки к двери дома. Останавливался, осматривался, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, явно пораженный увиденным чудом, в которое волшебные руки Уны превратили участок. На застывшем лице Уолша жили только глаза, полные воспоминаний, удивления, чего-то затаенного, болезненного и бесценного одновременно.

Я открыла тяжелую дубовую дверь, придержала, пропуская бывшего хозяина в дом, сама шагнула следом. Знаю, что можно чувствовать, оказавшись там, где давно не был, потому я не суетилась, молчала.

Джек остановился, обеими руками опираясь на трость. Бегло осмотрелся, заметил стоящие на полу кроссовки Кейрана, его куртку на вешалке. И словно помолодел – лицо разгладилось, губы тронула улыбка, искренняя и теплая.

«Чтобы он увидел дом другим. Почувствовал, что прошлое ушло и у меня все хорошо. Ему это необходимо, Хейз».

Джек должен был побывать в старом доме и увидеть своими глазами, что в его стенах течет жизнь, и частью этой новой жизни является его внук. Успешный, нужный, любимый.

В тот момент я была уверена, что все сделала правильно, позвав Джека сюда, и не могла знать, что несколько часов спустя мое мнение изменится.

«…– Вещи маленького Кейрана. А это «волшебный платок», Хейз. – Джек осторожно извлек из коробки детский чепчик, сшитый вручную неровными стежками. – Слышала о таком обычае? Невесте на свадьбу дарили платок, который она собственноручно должна была перешить в детский чепчик, который становился оберегом.

Старик помолчал, крутя в руке вещицу.

– У моей дочери не было свадьбы. Платок она купила себе сама в магазине сувениров. Верила в его волшебную силу. И со временем, далеко не сразу, заставила поверить нас, – заключил Джек.

– Почему вы не забрали все эти предметы с чердака? Вы что-то говорили, но я не понимаю, Джек. Дом ведь продавался столько лет.

– Так хотела Полин. Она настаивала на том, чтобы эти вещи не покидали стен дома. Никогда.

– Но ведь дом продавался, – упрямо повторила я.

– Очень и очень долго. И все это время вещи оставались здесь.

Долгий вздох, красноречивей любых слов говоривший о том, как непросто давался Джеку разговор.

– Сложно говорить убедительно на тему, в которую сам не веришь, Хейз. Но в данном случае… В данном случае все так, как дОлжно быть, – пространно заметил старик.

Я быстро приготовила ужин, и мы сидели за столом в кухне. Уолш с аппетитом съел телячью отбивную с картофельным пюре и салатом. Джун, глядевшая на старика с широко распахнутыми глазами, тоже смолотила все, что я положила ей на тарелку. Не понимая темы нашей беседы, она завороженно прислушивалась к негромкому басовитому звучанию голоса Джека, время от времени замирая с ложкой у рта.

– Записи в дневнике. Почему она… Ваша дочь. Как ее звали, Джек?

– Мэриэнн. Мэри.

– Почему Мэри делала все эти записи?

– Я мало знаю. Еще меньше понимаю, во что-то просто не верю. – повторил Джек, упрямо мотнув головой. – Полин знала больше, я же и слушать не хотел ничего. Называл «блажью и глупостями», да и сейчас ничего не изменилось. Знаю наверняка только, что какая-то одержимость сгубила мою дочь, едва не угробила внука и заставила нашу семью подчиниться странным обстоятельствам.

Джек, не вставая со стула, собрал со стола тарелки и передал их мне, стоящей у раковины.

– Все началось с ворон, – сказал старик, и я застыла, не веря своим ушам.

– Они появлялись везде. Мэри утверждала, что они преследуют ее, – продолжил Джек, не замечая моего удивления. – Она начала бояться за Кейрана. Вбила себе в голову, что ребенку грозит опасность. Не просто реальная, а неотвратимая, как проклятие. Предопределенность.

Джек поморщился, почесал лоб, бросил на меня взгляд, полный сомнений, прежде чем спросить:

– Знаешь, что такое гейс?

– Я понимаю значение этого термина, – пробормотала я, все еще слыша его фразу «Все началось с ворон».

– Мэри верила, что на Кейрана наложен гейс. Если бы у нее родилась девочка, то он бы не сработал, просто не вступив в силу. На мальчика же возлагалась вся тягота древнего табу.

– С чего она вообще все это взяла? – спросила я.

– Не знаю, – развел руками Джек. – Мэриэнн родила ребенка без мужа в очень раннем возрасте, а потом с чего-то решила, что мальчика у нее заберут.

– Но кто заберет?!

Джек вдруг изобразил гримасу, которую я никак не ожидала увидеть на его благородном лице. Будто съел лимон целиком и закусил еще одним, более кислым.

– Судьба заберет. Злой рок. Недобрые силы. Она в это верила и делала все, чтобы предотвратить, – ворчливой скороговоркой выдал Джек.

– Что за гейс, Джек?

– Фраза в дневнике, неоднократно повторяющаяся. Ты должна была обратить внимание, если прочитала все записи.

– «Рожденный в истинном союзе душ и тел да избежит проклятия удел», – процитировала я без запинки.

– Да. Повторяю, я не знаю точно, откуда это взялось. Кейран рожден не в истинном союзе. Он – дитя поспешной связи и незрелого чувства двух подростков. Мэри считала, что гейс Кейрана – появиться на свет, как желанное дитя двух родителей. В противном случае само его рождение нарушает этот гейс. И все это она узнала или придумала, – раздраженно проворчал он, – уже после его рождения.

– И она так боялась потерять сына, что стала прятать и запирать малыша… – Только проговорив слова, я ужаснулась их смыслу. Страх явно превратился в паранойю, раз молодая мама дошла до подобного.

– Что-то вроде того, – кивнул Джек. – Мы с Лиз долго ничего не знали и не подозревали. Слишком долго. А Мэриэнн тем временем искала способы… избежать непонятно чего. Куда-то ездила, изучала ворохи сомнительного чтива, разыскивала каких-то людей. Вела записи. И пыталась прятать Кея.

Уолш нахмурился так сильно, что глаза скрылись за густыми бровями. Джун, по-прежнему не понимавшая о чем идет речь, ошеломленно уставилась на старика, приоткрыв рот и не моргая. Мои попытки отправить девочку поиграть в гостиной, предложение порисовать или посмотреть мультфильмы оказались тщетными. Джун, как приклеенная осталась сидеть вместе с нами на кухне.

– Почти все записи – отсылки к мифологии. Может Мэри слишком увлеклась этой тематикой? – рассуждала я. – Юная девушка, прочитала легенду о любви Диармайда и Грайне, и на нее она произвела слишком сильное впечатление. Когда-то меня тоже заворожила история Тристана и Изольды. Сейчас фанфики пишут и все такое, а ваша дочь начала вести дневник…

– Мэриэнн жила вдвоем с сынишкой, никому ничего не рассказывала, и мы очень долго ничего особого не замечали. Однажды она попыталась объяснить что-то матери, рассказала про ворон, про то, что они, якобы, проникают в дом, следуют за ней и Кейраном по пятам повсюду. Полин перепугалась до смерти, запаниковала и заговорила о том, чтобы забрать Кейрана к нам, а дочь показать специалисту.

Джек посмотрел мне в глаза и мягко сказал:

– Пойми правильно, Хейз. Я никого не пытаюсь оправдать, но появление на свет Кея стало для нас большим сюрпризом. Единственная дочь принесла в подоле, как говорится, – Джек понизил голос и покосился на Джун. – Мы долго свыкались, и не скоро поняли, что стоит обратить внимание на что-то еще.

– Понимаю.

– Потом все развивалось стремительно. Это ее состояние. Паранойя. И более чем страшный итог.

Джек вдруг словно переключился, и уже совершенно другим тоном спросил:

– Тебе известно, что стены в маленькой комнате второго этажа обиты листами железа?

– Что? Нет, не знала. Но почему? – я едва не выронила из рук чашку.

– К тому моменту, как мы что-то узнали и забили тревогу, Мэри зашла в своих «изысканиях» слишком далеко. Итогом стало то, что она организовала для Кейрана «убежище» – закуток на втором этаже. Обила стены железными листами, чтобы… Кея не забрали злые фейри. Они, как известно, с железом не в ладах.

– Стены покрашены, что там под краской непонятно… – пробормотала я рассеянно. – Как можно было не замечать состояния дочери? Почему вы не вмешались? Не забрали Кейрана? – Я невольно повысила голос, но осеклась. – Простите, Джек. Но это все так…

– Если бы ты промолчала, я бы засомневался в том, что составил о тебе верное впечатление, – отозвался старик.

– Я вас впечатлила?

– Ты впечатлила Кейрана. И меня, да. Причем настолько, что я даже согласен выполнить его просьбу постричься.

– И что это значит? С этой вашей стрижкой?

– Внук тебе скажет сам, когда вернется».

Мы говорили еще о дневнике. О рисунке на стенах, который, как я правильно и поняла, придумала именно Мэриэнн, и она же нанесла его на стены в комнатушке на втором этаже.

Джек смог пояснить только, что листья дуба, как и изделия из него, считаются самой надежной защитой от зла, а вереск несет утешение, а еще означает любовное наслаждение и зачатие. Ну, а изгибы и переплетение линий символизируют безопасный путь, в котором заложен защитный алгоритм.

Многого Джек не знал или не счел нужным озвучить. Кратко упомянул, что после смерти дочери, именно его жена приняла решение переехать жить в этот дом, и словно подхватила эстафету «безумия» Мэриэнн. Увлеклась эзотерикой, читала и перечитывала найденный дневник Мэри, попросила своего поклонника «мастера-на-все-руки» изготовить амулеты с тем же орнаментном, и им же разрисовала все стены в доме. Кейран больше не сидел взаперти в крошечной комнатушке, но Полин ничего в ней не стала менять, следила за внуком, как орлица, не отпуская мальчика почти никуда, кроме школы. А, умирая, твердила одну фразу «Берегись боевой вороны».

Вороны. Джек сказал: «Все началось с ворон». Эти птицы и мне прохода не давали, возникая повсюду. Черные перья оказались даже в коридоре моей бывшей городской квартиры…

Где-то на краешке затуманенного усталостью и избытком информации сознания промелькнуло воспоминание, что Боевой вороной называли богиню Бадб. Бадб еще считали ведьмой, схожей с баньши, предвестницей всяческих бед, появлявшейся в облике вороны. И эта многоликая богиня также являлась одной из ипостасей Морриган.

Морриган. Меня передернуло от созвучия с именем Морин. Красноволосой красотки с нечеловечески пронзительным взглядом янтарных глаз. Она – моя персональная богиня войны, заманившая к себе Кейрана, который так и не позвонил мне сегодня и на мой звонок не ответил.

Все окончательно смешалось в голове, и я уже не могла отследить течение своих рассуждений, устала, хотела спать. Я изо всех сил пытаясь согреться изнутри слабым огоньком надежды, что новый день принесет мне то, чего я желаю.

– “Где ты, Кей? Все ли у тебя в порядке? Почему не звонишь? Пришли хотя бы сообщение…”

Я перевернулась на другой бок, и слезы потекли снова, увлажняя щеку, подложенную под нее руку, подушку, делая всю меня слабой, размякшей. Жаль, что горечь слез не может разъедать мысли, чтобы они мгновенно лопались и исчезали без следа, как мыльные пузыри.

Все, что я услышала сегодня, открыло какую-то прежде запертую дверь. И я обязательно узнаю, куда именно она вела, но сначала хочу услышать голос Кея и узнать, что у него все в порядке. У нас все в порядке.

***

Джек Уолш лежал в своей кровати в комнате пансиона и думал о том, что дожил до того дня, которого ждал столько лет.

Внук встретил ту самую, единственную.

Их давний постоянно повторяющийся спор, что Джек должен постричь свои длинные волосы, продолжался несколько лет, и, наконец, превратился в уговор. Старший Уолш сказал, что подстрижется, когда внук встретит женщину, на которой надумает жениться. Кейран согласился, хоть и был жутко недоволен, проворчав, что это «случится очень нескоро, а может и никогда, а ты, дед, за это время превратишься в Рапунцель».

Вернувшись в пансион, Джек попросил одну из сестер-сиделок зайти к нему и прихватить ножницы.

– Режьте это «украшение» прямо так, дорогая, – сказал он, держа в пятерне свои длинные белоснежные волосы, схваченные на затылке в хвост. Женщина, удивившись поначалу, выполнила просьбу, мастерски подровняв и подправив новую прическу. Джек пятерней зачесал назад со лба ставшие короткими пряди, и они, рассыпавшись по бокам по-прежнему красивого лица, придали облику мужчины благородно-непринужденный вид.

Джек устал, но, несмотря на это и мучительную боль в суставах, которую не смогли заглушить даже лекарства, чувствовал себя так, будто сбросил с плеч непомерный груз. Не сомневался – Хейз та самая.

Уолш заснул и во сне увидел себя уверенно шагающего на крепко стоящих ногах по дорожке их старого дома. Смотрел на голубые, белые и бледно-лиловые пышные шапки цветущей гортензии, ощущал аромат жимолости. Шел, твердо зная, что дом жив и по-прежнему хранит сокровенные тайны, бережет неугасающие надежды.

Еще несколько шагов и он доберется до самого безопасного места во всех мирах, закроет дверь, и за ней навсегда исчезнет все то, что не сбылось. Потому что начнется что-то новое, о чем он не смел даже мечтать уже очень много лет. Дверь дома открыта, ждет, предлагая войти и обрести, наконец, покой.