Текст книги "Там, где холод и ветер (СИ)"

Автор книги: Ирина Северная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)

Он пришел следом за мной и молча, встал у стены. Внимательно наблюдал, как я орудую утюгом.

– Послушай, Кей, – сказала я, нарушая молчание, – я тебе уже говорила, что на чердаке стоят две коробки. Заклеенные скотчем. Не хочешь посмотреть, что там?

– Коробки? Не представляю, что могло здесь оставаться, – пожал он плечами. – Посмотри сама, если тебя не затруднит. Потом расскажешь, что обнаружила.

– Не затруднит. Но как-то это неудобно.

– Неудобно – что? Посмотреть? – брови Кейрана приподнялись над тонкой черной оправой очков.

– Неудобно рыться в чужих вещах.

– Тогда не ройся, просто взгляни что там, раз ты такая щепетильная, – и снова лукавые искорки метнулись в его глазах. – Кстати, какие у тебя планы на начало июня?

Вопрос неожиданный, но я могу ответить на него по пунктам.

Первое: попробовать проталкивать свой безумный проект – стать партнером в бизнесе Эвлинн. Второе: налаживать свой быт. Третье: если ничего и вышеуказанного не будет двигаться, срочно устроюсь на работу. Уже все равно, на какую.

– Особо никаких, – ответила я. – А что?

– Скажу чуть позже. А пока, если есть возможность, ничего не планируй важного на это время. Ладно? – Кейран заглянул мне в лицо.

– Хорошо, постараюсь, – я подала ему идеально выглаженную рубашку.

– Опять слышу настороженность в твоем голосе, – он аккуратно взял рубашку, также аккуратно положил ее на гладильную доску и притянул меня к себе. – Хейз, если тебя что-то тревожит, лучше скажи. Я все выслушаю, на все вопросы отвечу. А сейчас просто хочу взять тебя и куда-нибудь увезти. Где будем только ты и я. Ты против такой идеи?

Он обнимал меня нежно и гладил по голове. Я расслабилась в его теплых руках.

– Нет, совсем не против, – ответила, тихонько вздохнув. – Идея заманчивая. Но как же твоя работа?

– Еще неделя интенсивного труда и я сделаю перерыв. Честно говоря, этот проект стал меня немного напрягать, – прозвучало неожиданно холодно и мрачно.

– И еще одно, сладкая моя, – заговорил он тем самым голосом, от которого мгновенно подгибались коленки. – Давай сходим сегодня куда-нибудь поужинать? Посидим в пабе. Ты пиво пьешь?

– Люблю пиво.

– Договорились. После работы я у тебя.

Он поцеловал меня в висок, отстранился, решив, видимо, ограничиться этой сдержанной лаской. Приблизился и снова поцеловал – в щеку, в губы. Еще и еще раз…

– Опоздаешь, – выдохнула я, с трудом отстраняясь.

– Не опоздаю, а просто никуда сейчас не пойду, – севшим голосом проговорил Кейран, выпуская меня из объятий.

Отвернулся, быстро надевая и аккуратно заправляя рубашку. Провел руками по волосам, зачесывая их со лба. Торопливо натянул пиджак и, схватив свою сумку, крепко поцеловал меня и выскочил за дверь.

Я наблюдала, как он шагает по дорожке, исчезает за калиткой, ни разу больше не взглянув в мою сторону.

Кейран выглядел здесь… чужим.

Этот дом с соломенной крышей, дорожки, цветочки, ставни и прочее – это не для него. Он словно забрел сюда случайно откуда-то из совсем другого мира.

______

* Ирландская поговорка

**Кромлех – доисторическое мегалитическое сооружение: несколько продолговатых камней, вкопанных в землю вертикально и перекрытых плоской каменной плитой. Во многих местностях Ирландии подобные сооружения называют «ложем» Диармайда и Грайне.

*** Диармайда и Грайне – герои ирландского эпоса. Красавица Грайне, дочь короля Ирландии, выбрала себе в мужья юного Диармайда и бежала с ним, спасаясь от брака с престарелым Финном (вождем фениев – ирландской военной дружины, к которой принадлежал и Диармайд). Согласно преданию, во время бегства от Финна и его воинов влюбленные провели одну из ночей под защитой кромлеха.

**** Beidh Gaoth mo anail… Fuar thiocfaidh chun bheith te do chorp… Te dom… (ирл.) – Ветер станет моим дыханьем. Холод станет теплом твоего тела. Согрей меня…

Глава 27

Глава 27

Силуэт удаляющегося Кейрана долго стоял перед глазами, отпечатавшись на сетчатке, словно я посмотрела на солнце незащищенными глазами.

Кейран уходил, не обернувшись, и осталось чувство необъяснимой тревоги. Но вовсе не от того, что я могла подумать, будто он больше не придет. Просто возникла связь, что протянулась от него ко мне, как нерв, как струна, транслируя его внутреннее состояние. Сейчас по тому, как почти болезненно натянулась эта «струна» я понимала, что ему не хочется уходить.

Не знаю, ощущал ли Кейран подобное, но я точно почувствовала в нем какое-то неясное смятение. Почувствовала, как свое собственное.

Что-то довлело над ним – проблемы, возможно усталость – и он тщательно запрятывал это глубоко в себя, по многолетней привычке утрамбовывая ненужные эмоции гнетом заученной внешней выдержки.

Пока не очень понимая этого мужчину, не зная, как может проявляться его характер, сейчас я чувствовала его, как себя саму. Может быть, так только казалось от того, что именно с ним я переживала самые сильные и противоречивые эмоции. Такие, как он сам – одновременно скрытный и искренний, непредсказуемый и сдержанный, страстный и нежный. Он мог быть хмурым и вдруг начинал буквально светиться изнутри неподдельной радостью.

Он мог шептать невероятные слова, полные предельно откровенной, обнаженной страсти или молчал, казавшись абсолютно невозмутимым.

Я думала об этом мужчине и понимала, что начинаю нуждаться в нем, как в воздухе. Хотелось просто усесться на крыльце, и, уставившись невидящим взглядом в пространство и отключившись от всего, терпеливо ожидать его возвращения. Но это было не то стремление, в котором я хотела бы признаться Кейрану. Вряд ли ему нужна женщина-лунатик, повернутая на нем и отрешенная от всего прочего.

Во мне что-то окончательно разомкнуло, срывая замочки условностей и привычные шоры.

…Я быстро доделала обещанный Брайану баланс и поискала в Интернете информацию о том, как можно недорого обустроить свой дом. Просматривая страницы, наткнулась на заметку об американке Ди Уильямс, которая после перенесенного в молодом возрасте тяжелого сердечного приступа, продала квартиру в городе и построила себе симпатичный домик площадью восемь квадратных метров. И живет в нем уже десять лет, радуясь каждому дню. При этом имея все необходимое, но ничего лишнего.

Если задуматься, то значительная часть моей прошлой жизни и есть «сердечный приступ», только я об этом даже не догадывалась, когда продавала свою квартиру и переезжала сюда.

Много ли надо, чтобы чувствовать себя счастливо и независимо? Кому-то вполне хватает восьми квадратных метров тишины и покоя, возведенных своими руками.

Мне не было нужды что-то строить с нуля, и вселенские пути извернулись таким образом, что вместе с новым жилищем я уже получила нечто бесценное. Человека, который вошел в мою жизнь, где его совсем не ждали. Не верили в то, что такие, как он вообще существуют. А если и существуют, то… не для меня.

Казалось, я пребывала сейчас сразу в двух измерениях: в одном была прежней собой и верила во все то, во что привыкла верить. Во втором – знала и чувствовала, что всё, включая меня, безвозвратно изменилось.

Под дружный хор очередных житейских и прочих откровений удалось определиться с планом ближайших дел. Я отослала Брайану смс-ку, извещая о сделанной работе. Он немедленно отозвался, пообещав сегодня заехать.

Все так перемешалось, что я забыла о том, какой сегодня день недели. Оказалось – воскресенье.

Совесть нерадивого работодателя запоздало напомнила о себе, подсказывая, что Уна трудилась у меня вторую неделю без выходных. Стремясь исправить промах, я спешно отыскала девушку на переднем дворе, где она рыхлила аккуратные борозды вдоль дорожки, ведущей от калитки к крыльцу.

– Доброе утро, – улыбнулась Уна, в ответ на мое приветствие.

– Ты работаешь без отдыха, каждый день, как пчелка. Это неправильно, – обратилась я к ней. – Не пора ли тебе устроить законный выходной?

Уна напряглась, улыбка сползла с разгоряченного работой лица.

– Но… мне не трудно, – торопливо проговорила она. – Я же здесь всего по нескольку часов. Даже меньше, чем полдня. И вы платите мне за неделю работы. И… и мне совсем не трудно… – повторила она, сникая в конце фразы.

– Да, но на любой рабочей неделе должны быть предусмотрены выходные, – попыталась аргументировать я, но уже без прежней уверенности.

Откровенное уныние на лице девушки вызвало у меня досаду. Не хотелось, чтобы она подумала, что ее ежедневное присутствие становится мне в тягость.

Уна, опустила голову, поковыряла ботинком землю.

– Я не настаиваю, – сказала я. – Просто так кажется правильным.

Юная садовница огляделась, словно придирчиво оценивая проделанную ею работу.

Я проследила за ее взглядом и только сейчас заметила, что чуть сбоку от кухонного окна, выходящего на передний двор, скоро зацветет аккуратно подрезанный, очищенный от сорняков и оплетавших все вокруг лиан, куст сирени. Налитые лиловые бутоны соцветий усыпали ветки с сочной яркой листвой и походили на миниатюрные гроздья винограда. Только представив, какое благоухание будет разливаться в воздухе, я вздохнула и на мгновение меня, как в океан, отнесло в состояние блаженного покоя.

– Понимаете, сейчас такое время, что нельзя упускать ни одного дня работы в саду, – негромко заговорила Уна, словно оправдываясь. – Ведь кое-что уже даже поздно делать. А завтра я привезу рассаду алиссума. Вы же просили… Вот сейчас готовлю для него почву… надо хорошо разрыхлить, и еще удобрить. Алиссум высаживают как раз в конце мая.

– Уна, я ведь не настаиваю.

Она вскинула взгляд и поток слов, торопливо льющихся из уст юной садовницы, тут же прервался.

– Все на твое усмотрение. Честно говоря, мне очень по душе, когда ты рядом и мирно копаешься на участке. Кажется, что все как будто на своих местах. Я привыкла к твоей компании, и она мне очень нравится. И ты на самом деле просто чародейка.

Я снова осмотрелась, замечая изменения, которых не было еще вчера.

– У тебя волшебные руки, – сказала я, качая головой. – Ты часом не из маленького народца? Сотворить такое чуть больше, чем за неделю, по силам только фейри, воплощениям самой природы.

Уна расслабилась, заулыбалась, покрывшись румянцем удовольствия. Реакция ее была бесхитростна и искренна, как у ребенка.

В самом деле, зачем пристаю к ней? Возможно, для нее проводить несколько часов в день, работая на моем участке, куда приятней, чем сидеть дома под бдительным оком маменьки, с которой, кстати, мы договорились сегодня созвониться.

Напомнив Уне про наш ланч, я побежала звонить миссис Барри.

Мама Уны была страшно довольна проявленному мной энтузиазму. Голос ее так и сочился снисходительным одобрением. Мы все еще раз обговорили, и в итоге к следующей субботе мне следовало испечь шесть больших пирогов с тремя видами начинок для мероприятия в Пансионате для пожилых людей.

Осознание того, что мои более чем скромные таланты могут где-то пригодиться, казалось сейчас особенно приятным. И чувство не пропало, даже когда я сообразила, что следующая суббота приходилась как раз на начало июня.

…Брайан явился притихший и задумчивый, с непривычно потухшим взглядом и опущенными уголками губ. Усталость и переживания последних дней сказались на моем друге, превратив его в тень того Брайана, которого я знала много лет.

Он вошел, поздоровался, сдержанно клюнув меня в щеку, скинул в коридоре свои очередные крутые кроссовки, и отправился на кухню, бормоча по дороге:

– Про Эвлинн не спрашивай. Там все по-прежнему очень хреново. Очень…

Я выдавила из себя тихое «понимаю».

На кухне открыла ноутбук, предъявляя сделанный баланс. Взгляд Брайана немного оживился, потом снова померк.

– Настаиваешь на прежнем уговоре за работу? – устало вздохнув, поинтересовался он. – Мне лучше сразу наняться к тебе в пожизненное рабство.

– Не было никакого уговора за работу! – возмутилась я. – И не нужны мне от тебя такие жертвы. Это не плата, а всего лишь милое одолжение с твоей стороны и больше ничего.

Он измерил меня недовольным взглядом, скривил рот в невеселой улыбочке. Затем вытащил из кармана джинсов темно зеленый полотняный мешочек, стянутый шелковым шнуром с металлическими шариками на концах и, молча, отдал мне.

Я заглянула внутрь.

– Ну, так отдашь? – небрежно спросила я. Затянула веревочку снова и завязала ее аккуратным бантиком.

– Себе оставлю, – беззлобно огрызнулся Брайан. – Она где? В саду?

Я пожала плечами, сунула ему в руки мешочек и стала заниматься своими делами, не глядя на притихшего друга. Он вышел в прихожую и вернулся снова, обутый в кроссовки. Молча, прошел мимо меня и исчез за дверью, ведущей на задний двор.

Любопытство взяло верх над строгим воспитанием и приличными манерами. Вооружившись губкой, я стала делать вид, что усиленно оттираю раковину, а сама поглядывала в окно, где последующее действо развернулось передо мной, как на ладони.

Уна снова перебралась в сад. Полускрытая ветвями яблони, растущей у дальнего конца ограды, она что-то там делала, наклонившись к корням дерева. Брайан неторопливо направлялся к девушке. Уна, почувствовав его приближение, выпрямилась и повернулась.

Брайан остановился и что-то сказал, улыбнувшись своей неотразимой белозубой улыбкой. Она ответила, смущенно опуская ресницы. Брайан снова что-то произнес, в ответ девушка неопределенно качнула головой не то, соглашаясь, не то отрицая.

Оба выглядели неуклюжими, как деревянные куклы.

Наблюдая их неловкую пантомиму, я поморщилась, кляня себя и зарекаясь еще когда-нибудь соваться не в свое дело. Сваха из меня никудышная.

После очередной реплики Брайана Уна вскинула голову, удивленно глядя на него.

Выражение лица молодого человека стало мягко-ироничным. Он нетерпеливо, будто торопясь отделаться поскорее, взял руку девушки и вложил ей в ладонь зеленый мешочек. Она, как автомат, развязала веревочку и заглянула внутрь.

На лице Уны отразился целый каскад чувств. От смущения до милой и искренней радости. В следующее мгновение юная садовница уверенно шагнула вперед, обвила шею Брайана руками, и, не секунды не колеблясь, прильнула к его рту губами.

Брови молодого человека резко взлетели вверх. Руки инстинктивно дернулись, приподнялись и… сомкнулись на талии девушки. И мне показалось, что в какой-то момент, Брайан забылся и ответил на поцелуй, который вовсе не выглядел неловким чмоком. Все движения Уны были удивительно естественны и грациозны. Куда делась та краснеющая девочка, которая давилась смущением от одного только взгляда в ее сторону?

Я отпрянула в сторону, уходя с линии наблюдения и с усилием заставляя себя не пялиться на неожиданно сказочно красивую картинку, похожую на где-то виденную иллюстрацию или смутное воспоминание – слившаяся в объятии-поцелуе парочка на фоне ветвей яблони, усыпанных распустившимися бело-розовыми цветами.

Терпения хватило на пару секунд и я выглянула в окно снова: слегка обалдевший Брайан шагал к дому. Уна исчезла из поля зрения. Судя по покачивающимся веткам яблони, она снова вернулась к своему занятию – превращать хаос в гармонию. При этом явно умудрилась поселить хаос и смятение в привычном мироощущении моего друга.

Входя в кухонную дверь, Брайан сразу поинтересовался.

– Видела?

– Это было… довольно неожиданно, – честно призналась я. – Не увидела бы сама, в жизни бы не поверила.

– Чувствую себя совратителем малолетки, – изрек Брайан.

«Вот уж кто кого…» – подумала я, а вслух осторожно заметила:

– Не такая уж она и малолетка. Ей девятнадцать.

– По сравнению со мной она малолетка, – мрачно отрезал Брайан, садясь за стол.

– Десять лет разницы это немного, – отозвалась я, понимая, что пора заткнуться.

Брайан покосился на меня с подозрением, нахмурился. А я прямо видела, как слова накапливаются и толпятся в нетерпении, готовые слететь с его губ.

– Куда тебя понесло, Хейз? И чего это я, как безмозглый бобик пошел у тебя на поводу! Ты чего, в сводни заделаться решила? – осенило вдруг его. – С какого перепугу я вообще тебя послушал и полез с этой пряжкой! – все больше распалялся мой друг.

– Да успокойся ты! Что такого уж страшного произошло? Девочке понравилась грошовая безделушка, ты ей ее подарил. Без всяких задних мыслей. Уна просто умеет искренне радоваться мелочам, а ты здесь слюной брызжешь. Подумаешь, получил восторженный, невинный поцелуй благодарности от юной девы.

– Невинный?! Да она пыталась просунуть язык мне в рот.

– Пыталась? – я не выдержала и прыснула, глядя на сбитого с толку Брайана.

Он только одарил меня мрачным взглядом и нервно поскреб макушку.

Честно говоря, мне показалось, что «попытка» Уны удалась, но вслух я, конечно, ничего не сказала.

…За ланчем Брайан и Уна отважно сидели лицом к лицу. И никто не давился едой и не захлебывался чаем.

Наша юная знакомая совсем мало говорила, большую часть времени сидела, скромно прикрыв глаза длинными золотистыми ресницами, а клубнично-сиропный румянец привычно заливал её нежные щеки.

Брайан вполне убедительно изображал зрелую невозмутимость и уравновешенность. Но несколько коротких, равных взмаху ресниц взглядов в сторону Уны выдавали его внезапную заинтересованность. Или озадаченность.

После ланча Брайан сразу ушел, прихватив ноутбук с готовым черновиком баланса.

Уна помогла убрать со стола, поставила тарелки в раковину и остановилась рядом, поглядывая на меня.

– Наверное, вы… видели? – произнесла она тихо.

Я утвердительно кивнула.

– Осуждаете меня? – сквозь тихий вздох пробормотала Уна.

Она стояла, опустив плечи, и не решалась смотреть прямо. Снова с ней произошла метаморфоза. Порывистая, как ветерок и звенящая искренней радостью «фея цветов», что подарила Брайану поцелуй, исчезла без следа.

– С чего бы мне тебя осуждать? – отозвалась я. – И за что? И еще, Уна, давай уже перейдем на «ты».

Она смущенно засопела, потопталась на месте, вскинула опущенный взгляд.

– Понимаете… понимаешь, Хейз, – осторожно проговорила она. – Брайан считает меня ребенком. Вчера, когда мы были в магазине, он разговаривал со мной так… снисходительно. Шутил и все такое, словно я какой-то подросток-одуванчик. Но я-то вовсе не ребенок! А он мне очень… нравится и….

Она запнулась, принялась водить пальцем по краю раковины.

– Я знаю, про пряжку ты ему сказала. Ну, и ты видела, как я… Глупо, да? – заговорила она снова. – Я, наверное, выглядела полной дурой, когда кинулась на него. И что он только подумал обо мне…

– Пусть он и считал тебя ребенком, но это ведь не так, – твердо сказала я. – Ты действительно уже не ребенок. Думаю, Брайан это увидел.

Уна нахмурилась и какое-то время смотрела на меня с недоверием и словно ждала, что я продолжу говорить. Но что я могла еще сказать? Советы давать я не собиралась, да никто их и не спрашивал.

Очередной раз вспомнила отдалившуюся от нас подругу Патрицию, которая своим вмешательством невольно изменила мою жизнь. Но она проявляла активность, действуя в рамках моих планов, о которых знала. Я же пыталась вмешаться в совсем иные сферы, не будучи уверенной, что вмешиваться вообще стоит.

А Уна стояла рядом и чего-то ждала.

– Веди себя естественно, как ни в чем ни бывало. Будь сама собой, – и это был единственное, что я могла добавить.

Ну, да, было похоже, что я методом тыка попыталась провести некий эксперимент и не была уверена, насколько он удался. Теперь готова была самоустраниться и отойти от темы.

«Мавр сделал свое дело, мавр может уходить».

Кейран сказал, что я заботливая. Но ведь забота не должна проявляться только в том, чтобы вкусно накормить или погладить рубашку. Мне вот ужасно хотелось позаботиться о том, чтобы Брайан, наконец, почувствовал себя нужным и любимым.

Невозможно не попасть под действие поразительного обаяния этого молодого и красивого мужчины. Странно было даже предположить, что он одинок и станет смущаться неожиданных знаков внимания, проявленных в его адрес. Где-то, проходя по своему жизненному пути, он явно свернул не туда. Не редкость, конечно, такое происходит с большинством из нас. Но именно таким, как Брайан нельзя оставаться одинокими из-за их нерастраченной потребности искренне любить и быть любимыми. И если я могу этому как-то посодействовать, то непременно сделаю это.

Но все же постараюсь ограничить свое участие лишь нежными дружескими тычками в упрямую вихрастую макушку и малюсенькими, ни к чему не обязывающими «хлебными крошками». Вроде простой деревянной пряжки из волшебного магазинчика Эвлинн.

***

Осознание себя, как части чьей-то жизни, чьих-то эмоций и переживаний, и новое понимание многих моментов бытия – всё это мягко сыпалось откуда-то, совсем как нежные лепестки яблоневого цвета.

Эдемский сад, полный возможностей и искушений, только зацветал. В нем еще не созрели запретные Плоды познания и ничто не напоминало, что Свет не может существовать без Тени. А Тень уже наползала из невиданных, невозможных, неосознаваемых далей. Древняя сила, закосневшая в своем упрямом стремлении, вечная и нерушимая, как само мироздание, рвалась установить равновесие, нарушенное когда-то.

Среди миллиардов живущих, чувствующих, строго соблюдающих и легко нарушающих законы людей эта сила выбрала только двоих. И, затаившись, наблюдала и развлекалась, в легкую просчитывая, как и когда вмешаться.

***

Вечер стал волшебным завершением удивительного дня. Дня, в котором случилось много того, что в другое время прошло бы почти незаметным. Но сейчас всё виделось и ощущалось острее и тоньше, чем когда-либо, и любые мелочи становились значительными.

Я тонула в океанической глубине глаз Кейрана, сидя напротив него в небольшом пабе в центре нашего города. Я наблюдала, как его губы оставляют влажный след на запотевшем пивном бокале, и мне хотелось коснуться этих губ, слизнуть с них капельки влаги. Ощутить на их гладкости горьковатый привкус хмеля и сладость самого поцелуя…

Голова закружилась от мыслей и ощущений, ставших почти реальными.

– Куда ты смотришь? – раздался негромкий голос Кейрана.

– На тебя, – не задумываясь, ответила я.

– На меня? Ты смотришь на мой рот.

– Да.

– Давай уйдем.

Я с трудом оторвала взгляд от его губ и посмотрела в глаза.

– Почему? – удивилась я.

– Потому что.

Он потянулся, положил руку мне на затылок и привлек к себе прямо через столик. Поцеловал, глубоким и долгим поцелуем. Точно таким, какой я себе и представляла минуту назад – влажным, терпким, с легким привкусом хмеля.

– Вот почему, – сказал Кейран, не отпуская меня. – Если не перестанешь так смотреть, я утащу тебя в темный уголок.

Крепкие пальцы, прохладные от соприкосновения с ледяным пивным бокалом, шевельнулись на моем затылке, сжали чуть крепче, лаская и предупреждая одновременно.

– Давай… давай уйдем… – выдохнула я.

Кейран не сразу отпустил меня, вглядываясь в глаза, скользя взглядом по лицу. Потом отстранился, выхватил деньги из кармана, положил на столик и придавил купюры бокалом. И через секунду уже тащил меня через забитый посетителями зальчик паба, крепко держа за руку.

Мы почти бежали куда-то по освещенным фонарями улицам города, не замечая ничего вокруг, пока не оказались у входа в парк Beach stone river.

Несколько недель назад, будто в другой жизни, мы встретились здесь в ночь Бельтайна. С тех пор случилось много, но ту встречу на скамейке под огромной ивой я помнила, будто она была вчера. Именно тогда что-то решилось.

Кейран на секунду притормозил, заглянул мне в лицо, обнял крепко, и снова повлек за собой по центральной аллее парка.

Дорожки ярко освещены рядами фонарей. Под ногами поскрипывал гравий, добавляя ритма к звукам наступающей ночи – хлопанью крыльев и крику вспорхнувшей где-то птицы, шелесту листвы, отдалявшемуся городскому шуму, тихому постукиванию ночных мотыльков, бьющихся о стеклянные плафоны.

В прозрачном, прохладном воздухе разносились ароматы, ставшие за день насыщенными и острыми. Еще не лето, но уже не совсем весна: межвременье, смешавшее в себе буйное цветение и первое увядание.

Прижимаясь к Кейрану, впитывая его тепло и близость и автоматически переставляя ноги, я не заметила, как мы дошли до того самого места, где росла раскидистая старая ива.

Кейран увлек меня под ажурный шатер гибких ветвей, спускавшихся почти до земли. Мы уселись на скамейку, тесно прильнув друг к другу. Из головы улетучились все мысли, ушли все тревоги, все посторонние ощущения. И я потерялась в этом межвременье, когда ощутила прикосновение губ Кейрана, тепло и силу его рук.

Мы целовались, пока не закружилась голова, пока не прервалось дыхание, и стук сердца не стал отдаваться в ушах набатом.

– Отыграюсь за ту ночь, – хрипло проговорил Кейран, отрываясь от моих губ, но не от меня, – когда хотел тебя целовать и не мог. Помнишь, как мы встретились здесь?

– Помню, конечно, – шепнула я.

– Скажи, что бы ты хотела прямо сейчас?

– Тебя.

– Правильный ответ.

Его губы снова накрыли мои. И опять в знак одобрения и согласия с моими желаниями Кейран дурманом поцелуев сильнее разжигал и поддерживал медленно текущий по венам огонь.

Одна его рука крепко прижимала меня, распластавшись между лопаток, вторая уверенно пробралась под полу моей кожаной курточки. Настойчивые пальцы справились с тремя пуговками блузки, нырнули под тонкое кружево бюстгальтера. Ладонь накрыла грудь, пальцы начали неспешную игру – гладили, кружили, сжимали, то мягче, то сильнее, снова гладили…

– Прямо здесь? Сейчас?! – задыхаясь, смогла проговорить я.

– Почему нет? – кажется, он забавлялся, глядя на мое замешательство.

– На лавочке в городском парке? Мечтаешь быть арестованным за оскорбление общественной нравственности?

Кейран лишь тихо рассмеялся, зарываясь лицом не в волосы. И не убирая все более требовательную руку, зашептал, рассказывая, что и как он собирается сделать со мной именно здесь и сейчас, чтобы общественная мораль не пострадала.

Я была уже на полпути в запределье, только слушая его тихие слова, чувствуя жар частого дыхания и прикосновение рук…

…На обратном пути мы разговаривали, и говорила в основном я. Сама не заметила, как рассказала Кейрану про то, что была замужем, развелась и вернулась в родной город, про родителей, неожиданно одобривших мой переезд в пригород, про Эвлинн, ее магазин и про свою безумную идею. Про Патрицию и ее вмешательство в мою жизнь.

– При случае скажу ей спасибо, – отозвался Кейран, внимательно слушая меня. – Если бы не твоя энергичная подруга, мы могли и не встретиться.

– Думаю о том же, – согласилась я.

О многом я не решалась говорить, но Кейран не сказал о себе вообще ничего.

Мы вышли из парка и поймали такси. Я не расслышала, что Кейран сказал водителю, и вскоре мы сворачивали в окраинный район, где вдоль набережной стояли новые малоэтажные дома, похожие один на другой. Здесь снимали недорогие квартиры студенты, предпочитали селиться молодые семьи, бизнесмены и творческие личности, начинающие строить свои карьеры.

– Зачем нам сюда? – спросила я, уже догадываясь, куда мы едем.

– Заедем ко мне, – Кейран повернулся, внимательно всматриваясь в мое лицо, и добавил, – если захочешь – останемся на ночь. Если нет, уедем к тебе.

Я только кивнула, уже зная, что остаться мне не захочется, но посмотреть где и как живет Кейран, было любопытно. Я помнила это здание когда-то бывшее складом. Его отремонтировали и перестроили под жилое лет пятнадцать назад. Чуть позже вокруг стали возводиться другие безликие четырехэтажные строения из красного кирпича, создавая новый обособленный, не вписывающийся в общий облик города, район.

Кейран жил в лофте – просторном, красиво отделанном.

Кирпичные стены, темные полированные полы, лестница, ведущая в приватную зону, с перилами в виде стальных канатов. Мебель – кожа, металл, стекло и натуральное дерево. Все выглядело по-мужски сдержанно, изысканно и дорого. Вместо потолка высоко над головой – крыша и переплетение металлических конструкций, воздуховодов и прочей индустриально-технологичной ерунды, на удивление удачно сочетавшейся с интерьером.

И лишь над открытой спальной зоной возведена инсталляция из деревянных балок, создающая видимость потолка. С первого уровня помещения была немного видна большая кровать, застеленная серым покрывалом.

Я сразу же вспомнила мой диван и то, насколько прекрасно лежать на нем, ощущая тесное соприкосновение наших с Кейраном тел.

В огромном пространстве лофта отсутствовал запах. Ничего специфического, как пахло бы в любом жилом помещении. Не было вообще ничего. Никаких нюансов. Словно здесь никто не жил.

Я прошлась, осмотрелась и остановилась возле одного из выходящих на набережную огромных окон, из которых видна ночная гавань, огни домов, ярко освещенный мост, пересекавший самую узкую часть залива и соединявший новую и старую части города. Очень красиво и в тоже время, когда смотришь на эту красоту отсюда, все кажется таким далеким, отчужденным.

Кейран подошел сзади, обнял, прижимаясь к моей спине.

– Поехали домой, – просто сказал он.

Не «к тебе», а «домой».

Я только кивнула.

***

Соприкасаясь, пусть даже мимолетно, с жизнями других людей, мы не задумываемся, каким сложным орнаментом становится путь нашего существования. Как символ Древа жизни, ветви которого свиты с корнями, мы также можем переплетаться, «прорастать» друг в друга, образуя нечто целое, неделимое.

Происходит это по-разному, порой совсем незаметно, и начинается с каких-то мелочей.

***

Через окно кухни, выходящее на передний двор, за невысоким забором из природного камня видна блестящая в утренних лучах солнца крыша черной Тойоты «camry». С легкой руки Кейрана эта машина временно стала моей.

…Когда мы покинули лофт, было уже за полночь. Взяв меня за руку, Кейран, направился не к дороге, где можно было поймать такси, а свернул за дом.

Я шагала, не задавая вопросов, пока мы не пришли на расположенную неподалеку охраняемую парковку. Подняв шлагбаум при помощи магнитной карточки, Кейран повел меня между рядов автомобилей и остановился возле черной «тойоты».

– Хейз, ты машину водить умеешь? – спросил он.

– Ну… Да.

– И права в порядке?

– В порядке, только не рулила давно.

– Это ничего, все вспомнишь и привыкнешь, – он открыл дверцу «тойоты» со стороны водителя и мягко, но настойчиво затолкал меня на сиденье. – Поехали, – распорядился Кейран, усаживаясь рядом.

– Не поняла… Как это поехали? Я?! Прямо… вот так?!

– А что смущает? – его спокойный голос не дал разгореться огню моего удивления и негодования. – Машина моя, мы ее не угоняем. Я езжу на другой, а эта стоит без движения. Продавать я ее не собираюсь, ездить на ней тоже. Хочу пристроить «тойоту» в хорошие руки. Пользуйся, формальности быстро уладим. Тебе, с твоими планами нужно быть мобильной, а мне головной болью меньше.

Я принялась решительно и горячо возражать и отнекиваться, прокрутив мысленно и высказав вслух вереницу аргументов против того, что мои руки настолько «хороши», чтобы доверять им столь ценный предмет, как отличный автомобиль. Но сила убеждения и непреклонность Кейрана оказались равны неприступности гор. И я сдалась, пообещав себе и ему быть очень осторожной с машиной.